Текст книги "Чабор (СИ)"
Автор книги: Алексей Войтешик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Разок? Да он через день там купается, – не сдавалась Добромила.
– Ну и пусть, вода чище будет.
– Да? Разреши ему это делать через день, он начнёт купаться ежедневно, а мне только этого и не хватало...
– Замолчи! – снова начинал выходить из себя Вулкан. – Если бы Кратор бухнулся бы в твой источник, получил бы как положено, а Светозар может купаться где и когда захочет, на то ему был мой указ. А будешь противиться…
В этот момент Мирослава и Божена залились таким звонким смехом, что Добромила невольно дёрнулась. Сам царь едва сдержался, чтобы не рассмеяться вместе с ними, но в последний момент собрался и привычно закончил:
– Будешь противиться – отдам тебя за него замуж.
– За него? – стараясь выглядеть невозмутимой, переспросила Добромила. – Никогда, отец.
Божена и Мирослава ползали по полу, хватаясь то за животы, то за бока.
– Что значит «за него никогда…»? – переспросил вельможный асур. – А за кого тогда? Кто мне внуков рожать будет? Глядите, дождётесь, что младшие подрастут и всех ваших женихов расхватают. Девки растут ладные, шустрые, не вам чета. С вами тремя в детстве мать и няньки как с одной справлялись, а эти две егозы за полдня Душу из всех вынимают.
Добромила снова смерила взглядом расхохотавшихся сестёр:
– Будет смеяться, – разом приструнила она их, – смешливые больно!
Она и только она на правах старшей сестры могла в любой момент поставить каждую из них на место. Мирослава и Божена быстро успокоились, понимая, что на самом деле слегка перебрали.
– Так что, – продолжал отец, – догонят и перегонят младшенькие-то сестрёнки.
Добромила глубоко вздохнула:
– Вот пусть Светозар и женится на той, что быстрей поспеет. Сейчас ему не до того. Ты к нему с вопросом… так, поболтать, а он наплетёт с три короба, ничего не понять, как же – учёный, у самого Дїя Вершины в учениках ходит. Возится целый день с книгами, свитками, с корешками, с жабами… только не с баб…. Мг, – вовремя спохватилась Добромила. – Так что, – продолжила она, – отец, к тому времени, как он опомнится и станет о жене думать, младшенькие как раз дозреют.
– Эка грусть-печаль, – вздохнул асур. – Доченьки, милые. Ведь не тороплю я вас, нет. Но старость моя и матери уж близко, а старость без внуков – пустой орех. Наследника Бог не дал, хоть вы уж тогда не обижайте. Разве ж я вас не понимаю? Тоже ведь был молодым, – царь мечтательно поднял глаза к потолку.
– Отец, я тебя прошу, не начинай? – остановила нахлынувшие, было на родителя воспоминания Добромила. – Про твои подвиги все знают…
– А про которые не знают?! – Вулкан весело подмигнул старшей дочери, громко хлопнул в ладони, сгрёб в объятья Мирославу и Божену и закружил их, прижимая к себе.
Добромила с нескрываемой завистью посмотрела на своих сестёр. И ей не меньше хотелось оказаться сейчас в крепких объятиях отца, кружиться, визжать от восторга, на весь тронный зал, но! Что делать? Она старшая из дочерей и взамен этого имеет безконечное уважение и внимание со стороны отца. С её мнением он считается, доверяет, говорит серьёзно, как с равной, хотя и в его голосе иногда звучат нотки матери. Добромила единственная из сестёр имеет полную самостоятельность, свой, пусть и небольшой, терем у восточной стены, прямо у горы. И мать, и отец любят её ничуть не меньше других сестёр, но вот так веселиться…
Царь Вулкан был высок, силён, красив. Чёрные длинные волосы спадали на широкие богатырские плечи. Синие глаза, прямой нос, густые изогнутые брови, отливающая сединой, короткая, стриженая по-военному борода…
Каждая из дочерей, включая Добромилу, всегда представляла своего избранника именно таким, как их отец. Добрым и сильным, грозным и справедливым, простым и весёлым, когда дело касалось семейных отношений, и таким… красивым. Иначе и быть не могло. Редкий отец отдаёт столько любви и внимания своим детям. Ему можно было доверить любую тайну, говорить на любые темы. С матерью не подурачишься. Там всё чинно и серьёзно…
В дверь снова постучали:
– Уступ! – весело крикнул царь, отпуская дочерей из своих крепких объятий. – Если опять ко мне дочь, впускай, не церемонясь!
