Текст книги "Пепельные цветы"
Автор книги: Алексей Притуляк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Пепельные цветы
Часть I
1. День первый. Беатрис
Паром тащился уныло и медленно, надрезая морскую гладь, рассекая неказистым телом штиль. Как можно ползать с такой скоростью, когда смерть наступает на пятки!
Она посмотрела вокруг: на серое море, на серое небо, на серые лица пяти-шести человек, сидящих на скамьях. Все они смотрели перед собой, держась прямо и недвижимо, как манекены. Никто не встретил взгляда Беатрис, хотя все его прекрасно заметили и почувствовали.
И только один из них – седоватый мужчина лет шестидесяти, выжженный солнцем до полного иссушения, вдруг повернулся:
– На Грасхольм?
– Что? – Беатрис вздрогнула от неожиданности. – А-а, нет. Нет.
– Не хочешь – не говори, – пожал он плечами. – Мне-то что.
Голос у него тоже был выжженный солнцем – сухой и ломкий, как у человека, который пытается говорить во время приступа кашля.
– Да нет, я действительно не на Грасхольм, – зачем-то принялась оправдываться Беатрис. А зачем, спрашивается? Не всё ли ей равно, что он подумает? – Я – на Гир.
– На Гир, так на Гир, – кивнул мужчина. – Мне-то что.
Беатрис демонстративно отвернулась от него, встала со своего чемодана, отошла к ограждению. Тебе ничего, а мне и подавно.
Долго созерцала кипение воды за бортом, пока не закружилась голова. Тогда подняла глаза и принялась смотреть в небо. Но это было зрелище не из весёлых. С тех пор как началась война, небо перестало радовать. Оно стало опасным и грозило бедой. Оно не давало никаких эмоций, кроме страха и тоскливого ожидания: вот сейчас вывалится из серой шапки облаков длинное бревно ракеты и полетит прямо в тебя, чтобы изжарить, испепелить, испарить, чтобы стереть с лица земли и саму память о тебе.
Кто-то где-то включил радио. На полную мощность.
«Привет, ребята! – заголосил диктор, и его голос жизнерадостного идиота долетел, кажется, до самого Пембрукширского побережья. – Вы слушаете радио «Дредноут». Сегодня тринадцатое июня две тысячи сорок седьмого года, местное время восемнадцать часов, и с вами я – Кевин Джонс. За окном, я смотрю, прекрасная погода, на море штиль, прекрасный вечер, прекрасная жизнь и плевать нам на азиатов – всяких там китайцев, корейцев, русских, индусов и прочее дерьмо которое, как обычно, норовит всплыть на поверхность. Как говорил мой дедушка Алберт: «На то оно и дерьмо, чтобы вонять».
Ладно, оставим пока лирику и перейдём к главным новостям сегодняшнего дня, только сначала намотаем себе на ус, что самые дешёвые цены на пиво «Честер» мы найдём в супермаркете «Галлахер».
В эти самые минуты в Кардиффе подходит к концу очередной, семнадцатый, гей-парад, посвящённый дню Солидарности. В параде принимает участие известная поп-звезда Майк Сьюзи... Вау! Вы там были, ребята? Кто был, обязательно дозвонитесь к нам в студию и расскажите, как всё прошло. А я расскажу вам, где можно недорого купить новый диск Майка Сьюзи «Давай, давай!»
Вот ещё славная новость, ребята: наши надавали «Пенинхауэру», счёт: два – один. У нас отличились Майнон и Уэлш. У них... у них облажались все, кроме Бартона, который как-то умудрился доползти до наших ворот, пока защитники гоняли косячок.
Та-ак... Что там у нас ещё...
На восточном фронте без перемен. Китайцы добивают чехов. Вы знаете, кто это – чехи? Нет? Это, ребята, такая народность, проживающая в стране Чехии. Ну да, чехи – Чехия, Чехия – чехи. Только их больше нет, так что знать про них теперь уже совсем не обязательно. Ха-ха, шутка.
Президент Соединённых Штатов сегодня встретился с представителем китайского императора Фу Жэнь... э-э... Фу Чжэнь... В общем, они встретились и поговорили. Президент США был настроен решительно, он заявил, что...»
Радио умолкло так же неожиданно, как и заорало. Видимо, самому старшему моряку не понравилось про Чехию. Или про Майка Сьюзи. Беатрис тоже его не любила. Она вообще не любила всех мужчин, которые хоть в чём-нибудь стараются уподобиться женщинам.
