Текст книги "Последняя игра"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Глава десятая

Мухин проснулся оттого, что его кто-то сильно тряс за плечо. Открыв глаза, он обнаружил себя в небольшой комнатке, служившей Асе чем-то вроде кабинета. Мухин быстро вспомнил все, что произошло вчера, как он в конце совершенно упился с Белым и вырубился. Белый же и тряс его сейчас за плечо.

– Подъем, братан, сейчас за бабками твоими поедем! Вставай, вставай, там водка стынет!

Мухин молча встал на ноги, благо он был полностью одет и ему не пришлось искать штаны и рубашку под веселым взглядом этого урода Белого.

«Вот, накликал на свою голову», – подумал Мухин, но бутылка пива, протянутая ему Белым, отвлекла от неприятных мыслей.

Выйдя в гостиную, он увидел совершенно пьяную Асю. Видно, она уже добавила с утра, и то, что она добавила, так легло, что называется, «на старые дрожжи», что маститого кинопродюсера совсем развезло. Она опиралась локтями на стол, уронив лицо в чашу растопыренных ладоней. Локти норовили разъехаться и только могучая лапища Гюнтера, поддерживающая Асину голову, не давала ей рухнуть лбом на полировку стола.

Перед Гюнтером стояла початая литровка «Абсолюта». Он, улыбаясь, глядел на Мухина и Белого, делая пригласительные жесты свободной рукой.

– Давай, мужики, вмажем да поедем. Бутылку с собой возьмем… Сейчас по граммулечке, нельзя нажираться… Потом договнимся. Ты адрес-то помнишь? – спросил он у Мухина.

– Какой адрес?

– Еб твою… Ну этого лоха, который на тебя бандюков наслал? У которого мы твои деньги должны для Аськи отбить? Чего, пережрал вчера? Памяти нет?

– Помню, – осторожно сказал Мухин. Он не предполагал, что разборка с Юрой состоится при его непосредственном участии. Этого ему хотелось сейчас меньше всего.

– Давайте, парни, – неожиданно включилась Ася. – Езжайте. Мухин, ключи возьми, мне полежать надо еще пару часиков…

Она подняла голову, и Мухин увидел ее совершенно заплывшие слезящиеся глаза, в которых горело, если можно было использовать этот эпитет к тусклым узким щелочкам, одно желание – завалиться спать, причем, зная Асю, Мухин мог определенно сказать, что ни на какие два часика, а на все сутки.

– Приезжайте потом сюда, – промычала она, – деньги привезите… Себе возьмите там, на выпивку, что ли, потом разберемся с остальным… Сергуня, ты не бойся, – она уже тихо шептала, видимо, силы Аси совсем иссякли, – ты не бойся, я с тобой рассчитаюсь, деньги будут… Все нормально, мальчики, приезжайте, Мухин замки знает, откроет… Я спать…

Она встала, уронив стакан, стоящий перед ней на столе, качнулась вперед, грозя рухнуть прямо на возвышающуюся перед ней бутылку, потом, с усилием удержав равновесие, повернулась и исчезла в спальне.

– Пошли, парни, – сказал Гюнтер. – Она все… Рубанько дала. Пошли, по-быстрому разберемся… Ты вчера отдал бабки?

– Да, – кивнул Мухин. После пива и водки мир перестал быть мрачным. Гюнтер был мужиком здоровым, да и Белый на первый взгляд производил, что называется, впечатление. Может быть, и обойдется… Может быть, чем черт не шутит, и выбьют они деньги. Ведь кто-то, в конце концов, остается наказанным, а кто-то – победителем. Почему бы на этот раз победителем не стать Мухину?

– Значит, наверное, не успел еще потратить, – резонно заметил Гюнтер.

– Да он не тратит их вообще. Копит. – Мухин старался не расплескать появившуюся в нем уверенность. – Копит все, копит… А зачем?.. В могилу с собой ведь не унесешь, верно?

– Верно, верно. Давай, собирайся. Белый, сука, водку возьми с собой. Сунь в карман, что ли…

Белый завинтил бутылку и сунул за полу кожаной куртки.

– Слушайте, – предпринял последнюю вялую попытку оттянуть или вообще на сегодня свести на нет предстоящую разборку Мухин, – их же дома нет, наверное. Они же работают…

– Суббота сегодня, бля, – ответил Белый. – Ты, братан, вообще счет дням потерял… Который день бухаешь?