Вошёл придверный:
– Пресветлый, к тебе Говар из Лесдогора.
– Ну вот, – с сожалением вздохнул Вулкан, – только собрался с вами почародеить…. Простите, дочки, простите, милые: дела.
Девушки поклонились отцу и вышли. Царь веров кивнул придверному, и он тоже удалился за дверь.
У входа появился Говар. В коричневом балахоне, с раскрасневшимся от мороза лицом. Он низко – в пояс – поклонился, приветствуя асура.
– Входи, вольный старец, рад тебя видеть, – Вулкан подошёл к двери, встретил Говара и лично проводил его в зал. – Придверный! Уступ! Справу дорогому гостю!
Придверный и кто-то из стражи быстро принесли Справу – высокий, дубовый стул, обитый дорогой кожей и украшенный тонкой резьбой до самого подголовника. Его установили справа от трона, как и было положено при встрече дорогих гостей.
– Садись, Говар, – пригласил Вулкан старца на справу, сам же устроился где и должно асуру – на трон. – Будь гостем.
– Благодарствую, царь Вулкан. Пошли Род благодать твоей семье и народу веров.
– Отобедаешь со мной? О, что я, неразумный, путника же не спрашивают. Уступ!
– Слушаю, – отозвался придверный.
– Поторопи обед, предупреди царицу и дочерей, что обедает гость.
Уступ удалился, а асур, повернувшись к Говару, осмотрел его с ног до головы. Сколько Вулкан себя помнил, он всегда видел Говара таким. «Я и сам немало на свете пожил, – рассуждал про себя царь веров, – но его помню старцем с далёких дней своего детства. А ведь ещё мой дед мне про Говара сказки баял».
– Ну, расскажи, Говар, пока беседа к обеду, чем Лесдогор живёт? Как с Бардаком граничите, может, пособить чем?
– Что говорить, Вулкан? Царские это беседы о границах да врагах. Моё ж дело – мести бородой, пока ешшо живой.
– Ну, что ты, вольный Дух Леса. Ещё мой отец говорил, светлая ему память, что ты обещался его внукам и правнукам былины на сон целящий петь. В твоих былинах – великая сила, это я по себе знаю. Ты уж держи своё слово, не гневи усопших.
– Добро, царь. Пошли Род благодать тебе и царству за то, что усмирил слабость мою… Вести невесёлые в Светлолесе. Одолели меня думы тяжкие, вот и расскрипелся, как старая липа в бурю. Давай уж оставим беды на время после обеда?
– Вот, – сказал довольно Вулкан. – Узнаю. Это уже настоящий Говар, а то испугал меня. Ведь это же твои слова: «Оставляй все беды на после обеда, а после еды – уже не до беды»?
– Нет, царь. Это дед мой говорил, а не я.
– Скажи на милость, – покачал головой Вулкан, – а я уже слышал эту поговорку пересказанной от Кратора да думал – вот умно воевода речёт, наслушался умных людей.
– Раз речёт так твой воевода, значит, так и думает. А раз воевода думает, это уже неплохо.
– Это ты, Говар, точно подметил. Дум у него сейчас хватает. Это правда.
– Что за напасть? – обеспокоился старик. – Снова аримы[vii] напирают? Или в Свентограде что?
– Оно-то… и то и другое, – простецки вздохнул царь. – Но не в этом дело. У него во дворце враг объявился.
– Кто ж это? – всерьёз удивился старик.
– Божена…
– У-у-у, – улыбнулся Говар. – Старое предание. Красавицы всегда норовят обидеть или задеть побольней витязей. То от любви, никак не от ненависти. Видать, асур, так оно и есть. В таких играх – кресало с кресалом – быть пожару.
– Во-от, – подтвердил Вулкан слова старца, – ты меня понимаешь, Говар. Я давно про них в уме держу, да и не только про них. Всё выходит, что козни всякие по любви, а потом вдруг засомневался. Думаю, а что, ежели я неправ? Я ведь отец. Может, чего и не замечаю. А ты меня успокоил. Знать, и впрямь погуляем на свадьбе-любомире, а, дед Говар?
