Текст книги "Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека?"

Автор книги: Алексей Веселов

Соавторы: Валерия Веселова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3
Enne? Poque? Темп и несчастный случай

Дети обсуждали, как построить высокий арочный мостик над прудиком, когда мать вернулась со спасенным Ланселотом.

– Нам пришло какое-то странное письмо! – объявила она и на всякий случай еще раз оглянулась на забор.

– От Кира? – спросила Наташа. – Не иначе просится домой наш братик. Кефир его, бедняжку, пить заставляют или кроссы бегать…

– Кир не запросится! – убежденно возразила Мила. – Он хочет стать настоящим мушкетером, а мушкетеры не просятся.

– По-моему, наш Д’Артаньян хочет не мушкетером стать, а олимпийским чемпионом.

– А чем плохо? Мама с папой и мы – все будем радоваться, если он когда-нибудь привезет и повесит на стену золотую медаль!

– Меня не считай, пожалуйста! Его и так заносит… А настоящих мушкетеров не заносит. Они, Милка, уважают даже врагов и служат королю, а не своим прихотям, как некоторые.

Ольга с интересом выслушала эту перепалку:

– Не ссорьтесь, девочки… Бывает и так, что служить королю – значит служить его прихотям. Тогда уж лучше своим. Честнее, что ли. Или вопрос можно поставить по-другому: куда могут завести короля его прихоти? Но если все время задавать вопросы, служить станет некогда.

– Жаль, что папа на работе, – заметила Наташа. – Он бы вам все сказал…

– Ха! Ты хочешь прикрыться папой как щитом. Ты за это еще раз получишь! Защищайся, дева ночи! – сказала Мила и нацелилась на Наташу детскими грабельками, на одном зубце которых болтался длинный корешок чертополоха в мелких комочках земли.

– Откуда это «дева ночи»? – удивилась Ольга.

– Прочитала!

– Что-нибудь рыцарское, наверное? Не знаю, как там на самом деле, но говорят, что для служения рыцари выбирали предметы без прихотей – непорочных дев, Крест Господень или Грааль, к примеру… Кстати, это письмо не от вашего брата, а из Франции. Короля там давно нет, так что вряд ли меня зовут к нему на службу. Даже не знаю… Пойдемте в дом, помоем руки и попробуем прочесть.

Упрашивать никого не пришлось.

Ольга вскрыла конверт садовыми ножницами – других под рукой, как всегда, не оказалось.

Затаив дыхание – а как же! – дети следили, как мама вынимает сложенный вдвое лист бумаги. В конверте остался еще буклет, но письмо было, конечно, главнее.

Лист был заполнен убористым текстом, набранным на компьютере. Над текстом по центру располагалось цветное изображение какого-то здания. Судя по подписи – музея.

Навскидку можно было прочесть немного. Они разобрали только Olga и название города – Страсбург. Французского никто из них не знал.

– Неужели по-английски нельзя было написать! – возмутилась Наташа. – Язык международного общения! Я бы в два счета!

Ольга тоже возмутилась, но про себя. Она подумала, что у нее и с английским-то не так, как хотелось бы. Вслух она сказала другое:

– Французский тоже язык международный… Хотя дело не в этом. Возможно, они считают, что отправили письмо исключительной важности, понимаете? То есть они думают: если я пойму, насколько это для меня важно, то в лепешку расшибусь, но прочту. На любом языке. А если не пойму, то и ладно: раз так – ошиблись, значит, с адресатом.

– А если бы по-китайски? – спросила Наташа.

– Если ты считаешь, что на китайском невозможно написать действительно важное сообщение, то я не знаю… Короче, как быть – ума не приложу!

– С чем, мама? – спросила Наташа.

– Ну с переводом же!

Наташа вдруг хлопнула себя по лбу:

– Есть! Я попробую компьютерным переводчиком! Только придется сначала набрать текст вручную. У нас нет сканера и еще кое-чего нет, ну, вы не поймете все равно.

Ольга обрадовалась. В самом деле, хоть на что-то практическое пригодится этот компьютер!

