Текст книги "Властелин бумажек и промокашек (СИ)"

Автор книги: Алексей Богородников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Да и ноги устают прилично, – прокомментировал Химик, – выражение кавалерийская походка в обиходе не зря, ляжки раздаются при постоянных упражнениях. Ну и что хорошего в растяжении тазобедренного сустава?

– Ничего, – согласился Историк, – но коняша просто прелесть. И он потрепал Флору за шею.

– Я только пройдусь по парку и сразу вернусь, Григорий Григорьевич, прошу Вас не волнуйтесь, – поставил он в известность Даниловича и коротким шагом направил кобылу в ворота.

***

Володька стоял у турника в южной части парка, разминаясь перед подходом. Подъезжавшего Николая, что заканчивал свой круг по парку, он видел и даже показал издалека тайный знак скрещенными пальцами, означавший на их тайном, ребяческом языке жестов, что-то вроде – круть.

– Володь, – произнес Николай подъехав, – ты где Жорика потерял?

– Он от цесаревны, Вашей матушки чуть позже тебя вернулся в игральную, пылая жаждой знания, – чуть насмешливо сказал Володя, – и пристал к моей матушке, требуя секрета как быстро выучиться. Что это на тебя нашло Ники: Данилович покусал ночью, а ты Жорика?

– Вежество и знания, увы, не заразны, – с горечью признался Николай, – мой метод – творческий сон. Молюсь Сергию Радонежскому, а ночью сон как задачку решить снится.

– Че, правда? – загорелся Володька.

– Ты осторожнее с православными, – запаниковал Химик, – они и через два века шуток не понимают: сначала человек – потом кинотеатр.

– Правда, Володька, только что бы правильно задачку святому доложить, надо в её условия сначала все-таки вникнуть, – объяснил Николай и сразу перевел скользкую тему, – матушка твоя решила уже куда ты идешь дальше учиться?

– Все мужчины военные в нашей семье, – пожал плечами Володька, – или в Первую Санкт-Петербургскую военную гимназию или во Вторую.

– Ты же понимаешь как там строго с дисциплиной, – спросил Николай, – на минуту опоздаешь, отправят домой. После прихода в корпус кадетов собирают в зале и смотрят чистые ли ногти, шея, уши. Могут заставить снять сапоги и посмотреть насколько грязные ноги. Про карцер не знаю, но за чрезвычайные проступки сорвут погоны.

Володька уныло кивнул. Да уж, какой контраст с Аничковым дворцом, где грязные ногти проверит лакей или личная служанка и сделает это вежливо, без оглашения результатов перед строем кадетов.

– А и впрямь, где наш кореш будет учиться точно? – полюбопытствовал Химик.

– Реально не знаю, – ответил Историк, – но могу включить мистера Холмса.

– В мире, где нет Холмса, есть примерно восемь кандидатов на Мориарти, – сострил Химик.

– Раунд! – признал Историк, – но, мне кажется, все очевидно. Володька, как безлошадный, будет учиться в ближайшем по расстоянии корпусу, если только они не оба расположены близко от дворца. До 1863 года далеко было до обоих кадетских корпусов. Второй корпус находится на реке Ждановка километрах в четырех от нас. Первый находился во дворце Меншикова примерно так же далёко, но потом на его место посадили Павловское военное училище. Это происходило в то время когда корпуса заменяли военными гимназиями. Первый корпус на тринадцать лет перевели на место военного училища в дом графа Воронцова у Обухова моста на реке Фонтанка, в нескольких кварталах от нас на север.

– Володька будет жить во дворце, пока АПешка доучивает Жоржика, но ходить учиться в корпус, а ведь это наша единственная пока боевая единица, – задумался Химик, – ее ценность упадет больше чем наполовину.

Будем ковать железо пока горячо решил Историк.

– Я ничего не обещаю, Володь, но когда приедет отец, я буду просить его разрешения привлечь к моему совместному обучению несколько самых умных и преданных гимназистов России из всех сословий. И, конечно, я рассчитываю на тебя тоже.

Володька еще не верил, но в его глазах расцветал огонёк надежды.

