Текст книги "Последняя игра"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Глава тридцать восьмая

Кибиров прибыл к месту встречи с Яковом Сергеевичем вовремя. Опаздывать на такие мероприятия не положено, это любому известно, хотя Анастас Владленович уже настолько считал этот город своим, что, если честно, не очень-то всерьез принимал тревоги Якова относительно дележки власти и имущества, оставшихся после Пельменя. Чего тут париться, думал он, чего делить, если все равно фактически все будет принадлежать ему, Кибирову. А кто, какие шавки будут под ним бегать и присматривать за хозяйством – Яков ли, кто другой, по большому счету роли не играет. Интересно только, понимает ли это сам Яков. Наверное, понимает. Мужик опытный. Чует, что под ним земля горит…

Два черных «Мерседеса» мягко остановились на Чапыгина, напротив телецентра. Шофер, выйдя из второй машины, бегом обогнул ее, распахнул дверцу, и на тротуар шагнул Дмитрий Васильевич Пак – начальник охраны Кибирова. В долю секунды оценив происходящее на улице и не заметив признаков угрозы для шефа, он сделал неуловимое движение рукой и отошел на три шага в сторону. Только тогда с заднего сиденья машины с затемненными бронированными стеклами показался сам Анастас Владленович, он вылез наружу, вальяжно, с улыбочкой, не спеша.

Он всегда скептически был настроен по отношению к Ленинграду – Санкт-Петербургу. Несерьезный город, считал он. И люди здесь живут несерьезные. Фантазеры. Время такое началось после восемьдесят пятого года, когда Горбачев к власти пришел, – деньги просто из-под земли стали сами выползать. Чем дальше, тем больше. Только успевай срывать, как цветы на лесной полянке. И сейчас все это еще продолжается, несмотря на налоговые инспекции, депутатские запросы и показательные уголовные дела. Все это для дураков. Наклоняйся и поднимай с земли деньги, старайся только на ногу соседу не наступить, который тоже идет рядом со своей корзинкой. Всем хватит, если не наглеть. А с наглеющими типами разговор должен быть коротким. Время не то сейчас, чтобы миндальничать.

В Москве это как-то быстрей ухватили. А в Питере – все ходят, какие-то проекты неосуществимые выдумывают. Проще надо быть, проще, и люди сами к тебе потянутся, вспоминал он свою любимую присказку.

Кибиров глубоко вдохнул сырой холодный воздух. Нет, никогда он бы не согласился жить в этом городе. Слякоть, грязь… Пока от машины до подъезда дойдешь, все ботинки в говне… Столица, бля, империи, колыбель этих сраных трех революций…

Он не спеша проследовал к подъезду, не останавливаясь и не кивнув, даже взглядом не удостоив посторонившегося с вежливой улыбкой охранника, вошел в парадное. За ним двигался Пак и шофер Роберт – тоже хоть и не такой мастер, как Дмитрий Васильевич, но вполне опытный боец, с хорошей реакцией и преданный Кибирову в той степени, какую может обеспечить очень, ну очень хорошая зарплата и довольно простой, не хамский по отношению к прислуге характер шефа.

На втором этаже, где располагался офис покойного Пельменя, который теперь, кажется, уже осваивал Яков Сергеевич, их встретили еще трое охранников, сидящих за кроссвордом. Один из них встал из-за барьера, выгораживающего в углу лестничной площадки небольшой загончик, вышел к Кибирову, кивнул, улыбнулся и открыл массивную дубовую дверь:

– Проходите, пожалуйста, вас ожидают…

«Ожидают, бля, – подумал Анастас Владленович. – Тоже мне, шишка…. Ожидает он, видите ли…»

– Здравствуйте. – Молоденькая секретарша, сидящая за работающим монитором компьютера, вскочила с вертящегося кресла.

Кибиров кивнул ей гораздо более учтиво, нежели охраннику в коридоре.

– Прошу вас… Яков Сергеевич ждет…

Она выпорхнула из-за компьютерного столика и, подлетев к очередной двери, распахнула ее, на этот раз без всяких усилий.