Возбужденные близостью раскрытия загадки, Рукавишниковы направились на второй этаж, где в комнате Наташи стоял компьютер. Причем сразу по обеим лестницам: Ольга и Мила по той, что вела из прихожей, а Наташа по дальней, нескрипучей, по которой спускалась и поднималась всегда.

– Ну и хламник тут у тебя! – сокрушенно заметила Ольга, войдя в комнату дочери.

– Мама, это рабочий беспорядок, и я отвечаю за каждый клочок бумаги – здесь все нужное!

– И вот за это? – поинтересовалась мать, взяв засохшую корку хлеба с принтера и поднеся ее к своему носу.

Она рассеянно понюхала корку и вынула торчащий из принтера лист бумаги с распечатанным текстом. Несмотря на протесты дочери, мать прочла вслух: «В конце ноября в актовом зале училища прошел областной конкурс по парикмахерскому искусству, декоративной косметике и дизайну ногтей. А организован он был в соответствии с распоряжением главы администрации об…»

– Ногтей! – завопила Мила, давясь от смеха.

– Мама, это мое! – завопила и Наташа, выхватывая бумагу. – И это случайно распечаталось! А ты, Милка, вообще… Я просто никогда не знаю, что мне завтра пригодится. И никто этого не знает. Это очень креативно – не знать, откуда вырастут ноги… Ну, то есть каким ты будешь завтра и что тебе в этом завтра понадобится.

Ольга решила обозначить и свою позицию:

– А я вот почему-то всегда знала, что мне нужно. Достаточно взять глину и…

– Извини, мама, но глина, каменный цветок Данилы-мастера – это все прошлый и даже позапрошлый век. Сейчас в основе творчества информация – чистая, понимаешь?

– Да хватит вам спорить! – прикрикнула на старших Мила, испугавшись, что спор может затянуться, и она так и не узнает, что же им пишут из Франции. – Прям как две девчонки! Ясно, что без ногтей не проживешь. Давайте письмо почитаем!

– При чем здесь ногти? – удивилась Наташа. Она уже успела забыть, с чего начался спор. Но, потрепав сестренку по голове, согласилась: – Письмо так письмо! Оно, кстати, всего лишь информационный толчок. Если его мощность небольшая, ничего не изменится. Деревья останутся зелеными, и родник не пересохнет…

– А если большая, то реки потекут вспять? – спросила Ольга с улыбкой.

– Зря ты, мама, обсмеиваешь! Если человеку четырнадцать и он еще не зарабатывает, то его мысли несерьезные, да? А я, может, много чего обо всем этом думала. Только не успевала додумать. Не хватает времени ни на что стоящее…

Намек насчет времени вырвался не случайно. Наташе, как старшей, чаще других детей приходилось помогать матери по хозяйству. Плюс школа. Все так. Ольга понимала старшую. Но…

– Так потекут реки вспять? – повторила она.

– Я пока что честно скажу: не знаю. Но ты, мама, когда Библию читала, ты же спрашивала себя, почему Бог начал творить это все. Ничего не было. Значит, был толчок из пустоты.

– Пустотный… – уточнила Мила довольно заинтересованно.

Ольга сделала над собой усилие, чтобы собраться. Она сейчас не была готова к серьезному разговору.

– Из пустоты много не выжмешь. Только пустоту, – сказала она, стараясь говорить убедительно. – Когда ничего не было, тогда, по-моему, был только Бог. И никакой пустоты вообще-то не было. Значит, он творил из себя.

– А зачем ему что-то творить?

– А если я скажу, что Бог захотел стать Богом не только для себя, но и для чего-то и кого-то еще?

– Ну, я не знаю… Как ни крути, а все это очень похоже на информационный сброс. Информация копилась, копилась и все усложнялась, а потом лавиной пошло… И вот мы сейчас письмо переведем и тоже увидим – изменится ли после этого что-нибудь или…

Наташа включила компьютер.

Увы, дела с переводом пошли не так быстро, как она надеялась. Во французском алфавите многие буквы имеют написание, отличное от обычной латиницы, которой она хотела набрать письмо с клавиатуры. Наташа надолго застряла в таблице символов, копируя буквы с крышечками и хвостиками внизу и вверху.

