Текст книги "Черный крест-4. Эд. Все главы вместе.(СИ)"

Автор книги: Алексей Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Annotation

Черный крест-4 все вместе.

Тарасенко Алексей

Тарасенко Алексей

Черный крест-4. Эд. Все главы вместе.

1

ЧАСТЬ 1. ДУБЛИН– МОСКВА.

01. Эдуард Григорьев с мужественной солдатской нежностью рассматривает фотографию своей группы в Высшем Пехотном училище. Четвертый курс, двадцать пять человек. В левой руке Эда черный спиртовой маркер– для сидюков, маленькими точечками рядом с некоторыми лицами Эдуард помечает ребят, которых уже нет в живых...

Алексей Магай, Саша Рекуданов...

вот, теперь пришло приглашение на похороны Тарасенко.

С улыбкой, еле различимой на скуластом лице, Эд вспоминает старого учителя подрывника Минаева из училища, который почему-то очень невзлюбил Тарасенко и Рекуданова, и часами заставлял гонял их, в ущерб остальным занятиям, бегом по плацу– колени максимально вверх, автомат над головой – и петь солдатскую речевку, сочиненную по случаю самим Минаевым:

Я хреновый офицер! – начинал Тарасенко.

Я хреновый офицер! – должен был вторить во все горло Рекуданов.

Всем послужит мой пример!

Мне дадут под зад пинком.

Мне дадут под зад пинком!

В рядовые– кувырком!!

Покачуся далеко,

однако...

морды курсантов раскраснелись, пот струиться со лба.

Минаев начинает еще больше беситься из-за того, что Рекуданов исковеркал последнюю строчку его поэтического шедевра и тогда, в назидание Рекуданову, приказывает ему отдыхать– "а за тебя– приятель побегает!" – и принимается гонять теперь только одного Тарасенко. Он думает разобщить товарищей, но не из того они теста. Знал бы кто, что уже после училища один из них убьет в бою другого!

Чудны дела твои, Господи. А детей твоих – еще чуднее!!

Неприязнь Минаева к Тарасенке имела странную природу, Эдуард считал, что это от того, что Тарасенко выглядел всегда как хлюпик-интеллигент, а таких в Армии не любят. Но в то же время, если посмотреть на самого Минаева... Вот где интеллигентская хлюпость и немощь!

Сашке же Рекуданову доставалось за то, что он был самым близким Тарасенко другом, за дружбу и платил.

Со временем выяснилось, что странно-довольный, как у кота, вид Алексея Тарасенко имел (слухи распространяются быстро) исключительно сексуальную природу– не принимая примерно полтора года таблетки антисекса, он, сам не зная с кем спутался, совратил внучку одного полковника КГБ, после чего чуть не попал в уголовную тюрьму. Непонятно почему, но дело замяли. По той же самой системе ОБС оказывалось, что Минаев – друг того самого полковника из ГБ и, судя по всему, пытался выжить Тарасенко из Училища.

за дело? жестоко?

Эдуард думал, что за дело. Именно, после того, как Алексея не выгнали из училища, вера в Систему Эдуарда дала трещину...

Но Тарасенко выдержал. Рекуданов со своей астмой откосил от минаевских тренировок на плацу, а Алексей, еще немного побегав, дождался наконец того, что Минаев умирает от быстротечного туберкулеза. Парни смотрят на Тарасенко как на героя, хотя вид у него и подавленный.

Несколько раз Эдуард получал приглашения на очередные похороны своих товарищей и пытался отпроситься у своего начальства в быстрый отпуск. Но Полковник (начальник Эда), получив очередную письменную просьбу на быстрый отпуск, вызывает Эдуарда к себе, и по-дружески, после рюмки водки, кладет перед Эдуардом фото своей группы, выпуск хрен знает какого года, бывшие курсанты, теперь лейтенантики, все молодые радостные и улыбаются.

–Вот этот погиб... уже на следующий год, сразу после училища, этот, этот– Полковник перечисляет погибших в порядке убывания, его шариковая ручка скачет по фотографии туда– сюда с одного края к другому...