Мухин промолчал. Какое ему дело, бухает он или не бухает?..

– Давай, тачку лови, деятель, – пихнул его в спину Гюнтер. – Бабки-то есть?

– Есть немного…

У Мухина оставалась сдача от вчерашнего ночного похода в магазин, и ее аккурат хватило, чтобы доехать до дома Юрия Валентиновича, и тут, выйдя из машины, Мухин почувствовал, что все внутренности его начали мелко, но часто дрожать.

– Не мандражируй ты, – бросил ему Гюнтер. – Трясется, как… бля, не знаю что…

– Да это бодун просто, – попытался оправдаться Мухин, поняв, что дрожь его не внутренняя, как ему казалось, а вполне даже настоящая, реальная.

– Ладно тебе, бодун… Не ссы, все сейчас быстренько сделаем. Какой этаж-то?..

Дверь открыла Юрина жена. Мухин не помнил, как ее зовут, и собирался что-то сказать, криво улыбаясь, но она уже все поняла по его виду и по фигурам двух мужиков в черной коже, возвышавшихся за мухинской узкой спиной.

– Юра! – крикнула она в глубину квартиры и попыталась захлопнуть дверь, но было уже поздно. Нога Гюнтера, словно выдвинувшись на шарнирах, заклинила дверь своим толстым, кожаным «козаком» с носком, обитым сверкающим металлом.

– Как невежливо, – прорычал Гюнтер, одной рукой отпихнув в сторону Мухина, а другой толкнув в грудь женщину, которая отлетела назад с такой легкостью, что Мухину показалось, будто это не человек из плоти и крови, а картонный силуэт с рекламного щита. – Пошли, – шагая через порог, сквозь зубы просипел Гюнтер, и теперь уже Белый пихнул Мухина, освобождая себе проход в квартиру. Мухин, притиснутый к стене, хотел было тут и остаться, но Белый, не поворачивая к нему головы, спокойно зацепил его рукой за ворот куртки и втащил за собой в прихожую, быстро повернулся, захлопнул входную дверь и только тогда разжал пальцы.

– Стой спокойно, понял? И молчи.

В голосе Белого уже не было давешней веселости и компанейства. Перед Мухиным стоял совершенно другой человек, не похожий даже внешне на того, с кем он полночи пил водку и слушал рассказы из его жизни… Белый сейчас перестал казаться тем мешковатым тюфяком с пивным животиком, который сидел ночью напротив Мухина. Тело его было словно вырубленным из цельного куска гранита, голова росла прямо из плеч, все тело дышало такой мощью, что Мухин поежился. Костолом какой-то…

– Т-с-с-с, – еще раз сказал ему Белый, поднеся к губам толстый короткий палец.

– Вам что нужно? – услышал Мухин голос Юрия Валентиновича, но вопрос оборвался глухим стуком, странным, почти нечеловеческим звуком, тонким и протяжным, словно его издал не мужчина, а какой-то персонаж компьютерных игр, и криком Юркиной жены, громким, тотчас же заглушённым, по всей видимости, чьей-то ладонью.

– Эй, деятель! – крикнул Гюнтер из комнаты. – Иди-ка сюда!

Мухин, задрожав еще сильнее, чем на улице, вошел.

Юра валялся на полу, вместо рта у него было сплошное темно-малиновое месиво. Жена, трепыхавшаяся в каменных руках Белого, пыталась ударить его ногами и локтями, но Белый держал ее так крепко прижав к себе, что удары не достигали цели, и Белый только глупо улыбался.

– Этот у тебя деньги взял? – спросил Гюнтер, стоя над поверженным Юрием Валентиновичем.

– Фуука, – как-то смешно прошипел разбитым ртом мужчина. – Ффо-о-лофь…

– Это кто – сука? – спокойно спросил Гюнтер и пнул его окованным носком сапога в лицо.

– Ф-ф-у-уф, – сказал Юрий Валентинович и перекатился на бок.

– Что молчишь, бля?! – зло рявкнул Гюнтер. – За тебя, бля, работу делаем, так хоть скажи что-нибудь, бляха муха…

– Он, – кивнул Мухин.

– Где деньги? – Гюнтер наклонился над хозяином квартиры.

