Текст книги "Третье пришествие"

Автор книги: Алексей Барон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

05
ММК «КОСМИЧЕСКИЙ ОДИССЕЙ»

Пришло время для «страшных инструкций» NASA. Большой Джо с Венсаном вышли на поверхность blin'a для наружной проверки Калифорнии, а Эдвин их страховал.

«Инженерная рать» передвигались вдоль натянутых лееров, Эдвин висел прямо в пространстве. На нем были RRS. Точнее, он был в RRS, поскольку RRS на языковом винегрете астронавтов означало «russkiye reactivniye shtany», и уж это-то название, разумеется, выдумали американцы. Собственно, «реактивные штаны» штанами не являлись. Скорее, они напоминали сказочную ступу, а космонавт (астронавт, тайкунавт) в ней выглядел некоей космической бабой-ягой. Только вот управлялась ступа не метлой, а вполне современной ручкой из кабины истребителя «Сухой». Отклоняя ее вправо или влево, вперед или назад, можно было включать миниатюрные реактивные двигатели. Единственной педалью регулировалась подача топлива и, тем самым, – скорость. Одна ручка, одна педаль. Простая, как бензоколонка, очень надежная система. За дюжину лет эксплуатации в условиях реального вакуума – ни одного случая отказа. С RRS русские явно превзошли себя. Почти так же, как с автоматом Калашникова.

Эдвин качнул ручку, придавил педальку. RRS плавно удалились от «Одиссея» на нужное расстояние и затормозились обратной тягой. Внизу открывалась вся передняя поверхность blin'a за исключением той части, которую закрывал купол «Калифорнии». Эдвин удалился от корабля в общей сложности всего на три десятка метров, но этого было вполне достаточно, чтобы получить полный обзор места действия.

Прямо под ступой оказался купол «Калифорнии». У его основания возились БД и Венсан. Двигаясь навстречу друг другу, они полосу металлических заплат, закрывших след метеорита, и огибали планетную базу по периметру. Время от времени вставляли ручные тестеры в гнезда контроля. Оба были надежно пристегнуты тросиками к леерам. Только вот при переходе из одного сектора в другой страховочные карабины приходилось перебрасывать через стойки. В такие моменты при некоторой неловкости можно и улететь от корабля. Потом, сколько ни болтай конечностями, самостоятельно не вернешься: в космосе что улетело, то пропало, там не на что опереться и не от чего оттолкнуться. Посему и требовался страховщик с RRS.

А над головой широко развернулся, нависал, давил на психику Марс. С близкого расстояния он не выглядел слишком уж красным. Скорее рыжеватым, поскольку различались дополнительные краски, плохо заметные с большого расстояния. И среди этих красок доминировали различные оттенки серого. Рыжевато-серые пески, темно-серые поля старой, растрескавшейся лавы, грязно-серая поверхность засохших селевых озер, оползней, абляций. При всем разнообразии ландшафта планета, лишенная свободной воды, голубого неба и признаков хоть какой-то растительности выглядела и без того угнетающе, а тут еще эта унылая, вездесущая серость… Невольно закрадывалось сомнение в том, что люди когда-либо решатся заселить эти дикие, враждебные и равнодушные ко всему на свете просторы. Здесь нечем было дышать, нечего есть, царила жуткая холодина, случались страшные бури, и в любое место мог свалиться метеорит. В сущности, экипажу «Одиссея» осталось лишь узнать, есть ли тут что делать. Привлечь сюда могли либо слишком нужные ресурсы, либо очень ценные знания.

Разреженная атмосфера, имеющая плотность в 160 раз меньшую, чем земная, позволяла держать очень низкую орбиту. И это тоже добавляло волнений: «Одиссей» проносился в каких-то пятидесяти милях над марсианскими песками и не встречал ощутимого сопротивления газов. Марс являл собой удивительно удобное для изучения тело, прямо-таки учебный класс для начинающей земной космонавтики. Лишь череда нелепых случайностей, как тогда казалось, мешала исчерпывающему познанию с помощью автоматических средств. Но та же полоса неудач, в конце концов, и породила проект «Одиссей». Такова уж природа человеческих инстинктов: чем труднее разгадать тайну, тем больше этого хочется.