Тот, которому всё равно, сипло и с бульканьем закашлялся – раскуривал старую пенковую трубку. Поплыл над палубой запах плохого табака.
– Совсем не могу курить, – пожаловался старик Беатрис.
– Так не кур ите.
– Не могу, – покачал головой, утирая выбитую кашлем соплю – утирая по-деревенски просто – пятернёй.
Беатрис пожала плечами.
– Мне-то что, – произнесла она, наслаждаясь этой маленькой безвредной местью.
– Х-ха! – довольно всхрапнул собеседник и кивнул. – Угу.
Остальные как сидели, так и сидят с ничего не выражающими лицами, погружённые то ли в свои безрадостные мысли, то ли в дремоту с открытыми глазами.
– Меня Диланом зовут, – он вопросительно уставился на Беатрис, выпуская из носа две струйки колючего дыма.
– Мне-то что, – повторила она уже настырно.
– Ну, так это... А тебя?
– Беатрис.
Он покивал безразлично: «Беатрис, так Беатрис». Ну и ладно, а зачем тогда спрашивал?
– На Грасхольм плыву, – вздохнул. – Племянница у меня там бытует. Думаю, может примет. Муж-то на войне. А мужчина в доме нужен. Я хоть и стар, да руки не отсохли пока... А ты, стало быть, на Гир.
– На Гир.
– Живёшь там? Или тоже к родне бежишь?
– Там гостиница, – неохотно отозвалась Беатрис. Ну, чего привязался старый? Лучше бы не трогала тебя. Даже взглядом.
– Из Кармартена?
– Почти. А вы откуда знаете?
– Выговор у тебя. Гостиница – это хорошо. Да только свой дом – лучше.
– Кто ж этого не знает.
– Угу, – покивал старик. – Угу. Когда всё это кончится?
Беатрис развела руками: я ж не китайский император.
С моря налетел ветер. Бросил в лицо водяной пылью – то ли с моря насобирал, то ли дождь на подходе...
Гарри не пришёл к парому. Что бы это значило?
Она давно уже подозревала, что он ищет случая избавиться от неё. Может быть, это как раз тот самый случай? Сплавил и радуется сейчас. Сидит в офисе, довольный, с секретаршей на коленях, и рассказывает ей очередной свой дурацкий анекдот. Беатрис за всю жизнь не слышала столько тупых и не смешных анекдотов, сколько за год знакомства с Гарри. Сам он их выдумывает, что ли? Ну, вообще, судя по его безликому чувству юмора, такой вариант не исключён.
Да и ладно. Мне-то что. Правда ведь, господин Мне-то-что?
Старик вопросительно посмотрел на неё:
– А?
– Я ничего не сказала.
Он не буркнул «Да мне-то что», а только кивнул и принялся выбивать трубку. Сидящая рядом чопорная дама лет сорока осуждающе на него покосилась, когда ветер бросил пыльцу пепла на её чёрный чулок. Покосилась, но ничего не сказала. И даже ногой не дёрнула, чтобы пепел смахнуть. Какие они все тут...
Плохо ли, что Гарри не пришёл к парому?
С одной стороны – плохо. За год она успела к нему привязаться. Нет, ни о какой такой любви речи, конечно, не шло, но этот белобрысый гигант успел занять свою нишу в её мире – уютную такую нишу, в которую почти не задувают ветра плохого настроения, в которую не попадает дождь беспричинной грусти. Если сейчас выставить Гарри из его уютного уголка, завернуть в старый ковёр и утащить на свалку, в интерьере будет чего-то не хватать. Это временно, конечно; ко всему привыкаешь. Со временем опустевший уголок заполнится какой-нибудь уютной ерундой вроде цветочной стойки, книжных полок или Роберта из аналитического отдела, чьё пивное пузцо давно скучает по шейпингу и шопингу.
С другой стороны – Гарри сделал ей неожиданный подарок, избавив от необходимости самой наконец-то взяться за редизайн затянувшихся отношений, в которых перспектива чего бы то ни было, кроме традиционного торопливого «Ты кончила?», уходила всё дальше за горизонт неопределённости. Да и была ли она вообще, эта перспектива?
– Да, – кивнул Мне-то-что.
Это сосед справа что-то у него спросил. Но получилось как в гадании...
Что за гадание?.. Да всё просто. Останавливаешься посреди улицы, в людском потоке, затыкаешь пальцами уши. Мысленно задаёшь интересующий тебя вопрос. Открываешь уши. Первое, что ты услышишь и будет ответом. Ну, вроде как гадание по книге, только надёжней. Вот сейчас Мне-то-что подтвердил, что перспектива у Беатрис таки была.