– Только не думай, Ники, что я боюсь, – сказал он, – просто без вас обучение будет... Он запнулся, подбирая слова, но Николай отлично его понял

– Так уныло, – подсказал Великий князь и согласно дернул уголками губ, – вот и договорились, Володь. На чё забьемся – я больше подтянусь?

– Да ни в жизнь, – осмелел Володька, – на твою чёрную клавишу от фортепиано.

Оный осколок благолепия от роскошного инструмента рук Карла Шрёдера Ники спер во время ремонта, проходя мимо приглашенного мастера, улучив момент, когда тот отвернулся. С тех пор прошел год, но Николаю до сих пор было стыдно за свой поступок.

– Жди, – согласно бросил Николай и тронул поводья, – я только Флору в Манежную отведу. Проиграешь – с тебя задание.

***

Эти примитивные масляные лампы, боже, какой же от них духан, – морщился Химик, когда Николай шел в свои комнаты на третьем этаже, – когда дворец электрофицируют? Чувствую себя Алладином.

– И это очень странно, – отвечал Историк, – тело у нас на двоих одно, а запахи мы идентифицируем по-разному. Для меня это приятное амбрэ из терпкого запаха смородины, благородного жасмина и свежей нотки мяты. Разумеется, я шучу, но касаемо духана: лучше надышаться конопляным маслом чем парами керосина, не находишь?

И Историк мысленно подмигнул Химику.

– Раскрыта тайна пофигизма Николая Второго! – анонсировал Химик, – он слишком много дышал в детстве парами конопляного масла.

– Жаль, что я не могу ничем в тебя кинуть, – притворно огорчился Историк, открывая свою комнату, – но ты должен был разобраться, что масло все-таки растительное, хотя и с добавками.

– А еще от них жара, – капризно сказал Химик, – так и хочется схватить лакея за руку и потребовать прекратить майнить биткойны на царские деньги.

– Эге, батенька, да вы уже надышались, – шутливо встревожился Историк, усаживаясь за стол перед окном, – а до электрофикации Аничкова дворца еще восемь с половиной лет. Причем сами работы будут длиться несколько лет.

– Ох, Ма-а-ать драконов, – грустно сказал Химик, – а ведь в России первой в Европе электрофицировали какой-то город, как мне давным-давно читали на лекции.

– Справедливости ради, укажем, что в городе, возникшим как царская резиденция, я про город Пушкин, построить электростанцию с водонапорной башней было легче остальных, как мне кажется, – отметил Историк, – в электрофикации я не специалист, но с основными вехами и личностями, в общем, ознакомлен. Будем составлять ГОЭЛРО сейчас или займемся матикой?

– А кто ГОЭЛРО составлял и сколько ему сейчас лет, ты знаешь? – наивно спросил Химик.

– Семь, – сказал Историк, – демонстративно переворачивая страницу сборника задач, – и это ответ на первую задачку. ГОЭЛРО писала целая комиссия: кого-то из них расстреляли, кого-то сослали, так что и следа не найти, кто-то тупо партийный работник, а не электротехник. Но за главную тройку инженеров-энергетиков, они практически наши ровесники, я знаю и попозже мы об этом поговорим.

– Кстати, – оживился Химик, – а мы расстреливать будем?

– Конечно, – поднял воображаемые брови Историк, – и начнем с химиков, если они не замолчат.

– Ты не понимаешь, – начал жаловаться Химик, – с номографией мне пока не развернуться, с концертами под фортепиано я не выступаю, сижу тупень-тупенем – где моя лаборатория, газохроматограф, лазерно-искровой спектрометр?

– Рабынь и вино еще в заявочке черкани, – хладнокровно посоветовал Историк, – по крайней мере, шансов на их получение у папеньки будет больше. Думаю, если ты прямо сейчас начнешь думать над промышленным синтезом, хотя бы, аспирина – пользы будет намного больше. Для начала сформулируй техзадание.

Химик обиженно замолчал и Историк смог не отвлекаясь, приняться за задачки.