– Что-то здесь не так, Эдди, – вспомнил Эдвин. – Есть, чертовщина, есть…

Эдвин суеверно попытался скрестить пальцы в толстых космических перчатках. Имея два университетских диплома, он тем не менее полагал, что силы, именуемые потусторонними, в действительности существуют. Более того, их наличие ничуть не противоречит материалистической науке. Просто эти силы относятся к непознанной части мира, вот и все. А раз так, лучше не дразнить судьбу. И вообще, гордого нигилиста трудно изображать, когда висишь вниз головой и одновременно проносишься над Марсом со скоростью нескольких миль в секунду. Необычные при этом возникают ощущения.

* * *

Тень корабля различалась невооруженным глазом. Она пересекла северо-западный вал сухого моря Аргир и скользила по краю Красного, или Эритрейского моря, тоже очень давно не знавшего волны.

Вскоре под «Одиссеем» должна была оказаться весьма интересная область, каньон глубиной до четырех миль, причем, морских миль. Он тянулся вдоль десятой южной параллели Марса больше чем на две тысячи миль, тоже морских. На Земле даже американский Гранд Кэньон весьма отдаленно мог сравниться с этой титанической раной на теле бога войны. В свое время Эдвин основательно изучал сравнительную планетологию. Его очень интересовал и сам гигантский разлом, и причины, его породившие. Поэтому он немало порадовался, когда узнал, что одну из исследовательских капсул планировалось посадить в этом каньоне, названном Долиной Маринера в честь межпланетной станции, впервые его сфотографировавшей. Ждать этого оставалось недолго. Только вот сделать предстояло многое. В частности, требовалось удачно опустить на Марс «Калифорнию».

– Эй! Как там у вас?

– По графику, – коротко отозвался Венсан.

– Пока никаких неполадок, босс, – сказал Большой Джо.

Сверху было видно, что проверяльщики обогнули примерно треть периметра базы. Оба включили свои плечевые фонарики, поскольку «Одиссей» уходил на ночную сторону планеты и на поверхности blin'a быстро темнело.

Темнело и над головой. То есть на Марсе. Долину Маринера они прошли, когда величайшую из трещин уже заполнила глубокая тень. Постепенно мгла скрыла и стены каньона. Потом выползла на возвышенности, принялась один за другим поглощать гребни кратерных гор. Лишь продолжали сиять четыре огромных вулкана. Вскоре Арзия, самый южный из них, проплыл под «Одиссеем». И, одновременно, – над шлемом Эдвина.

Вершина этой исполинской горы представляла собой кальдеру, огромную впадину, уже заполненную тьмой. Черное око горы казалась настоящим входом в преисподнюю. Размеры дыры были таковы, что в нее свободно мог войти Нью-Йорк со всеми своими пригородами. Или, если угодно, – Москва со своей московской областью. Все это проплывало угрожающе близко. То ли над головой, то ли под головой, в зависимости от личной точки зрения.

– Да-а, – протянул Венсан, торопливо проверяя страховочный фал. – Слышь, Джо? Оказывается, не зря я зубрил математику. А то бы свихнулся, честное слово.

– А мы точно туда не свалимся?

– Кто тебя за язык тянет?

– За язык – еще что, – проворчал БД.

Но математика оказалась наукой вполне надежной. Проявления потусторонних сил места не имели. «Одиссей» стойко держал и курс, и высоту, лишь приборы замечали легкое покачивание корабля в неравномерностях гравитационного поля. В общем и целом, Марс подчинялся строгим расчетам Земли. Из чего следовало, что математику стоит учить.

* * *

Несколькими часами позже кабина управления ММК вдруг открылась внешнему миру: с ее крыши исчезло обширное брюхо «Калифорнии», которое много недель закрывало весь обзор. И защищало, кстати, самое уязвимое место корабля от всяких встречных случайностей, вроде метеорного потока. После того как база отделилась, отправилась в самостоятельный полет, свет Марса начал свободно вливаться через прозрачный блистер, сделав видимыми микроскопические пылинки, висящие в воздухе. Объем рубки от этого сделался каким-то осязаемым. А на приборах, креслах и стенах появились багровые блики, лица людей от этого будто налились кровью.

– Мы приобрели боевую раскраску, – меланхолически заметил Клаус. – Эдди, брат мой краснокожий, ты готов?