Кибиров вместе со своей свитой вошел в кабинет, больше напоминающий небольшой концертный зал. Разве что без сцены. Канделябры, шторы на окнах, сверкающий паркет – и не подумаешь, что это, в общем-то, логово обычного бандита.

Кибиров молча ждал, когда хозяин кабинета поздоровается. Первым. Первым, сука, должен здороваться! Однако Яков тоже держал паузу, опустив глаза в бумаги на столе, что-то перекладывая с места на место и шелестя страницами.

– Приветствую вас, – наконец выдавил он из себя, поняв, что дело принимает оборот совсем уж неприличный.

– Доброго здоровьичка, – ответил Кибиров, поудобнее располагаясь в глубоком низком кресле, отметив, что Пельмень умел выбирать мебель для посетителей. Из такого кресла вмиг не вскочишь, вытаскивая пистолет из наплечной кобуры, в одно движение не бросишься душить врага, не упадешь даже назад, случись надобность уйти от летящего ножа или кулака… Но сейчас сила была на стороне Кибирова, и он отмечал эти детали даже с удовольствием, из чисто познавательного интереса, перенимал опыт, можно сказать. Пельмень-то принимал его выше, на третьем этаже, в более непринужденной обстановке. А эта падла старая официозу нагоняет…

– Ну что? – спросил Кибиров. – Ты теперь тут вроде хозяина будешь?

– Да-а… – протянул Яков. Слово «вроде» ему не понравилось, и еще больше не понравилось то, что Кибиров это прекрасно знал, видел и говорил это «вроде» смачно, специально его унижая. – Да, в общем, так уж получается, Анастас Владленович.

– Ну, так чего муму крутить. Давай бабки подбивать.

Анастас Владленович сейчас был не похож на того респектабельного, обходительного господина, которого привыкли видеть на экранах телевизоров сотни тысяч любителей политических баталий, «круглых столов» и «героев дня». Сейчас он расслабился, сбросил с себя маску, необходимую ему для достижения своих политических, а в первую очередь экономических целей. Сейчас это был тот Анастас или даже Стасик, который завоевывал Москву, действуя через третьих лиц, начинал с публичных домов, подпольных естественно, с рэкета, с побоищ на оптовых рынках и горячих утюгов, шипящих на волосатых животах первых кооператоров. Конечно, сам он вилку в розетку не совал, не светился до такой степени. Но Стасика знали многие, и с ним считались. Потом он окончательно ушел в тень как «Стасик», решив, пока не поздно, сварганить себе новую биографию. При наличии тех денег, что были добыты с помощью утюгов и полиэтиленовых пакетов, это было несложно. А теперь вообще мало осталось тех, кто знал его как Стасика. «Хвосты» подчищать – святое дело. Можно сказать, главное для человека, который хочет продвинуться дальше должности директора какого-нибудь занюханного коммерческого банка.

– Что у тебя тут наворочено? Ни хера не понять, – сказал Анастас Владленович. – Беспредел какой-то. Надо порядок наводить, Яша. Вижу, не справиться тебе одному. Мочат людей твоих, я слышал, притон какой-то загородный менты накрыли, их там постреляли…

«Откуда он знает?» – подумал Яков Сергеевич, но не успел додумать мысль до конца, поскольку Кибиров продолжал:

– Козла этого вонючего, Быкова, кто из тюряги выпустил? Не знаешь? А что он уже наворотить успел? Гуляет по городу, как по своей квартире, а между прочим, обосрал тебе строительство дороги. Когана-то замочили, бля, а толку нет. Никаких концов. Кого ты послал к Когану? Каких козлов? То, что он был связан с Быковым, мне было известно сто лет назад. Надо было бумаги из него вынуть, договоры на эти ебаные коттеджи…

Не было журналистов рядом, изумилась бы вся пишущая братия такому монологу уважаемого депутата…

– А вы, козлы, замочили человека. Бизнесмена, который вам, кстати, зла не делал, а делал свою работу по указке этого урода Быкова…

– Это Пельмень, – начал было Яков, но Анастас снова прервал его:

– А, бля, девка его где? Где, я тебя спрашиваю? Не знаешь? А то, что бляди центровые ходят королевами и шепчут друг другу на ушко, что вернулась, мол, в город Волкова, что Быкова, мужика ее, выпустили из тюряги и что они скоро снова власть в городе возьмут? Про это ты знаешь?