Ну и ладно, мне-то что...
Вдали, за сизой дымкой, которая с некоторых пор постоянно висит над морем, показались смутные очертания острова.
– Гир, – кивнул Мне-то-что, проследив направление её взгляда.
– Спасибо.
– С богом.
Остров как остров. Хотя... Мрачный он какой-то, да. На такие вот маленькие острова авторы детективов обычно поселяют своих несчастных жертв, приговорённых ими к смерти.
Ну, и что тут у нас в интерьере?.. Не по-июньски тусклое и холодное солнце. Скудная растительность: невзрачные мелкие цветы, жёсткий полуиссохший дёрн, несколько кривых и чахлых деревец, выросших как будто за полярным кругом – настолько им неуютно на этом островке. Небольшой деревянный ангар, в котором, наверное, грезит о море какое-нибудь утлое судёнышко. Деревянные осклизлые мостки ведут от невзрачного причала к пологому склону, по которому поднимается узкая краснокирпичная тропа – вверх-вверх-вверх, к приземистому и хмурому двухэтажному зданию пансиона. А дальше ничего не видно. Да и есть ли там что-нибудь, дальше? Может быть, прямо за стеной этой гостиницы берег обрывается...
Да уж... Можно себе представить, чтотут творится в шторм. И вот в этом царстве сонной тишины, в етра всех направлений и тягучей, как зубная боль, скуки ей придётся провести как минимум двадцать дней? Какой ужас!
– Ги-и-ир! – прокричал матрос-не-матрос-а-какой-то-дяденька, бросаясь опускать трап.
– С богом, – повторил Мне-то-что, кивая и полубеззубо улыбаясь на прощанье.
Беатрис махнула ему рукой и вцепилась в свой чемоданище.
Именно чемоданище. Она ведь не думала, что Гарри её прокатит. В чемодан было уложено всё самое необходимое, вплоть до тёплого пальто, тестов на беременность и фарфорового слона, без которого она нигде не будет чувствовать себя уютно. Вес получился вполне себе приемлемым. Для здоровяка Гарри, который должен был его нести. Но когда Беатрис вцеплялась в ручку этого пузана и пыталась оторвать его от земли, она прекрасно понимала, что пальто ей вряд ли понадобится, что залететь будет не от кого, а фарфоровый слон... Даже он не сможет сделать комнату в этой мрачноватой гостинице уютнее. Несколько книг, фотоаппарат, старые письма и две коробки конфет тоже заставляли усомниться в собственном благоразумии. Нет – в здравомыслии.
Это не одно и то же?.. Не важно.
Волоча чемодан к трапу, возле которого добродушно улыбался как-бы-матрос, она ощущала на спине довольные взгляды сидящих на лавке будущих обитателей острова Грасхольм. Возможно, они тоже добродушно улыбались.
Нет, они не улыбались – они ехидно посмеивались, не разжимая губ, над этой дурой, которая надумала втолкнуть в чемодан половину своей маленькой квартирки.
Ну и ладно, смейтесь. Смейтесь, но помогите же хоть кто-нибудь! Я же свалюсь с этого скользкого, как улитка, трапа. И чемодан утянет меня на дно, потому что я ни за что его не выпущу, ведь в нём письма от мамы и дурочки Хелед, в нём совершенно новое пальто и мой любимый фарфоровый слон!
Никто ей не помог. Под лучезарной улыбкой как-бы-матроса она, едва переставляя ноги в туфлях на высоком каблуке, волоча свой ужасный чемодан, спустилась по трапу на деревянный причал.
– Приятного отдыха, мэм! – крикнул ей псевдоматрос, махнув на прощанье, и принялся поднимать трап.
Беатрис оставалась совсем одна на этом ужасном острове. Никто не ступил на его холодную землю вместе с ней. Впрочем, оно и к лучшему, наверное. Ведь если бы кто-нибудь из её мрачных неразговорчивых попутчиков оказался рядом, это было бы, наверное, ещё хуже, чем остаться здесь одной, навсегда.
Она с тоской посмотрела на кирпичную дорожку, которая вблизи оказалась ещё более непритязательной, чем с палубы. «Прощайте, каблуки!» называлась она. Следовало бы выставить перед ней специальный дорожный знак: красный круг, в центре которого перечёркнуты высоченные «шпильки». Чемодан, пожалуй, тоже следовало бы зачеркнуть. Потому что при такой тяжести кирпич просто лопнет под острым каблучком, каблук попадёт в образовавшийся тектонический разлом и... Не думать об этом, не думать!..