***

Математика сиротливо развалилась на столе, а Историк подперев голову задумчиво смотрел в окно на Невский проспект.

Двадцать четвертое ноября 1877 года, День Великомученицы Екатерины по православному календарю, четверг. Главный проспект Российской империи гудит и живет вечерней жизнью. Мысли вяло текут: кто-то истово крестится, скинув шапку на купол дворца, кто-то летит лихой двойкой, вот гимназист в каком-то неуклюжем плаще, бесконечно широком, переходит дорогу, снега и мороза еще нет, но несет холодом с реки, вот дама в приталенном пышном платье, настолько длинном, что подметает подолом тротуар, головной убор ее с перьями раскачивается в такт походке, будочка на углу, перед конной скульптурой, расклеена афишами и извозчики, извозчики и конка, звенит колокольчиком, а впереди бледным пятном лампа. И мертвый свет газовых фонарей, серебрящий смешные вывески "Суконный магазин", "Богемский хрусталь графа Гарраха", "Аптека" и наконец, – экспансия московских купцов – вывеска чайного короля этого века "Василий Перлов с сыновьями", через 10 лет им пожалует именное дворянство Александр Третий, а их символом станет чайный куст. Меховой магазин, крымские вина Христофорова – наружная реклама не так повсеместна еще и агрессивна, но уже скоро начнет тянуться растяжками на тротуар, мешая прохожим в буквальном смысле этого слова.

Через пять лет на Невском проспекте будет телефонная станция, через год после нее загорятся электрические фонари, а электростанцию для них установят на барже у Аничкова дворца.

Время разбежится и пойдет столбить прыжками, а с него будут падать, с выпученными глазами, россыпью империи. И вроде поднимется Россия, подобрав портки, нагонит и запрыгает вровень со временем, даже перепрыгнет, но ненадолго, упав снова с сердечной недостаточностью, широким и простодушным лицом в грязь.

– Ну, эй, – возмутился Химик, – я слышу все твои мысли! Да как ты смеешь!

– Ага, – довольно сказал Историк, – шок еще никому не нравился. Тебе нужны сильные потрясения или сильная Россия?

– А что, – не удержался Химик, – намечается раздача мельдония?

– У нас не было времени на примерную детализацию плана с самого утра, – заговорил серьезно Историк, – но, пожалуй, уже можно начать.

Итак, номография и преподаватель математики из кадетского корпуса. Никакой надежды на него, конечно, нет. Даже если он разберется и поймет о чем идет речь – он пойдет куда?

– К своему начальству, – предположил Химик.

– И вот стоит Данилович и думает, чего это Николай учудил и идет куда?

– Дальше к начальству, – продолжил Химик.

– И вот стоит Александр Александрович, звёзд с неба в учении никогда не хватавший, и думает: ну сын, ну дает и идет...

– Да ладно, – сказал Химик, – это уже не смешно, к Александру Второму?

– Не, – отмел это предположение Историк, – все-таки Александр Александрович уже самостоятельный. Пойдет он к специалисту – Чебышёву наверное, ну кто лучше его разбирается в математике в Российской империи, на данный момент?

– Буняковский, – назвал после некоторого размышления Химик, и Историк уважительно хмыкнул.

– Буняковский в возрасте, он вице-президент Академии наук, да и будет им до самой смерти в знак заслуг, но исполняет больше почетные функции. Ему семьдесят три года, он стар и даже суперстар и хотя еще напишет не одну работу, но...

– Ок, – перебил его Химик, – ситуация предельна понятна, мы попадем к Чебышеву через некоторое время и тщательного медицинского осмотра.

– Да, ладно из Александра луддита делать, – отмахнулся Историк, – ну побеседует он с Ники по душам, но врачей вызывать к сыну точно не станет. Даже загордится немного.

В общем, цепочку эту надо отсечь, зачем время терять, – продолжил Историк, – у нас есть преподаватель словесности Тимофей Докучаев. Он старший брат Василия Докучаева, известного геолога, почвоведа, через несколько лет профессора минералогии Санкт-Петербургского университета, будущего"отца русских почв" и учителя Вернадского. Сейчас Василий Докучаев хранитель минералогической коллекции, читает лекции, на хорошем счету, ему протежирует (если так можно выразиться, поскольку он всем выдающимся ученым протежировал) сам ректор университета Андрей Бекетов.