В конце концов Полковник задает Эду вопрос:

–А теперь определи, сколько нас здесь осталось живых, – и, видя как покрылся "разумными" морщинами лоб Эдуарда (тот анализировал) прервал его мучительное напряжение– вот...

Вот только вот эта вот наглая морда в середине в живых одна и осталась, то есть только я. А группы тогда были ведь не как сейчас– большие были– по тридцать человек! и почти никто на грани увольнения, по сексуальным, ну или еще по каким причинам, не висел!

–Если бы я отрывался от службы всякий раз, когда погиб кто-то из моих старых товарищей по учебе, мне пришлось бы оторваться от службы в общем-то на четыре месяца– пока долетишь до Москвы, Питера или Киева...

Эдуард понял.

Но теперь все было несколько иначе. Эда вызвали к Полковнику – у него в тот момент сидел очень молодой человек в гражданском и военных ботинках. Молодой человек все время молчал, изучающе разглядывая Эдуарда, а Полковник говорил:

–Ну что, Эдуард, вот тут есть мнение, что можно тебе слетать в Москву на похороны этого твоего товарища (Полковник смотрит в записи) Тарасенки. Давай, слетай.

Еще пятнадцать минут беседы ни о чем и Эдуард выходит из кабинета Полковника с направлением на командировку.

Все это было несколько странно. Эд помнил, что несколько раз его собственные командировки– в Москву и в Питер пересекались с командировками Полковника (Эдуард был его замом по работе с местной агентурой) и тогда командировки Эдуарда отменялись или откладывались. На этот раз расклад был другой. Командировку Полковника отодвинули на второй план, и все ради того, чтобы Эд побывал на похоронах, на которые обычно в Армии не отпускают. Родственники рассылают товарищам погибшего приглашения и спокойно хоронят своего покойника, даже не надеясь, что кто-нибудь приедет. Полковник сам сообщил, что кремация уже состоялась, но водружение контейнера в стену на воинском кладбище еще не состоялось.

–Тебя подождут...

02. Перелетая рейсом Дублин-Лондон, Эдуард (весь в гражданском– чтоб никто не догадался) скуки ради стал перебирать свои бумаги по работе – доклады различных секретарей и агентов о текущих делах. Пулевые ранения наших патрульных в католической части Дублина – пули с ртутью, в этот момент Эд хмурится и откашливает в кулак– что этим ирландцам надо? Дали им то, что хотели– полноценную Ирландию– и вот тебе на– снова ИРА поднимает голову но уже не против англичан, а против российской Армии..

Тут Эд припомнил, как оставшихся после ирландского погрома англичан– (ирландцы устроили в Дублине резню в тот момент, когда наши войска были уже на подходе– в момент, когда в Дублине отсутствовала власть) под прикрытием наших бронемашин перевозили к морским сопровождающим катерам, после чего перевозили на корабли и отправляли в Англию. С тех пор в бывшей протестантской части города разместились военные казармы и прочие здания новой администрации. По периметру вся российская инфраструктура в городе ограждена забором. Во время беспорядков в городе, пока не подошли наши войска и хорошенько не въ.бенили ирландцам, в протестантской части Дублина сгорело столько зданий, что для наших военных строителей появились в тот момент обширные перспективы нового строительства. Всюду виднелись новые здания, построенные из кирпича красного цвета – очень похожего на кирпич московского Кремля.

Далее... после того, как все улеглось, не англичане, а ирландцы– протестанты вновь вернулись в Дублин, но только под покровительством и усиленной защитой наших военных. Уже через полгода снова разгорелась борьба с применением терактов. Постепенно в эту борьбу, хочешь – не хочешь, были втянуты и наши доблестные войска.

