Текст книги "Черный крест-4. Эд. Все главы вместе.(СИ)"

Автор книги: Алексей Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

–Никак нет– говорит Алексей, уже начиная растворяться в воздухе– просто ковер, хотя бы слегка, кое– что скрывает...

Леха растворяется в воздухе, зато включается свет.

Соседи стали срочно, пока снова не отключили электричество, поливать из шланга сад и цветы, а Эдуард демонстративно, чтобы соседи видели, идет к одноэтажному брусчатому хозблоку за гвоздодером, пассатижами и молотком...(алиби визиту – что-то чинил)

04.Эдуард снял ковер, отодрал вагонку и обнаружил большое, от кровли до внутренней стороны потолка первого этажа, неиспользуемое пространство. Посветив фонариком, пошарив лучом света туда-сюда он нашел одиноко стоящий старый обшарпанный Лешкин чемодан в шотландскую клетку. Чемодан открыл с помощь гвоздодера, извлек кучу компакт дисков и пару старых небольшого объема флешек. Эд рассовывает добычу по карманам, предварительно рассмотрев надписи на компакт– дисках и ярлык, привязанный к флеш-карте на ниточке.

Что это? Странные названия, но ему кажутся знакомыми – "Черный лес"... Чего стоит название "Черный крест"? Это шутки, или серьезные военные или разведывательные разработки? Проект "БОМБА", переименованный после в проект "Черная бомба"– странное название проекта, если учесть, что речь идет не об одной бомбе, а о теории "спаренного взрыва" с помощью двух бомб.

Эд читает, светя фонариком

...Пашкевич, Мирошниченко, Ткаченко, досье на них, бумаги о движении людей к проектам и обратно, чаще всего в крематорий или на погребальный солдатский костер. Заметки о "Черном лесе", контейнеры с каким-то порошком.

Эд не знает, что делать, и, перевернув чемодан вверх дном, слегка трясет его– чтобы удостовериться, что в нем больше ничего не осталось. Из под обшивки выпадает конвертик. На нем нервной дрожащей рукой Алексея было написано: "П. НЕ ВСКРЫВАТЬ!!". Что там? Пошарив еще и под внешней обшивкой чемодана (на одной стороне был еле заметный порез) Эд извлекает толстую ученическую тетрадь в клетку. Это что-то вроде интимного дневника:

Я привязал ее к кровати...

Я запендюрил ей...

Согнув тетрадь вдвое Эдуард и ее засовывает во внутренний карман пиджака.

05. Лежа на крохотном диванчике в комнате, находящейся через стену от комнаты Алексея, Эд всю ночь слушал барабанную дробь дождя по металлочерепичной крыше. Утром дико раскалывалась голова – Эд даже не вспомнил, что была суббота. Поэтому несся в Москву, желая успеть вернуть ключи родителям Алексея до их ухода на работу.

Ночью ему снился огромный дом с большой и ярко освещенной залой в центре. Там было полным полно народу– и все знакомые да друзья Эдуарда. Совершенно не смущаясь, Эдуард встречает там даже тех, кто давно умер или погиб. Улыбаясь, протягивая кому-то из них руку, Эд все– таки спросил, что это за комедия была с его похоронами? Тогда товарищ ответил, что он на самом деле умер, да вот "оттуда" время от времени отпускают в отпуск– погостить. Эда обрадовало это, он подумал, что, значит, когда он и сам умрет– сможет иногда посещать своих живых родных и близких. Здорово! По мере же того, как все общаются и хохмят Эд начинает чувствовать некое напряжение и даже беспокойство и страх. Дело в том, что свет очень-очень– очень медленно начинает гаснуть, и ослабевая, все больше побуждает Эдуарда уйти из этого дома, найти выход. Он в одиночестве отправляется искать выход из дома, но напрасно -многочисленные коридоры, соединенные с большим залом, где люди весело тусуются, все оканчиваются тупиками. Стены, завалы мебели, закрытые двери. На эти длинные коридоры нанизаны комнаты, в которых никого нет, но происходит нечто странное, даже страшно туда зайти – мелькание теней, вздохи, негромкие вскрики, шорохи и скрежет. Время от времени– по мере того, как Эдуард ускоряет поиски выхода из дома (свет-то гаснет!) – ему приходится возвращаться в зал. Никто не понимает, зачем он ищет выход. Кто-то из живых знакомых подходит к Эдду и просит прекратить поиски. В зале воцаряется полутьма, Эдуард бежит в последний коридор, который еще не успел осмотреть. Там света еще меньше. Он упирается в тупик созерцает абсолютно черную (на нее не падает хоть сколько– то света) стену. Эдуард снова возвращается в зал, чтобы увидеть множество горящих красных глаз – и вот, все погружается в кромешную тьму.