– Ффоо, – начал было тот и попытался ударить Гюнтера из положения лежа ногой в пах, но тот легко увернулся.

– Так. Драться хочешь. Это интересно. Ну, вставай тогда, падаль.

– Юра-а-а! – прорвался истошный крик женщины, на миг освободившей свой рот от ослабившего хватку Белого, но тот мгновенно поправил положение и хлопнул ей ладонью по губам, так и оставив ее прижатой ко рту. Из-под его пальцев побежали тонкие струйки очень красной, блестящей крови.

Гюнтер тем временем наклонился, взял Юрия Валентиновича за плечи, легко оторвав от пола, поставил на ноги и отступил на шаг назад.

– Ну давай, рэкетир сраный, подеремся. – Гюнтер улыбнулся и неожиданно, без всякого перехода от слов, выбросил левую ногу вперед и вверх. Закончил он движение своего ботинка, чуть развернув его и попав Юрию Валентиновичу, не ожидавшему такой стремительной атаки и не успевшему подготовиться к ее отражению, прямо в ухо. Он снова рухнул на пол, и снова Гюнтер поднял его, установив перед собой.

– Ну, ты, бля, просто макивара… [1]1
  Макивара (от яп. – «скатанная солома») – связка из соломы для отработки ударов в контактных видах спорта. В настоящее время под наименованием «макивара» продаются тренажеры самых разных типов для отработки ударов, в том числе и настенные подушки, набитые резиновой крошкой, поролоном, отходами текстиля и т. п. (Прим. ред. FB2)


[Закрыть]Ты давай тоже, покажи, что умеешь, мужик. А? Ну давай!

Предыдущий удар Гюнтера был не сильным. Это скорее была демонстрация техники, а не удар. Так в драке не бьют. Юрий Валентинович, не получивший серьезных повреждений, наконец собрался с духом. У него прошел шок, первый испуг от неожиданного вторжения, и он вдруг бросился на врага. Гюнтер даже ошеломленно отступил назад, не ожидая такой прыти от сломленного, казалось бы, психологически противника.

Юрий Валентинович выбросил вперед левую руку, норовя кулаком ударить Гюнтера в лицо, тот легко отбил кулак, но правая рука нападавшего в это время метнулась к паху бандита, и Юрий Валентинович вцепился в Гюнтеровы яйца, сжимая их в кулаке и продолжая выкрикивать сквозь выбитые зубы: «Ф-ф-у-у-ф-а-ф».

– У-у, бля, – откликнулся Гюнтер, лицо его сморщилось, и охота показывать технические трюки, по всей видимости, отпала.

Продолжая морщиться, он ударил ладонями по ушам Юрия Валентиновича, от чего тот мгновенно разжал кулак, вытаращил глаза и, пошатнувшись, отступил назад, схватившись руками за голову. Гюнтер изо всех сил врезал ему в солнечное сплетение, и Юрий Валентинович переломился пополам, как сломанная игрушка. Тогда Гюнтер подпрыгнул, превозмогая боль в паху, и сверху вонзил каблук сапога в спину согнувшегося обидчика, попав в район почек.

Когда Юрий Валентинович тяжело рухнул на пол, Гюнтер стал бить его сапогами по бокам, часто нанося удары, промахиваясь и попадая по лицу, разбивая костяшки пальцев, которыми лежащий пытался закрыть глаза и виски…

– Харе, Гюнтер, замочишь деда, – сказал Белый. – Нам бабки надо взять, а не жмуров плодить тут…

– Где бабки, говори, бля, убью!

Юрий Валентинович дернулся, попытавшись отодвинуться от нависшего над ним тяжело дышащего бандита.

– Белый, бутылку взял?

– А то…

– Давай-ка вмажем… Запарил меня этот мужик…

– Ты молчи, тетя, – сказал Белый, отпуская женщину. – Сама видишь, дело такое… Не бойся только. Деньги, которые у нашего друга взяли, отдайте, и мы уйдем. Все тихо и спокойно. Поняла?

Женщина кивнула. Лицо ее было совершенно белым, по щекам текли слезы.

– Стаканы принеси, деятель, – бросил Гюнтер Мухину. Тот послушно отправился на кухню, принес три стакана. Белый разлил водку, покосился на лежащего хозяина.