– Что, время пришло?

– А давайте я, – вызвался Григорий. – У меня, знаете ли, рука легкая.

– Уверен?

– Не сомневайся, Эд. Иначе как бы я попал на «Одиссей»?

– А остальные как попали?

Григорий усмехнулся.

– Остальные попали заслуженно, командир.

– Really? Ну что ж, ткни, скромняга. One, two, three… Push down!

– К чертовой бабушке! – закричали остальные, скрещивая пальцы.

Григорий ткнул клавишу, и через мгновение в ракетных дюзах «Калифорнии» зажглись бледные при дневном свете огни.

– Работают, – сообщил БД.

Клаус иронически хмыкнул.

Похожая в своих обтекателях на огромное яйцо, «Калифорния» послушно уменьшалась в размерах, снижалась, отставала. Начиналась главная, самая напряженная часть ее жизни.

– Есть обратный отсчет, – отозвался Клаус. – Что там с погодой, мой наблюдательный галл?

Стеклянный глаз «Одиссея» был обращен отвесно вниз. С орбиты просматривалась обширная поверхность, поделенная на отдельные участки наблюдения; каждый член экипажа усердно всматривался в отведенный сектор. Кроме того, с полной нагрузкой работал и бортовой телескоп.

– Никаких признаков пыльной бури, – отозвался Венсан. – Видимость просто идеальная. Даже в Элладе тишь. Странно…

– Даю добро на вход в плотные слои, – сказал Эдвин.

И база миновала точку возврата. Внизу вспыхнула искра. Вскоре она вытянулась в огненную линию, увенчанную сияющим шаром: при скорости более пяти километров в секунду даже несерьезная марсианская атмосфера становится плотным, упругим препятствием. Поскольку в «Калифорнии» не было людей, база вошла в атмосферу по очень крутой траектории, перегрузки достигали 20 g, зато и скорость гасла быстро. Шло жесткое аэродинамическое торможение.

– Вытяжной парашют вышел, – доложил Большой Джо. – Есть раскрытие! Все нормально, ребята. Все очень-очень хорошо…

Вслед за вытяжным сработала основная парашютная система. Четыре ярких купола из сверхпрочной ткани раскрылись успешно и полностью. Было похоже, что над Марсом расцвел невиданных размеров цветок. Повиснув на стропах, база самостоятельно отстрелила защитный тепловой экран, затем – боковые обтекатели. Скорость упала настолько, что все это раскаленное, оплавленное и обугленное железо стало ненужным. А до поверхности Марса оставались последние десятки метров.

– Девяносто восемь… семьдесят три… шестьдесят один… есть срабатывание пороховых двигателей! Крен – четыре градуса к нормали. Остаточная скорость – в пределах допуска… Есть касание опор!

И наконец:

– Итс дан! Есть мягкая посадка. Ура нам, ребенки разных стран!

В поднявшемся гвалте все не сразу услышали холодный голос Доктора-Виктора:

– Тихо вы! Сигнал исчез. Связь с базой «Калифорния» прервана. Повторяю: сигнал исчез.

– Увы нам, ребенки разных стран… – выдохнул Григорий.

– Эй! Рано отчаиваться. Мы обогнали базу и висим довольно низко над горизонтом. Может иметь место элементарное непрохождение радиоволн. Местная ионосфера изучена весьма поверхностно.

– Если так можно выразиться, – хмыкнул Доктор-Виктор.

– Ох, чует моя печень, что причина гораздо пакостнее, – не согласился Григорий. – Примерно такое же ощущение, как после самогона.

– Что такое самогон? – спросил Дэвид.

– У вас это текилой называется.

– Ну вот что, – решил Эдвин. – «Одиссей» уходит на ночную сторону Марса, и в любом случае связи пока не будет. Поэтому объявляю перерыв на тридцать пять минут. Текилы не обещаю. Кофе-брейк!

– Землю оповещать?

– Пока повременим. Земле сейчас и своих проблем хватает.

Про Землю вспомнили неудачно. Все удрученно замолчали.