Чебышёв читает лекции в том же университете. Ставлю свой перочинный ножик против дохлого воробья они знакомы и передать Пафнутию Чебышеву нашу рукопись по номографии Василию Докучаеву как "два вальса станцевать". Сделать это следует до середины апреля, потом что там начинается подготовка к Всемирной выставке в Париже, которая откроется в мае.

– А как поступит Чебышёв, прочитав нашу статью? – спросил Химик

– Либо напишет письмо Александру Александровичу, что у него сын умнее, чем он думает и просьбу об аудиенции, либо пробьет такую аудиенцию через брата генерала от артиллерии. В любом случае захочет встретиться, потому что десятилетних мальчиков, выступающих с графической теорией функциональных зависимостей в мире пока еще не было.

– Как всегда, немного пугает вот это "не было", – внутренне поежился Химик.

– О, да – "подбодрил" его Историк, – привезут двойника Николая на наше место, а на Ники оденут "железную маску" и запрут в подвале Шлиссельбургской крепости. И будешь ты до конца жизни вычислять баллистические траектории снарядов, а я – писать мемуары. Но в семнадцатом придут пацаны из Петросовета и освободят Николая. Хеппи-энд!

– Твои попытки вселить уверенность больше смахивают на издевательства, – кисло сказал Химик.

– Будь всегда позитивным как протон, – внушительно произнес Историк, – твой батяня – Наследник империи и любящий отец, а не клоун из фильма "Оно", охотящийся на школоту.

– Ха, – улыбнулся Химик на сравнение, – пьяный тамада на свадьбе будет пострашнее какого-то клоуна! Я просто еще не привык к тому что у меня есть такой папа.

В общем, – строго сказал Историк, – железная маска на Ники – это как убийство глухонемого, который распускал слухи. Версия чтоб поржать. Идем уже в игровую на вечерний паровоз.

***

– Это мы еще мирно сидим, – заверил Историк Химика, – отмахиваясь игрушечной сабелькой от атакующего, конечно понарошку, но с вполне свирепым видом Володьки с другой сабелькой.

Жоржик лежал на полу и изображал, по его словам, русские укрепления у болгарского села Чаиркина, стреляя из игрушечной пушчонки, то есть кидая разноцветные алебастровые шарики в наседавшего Володьку.

– Вот, батянька наш, – продолжил Историк, делая обманный финт, – по вспоминаниям графа Шереметева, набирал команду солдат и команду разбойников, и они сражались в Гатчинском дворце между собой на выбивание резиновыми мячиками. Я тебя уверяю, получить вот таким мячиком – не современным с воздушной камерой, а сплошным и тяжелым, было совсем невесело. Самому графу, который старался зарядить мячиком исподтишка, прячась за деревянной горкой Арсенального зала попало от сына министра двора и уделов Владимира Адлерберга, когда последний его умудрился поймать. Ногой в живот, причем попало. С разбега.

– Совсем как у нас в современности, – прокомментировал Химик, – бей, бухай, отдыхай.

– Довольно, Володь, – остановил потешный бой Николай, – победили православные басурман. Заведи паровозик Жоржику, я на датские камешки гляну еще раз.

– Что-то не припомню я у Николая никаких заначек с бриллиантами, – удивился Химик, – нет, понятно тут даже детская погремушка в драгоценных камнях, или седло на игрушечной лошадке золотом по бархату расписано, но что бы сами камешки?

– А не знаю откуда, ты и покажешь, – насмешливо сказал Историк и сжалившись добавил, – самые обычные камешки. Николай с Жоржиком, а потом и Михаилом собирали на берегу моря в Ливадии, Прибалтике или Дании, лакировали, а затем сортировали в альбом.

– И зачем тебе эта галька? – подозрительно спросил Химик, – камешки лежат в шкафчике, третье отделение снизу.