– Что ж, – отчего-то с грустью сказал старец. – Будет время, будет и бремя. Никуда они не денутся, только не торопи их…
Появился Уступ:
– Прости, Пресветлый, и ты прости, вольный старец. «Горные» лазутчиков поймали, у себя держат. Бородач просит к тебе привести, на допрос.
– Ко мне? – удивился Вулкан и потемнел лицом. – Ты что ж это? Сам хоть понимаешь, что говоришь? …Чёр-те что…
Уступ прямо побелел. Как же, кому-кому, а уж ему-то не нужно было объяснять, с какими делами ходят к асуру. И всё же придверный набрался смелости и выдохнул:
– У одного лазутчика вроде как меч Индры…
Грозные морщины на лбу царя стали ослабляться. Он вопрошающе скользнул взглядом в сторону старика. Гость в ответ на это трясущимися руками нервно огладил свою окладистую бороду.
– Пресветлый, – сказал слабым голосом Говар, – если можно учесть просьбу гостя, вели привести тех лазутчиков.
Царь веров кивнул придверному, и тот вышел.
Во взгляде Вулкана сквозило непонимание.
– Последнее, что я слышал, – сказал он, – это то, что Оружие Небесных кузниц у мальчика…
– Он был у него, – так тихо, чтобы слышал один Вулкан, ответил Говар, – «Нечистые» сгубили и старика Атара, и Чабора…
– Но кто, кроме мальчика, может владеть Мечом? Я чего-то не понимаю…
– Чабор погиб у Белой горы, – твёрдо заявил старик и встал, в нетерпении глядя на дверь. – Вот сейчас и посмотрим, кого «горные» поймали…
Следуя примеру старца, Вулкан тоже поднялся. Что ж, он сам совсем недавно спрашивал у него новостей. Вот тебе и новости. Всё же явились беды и до обеда. Да уж…
Первым, обгоняя придверного, в зал вошёл царь горных сайвоков Бородач. Вулкан и Говар вскользь поприветствовали его и тут же направили заинтересованные взгляды в дверной проём. На их короткое, едва заметное приветствие Бородач ответил целой серией поклонов. Он так увлёкся, что едва не забыл, зачем явился. Ещё бы, ведь не каждый день увидишь, чтобы царь веров тебя встречал стоя.
Главным достоинствам царя горных сайвоков была строгость и точность во всём, а среди недостатков чаще всего проявлялась забывчивость. Как с царём (а он ведь тоже был царь!) люди обращались с ним крайне редко, поэтому он, само собой, опешил от подобного приёма, и его волшебная борода, способная передавать настроение хозяина, испуганно обвила кольцами его небольшое, но достаточно упитанное тело. Нервно постукивающий по ноге «хвост» (а бороду Бородача иначе никто и не называл) притянул к себе взгляды Говара и Вулкана. Они сосредоточились на сайвоке, ожидая новостей, а Бородач упорно молчал, рассуждая о том, как всё-таки здорово быть царём!
– Ну? – сказал, наконец, Вулкан, утомлённый ожиданием…
В ответ Бородач выдал новую, ещё более изысканную серию поклонов. Усердно выкидывая коленца, сайвок, вглядываясь в глаза асура и Говара, будто говорил: «… если уж и так вам не нравится, то я не знаю, как ещё поклониться»? И вдруг старую, седую голову осенило. Явился-то он сюда совсем не за тем! «Ну» царя Вулкана, обозначает совсем не «ну, чего не кланяешься»? Скорее всего, оно означало: «ну, где?» А то, зачем царь горных сайвоков явился, как раз в этот миг напрочь вылетело из его старой головы.
Вулкана же просто убивало его затянувшееся молчание. Гигант – а по сравнению даже с Говаром царь был высок – подошёл к сайвоку, нежно взял его за плечи, поднял, как куклу, и, шепнув ему в ухо: «Где лазутчики? Если плохо слышишь, я скажу громче, будет некрасиво», – поставил на место.
Бородач тут же всё вспомнил, часто заморгал и так же часто затараторил: «Да, да, да, да…».
Вулкан, глядя на это, даже подумал, а здоров ли сайвок? Оказавшись на твёрдой поверхности, Бородач долго извинялся, так долго, что едва снова не забыл, зачем явился. Снова повторённое Вулканом волшебное слово «ну!?» тут же вернуло ему память:
– Мы, это, – не зная, как начать, но стараясь замолить свою внезапную забывчивость, мычал и запинался сайвок. – Лазутчиков поймали… двух. Один, это… наш, а другой, значит, ваш.