* * *

По терракотовому колодцу они спустились к ободу blin'a. Там, на дне «кирпичной шахты», располагался пищеблок, пышно именуемый рестораном «Тиран Итаки». В объеме двух кают, слитых воедино, дизайнеры постарались передать стилистику древней Греции. Вернее, свое представление о ней. Тут были и резные капители, и миниатюрные колонны «а ля Парфенон», и пластмассовые амфоры, и широкие двуручные кратеры, на случай невесомости затянутые пленкой. Вот только подавали в этих сосудах отнюдь не вино, на борту ММК царил беспросветный сухой закон.

– И что будем пить? – уныло пошутил Клаус. – Шнапс, или как всегда?

– Даже как всегда лучше шнапса, – рассеянно отозвался Большой Джо. – А вот скажи-ка, тевтон, зачем эллины ставили такое немыслимое количество колонн в своих храмах?

– Потому что не знали таких строительных конструкций, как ферма или балка, – удивленно ответил Клаус. – Чего это ты мою эрудицию проверяешь?

– Да так. Радуюсь, что бомбу не придется собирать.

– Кто знает, кто знает, – пробормотал Эдвин.

С бокалом сока он стоял перед иллюминатором, за которым в такт вращению «Одиссея» вращался Марс. Планету почти скрывала ночь, светился только узкий серп, который раз за разом описывал неумолимую окружность. От этого можно было получить головную боль. Эдвин отвернулся. Чтобы задать неизбежный вопрос, который никто не хотел задавать, старательно болтая о посторонних вещах.

– А скажи-ка, Джо, исправна ли была «Калифорния»?

Разумеется, БД ожидал этого вопроса. И все же его черные щеки побагровели. Эдвин это проигнорировал.

– Скорость ветра составляла ноль целых шесть десятых метра в секунду. Видимость – сто баллов. Согласись, лучшего желать невозможно. Поэтому существует только два объяснения. Либо перебои со связью, либо, уж извини брат, техническая неисправность. Не будем забывать, что «Калифорния» сыграла роль защитного экрана, когда мы пересекали пылевой поток. О чем еще можно думать?

– Да все было в порядке! – взорвался Джо. – Я только что просмотрел результаты проверки. Ни единого сбоя! Скажи, Вен, разве не так?

– Так, – кивнул Венсан. – Даже удивительно. Но чего копья-то ломать? Когда пролетим над местом посадки, тогда все и станет ясно.

– Ну-ну, – сказал Эдвин. – Дай-то бог.

– Войны? – меланхолически спросил Доктор-Виктор.

В иллюминаторе продолжал невозмутимо крутиться Марс. «Что-то он выкинет следующим номером? – подумалось Эдвину, – что-то ведь обязательно выкинет». Стаффорд-младший начинал чувствовать эту планету. И представлялась она ему отнюдь не в образе кровожадного мужика в шлеме с сапожной щеткой. Это была женщина с затемненным лицом. Вся в черном, холодная.

* * *

Трижды сработали маневровые двигатели. Никаких сбоев не приключилось. После коррекций наклон орбиты к плоскости марсианского экватора заметно изменился. Теперь каждый виток «Одиссея» проходил неподалеку от места посадки планетной базы. При этом корабль двигался с запада на восток. Поскольку Марс вращался в том же направлении, скорость ММК относительно поверхности уменьшилась, а условия для наблюдений улучшились.

И вот, обогнав медленно ползущий в черной вышине Деймос, «Одиссей» вышел на дневную сторону планеты. Внизу, чуть сбоку от его пути, под объективами проплыла область, получившая довольно произвольное название Электрис. Дальше начинался кусок ареатории, который, по причине, не более вразумительной, именовался Фаэтонтисом. Обе области имели типичный марсианский облик: разнообразные кратеры в окружении каменных россыпей и песчаных ветровых наносов. Их поверхность была многократно сфотографирована, скрупулезно изучена, давным-давно картографирована, все мало-мальски заметные кратеры пересчитаны. Все, за исключением одного.

Примерно на границе областей Электрис и Фаэтонтис появилась новая, очень свежая воронка, окруженная светлыми выбросами. От нее в медленном ветре все еще дрейфовало облако пыли. По мере сокращения дистанции становились видимыми новые удручающие детали. Удалось опознать оторванную опору, затем блок тормозных двигателей, исковерканные панели солнечных батарей. Что же касается кусков обшивки и других, более мелких фрагментов, то радиолокатор обнаруживал их в радиусе не меньше мили. А северо-восточнее, на волнистой барханной гряде, лежали обгоревшие стропы и клочья парашютных полотнищ. Мусора на Марсе заметно прибавилось.