С-7 в специальной плохо различимой сумке у собаки на животе, на ошейнике детонатор, который она перекусывает зубами – замыкает цепь в тот момент, когда сблизилась с нашими солдатами. Вместе с собакой гибнут два наших парня, стоящих у одних из ворот въезда в российский военный городок. С тех пор идет дикий отстрел (от страха) всех собак, которых только видят наши солдаты. Местное население возмущено, но отстрел постепенно распространяется и на кошек. Саперы уже с ног сбились, постоянно вызываемые на осмотр маленьких, иногда уже попахивающих (очередь на осмотр длинная) трупиков животных. По случаю, даже один из знакомых Эдуарда – сапер выставил в своем кабинете скелет кошки (скелет был скрепленный проволокой), который был аккуратно перебит на две части пулей АК.

Затем Эдвард откладывает свои деловые бумаги и еще с полчаса смотрит старый фильм (с английскими субтитрами) о героях-подпольщиках. Накануне вторжения наших войск герои сумели подсунуть в несколько полицейских участков Берлина ампулы с усмиряющим "розовым газом". Еще через некоторое время Эд достает и начинает собирать– разбирать свой пистолет, на что стюардесса ему делает замечание на плохом русском:

–Все поймут, кто вы и откуда, – на что Эдуард показывает ей свой армейский ботинок и говорит, что всем и так должно быть все ясно.

Эд еще долго , громко и нервно возмущается таким обращением, после чего уже стюард приносит ему джин с тоником. Потребовав к этому еще и черной икры, большой бокал и бутылку "Пепси-колы", Эдуард переливает в бокал джин, разбавляет его– до самого верха колой (получается соотношение 1 к 8) и в течение получаса выпивает коктейль, и только тогда мирно засыпает, Уже перед сном он успевает просмотреть доклад Технического центра (после того как последнего специалиста по технике забрали в Минск на Эдуарде лежит еще и почетная обязанность курировать разработки дублинского военного российского технического центра) о новом способе плотного распыления розового газа на большой густонаселенной вражеской территории с помощью аэрозольной бомбы, взрывающейся на высоте около 150 метров над землей. Такой городишко, как Дублин можно накрыть запросто.

Сладко зевнув, Эд отходит в морфейскую усталую Нирвану.

Ах эта сладкая черноикорная отрыжка...

03. Проснувшись совсем незадолго до приземления в лондонском аэропорту, Эдуард прочувствовал прилив благой энергии.

"Наконец-то отпуск" – подумал он– "надо же, уже начинаю забывать, когда это было в последний раз".

А последний свой отпуск Эдуард провел в Крыму, в том самом санатории, где отдыхал с товарищами по училищу после "расстрельного зачета". Решив использовать выдавшийся перерыв в делах по полной, Эдуард задерживается по пути следования в европейских столицах минимум на сутки в каждой. В Лондоне он посещает Британский Королевский Исторический Музей, где долго рассматривает старую и страшную, кажется покрытую толстым слоем пыли египетскую мумию.

В какой-то момент Эдуарду даже показалось, что мумия повернулась к нему, словно желая что-то сказать...

В Париже, в Лувре, завидя Эдда, Джоконда перестала улыбаться, а в Берлине купол рейхстага боязливо скрылся за неким туманоподобным облаком.

Но Эдуарду сии знаки были по фигу, он относил это лишь к усталости, и, не имея возможности получить место на военный самолет из Берлина в Москву, соглашается (скорей бы в Россию!) на самолет до Ленинграда. Там с женой и дочерью Машей Эдуард проводит двое суток, и лишь после телефонного звонка Полковника из Дублина:

–А не поторопиться ли вам, Эдуард эээээээ....-

буквально видя перед собой своего начальника, копошащегося в своих бумажках, в поисках отчества Эдда, Эдуард его прерывает:

–Анатольевич!

–Ну да, а не поторопиться ли вам, Эдуард Анатольевич, в Москву на похороны этого вашего приятеля? Там наверное уже заждались.

Купив билет на сверхскоростной поезд "Золотая стрела" в сидячий вагон, Эд отправляется. По дороге в Москву он с усмешкой вспоминает как ради того, чтобы ему достались два места на самолет из Лондона в Парижа (одно место для самого Эдуарда, второе– для его сумки, а багажное отделение было забито до упора), из самолета, уже на развороте ко взлету ссадили двух хасидов. Эд долго смеялся над их пейсами, и старыми, ему казавшимися темными религиозными воззрениями...

