Текст книги "Возвращение на Остров Мечты"

Автор книги: Алексей Тихонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

II

Как-то незаметно надвинулась зима. Нудные дожди столь долго и упрямо нагружали водой землю, что снегу даже обрадовались. Когда в одно прекрасное утро побережье проснулось засыпанное белой, сырой мукой, ребята веселились словно дети. И не важно, что под слоем снега по-прежнему чавкала грязь. Они с гоготом бегали друг за дружкой, перекидывались снежками, толкались и боролись. Все успели усвоить: здесь, на землях Валесты, снег – краткий гость. Тяжелые, низкие облака с ним наползали с полуночи, с родины. Южные края покорно белели под могучим ударом пришельцев, но утекал день, второй, на худой конец неделя, и от снежных заносов не оставалось и следа. Иногда их смывал бросившийся в контратаку дождь, чаще – исподволь растворяла почти незнакомая с морозами земля. Оттого набеги северных гостей всегда выделялись яркими пятнами в череде сумрачных, грязных зимних дней. И все же не покидало ощущение, что именно в этот раз юные поселенцы веселятся как-то особенно самозабвенно. Может, они действительно стали беззаботнее? Может, взрослея, учились ценить каждую минуту радости? Или же догадывались – многим увидеть следующую зиму не суждено?

Вроде бы Рокош и не разболтал никому об оброненных Шагаланом словах, однако над гердонезской колонией все отчетливее сгущалась атмосфера близкой войны. Об этом мало говорили, просто важные еще вчера хлопоты сами собой отдалялись на задний план, обжитой, уютный лагерь вдруг оказался временным пристанищем, а бытие целиком сосредоточилось в подготовке к сражениям. С уходом мессира Иигуира ученые занятия практически прекратились, вдохновитель невероятной затеи и так успел дать своим птенцам больше, чем иные университеты. Теперь лишь изредка хардаи собирали ребят на лекции. Мастер Кане обучал их принципам тайной войны, при которой многолюдству врага противопоставляются скрытность, подвижность и сила мелких отрядов. Именно таковым, на его взгляд, предначертано было стать грядущему походу. Мастер Очата излагал азы полководческого искусства. Здесь понимания встречалось куда меньше, ребята с трудом представляли себя командующими войсками на поле боя. Шагалану, правда, удавалось. Основное же время ребята тратили на тренировки. Чудилось, невозможно уплотнить и без того жесткий распорядок, но площадки взялись загружать еще активнее. Канула в прошлое осенняя путина, разбредались, ворча, крестьяне, привыкшие к помощи на полях, обиженно ныла из-за недогляда скотина. Каждый высвобожденный час пережигался в схватках, где, истекши потом, должен был кристаллизоваться в живую мощь.

Как ни старался Шагалан, полностью отдаться занятиям у него не получалось – львиная доля забот лежала по другую сторону пролива, в Гердонезе. Ватага Сегеша откочевала-таки на три десятка миль к юго-востоку. Сыграли роль не только пожелания союзников – под самый снег отчаянную попытку крупной облавы предприняли враги. Хоть и успел Кабо вывести повстанцев из дубравы, прежние убежища зримо показали свою уязвимость. Таким образом, предстояло, вдобавок к переселению, укрыться и от щупалец Гонсета. Пусть до срока. Обе задачи требовали средств – из-за пролива потащили золото. Обустроились благодаря подобной помощи быстро. Местные разбойники попробовали было возроптать по поводу бесцеремонности, однако гости подвернулись не в меру сильные. Кто-то из аборигенов, кто не забыл еще истинных целей своей борьбы, влился в ватагу, прочих попросту разогнали. Лесов здесь водилось меньше, зато работы – больше. Буквально под боком располагались и столица, и вероятный центр будущей войны. Опять же, для регулярно посещавших старика валестийских странников дорога сократилась на треть. Шагалан и Кабо теперь челноками непрерывно сновали из лагеря к Сегешу и обратно. Скоро нащупали спокойные пути, обросли полезными знакомствами, наладили связь. Пару раз, правда, сталкивались с излишне рьяными патрулями, тогда на смену серебру приходило оружие, решительно убиравшее все препятствия. В остальном, дабы не привлекать внимания врагов, повстанцы свернули до поры лихой промысел и другие громкие подвиги, однако их лазутчики с прознатчиками трудились не покладая рук. По всей причудливой паутине, сотканной атаманом и накрывавшей едва ли не полстраны, постоянно пробегали искорки сообщений. Пока юные гости кропотливо разбирались с грудой новостей, выискивая ценные крупинки, старик методично и упрямо продолжал наращивать сеть, штопал прорехи, протягивал свежие нити. Время от времени отдельные паутинки лопались, их следовало аккуратно обрезать и заменять. Наверное, Сегеш не слишком понимал планы своих таинственных союзников, но доверял им и старательно делал, что умел.