– Эх, не стоило сажать «Калифорнию» именно здесь, – сказал Григорий.

– Почему? – подавленно спросил БД.

– Да тут, как раз на границе Электрис – Фаэтонтис, разбился спускаемый аппарат автоматической станции «Марс-3», – вместо Григория ответил Эдвин.

– Даже вроде бы сел, а потом – бац… примерно как и в нашем случае.

Венсан сжал ладонями свою голову.

– Но почему, почему?!

– Типичная чертовщина, – изрек Доктор-Виктор.

Как всегда, почти без выражения.

* * *

Проверки, проверки и еще раз проверки. Трое суток подряд. Проверялось и перепроверялось все, что хоть как-то поддавалось контролю. Экипаж начал дремать на весу, что в условиях пониженной гравитации есть соблазн неодолимый: ни подушек, ни кроватей не требуется, чуть прикрыл глаза – и готово, отключился. В конце концов, Эдвин объявил слипинг-брейк на шесть с половиной часов. Оставшийся за дежурного Доктор-Виктор подумал и добавил еще полтора, поскольку являлся реалистом и гуманистом в одном лице. К тому же, клятву Гиппократа давал.

Сонная тишина установилась в отсеках. «Одиссей» монотонно накручивал витки у негостеприимного Марса. Каждый раз он пролетел над местом гибели базы, но там, как и следовало ожидать, ничего нового не происходило. Земля предполагала, что взрыв случился из-за нарушения герметичности баков. Почему? Да микрометеоры навредили. Это, якобы, привело к утечке и случайному смешиванию горючего с окислителем, а при спуске аппарат нагрелся. Ну и рвануло. Объяснение казалось правдоподобным. Особенно для неспециалиста. То есть, для врача.

Самоотверженно борясь с зевотой, доктор на полную мощь включил «Венгерские танцы» своего любимого Брамса. Потом активировал саморазогревающийся пакет с крепким кофе. Выпил, пососал пустую курительную трубку. И от нечего делать перевел телескоп на панорамный обзор пространства. Как ни странно, просторы Вселенной надоесть ему не успели. Вероятно, потому, что только в космосе можно по-настоящему отдохнуть от пациентов.

Затем наружный объектив повернулся к Марсу. Сначала экран зарябило от россыпи кратеров. Юго-восточнее области Сидония их до странности много. Там они нередко посажены друг на друга. Валы древних, сглаженных временем цирков испещрены более поздними, вторичными и даже третичными ударными воронками. Застывшими, равнодушными, навеки потерявшими способность дать приют живому семени. Если вообще хоть когда-то обладали такой способностью.

Доктор подумал о том, как огромна разница между Марсом и Землей, двумя соседними планетами. Но Космос един. Един и безжалостен. Пройдет всего несколько месяцев, и огромный кратер вполне может изуродовать Землю… ДВ качнул головой, отгоняя плохие мысли.

В верхней части экрана появилась ломаная линия терминатора. За ней тени сливались, образуя ночь. На Марсе она почти столь же черна, как и на обратной стороне Луны. Край планеты был заметен главным образом благодаря звездному фону. Он лишь чуть-чуть подсвечивался Фобосом, отражающим закатные лучи Солнца.

Впрочем, отражает Фобос чрезвычайно слабо. Как и все члены экипажа, ДВ проходил астрономическую подготовку и знал, что поверхность спутника бога войны покрыта слоем пыли, более черной, чем сажа.

Доктор собрался отвернуть объектив от этого сатанинского тела, но вдруг оно полыхнуло. На какие-то мгновения вокруг Фобоса возник фиолетовый ореол, по оттенкам напоминавший факел газовой горелки. Был он очень ярок, его сияние затмило окружающие звезды и лишь немногим уступало по яркости Солнцу. Полуослепший, Доктор-Виктор выплюнул трубку и на ощупь попытался найти кнопку видеозаписи. Увы, опоздал. Так же внезапно, как и возникло, пламя угасло. К Фобосу вернулся его обычный тусклый вид.