Наглядевшись, как Наташа одним пальцем очень метко, но редко ударяет по клавишам, Ольга и Мила потихоньку занялись своими делами. Мила без спросу забралась на кровать сестры и принялась рассматривать иллюстрации в детской энциклопедии животных. Ольга незаметно вышла. Она решила загодя сделать ужин.

Прошло не меньше часа, прежде чем Наташа позвала мать. Она торжествовала по поводу своей победы над французским текстом, словно победила самих французов под Бородино.

Когда Ольга и Мила встали за ее спиной, Наташа включила программу перевода. На экране быстро-быстро, как по волшебству, сами собой заполнились пустые прямоугольнички, показывающие количество переведенного текста.

– Пять секунд – и все дела! – с гордостью прокомментировала Наташа. – Вот!

…Увы! Глазам Рукавишниковых предстал следующий текст.

«Мадам??????????????????!

Администрация mus? Е этнографический Страсбурга приглашает? Находить знания и путь ouvri? Re главы (начальника) с? Ramique, имеющий accept? Участие? Nergique в работе на выставке «звуки Slaves в сознании общей Европы».

Выставка вручит в рамках международной программы ЮНЕСКО «Традиционного сознания евроочи.? Enne? Poque? Темп и несчастный случай» и будет иметь длину с 28 сентября более ты? Ты 20 октября 2004 года.

Имеющий particip? В работе выставки? Название высокопоставленного посетителя и художника —????????? Вы? Couterez прелестный курс conf? Rence dirig? Для усовершенствования средств в activit? Cr? Atrice лица перед лицом?

Основания? О????? О? Е??? Культурного конфликта???????? В компании евроочи.? Enne. Тексты r? Sultats cach?? Опорожняют. Конфликт и caract? Re противоречивый responsabilit? Практические иллюстрации истории изделий XI–XX если? Cles средства блестящий для инспекции болезней? Sagr? Abies и???????????????? Сознания евроочи.?

Мы наличные деньги? Rons sinc? Rement, Что Вы были attir? Possibilit? Работать? Выставка qualit?????????????? Красивые possibilit? Нашего сектора с? Ramique народы Восточной Европы.

В? Tail Вы можете сообщить? V? Nement будущий (ближайший) в центре fran? Ais культурный в посольстве Франции? Москва.

L? Вы можете встретить r? Ponses? Черпая? Любые вопросы li? С организацией и условием Ваш? День во Франции.

Мы спрашиваем у Вас убедительным средством более ты? Ты на 15 июля когда он N? Cessaire сообщать? Cision accept? Вами.

Respectueusement…»

– Гм, очень интересно… Евроочи, правда, странные, – сказала Ольга, улыбаясь. – Похоже, мне пишут из Страсбурга… выставка у них. Какие-то наличные деньги… Но кто и кому их заплатит? И при чем тут я вообще?!

Наташа неестественно выпрямилась, тоскливо глядя на экран. Как-то не так вышло с демонстрацией возможностей ее любимой игрушки. Она пробормотала, что, может, она буквы какие-то неправильные вбивала, но других нет, таблица символов, наверное, неправильная, а главное – вообще-то в мире есть куда лучшие переводчики, просто у нее самый древний, да еще и пиратский.

– Чушь какая пустотная! – воскликнула Мила, закончив шевелить губами. – По-моему, они неграмотные. Кто же пишет столько вопросительных знаков! Я и то лучше напишу, тем более по-печатному…

Надо было что-то делать с Ланселотом. Было совершенно ясно, что такое странное письмо надо прочесть как можно быстрее.

Мила предложила дать самое срочное объявление в «Кудринский вестник». Чтобы переводчики с французского языка прочли и откликнулись. Подумав, Ольга отвергла это предложение: пока то да се, пройдет неделя, не меньше. Наташа робко намекнула, что можно дать объявление в Интернете. Но после «Enne? Poque? Темп и несчастный случай» авторитет ее компьютера, а заодно и Интернета сильно упал.