Еще Эд вспоминал, как в первый вечер своего пребывания в Ленинграде пошел с женой на собрание старых фанатичных пятидесятников. Пятидесятникам новые религиозные власти по старой памяти еще разрешали существовать, хотя и не всегда отношения официальных властей и старых религиозных общин были безоблачными. Эдуард когда-то и сам долго был в такой общине (где и познакомился со своей будущей супругой Любой), но потом был вынужден уйти – начались дела в училище, да и в Москве неофициальных пятидесятников было не найти днем с огнем, не то что в других городах.

Эд вспоминал, как во время общей молитвы образовалась пауза, некая неудобная тишина повисла в воздухе, так что он сам еще подумал по старой привычке что

Так говорит Господь...

В этот момент из первых рядов молящихся– один из руководителей пятидесятнического собрания– встала женщина, и начала:

Так Говорит Господь

Улучшить, углубить, больше молиться, читать Библию

Эд зевнул и подумал, что

они все те же

наверное, никогда не изменятся

Давно не курив, Эдуард вышел в тамбур, купив перед этим в вагоне– ресторане пачку сигарет "Куба" – самые легкие сигареты, которые только есть в мире– и затянувшись, уставился в окно. Стекло отражало лишь то, что было в освещенном, в отличие от ночного черного леса снаружи тамбуре– то есть самого Эда. Сзади в обнимку прошли двое – парень и девушка. Эдуард обернулся, чтобы сказать им, что так себя вести нельзя, что обниматься и целоваться при всех не будучи супругами запрещено законом.

Никого. Парень, показалось Эдду (он видел его в отражении), посмотрел на него, и его глаза в стекле совпали с красными далекими огнями «за бортом» поезда...

Эд поежился, затушил сигарету, и

снова подумал об усталости.

04. Еще в Лондоне у Эда был разговор с местными гб-шниками. Они обещали помочь перевезти его семью в Москву, потому что там освободилась по линии КГБ спаренная из двух «однушек» двухкомнатная квартира на Филевском парке. Сон Эдуарда полностью повторил этот момент.

Высадившись на Ленинградском вокзале рано– рано утром, Эдуард было сунулся на постой в гостиницу "Москва" на Манежной площади, но там мест не было. Вместо этого появились два рядовые на побегушках гб-шников, подошли к Эду и выдали ему временно ключи от той самой квартиры на Филёвском парке, после чего довезли Эдуарда до места. Оглядевшись в квартире Эдуард был приятно удивлен ее большими размерами и сверхбольшим балконом.

–Если хотите– все это будет ваше– сказал на прощание один из порученцев Комитета, пожал Эдуарду руку и ушел. С балкона Эдуард проследил за отъездом комитетчиков, спустился вниз в маленький частный магазинчик и купил себе каких-то продуктов. Он взял с собой переносную трубку старого телефона, уселся на кухне, разложил еду на столе, и ненароком заглянул в холодильник.

Сюрприз номер два, но уже не столь приятный – холодильник был доверху набит какими-то странными весьма вонючими останками растерзанных животных, шерсть свисала клочьями, иногда вместе со шкурой.

Позвонив по номеру обозначенному в визитке, оставленной КГБ-шниками, Эдуард узнал, что обыск в квартире после "съезда" предыдущего хозяина не производился.

Перед Эдиком извинились, и настоятельно порекомендовали не откладывая узнать, когда будут похороны Тарасенко.

Вечером рабочие из частной службы доставки привезли Эдуарду новый холодильник, а старый забрали (утром , когда Эд шел к остановке автобуса, желая сэкономить на такси, он обнаружил этот холодильник на ближайшей помойке).

05. От родителей Алексея Тарасенко, Эдуард узнал что

Теперь все можно будет провести завтра

Ему перезвонили и сообщили, что да, похороны состоятся завтра на седьмом армейском кладбище, недалеко от МКАДа. В одной из комнат Эд обнаружил компьютер со стареньким модемом и с его помощью через интернет выяснил, где находится это кладбище, и наметил маршрут.

Можно обойтись и без такси.