* * *

– Ты уверен? Не было ли какого-нибудь обмана зрения?

Доктор пожал плечами.

– При некоторых патологиях бывают ложные светоощущения. Так называемые фотопсии. Однако до сих пор зрение меня не подводило.

– И что же это могло быть?

– Понятия не имею.

Эдвин пощупал свой подбородок.

– Надо бы побриться.

– Не помешает, – согласился Доктор-Виктор.

– Ты никому не говорил?

– Нет.

– Правильно.

– Вот и я так решил.

– И что посоветуешь? – спросил Эдвин.

– Ничего.

– В каком смысле – ничего?

– В том смысле, что необходимо со спокойствием продолжать выполнение программы. Знаешь, чтобы кругом ни бабахало, солдат должен делать свое дело.

– Как ни в чем не бывало?

– Не совсем, конечно. Надо присматривать и за Фобосом. Вдвоем.

– Что ж, разумно.

– А я весь такой, – усмехнулся Доктор-Виктор.

– Зачем тогда в космос полетел?

– Ну кто-то же и здесь должен иметь голову на плечах.

– А вторая не помешает?

– Вторая не помешает, но не больше, – строго предупредил ДВ. – Диалог возможен только между двумя. Между тремя – это уже болтовня.

Однако через пару минут в их тайну едва не проникла эта самая третья голова.

– Послушайте, – удивленно сказал Клаус. – Я тут проверил показания приборов… Два часа назад фотометры зафиксировали скачкообразный всплеск светимости. Примерно по курсу «Одиссея».

– Да, было что-то такое, – сонно сказал Доктор-Виктор.

– А ты не заметил, что именно?

– Все случилось слишком быстро, – сообщил доктор с чисто британским искусством не лгать, но и не говорить правды.

Клаус взглянул на монитор.

– Верно. Вспышка продолжалась меньше полутора секунд.

– Да очередной метеор сгорел в атмосфере, – очень кстати вмешался Григорий. – Только и всего. Подумаешь, событие.

– Почему ты решил, что это был метеор? – спросил Клаус.

– А что же еще могло быть?

– Ладно, – сказал Эдвин, – не будем отвлекаться. Мы и так потеряли уйму времени. Между прочим, пора высаживаться. Скафандры готовы?

– Разумеется, – безмятежно ответил БД.

* * *

Через bazar он проследовал в терракотовый туннель, где отвинтил крышку переходного тамбура. Мимо проплыли Венсан и Го.

После сложных споров правительства стран-участниц проекта пришли к согласию, что именно эти двое должны сопровождать Эдвина в первой высадке землян на Марс, высадке столь же престижной, сколь и рискованной. Венсан – в качестве представителя объединенной Европы, а Го – в качестве представителя всей многомиллиардной Азии. Русские долго скандалили, но все же согласились потерпеть в обмен на право временного командования «Одиссеем». Так вот и сложился первый экипаж посадочного модуля «Sparrow».

Остающиеся члены команды висели в туннеле, держась за канат. И от этого были похожи на стаю летучих мышей с тревожными глазами.

– Эй, эй! – сказал Эдвин. – А в ходовой рубке-то кто остался?

Григорий махнул рукой.

– Да брось ты! Что там может случиться?

– Автоматика сработает в случае чего, – поддержал Клаус.

– Э, нет. Так не годится.

– Я присмотрю, – сказал Доктор-Виктор, отлепляясь от каната. – За всем присмотрю, Эдди.

Майор Клаус Кинкель удивленно поднял брови. После Эдвина старшим по званию на «Одиссее» оставался Григорий, подполковник ВВС России. Ему теперь и принадлежало право за всем присматривать. Британцев же во всем мире недолюбливают за несокрушимую уверенность в собственной правоте, чтобы они при этом не вытворяли. Впрочем, русский медведь никогда не отличался ни кастовым высокомерием, ни почтением к субординации. Он только пожал плечами и стиснул локоть Эдвина.

– Ну будем ждать вас, братцы!

Эдвин молча кивнул, помассировал локоть, закрыл за собой люк.

Чмокнул эластик уплотнения. Григорий несколько секунд продолжал смотреть на гладкую поверхность крышки. Доктор Очоа от волнения раскашлялся. БД пробормотал молитву, прося удачи «у кого-нибудь наверху». На этом церемония и завершилась.