И вдруг Ольга вспомнила про школу. Когда она принесла документы для перевода детей, директор хвастал, что со следующего учебного года они вводят второй обязательный иностранный язык – французский. Не с первого, правда, а с пятого класса, но все равно – учитель-то наверняка уже есть. А если и нет, то уж кто-кто, а директор школы подскажет, как быть. Она полистала телефонный справочник и нашла нужный номер.

Длинные гудки… Ну да, конечно, – откуда взяться коротким? Каникулы ведь! И разумеется, директор дома. Но что теперь делать? Вспомнила! Этот самый директор приходится, кажется, зятем Михаилу Афанасьевичу, главврачу больницы, где работает Иван. А значит, директора можно легко разыскать через главврача!

И Ольга позвонила в больницу.

Сначала доктор Рукавишников был занят и не подошел к телефону. Потом позвонил сам и очень удивился, услышав про евроочи. Насмеявшись, Иван сказал, что у него очень тяжелый день, но ради такого случая, пожалуй, лучше все-таки считать его умеренно тяжелым. Что же до перевода, то это повод пригласить главврача в гости. Старикан читает по-французски. Во всяком случае, Иван видел на его столе «Le Monde». Если уж такой дока не справится, тогда дело швах и письмо придется сжечь и развеять по ветру.

– Да уж, швах еще тот! – сказала Ольга, закончив разговор.

– Какой швах? – тут же спросила Мила.

Но телефон зазвонил снова. Ольга сорвала трубку.

– И купи пряников, что ли, по дороге! – попросила она, по инерции продолжая только что законченный разговор с мужем. Но в ответ услышала чужой мужской голос. Он спросил с недоумением:

– Каких пряников?

– А вы кто?

– Это Николай Николаевич! Я тренер вашего сына… Не узнали?

Ольга начала извиняться на все лады, однако Николай Николаевич сразу перешел к делу:

– Приедете в воскресенье? Было бы неплохо и даже кстати. А еще лучше, муж пусть приедет или вы с мужем…

– Что-то не так с Кириллом? Мы вообще-то через выходные собирались… Случилось что?

– В общем… Не то чтобы случилось… Да что я темню – есть проблемы. Но вы не волнуйтесь!

– Не волнуйтесь? Я и не волнуюсь, Николай Николаевич! – Ольга не на шутку разнервничалась. – Он заболел? Ему плохо?!

– Приедете – поговорим. Жду…

Трубка захрипела и дала отбой.

«Так, Оля… спокойно. Спокойно. Если бы сын заболел, тренер так и сказал бы».

– Что-то не так, мама? – спросила Наташа.

– Н-не знаю…

Ольга встряхнула головой, отгоняя дурные мысли, и неловко пошутила:

– Верно, твой братец кого-то заколол на дуэли.

– Дуэлей не бывает! – возразила Мила.

– А Пушкин, Милка? Пушкина-то убили! – Наташа явно обрадовалась возможности перевести разговор подальше от «Ramique народы Восточной Европы». – Пиф-паф, и нету!

– Пушкин умер! Правда, мама?

– Его убили, убили! Ты что, совсем ничего не знаешь? Его убил Дантес! У них была честная дуэль на пистолетах!

– На пистолетах нечестно. Честно только на шпагах. Кир говорил, что шпаги выбирались одной длины!

– А если у кого руки короче?

– Он должен просто быстрее отскакивать! Если бы на шпагах, то Пушкина бы не убили.

– Тогда Пушкин бы убил, да? Это лучше, что ли?

– Да, лучше! Правда, мама?

Ольга вполуха следила за спором. Да и не знала она, как ответить на этот кажущийся таким простым вопрос младшей дочери.

Сейчас ее очень беспокоил Кирилл. Она набрала номер мобильного телефона, выданного Кириллу на спортивные сборы. Баловство, конечно, этот телефон. У них и в Москве-то не было мобильного, а тут, в Родниках, он и подавно не нужен. Но Ольга настояла на том, чтобы купить. Мальчику всего одиннадцать лет. И впервые один где-то на Волге. Незнакомые ребята, тренер. Мало ли что…

«Абонент временно недоступен». Скорее бы Иван пришел с работы. Что же там так или не так с их любимым абонентом, их маленьким ланселотиком…

Глава 4
Курица не птица?