– Ты никогда не замечал, что в плавании кролем постоянно зигуют? – коварно осведомился Историк

– Эм, что? – сказал сбитый с толку Химик

– Вот, – восторжествовал Историк, – и никто не видит пока не сказать. Бери альбом. Отбираем похожие камни и просто красивые камни.

– Но для чего, – мученически простонал Химик, – ты говоришь головоломками!

– Мы будем убивать четырех зайцев, – пафосно провозгласил Историк, – и делать это с чувством, с толком, с расстановкой. По-научному. Заяц первый – последний император Бразилии. Дедуля в 1876 году выехал в большое мировое турне. Начал с Америки, где фоткался на Всемирной выставке в Филадельфии и сказал "оно говорит" первому телефону. В сентябре Педро Второй добрался до России. Побывал в Питере, Москве, Киеве. Скатался в Ливадию, на встречу с Александром Вторым

– И уплыл обратно, – не поддержал его энтузиазм Химик, – визит был неофициальный, Николай, вообще, был в Дании в это время. Зачем нам император дикарей?

– Что такое Бразилия? – ответил вопросом на вопрос Историк.

– Обезьяны, кофе, мулатки, самба, место где вырос футбол, – выдал Химик, – ну, с точки зрения химии – крупнейший производитель биоэтанола, так как своей нефти очень мало. То есть экологически чистого топлива. Бразилия – это такая зеркальная противоположность России вплоть до определения ее как места, где умер футбол.

– Что за гнусные стереотипы, – скривился Историк, – про футбол можно было и промолчать. Тыкнул бы сразу в OECD Index, что бы раздавить оппонента. У-ух как ты бесишь!

– Так за державу обидно, сам недавно про шок говорил, – невинно сказал Химик

– За сто пятьдесят лет население Бразилии выросло в девятнадцать раз, а по доходу и того больше, сейчас он опережает российский почти в два раза, – нехотя сказал Историк, – видимо, "маленькая победоносная война" с Парагваем кое-чему их научила. Но это же не они настолько крутые, сколько мы – бездари. Исторически для Бразилии могло бы сложиться и лучше. Вот может быть мы им и поможем? Нет ничего приятнее, смотреть как потом начнут ругаться два гегемона: один – северного материка, другой – южного.

– Как я понимаю, именно наши маленькие камешки, собранные на берегу Балтийского моря, сдвинут с места великие стратегические планы? – вернул дискуссию к началу Химик

– Можно и так сказать, – покладисто согласился Историк, – император Педро Второй образованный человек. В детстве прочел книгу отца геологии Джеймса Хаттона. С тех пор собирает различные минералогические коллекции. Душевное такое хобби. Мы ему и задарим свою коллекцию со своим письмом, в котором сдадим британского биопирата, через нашего посланника при встрече в дворце. Надеюсь за пару месяцев плавания португальский наш представитель выучит для вящего впечатления. По крайней мере, китайский и английской он сумел одолеть в своей жизни.

– Британский биопират!? Наш человек?!... – начал было вопрошать детали плана Химик, но тут на Николая сзади налетел натуральный танк, что пыхтя разогнал Володька, из игрушечной лошадки и Жоржика на ней верхом, повалил на пол и изобразил последние минуты перед стартом продаж восьмого айфона.

***

Первая ночь девятнадцатого века начиналась для коллег по вселению с вечерне-оздоровительных процедур. Николай чистил зубы и полоскал рот отваром из коры дуба. Первейшее средство для укрепления десен. Жить через некоторое время с проблемными зубами, как в реале и было у Николая, который дантистов боялся панически, Историк и Химик не хотели, потому Радцигу заранее был дан приказ о заготовке отвара на вечер. До этого важного профилактического мероприятия Николай, спустившись в подвал Аничкова дворца, по-быстрому ополоснулся горячей водой в баньке.

Подвал дворца был поделен на две неравные половины: первую занимали помещения Конвоя Наследника, комнаты прислуги, а во второй, меньшей части, как раз находилась баня Александра Александровича.