Осуществлялась и еще одна задумка, на которой особенно настаивал Шагалан: в объект невидимой охоты превращался их самый опасный враг – Бренор Гонсет. Его, привыкшего к роли хищника, ныне выслеживали десятки глаз. Любой заморенный крестьянин или льстивый слуга, что покорно согнул спину перед вельможей, мог оказаться соглядатаем. Словно чувствуя неусыпное внимание, наместник осторожничал как никогда. Он удвоил эскорт, расставил новые патрули, часто перекраивал маршруты, выезжал неожиданно и по ночам, а то и вовсе предпочитал хорониться под защитой стен Тьюнира. Тем не менее о всякой поездке и, главное, остановке цели в кратчайшие сроки сообщалось Сегешу. Несколько раз ситуация выглядела вполне удобной для нападения, но повстанцам не везло: как ни спешили донесения, кони мелонгов всегда выигрывали в проворстве. Однажды никого из разведчиков в ватаге не случилось, а без них, резонно счел атаман, атаковать латную свиту – чистое сумасшествие. Дважды наперерез Гонсету отправлялся Шагалан, еще раз – Кабо. Хромец хоть и отнесся к затее скептически, не сумел избежать общего увлечения. Они снова и снова опаздывали. Лишь отворенные конюшни да перепаханные копытами дороги встречали их появление. Целый месяц минул в рискованном и бесплодном азарте.

Перед самым Вознесением Великого Пророка неожиданно для всех отличился малыш Йерс. Как ни уютен был хутор Нестиона, парнишку явно тяготила размеренность оседлой жизни. Каждый приход Шагалана сопровождался унылыми вздохами и жалостливыми заглядываниями в глаза снизу вверх. Когда же юноша ненароком обмолвился о сравнительно благополучном состоянии ватаги, зазвучали прямые просьбы.

– Пусть жратвы чуть меньше, – канючил Йерс, – но не за бабьим подолом прятаться. И оружие, и опасности опять же… Ну, Шагалан!.. Ведь не просто так, я пользу принести смогу…

Чересчур отчаянно он, впрочем, не рвался – за окнами уже вовсю бушевала зимняя непогода, и угрозы побега впечатления не производили. Однако неожиданно вернуться в ватагу предложил сам разведчик: Сегеш нуждался в связных, заметно редевших усилиями мелонгов. Когда родилась идея испытать в нелегком деле ребятишек, тотчас вспомнили о Йерсе. Тот согласился моментально, колебания семьи Нестиона потонули в бурных восторгах истосковавшегося по приключениям бедокура.

В ватаге он действительно пришелся ко двору. На оборванного, голодного мальчугана стражники нечасто обращали внимание, иные, случалось, даже подкармливали горемыку. Спокойно отогревшись в караулке, наевшись и наслушавшись солдатской болтовни, Йерс пускался дальше, разнося весточки доверенным людям. Именно в караулке его и настигла внезапная суматоха. Осторожно высунулся в окно: посреди ночной тьмы копошились люди, два десятка закутанных в плащи всадников, угрюмых, молчаливых, ощетинившихся оружием. Легендарный черный отряд Гонсета!