Про это Яков не знал. Настя Волкова, эта девчонка из молодых, да ранняя, действительно при Крепком командовала всеми нелегальными и уже становившимися почти легальными публичными домами в центре города. С исчезновением старых хозяев все дело подмял под себя Пельмень, а теперь, выходит… Это же деньги, и немалые, а главное, верные и постоянные.

– Молчишь? Уволить бы тебя надо…

Яков похолодел, но вспомнил, что охрана в коридоре слышит сейчас каждое слово, произносимое в его кабинете. Он по желанию мог отключить связь, но сейчас предпочитал, чтобы парни были в курсе дела. В его команде не он один ненавидел московского выскочку. Знал Яков Сергеевич, что среди охраны и других боевиков ходят такие настроения – погнать из Питера московских ко всем чертям. И чем больше будет наезжать на него Кибиров, тем, может быть, и лучше…

Неожиданно раздался гудок селектора, и Яков поднял трубку с видимым облегчением. Хоть таким путем речь Кибирова была остановлена.

– Яков? Это Зоя. Не отключайся только, Яшенька…

Яков Сергеевич поморщился: «Яшенька…» С каких пор эта блядь пельменьская его Яшенькой позволяет себе называть?

– Я внизу, Яша… Надо срочно поговорить…

– Я занят, – буркнул Яков. Но что-то в голосе Зоеньки насторожило его и заставило не положить трубку сразу, а продолжать слушать прерывающийся, запинаюшийся голос Зоеньки. Может быть, потому, что запиналась она сейчас не от выпитого – голос ее был трезвым, и волнение в нем не было вызвано алкоголем или другими препаратами, которыми изредка баловалась любимица Пельменя.

– Яша… Ты на меня не злись… Время пришло кончать нам с тобой дуться друг на друга. Хороший мир лучше доброй ссоры, Яшенька. Мне срочно нужно к тебе сейчас… Я знаю, у тебя Кибиров… Это даже к лучшему. Сейчас все вопросы и решим… Это тебе же будет в плюс. Я привезла тебе сюрприз.

– Что еще? – спросил Яков, покосившись на Кибирова.

– Мы захватили Кругозора, Яшенька… Сейчас, я знаю, на тебя москвич наезжает, а ты ему сразу же козырь – вот тебе, мол, Кругозор, и все вали на него. Кинь псу московскому кость, и пусть подавится… Яша, и кроме этого еще… у меня много есть что сказать, чтобы эта сука депутатская утерлась и больше нос к нам не совала. Куда не следует, я имею в виду… Для дела – пусть приезжает, а так, шустрить по нашим темам, – все, хорош. Яша, я поднимусь, ладно?

– Ну, давай, – сказал Яков Сергеевич.

Он положил трубку на стол, нажал на кнопку селектора и сказал коротко:

– Пропустите там…

– Что там еще? – спросил Кибиров, глядя на изменившееся лицо Якова. Посветлело как-то это лицо, исчезло с него напряжение, разгладились черты, даже какое-то подобие улыбки появилось в ледяных прежде глазах.

– Сейчас… Зоенька зайдет…

– Кто? Эта блядь пельменьская? – Мнения Кибирова и Якова относительно Зоеньки сходились. Это было, наверное, единственное, что они оценивали в ней одинаково.

– Ну это ты уж слишком, Анастас, – ответил Яков, и в этот момент входная дверь распахнулась.