– Уж не есть ли ты их собрался? «Ваш», «наш», – недоумевал Вулкан. – Как ты их там делишь? Может так статься, что они мне оба не нужны?
– Н-не, не так, – снова начал заикаться Бородач. – Один из них сайвок, это который «наш», а который «ваш» – не сайвок, у того с собой меч Индры.
– Ты уверен? – спросил Вулкан, все ещё не доверяя безсвязной речи Бородача.
– Сайвок, сайвок, что я – сайвоков не видел? – закивал царь тех самых сайвоков.
– Я про другого лазутчика! – начинал терять терпение Вулкан.
– Тут вопрос, – заметил Бородач. – Из всех «горных» только я один знаю узор на рукояти и ножнах меча, потому как видел… один раз. Так вот, если верить мне, то это меч Индры. Что я, мечей не видел? Сразу видать и рисунок, и силу. Её-то не спрячешь? Мои трудяги боятся свещенного оружия, да и я тоже. Ведь все знают, что на всём белом свете сейчас его может держать в руках только один человек. Вот, привели парнишку к тебе. Сайвока, правда, себе оставили, пусть отдохнёт в протравном колодце. Это ему за то, что людей по ходам водит. Молчит, пёс шелудивый, не говорит, кто он и откуда. Может, потом разговорится… Если выживет..
– Ну, – опять повторил чудесно действующее на Бородача слово Вулкан. – Веди пленника.
– Пленника? – направляясь к двери, хмыкнул сайвок. – Пленнику оружие не оставляют. Эй! Что вы там, задремали? Не оставишь ни на миг. Спят на ходу, скорее!!!
В зал ввалилась целая толпа сайвоков, одинаковых, как одуванчики на лугу. Все снимали с голов колпаки, кланялись, здоровались и почему-то краснели. Наконец, ввели того самого лазутчика. Вулкан сразу узнал меч, а Говар мальчика. Ноги старика подкосились, и он в безсилии сел на справу. Смущала только повязка на глазах. Если бы не было её, пожалуй, старец вовсе лишился бы чувств.
Вулкан, заметив безпомощность старика, грозно, как и подобает асуру, спросил «горных»:
– Отчего он в повязке!?
Сайвоки вздрогнули. Они вообще не выносили шума, а тут…
– Глаза, – пояснил Бородач спокойно (как царь царю). – Если снять повязку, он ослепнет. Видно, долго шли «прямыми» под землёй. Сайвоку-то хоть бы хны, а человеку… надо бы попривыкнуть к свету.
– Понятно, – исчерпав допустимые вопросы, заключил Вулкан. – Старче, – обратился он к Говару, – может, ты чего хочешь разузнать?
Старик оживился и, к удивлению присутствующих, изменяя голос, спросил:
– Скажи-ка, добрый молодец, своё имя?
– Чабор.
– Так. А вот тебе ещё загадка. Чем угощал тебя, …то есть Чабора, у себя в гостях берендей Говар?
– Щами, – не скрывая удивления, ответил юноша.
Вулкан только удивлённо покосился на седовласого старца, думая: «Вот так вопросы для допроса…», а меж тем этот самый допрос и далее продолжался в своём ключе:
– Скажи, кем обернулся Говар?
– Оленем, – тихо ответил Чабор, задумываясь, а не сболтнул ли он чего лишнего?
– Нет, – сказал вдруг басом старик. Всё враньё, это не Чабор, и меч это не тот. Царь Бородач, – вдруг скомандовал Говар, – отпусти своих подданных, а сам останься.
Сайвок, окрылённый тем, что его вслух назвали царём, чуть ли не пинками вытолкал гудящих, словно пчёлы, «горных».
Пленник продолжал стоять неподвижно посреди зала. Руки его лежали на эфесе меча. Волшебное оружие было холодным, бояться было нечего.
В это время Говар подошёл к Бородачу, согнулся и стал что-то шептать ему на ухо. Задержавшиеся в дверях сайвоки сразу превратились в слух, поскольку были страшно любопытны, но, увы, так ничего толком и не расслышали.