На посту мелонги пробыли недолго, но из обрывка разговора стражников Йерс сумел уяснить, что путь их лежит в Гельнхорн, замок одного местного барона. Едва веря собственной удаче, мальчишка немедленно ринулся к лагерю Сегеша. Почти всю дорогу бежал, вымотался донельзя, зато уже к утру доставил бесценную весть. В тот момент в ватаге, согласно очередности, находился Кабо, он и возглавил вылазку к замку. Сразу надо сказать, все завершилось вновь безрезультатно: чем бы ни занимался Гонсет в Гельнхорне, ночи ему вполне хватило. Засевшие неподалеку повстанцы аккуратно выведали у слуг, что высокий гость и впрямь навестил барона на пиру в честь обручения его дочери, посидел несколько часов и уехал еще до рассвета. Говорили, будто остальные приглашенные лишь после этого вздохнули с облегчением, закатив грандиозную попойку.

То ли кто-то глупо пошутил над Йерсом, то ли его самого так зацепила неудача, только с тех пор в рьяности охоты с мальчишкой мог потягаться разве что Шагалан. В конце концов оголец вовсе, самовольно покинув лагерь, исчез без следа. Неделя прошла в волнениях, прежде чем, всеми похороненный, он внезапно объявился в ватаге. Оказалось, за эти дни постреленок ухитрился проникнуть в злополучный замок и даже пристроиться там на кухне. С его слов выходило: наместник удостоил барона визитом не ради застолья или за грандиозные подвиги, слуги сплетничали, будто причина в юной смазливой дочери хозяина. Гонсет вроде никогда не отличался особым сластолюбием, да, похоже, на склоне лет поддался увлечению. Теперь семейство в растерянности: с одной стороны, девушка уже обручена, ее жених занимается подготовкой к свадьбе, с другой… Как отказать в безделице всемогущему правителю?

– Он обязательно вернется, и не сомневайтесь! – убеждал Йерс горячо. – Хоть повесьте меня, если ошибусь! Этакую кралю да не отведать? Выберет минутку и вернется как миленький. Ну, на чем вам еще поклясться?..

Состоялся крайне оживленный спор. Все эти вынюхивания были, безусловно, дерзки, да и холопские пересуды не внушали доверия… однако впервые враг подарил возможность предугадать место своего появления. Вряд ли матерый зверь сохранит и в дальнейшем подобную щедрость, никакая похоть не вынудит его, забыв осторожность, навещать девицу вновь и вновь. Но первый-то раз!.. Йерс с пеной у рта кричал, что непременно следует устроить засаду. Старик Сегеш с сомнением качал головой, Джангес и Шагалан единодушно одобрили план Йерса. Неожиданно главным противником затеи выступил брат Торен. Посреди разудалых ватажных будней отшельник остался по-прежнему сдержанным и замкнутым, в вылазках почти не участвовал, чаще кашеварил, а основным своим занятием мнил опеку и обучение малыша. Теперь, когда его питомца подвергали нешуточной опасности, Торен воспротивился всеми силами. Яростным порывом он чуть не задавил молодежь, и лишь подмога Шурги склонила чашу весов на их сторону.

По решению атамана Йерс возвращался в замок. В то же время в близлежащей деревушке поселится одинокий странник, все имущество которого составит пара лошадей. При визите Гонсета, наверняка столь же стремительном, как и раньше, на счету будет каждая минута. Мальчишка кубарем понесется в деревню. Передав сообщение, он мигом бежит обратно отслеживать наместника, странник же вскакивает в седло и летит к Сегешу. Час хорошего галопа с подменой лошадей, капелька везения, и ватага поднимается по тревоге. Точнее, в путь трогается разведчик, застигнутый известием, да пара десятков повстанцев, для которых найдутся лошади. Дальнейшее рисовалось туманнее. С такими силами, разумеется, не велось и речи о штурме замка – требовалось укрыться где-нибудь рядом, подготовить западню на тракте. Когда, вкусив запретного, Гонсет покинет замок, его эскорт атакуют… Именно безумная атака вызывала у атамана наибольшие сомнения, однако Шагалан беспечно махнул рукой. По его словам, ватажникам надлежало только остановить врага, сковать солдат стрелами и копьями. Пока те не осознали, откуда ждать настоящей опасности, разведчик, улучив момент, врубится в строй охраны, проломит его и совершит задуманное. Остальным это не казалось такой уж немудреной задачей, но холодная уверенность юноши подкупала.