Яков Сергеевич понял все сразу. Он ошибся. Как же мог он поверить этой суке? Картина, представшая перед ним, вдруг отбросила его на десятки лет назад. Он вдруг вспомнил иллюстрацию к школьному учебнику истории, на которой было изображено, как большевики входят в комнату Зимнего дворца, в которой заседают последние остатки Временного правительства. Это конец. Смена власти. Необратимая и неизбежная.

Он старался не потерять лицо, начал подниматься с кресла, глядя на непонимающего Анастаса. Кибиров не мог видеть, что происходило сзади него, зато отлично расслышал выстрел, предназначавшийся Якову Сергеевичу.

Он увидел вдруг, какой Яков Сергеевич уже старенький… Лицо его было бледно-зеленым, морщинистым, глаза пустые, руки дрожали… Да еще и маленькая дырочка на пиджаке, которую он накрыл ладонью и, выдавив из себя все-таки напоследок: «Сука…» – тихо-тихо, едва слышно произнес Яков Сергеевич свое последнее слово, – повалился грудью на стол, сминая и пачкая кровью те самые бумаги, которые только что с важным видом рассматривал и перелистывал.

– Всем стоять! Вы нам не нужны! – услышал Кибиров женский голос. – Тихо! Вас не тронут! – еще раз произнесла женщина, и он наконец понял, кто это. Тогда только он позволил себе встать и обернуться. В дверях стояла Зоенька, незнакомый ему мужик с перевязанной головой, сжимающий в руках пистолет. Пистолеты были и у парней, которые встретили его делегацию на лестничной площадке. Охрана, мать ее! Причем молодцов с оружием сейчас было гораздо больше, чем видел Кибиров, входя в офис Якова Сергеевича. Откуда они взялись? Ясно, что спланировано все было заранее. Дворцовый переворот, не иначе…

Впрочем, одного из стоящих рядом с Зоенькой он узнал. Это был Вилли, шофер Пельменя.

– Здравствуй, дружочек, – сказала Зоенька Кибирову. – Что теперь делать думаешь?

– Я? – только и смог спросить Анастас Владленович.

– Ты, ты. Ребята. – Она кивнула своим «быкам».

«Ребята» моментально сгрудились вокруг охраны Кибирова, впрочем не оказывавшей сопротивления, поскольку численное превосходство, количество оружия и решительность, с которой просто сняли вопрос Якова Сергеевича, были явно на стороне питерцев. Мужик с забинтованной головой и Вилли подошли к Кибирову. Он успел заметить, что руки у забинтованного были в перчатках. Вилли был бледен, еще не окончательно придя в норму после ранения, но силы ему было не занимать. В этом Кибиров убедился, когда железные руки схватили его за горло, а забинтованный сунул ему в ладонь рукоятку пистолета, сжал его пальцы и поднес руку с пистолетом к виску.

– Ну что, дружочек, застрелил конкурента, а теперь хочешь с собой покончить, видя, что все равно не выгорело дело? – спросила Зоенька. – Знаешь, как все это выглядит? Ты услышал шаги, наши шаги. И понял, что опоздал. Что выхода нет. И – пук! – прямиком на тот свет. Чего тебя ловить-то? Так ведь все и было? – Она обратилась к охране Кибирова.

Трое удерживаемых Зоенькиными подручными парней молчали.

– Так, я спрашиваю?

Начальник охраны Кибирова Дмитрий Васильевич Пак отвернулся от нее и стал смотреть в окно. Оно было плотно зашторено, и взгляд его уперся в малиновую портьеру. Выстрел, грохнувший в комнате, заставил его снова повернуться к действующим лицам разыгравшейся сцены, и он увидел, как шеф обмяк в кожаном кресле, выронив на пол пистолет.

– Е-мое, – крикнула Зоенька, – ты что, охуел?