* * *

– «Спэрроу», «Спэрроу», я – «Одиссей». Доброе утро, мужики!

– Не шуми. Марсиан разбудишь.

– Эдди, проверка закончена. По полному шестичасовому циклу. С нашей стороны замечаний нет, Большой Джо дает добро.

– У нас тоже все в порядке.

– Отделять вас?

– Да пора уж.

– Бортовое время – 14.47. Запуск программы.

Григорий набрал пароль, снял блок с исполнительных механизмов. Гидравлические амортизаторы мягко оттолкнули посадочный модуль. Потеряв связь с вращающимся кораблем-носителем, малый корабль вылетел из-под blin'a, одновременно смещаясь к корме «Одиссея». Все это выглядело особо эффектно из кабины «Спэрроу». Точный расчет, прекрасное исполнение.

– Либертэ, – воскликнул весьма довольный Венсан. – Воробышек выпорхнул!

И тут же покосился на иллюминатор. Сбоку в это время проплывала антирадиационная плита. То есть второй, хвостовой blin «Одиссея». Проплывал штатно, на безопасном расстоянии.

– Воротник миновали, – доложил Эдвин.

– И как там выглядят наши главные дюзы? – поинтересовался БД.

– Да как выглядят… Очень похожи на дюзы.

– Визуально повреждений не определяется?

– Джо, не встревай, – недовольно сказал Григорий. – Пора давать тормозной импульс. Эдди, восемь секунд, как понял?

– Понял вас, понял. Шесть-восемь секунд.

Эдвин сбросил предохранитель, выждал положенные секунды, придавил сенсор. Одновременно скользнул привычным взглядом по шкалам. Но и без приборов он уже знал, что двигатели включились. Об этом оповестила легкая вибрация. Она была монотонной, что говорило о равномерном характере сгорания топлива.

– Порядок, – сообщил Го, выполнявший в этом полете обязанности бортинженера.

– Вижу.

– Конец коррекции. Двигатели отработали штатно.

– Бывает и так.

В кабине управления «Одиссея» надулся Большой Джо. Но никто не заметил его страданий. Потеряв часть скорости, «Спэрроу» все быстрее уходил вниз. Потом, в сорока пяти милях от Марса, Эдвин на короткое время еще раз включил двигатели, выравнивая модуль по оси надир – зенит, фиксируя новую, предпосадочную орбиту.

И наступил период тишины. «Одиссей» обогнал их, скрылся за горизонтом. Между безграничным черным небом и широченной рыжей скатертью Марса беззвучно скользила блестящая пылинка с тремя живыми существами. И больше – ни единой души во всей обозримой вселенной. Мертвый пейзаж внизу, вечная бесконечность над головой. Миллиарды неизвестно зачем прошедших лет, бессчетное множество не знавших путника километров, мириады никем не виданных миров, невероятная даль пространства.

– Потрясающе, – пробормотал Венсан. – Какая острота восприятия! По-моему, чувство подобного рода полезно испытать любому человеку.

– Какое?

– Чувство вселенского сиротства. Меньше глупостей будем творить. Ведь подумай, все мы что-то поделить не можем. Препираемся, деремся. Как тараканы в банке.

– Если не скорпионы, – вздохнул Го. – А банка такая маленькая.

– Между тем, трудно представить, что за пределами собственной планеты нас где-то ждут.

– А вот не надо торопиться с выводами, – сказал Эдвин. – Пространство, – оно большое. Кто-нибудь пробовал представить себе бесконечность?

– Да все пробовали. Только никто не смог. Потому что в голове не помещается.

Позади за крутой марсианский горизонт в желтовато-багровой дымке падало солнце. Внизу проплывало сухое русло Ниргала, самой большой из марсианских рек. Рядом с этой усопшей рекой вскоре и предстояло сажать «Sparrow». А спереди надвигалась очередная ночь. Резкие тени вытягивались по направлению полета. Они быстро сливались, поглощая низины, а затем – все более возвышенные места. Справа, южнее курса, уже почти заполнилась тьмой знаменитая область Эллада, колыбель страшных бурь. Все это было интересно, но вскоре предстояла серьезная работа, и Эдвин прикрыл глаза. До посадки у него оставалось чуть больше суток.