Рукавишников вспомнил о звонке жены только перед уходом с работы. Он взглянул на часы. Восемь! Наверняка главный давно ушел.

И все же, выйдя из желтого одноэтажного здания инфекционного отделения, доктор на всякий случай свернул к белому двухэтажному корпусу, где располагались терапия, хирургия и еще довольно много всего, включая кабинет главврача.

На крыльце приемного покоя лежала старая, облезлая больничная псина. Она давно не лаяла и ела только хлеб, размоченный в молоке, но помирать не собиралась. Будучи уже неспособной следить за порядком, бегая по двору, собака все-таки несла свою службу, устроившись на коврике перед входом в главный корпус.

«Вот так живешь-живешь, а потом – на тебе, не можешь и голоса подать», – подумал Рукавишников.

Собака тонко разбиралась в больничной табели о рангах. Этот доктор был человеком относительно новым, но при этом заведовал целым отделением, поэтому она поднялась и слегка вильнула куцым хвостом.

– Ушел Михаил Афанасьевич? – спросил ее Рукавишников.

Собака свесила морду набок. Это походило на попытку обнюхать коврик – чтобы определить, куда именно тянется запах обуви главного врача. Сделав над собой усилие (ну и грязна!), он в знак благодарности потрепал собаку за ухом.

– Ну, ну! Ладно тебе… Я сам пойду и обнюхаю. Супруге обещал привести сегодня в гости Михаил Афанасьевича. Если не приведу – жена, знаешь, того, голову отгрызет.

Собака, будучи особой женского полу, не понимала такого рода шуток. Шумно вздохнув, она заняла исходное положение, сдвинувшись, правда, немного, чтобы можно было открыть дверь.

В приемном покое Рукавишникова обрадовала медсестричка Люся: не ушел Михаил Афанасьевич – он телек смотрит вместе с больными. Там КВН показывают. Видно, старикан не успевал домой на любимую передачу и предпочел остаться в больнице.

Рукавишников решил подождать в широком коридоре, через который пройдет главный, если только ему не придет в голову выйти из больницы через окно.

Вытянув ноги во всю длину, он поудобнее устроился в кресле, а чтобы не заснуть, сосредоточился на призыве, написанном громадными буквами в «шапке» доски, обклеенной объявлениями. Призыв гласил: «ОТКАЖИСЬ ОТ ТАБАКА! ЗАБУДЬ О РЮМКЕ! НЕТ СЛУЧАЙНЫМ ПОЛОВЫМ СВЯЗЯМ!»

Как много запретов и предостережений, подумалось Рукавишникову, а воз и ныне там. Человек только родится, а ему сразу: то нельзя, это не трогай! Может, надо иначе ко всему относиться, и здоровее получится?

Вот в Японии детям до семи лет разрешают все, что захочется. Хотя… Как сказать, как сказать. Да и Бог его знает, как там на самом деле в Японии! Мифы все, легенды, охотничьи байки побывавших… Про нас вон до сих пор говорят, что мы на улицах медведей с рук прикармливаем.

Откуда там Ольга письмо получила? Из Страсбурга? Он хотел бы надеяться, что это приглашение отведать страсбургский пирог, а не вызов для дачи показаний в суде по правам человека. А что, мало ли, все бывает…

Вот так, сидя в больничном кресле для посетителей и улыбаясь по поводу страсбургского пирога, Рукавишников потихоньку придремал.

Очнулся он, когда народ повалил в коридор.

Ему повезло еще раз: после КВН главврач пребывал в самом благодушном настроении.

Приглашение заглянуть на чашку чая с французской булочкой, то есть письмом, старый доктор принял с удовольствием, посетовав только на отсутствие словаря: «Пардон, придется петь с листа, а ливр увэр, как говорят ленивые хористы Гранд-опера».