– Тебе не предлагаю. Давай, мужики.

Они выпили, причем Мухин не почувствовал вкуса водки. Вообще, все вокруг перестало казаться реальным. Словно во сне он видел и этого дикого Гюнтера, и Белого, на лицо которого снова наползла дурацкая ухмылка, и едва шевелящегося Юрия Валентиновича в луже крови, растекшейся по паркету.

– Так где деньги-то, а? Может, ты скажешь? – Гюнтер, помотав головой после проглоченной водки, посмотрел на женщину. – Скажи, а? Чего дурака валять?

Он захохотал, взглянув на лежащего Юрия Валентиновича. К его хохоту присоединилось и какое-то повизгивание, которым разразился Белый.

– Ду-ра-ка-ва-ля-ать, – давясь, повторил он. – Гы-гы…

– Там, – махнула рукой женщина в сторону шкафов «стенки».

– Где – там? Достань и дай. А то – «там»… Чего я, лазить по ящикам буду? Что я – грабитель, что ли?..

Женщина подошла к шкафу, выдвинула ящик и из-под пачки каких-то документов вынула несколько зеленых сотенных купюр.

– Вот, – она протянула Гюнтеру деньги.

– Ну вот, было из-за чего огород городить. Сразу надо было так… А то ножками машут, ручками машут… Кричат, бля…

Гюнтер пересчитал купюры.

– Э-э, погоди. Тут две штуки.

Женщина молча смотрела на него с непонятным выражением лица.

– Чего смотришь? Две штуки! Да не молчи ты, бля!

– Сколько же вам надо? – тихо спросила женщина.

– Как это – сколько?! – заорал Гюнтер. – Четыре! Четыре, сука!

В это время Юрий Валентинович снова попытался схватить его за ногу или Гюнтеру только показалось, что пытался, может быть, он просто неудачно шевельнулся… Но Гюнтер не стал раздумывать, а треснул лежащего мужчину носком сапога в лоб. От души. Юрий Валентинович сдавленно гукнул и затих.

– Юра! Юра!! – закричала женщина и бросилась к лежащему мужу.

– Стоять! – Гюнтер перехватил ее на полпути. – Где бабки?! Говори, а то убьем на хуй!

– Я не знаю, – она зарыдала и обмякла в железных лапах страшного, затянутого в черную кожу бандита. – Не знаю… У нас больше нет… Нам вчера принес какой-то… незнакомый… Две тысячи, больше ничего у нас нет… Оставьте нас, пожалуйста…

– Кто принес? Кто? Говори!

Гюнтер затряс ее за плечи.

– Кого ты просила деньги забрать? Говори, бля…

– Настю…

– Какую Настю? Телефон есть?

Женщина кивнула, будучи уже не в силах вымолвить ни слова.

– Звони!

Он поискал глазами, нашел телефонный аппарат, выпустив женщину, которая тут же опустилась на пол рядом с мужем, взял аппарат и протянул ей.

– Звони.

Покрутив дрожащими пальцами диск, она, глядя затравленными глазами на Гюнтера снизу вверх, сказала:

– А-а-а… А Настю будьте добры…

Сказав несколько фраз, она снова посмотрела на Гюнтера. Он уже понял, что никакой Насти дома нет, а разговаривает тетка с ее мужем. В ответ на вопросительный, умоляющий взгляд он взял из рук женщины аппарат и положил трубку на рычаг.

– Пошли.

– Ку-куда?..

– Туда. Отведешь нас туда. К мужу. И все, мы вас отпустим.

Гюнтер рванул телефонный провод и вырвал его из розетки.

– Сами виноваты. Не надо лезть в такие игры, господа. Сами напросились. Пошли, давай!

Он толкнул женщину к двери.

Юрий Валентинович летел в глубокую пропасть, не видя ни стен, ни дна. Вокруг был какой-то грязный туман. Его тошнило, клочья тумана кружились перед глазами, временами накатывала странная, невесть откуда появлявшаяся боль в ребрах и в низу живота, тянущая, тяжелая, как будто под кожу вшили пудовую гирю. Он не понимал, как попал сюда, вернее, как и когда упал, знал только, что летит уже давно. Вдруг сквозь гул ветра, постоянно сопровождавший его падение, он услышал голоса. И сразу все вспомнил. Говорили этот бандит, который избивал его, и жена. Они шли к Насте. Хлопнула входная дверь, и к Юрию Валентиновичу вернулось зрение. Он понял, что лежит носом в густой черной луже. Приподняв голову, которая сразу же закружилась, Юрий Валентинович понял, что лужа не черная, как сначала ему показалось, а ярко-красная.