– А! Конечно, – громко согласился с услышанным Бородач. – Вот оказия какая…
– Да, – в такт царю «горных» тихо повторил Говар, – я узнал этого юношу. Его зовут… Лесной. Никакой он не Чабор.
Последние слова заставили пленника открыть рот, но, слава Богу, не заставили его ответить на неправду. Возможно, это случилось только потому, что он узнал звучавший без искажения голос. В наступившей короткой паузе Чабор собрался было что-то сказать, но его больно ущипнули за руку. Сомнений не было, это знак молчать, да и что говорить, когда тут Говар? Уж он-то в обиду не даст, а остальное – это его штуки. Главное, что старик сам понимает, куда клонит.
Сайвоки высыпали из зала, обезкураженные криками Бородача.
– Вот болваны! Да и я хорош… Простого меча от волшебного не смог отличить! Старею, наверное?..
Голоса сайвоков стали затихать. Говар закрыл дверь и подошёл к Чабору:
– Раз смолчал, слыша неправду, – тихо сказал он, – значит, узнал мой голос. Забудь на время своё имя, так надо. Само время укажет, когда Чабор должен будет «воскреснуть». Теперь ты Лесной, и никто, даже я, не смею звать тебя другим, настоящим именем. Ты меня понял?
Чабор, соглашаясь, кивнул. Он услышал шаги, и вдруг сильный, властный голос, не принадлежащий Говару, произнёс:
– Может, объяснишь мне хоть что-нибудь, старче?
– Постой тут, – тихо попросил Чабора старик и отошёл. Далее был слышен только шёпот. Слов невозможно было разобрать. Юноша старательно вслушивался, но напрасно. «Жаль, – подумал он, – что Водара нет, тот бы обяза… Водар! Его же бросили в какой-то колодец, и за что? За то, что помог мне сюда добраться? Ведь он не украл, не убил…. А вообще, – стал сомневаться Чабор, – его могли и за какие-то прошлые грешки прихватить? Ведь было заметно, он от кого-то прятался. …Не-ет, – отвечал сам себе Чабор. – Он ведь сайвок «лесной», а они «горные», откуда им про него знать? Хотя, конечно, на то он и Водар… Может, про него уже все на свете знают, кроме меня. Смешно получается: Водар «лесной», и я теперь Лесной. Не забыть бы только».
– Ну, что ж, …Лесной, – вдруг прозвучал рядом голос Говара, – знакомься. Это Пресветлый царь народа веров Вулкан. Я тебе о нём рассказывал…
Чабор, не зная, как положено приветствовать асура, просто кивнул.
– Добро пожаловать, Лесной, – сказал Вулкан совсем не там, куда кивал юноша, – поживи у меня, будь гостем. Старче, я распоряжусь насчёт вас, а вы пока обговорите, как жить и во что сейчас играть, добро?
– Царь! – не откладывая разговор в долгий ящик, вдруг обратился к асуру Чабор, – Могу я попросить?
– Что ж, почему нельзя? – ответил тот уже где-то из-за спины.
– Прости, я не обучен говорить с важными людьми…. Со мной был сайвок, Водар. Если только можно, пусть его отпустят?
– Не могу я, Лесной, выполнить твою просьбу, – вздохнул Вулкан. – Из моего царства лазутчиков не отпускают. Под горными вход в страну Подземного Солнца, а он забрался с тобой в их самые глубокие ходы.
– Но ведь он умрёт в колодце!
– Бывает, ничего не поделаешь, – снова вздохнул царь, – это ж протравный колодец, а не баня.
– Лесной, – дёрнул юношу за рукав Говар, – не о том тебе сейчас думать надо. Твоя жизнь круто переменится, понимаешь? Что тебе до того протравного колодца?
– Мне не до колодца, – не сдавался Чабор. – Водар мне друг и пострадал из-за меня. Я тоже лазутчик. Давай, Говар, и меня тогда в колодец.
– Эко ты? – странно улыбнулся Говар, бросая вопросительный взгляд в сторону Вулкана. – Мы, поди, в гостях, а ты тут требуешь…
– А я ведь не за стол прошусь, – смело заявил юноша. – Что б не Водар, где бы я был? Не взыщи, Говар, и ты, великий асур, мне без моего друга дел далее нет.