– Да… случайно как-то получилось, – криво улыбаясь, сказал Кругозор. – Пережал… Такой спуск легкий… Я к таким не привык… А он еще пальцы напрягал, сопротивлялся… Вот я и пережал…

Глава тридцать девятая

Егор остался дома с Настей, а «молодые стрелки», как назвал их тот же Егор, поехали на Ржевку, в дом Тиграна и Данилы. Санек тоже был зачислен в «стрелки», хотя сильно сомневался, сможет ли он действовать по правилам, предлагаемым Тиграном с Даней, и нужно ли ему все это вообще. Одно дело – с Боссом гулять по улицам и наблюдать, как он разбирается со шпаной. Нервы щекочет, страшновато, конечно, но все-таки, как-то, по сравнению с тем, что недавно живописали Тигран и его дружок, по-домашнему, привычно. Хотя последний вечерок, когда на него наехали эти звери со своими наркотиками, мог не только закончиться отнюдь не «по-домашнему», но и мог стать страшным и последним в жизни и Санька и Босса.

Однако он принял приглашение – не бросать же Босса одного, они ведь друзья…

– Возьмем бумаги, – сказал Тигран, – потом вернемся к Насте твоей, решим, как нам всем связаться с этими вашими… преследователями.

– Завтра вернемся, – сказал Даня.

– Почему завтра? – спросил Тигран.

– Сегодня будут девки, – напомнил Данила, ехидно улыбаясь.

– А-а, блин, точно… Пацаны! Сегодня же у нас оттяг! Хотите с нами?

– Какой еще оттяг? – довольно хмуро спросил Босс.

– Телок вызвали на сегодня. Покувыркаемся? Будете?

Санек пожал плечами. А чего? Он уже взрослый… Можно… тем более что он себя в этом смысле уже проверил, все у него получается, все как надо… Не опозорится… Постарается, во всяком случае.

– Что за телки? – спросил Босс.

– Классные телки. Профи. Знакомые наши. Ты не ссы, они не продадут. Да и не знают они ничего. Мы же им платим… Нормально все, Борька!

Санек заметил, как Босс напрягся, но не стал возникать и требовать, чтобы его называли Боссом. Эти парни хоть и малолетки, а ему словно ровня, а может быть, и покруче будут…

– Ну, если классные телки… – Босс неопределенно покачал головой.

Они уже вышли из такси и двигались по трамвайной колее, проложенной среди какой-то утонувшей в грязи просеки, то ли в редком запущенном парке, то ли лесочке. Впереди виднелись двухэтажные крепенькие, напомнившие ему грибы-боровики, домики, с толстыми стенами, узкими окнами, одинаковые, выстроившиеся вдоль трамвайных путей в два ряда.

– Вон в том доме мы живем, – кивнул Тигран. – Снимаем хату, блин.

– Дорого? – спросил Босс. – Дом-то хороший, это немцы после войны строили. Солидно.

– Фигня. Мы же всю тусу питерскую, бомжовскую знаем. До того, как Михалыч нас пригрел, мы же все исползали в городе, все уличные – наши знакомые… Сейчас связи-то остались. Ну, вывели нас на эту хату. Алкаш один сдает. Хорошо, что мы взяли, а другие бы попались – грохнули бы старика, хату отобрали. Все к тому и шло. А мы его в метро пристроили, ему там даже лучше. Люди вокруг. Он на станции «Площадь Ленина» живет, внизу, тепло зимой и летом, своя братва…

– Там и жить можно? – спросил Санек.

– Еще как! Вон Боровика видел? Так тот вообще с ведома властей там сидит. Зарплату не получает, правда, но не трогают его, он там вентили свои крутит, как бы при деле… Им-то что – чем нанимать работника за бабки, проще бомжа пустить за тепло и койку. А на «Ленина» много народу живет. Самая глубокая станция, там ходов и комнат под ней хренова туча. Ну! Они помогают, конечно, убирают мусор там, строителям подсобить, то-се… Так и живут. А мы старику еще и бабки платим. Так что ему вообще лафа. Сыт, пьян и нос в табаке.

Они поднялись на второй этаж по широкой лесенке с приземистыми, добротными ступенями. Тигран открыл дверь, и Босс шагнул в жилище молодых киллеров.

Обычная квартира, слегка загаженная, на кухне никаких следов так называемого домашнего хозяйства, видно было, что ребята питаются в основном полуфабрикатами, не утруждая себя приготовлением чего-то более основательного и «домашнего».