Его вырвало, и будто бы вместе с содержимым желудка вылетели в красную лужу последние силы. Юрий Валентинович снова упал головой в кровавое месиво и сколько он так пролежал, убей Бог, сказать не мог. Час или минуту – неизвестно. Счет времени был утерян.

«Надо позвонить… Они убьют ее…» Мысль, словно звенящий утром будильник, не давала уснуть, забыться, уйти от тяжелой, непрекращающейся боли и изматывающего головокружения.

Он попытался встать на четвереньки. Это получилось, правда, заняло много времени. Повернув голову, он увидел телефонный аппарат, лежащий совсем рядом на полу. Взял трубку, поднес к уху, и тут его снова вырвало. Откашлявшись и изо всех сил стараясь удержаться в том положении, в котором он находился, а не рухнуть снова на ходивший крутыми волнами пол, Юрий Валентинович понял, что телефон отключен.

Тогда Юрий Валентинович заплакал. Он, взрослый, уважаемый человек, в расцвете, можно сказать, сил и лет, живший с любимой женой, с прекрасным, умным сыном, не богато живший, но и не нищенски, не голодала его семья, никогда и в отпуск не ездили на море… На море… С Максимом… Вот так, в собственной квартире, избит, унижен, уничтожен какими-то подонками…

Он плакал и полз вперед, к прихожей, тихо воя от боли и обиды, несколько раз падая на подламывающихся от слабости руках и обливаясь кровью, текущей изо рта вперемешку с блевотиной…

Юрий Валентинович не помнил, как он открыл замки на входной двери, вернее, один замок, слава Богу, когда бандиты с его женой выходили из квартиры, то просто захлопнули, не закрыли на ключ…

Опираясь на стену лестничной площадки, пачкая ее своей кровью, он стал пробираться сквозь грязную муть, застилающую ему глаза, кружащуюся пыльным, душным смерчем, и жать на все звонки, которые попадали под его руку.

– В милицию… скорее… звоните… – говорил он, не понимая, открылись ли двери или нет, слышит его кто-нибудь или не слышит…

Гюнтер, Белый, Татьяна Ивановна и Мухин вышли на улицу. Гюнтер держал под руку пошатывающуюся женщину, указывавшую им дорогу.

– Только не вздумай кричать тут, ментов звать. Ничего из этого хорошего не будет, поверь, – сказал ей Гюнтер.

Предупреждение было излишним. Женщина была настолько подавлена и запугана всем случившимся, даже «запугана» – не то слово. Она была уничтожена, не осталось в ней ни воли, ни желаний. Татьяна Ивановна шла, механически переставляя ноги, сомнамбулически глядя прямо перед собой, не поворачивая головы ни на слова Гюнтера, ни на резкий сигнал какого-то «жигуленка», выскочившего из-за угла и чуть ее не сбившего.

– Ты это, осторожней шагай, – буркнул Гюнтер, рванув ее за рукав кофточки назад, освобождая дорогу озлобленному частнику. – Не хватало еще, чтобы тебя задавили…

Идти было недалеко. Они миновали детский сад, утонувший в зелени деревьев, почти скрывавших низенький заборчик, которым был огорожен двухэтажный кирпичный домик, завернули за угол соседней девятиэтажки, и женщина махнула рукой на ближайший подъезд:

– Сюда.

Когда они поднялись на лифте на седьмой этаж, Гюнтер, приблизив свое лицо к словно выцветшим, вылинявшим ее глазам, сказал тихо:

– Иди, звони в звонок. Представься, кто ты есть. И попроси открыть. И все, на этом твоя задача кончается. Можешь идти домой. Поняла? Но чтобы, бля, ни звука. Если пикнешь или ментов наведешь, вам всем кранты. Достанут вас. Поняла? И сынка вашего в первую очередь.