В целом план был неплох, единственной угрозой для него считалось возможное остужение Гонсета к пассии. Собственно, к этому все и шло. Один короткий зимний день сменялся другим, не менее сумрачным и сырым, а из Гельнхорна новостей не поступало. Заволновавшись, Сегеш даже выслал человека проверить, все ли в порядке. Гонец сообщил, что в замке и вокруг него ровным счетом ничего не происходит, повстанец по кличке Пепел изнывает от скуки и сосет свое пиво, а мальчишка почти не заглядывает, хотя регулярно появляется на стенах. Вытерпев еще с неделю, ватажники уже намечали сроки сворачивания дурацкой западни. Развязка, как и положено внезапная, подоспела немного раньше.

Накануне вечером Шагалан как раз прибыл в лагерь. Середина января, ночью и в плотно сбитом шалаше было довольно холодно. В этом смысле у юноши перед союзниками имелось явное преимущество – его обогревом по ночам активно занималась Танжина. Женщина, казалось, неплохо перенесла смену места обитания, смирилась с лишениями, стойко пресекала голодные поползновения мужиков. Про то больное состояние, в котором покинула селение Ааля, она забыла и теперь всецело сосредоточила силы и пыл на уходе за юношей.

Едва начинало светать, когда Шагалан высунул голову из-под грубо выделанной шкуры, заменявшей одеяло. Снаружи по ноздрям тотчас резанула стынь. Чуть ли не вся ночь прошла отнюдь не в отдыхе, и в сон клонило неимоверно. Но что-то определенно тревожило. С тоской вдохнув напоследок тепла подруги, отвел мягкую руку, обвившую грудь, выполз на холод, прислушался. Одинокое цоканье копыт, далекие, но, несомненно, возбужденные голоса, запаленный храп лошади. Отбросив остатки сонливости, юноша спешно оделся. Вообще-то в таких местах, где беда готова навалиться в любую минуту, полагалось бы спать в одежде, в обнимку с оружием, да только как это объяснить горячей, соскучившейся по ласке подруге? Подхватив сабли, откинул полог и выглянул на улицу. Лагерь еще дремал, заваленный грудами свежего, пушистого снега. Волна же беспокойства надвигалась с окраины. Оттуда торопливой походкой приближались трое, четвертый вел следом в поводу парящего боками коня.

Юноша, загребая рыхлый снег, пустился навстречу. Какими-то непонятными путями тревога разливалась по хижинам, из них одно за другим высовывались заспанные лица повстанцев. Судя по тому, что умышленно никто шума не поднимал, прямой угрозы лагерю не было, но долгая лесная жизнь, видимо, воспитала в людях нечто сродни интуиции разведчика. Пока Шагалан достиг четверки возмутителей спокойствия, рядом уже очутилось не меньше десятка человек, кое-как одетых, однако полностью вооруженных. Подошел взъерошенный Джангес, знаком погасил зарождавшийся гам.

– Что стряслось? – заговорил хриплым спросонья голосом. – Нешто западня сработала?

Один из четверых, высокий ладный парень, растерянно заозирался. Теперь Шагалан обратил внимание – он смотрелся так, словно чудом выбрался из лихой передряги. Мокрое, грязное платье местами висело клочьями, опухшее, помятое лицо приобрело синюшный оттенок, сам парень тяжело дышал и нетвердо стоял на ногах, поддерживаемый с боков спутниками. Те, конечно, тоже не отличались ухоженностью одежды и здоровым видом, зато явно провели основную часть ночи в укрытии и были, похоже, дозорными, первыми встретившими гонца.

– Не совсем так, – наконец выдавил парень.

Джангес нахмурился, мотнул головой в сторону жилища атамана. Загудевший народ качнулся следом, но одноглазый осадил, пригласив лишь Шагалана. Подоспел привычно мрачный Шурга. Этому хватило взгляда на гонца, чтобы отдать команду готовить отряд к бою. Вместе достигли землянки, у порога которой ждал Сегеш. Крошечная тесная норка являлась самым роскошным сооружением в лагере, да и ту сладили только к зиме, когда более-менее убедились в безопасности выбранного убежища. Остальной люд продолжал пока холодать в утлых шалашах, постоянно затыкая щели и утепляя стены, чем бог послал.