Глубокой ночью, Эдуард проснулся и, не включая света, пошел на кухню– выпить воды. В темноте на него смотрели два красных глаза. Эдуард оторопел, но успокоился, когда кинувшись к включателю зажег свет и понял, что это всего лишь два красных огонька на новом холодильнике. Холодильник после первых часов работы саморазмораживался, чтобы после разморозки начать работать в обычном режиме.

Кстати, холодильник назывался "Эскимос".

Эд отрезал себе кусок докторской колбасы.

А рано утром он звонит в Дубин

–А! Здравствуйте, Эдуард Вениаминович,– радостно отзывается на том конце круглосуточный секретарь Полковника

–Эдуард Анатольевич...

Ну да, в общем, полковника на месте нет, он в Питере, в очередной командировке – на докладе. Положив трубку, Эдуард с нескрываемым злорадством заносит в специальный блокнотик очередную галочку– Полковник в Ленинграде, то бишь снова у своей любовницы-стервы– селедки. Эд надеется когда-нибудь, когда обстоятельства позволят, сдать информацию о похождениях своего начальничка в комитет по нравственности, и, если Бог даст, занять место Полковника. Эдуард представляет себя в его большом мягком черном кресле. Дубовый стол, как говорят, с инкрустацией из ошметков рабочего стола Адольфа Гитлера– того самого, принявшего на себя в 1944 году всю силу взрыва адской машины, поставленной туда с целью убить фюрера всея Третий рейх.

На самом деле Эдуард не такой уж плохой человек, как может показаться, но в данном случае он считает, что в борьбе с теми, кто много себе позволяет просто потому, что слишком высоко забрался, любые средства хороши.

"Аморалам у нас не место"– так часто говаривал сам Эд в кругу друзей, вскользь поглядывая на формы "проплывающих" мимо секретарш.

06. Совсем перед выходом Эдуард думает:

Упс!– и выдергивает (прерывая скачивание файлов из компьютера в Комитет) шнур, соединяющий телефонную розетку и модем компьютера.

В технической службе Комитета на самой Лубянке в этот момент один из освобожденных на поруки бывших хакеров в первом звании младшего лейтенанта бежит докладывать начальству о сбое. В ответ же слышит

–Захотели вернуться в Лефортово?

–Никак нет...

Пока Эдуард идет к остановке автобуса, по пути на кладбище, к его дому уже подъезжает частная служба доставки с ребятами, которым поручено на время соединить снова модем с телефонной линией.

Вечером Эдуард обнаружит, что шнур от модема на столе лежит несколько не так, как он его оставил (и зафиксировал в уме положение) на компьютерном столе утром.

–Упс!– снова думает Эдуард. И снова идет на кухню отрезать себе докторской.

В темном помещении он снова видит два красных огонька, горящих во тьме и, улыбнувшись, думает, что это холодильник. Но, щелкнув выключателем, он обнаруживает........ Тарасенко Алексея. Тот стоит перед Эдом и улыбается:

–Так что же? Ты, говорят, занимаешься розовым газом?

Но пока Эдуард думает, что ответить

Алексей.... Леха, сообщает что

Извини, Эд, связь плохая, и, искаженный немного помехами растворяется в воздухе.

Эдуард долго не может успокоиться. Он сидит на стуле и обхватив голову руками кричит в ночь:

Боже мой ! что же вы со мной делаете?

07. Похороны тоже не смоги обойтись без странных происшествий. Петляя в московском, давно забытом метро, в маршрутках и автобусах, Эдуард понял, что так потратит денег больше и вызывает таксомотор. Он расплатился с таксистом по-честному, не показывая корочек (его должность позволяет немного потратиться). Похоронами руководят старые друзья-приятели Алексея, то есть комитетчики, и Эдуарда, все заждались.

Узнав Эдда, к нему подходят родители покойного. Он обнимается с плачущей (но совсем слегка, времени со дня смерти уже прошло достаточно) мамой Алексея, жмет руку схватившемуся за сердце отцу:

–Ничего– ничего! все будет хорошо...