Про сынка он знал от Мухина. Ночью Белый порасспросил его об этом Юрии Валентиновиче, и пьяный Мухин выложил все, что знал. Что лохи, что сын у них семнадцатилетний, что с бандитами у этой семьи никаких связей нет…

Они спрятались за угол площадки, перед лифтом. Гюнтер, присев, снизу выглядывал в короткий коридор, в тупике которого находилась дверь нужной им квартиры. Дверь была железная, очень добротная и даже не слишком искушенному человеку говорила о достатке живущих за этой толстой, отделанной деревянными планками, бронированной плитой.

Мухин не видел, как она подошла к двери, но в тишине, повисшей на лестничной площадке, он хорошо расслышал тихое жужжание звонка, различимое даже через толстый слой металла и декоративные планки.

– Это Татьяна Ивановна… Мама Максима… Я вам звонила…

«Татьяна Ивановна… Таня, – вспомнил Мухин с облегчением, словно вопрос, как же зовут Юркину жену, мучил его все это время. – Точно, он говорил… Таня ее зовут…»

Он не увидел, а, скорее, почувствовал, как напряглась спина Гюнтера, сидевшего на корточках, почти прижавшись к полу и спрятав голову, чтобы не попасть в поле зрения того, кто будет открывать дверь.

Он вылетел на скрип петель. И попал точно, как хотел. Когда дверь приоткрылась, он метнулся по коротенькому коридорчику вперед, врезался в спину женщины и затолкал, вбил ее в образовавшуюся щель между дверью и стеной. Татьяна Ивановна, летя вперед, задела головой о край стальной двери и в прихожую упала уже без сознания.

Андрей был профессионалом. Хотя и ругал его Кислый за полное пренебрежение к элементарным нормам безопасности, вот как сегодня, например, когда он, приехав к Насте с Валерой, отпустил его, остался в квартире один. Не первый раз он так поступал, но Андрей говорил, что негоже взрослому здоровому мужику вечно с нянькой ходить.

– Чему быть, дружище, того не миновать. Если захотят наехать – наедут и с охраной. А с гопотой всякой я и сам справлюсь…

Прежде чем открыть дверь, он прислушался. Рядом с женщиной на площадке не было никого, а голос ее не был голосом артиста, разыгрывающего какую-то пьесу с несчастливым концом. Она на самом деле была, по выражению Кислого, «в дауне». Приоткрыв же дверь, он, конечно, увидел метнувшуюся сзади, из-за спины женщины, тень и мгновенно просчитал всю ситуацию. Словно компьютер был у него на месте мозга. Вычислил и личность летящего на него в длинной прыжке парня. Не персонифицировал Андрей его, конечно, поскольку не знал лично и до этого никогда не встречал, но его потенциальные возможности и, если подходит вообще такое определение, «социальный статус» кожаного, длинноногого, с исполосованным шрамами лицом стали ясны ему за доли секунды.

Андрей шагнул в сторону, прижавшись к стене, пропуская мимо женщину, которая очень неудачно зацепилась виском о дверь и рухнула на линолеум, проехав по нему метра два, и проскочившего по инерции мимо кожаного. Он успел, однако, повернуться к Андрею лицом, и страшный удар кулака, направленный в основание черепа, попал ему по челюсти.

Лицо его странно изменилось, все черты его сместились и разъехались, оно потеряло форму. Кожаный на секунду замер, осознавая, что же с ним произошло, но не успел понять, что челюсть его сломана. Колено Андрея въехало ему в пах, заставив Гюнтера присесть со стоном. Андрей оценил то, что кожаный не согнулся пополам и не отвел глаза. «Умеет драться, – подумал он. – Да поздно уже, парень…»

Он не хотел убивать этого молодца, несмотря на то, что с площадки бежал еще один, – Андрей не видел его, но слышал топот.

«Один. И с большой массой. Ишь, как топочет…»

Он хотел ударить кожаного в лоб тыльной стороной ладони, чтобы тот рухнул и вырубился на время. А потом можно будет и поговорить. Как раз и Валера с ребятами подскочит… Может быть, эти уроды как-то связаны с лесной стрельбой…

Но Гюнтер попытался резко выпрямиться и провести очередную атаку. Это его и сгубило. Рука Андрея уже летела ему в лоб, когда голова Гюнтера оказалась чуть выше того положения, находясь в котором, он потерял бы сознание. Ладонь Андрея ударила его снизу в нос. Последнее, что слышал Гюнтер в жизни, были тихий, уютный хруст и тихий звон от тупого удара куда-то в самую середину мозга. Потом свет для него погас и больше не зажигался. В самом конце, когда он уже летел в полной темноте, ленивый и умиротворенный, его взорвала изнутри резкая вспышка боли, но она была лишь мгновением, микросекундой в бесконечном полете. Потом все исчезло, даже темная пустота.