– Хорошо, что ее не опечатали, – подумал Химик, – а ведь могли как Кабинет. Мало ли чего батяня в бане мог делать: доклады принимать, бумаги читать. На войну уехал – все важные помещения специальная служба опечатывает.

Ему представился Александр Александрович развалившийся на лавке животом, державший, еле видный в клубах банного пара, отсыревший лист бумаги, с камердинером Котовым почтительно хлопающим душистым веником Наследника по спине. Как гулко кричит Наследник после некоторого изучения дела: "в Сибирь, скотину!" – и он хихикнул.

– А и зря смеешься, – сказал Историк, – дед наш на горшке чиновников принимал, бывало. Натурально. Сидел за занавесочкой с кальяном и справлял свои дела пока чиновник доклад делал.

– И все то мы в заботах, и все то мы в делах, – манерно выговорил Химик и сменил тон на деловой, – так что по дону Педро и мифическому посланнику, продолжим?

– Благородный дон уже стар, – вздохнул Историк, – у него, а значит и нас, немногим больше десяти лет до крушения монархии в Бразилии. Кабы я была царицей, молвила одна девица... В идеале, за двенадцать лет, с послезнанием о каучуковой лихорадке, все кризисы можно разрулить.

– Нам то что, – пожал мысленно плечами Химик, – Бразилия не сломается.

– Нет, но попадет под зависимость от английских кредитов и влияние США. – Ответил Историк, – вернее, под кредиты уже попала, но каучуковая лихорадка поможет их закрыть. То есть могла бы их закрыть.

– А что пошло не так? – поинтересовался Химик.

– Ну, знаешь как обычно идет не так, – ехидно сказал Историк, – сваливается на государство эпическая маржа между дешевой рабочей силой и дорогим сырьем на рынке. Появляются олигархи, дворцы в джунглях, порт для яхт в какой-нибудь канаве, трамвайные линии в девственных лесах, дорогие проститутки с непомерными амбициями, мудаки, прикуривающие гаванские сигары от крупных банкнот и устрицы в шампанском или чем там еще.

– Просрали полимеры, – понимающе кивнул Химик.

– Дважды при чем, – скорбно согласился Историк, – в годы Второй мировой спрос на каучук резко взлетел.

– Хех, – сказал Химик, – в нашей истории Второй мировой, надеюсь не будет.

– Да, даже олигархов не будет, – усмехнулся Историк, – только крупные меценаты. Ленинский тезис об укрупняющейся концентрации капитала при империализме мы разобьем эффективным антимонопольным законодательством. Но, впрочем, это дело отдаленного будущего. Сейчас решаем с посланником и Бразилией.

– Наконец-то, дошли до посланника, кто этот фантастический персонаж, – с интересом спросил Химик, – просто так взявший и поверивший в девятилетнего ребенка, посылающего его на край света?

– Совершенно верно, – подтвердил Историк, – на первый взгляд – это явный герой комиксов. Нам нужен честный и скромный, молодой человек, при этом с задатками авантюриста, не пьющий, контролирующий себя, держащий язык за зубами, из купцов, то есть с коммерческой жилкой. И даже при всем этом, найди мы такого человека – глава семья, а именно он решает всё в семье царской России, запросто скажет: "иди-ка ты, Вася представителем хлебного Товарищества для приисков, поработай, вместо безумных прожектов на краю света от сбрендившего малолетки-внука императора". Вытрет сопли тридцатипятилетний Вася, вздохнет и пойдет как миленький.

– Зная тебя я даже не стану отчаиваться, – сказал с иронией Химик, – как я понял тебе нужен сирота, владелец крупного бизнеса от отца, какой-нибудь сын старовера из Сибири, которые не пьют и даже не курят, сакральное почтение к власти присутствует и табуированная религиозность уже отчасти смягчена.

– Я становлюсь предсказуем, – фыркнул Историк, – тогда вот тебе моя страшная месть, я расскажу о нашем посланнике, но историю о том, как нечестным путём сделает свой первый миллион Николай – оставлю на завтра. Попробуй догадаться сам.