Царь посмотрел на старика. По всем дворцовым укладам как гость, как тот, кто моложе – со всех сторон этот юноша был не прав, бросая подобный вызов, но…! Он ведь просит не за себя, а за друга. И не просит, а требует! «Что ж, – рассуждал Вулкан, – дворцовые правила ему неведомы, пока он подчиняется только сердцу. Несмотря ни на что он не предал друга, молодец! Отстаивает своё мнение, невзирая на авторитеты – тоже хорошо»…
– Пресветлый, – вкрадчиво, чтоб не накликать беду (от царя веров сейчас можно было ожидать чего угодно), спросил Говар. – Что за колодец такой?
– Колодец, как колодец, – спокойно ответил Вулкан, о чём-то размышляя. – Туда сайвоки бросают отжим от отваров и лекарств и прочий мусор. Вонища там, прости, Говар, даже мухи летом не суются.
Асур направился к двери:
– Попробую вернуть сайвока твоего, слышишь, парень? Коль живой он ещё, всё равно не отпущу на волю, оставлю с тобой, мучайтесь с Вулканом-извергом. Может хоть тот сайвок царей уважает, а? – с этими словами асур покинул тронный зал.
– Эх ты, простота, – прошептал Говар, – обидел царя… Благо это Вулкан, а не Бардак.
– Не со зла я, – оправдывался Чабор, – по незнанию…. А попроси иначе, наверняка бы царь отказал.
– Эх, – вздохнул старик, – учиться тебе парень и учиться…
– А ну, все за труды праведные! – орал Бородач. – Ишь, раскудахтались.
Сайвоки, привычные трудиться, но непривычные к крику своего царя, мигом разбежались по своим местам. В любом случае, заниматься делом приятнее, чем языки чесать. За трудами жизнь идёт, а без них – тает.
Бородач жадно хлебнул набрал в ковш водицы и жадно хленул. Ему нужно было освежить сорванное горло. Как ни крути, а кричать или громко командовать ему никогда ещё не приходилось. Сидел бы себе, как и раньше, да камешки оценивал, какие куда, а тут…
«Да, нелегко быть царём, – заключил сайвок. – Накричишься…. Это ж какое горло надо? Пожалуй, чем больше народ, тем больше горло….»
Где-то далеко послышался звон. Вскоре явился один из смотрителей:
– Бородач, – сказал он и тут же осёкся. Сегодняшний день перевернул всё вверх дном. – Царь Бородач, – исправился смотритель, смешно выпячивая живот. – Приходил Уступ, придверный царя Вулкана, просит вытащить и отдать ему того лесного сайвока, что в протравном колодце сидит. Чего делать, а, …царь Бородач?
Два последних слова едва не вышибли слезу у царя горных:
– Кхе-кхе, – важно кашлянул Бородач и сам приосанился, – конечно, нужно отдать. Чай, не кто-то там просит, а царь. Я так понимаю, царь царю помогать должен?
– Всё это так, …царь, – выливая этими словами нектар на сердце своего правителя, услужливо сказал смотритель, – но что, ежели «лесной», что в сидит колодце, уже околел?
– У-у! – вывалился из своих грёз главный горный сайвок. – Скорей туда! Всех!!! Быстро! – снова заорал мелкий самодержец. – Достать, поставить на ноги, оживи-и-ить!!!
Смотрителя словно ветром сдуло. Он нёсся по коридору, не видя и не слыша ничего, кроме свиста ветра в собственных ушах и душераздирающего крика Бородача. Словно камень, пущеный из пращи, он летел по пустым ходам и орал, как безумный: «Все к колодцу-у-у-у!!! Тащи-и-и-ить!!! Оживи-и-и-ить!!! Царь приказа-а-а-ал!!!»
Через миг вслед за ним неслась уже целая толпа сайвоков. Кто-то отставал, возвращался с верёвкой, лопатой, палкой, фонарём. Топот стоял такой, словно по ходам неслось стадо взбесившихся коров.
В один миг у колодца собрались чуть ли не четверть всех «горных». Страх перед гневом крикливого и ставшего вдруг грозным Бородача просто творил чудеса. Никого не пугал даже запах. Завязали носы и рты повязками. Двое сели в корзину, а остальные опустили их в колодец. Несмотря на то, что в темноте морщившимся от окружающей вони сайвокам показалось, что бездыханный пленник покрылся какой-то рыбьей чешуей, все исполнялось быстро и точно, как обычно требовал их грозный (с чего вдруг!) царь, а поскольку тот стал больно крут, всё делали быстрее быстрого. Их не пугало ничто….