Не мудрено, что после такого сна, не побрившись, не умывшись и (даже!) не почистив зубы, Эдуард прихватив чемодан с материалами Алексея, бежит к машине.

На съезде на Дмитровское шоссе Эд видит очередную аварию. Окровавленные тела погибших еще не успели накрыть, и они машут руками со скрюченными пальцами в след Эдуарду, но он опять ничего не замечает. Не замечает той страшной темной воронки в которую его медленно, но неумолимо затягивает.

Теперь он не просто человек делающий то, что должен. Отныне ЭД обладает неким знанием, и одному Богу известно, насколько хорошо это для Эдуарда. Дай же Бог, чтобы все это как-нибудь обошло его стороной!

06. Дома Люба конечно распекает Эда за ночевку "не знамо где".

–Хотя бы позвонил!

Но Эд отвечает, что мобильный телефон забыл, потому что поставил его на зарядку.

А Люба начинает говорить о том, как устала, что в доме постоянно шумят эти мыши, что накануне вечером приезжали из службы по борьбе с грызунами и долго втолковывали ей почему мышей нет и быть не может, но как только эти люди уехали, мыши начали скрестись снова!

Эд предлагает купить кота. Сам же пытается представить себе жизнь в одной квартире с этим животным и от одной только мысли об аллергии ему становится дурно. А есть ли в доме "Тавегил"?...

Когда же Эдуард пытается набрать дублинский телефон Полковника, Люба выдергивает провод из розетки.

–Я взяла несколько отгулов за свой счет, ты можешь хотя бы последнюю неделю своего отпуска провести со мной?

Эд согласен, но сначала ему нужно заняться делами. Вывалив на пол спальни все содержимое "дачного" чемодана Алексея, Эдуард начинает сортировку бумаг. Он помнит то, что есть на компакт дисках. Какие-то бумаги можно уничтожить, лучше всего сжечь. Личный дневник Алексея– откладывает в другую сторону, почитаем... Неожиданно из тетради выпадает фотография. Эдуард поднимает ее и начинает разглядывать.

Старые знакомые! Так вот кого Алексей...

Тамс– тадамс– тадамс– скрипят пружины дивана– эскадрилья– на взлет!!

В общем, Эд хорошо знал эту девушку. Когда-то один паренек из училища, по фамилии Нодель (Феликс!– громко, как будто вокруг все глухие, всегда представлялся он – лучезарно улыбаясь на все свои зеленые зубы) скорефанился с музыкальной группой из курсантов. Группа, называлась "Морской парад" – при чем здесь пехота– одному Богу известно, такое название больше подошло бы морякам. Нодель предложил им сыграть песню, с его текстом, на музыку старой давно забытой немецкой группы начала века. Ребята покумекали и согласились. Тарасенко часто заходил к ним на репетиции в большой зал училища в качестве старого друга Ноделя. С Феликсом Тарасенко познакомился в газете училища, куда они периодически приносили свои стихи. Стихи печатали, но не все и не всегда. Однажды Эд увидел, что Алексей чем-то расстроен, а потом оказалось , что он поругался с главным редактором газеты из-за своего четверостишья

Всего Лимонова прочел

И сильно загрустил

Такой мне жизни не понять

Наверно я – дебил!

Ну так вот, Эдуард нечасто, но все– таки то же ходил на эти репетиции, хотя ему там и не очень нравилось. Ребята из группы на него не обращали вообще никакого внимания, делая вид что, заняты очень серьезным делом, а Алексей всегда общаться с Ноделем, напрочь забывая об Эдуарде.

Однажды, за неделю до выступления "Морского парада" 9 ноября по случаю годовщины Революции, Алексей стал говорить Ноделю, что все хорошо и красиво

Но только вот чего-то не хватает...