– Ну как? – спросил Тигран. – Нравится?

– Нормально, – сказал Босс, оглядывая стены комнаты, сплошь завешанные порнографическими плакатами и открытками.

– Это Даня у меня с ума сходит. Дорвался пацан, блин…

– А чего? – спросил Даня. – Имею право.

– Конечно, имеешь. О чем базар? Хоть не дрочишь в туалете…

– А нафига дрочить, если телки сами к нам бегут? – улыбаясь, высказался Даня. – Эх, пацаны! Мы с вами такие дела закрутим!.. Бля, всем покажем, всей этой швали питерской…

Тигран поманил Босса пальцем. Они вошли в ванную. Тигран встал на четвереньки, пошуровал рукой под ванной и вытащил полиэтиленовый пакет.

– Во. Все бумаги здесь. Дискеты, то-се… За этой байдой они, думаю, и гоняются. Отдадим им, и все – вы свободны. И Настя. И Егор. Бля, действительно, у нас же целая кодла получается! Круто, мужики! А Настя, кстати, – это голова! Знаешь, как она в городе круто стояла? Ого-го! Под ней все бляди питерские самые крутые ходили! Так что, если мы ее вытащим, дело пойдет. А то понаехали какие-то говнюки в наш город, все захватили себе… Из Москвы… Все деньги туда тащат. Ни фига! Мы им не дадим. Всех на уши поставим. Они нас еще вспомнят, будут знать, как на питерских наезжать…

Глава сороковая

Гриша оглядел дом, на который указала красотка Ксюха.

– Ну что? Сдюжим втроем двоих подростков скрутить? – Он оглядел Андрея и Ваню.

– Подростки подросткам рознь, – резонно заметил Ваня.

– О чем речь, Гриша? Ты за кого меня принимаешь? За лоха рыночного? Бля… – Андрей покачал головой. – Когда пойдем?

Ксюха стояла рядом с машиной, не выражая особенного восторга перед предстоящей операцией захвата ее клиентов.

– Красавица! – Гриша подошел к ней. – Ты готова?

– Я как пионер. Всегда готова. Только смотря к чему…

– К выполнению своих непосредственных обязанностей.

– Командир. – Она пристально посмотрела на Гришу. – Я что-то не пойму, кто у вас главный? Кто командует? Ты или он? – Девушка осторожно и очень вежливо кивнула в сторону Андрея. Крепкий был ей известен как очень жестокий, очень сильный, но очень справедливый питерский бандит, хотя считается, что такое сочетание в природе невозможно. Особенно что касается последнего качества. Справедливость того или иного действия обычно в среде, где работал и жил Андрей по прозвищу Крепкий, определялась количеством прибыли и, пожалуй, больше ничем. Однако Ксюха знала о том, что Андрей вызывал неприязнь и даже откровенную вражду со стороны множества питерских группировок именно из-за того, что делал оглядку на эту самую пресловутую справедливость, которая иногда приносила ему прямые материальные убытки. А иногда и не только ему, что очень не нравилось представителям питерского, так сказать, большого криминала.

Хотя все это – дело прошлое. Сейчас Андрей изменился. Что-то с ним произошло, он был не похож на того, уверенного в себе, злого и веселого Крепкого. Но Ксюхе хотелось думать, что все-таки он остался прежним и, случись что, на его руку можно будет опереться, за его спину – спрятаться.

– Какая разница? Тебе же все объяснили там, на хате. И про бизнес ваш… Теперь он вами занимается. Значит, он твой начальник и есть. Так, – сказал он безо всякого перехода. – Значит, ты идешь. Как у вас там это обычно происходит? Сразу начинаете?

– Обычно – сразу. Они любят так – прямо в прихожей наброситься. Раздеть, порвут еще что-нибудь обязательно. В зверюг играют. Потом покувыркаются и отдыхают. Кино смотрим, музыка, пожрут чего-нибудь, порассказывают мне байки всякие… А потом, ближе к ночи, – снова в койку. Обычно так.