***

– Итак, – произнес Историк, – заяц номер два. Ты почти угадал – это сибирский купец Иван Васильевич Кулаев, переживший из-за форс-мажора несколько крушений. Занимавшийся хлебом, медью, золотом, железными дорогами, пивом, пушниной и пароходами. Гласный городской Думы Харбина. Владелец супермаркетов и строительный магнат, банкир и

– Хватит, зануда, – пожаловался Химик, – ты сводишь с ума меня своими лекциями.

– И меценат, – закончил Историк. – Потерял отца в семнадцать лет. Но не потерялся и принялся за продолжение бизнеса. Сейчас ему двадцать и он то ли уже сдает в аренду свои медеплавительные заводы, то ли собирается. Слишком плохо идет дело с приисками из-за логистики. Момент идеальный – он на перепутье и будет рисковать в бизнесе, как и сделал в реале. Человек грамотный и всем перечисленным выше критериям отвечает.

– То есть, – уточнил план Химик, – мы вызываем его письмом в Петербург, – сулим златые горы на каучуке, говорим что "Родина не забудет его подвига", даём миллион, коллекцию и записку к бразильскому императору?

– Я бы дал в довесок орден императору, – озаботился Историк, – но маленький еще. Да все нормально будет, цесаревич ему писал из Дании письмо с сожалениями, что его не было при визите. А тут я коллекцию подарю, напишу что всё лето батрачил, хы-хы, для него. О, вспомнил, Императорский Санкт-Петербургский университет одарил Педро званием почетного доктора наук, так что можно Бекетова попросить еще свое письмо с каким-нибудь научным фолиантом присовокупить.

– Все так зыбко, – с сомнением сказал Химик, – ок, Кулаев прибывает в Бразилию, живой-невредимый со всеми бумажками и капиталом. Дальше что?

– Будет действовать по обстановочке, – ответил Историк, – охмуряет коллекцией и великолепным португальским императора, скупает пару барж, берет пару десятков гектаров джунглей в аренду, лет на пять, набирает серингейро – это бразильские сборщики каучука. И хомячит в Манаусе, где вся эта лихорадка через два года закрутится, запасы драгоценного сырья. Ну и сдает императору эту кучу фекалий, то есть почтенного биолога, мистера Генри Уикхема, уважаемого в Великобритании биопирата, что стащил саженцы гевеи и сдал в Королевский сад в Кью. Из-за него каучуковый бум постепенно и накрылся.

– Да ладно, – развеселился Химик, – а советского разведчика-химика Жоржа Коваля, стырившего техпроцесс по плутонию, ты как назовешь? И потом каучуковая лихорадка быстрее из-за нас накроется, изопрен уже лет как двадцать получен, Бушард обработает его соляной кислотой через два года и вуаля. Как всегда вопрос лишь в качестве и промышленных масштабах.

– Героем страны, – гордо ответил Историк, – он профессиональный работник спецслужбы, а не наймит по объявлению, собравший саженцы и за взятку спокойно вывезший из страны. Да еще привравший о непомерной опасности, что подстерегала его белую британскую задницу! Насчет накроется – это закономерно, но хорошие отношения с императором и – в идеале – в будущем с его дочерью, более сильная Бразилия, отвлекающая США, определённая прибыль от каучука – все это огромный плюс. Очень теоретический, но в части плана хотя бы легализации капитала, который у нас скоро будет – вне конкуренции. Честным путём заработать миллионы не получится. Позже, через несколько лет, – да. Но деньги должны работать сейчас и быстро.

– Хорошо, – успокоил его Химик, – солидарен с твоим мнением. Но, извини, верить в твой план начну только при виде живого миллиона

– С этим все хорошо, – энергично выразился Историк, – готовься морально ошалеть завтра. А пока освежающий сон для юного тельца!

***

Огромное, зеленое чудовище, недобро прищурившись, приближалось к Историку. Лысая, круглая голова блестела капельками пота, крупные белые зубы хищно выглядывали наружу, трубочки ушей предвкушающе дергались.

Внезапно, одним рывком, чудовище очутилось рядом с Историком, схватило, наклонившись его за ноги, легко подняло и разорвало пополам.