* * *

– «Спэрроу», «Спэрроу», просыпайтесь! Не страшно без нас, детишки?

Эдвин усмехнулся.

– Темное время мы пережили самостоятельно.

Рассвет внизу только начинался. Под «Воробьем» проплывало плато Большой Сырт, пересеченное широкими тенями. Лежащая впереди и слева по курсу низменность Элизий вообще еще не выходила из тьмы.

– Расстояние расчетное, видим вас хорошо, – сообщил Григорий. – Как на борту?

– Штатно. К торможению готов.

– Даю трехминутную готовность.

– Понял.

В кабине «Одиссея» Григорий запустил программу посадки. В кабине «Спэрроу» щелкнула клавиша независимого таймера.

– Пошел обратный отсчет!

Эдвин вздохнул поглубже, взялся за рукоятки покрепче. Все повторялось: и кратерное море Аргир, и точка прицеливания, и крестик на мониторе. Но управление давалось проще, поскольку посадочный модуль – это не тяжеленный «Одиссей» с его огромной инерцией. Эдвин прицелился всего за сорок секунд.

– Отклонение по широте – ноль, – с удовлетворением отметил Венсан. – По долготе – три десятых градуса.

Начались события, ради которых на Земле договаривались десятки правительств и годами трудились сотни тысяч людей. Включились тормозные двигатели. Теряя высоту, «Спэрроу» устремился к Марсу. Его скорость все еще вдесятеро превышала скорость звука, поэтому плотность газов быстро росла, и по контурам головного обтекателя появилось голубое свечение.

– Вуаля-я, – несколько охрипшим голосом сообщил Венсан. – Поздравляю. Точка возврата пройдена.

В кабине что-то звенело. Пошла тряска. На гиперзвуковой скорости «Воробей» все глубже зарывался в атмосферу. Голубое свечение с обтекателя исчезло, молибденовые края плиты почернели, потом побагровели, а затем раскалились до режущего глаз алого цвета. Вскоре с кромок лобовой тарелки начали срываться капли расплавленного металла. Некоторые из них прочерчивали пылающие нити на боковых иллюминаторах. Еще раньше, не выдержав перегрева, часть объективов вышла из строя. Изображение по курсу смазалось, а затем исчезло. Сквозь треск и хрипы прорвался голос Григория:

– Эй, икары, как вы там?

– Нормально, – ответил Эдвин. – Как на сковородке.

– А мы летим туда, куда надо? – спросил Го.

– Точнехонько. Только учтите, сейчас связь отрубится…

– Да зна… – не успел договорить Эдвин.

Его голос утонул в треске. Поток раскаленной плазмы слизнул штыри внешних антенн. Казалось, еще миг, и бушующее пламя ворвется в кабину, обратив все ее содержимое в прах и пепел. Но тут «Спэрроу» сильно тряхнуло.

– Вытяжной парашют сработал, – доложил Го.

Потом тряхнуло очень сильно. И этому рывку экипаж мог только порадоваться.

– Есть раскрытие основной парашютной системы!

Можно было считать, что аппарат уже не падает, а спускается. Техника работала безукоризненно. В нужный момент из пазов обшивки вышли резервные антенны. Треск в наушниках исчез.

– «Спэрроу», «Спэрроу»! Видим ваши купола, все четыре! Раскрытие полное! Поздравляю!

– Рано еще, – проворчал Эдвин.

– Ой, правда, – испугался Григорий. – Чего это я…

Как и все атеисты, он был изрядно суеверен.

* * *

До финала оставалось совсем мало времени, но событий предстояло много. Время уплотнилось. Повиснув на огромных парашютах, спускаемый модуль избавился от тяжелого, оплавленного, ставшего ненужным теплозащитного экрана. Затем раскрыл сложенные до поры штанги опор. Разойдясь в стороны, они сделали возможным наблюдение приближавшегося Марса через нижнюю группу объективов. И тут всему экипажу пришлось ахнуть: район посадки оказался буквально забитым массой всевозможных камней, от мелких булыжников до валунов величиной со знаменитый лондонский автобус «даблдеккер». Попади «Спэрроу» своей опорой хотя бы на один из таких, модуль неизбежно опрокинется, и тогда взлет станет невозможным.