Она с испугом посмотрела в небо, потому что оттуда, сверху, упал вдруг на голову, прижимая к земле, тяжёлый гул, который стремительно нарастал, нарастал, нарастал, превратившись сначала в пронзительный рёв и визг, а потом – в свист. Потом снова рёв. Потом снова гул. Пять военных самолётов пронеслись над ней так низко, что казалось, она почувствовала исходящий от их двигателей жар. Они умчались куда-то – наверное, на восток. Собственно, это мог быть только восток. Если бы они летели на запад, то конечно же сначала расстреляли бы Беатрис вместе с её чемоданом (бедный фарфоровый слоник!). А так они полетели расстреливать китайцев. Или русских. Или индейцев. Или кого-нибудь ещё, с кем они там сейчас воюют.
Она вздохнула, оставила чемодан у начала тропы и осторожно, тщательно выбирая, куда поставить ногу, стала взбираться по холму к гостинице.
2. День первый. Ллойд
Это была совершенно новая бритва. Он купил её специально для отдыха. Так велел профессор Локк. Он сказал буквально следующее: «Начинать новую жизнь нужно не с главного, а с мелочей. Если начнёте сразу с главного, у вас наверняка ничего не получится. Начните с чего-нибудь второстепенного: купите себе новую кепку, новую... э-э-э... бритву».
Выйдя из клиники он сразу отправился в ближайший мужской магазин и купил себе кепи. И бритву. Кепка изумительно сидела на голове. Бритва отлично с ней сочеталась (Ллойд потратил не меньше получаса выбирая подходящую по цвету рукоять). Поэтому он не стал снимать новый головной убор, когда пошёл бриться.
Хозяин пансиона поселил его в прачечной. Это показалось Ллойду немного странным и непривычным, но он не знал, как следует вести себя в ситуации, когда хозяин говорит тебе: «Будешь жить в прачечной, я сказал! А не хочешь – убирайся. Паром пойдёт обратно через полтора часа». Говорил он громко, что само по себе выводило из равновесия, мешало сосредоточиться и спокойно подумать. Ллойд не переваривал подобных людей: громкоголосых, грубых, массивных, с лицом, словно вырубленным тупым топором престарелого папы Карло, чья рука уже растеряла былую сноровку, а глаз утратил прежнюю зоркость.
В прачечной не было зеркала, поэтому бриться он намеревался в гостиной, там, где стояла в углу старая-престарая металлическая раковина с большой вмятиной и висело над ней мутное-премутное зеркало.
Пансион пустовал. Это совершенно точно. Поэтому тем более было непонятно решение хозяина, предоставившего Ллойду сырую, хотя и приятно пахнущую, прачечную вместо обычной сухой комнаты. Ну что ж, в конце концов может быть так, что все комнаты уже раскуплены заранее, что называется – забронированы. Поэтому счастье ещё, что хозяин вообще согласился пустить его на постой.
Ллойд бросил на плечо полотенце (про полотенце профессор ничего не говорил, поэтому оно было старым, оставшимся ещё от тётушки Несты) и вышел из комнаты.
Он жил здесь второй день и пока плохо ориентировался в дверях, коридорах и лестницах. Собственно, коридор был всего один, как и лестница. Но вот дверей действительно было много – не меньше восьми-десяти.
Странно, что люди не обращают внимания на то, как меняется мир при каждом их движении. Они так привыкли к этому, что смотрят на происходящее сквозь пальцы. А Ллойд всегда поражался переменчивости мира. Ведь когда ты выходишь за дверь, ты поворачиваешь направо, чтобы пройти к лестнице вниз. И каждый раз, возвращаясь, тебе приходится некоторое время внутренне готовить себя к тому, чтосейчас произойдёт. Ведь, как это ни странно, чтобы войти в ту же самую дверь, из которой ты вышел час назад, нужно будет повернуть уже не направо, а – налево! И каждый раз Ллойд чувствовал себя букашкой, затерявшейся в лабиринте коварного, безликого, изменчивого и жестокого мира, в котором никогда нельзя вернуться назад тем же путём, каким уходишь, и который постоянно ставит тебя перед выбором правильного пути, стремится разрушить твоё «я» своей загадочной непредсказуемостью.