По очереди протиснулись в душное чрево землянки. С командирами и Шагаланом вошел шатающийся вестник, дозорные остановились у входа. Не прозвучало ни единого слова, но все уже отчего-то чувствовали – приключилась беда. В гнетущем молчании расселись на лежанках.

– Что ж, рассказывай, Пепел, – вздохнул Сегеш.

Парень вздрогнул, тяжело засопел, замялся.

– Напасть-то ведь какая, господа атаманы… – Язык едва повиновался ему. – Мысли не собираются, не знаю, с чего и начать…

– С начала начинай, только не мямли и не тяни, – жестко подстегнул Джангес. – Чую, нам еще расхлебывать твою напасть, времени жалко.

– Короче… вечером все было тихо… Как обычно. А вовсе стемнело – стук в дверь. Мальчишка наш, выходит, прибежал… вопит, свершилось!.. Дескать, наместник в замок пожаловал. – Шагалан с Джангесом быстро переглянулись. – Не удержался, в смысле, вражина. Я-то ведь, признаться, господа атаманы, и надеяться давно перестал… расслабился там… Пока то да се… закопался, наверно, не спорю. Глядь, а паренька и нет! Я во двор, а там все нараспашку! Не утерпел, сорванец, коня взнузданного вывел да и умчался сам! Как и влез-то?.. А мне что делать? Кинулся второго заседлывать, а мальчишки след простыл…

– Странно, – заметил разведчик. – Йерс хоть и сорванец, на такие проказы не охоч. Сколько ж ты, приятель, канителился?

– Э-э… немало… наверно… – смутился Пепел.

Джангес нарочито медленно поднялся, подошел вплотную. Пепел откачнулся, но одноглазый поймал его за куцую бороденку, подтянул к самому лицу, повел носом.

– Пил, – сказал он, и вестник сразу понурился. – Причем крепко. – Голова повстанца опустилась еще ниже. – В дороге многое выветрилось, но даже теперь понять нетрудно. Стало быть, примчался к тебе мальчишка, а ты и лыка не вяжешь, так? Расслабился, говоришь? И долго он тебя будить пытался? Не молчи, сучий выкидыш!

– Э-э… так ведь тяжко день за днем… вечно одному, безвылазно… каждый раз ничего…

– Погоди, Джангес, – перебил их Сегеш. – То, что этот обормот позволил себе не ко времени в чарку нырнуть, я уяснил. И не абы кого посылали-то, смышленого да опытного… У других бы хуже обернулось. Но с его проступком мы после разберемся, сейчас не о том. Дальше рассказывай, Пепел.

– Ну вот, как я коня оседлал, – встрепенувшись, торопливо продолжил повстанец, – так и пустился догоном во весь опор. Думал, не расшибся бы малой…

– Ни черта ты, стервец, не думал, – скривил губу Джангес. – Один хмель в башке гудел. К сути давай.

Пепел испуганно оглянулся на него.

– Вот я и говорю, господа… братья… С полпути проскакал, вижу – на выходе из рощицы заварушка какая-то. Сперва почудилось: ватажники чужие парнишку сцапали. Хотел уж было подъехать, объясниться, да вовремя поосторожничал. Слез, ближе подкрался…

– Короче.

– Барокары. Отродясь в том краю поста не держали, а тут, как назло, возник. Йерс прямо к ним в лапы и влетел. Причем коня-то не было, наверно, злодеи пугнули, вот мальчонок и свалился. Куда ему?..

– Сколько барокаров?

– Видел четверых. И не хмурьтесь на меня, господин Джангес! Что бы я смог один с тертыми латниками? Разве на копья их покрепче насадиться…

– В латах поголовно? – сухо спросил Шагалан.

– В полном вооружении. Кольчуги, панцири, шлемы, копья и эти… косы их бесовские. Пока они там по-свойски горланили, я совсем близко подполз, рассмотрел.

– Дальше что?