Мама Тарасенки жалуется, что ей и отцу до сих пор не выдали пропуск на кладбище для родственников и сопровождающих

–Тоже ничего, разберемся.

Отец же говорит, что от них потребовали, чтобы урну с прахом водрузил в стену именно он, Эдуард. Эд удивляется, но принимает все как есть. (Водружение урны– целый ритуал, который со временем стал поручаться лучим боевым друзьям умершего).

За нас опять все уже решено. Не смотря на странность как самого покойного, так и обстоятельств его смерти, (убит в бою– и где? в Москве!!!) на водружение урны в стену пришло достаточно много народу. Здесь Эдуард заметил даже таких персонажей, как Бандзеладзе и Снитко – оказывается, что некогда, уже быв работником Комитета Алексей походатайствовал об их возвращении в пехотное училище – и его послушали! Еще присутствовала вдова Александра Рекуданова – Наташа с дочерью, Анна Лукина – она давно замужем и у нее две дочери, несколько комитетчиков, ответственных за мероприятие, бабах– команда с офицером, молодые курсанты, проходящие практику на похоронах, производящие холостые залпы в воздух, еще какие-то родственники, кроме родителей и горнист с трубой, который в свое время должен будет сыграть:

"Товарищ, душа не исчезнет в огне" и Отбой.

На некотором удалении от всех (с первого взгляда можно было бы и подумать, что она здесь не при чем) стояла какая-то молодая дама – вся в черном, а лица не видно из за глубокого нахлобученного черного капюшона.

Итак, комитетчики отдают отцу Алексея урну с его прахом, отец, немного изменившись в лице (он чем-то очень удивлен), передает урну в руки Эдуарда, Эдуард (тоже удивившись– уж больно урна легкая, кажется даже, что она пуста) ставит урну в ячейку в стене, которую наспех заделывают кирпичом рабочие кладбища, и сверху прикрепляют золотого цвета блестящую табличку.

После быстрого завершения ритуала Эдуард решил узнать, что за девушка стояла в сторонке, и подошел к ней. Мешкая, и не зная, как начать разговор (не спрашивать же в упор – а вы, собственно, кто) Эд дает девушке возможность начать самой.

И она этим воспользовалась:

–Вы, кажется, занимаетесь розовым газом? – тихо промолвила она.

Пока Эдуард соображал, даже за пистолетом потянулся:

– Откуда у вас такая строго секретная информация?!

девушка, насмешливо хмыкнув, и характерно зажав ладонью себе нос и рот, тихо растворилась в воздухе. Ожидая узреть такое же изумление со стороны остальных, Эдуард оборачивается, но кроме Эда растворения– исчезновения девушки никто и не заметил.

А затем все разошлись по домам. Эдуард на такси подвез родителей Алексея до дома, а после сказал водителю ехать на Филевский парк.

Вечером ему звонят сначала Бандзеладзе, а потом и Снитко. Эдуард обоих расспрашивает о том, знают ли они, что за девушка была на кладбище и куда она ушла. Но нет, девушку они заметили, а куда и когда ушла не видели. Снитко предположил, что это какая-нибудь работница кладбища.

–За клумбами, наверное, ухаживает! – на ходу придумал Снитко, но осекся, понял, что сейчас не время клумбам.

Эдуард с радостью узнал, что и Бандзеладзе и Снитко довольно быстро продвигаются по службе и у них все хорошо.

Почти залпом выпив три банки пива, уже ближе ночи Эдуард отрубился на старой и скрипучей раскладушке, где постелил только что купленное по телефону с бесплатной доставкой постельное белье.

Его сон был неглубоким и прерывистым. Время от времени он просыпался, слушал ночную гробовую тишину московского комендантского часа, засыпал снова, и все время как будто слышал звуки шагов. Эдуарду казалось, что рядом кто-то бродит, громыхая по полу кованными армейскими ботинками, а уже совсем проснувшись солнечным ранним утром юной московской весны, он отчетливо услышал:

Эд! Эд! Помоги мне-

мы с ней на разных уровнях

Эд еще не знает, что ему предстоит задержаться в Москве, думает, что в ближайшие дни предстоит путь обратно на место службы– в Дублин, и отправляется гулять по Москве.