Андрею некогда было оценивать случившееся. Вскочивший в прихожую толстяк сделал несколько ложных выпадов, но Андрей вдруг почувствовал усталость и потерял интерес к поединку. Толстяк наткнулся на сжатые в средних суставах каменные пальцы своим толстым горлом, хлюпнул, захрипел, удивленно вытаращил глаза и кулем рухнул прямо на Гюнтера.

Андрей хотел повернуться, но почему-то не мог этого сделать. Усталость и равнодушие наваливались все сильнее, потом в голове, ближе к затылку, что-то звонко и очень громко щелкнуло, и Андрей, погружаясь в сноп ярких, веселеньких искр, которые замелькали перед его глазами, рухнул на груду из трех тел уже лежащих в прихожей.

– Быстро вперед! Смотри, что там еще…

Фигура в черной маске, шлеме, и камуфляжном комбинезоне бросилась вперед, перепрыгнув через лежащих в прихожей. Еще трое остались на площадке, подняв короткие автоматы стволами вверх, а двое прыгнули вперед, на подмогу товарищу, исчезнувшему в глубине Настиной квартиры.

Когда появился тот, кого послали осматривать квартиру, и содрал с лица маску, показав мальчишеское улыбающееся лицо и произнес: «Никого…», – трое тоже сняли маски.

– Ты, Колька, считай, покойник сегодня, – сказал один из них молодому, стоящему в квартире. Двое других заворачивали лежащим руки за спину и схватывали их браслетами наручников.

– А что?

– Ды, елы-палы, как же ты с одного удара не убрал этого быка?

– А хрен его знает, Виктор Палыч… Прикладом дал в затылок, а он даже вроде и не почувствовал. Со второго раза только…

– Считай, повезло, бля, тебе. Со второго раза… Второго раза могло и не быть… Слабак, бля.

– Слышь, Палыч, – сказал один из тех, что возились на полу. – А эти двое, кажись, откинулись.

– Чего, серьезно?

Парень в камуфляже, отставив автомат к стене, прижимал ладонь к горлу лежащего ничком Белого.

– Готов. И второй тоже. Уделал их этот парень. Замочил.

– Во, бля, беспредел… А тетка?

– Тетка жива. Без сознания.

– Ладно, жмуров оставляем на месте, вызывай «скорую»… Сейчас бригада прикатит, следователь пусть разбирается, кто, чего, кого…

Валера опоздал всего минут на пять. Он проехал мимо подъезда, рядом с которым стояли два «рафика», предназначение их Валере было ясно с первого взгляда.

«Е-мое», – сказал он про себя.

– Чего там? Чего? – пацаны на заднем сиденье заерзали, забряцали оружием.

– Спрячьте пушки, тихо…

Он остановил машину метрах в ста от Настиной парадной. И в ту же минуту оттуда показались бойцы группы захвата. Сначала вышли двое, оглядывая окрестности и поводя автоматными стволами. Убедившись, что вокруг все тихо, они что-то крикнули в дверной проем, из которого тут же показались еще двое в камуфляже, тащивших Андрея со скованными сзади руками. Передвигался он с трудом, едва переставляя ноги. Бойцам приходилось волочь его, схватив под мышки. Сзади их конвоировали двое камуфлированных, а между ними шел, прихрамывая, еще один скованный наручниками пацан, худой, какой-то весь потерянный. Отбить шефа в такой ситуации не представлялось возможным.

«Вот, блин, – думал Валера. – Хули делать-то? И Кислого нет…»

Он дал газ. Невыключенный мотор машины тихо загудел, и черный джип, свернув за угол длинной девятиэтажки, скрывшей автобусы группы захвата и арестованного шефа, аккуратно вырулил на Кораблестроителей.

– Чего делать-то? – спросили пацаны сзади.

– Отбой. Едем домой. Будьте со мной пока.

– Будем, – ответили пацаны. Им было все равно, с кем и где быть. Работа есть работа.