– Потолковали они, значит, и стали в путь снаряжаться. Лошадей подвели, мальца туда взвалили. Он уже, кажись, без чувств был. В крике саданули пару раз, а много ли ему надо? – Пепел пожевал губами, обдумывая продолжение. – Как они тронулись, я и заколебался: дорога вроде свободна, надо к вам спешить, про наместника сообщать. Сами вы, господа атаманы, не единожды вдалбливали важность этого задания. Только пораскинул я мозгами и подался за барокарами. Уж судите, как хотите! Из-за меня, дурака, паренек в беду попал, без меня он и вовсе бы сгинул безвестно.

– Отследил? – Шагалан поднял голову.

– А как же. По снегу-то темные фигуры и во мраке не потеряешь. Я, грешным делом, боялся, они в замок пленника повезут, в зубы палачам Гонсета. Ан нет, мили на три отвернули, там у них хутор. Местные его Волчатником кликали, и, видать, неспроста. Проследил я, как внутрь вошли, обождал чуток, да и припустился сюда. Такой вот рассказ.

Вожаки молча переглянулись.

– Что тут помыслишь-то? – начал Шурга. – За пьянство тебя, Пепел, беспременно накажем. Что по снегу ползал, через лес гнал, себя не щадя, – молодец. Речь-то, однако, сейчас не об том. Светает уже, наместник вот-вот с девицы своей слезет, и тогда сызнова ищи ветра в поле. С другой стороны, парнишка несмышленый, помочь стараясь, в беду угодил. Бросать его опять-таки не по-божески. И кем же заниматься-то, господа хорошие?

– На черта барокарам парнишка? – живо отозвался Джангес. – Мало ли бродяг по лесам шатается? Ну, коня, допустим, украл, и что? Коли тотчас не повесили, то и дальше убивать не станут. Выпорют, разумеется, до полусмерти, потом вышвырнут за ворота. Послать туда несколько человек встретить, и довольно. А нам в Гельнхорн торопиться! Времени упущено море, но хотя бы попытаемся зацепить зверя. Где еще случай найдем? Третий месяц ведь зря гоняемся…

Затихший в полумраке Пепел нерешительно кашлянул.

– Прощения прошу, господин Джангес, однако не все просто. Я, конечно, в чужих наречиях не смыслю, но, покуда в снегу сидел, кое-что и так уловил. Шумели они там здорово, бесились. Йерс-то, видать, когда его вязать принялись, кого-то из супостатов ножиком полоснул. Убить не убил, но кровь пустил и разозлил очень. Боюсь, за невинного бродягу теперь его не примут и дешево не освободят.

– Час от часу не легче, – скривился одноглазый. – Что же тогда, братья? Не разорваться же надвое? В обеих заварухах каждый клинок на счету будет.

– Колебаться тут негоже… – Шурга тяжко вздохнул. – Конечно, шибко хотелось бы до наместника-то дотянуться, но, похоже, нет на то пока соизволения свыше. И раньше мы за ним не поспевали, и нынче, видно, опоздаем. Только зря коней загоним. А мальчонку надобно спасать. Заодно и тварей этих продажных, что мелонгам сапоги лижут, осадить. Давно пора приспела.

Старик Сегеш обвел соратников взглядом.

– Хорошо сказано, брат. А вы, молодежь, чем ответите?

Джангес с досадой махнул рукой, Шагалан бесстрастно кивнул.

– И не кручиньтесь о Гонсете, – продолжил атаман. – Творец милостив, настанет срок и для мерзавца, когда никакая хваленая изворотливость его не выручит. Придет день… хотя, сдается, не сегодня. Посмотрим правде в глаза – в замок мы не успеваем. Иначе могло бы повернуться, не попадись Йерсу этот треклятый пост на дороге. Или не увяжись ты, Пепел, за барокарами… Впрочем, тогда бы я по-другому с тобой беседовал. А пока ступай, собирайся с отрядом. Путь укажешь, в бою грех свой искупишь… Стало быть, в поход, братья. Все, до последнего. Дело благое, за него и головой рискнуть не жалко.

– Конец не близкий, сир, – заметил разведчик. – Даже напрямки миль десять получится. По нынешнему снегу целый день протопаем, да в придачу вымотаемся.