– Короче, твоя задача их в кровать затащить. Чем быстрее, тем лучше. Сигналов никаких нам подавать не надо, мы войдем через полчасика после тебя. Управишься?

– Постараюсь…. Только ты скажи, командир, что мне-то будет за такую работу?

– Тебе будет режим наибольшего благоприятствования по месту основной работы, – отчеканил Гриша протокольным тоном. – Устраивает?

– Какой режим? Ладно. – Поняв, что ничего больше из этого скользкого типа ей не выжать, Ксюха кивнула головой и еще раз взглянула на Андрея. Уж он-то мог бы что-нибудь сказать.

Но Андрей смотрел в сторону и разминал пальцы рук.

– Ладно, я пошла.

Гриша проводил взглядом худенькую фигурку, раскачивающуюся на длинных, слишком, на его вкус, тощих ногах, обтянутых черным нейлоном.

– Пошли в машине погреемся, – пригласил он Андрея.

– С удовольствием.

– Так объясни, что за пацаны-то, конкретно? – спросил Андрей, устроившись на заднем сиденье «Волги».

– Пацаны… Ты понимаешь, Михалыча грохнула не Настя твоя. Мы провели расследование, у нас спецы есть классные, сам понимаешь. У ментов, правда, тоже есть не пальцем деланные. В общем, нашли внизу, в подвале покойного Михалыча, детские вещи. Давно слухи ходили, что он занимается воспитанием подрастающего поколения. Идея-то в воздухе носится. Ты ведь тоже к этому делу руку приложил. Вернее, Настя твоя.

Андрей кивнул. Настя у него в свое время занималась не только малолетними проститутками, среди ее знакомых было немало воров, хакеров, ломщиков валюты, молодых аферистов, попрошаек, мойщиков машин, приторговывающих наркотой и вообще берущихся за любую, даже самую сомнительную работу.

– Если подростковая преступность есть, ее глупо игнорировать, верно? – продолжал Гриша. – Надо ее просто направлять в правильное русло. Контролировать и стабилизировать. Закон и порядок держать. Да?

– Ну, допустим. Я бы, конечно, с ней покончил. Не детское это дело.

– От кого слышу? От кого слышу? – загоготал Гриша. – И как же ты с ней покончишь? Спаситель, бля, человечества. Чем она отличается от взрослой преступности? Социальные и психологические корни те же. В любом государстве при любом строе она была, есть и будет. Диккенса почитай, бандит с большой дороги.

– Читали-с, – ехидно сказал Андрей. – Давай ближе к теме.

– Ладно. Отвлеклись. Короче, Питер – город маленький, тут что-то спрятать трудно. В общем, ходили слухи, что воспитывает он, старый пердун, нескольких пацанов, готовит из них боевиков по высшему разряду. – Гриша посмотрел на часы и продолжил: Да, скрыть здесь что-то трудно. Особенно от нас. У нас ведь в каждом клубе вонючем, в каждом месте, где молодежь, как они сейчас говорят, «тусуется» – кстати, ненавижу это слово, – свои люди есть. Много, причем. Даже не знают, что они наши люди. Менталитет у русского народа такой – любит стучать. Это, можно сказать, часть его жизни. Слухи распускают, разнюхивают все, по телефону часами базарят друг с дружкой… Вот при Сталине, говорят, десять миллионов было информаторов. Что, думаешь, все на зарплате сидели? Или – из-за страха за жизнь свою стучали? Да ничего подобного. Любят просто это дело. А сейчас народ ведь тот же самый. Ну и стучат так же. Все в этом смысле отличненько. А технических средств поприбавилось – не хочешь, да подслушаешь. Одни мобильные телефоны чего стоят – можно не только прослушать, но и каждый шаг территориально отслеживать. Человек сам на себя маяк фактически вешает. А Интернет – вообще молчу. Тотальный контроль, бля, люди сами по тонне баксов платят, чтобы их можно было читать как открытую книгу.