08. На лестничной клетке Эда встретила женщина – как потом оказалось соседка снизу:

–Все дела, все заботы? – несколько заискивая спросила она– служба спать не дает.

Эд потупившись, смотря в пол ответил что да, и пообещал больше не шуметь ночью.

–О! нет! Ничего – ответила женщина, все так же ласково улыбаясь гладя на

столь симпатичного молодого человека

–я жена артиллериста!

От здоровенных тридцатиэтажных зданий на Филевском парке до Поклонной Горы тянется цепочка гигантов-магазинов, блестящих и сверкающих в темное время суток. Словно в чистом и ясном небе одинокий след от полета самолета – железнодорожный путь сквозь это смешанное царствие богов Мамоны и злотого тельца.

И, именно там, в одном из многочисленных киосков, отвлекши торгующего паренька от чтения видимо очень увлекательной книги, Эдуард покупает стопку пустых CD-болванок. На самом деле, на каждой болванке специально прописана программа, соединявшая при первой же возможности компьютер с интернетом и качавшая на Лубянку информацию с болванки– носителя. Но Эдуард об этом не знает. Он еще не в курсе, что за ним следят, он еще совершенно не обучен замечать за собой слежку.

В середине дня отлив в бесплатном сортире в Историческом проезде рядом с кремлевской стеной, постояв немного у памятника А.А.Тарасенко у стелы на Красной площади на пересечении осей мавзолея Ленина и исторического музея, Эдуард отобедал в ресторане на последнем этаже гостиницы "Москва". Потом вдруг вспомнил, что накануне забыл принести на похороны хоть немного цветов и, усовестившись, купил охапку гвоздик у торгующей на улице бабушки, выбросил одну, поймал такси и поехал на Воинское кладбище ?7.

09. У соответствующей стены Эдуард увидел, что рабочие, которые еще вчера так лихо заделывали соответствующую ячейку кирпичом, замазывали штукатуркой и т.д., теперь совершают нечто обратное, выполняя приказы все тех же людей в темно-темно-темно сером.

Уже издали, начав громко восхищаться, на ходу вынимая мобильник, Эдуард подходит к стене и начинается брехня. Начинается галдеж, в котором принимают участие все, включая посетителей кладбища. Прежде, чем один из офицеров ГБ успевает сбегать к стоящей неподалеку легковой машине и включить глушитель мобильной связи на небольшой территории, Эдуард все– таки успевает сделать несколько звонков: в Комитет, ребятам которые устраивали его в квартиру на Филевском парке, еще нескольким знакомым ответственным товарищам, даже Полковник узнал в Питере о всем произошедшем.

Где-то через полчаса приезжают те, кто дали Эду ключи от квартиры на Филевском парке и просят его "проехать с ними". Эдуард же говорит, что не тронется с места, пока все не будет восстановлено как было и пока родителям Тарасенки не выдадут пропуски на это кладбище. В конце концов, недоуменно глядя по сторонам, кладбищенские рабочие снова начинают заделывать ячейку в стене, но тут металлический цилиндр из ячейки вываливается и открывается. Теперь Эда не может удержать никакая сила, даже ребята, которые хватают его за руки и не пускают к стене. Он поднимает открытый цилиндр и еще какое-то время борется с одним из гб-шников – они вместе схватились за этот контейнер для праха усопшего и с переменным успехом тянут его на себя, в конце концов цилиндр оказывается у Эда, он заглядывает внутрь, а затем, под возгласы рабочих

–Что вы делаете?!?

переворачивает открытый цилиндр и даже трясет им

Пусто.

там ничего нет.

Внимая обещаниям, что "ребята погорячились" что "виновные будут наказаны", Эдуард в ступоре удивления, отдав цилиндр, покорно позволяет себя повести за руки к машине, которая отправляется на Лубянку.

10. Эдуард четко помнит главное правило допроса – то, что ты скажешь на допросе, станет в дальнейшем основанием для твоего обвинения. Но Эдуард еще не совсем уверен, что будет допрос.