К приходу Бородача лазутчика уже вытянули и отнесли к лекарям. Едва царь «горных» явился к своему народу, один из них, запыхавшийся от старания, доложил громко и точно, как войсковой новобранец, что лазутчик, вроде, ещё жив, но не очень, и над ним уже трудятся лекари, поскольку тот едва не превратился в какое-то чудище.
– Чудище? Ну, …добро, – сказал Бородач тихо, рождая величайший вздох облегчения у окружающих, – двое дежурить здесь, у двери лекарей, докладывать мне все новости об этом «лесном», остальные по местам. Молодцы, благодарю!
Для того чтобы не гневить своего переменившегося правителя медлительностью, сайвоки исчезли просто моментально. Как и было приказано, двое из них тут же застыли у дверей.
Царь деловито осмотрел добровольцев, сказал привычное «добро», и чинно побрёл в свои покои.
– Если что… – едва произнёс Бородач, а ему уже тут же ответили: «Да, да», – Сразу ко мне. Докладывать о здоровье лазутчика трижды между звонками, ясно?
– Ясно, царь! – ответили сайвоки в один голос.
К вечеру, если быть точным, к десятому звонку, по докладу придверных, лазутчик «… очухался, перестал походить на чудище, попросил пить, выругался, сказав, что от лекарей жутко воняет (далее в докладе нехорошее слово)».
«Добро, – умозаключил по этому поводу царь, – раз унюхал что-то, жить будет».
К двенадцатому звонку пришёл доклад: «… разбросал примочки, поколотил старого лекаря, обозвав его вонючкой. Потребовал освободить какого-то друга Чабора, угрожал обернуть всех в жаб, если того не освободят…»
– Чабор, Чабор… – задумался царь сайвоков. – Где-то я уже сегодня слышал это имя. А, это, наверное…. Ну, да ладно. Молодцы, лекари, умельцы. После награжу, чем смогу. Поднимите его на ноги до конца, чтоб был как новенький…
К четырнадцатому звонку: «…лазутчик ломал полки, обещал за Чабора (кто такой?) разнести всё в пыль. Жаловался, что с носом у него что-то сделалось неладное. Лекарей к носу не допускает. Говорит, чтоб сначала вымылись, вонючки».
К шестнадцатому: «…пьёт много воды. К себе подпускает только травника Девясила. Просит, чтобы не мучили «коней», помрут без отдыху…».
– Коней? – удивился Бородач и простецки покрутил пухлым пальчиком у своего виска. – Он что, …того?
– Нет, царь, – улыбнулся посланник, – он нас так называет нашу охрану у дверей. Ему, видите ли, пóтом аж и из-за дверей пахнет…. Ему все не так пахнут.
– Добро, – привычно ответил царь, взяв себе на заметку информацию о способности пленника к подобному распознаванию запахов на расстоянии, – что ещё?
– Ещё? – переспросил гонец, – А, да, лазутчик хотел поговорить со старшим. Предлагает выкуп за какого-то друга Чабора.
– Не пойду, – сразу ответил Бородач, наскоро прикинув, что эдак спасённый сайвок и у него что-нибудь не то унюхает. Ещё обзовёт крепким словцом, не «отмоешься» потом…. – Чабор, Чабор… – повторял царь, – а ведь я где-то и до сегодняшнего дня слышал это имя. Ты не знаешь, может, кто-нибудь про этого Чабора вспомнил?
– Девясил вспомнил, царь, – ответил гонец. – Говорит, что в Лесдогоре погиб какой-то Чабор, а кем он был, никто не знает.
– Добро, то есть жалко, конечно, – поправил себя Бородач. – Нужно будет сказать нашему… гостю, что погиб его друг…
Ко второму звонку: «…уснул. Храпит. Больше сообщений пока нет. …Да, царь Бородач, все лекари как один просятся в баню, помыться…»
[i]Черты– черты, один из видов древней письменности Славян.
[ii] Четник– дружинник.
[iii] Кметь– воевода.
[iv] Штоурмвои– самые умелые дружинники. Стремительные, быстрые воины.
[v] Куманы– (они же Половцы, от слова полова – солома, это из-за цвета волос), охраняли восточную границу нынешней России. Жили в степях прииртышья и Восточного Казакстана.