Доктор сыпал прибаутками, вспоминая, как он студентом ухаживал за некоей мадемуазель Мари из Дижона: «Миленькая такая, пухленькая, марципановые губки, но это антр ну суа ди – между нами, доктор, – чтоб ни-ни! У нас в Родниках, упаси Боже, в губы не целуются! Шучу, шучу… Словом, она рыдала, уезжая из России, где, верно, навек оставила свое разбитое сердце. Оно здесь – в моем нагрудном кармане».

Для большей убедительности Михаил Афанасьевич похлопал себя по груди и солидно молчал весь остаток пути. Подойдя к двери Рукавишниковых, он постучал три раза.

– Айн, цвай, драй – не правда ли, звучит неплохо, так же, как и русское – раз, два, три. А вот французское «ан, до, труа» – вяло, а те же англичане считают просто смешно. Мы вот с вами, Иван Алексеевич, говорим благозвучно и с энергией, а пишем ужасно. Слишком сложная у нас орфография! Конечно, Москва – это Третий Рим, и ей все позволено. Но мы тут, в Родниках, недовольны. Понимаете, о чем я?

Рукавишников поднял брови, показывая, что мысль очень тонкая, и пробормотал, что он и вправду не умеет писать так же быстро, как говорить. И пора, в самом деле, приструнить ответственных за орфографию. Главврач рассмеялся: «Кха, кха, кха, хе-хе, доктор, а вы знаете толк!»

– Ну-с, и почему нам не открывают? – поинтересовался он, прислушиваясь. – Может, ключом?…

Рукавишников признался, что ключа не имеет, а не открывают им потому, что стучать – это неправильно. Кто хочет, чтобы Рукавишниковы его услышали, тот должен дернуть за веревочку. Стоит дернуть – и зазвенит колокольчик. Вернее, сразу три – на кухне, в ванной и на втором этаже.

Главврач с интересом пощупал веревочку, заметив при этом, что она мало походит на хвостик ослика Иа, который Сова использовала в качестве шнурка для звонка. Поэтому он и не сразу заметил. Михаил Афанасьевич продел палец в колечко и дернул. По всему дому рассыпался дробный трезвон.

– Ого! – воскликнул главврач восхищенно. – Малиновый!

– Колокольчики покупали в газетном киоске, – честно признался Рукавишников.

Доктор еще раз дернул за веревочку. Услышав звук отпираемого замка, означавший, что хозяева не спят и не умерли и вот-вот отопрут, Михаил Афанасьевич стал дергать за веревочку почти без перерыва.

Им открыла Наташа. Но доктор все звонил и звонил. Тут уж и остальные Рукавишниковы вылезли из своих углов, как муравьи на кусочек подмокшего рафинада. Собравшись на пороге, они терпеливо ждали, когда же маэстро соблаговолит исполнить последнюю трель своего импровизированного концерта. Наконец прибежала кошка Липси. Выгнув спину, она громко зашипела, чем и привела старого доктора в чувство.

– Простите. Заигрался, – сказал он и галантно раскланялся с Ольгой.

Затем церемонно извинился перед девочками, что пришел без баранок, и тут же потребовал чаю. Когда все уселись за стол, на переносице старикана появились роговые очки, в руках – загадочное послание. Его вместе с конвертом вручила Наташа, настороженно поглядывая на громадные руки хирурга, устроившие в доме колокольный погром.

– Гм! Тэк-с… – пробормотал Михаил Афанасьевич, разглядывая конверт. – Шевалье Ланселот в Rodniki! Гм!

Старый доктор по-французски промурлыкал «Мальбрук в поход собрался» и погрузился в чтение, шумно прихлебывая из чашки.

Ольга шепотом сообщила мужу о тревожном звонке тренера. Иван пожал плечами.

Читалось это так: давай не паниковать. Что зря нервы мотать из-за невесть чего? Если бы Киру глаз выкололи – это да! И тренер, кстати, тогда не стал бы темнить. Сообщить родителям и сбыть с рук на больничную койку в реанимацию, то есть, конечно, наоборот: сначала сбыть в реанимацию, а после огорошить родителей, – это первейшая заповедь всех тренеров.