Этот вопрос впервые у нас был поднят, когда погиб врач один, который к Михалычу ездил, ездил, а потом взял да и покончил с собой. Психиатр, по детским проблемам специалист. Ну, порасспрашивали на службе. То-се. Взяли под контроль дачку старика. Ну и сведения, которые потекли, говорили о том, что ребятки какие-то у него живут. Причем он их и в город время от времени вывозит. А в городе – ты не поверишь – с кем, как ты думаешь, они самостоятельно встречались?

– С Настей, что ли? – усмехнулся Андрей.

– Да. Сам догадался? Или она говорила?

– Ничего она не говорила. Просто я ее знаю.

– Правильно. Вот. Ну и убит, значит, был Михалыч не Настей и не Егором ее. Там был совершенно другой почерк. Егора вашего мы изучили уже давно. Не его работа. Очень чисто было все сделано, как в американском кино. Даже излишне пафосно. Кинематографично, одним словом. Ну, стали разрабатывать это дело, да ребятки свалили. А я понял, что бумаги-то не Настя твоя утащила. Скорее всего, на девяносто девять процентов, эти молодые неоперившиеся киллеры их хапнули. Почему я так подумал? Интуиция и жизненный опыт. Что, впрочем, на самом деле одно и то же.

– Так какого хера вы за Настей гонялись по всей стране? На вертолетах, говоришь?

– Ну, во-первых, надо все версии отрабатывать. Иначе какие же мы профессионалы? А во-вторых, я зуб даю, что если они и не были связаны тогда, то сейчас, когда Настя в городе, они наверняка друг друга найдут. Это уже не девяносто девять процентов, а все сто. И потом пошло-поехало. Поиски парней активно возобновились после убийства депутата Праздникова.

– Это они, что ли?

– Они. Вот в этом я тоже уверен.

– Да?

– Да. Сделали очень грамотно, профессионально, но дико небрежно. Вообще без маскировки, без прикрытия. Пацана, который стрелял, видели как минимум человек десять. Причем один засранец, его ровесник, видел его с пистолетом в руках за несколько секунд до выстрела.

– Как это?

– А так. Потом сидел в кабинке сортира, обосравшись от страха. Он же, паренек этот, ну, киллер, стрелял из туалета Дворца пионеров, на Невском который. Из окна.

– Ну, ни фига себе. Это же высший класс. Из пистолета?

– Да. Стреляют ребятки – будь здоров!

– Я таких спецов не встречал. Чтобы с такого расстояния, без подготовки…

– Дети – они могут чудеса творить. Михалыч правильно решил их использовать. Просчитался только малость. Но он вообще уже на излете был, туго соображал…

– Меня, однако, в «Кресты» успел засунуть.

– Ха, так это не в твою пользу, дружище… Ладно, извини. В общем, того засранца малолетнего мы быстро нашли. Порасспросили его, дал он нам описание паренька, который возле окна с пистолетом стоял да поплевывал. Во борзые. Да?

– Ослы, одно слово.

– Ну, это ты погорячился. Потом стали находить следы употребления одноразовых пистолетов-ручек. Этого добра всегда в городе хватало, но модели-то разные. А у Михалыча на даче целый склад был. Вот и в клубе этом, откуда мы сегодня сюда приперли, та же история. Замочили ребятки двоих из таких же точно штучек, как и на даче лежали. Да и видели их многие. Не то, как стреляли, конечно, а как болтались до начала разборок. Еще двое с ними ушли, нам неизвестных. Но ничего, всех возьмем сегодня. А там, глядишь, и Настю твою найдем. Думаю, недолго тебе ждать осталось. Сердцем чую.

– Слушай, если они такие подготовленные, может, действительно как-то продумать… У меня оружия нет, у вас-то есть, я надеюсь?

– Андрей, Андрей, я тебя не узнаю, ей-Богу… – Гриша посмотрел на часы. – Ну вот, за беседой и времечко подошло. Надеюсь, Ксюха твоя их уже трахает вовсю. Ладно, в любом случае надо двигаться. Пошли, ребята.