[vi] Невры– древнейший славяно-арийский народ. Их считали чародеями или колдунами. Скифы
и живущие среди них Элины утвеждали, что каждый Невр хотя бы раз в год перекидывается в волка.
Плиний писал, что в стране Невров находятся истоки Днепра. Позже Невры расселились по всей
Великой Ассии, а в месте их исконного обитания их стали звать Венедами, самыми сильными
племенами тогдашней Европы (Венэи).
[vii] Аримы– китайцы. Слово «Китай» ранее означало высокий неприступный забор (кий – жердь,
изгородь, тай – высокий).
ЛАРЬ 2 КЛУБОК 2
КЛУБОК 2
Время за полночь, а сон, блуждая по коридорам дворца, никак не хотел заглядывать в спальню к царевнам. Пятеро девушек, включая Добромилу, оставшуюся у сестёр пошептаться, удобно устроившись на мягких кроватях, не спали. Старшие всё ещё не могли отойти от разговора с отцом, касающегося в частности его желания выдать их замуж, а младшие, Тарина и Смирена – от ужина в компании гостей, старика Говара и юноши с завязанными глазами.
Со старшими всё было ясно. Всем троим, как говорится, уже пришла пора, и только некий невидимый барьер сдерживал стремление их избранников на пути к сватовству. Отец, сам того не понимая, а может, и наоборот, сегодня только озвучил тайные желания старших дочерей.
Избранники девушек, разумеется, остающиеся в неведении того, что они являются таковыми, и не надеялись на то, что царевны способны на что-то кроме издёвок и пререканий в их адрес, а Божена, Мирослава и Добромила в силу многих обстоятельств не могли говорить и делать всё то, что желали их сердца.
Красавицам царевнам было и невдомёк, что тот, от кого по странному велению случая зависела судьба их свадебных грёз, был уже совсем близко. Этот, с позволения сказать, сват-сайвок, как раз в это время видел неясные сны, выдавая неимоверные трели счастливым для многих чудо-носом.
Младшие дочери Вулкана тоже грезили, каждая о своём. Смирена вообще была не от мира сего. Всем давно известно, что Дїй[i]ведун и кудесник Вершина в своё время заберёт её к себе, к упирающимся в небеса горам Химават[ii]. Дїй всегда был чем-то занят, поэтому появлялся редко, но с самого рождения пристально следил за этой девочкой, взгляд которой, как он говорил, был под стать взгляду Светлого лега[iii]. Что скажешь о легах? Так и о Смирене. Во время сегодняшней трапезы она услышала слова Говара о том, что вот-вот в замке Вулкана появится Вершина, и теперь думала только о том, что, возможно, уже на этот раз она отправится с ним.
Царевны Тарина и Смирена уже успешно покинули детский возраст и наряду со старшими сёстрами были просто примером сочетания красоты, добродетели и ума.…
Царица Дзевана – мать девочек, была немногим старше их, когда пришла в эти края, посланная кудесником Тибетом в ученицы к Вершине. Он готовил её в Диссы[iv] горного храма Богини Лады-Матушки. Не уследил тогда чародей за красавицей, и она подарила своё сердце молодому царевичу Светомиру, ставшему впоследствии асуром народов веров Вулканом.
Дїй Вершина осчастливил всех своим появлением уже на следующий день, и пребывающий до того в полудрёме дворец загудел, словно растревоженный улей. Чародей пришёл не один, с ним был его помощник, старый сайвок Мирота. Стоит ли говорить о том, сколько нового привнесли эти гости в размеренный уклад дворцовой жизни? Тишина и привычная степенность длилась лишь половину первого дня, пока Вулкан, Вершина и Говар вели долгие беседы за закрытыми дверями. В день же второй...
Дочери Вулкана повторно собрались в одной из спален дворца для того, чтобы снова обсудить события прошедшего дня, и беседы сестёр-царевн ничуть не уступали по длительности серьёзным беседам мужчин. Девушки в этот день совершенно не торопились отправляться ко сну, обсуждая всё, в том числе и поведение того самого странного юноши по имени Лесной. Старшие царевны всё чаще задавались вопросом о том, что же привело сюда этого гостя? Все прибывшие занимались какими-то делами, а этот? Единственное занятие, за которым его до сих пор можно было застать, было безцельное хождение по широким коридорам их дворца…