– А-а-а, – закричал он истошно, – сукаааа!

– Вставайте, граф, – раздался знакомый голос, – нас ждут великие дела.

Подскочивший с постели Николай очумело оглядывался, Историк приходил в себя.

– Сон дурной приснился? – с любопытством спросил Химик.

– Ничего особенного, – нехотя ответил Историк, – наиболее вероятный хозяин здешнего болота до того, как на нем возвели город

Химик буквально сочился любопытством и он сдался.

– Мне приснился герой детского мультфильма, – пристыженно пробурчал Историк, – троль, лжец и девственник.

– Ах-ха-ха, тебе приснился Шрек, зачёт бро, – закатился в истеричном смехе Химик, – видимо, в масло точно что-то добавляют.

Историк скривился, но предпочел промолчать.

– Ты первый проснулся? – сменил он тему.

– Да, пришел Радциг и постучал тихонько в дверь, сказал что половина восьмого.

– Хорошо, – сказал Историк, – и так как мы знакомы уже не первый день, с этого дня я зову тебя Хим. Или Мик лучше?

– Ох, – подивился Химик, – с повышением меня. Но поскольку твой персонаж трехслоговый – у меня появляется аж несколько вариантов для дружеского сокращения. Я могу звать тебя Ис, Тор или Рик

– Как хочешь , – вяло согласился Ис, – пробираясь к зеркалу. Зубную щетку взял уже Тор, а стаканчик с отваром дуба – Рик.

Никак не могу выбрать, – огорчился Химик, – но Ис – советский танк , а ты ученый, небось в очёчках и свитере. Тор – бог и общего у них больше между собой, я бы назвал это калибром главного инструмента. Будешь Риком?

– Рик и Мик, – пробормотал Историк, берясь за вешалку с парадным мундиром, – спасают Российскую империю. Звучит как название манги или сериала для жертв трисомии. Что может быть хуже? Российское ток-шоу?

– Даже не знаю, – протянул Химик, – слабоумие и отвага всегда найдут своих зрителей!

– Шагают бараны, бьют в барабаны, – презрительно сказал Историк, – в крике никогда не родится истина. Крик – звуковая иллюстрация верности при этом способе массовой манипуляции. Куда ушли сто пятьдесят лет прогресса? Через три революции и сто пятьдесят лет страну снова ждет страх и ненависть от профессиональных агитаторов.

– Ты же понимаешь почему, – спокойно проговорил Химик, – и как это закончится.

– Уже закончилось, – ответил Историк, поворачивая литую бронзовую ручку двери с двуглавым орлом, – и больше не повторится.

***

Парадный вход Аничкова дворца, заспанный Жорик, не проснувшийся даже после утреннего завтрака, матушка в мундирном платье 11-го уланского Чугуевского полка, камер-лакеи, казаки Конвоя Е.И.В. Наследника, Радциг, накидывающий шинель на плечи и поданная карета.

Ох, – не сдержал восхищенного вздоха Химик, – нет в голове я "помнил" про карету, но в действительности какая же она красивая!

Историк остался менее восприимчив к роскоши.

– А я видел уже, – объяснил он свой секрет, – на музейной выставке 'Дежурная конюшня' Царского села. Поскольку она была отреставрирована – выглядела как новенькая, а этому оригиналу перед нами десять лет как не крути, вот первое впечатление и перебивает нынешнее. Но скажу так: на фоне всех этих расшитых золотом и бархатом императорских карет – оставляет самое приятное впечатление. Строгий внешний дизайн: белое и черное, золотой только царский вензель и эта нашлепка на колесной оси, своеобразный прародитель автомобильных дисков, на которой выведено гордое "К. Неллис". Колеса, впервые, на гуттаперчи – очень плавный и тихий ход. Фонари по бокам от дверок. Диванный салон в карете из кожи, мягкого светло-кофейного цвета. Мария Фёдоровна предпочитала эту карету до конца своего пребывания в России. Ты лучше на эту морду глянь! – воскликнул, внезапно, Историк