– Раньше вечера никак не подойдем, – поддержал Джангес. – А если за это время мальчишку на воротах повесят? Или, того хуже, к мелонгам на расправу отвезут? Надо конный отряд пускать. Чего ж его, напрасно снаряжали? Я с Шагаланом отправлюсь, и еще полтора десятка ребят возьмем. Через час-другой на месте, а? Хутор их, конечно, не захватим, собаки ладно городят, но и выбраться оттуда никому тишком не позволим. Как?

– Добро. – Сегеш со стоном поднялся. – Трогайтесь немедля. Осмотритесь там, подготовьтесь. Об одном лишь молю, братья: на рожон не суйтесь, дождитесь нас. Сообща и прижмем нечестивцев.

По лагерю уже кипели сборы, превращая его в суетливо мельтешащий муравейник. Торопливо затаптывали едва разложенные костры, тянули из глубин мешков ржавые кольчуги и мечи. Кто-то пытался на скорую руку что-то починить, иные предпочитали сунуть за пазуху ломоть хлеба, что будут грызть потом на ходу. Остановившись прямо посередь этой кутерьмы, Джангес начал одного за другим вылавливать из водоворота нужных ему людей. Некоторые, завидев группу избранных, подходили сами. Пока двигались к лошадям, откуда-то сбоку вынырнула бледная Танжина. Шагалан помахал ей рукой, женщина печально кивнула. В роль боевой подруги, чье главное занятие – ждать, она, похоже, постепенно вживалась. Промелькнуло темное, словно туча, лицо Торена. Юноша столкнулся глазами с отшельником: встречный взгляд полнился густым упреком, однако чувства вины, сколь ни силился, не породил.

Быстро оседлав лошадей, покинули жужжащий лагерь. Пустились рысью, а когда выбрались на ровное поле, перешли на галоп, понеслись вперед, взметая клубы снега. Затея рискованная, но ям и валунов не подвернулось. Мало кто осмелился бы встать на пути столь целеустремленно летящих всадников, на серьезное же войско они надеялись не нарваться. Мчались по преимуществу без дороги, окостеневшая земля гудела снизу, сверху радостно пел морозный ветер. Примерно через час такой бешеной скачки ехавший во главе Пепел поднял руку, давая сигнал.

Зловещий Волчатник оказался небольшим поселком домов на десять-пятнадцать. С простой местной деревушкой его бы, однако, не спутали – избы все справные, почти купеческие, вроде тех, что прошедшей осенью оставил огню покойный атаман Ааль. Среди окрестной худобы зажиточность сияла нестерпимо. Может, оттого и забрались барокары на взгорок в центре голого поля да вдобавок обнесли себя высоким тыном.

– Нелегко подкрасться, брат, – почему-то шепотом заговорил Джангес на ухо Шагалану. – Чую, если не к атаке, то уж к ворам здесь точно готовы как следует. Глянь, какую штуковину измыслили.

Прямо из сердца поселка в небо вздымалась сторожевая вышка, сходная с огромным пауком о четырех ножках. На самой ее вершине в плетеном гнезде переминался лучник. Позиция отменная, пустынные поля вокруг расстилались как на ладони. Вообще поселок производил странное впечатление. С одной стороны, никакой растревоженности не ощущалось: мирно дымили трубы, подавала голос скотина и шумела детвора, несколько женщин медленно брели домой с ведрами воды. Лишь потом начиналось замечаться что-то ненормальное кроме постового на вышке. Массивные ворота поселка были плотно затворены, люди проникали внутрь через крошечную калитку под присмотром вооруженной охраны. Дети за забором так и не появились, а женщин с водой сопровождали трое воинов. Все это напоминало поселенцев, впервые обосновавшихся на дикой, кишащей лютым зверьем земле. Да они так, похоже, и жили, вечно ждущие нападения, уповающие исключительно на себя и своих соплеменников. Поселенцы, врубившиеся топорами в чужое многовековое бытие.

– Солидный тын, – продолжал тем временем Джангес размышлять вслух. – Уж как твой Ааль усердствовал, а до барокаров и ему далеко. Ох, жаркое грядет дело… Ты вот что, Шагалан, бери половину людей и обойди поселок кругом. Я перекрою выезд из этих ворот, а ты – из задних, договорились? В драку не лезем, себя не выказываем, наблюдаем за каждым путником. Только если приметим, что мальчишку везут, тогда уж… сам понимаешь.