Два сапога– пара! -подумал тогда еще Эдуард озлобившись на невнимание к нему– то же мне творческий тандем– на четверть хохол и еврей!

Чего "не хватает", Алексей еще не знал. Нодель был рад выслушать от Алексея любые предложения. На следующий день, делая вид, что пережил чуть ли не творческое озарение, Алексей подошел к музыкантам (Нодель был рядом, что-то там шустрил с проводами) и заявил (весь такой творческий, блин, дрожал и размахивал руками), что не хватает женского голоса на подпевке фоном.

–Я даже текст придумал, что она должна петь!

Феликсу идея пришлась по душе и он, сын старых гб-шников, имеющих знакомых только г-бшников привел – чуть ли не на предпоследнюю репетицию, свою знакомую– девушку из семьи друга отца Ноделя, такого же как и он гб-шника. Внучка полковника Комитета. Эду девушка не понравилась – слишком нарочито скромно вела себя и долго (притом, что все были примерно на год ее моложе) всех называла на Вы. Пела она просто ужасно, хотя музыканты и Нодель аплодировали, скорее из желания ее подбодрить, чем от восхищения, а Алексей стоял в задумчивой позе, подперев рукой подбородок. То, что Девушка изображала, и что все согласились называть "подпевкой на фоне", скорее можно было назвать писком...

Время от времени писк срывался тонально вниз– тонкое: ииии– сменялось грубым: ооо!– пока писк не начинал звучать снова, – голос девушки опять проделывал путь снизу наверх.

Как бы то ни было .выступление прошло удачно, и Эдуард тогда еще подумал, что Алексей оказался прав – голос девушки, пусть и такой, сделал песню менее пресной.

Песня называлась довольно странно: "Туман", хотя в ее тексте упоминания о тумане не было никакого, скорее, песню можно было назвать "Ночь" или "Сумерки"...

Незаметно ночь подкралась

Все смешала, издевалась

Видя наши страх и боль

Высыпая в небо соль!

Постепенно нарастающий звук музыки, изобилующий эффектами шорохов, небольшими сбивками ритма и сильным, но не дребезжащим басом, создавал ожидание некоего неминуемого эмоционального взрыва

Звезды плакали, склонившись

Видя сверху, как угас

Старый город в нафталине

Где уже не встретишь нас!

После этих слов парень, игравший на бас-гитаре почти шепотом , но очень четко ( микрофон-то все усиливает) произносил:

Всем спать, спасибо!

Затем следовал следующий куплет:

Незаметно ночь подкралась

Тихо– тихо, словно мышь

Сном ужасным огрызалась:

Почему ты вновь не спишь?

И опять:

Всем спать, спасибо

Наконец начинала петь девушка, ее слабый голос аппаратурно усиливали, да так, что было слышно не очень приятное шебуршание – будто в микрофон кто-то дул:

Когда пройдет боль?

Когда придет смерть?

И происходил этот взрыв– не меняя ритма, громкость музыки достигала максимума, эффекты переставали звучать, и солист с сильным порывом выдыхал:

И когда смерть подойдет,

И с собой боль принесет,

Ты ничего не говори

А только в небо посмотри!

И когда наступит час, сам Господь

Разбудит нас

В том краю, где смерти нет

И где сияет вечный свет!

Затем снова пищание – "когда пройдет боль– когда придет смерть" – и новое, еще более сильное повторение последнего куплета.

После того, как музыка стихла, зал погрузился в гробовую тишину. Курсанты смотрели на преподавателей, а те не знали, как на это реагировать. Затем – преподы проснулись, неловко же было ничем не подбодрить выступавших– и послышались жиденькие аплодисменты.

Но это все так.... Фигня, ничего не значит. Главное – курсантам понравилось. Эд видел, как ребята подходили к музыкантам, курящим в рекреации, жали руки и говорили всякое такое приятное– понравилось. Во время выступления "Морского парада" в зале училища в качестве гостей присутствовали еще и преподаватели других училищ, которые, в свою очередь, попросили пехотинцев направить свою группу к ним. Репетиции пришлось продолжить, и девушка на подпевках еще около полутора месяцев регулярно ходила в училище.