Ольга забарабанила чайной ложечкой по стенкам чашки. Это означало: «Иван, ты страус, ты мамонт пуленепробиваемый!»

Всегда так пугавшаяся несчастий, которые могли коснуться ее детей, сейчас она почувствовала раздражение. Может, паниковать и не стоит, но нельзя же делать вид, что ничего не случилось! Другое дело – обычные, бытовые невзгоды или неприятности на работе. Тут полная безмятежность Ивана, пожалуй, служила неплохим балластом на судне семьи Рукавишниковых. Впрочем, эту безмятежность, может быть, еще не испытал настоящий шторм…

Старый доктор довольно неожиданно закончил чаепитие: перевернул чашку вверх дном на блюдце.

– У вас заварка хорошая – много танина. По его разводам можно гадать, как на кофейной гуще. Или как по полету птиц. Кстати, мой прадед по курам гадал. И именно он положил начало нашей лекарской династии – окончил в Серпухове ускоренные фельдшерские курсы. А потом – марш-марш на войну.

– С фашистами? – уточнила Мила, хотя куда больше ее волновали всякие гадания или того почище – колдовство.

– Нет, были и другие войны, о которых куры знали всю подноготную. Например, Первая мировая.

– Вы шутите, наверно! – сказала Наташа, с интересом рассматривая разводы на стенках своей чашки. – Это не в Родниках, а в Риме гадали по птицам. Если птицы как-то не так летали, римляне на войну вообще не ходили. К тому же куры не летают!

– Ну-ну, не летают… Попробуй сбросить эту птицу с высоты, и увидишь. Просто домашние куры ленивые.

– И что вашему прадедушке предсказали ленивые куры? Он их что, с крыши сбрасывал? – спросила Мила, корчившая рожицы своему отражению в самоваре.

– Зачем с крыши? И кто бы ему позволил!.. Нормальная курица после такого издевательства может стать ненормальной…

– И яйца перестанет нести! – подхватила Мила.

– Вот именно! Прадед был человеком малограмотным. Будь он царский оракул – он бы, может, революцию предсказал. А так… обыкновенный пророк в Родниках. Он ближе к вечеру приходил на чей-нибудь двор, ложился на землю перед курятником и смотрел, смотрел… Если у кого куры жили в доме, он ложился на пол в доме. Над ним смеялись, а между тем куры назвали ему все дворы в Родниках, куда после солдаты не вернулись с войны…

– А сам он вернулся?

– Как же он мог не вернуться! Тогда бы и меня тут с вами не было. И значит, письмо ваше прочесть было бы некому…

И тут же гадания были преданы забвению. Действительно – письмо! Срочное, загадочное письмо с Ланселотом!

– Вести вы получили хорошие. Вашу маму… Вас, стало быть, – пояснил Михаил Афанасьевич, обращаясь к Ольге, – приглашают поработать на выставке «Славянский акцент единой Европы»…

– Что еще за акцент? – полюбопытствовал Иван.

– Такого акцента нет! – уверенно сказала Наташа.

– Может, вы просто его не слышите, молодые люди? Во всяком случае, судя по письму, во Франции в сентябре-октябре планируются Дни славянской культуры. И в Эльзасе будут представлены традиционные народные ремесла. В Мюлузе – у них там Дом керамики. И вот столица Эльзаса, то бишь Страсбург, приглашает вас, Ольга, представлять гончарное искусство Руси. Ваять на глазах у публики, так сказать.

– Но почему меня? Откуда они вообще про меня знают? – недоумевала Ольга.

Михаил Афанасьевич пожал плечами.

– Наверное, в Культурном центре при посольстве Франции могут объяснить подробнее. Вот послушайте: «Там же Вы можете получить исчерпывающие ответы на любые вопросы, связанные с организацией и условиями Вашего пребывания во Франции. Просим Вас до 15 июля сообщить о принятом Вами решении».

– Ничего не понимаю! – воскликнула Ольга, покраснев от смущения. – Какое решение?! При чем тут я?!

– Пардон, тут я бессилен.

Михаил Афанасьевич встал, поблагодарил за хлеб-соль и спросил разрешения еще разок, на посошок, звякнуть в колокольчики.