Два кгб-шника, не переставая улыбаться, поначалу пытаются "растопить лед" (как говорят американцы) разговорами на отвлеченные темы, но Эдуард обрывает весь этот принужденный разговор, советуя перейти без промедления к главному. Итак...

Один мэн в темно-сером минут на двадцать встает и удаляется из кабинета, затем возвращается с одним листом бумаги формата А4, который тут же отдает Эдуарду на прочтение. Суть текста, который Эд должен подписать, сводится к тому, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах вплоть до расспросов со стороны Главного не разглашать служебные отношения Эдуарда и Тарасенко.

Эдуард снова начинает психовать, рвет бумагу в клочья, и бросает ее в лицо одному из парней. Парень не перестает мило улыбаться, встает и снова быстро выходит, тихо прикрыв за собой дверь. И уже через три минуты он появляется с новым экземпляром все той же бумаги. Улыбаться гб-шники перестают тогда, когда Эд посылает их на х.й.

–Эдуард Анатольевич!– говорит тогда "старший" из этих двух, – вот Вы сейчас подпишите эту бумагу а потом отправитесь себе обратно на службу в Дублин. Комитет с этого момента просит вас заострить внимание на разработке новой аэрозольной бомбы, разработку которой вы по службе недавно начали курировать.

–Никто ведь не заставляет вас забывать ваших боевых товарищей, вашу дружбу с ними, то, что вам довелось вместе пережить– вторит первому гб-шнику другой– просто очень необходимо, чтобы вся информация, полученная вами от Тарасенко в ходе ваших деловых с ним отношений осталась в глубоком секрете!

–Это дело государственной важности!

Эдуард вспомнил часть своих "неделовых" "взаимоотношений" с Тарасенко. Однажды, на третьем курсе Пехотного училища он, Тарасенко, Алексей Магай и Рекуданов (кроме Эда– все трупы ведь, блиииин) во время летних каникул пошли в ресторан, и, упившись пивом, стали щупать за задницы молоденьких официанток.

Тарасенко и Рекуданов при всем при этом, смущая поздних посетителей ресторана, голосили строевую речевку собственного сочинения:

Наш Минаев мудозвон– В онанизме чемпион– В *опу штык ему воткну– Хорошенько проверну!

Потом была драка с мужиками-официантами (они все были педерасы из Франции, приехавшие в Москву подзаработать), потом официантов забрали в милицию, а курсантов отправили в Училище с бумагами-жалобами на поведение к инструктору Орлову, который на время отпусков начальства был замом по Училищу и курировал все дела. Орлов похвалил своих "орлят", и у них на глазах выбросил милицейские жалобы в урну, не приобщив к личным делам:

–Ах, молодца, настоящие защитники у нас растут! -довольно потирая усы "под Ворошилова" сказал тогда Орлов,– и выгнал всех вон из кабинета с приказом отдыхать и дышать свежим воздухом подальше от Москвы. Все так и сделали – отправились на две недели на дачу к родителям Тарасенки, где в ходе попыток замены крыши с металлической на черепичную успешно обвалили потолок.

Но все-таки, когда Эдуарду говорят о перспективах и повышениях, о том, что бумаги на получение его семьей московской квартиры уже находятся на самом верху и ожидают только "большой подписи", которая зависит лишь от подписи Эдуарда, Эдуард ломается и соглашается.

Эдуард вынимает свою ручку, заправленную чернилами, которые примерно через час испаряются, говорит, чтобы дали ему бумагу сюда, и, вынужденно, недовольно взяв из рук "старшого" очень настоятельно предложенную ему другую, гелевую ручку, ставит свою подпись.

–Вот и ладненько! – облегченно выдыхают гбшники и ведут Эда на второй этаж здания на Лубянке в кафетерий, угоститься какао с ликером. Эдуард, довольно думая о "перспективах", пьет какао и заедает его сдобной булочкой с творожной начинкой. В его памяти проплывают стишки, в свое время повсеместно нацарапанные на стенах домов в оккупированной Франции, особенно же в Париже: