Текст книги "Черный крест-4. Эд. Все главы вместе.(СИ)"

Автор книги: Алексей Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Проверив так всех, охранник поворачивается к Эдуарду и вот ровно в этот момент того отпустили

и он, от прилагаемых усилий нелепо падает на землю рядом с могилой. Июньская пыль висит мутью в прозрачном лесном воздухе-

Ух!

Пряча, на сколько возможно, извлеченные– в песке и глине документы от охранника, Эдуард достает корочки.

Те долго (слишком долго) проверяются компьютером– так что даже охранник довольно захмыкал, но вот когда пришел ответ...

Эдуард начинает всех строить:

–Курсант, а что это у тебя за автомат?

–А патроны у тебя заряжены?

–А почему у тебя не боевые, не холостые, а ритуальные заряды? – то есть у парня в магазине для патронов заряжены похоронные патроны– те, которые используются на последнем ритуале– громкий , но по тону звучания– очень приятный хлопок плюс небольшая. очень красивая синяя вспышечка.

–Какие выдали!

–Какие выдали? Р-р-разбереээээмся– сначала рыча, а после даже несколько блея говорит Эд, хватает под руку Наташу и они стремительно бегут к машине, провожаемые взглядами охранника и служащих кладбища, стоящих по струнке.

Совсем напоследок Эд спрашивает у курсанта– охранника, как его фамилия

–Безрученко! Товарищ подполковник.

–Безрученко, Безноженко, Безголовенко, Безхуинко...

Машина заводится не с первого раза, но потом резко рвет вперед, скрипят тормоза... Эдвард включает в машине кондишн, отчего гаснут лампочки подсветки на приборной доске.

Наташа же просит (под руку, это не может не раздражать)

Не гони

10. В машине Эдуард говорит, что диски после извлечения из такого "тайника" нужно в стиральной машине стирать. Некоторые из них выпали из коробок и просто так долго валялись в земле, на морозе и в жару, под этой плитой. Наташа отвечает, что им приходилось всегда действовать быстро, потому как их с Алексеем частые появления на кладбище– они так думали– не могли не вызвать подозрений у охраны.

К началу комендантского часа Эдуарду удается успеть подбросить Наташу до дома и вернуться к себе. Затем он– к неудовольствию Любы (она ходит туда– сюда, желая выяснить, когда же Эд уделит ей внимание) до полночи беседует с Дублином о том, кто такой этот Оливер Кромвель.

Ночью в спальню к Любе и Эдуарду (очень, кстати не вовремя) приходит дочь Маша, говоря что ей страшно, потому как в ее комнате сидит какой-то солдат...

Люба говорит, что это ей приснилось, а Эдуард думает какой бы костюм надеть завтра, когда он поедет к родителям Алексея.

11. Утром же, желая развеять ребенка (Маша упорно говорит, что ей ничего не приснилось, что она видела какого-то дядю у себя в комнате), Эдуард едет вместе с дочерью в ЗООПАРК. Там же, планируя дальнейший день– что делать после того, как отвезет дочь в садик, он, стоя напротив вольера со слонами, на некоторое время отворачивается от дочери, чтобы позвонить из телефона– автомата по карте (мобильный Эд забыл в мундире, а оделся он в тот день в темно– серый костюм).

Эд выяснил у мамы Алексея, что к ним напроситься в гости лучше всего на следующий день с утра...

–Хорошо!

Эдуард поворачивается к слонам (те безбожно на виду у публики оставляют помет на полу вольера, короче говоря– *рут) и в следующий момент от своего ребенка слышит:

–Пап, а правда, что слонами вы называли немецкие самоходные орудия?

Слишком глубокие познания для ребенка такого возраста.

–А ты откуда знаешь?

К ней подходил дядя военный, в каске и с автоматом.

И это (ребенок начинает сердиться– его словам не верят– это расстраивает Машу) не дядя милиционер и не дядя– охранник, это дядя в черном мундире

Конечно, его зовут дядя Леша

И, видя что папа пристально рассматривает толпу посетителей зоопарка, ребенок добивает:

Не ищи его.

Он сам тебя найдет

12. Затем Эд парится в библиотеках и по книжным магазинам насчет Кромвеля. В библиотеках книг много, но они слишком специфические, занудные и в основном обсасывают определенные стороны жизни Оливера Кромвеля, не давая представления об этом человеке "в общем".

В книжных же в разделах "популярная история" интересующие Эда книги есть, но за них приходится расплачиваться собственными кровными отпускными деньгами.

До самой ночи Эд читает, а потом, едва заснув, снова вынужден вставать, потому как ребенок опять не желает спать один. Затем Эдуарду снова приходится пережить беспокойную ночь, с чаcтыми просыпаниями, вслушиваниями в тишину ночи... Но на сей раз просыпается не он один только, просыпается так же жена.

Люба говорит что скорее всего в доме завелись мыши.

Постоянно кто-то скребется. Да, но это не скребыхание мышей, это шаги. Подкованные подошвы солдатских ботинок скрипят, царапая паркетный пол на кухне. Эдуард цепенеет от страха и крепко сжимает рукоять пистолета лежащего под подушкой. Он хочет уснуть, и в конце концов это ему удается.

Утро же было ярко– солнечное, все пошли на кухню завтракать, а ночные страхи быстро забылись.

13. Эдуард стоит у зеркала в одних трусах. Маленький, коренастенький, плотненький, мускулистенький. Он улыбается: ах, красавец мужчина! Показывает своему отображению кулак, после чего встает в боксерскую стойку: сейчас как дам... больно– зашатаешься! Он одевает очередной серый костюм, не забывает вынуть из мундира мобильный телефон и ставит тот заряжаться.

Потом он провожает до дверей жену и дочь а сам– наверное только во второй раз с тех пор, как живет в этой квартире– выходит на балкон.

У-у-ух!– даже не подходя к ограждению у Эда уже подкашиваются ноги от страха высоты– сверху– огромное небо, по которому быстро бегут рваные облака, впереди– чуть больше обычного– примерно до уровня груди роста обычного человека балконное ограждение– где-то метр в высоту кирпич, остальное– несколько параллельных, блестящих металлических труб.

Эдуард смотрит вдаль и на какое-то мгновение ему даже кажется, что он взлетает. Затем следует сильный порыв ветра, портящий всю прилизанную и пригеленную прическу Эда, и на какой-то миг Эдуарду даже кажется, что он вот– вот улетит, поднятый ветром с балкона вниз...

И он бежит к дверям в спальню. Там, сев на кровать он думает что зря в одной из "однушек", все окна выходят только на балкон– и уходит в сопредельную квартиру, где окна смотрят на проспект, а лоджия значительно меньше, но от этого– значительно уютнее, такая себе еще одна, очень мелкая и холодная комната.

По пути из коридора на кухню, Эд захватывает трубку телефона. Дублин не на связи, что-то происходит, но что– непонятно. Эдуард бежит к телевизору– так и есть! В Ирландии какие-то очередные волнения, что достаточно удивительно для Эда, потому как он-то считает, что всех основных бунтовщиков в Ирландии уже прикормил, взял под контроль в том числе и тем, что дает им денег. Деньги в обмен на мир и подконтрольность. Эдуард начинает волноваться, не затронут ли эти повстанческие выступления и его самого– должен был ведь предупредить, знать что происходит.

На экране мелькают улицы Ирландских городов и селений– и везде одно и то же – толпы какой-то молодежи вступают в бой с нашими солдатами, кучкующимися в основном за бронетехникой, лениво и редко постреливающими в сторону разбушевавшихся пацанов. У каждого солдата при себе сумка с противогазом. В картинке, передаваемой из Дублина– высоко в небе на заднем плане пролетал разведывательный вертолет.

Как не вовремя! Эдуард думает, что пора паковаться в обратный путь на работу.

14. Эд спускается вниз в большом изнутри металлическом лифте слегка рифленый металл, зеркала, лифт настолько большой, что в нем по бокам расположили ряд откидных мягких лавочек малинового цвета. Все же это приглушенное, таинственное освещение лифта и то, что пока Эдуард едет сверху вниз– не так как обычно– в лифт почему-то никто не заходит– снова заставляет его чувствовать что-то, что он уже пережил этими несколькими "буйными" ночами в своей новой flat. Эду кажется, что рядом присутствует что-то чужое и злое, настроенное против Эда и желающее его гибели.

Выйдя на улицу, Эдуард видит, что пока он спускался в лифте, погода сильно испортилась. Над городом нависли черные низкие тучи, и выйдя из подъезда, Эдуард поворачивает к двери ведущей в подземный гараж.

По пути в это самое пресловутое Бибирево Эда снова захлестнули воспоминания– "кризис метро" произошедший в Москве в то время, как Эдуард учился в училище– тогда курсантов массово снимали с занятий и отправляли в подземку– регулировать движение пассажиропотоков, следить за порядком и за тем, как люди заполняют вагоны. Матерясь, сцепившись локоть в локоть курсанты живыми цепями давили на людские массы, затрамбовывая народ в вагоны, очень часть приходилось применять ноги– Эдуард никогда не забудет как упершись сапогом в чью-то ну очень большую жопу, пропихивая последнего человека внутрь, сам чуть ли не уехал с тем же вагоном, когда двери зажали солдатский сапог Эда. Выручили товарищи. А Эдуард не на шутку испугался. Первым вырвавшись из живой цепи к дверям рванулся Саша Рекуданов.

Затем, по вечерам когда в вагонах становилось более– менее свободно – то есть не в час пик, курсанты по трое– четверо проходили по вагонам составов, резиновыми дубинами убеждая слишком широко раздвигающих ноги мужчин не занимать более одного места. Часто возникали потасовки, иногда приходилось вступать в неравный бой. Еще некоторые "недовоспитанные" подростки, разъезжавшие группами часто провоцировали своим поведением курсантов к "принятию мер" и по– началу с такими было очень трудно. Были даже курсанты, которые надолго после драк с такими попадали в больницы, но все изменилось с тем, как курсантам выдали резиновые дубинки с электрошоком – обладая таким мощным оружием курсанты даже будучи численно в меньшинстве всегда оказывались победителями– стоящими гордо посреди навалов тел, скрюченных и корчащихся а так же испускающих пену как при падучей.

Затем... Затем поезда стали ходить гораздо чаще, построили более вместительные вагоны с разделением мест таким образом, что широко ноги раздвинуть стало просто невозможно и все пошло по старому.

Но эти героические три месяца не забудет ни один курсант. Парням разрешили пробовать командирские способности на населении и они, обрадованные, отрывались по полной. К примеру Тарасенко очень любил дежурить у эскалатора– подгонять народ и убеждать всех становиться по двое на одной ступеньке без интервалов. Тарасенко вопил, что

–Вы свиньи! Куда прете, быдло? Быстрее, быстрее, трясите своими задницами, недоумки!

Когда же кто-то пытался возразить ему, что он, дескать ведет себя недостойно, Тарасенко начинал орудовать своей дубиной.

15. Бибирево... припарковавшись специально на удалении от дома родителей Алексея Эдуард решил пройтись. Тихое и мирное сейчас Бибирево, райончик на севере столицы, который на сегодня настолько тих и мил, занимает по преступности предпоследнее место в Москве, так что даже исключен– и уже давно, из графика обязательного военного патрулирования, впервые предстал перед Эдом совсем не таким, как сейчас. Это ныне здесь вокруг больших и очень старых многоэтажных домов пристроились садики и даже огородики жильцов за милыми и незамысловатыми заборчиками, украшенными горшками с цветами, заборчиками, плетение которых часто– часто перекрываются вывесками первоэтажных небольших открытых кафешечек со столами на улице. Нет! раньше это был совсем иной район, и для того. чтобы он стал тихим и абсолютно неагрессивным курсантам Эдуардового училища, как и ему самому, в свое время пришлось очень постараться.

Все дело в том, что то время, как Эдуард и компания учились всего на первом курсе училища, в Бибирево произошел большой подростковый бунт. Вынужденная мера– по причине слишком частого раннего вступления подростков в половую жизнь, которую предприняло правительство – снижение срока обязательного приема таблеток "антисекс" привела в свою очередь к образованию в Москве нескольких коммун, состоящих из подростков и людей юношеского возраста. Новоявленные миру коммунисты жили не признавая норм и стандартов, к которым их хотело привести общество и правительство. Ребята вовсю употребляли наркотики и алкоголь, курили а так же участвовали в многочисленных, а иногда и однополых оргиях, из– за чего заболеваемость венерическими заболеваниями в среде коммунистов возросла чрезвычайно.

Ну так вот, в тот момент, когда лидеры нескольких московских коммун собрались на свой первый, и как потом оказалось, последний съезд (а коммун на то время было уже больше двух десятков в одной только Москве, иногда в них было по полторы тысячи человек)– в общем. лидеров коммун арестовала милиция на съезде и препроводила в специальную– для подростков тюрьму. В ответ на эту акцию коммунисты вышли на улицы и стали строить баррикады, часто тем самым перегораживая движение транспорта. И если в других районах города все эти баррикаден были быстро демонтированы, а коммунисты получив иногда по заднице ремнем от милиционеров, разошлись по домам и притихли, то в Бибирево коммуна численностью около восьмисот человек устроила большущий погром и многочисленные поджоги. Подростки разгромили в "зоне своего влияния" все магазины, все кафе и рестораны, подожгли около двухсот легковых частных автомобиля, после чего зажили "коммунистической" жизнью, окопавшись в здании крытого рынка на улице Пришвина. Дежуря на баррикадах, время от времени нападая на уже обессилившую милицию, они в конце концов настолько разгневали товарища Главного, что тот приказом, отменив летние, так долгожданные каникулы бросил против одних подростков– коммунщиков, других подростков– курсантов начальных курсов военных училищ.

С самого начала курсанты были уже на взводе и очень сердиты на коммунщиков– из– за отмены и так не очень долгих каникул.

Но все же, окружив плотным кольцом здание рынка и прилегающие к нему "коммунистические" территории, численно не уступая "противнику", поначалу курсанты успехов не возымели. Приказ "разогнать" подростков за первые три дня операции так выполнен и не был. Все дело в том, что курсанты применяли милицейскую тактику разгона демонстрантов– с щитами наперевес, отсекая от общей массы небольшие группы подростков, после препровождали их к зарешеченным автобусам с милицией по одному. Да и командовали курсантами вначале милицейские чины, курсантам не свои. После же трех дней усилий, повязав таким образом немногим более тридцати подростков обоего пола, отправив примерно двадцать своих человек в больницы, начальники училища решили взять руководство операцией на себя.

Тем временем обстановка становилась все более угрожающей, потому как примеру биберевской коммуны вознамерились последовать и некоторые другие, воодушевившись "боевыми успехами" коммунаров в Бибирево. Итак, на четвертый день осады коммуны руководство училища пригнало к месту столкновения милицейские бронемашины с мегафонами, и, включив на полную катушку трэш-вариант гимна России, который так нравился молодым курсантам (по иронии судьбы, этот вариант гимна был специально в свое время написан для подростков)– погнало курсантов на приступ, надеясь решить дело одним сильным и яростным ударом. Милицейские штучки больше не применялись, и, идя на коммунщиков, курсанты должны были драться с теми фактически стенка на стенку– кто сильнее. Курсанты имели на себе каски, были защищены бронежилетами, имели щиты, но по сравнению с бунтарями– подростками были слабо вооружены– всего лишь резиновыми дубинками. Коммунщики же дрались в основном прутьями железной арматуры и металлическими трубами, предварительно, прежде чем сойтись в рукопашную забрасывая курсантов бутылками и камнями.

Штурм же, предпринятый курсантами в тот день хоть и был более успешным– удалось задержать уже около пятидесяти человек, но все же далеко не окончательным. Кроме того, один из курсантов в тот день погиб– пробившись в самую гущу коммунщиков парень был окружен со всех сторон и избит так, что после скончался в больнице.

Совсем рассвирепев, уже на следующий день (тогда был еще издан приказ по училищу о временном неупотреблении "антисекса"– для большей злобности) курсанты, в основном пьяные в дупель (на это то же временно руководство закрыло глаза), при громыхании гимна и поддержке водометов (которые очень скоро пришлось эвакуировать из под града зажигательных бутылок) с разбегу вонзились в толпу коммунщиков настолько сильно , что почти достигли было защищаемого подростками рынка– но, не выдержав ответного натиска были вынуждены отойти. В тот день, как и накануне, окруженный подростками погиб еще один курсант училища.

Эдуарду запомнился больше всех именно этот день– тогда, будучи дежурным командиром отделения, Леха Тарасенко, тоже предварительно "усвоив" подряд три банки пива (он еще тогда было стал наезжать на Минаева, но друзья его оттащили), будучи вообще по натуре выпендрежником – решил блеснуть перед училищем крутизной и, шваркнув об асфальт каску, сбросив жилет и выбросив резиновую дубину, взял металлический прут– и повел в атаку свое отделение, за которым побежали вскоре– без команды, нестройно, и некоторые остальные. Сходу захватив первую баррикаду (за ней до рынка было нагромождено еще три баррикаден– кольца из хлама) Тарасекно, встав на ней, на виду у всех разорвал на груди у себя солдатский китель– и снова погрузился в кипящую кровавой дракой толпу.

Видя же, что пошедшие в атаку без приказа пятьдесят курсантов уже окружены, все остальные курсанты. без предварительной подготовки и приказа так же поспешили на выручку своим товарищам. Лихие храбрецы были спасены, а захватывать никого из коммунщиков курсанты в тот день не стали– им было достаточно и того, что те и без арестов десятками распределялись "скорыми" по больницам Москвы. Последним из драки вытащили Алексея– сбитого с ног, избитого, с пробитой головой– личный жетон прилип к окровавленной груди

но счастливого и блаженно улыбающегося

Больше Алексей в этом мероприятии участия не принимал. Лишь через месяца два, после того уже, как удалось отгулять продленные руководством каникулы, сам инструктор Орлов выдал Тарасенке новый китель, сказав, что если тот и дальше будет так относиться к казенному имуществу, то сядет на губу. Но Леха все равно еще долго носил на себе тот самый старый, наскоро и плохо им самим залатанный китель.

С тех пор, пока вся заваруха не закончилась, у курсантов стало модным– бежать в драку раздевшись по пояс, без каски с щитом в одной руке и металлическим прутом– в другом. Учителя же слова против не сказали. А инструктор Орлов, напротив даже подбадривал своих говоря им: Ай молодца– орлы, будущие защитники (пир этом правда почти никто не слышал того, что Орлов еще добавлял к сказанному– но более тихим голосом: шкеты, блин, качки бухенвальдские!)

На шестой день успехи училища в деле наведения порядка в Бибиреве были еще более впечатляющими– атаковав коммунщиков рано– рано на рассвете, курсантам удалось выбить из строя около двухсот бунтовщиков– примерно сто уехали в машинах скорой помощи и еще примерно столько же были арестованы на месте после короткой стычки. Подростки к тому времени были уже порядком обессилены несколькими бессонными ночами, недоеданием, обезвоживанием организма, алкоголем и табаком. Эта атака на баррикады сопровождалась мощной поддержкой нескольких водометов, газовой атакой и залпом пластиковых пуль.

Некоторые коммунщики к тому времени уже устали настолько, что просто поднимали руки вверх и сдавались. Таких просто– под ручку сопровождали к автобусам. Особую агрессивность проявляли захваченные коммунщицы– девушки, которые рвались драться не смотря ни на что и бились до последнего– так таких по– джентльменски носили к автобусам на руках– один курсант за ноги, другой– за руки. Еще эти девушки– не смотря на то, что их брали под арест часто прикалывались над курсантами, крича им : "Ай, насилуют! Невинности лишают!!" В милицейских же автобусах вежливо, но очень настойчиво коммунщиков заставляли употреблять успокоительное в больших дозах, после чего , опустошенных и обессиленных их развозили по разным КПЗ тюрем города.

На седьмой день (а он был решающим– с руководства училища уже стали спрашивать– чего это, мол вы, целую неделю возитесь?), видимо желая поднять боевой дух своих товарищей, некоторые еще свободные девушки из коммунны, встав на баррикады, стали показывать курсантам...

это

а некоторые (даже!) где-то научившись писать по– мужски пописали (правда, против ветра) в сторону будущих офицеров.

И тут настал час Эдуарда! Возмущенный таким зрелищем, то же поддав хорошенько (накануне он был у Лехи в больнице– этот визит к другу расстроил Эдварда– Алексей был откровенно плох) Эд показал коммунарам свой аргумент и так же пописал в сторону врага. То же самое за ним сделали и многие остальные курсанты. Затем, сильно возмущенные тем, что девицы с баррикад стали показывать им свои сиськи– в основном жалкие, обвислые и хилые, но, иногда... просто великолепные! – курсанты ринулись в последнюю атаку, но уже не так, как раньше– длинной цепью а в один ряд, а мощным клином. Таким образом "нашим" удалось ворваться на территорию рынка уже через пятнадцать минут, так и не потеряв ровности своего строя! Затем было побоище на рынке, во время которого один из курсантов– по заданию учителей– заложил в обувном бывшем магазинчике напалмовую гранату с часовым взрывателем– и, будучи командиром атаки– приказал отход.

Через минут пятнадцать начался сильный пожар, во время которого, к счастью, никто не погиб. Наглотавшиеся дыма, иногда со слабыми ожогами коммунщики выбегали с рынка прямо в руки курсантов. Девиц же, которые демонстрировали курсантам свои пипки вели к автобусам уже не по джентльиенски, а "жестко" – за волосы, а одну– особо агрессивную (Эд это видел сам!) курсант (один) тащил за ноги так, что девушка волочилась по земле, ударяясь своей лысой головой о бордюрные камни. Двух визжащих сучек– по одной в одной руке, намотав их длинные волосы на руки, довольный, куря на ходу сигару препровождал инструктор Орлов. Еще до самой ночи от бибиревского рынка увозили заарестованных и избитых– в каретах скорой помощи подростков.

Бунт был подавлен. Всемосковского выступления не получилось, а коммунны были строго– настрого запрещены. Зачинщики и активисты коммунного движения были кто посажен в тюрьму, кто в психушку, кто досрочно пошел в армию– на стройки, на сельхозработы, а некоторые и на войну. Военкоматы загребали всех парней из коммунщиков, не смотря на возраст.

–Тринадцать лет? Сорок пять кило? Да ты посмотри на себя– на тебе пахать можно. Ты весишь чуть меньше чем артиллеристский снаряд– значит, по Уставу, можешь такую массу таскать, значит– путь тебе, паря, в артиллерию! В Мухосранск Мухозадрищенской области! Заряжать САУ.

Подростки еще долго не могли успокоиться и еще много раз проводили– но уже без резких колыханий различные демонстрации и пикеты в центре Москвы. Поначалу все это грубо разгонялось, но через какое-то время правительство сделало очень правильный и хитрый ход– митинги, демонстрации и пикеты были разрешены, и их даже можно было проводить без предупреждения, без того, чтобы заранее сообщать когда и где они состоятся.

Окруженные заботой, вниманием телевидения и прессы, вниманием правительства– зимой во время пикетов молодежи бесплатно раздавали горячий чай и хот-доги-(только не болейте!) коммунное движение, выпустив пар, успокоилось и быстро сошло на нет.

Когда можно -уже не интересно.

Так что подросткам пришлось побросать свои плакатики, типа : "Россия! Ты теряешь своих детей!"– в лужи и оправиться заниматься более полезными делами. С тех самых пор активного молодежного протестного движения в стране больше не наблюдалось.

ЧАСТЬ 3.

СНОВА МОСКВА.

01.Весь погруженный в воспоминания Эдуард наконец подходит к подъезду номер шесть дома номер четыре и вынужден наблюдать следующую сцену: бодренькая старушенция отчитывает нескольких молодых людей за чрезмерно шумное поведение, а молодые люди отвечают бабушке:

–Бабулик! Будь благословенна! Пусть у тебя все будет хорошо, не волнуйся, дорогушечка,– и удаляются. Бабуля делает: Тьфу! – и, развернувшись, заходит в подъезд, а Эдуард, улыбаясь, спрашивает бабушку, не может ли он зайти с ней...

И узнает, что вести себя гипервежливо – это просто очередной модный молодежный стеб.

Итак, рано утром Эд уже на квартире Лехиных родителей – они собираются на работу, а по ходу дела (сами-то они пьют чай) Эдуард подвергается "плотному завтраку" из жаренной картошки и салата оливье. Этот старый и традиционный франко-российский салат с определенных пор повергает Эдварда в недоумение: во Франции оливье – совершенно иной салат, чем в России. То, что в России называют салатом оливье– во Франции называется русским салатом, а то, что в парижских ресторанах подают как салат оливье – совершенно не то же самое, что в России.

Эдуард объясняет родителям Алексея причину своего визита и просит никому об этом не говорить. Эду немного неудобно просить у них позволения рыться в вещах сына– но что делать. Он хочет обезопасить Наташу Рекуданову от возможных осложнений, он должен получить все материалы, которые Алексей держал у себя дома – среди материалов (как казалось Эдуарду) вполне могло быть нечто разоблачающее Наталью. Родители рассказали, что Алексей не редко жил у них в своей комнате и часто приносил какие-то бумаги, о которых говорил, что это по работе– пусть хранится. Родители в бумаги не заглядывали, это успокоило Эда.

–Там ведь нет, надеюсь, никаких секретов?

После непродолжительной беседы Эд получает ключи от квартиры (будешь уходить– не забудь запереть на оба замка) и от дачи, где тоже были какие-то бумаги. Эдуарда родители Алексея знают давно, пару раз, еще участь в училище, он ночевал у них и, как друг Лехи, пользовался большим доверием. Закрывая за ними дверь, Эд обещает завтра вернуть ключи– и, заварив чайку– идет в бывшую комнату Алексея.

Здесь все как и прежде– портреты нескольких бывших великих на стене, а на письменном столе стоит все тот же старый бронзовый бюстик Сталина. Бюстик этот был изготовлен еще в те времена, когда СССР означало не союз славянских суверенных республик, а нечто иное, но Эд уже и не мог вспомнить, что...

Теперь он приступает к обыску, как его в свое время учили на специальных курсах, обыск на квартире, пока нет хозяина, но он еще вернется – все вещи нужно пересмотреть, что-то можно даже забрать, но хозяин не должен догадаться, что его обыскали. Правда, у Эда больше свободы действий– он кидает в свою сумку все, что по его мнению имеет отношение к делу... Постепенно сумка заполняется. Эд выпил на кухне минералки, постоял у окна, глядя на здание школы на противоположной стороне улицы, оставил записку с благодарностью и с перечнем того, что он забрал и отправился на дачу родителей Тарасенко под Дмитровом.

По дороге он проезжал мимо несколько аварий. Вокруг бегали медики, милиция с мигалками... Люди, накрытые с головой окровавленными простынями, учуяв проезжающего мимо Эдуарда, привставали с носилок, провожая его встревоженными взглядами...

Все это остается незамеченным – пару километров Эд мчится со скоростью аж семьдесят километров по МКАД, после чего "изображает финт" на эстакаде ведущей к Дмитровскому шоссе.

02. Дача охраняется лишь старым электронным устройством пропуска в железных воротах забора вокруг участков, и с этим Эдуарду везет – ЧОП не пропустил бы Эда на частные участки без соответствующей бумаги, не смотря ни на какие "корочки".

Зато рядом есть соседи, которые довольно долго разглядывали сквозь сетку-рабицу Эда, наконец вспомнили его и пригласили в гости. Осложнения не нужны и он принимает приглашение – а потом еще долго отказывается от предложения выпить "ликерчику"..

Часа через два...

–А вот в наши годы (соседи– в том же возрасте, что и родители Тарасенко)– такой техники, как у вас не было...

Ни тебе индивидуального лазерного целеуказателя на каждом, даже рядовом пехотинце, ни тебе спальника с подогревом, а что уж говорить о полевых сортирах с унитазами и биде!

Чтобы выбраться от гостеприимных соседей, приходится врать, что в отпуске решил помочь родителям товарища по училищу и выполняет их поручения – вот... приехал.

В доме Эд сразу отправляется на второй этаж– в лехину комнату. На даче та же мебель и в том же расположении, что и в Москве (просто старую вывозили на дачу, заменяя ее почти точно такой же, но поновее) с той лишь разницей, что на даче под письменным столом не было сейфа (тогда Эд целый час с сейфом возился, а внутри обнаружил лишь старый носок и початый рулон туалетной бумаги). Итак, снова бумаги, папки с тесемками с бумагами и пара очень поцарапанныхх компакт– дисков. Все.

Эдуард включает настольную лампу, садится на расшатанный стул перед обшарпанным письменным столом, приступает к изучению... пока он читает, на улице снова небо заволакивают свинцовые низкие тучи, но дождь не идет.

Становится темно, и гаснет свет.

Эдуард придвинулся ближе к окну и продолжил чтение, не без труда вставив себе в глаза линзы, которые почти никогда не надевал – в них становился похож на маньяка.

03. Пока читал, Эд почувствовал дискомфорт.

Его боковое зрение посылало в мозг сигнал о том, что, в комнате произошли кое– какие изменения. Эдуард встрепенулся, и оцепенев от страха, стал медленно поворачивать голову в сторону большого черного мягкого кресла из кожзаменителя в углу комнаты, там кто-то сидит.

Вспышки красных огоньков напоминало мигание лампочек на сетевом устройстве для компьютерной интрасети.

Алексей...

–Здарова! – он улыбается на все свои двадцать восемь ровных, но очень бежевых со штифтовыми вставками и металлическими фиксами зубов, и сразу, с места в карьер, выкладывает своему бывшему другу, что основная масса материалов, которые Эд надыбал у Наташи , в квартире на Филевском парке, в Бибирево, на Сашином кладбище – туфта

–Я просто загнал "в цифру" кучу бумажных материалов, а так как все происходило по моей лености достаточно медленно, то на очень многих дисках – одна и та же информация, к которой, по сравнению с предыдущим диском есть ма-а-аленькое какое-нибудь дополнение.

Да и что там за материалы?

Попытка объяснить с помощью формул, химии и психологии то, что объяснить таким образом нельзя...

Алексей показывает рукой на пыльный, старый, немного побитый молью, висящий на стене ковер:

Как думаешь, зачем он там?

Эдуард высказывает мнение, что мол– дача у вас

–У них теперь, Эдвард, у них...

–Так вот, дача на втором этаже это – каркас из бруса, обшитый с двух сторон вагонкой, и все – таким образом с помощью ковра несколько утеплили стену...