Провожали его всем семейством. Старик дернул за веревочку, умиленно улыбаясь. Бог знает, что напомнили ему эти колокольчики. Наверное, что-то из времен его молодости. Может, какую-то историю, связанную с разбитым сердцем мадемуазель Мари из Дижона…

– Будь я помоложе, – на прощание сказал Михаил Афанасьевич, – да на вашем месте, мадам Рукавишникова, я бы навел для начала справки: какая погода обычно стоит в Страсбурге в октябре. Подобрал бы платья, юбки, наверно – ну, не знаю…

В наступивших сумерках все месте дошли до калитки. Старый доктор еще раз откланялся и поспешил домой.

– Вы забыли сказать, что нагадала чайная чашка! – крикнула ему вслед Мила.

Доктор приостановился.

– Кха-кха, маленькая фея… Моя чашка мне гадала, а твою в другой раз посмотрю.

– А вам что нагадала?

– Это секре-ет! – уже на ходу пропел доктор.

Девочки отстали от взрослых и шумно переговаривались, идя к дому по усыпанной мелким гравием дорожке. Мама едет работать в Европу! Класс!

На крыльце Иван обнял Ольгу за плечи, и она прижалась к нему.

– Иван… Я просто не знаю. Растерялась, как девчонка. Ну, откуда обо мне узнали в Страсбурге?!

– Почему нет? Ты же у нас талантливая. И вообще замечательная!

– Я же столько времени с глиной, считай, совсем не возилась. Тринадцать лет перерыва! Правда, теперь, после переезда, работаю много. Но это ведь крохи! Столько еще всего нужно вспомнить рукам!

Иван крепко-крепко обнял жену и поцеловал в нос и в губы. Тут подоспели дети, и Рукавишниковы все вместе вошли в дом.

Первым делом Ольга посмотрела на старинные настенные часы, доставшиеся им от прежних хозяев. Так! Поздновато, но еще можно попробовать дозвониться Кириллу. Раз набрала она номер, другой, третий…

Как и днем, телефон отвечал бодрым женским голосом: «Абонент временно недоступен», – и это могло означать что угодно.

– Просто он все деньги проговорил! – уверенно заявила Наташа.

– С кем же это он?… вот мерзавец! – с деланным возмущением воскликнул отец.

– А может, он другим давал звонить… – вставила Мила.

Это казалось очень правдоподобным.

Иван и тут в карман за словом не полез. Как видно, хотел отвлечь Ольгу от тревожных мыслей.

– Добряк нашелся! Да он просто транжира! Можно подумать, эти деньги с неба падают! И даже если с неба – разве там, на небе, все равно, на что они тратятся? Знаешь, Милка, сколько там денег?

– Где?

– На небе! Где ж еще!

Чувствуя, что разговор готов потечь в неконкретном русле, Ольга рассердилась:

– Если ты о небе, то на небе не о деньгах пекутся, а о том, чтобы отцы не забывали заботиться о конкретных вещах.

– О чем это, например?

– О том, чтобы дети не ставили в тупик свою мать! И чтобы телефон отвечал…

Иван не знал, на что решиться: атаковать, защищаться или пропустить мимо ушей… Ему на помощь пришла Мила:

– Разве нельзя быть добрым, просто добрым, и все? Как Буратино.

Отец зааплодировал:

– Ура! Наконец я понял, кто ты! Ты вовсе не девочка! Ну-ка, быстро-быстро вспомни, кто называл Буратино добреньким? Ну… Добренький, благоразумненький…

– Лиса Алиса – вот кто! Но, папа, это я, что ли, лиса? Я тебя побью за это!

Мила набросилась на отца, и они повалились на диван. К ним, не задумываясь, присоединилась Наташа. Ольга разулыбалась. Вот они, ее любимые, все под рукой, ну, кроме Кира, но это временно. Нормализуется все. И все будет хорошо.

Через минуту отец, красный, запыхавшийся, крикнул:

– Все, сдаюсь. Вы не добренькие буратины, а злые зануды мальвины!