Обогнув Волчатник по краю леса, разведчик разместил свою группу в зарослях, поблизости от дороги. Тут удалось наконец с наслаждением покинуть седло – все-таки до хорошего наездника юноша пока не дотягивал, долгой скачкой стерев себе все мыслимое. Дорога белела пустотой, и, судя по следам, таково было ее обычное состояние. Барокары сторонились окружающего мира, мир платил им той же монетой. Укрывшись меж облепленных снегом ветвей, повстанцы затихли.

Основные силы подоспели часов через пять. Народ изрядно устал от затяжного перехода, зато неплохо согрелся и смешками провожал сменяемых на постах посиневших всадников. Костры разводить опасались, а от непрерывного и малоподвижного сидения в снегу не спасали никакие тулупы. Теперь появилась возможность хотя бы попрыгать, другого тепла не предвиделось. Шагалан верхом разыскал атаманов, затеявших очередной совет.

– Что скажешь, герой замерзший? – усмехнулся навстречу Шурга. – Немедля эту твердыню приступом брать или дотемна погодить? Боюсь, однако, без огня окоченеем тут. Точь-в-точь как вы с Джангесом.

Одноглазый покачал головой.

– Не тянет меня что-то, братья, через такое поле на свету бежать. Людей до схватки положим. Да и под забором отстреляют в упор, ровно зайцев. Ночь как-то все же родней, много раз выручала, не подведет и ныне.

– Имеется и вторая тонкость. – Шагалан тяжело сполз с седла. – Сколько способно прятаться в этом гнезде воинов?

– Навскидку человек двадцать, ну, двадцать пять, – ответил Шурга. – Сами имперские солдаты, сыновья их, братья, родичи там разные… Но учтите, треплются, будто в трудную-то минуту у них все за оружие берутся, и стар и мал. Даже иные бабы… Правда, не припомню, когда минуты подобные случались, смельчаков вроде нас давненько не находилось.

– А еще поселки барокаров поблизости водятся?

– Водятся, как без этого. Отсюда-то, конечно, не видать, ближайший милях в трех-четырех будет, и дальше парочка. Так они, нечестивцы, завсегда селятся – гроздьями, да не вплотную.

– Резонно делают. Полагаю, едва мы вылезем на поле, как тот вон постовой углядит и тревогу поднимет. Запалят барокары какой-нибудь костер дымный, что наверняка заранее сгребли, и вскоре нагрянет к нам вся их окрестная рать. Мелонги со стражниками, допускаю, не обеспокоятся за своих псов, зато уж друг за дружку те встанут горой. Похоже?

– Похоже, очень похоже, – хмыкнул Сегеш. – Ведь псы не только оружием и опытом берут, но и выручкой взаимной. Каждый год здешние погосты ширятся, хоть одного-двух да подстреливают ватажники. Может, извели бы давно эту плесень с нашей земли, да когда они гуртом сбиваются, их не взять. Крепкий народец, зубастый.

– Потому до темноты все равно ждать придется. Во мраке, по крайней мере, их тревожные дымы никто не разглядит. А Йерс… если до сей поры с ним ничего не сотворили, то и до вечера, бог даст, не сподобятся. Главное – за дорогами следить.

– Дым-то, конечно, ночью врагам не помощник, это верно, – проворчал Шурга. – А если огни поднимут?

– Воробья на вышке озаботьтесь, разумеется, угомонить в первую очередь. Луком ли, арбалетом, из тех, что мы вам достали, смотрите сами. С земли же и большой костер далеко не виден. А кроме того… вон, тучи снеговые опять ползут, похоже, к темноте снова посыплется. Нам бы это здорово на руку сыграло. Значит, устраивайтесь, братья, готовьтесь, я же отлучусь на часок.

– Куда вдруг в такой-то момент?

– Да вот заприметил тут рядом в деревеньке кузню. Надобно оружие себе для предстоящего дела подобрать.

– Неужто тебе, удалец, сабель мало?

– Против латников, дядюшка, эти сабли выдюжат недолго. Здесь случай особый, и оружие, выходит, требуется не рядовое. Приеду – покажу.