07. Постепенно (и это все видели, только изображали, что не замечают) Алексей уже не пропускал ни одной репетиции и активно общался с девушкой, даже уж слишком. К примеру (что, кстати, запрещено законом), мог запросто взять ее под ручку, а она (поначалу) делала вид, что не замечает, а затем – и вовсе, что ей это приятно...

Дальше – больше. Алексей перестал заходить на репетиции, просто поджидал девушку у дверей зала (с другой стороны) и провожал ее до метро. Но и репетиции и гастроли "Морского парада" по военным училищам в Москве закончились, а еще через несколько месяцев у Алексея произошел трехнедельный перерыв в учебе.

Он тогда сидел в тюрьме и дожидался суда за самовольное беспричинное прекращение употребления "антисекса" с последующим совращением лица противоположного пола. На суде его оправдали и освободили прямо из зала. Вернувшись, Тарасенко продолжил учиться, как ни в чем не бывало. В дневнике Алексея Эд прочел, что "антисексом" Леха стал пренебрегать сразу после подавления коммунщиков в Бибирево, после того самого приказа, разрешающего временно не пить эти таблетки.

08. К вечеру бумажные Лехины документы были рассортированы по принципу– в "цифре" есть– в "цифре" нет, Эд решил сжечь те документы, что уже есть на компакт– дисках. Уложив всех своих спать часов в девять вечера (Люба забирает этой ночью спать дочь к себе), Эдуард открывает настежь окно на кухне и приступает к делу. Предав огню все до последнего листика, Эд мнется и не может решить, что делать с конвертом с надписью: П– ну и так далее.. На просвет кажется, что конверт пуст. Наконец решившись, он срезает ножницами маленькую полосочку бумаги сбоку и выворачивает конверт наизнанку. Внутри конверт покрыт тонким слоем полиэтиленового напыления и только. Пусто. Эд даже понюхал – ничего. Конверт отправился в огонь.

Но как только конвертик касается пламени происходит небольшой взрыв. Яркая фиолетовая вспышка, хлопок – и вся кухня окутывается плотным ядовитым серо– голубоватым дымом. Но Эд дыма не видит, он чувствует ужасную боль в глазах, хватается за них руками и с криками и воплями, крайне испуганный бежит в комнату, где спят дочь и жена, сталкивается по дороге с дверью, падает, встает– громко просит о помощи.

–О! Мои глаза! Как больно!

По срочному вызову прибыл окулист, извлек контактные линзы (они, собственно, и спасли зрение) и сказал, что

Вам крупно повезло. Глаза почти не опалило – лишь чуть– чуть.

Считайте, что никаких серьезных последствий не будет, просто старческая катаракта наступит

эдак года на полтора раньше

–По сравнению с чем?

–По сравнению с тем, что бы было, если бы вы сегодня не опалили себе роговицу глаз.

Быстро выписав лекарства (вот витаминчики в глазки позакапывайте) и направление на ежемесячное обследование в течение года, окулист удаляется.

А Эд, уставший от всех этих хреней последних дней, идет в спальню и ложится спать, крепко обняв жену и дочь.

–Папа, а тебе глазки очень бо-бо было?

09.Следующий день будто замазан черной краской тоски и печали. Любовь отвела дочку в сад и вернулась, наконец они одни, но не судьба. Любу срочно вызвали на работу. Эдуард опять в гордом одиночестве.

Он ходит по квартире, стоит на балконе, пытается читать и даже смотреть телевизор. Там старая передача о Революции (старые передачи– ну, те, которым больше двадцати лет– специально показывают в черно-белом виде. ) Тарасенко-дед, выступая на очередном съезде партии говорит, кажется о противостоянии оппозиции:

–С волками жить– по волчьи выть! Разве мы начали эту войну, всегда и во всем планомерно продвигаясь к ней? Мы должны подавить всякое сопротивление сегодня срочно, пока сопротивление не подавило нас, сопротивление всех этих инородцев, недочеловеков и преступников. Разве можно лечить раковую опухоль? Никак нет! Ее следует вырезать не смотря ни на какую боль и кровь, иначе она убьет организм всей нашей благословенной Богом страны.

Горящие безумием глаза, сумасшедшая жестикуляция , слюни разлетающиеся в разные стороны, скрюченные пальцы и сотрясание этой жиденькой, но длинной челки.

И начинается: Россия? – Превыше всего! – сотни глоток отвечают своему лидеру, и уже после многократного повторения вопросов – ответов, вступает музыка. Она, смешавшись с криками и подавив их громкостью, заканчивает собрание. Далее следуют кадры, как партегеноссе хватают факелы, и маршируют по центральным улицам Москвы, крича испуганным прохожим, что Россия превыше всего.

Как-то раз Эд нашел в интернете видео файл, выставленный англичанами еще до их оккупации, где были засняты партийцы, поймавшие нескольких нерусских человек. Они долго пытали их вопросом:

Россия? Россия? Россия?

Как им нужно было отвечать– доходя до крика– пояснять, конечно не нужно

–Россия? Не слышу! Россия? Не слышу! Кричи громче...

Ну и так далее... Дескать во какие зверюги были. Эд тогда еще думал, что лучше бы эти англосаксы выставили в инете фотографии убитых людей, вышедших на мирную демонстрацию 9 ноября– за два года до Революции, и безжалостно расстрелянных милицией из карабинов в упор.

Чем в сотый раз смотреть одно и то же, лучше съесть докторской колбаски.

10. Когда-то давно Эдуард придумал для себя выражение: "Грустно на столько, что кажется-идет снег"... тем самым он показывал, что степень печали– запредельная , окончательная, так сказать, хуже не бывает. Это выражение появилось после просмотра художественного фильма. Там одна девушка с ума сходила от тоски, настолько, что летом ей привиделся снегопад. Тогда эпизод с выдуманным снегом показался чушью, но спустя какое-то время пришло ощущение, что на самом деле, не знамо кто там, сценарист, наверно, подметил жизненную ситуацию очень правильно – когда печаль становится огромной, человеку кажется, что идет снег...

Размышляя именно об этом, Эдуард идет на кухню, к окну, навстречу внезапно появившемуся солнечному свету:

Солнышко! – Эд улыбается, подбегает и...

В этот момент (Эдуард даже вздрогнул), то есть именно в этот момент, ни на полсекунды раньше, ни на полсекунды позже, в окно начинает лупарить крупный град...А солнце исчезает. Сильный порыв ветра швыряет о стекло какого-то голубя. Разбитое тело птицы сползает вниз, оставляя кровавый темный след. Эд смотрит на голубя, а тот, сползши до металлического внешнего карниза окна, немного задержавшись на нем– падает вниз. Внезапно снова меняется ветер и птицу относит уже прочь от дома, она превращается в лепешку на асфальте далеко внизу.

Непонятно откуда появляются радостно каркающие вороны и рвут плоть и пьют кровь голубя и дерутся за право выклевать его глаза...

Эдуард поворачивается назад в полумрак своей квартиры, а где-то вовне начинают сверкать молнии, отображаясь бликами на стенах квартиры, и греметь– до дребезжания посуды на кухонном столе, гром...

Итак, что же? Продолжение под включенным светом изучения дневников Алексея– личный дневник, интимный дневник, копия с обязательного офицерского боевого дневника, копия с дневника курсанта, тетрадь со стихами – судя по тому, что в стихах нет ни одного перечеркивания и исправления, эти стихи сначала сочинялись, а после отшлифовки аккуратным почерком, не спеша, записывались в тетрадь.

В окно снова начинает лупить град, заставляя громко по– барабанному звучать откосы снаружи– Эд ежится, ему становится зябко, он, накидывает на себя теплую кофту жены, идет в ванную – копошиться в аптечке в поисках градусника.

39. На глаза наворачиваются слезы, свет от люстры– блина начинает причинять боль и Эдуард его выключает. Полумрак...

Эдуард садится на стул и закрывает глаза

"Я ничего не хочу, мне ничего не надо"– думает он– и медленно, уставший от беготни последних дней, от того, что он заболел, от того, что его сон в последние несколько ночей постоянно сопровождали различные громкие звуки– засыпает

Вокруг мелькают блестки и слышится музыка – как в диснеевских мультиках, когда герои переживают встречи с некоей "особой благодатью". Музыка приятна Эдуарду, она расслабляет но затем...

В его мозгу возникает

Стоп. Кадр!

Эдуард знает, что это за музыка– это странная старая песня все того же Ноделя, называвшаяся почему-то "Мама", ни к какой маме , конечно, отношения не имевшая, исполнявшаяся ребятами училища очень редко и только в узком кругу:

Когда вокруг тебя несчастья

Тебя преследуют ненастья

Когда остался ты один

Замолк небесный господин

Когда всем на тебя плевать

Мой друг, ты начинай читать

Средь сумерек и серых стен

Которым дело нет совсем

Он

Сердце автору отдал

Когда в потьмах "Майн кампф" читал– ну, и т.д.

Эдуард встает со стула, на ходу пытается размять сильно затекшую руку– и идет на звук музыки в комнату дочери, где в углу стоит электронное пианино...

–Да ты уже на пианине играть научился! – начинает от дверей Эдуард, опершись на косяк двери– как это тебе вдруг удалось?

–Там всему научишься,– отвечает ему Алексей, и, повернувшись на вращающемся высоком стуле с круглым сидением и маленькой спинкой, закуривает длинную ментоловую дамскую сигарету, стряхивая пепел на пол.

Пепел опадает на пол парашютистами...

Леха и после смерти не перестает стебаться и подтрунивать, он заваливает Эдуарда вопросами, ответы на которые сам, конечно, знает, как знает и то, что Эд не может на них ответить.

Ты читал мои стихи? Знаешь, что они написаны не мной, а дедом? Я их нашел как-то, думал, что это стихи отца, стал носить в редакцию нашей газеты, выдавая за свои. Знаешь, почему меня освободили от уголовной ответственности? Знаешь, как погибли Сашка Рекуданов и Лешка Магай?

Он достает из кармана кителя яблоко и начинает его жрать, громко чавкая :

–Вот оно, то самое, с того же, Эд ,дерева, что в свое время сама... сам знаешь кто сорвала и съела, а после отдала сам знаешь кому... Я-то думал, что через него что-нибудь новое для себя открою– а нет, я уже почти все знаю, я давным-давно различаю, что такое добро и зло.

Эдуард просит Лешу больше не приходить по ночам, да и вообще... постараться больше не приходить.

Просьба, похоже, прошла мимо ушей Алексея. Зато он замечает, что Эд уж слишком в Москве задержался...

–Не пора ли тебе вернуться в Ольстер?

Эдуард, улыбнувшись, поправляет его– Дублин..

–Ты хотел сказать– Дублин?

Алексей грустно смотрит в глаза Эдуарду,

– Говорю то, что надо говорить и ни словом больше

Ольстер...

Северная Ирландия.

11. Эдуард стоит пред зеркалом, рассматривает себя в новом костюме, поправляет галстук. Он думает о том листке бумаги, который изучал вчера – на нем, сопровожденные масштабными линейками, были изображены две скалькированные со стен пентаграммы. Под одной из них была подпись: "это мое", под другой– "паренек". Способ изображения пентаграмм был явно разный– первая перевернутая звезда была внутри кольца– две окружности, внешняя и внутренняя, вторая же – внутри одного круга. В первом случае вершины звезды между собой не соединялись отрезками– а были лишь точками, откуда выходили две линии одного из пяти лучей, вторая же звезда просто состояла из пяти отрезков.

Постепенно подтягиваются гости – друзья Эдда. Хочется пообщаться до то, как он опять надолго улетит из Москвы. Люба хлопочет по хозяйству, Маша с папой открывают двери, встречая гостей... Эд припоминает смешные эпизоды той жизни, которая у них была с Любой здесь, в Москве, еще до их переезда в Питер. Дочка Маша у Эда, кстати– чисто питерская девочка и по времени хм...и по времени рождения.

Первыми пришли Мелиховы– Олег, его жена Света и дочь Маша. Олег– очень серьезный и сильный человек, единственный на всю Москву пятидесятнический пастор, живущий фактически в постоянном конфликте с властями.

Улыбаясь и обнимаясь, Эд между прочим– как большой подарок, передает Олегу список людей, прихожан его церкви, которые являются тайными агентами и осведомителями. Олег тут же, не слушая лепет жены :"давай же посмотрим квартиру!" начинает внимательно изучать бумаги– схватившись за лоб, недоуменно и растерянно возводя вверх брови: как? И он? Как? И она? Она же в совете церкви! А он? И он?! Как он мог?

Вслед за Мелиховыми пришли Вихровы– Саша и Маша, опять поцелуйчики– обнимания– "вот вам тортик "– и т.д. Между прочим, отведя Сашу в сторону, Эдуард передает ему распечатку из служебных записей Министерства информации о том, что интернет– проект, заказанный фирме Александра, уже прикрыт, и, не смотря на серьезные денежные вложения с их стороны получить за этот заказ денег им не светит... Саша огорчен, но с этой распечаткой– и он это понимает, его фирма может спокойно прекратить вкладывать деньги в проект и вообще остановить работы по этому делу. Сэкономить кучу денег, а все благодаря чему? Благодаря связям Саши. Его статус повысится, и из начальника дизайнерского отдела, Бог даст, его переведут в финансовые менеджеры (Саша всегда считал, что умеет управлять денежными потоками– этому он научился, как он думал, в семье...)

Саша притащил с собой гитару, и пока все, уже слегка разгоряченные, пели старую курсантскую песню (потом она прижилась и у студентов и у школьников старших классов)

Все хотели– чтоб как лучше– получилось как всегда

Батальоны в Сталинграде пропадали навсегда

Кровь рекою– как вода!

Как раз на куплете

Мы в Сталинграде показали

В дебилы зря нас прописали

Их самолеты, поезда

Людей растерзанных тела

Танки, пушки, пулеметы

Речь чужая– что ты! Что ты!

Любой, кто хочет получить

Россию должен посетить!

Приходят еще двое– Вика Зеленкова и Елена Батареева. Жаль, что для них нет никаких распечаток. Показать бы Лене документик якобы гбшных архивов, дескать против нее ведется секретная операция с целью не дать ей выйти замуж. Шутка удалась бы.

А Олегу Мелехову стоит больших усилий скрыть злость при взгляде на Вику. Она зам Олега и давно предлагает ему провести несколько "акций" силами церкви, чтобы потом у властей был повод церковь прикрыть. Олегу она, конечно, преподносит это совсем под другим соусом – "сейчас власти под видом "демократизации" общественной жизни не будут препятствовать церкви, тем более той, которая в прошлом дала столько замечательных бойцов в революционную армию. Первый протестантский добровольческий корпус, Второй, Особый пятидесятнический стрелковый полк..."

Вику Олег знал давно... а вот, оказывается и не знал. Он, в принципе мог бы заметить ее большую любовь к карьере, пусть и такой, в непопулярной, полуоппозиционной религиозной организации. Вика, только придя в церковь, быстро стала самой лучшей подругой девушки, которая вела одну из домашних групп (домашняя группа– это когда члены церкви собираются на неделе у кого-нибудь дома вне здания церкви для изучения Библии и совместных молитв). Затем, со скандалом, Вика "помогла" этой девушке уйти из церкви, а сама заняла ее место (Олег же ее и выдвинул на собрании старейшин– за бдительность). Далее – она стала лучшим другом девушки, которая контролировала деятельность нескольких "домашних групп" – то есть была пресвитером. Позже, Вика помогла Олегу найти и в этой своей подруге изъян (до того, как Вика ему "раскрыла глаза",Олег никаких изъянов не замечал) и заняла ее место. Эта девушка– бывший пресвитер, из церкви не ушла, но Олег не без тревоги заметил, как быстро охладела Вика к своей закадычной подруге. Еще через некоторое время, правда уже без скандалов, Олег назначил Вику своим заместителем и даже иногда поручал ей вести воскресные служения, когда сам отсутствовал – объезжал уже сильно поредевшие со времен Революции церкви пятидесятников.

А сейчас, в тумане– Эд пыхает на Олега Мелихова сигарой, а тот, поникши головой, икнув, еле шевеля языком говорит:

–Эд! Ик, мать твою разтак! Курить– это грех...

Эдуард отвечает Олегу, что очень его уважает:

Ты бы почитал, что в гб о твоих друзьях полтинниках понаписано! Лишь ты один...

–Аки голубь сизокрылый– на тебя они еще ничего не надыбали.

Олег еще раз икает, пока Вика разглядывает его с профессиональным прищуром разведчика.

Затем все начинают вспоминать старых друзей, что они, да где они. А Сашка Коммисаров– что с ним?

Олег: Чей-то давно не заходил!

Погиб во время спецоперации. А Леха Тарасенков?

Эдуард поправляет утуманенного Сашу Вихрова:

Та-ра-ра-ра-ра-расенко!

Ну, да!

Олег: Чего-то давноооооо не заходил!

Погиб во время спецоперации в Москве– все делают удивленные глаза:

Где?!?!

Эдуард, тяжело поднимая руку, несколько раз промахиваясь указательным пальцем мимо губ:

Тс-с-с-с-с!!! Дальше Эд рассказывает о сексуальных похождениях Алексея, и Олег, многозначительно указывая перстом вверх говорит: вот что бывает с теми, кто оставляет собрание свое!

–А Саша Рекуданов?– тут встрепенулась засыпавшая Лена Батареева, и сообщила, что Наташу Рекуданову– как военнообязанную, (она железнодорожный диспетчер)– призвали в армию и отправили на строительство параллельной ветки Транссибирской магистрали ( километров этак тысяча в глубь нашей территории).

Эдуард мотает на ус: ее убрали из зоны его досягаемости, чтобы она больше не могла выдать никакой информации по делам Алексея.

Олег снова произносит: Чего-то давно не заходят..., но, узнав, что Саша Рекуданов тоже погиб во время спецоперации, смотрит на часы.

Настал комендантский час, гостей пришлось уложить спать у себя. Эдуард с Олегом еще до трех часов ночи разговаривают на кухне:

–Мы отошли от основополагающих принципов...

–Нет, мы не отошли от основополагающих принципов...

НУ! БУДЕМ!

В три часа ночи вызвали такси– единственное частное таксомоторное бюро в Москве, имеющее лицензию на извоз во время комендантского часа, (директор бюро– жена мэра). Эд не стал будить жену и дочь, поцеловал их спящими, еле найдя их между штабелями лежащих вповалку гостей. Вика Зеленкова громко храпит. Олег присвистывает за нее в момент не вибрирующих носоглоточных выдохов.

В аэропорт Олег поехал вместе с Эдом, и в какой-то момент решил убедить стюардессу, что он тоже летит – "протестантить дублинских католиков". Стюардесса вызывает милиционеров, те проверяют документы у Олега и, на всякий случай, у Эда. Олега забирают очень мягко,-

–С ними приказано помягче, а то расшумятся на веcь мир, что, дескать притесняют несчастных..., – шепчет один милиционер другому на ухо.

В иллюминатор Эдуард видел, как Олега одного посадили в "Ночное такси" и он еще долго что-то кричал, высунувшись из окна.

В самолете ночного рейса пассажиров оказывается мало, разглядывать некого, как, впрочем, и не с кем общаться. Эд тихо, думая о том, для чего же человеку нужны друзья. Просыпается же он только через два часа на подлете к Гааге, где должна быть пересадка. Стюардесса милостиво принесла ему стакан с рассолом.

ЧАСТЬ 4.

СНОВА ИРЛАНДИЯ.

01.В Гааге Эдуард пересаживается на другой самолет, но прежде, чем объявляют посадку, успевает зайти в сортир аэропорта, умыться и побриться. Он смотрит на свою кислую физию в зеркало и счищает с зубной щетки темно– красную слизь:

ой,

–Что это?

Он мысленно благодарит добрую русскую стюардессу и не педераста– стюарда (югослава), за то, что вовремя сообразили угостить рассольчиком русского офицера. Эдуард звонит из телефона– автомата (мобильный забыл дома – придется ждать пересылки курьерской службой– неделю, не меньше!) на круглосуточный дежурный телефон в Дублин, узнать, как там дела. А дела то хреновые – синхронно в Ольстере и в Дублине произошли массовые выступления всяческих там повстанцев. Дежурный узнает у Эдуарда номер его рейса, чтобы встретить в аэропорту– одному добираться до службы небезопасно. Все службы работают в чрезвычайном режиме, а по разведданным, повстанцы готовят новое выступление.