И это не говоря о зеркалах! Зеркало, в которое ты смотришь, когда бреешься, обманывает тебя совершенно неприкрыто, нагло. Оно даже не пытается скрыть свою к тебе нелюбовь. И каждый раз, когда тебе кажется, что ты видишь в нём себя, – это обман. Ты видишь в лучшем случае – своё отражение. Которое может быть вовсе не твоим. А может быть и вовсе не отражением.
Ничего не поделаешь, мы живём в мире, полном обмана, лжи, неприязни и страха.
Он прошёл полутёмным тесным коридором в жилые помещения. Благо, прачечная располагается на первом этаже, что избавляет его от необходимости сталкиваться с лестницей. Лестница – это ещё одна, острейшая, грань коварства, но о лестницах лучше сейчас не думать.
Дремотная тишина и тёплый аромат пыльного дерева успокаивали, так что он даже остановился и постоял немного, всей грудью вдыхая запахи тишины и покоя. Замечательный пансион! Как здорово, что он отправился именно сюда! Удачное место, чтобы начать новую жизнь. Вот только... хозяин был бы поинтеллигентней.
Надышавшись, быстро шмыгнул в общий коридор, из которого лестница уводила на второй этаж. Старательно не глядя на неё, скользнул на цыпочках к двери в гостиную.
Уф! Без происшествий.
Теперь нужно было ещё не позволить зеркалу обмануть себя, запутать, напугать. Нужно было стать предельно собранным и осторожным. Нужно, чтобы никто не помешал.
Он проследовал через скудно обставленную гостиную в угол. Покосился на шпаги, перекрещенные на стене, под рогатым шлемом. На камин, оскаливший свою чёрную беззубую пасть. Быстро выдавил на ладонь крем из тюбика, принесённого в кармане. Размазал, растёр по лицу, вдыхая запах мяты и кожаного ремня, обволокший лицо. Раскрыл бритву, опасливо держа в стороне от шеи, поглядывая на отточенное лезвие, блекло отразившее тусклый свет трёхрожковой люстры.
Едва поднёс бритву к щеке, как хлопнула входная дверь.
Ну вот, не успел.
В его понимании гостья была далеко не красавицей. Он не любил такой тип женщин – худощавая, смуглая, с чем-то неуловимо испанским в лице и высокомерием во взоре. Такие женщины его подавляли, ему казалось, что они сразу, с первого взгляда, различат всю ту неуверенность, которую он испытывает рядом с ними.
– Здравствуйте, – она бросила на Ллойда оценивающий взгляд. Вот и всё: несомненно она поняла всю его суть. – У вас сдаётся комната.
Ллойд и так знал, что комнаты наверняка сдаются, она могла бы и не говорить ему.
– Здравствуйте, – произнёс он, на всякий случай отводя бритву подальше от себя. – Вы цыганка?
Если она цыганка, ей ничего не светит – хозяин вышвырнет её из гостиницы в две минуты. У него какая– то мания относительно цыган.
Она бросила на него удивлённый взгляд, минуту подумала.
– А что, вы сдаёте комнаты только цыганкам?
– Я их вообще не сдаю, – пожал плечами Ллойд.
– Вот как! – растерянно воскликнула она. – Значит, меня обманули?
– Понятия не имею.
Странная дама. Откуда ему, Ллойду, знать, обманули её или нет.
– Хм, – она недоуменно пожала плечами. – Но это же гостиница?
– Что именно?
– Я спрашиваю, это гостиница? – уже немного нетерпеливо повторила она.
– А я спрашиваю, что именно? Поставьте себя на моё место, – на всякий случай добавил он, чтобы она вдруг не рассердилась. – Поставьте себя на моё место: я же понятия не имею, о чём вы говорите.
– Кажется, я спросила, – чётко и чуть ли не по слогам произнесла она, – является ли вот это заведение гостиницей.
– То есть, вы сами не уверены?
Ллойд задумчиво сложил бритву. Но как бы задумчив он ни был, сложил он её очень аккуратно – двумя пальцами, чтобы случайно не пораниться. Жизнь достаточно учила его на ошибках, которые он совершал. Теперь ей, жизни, было не так-то просто поймать его на незначительном промахе.
– Не уверена? – ошарашенно повторила дама. – В чём?
– Ну-у, – пожал он плечами, – в том, что вы спросили именно это.
И добавил, чтобы избежать недопонимания:
– Вы сказали «кажется, я спросила».
– Бог ты мой! – воскликнула она с беглой улыбкой, за которой, однако, ему почудилось раздражение. – Что за резонёрство! Я задала простой и ясный вопрос. Почему бы не взять и так же просто и ясно на него не ответить.
– Согласен, – поспешно кивнул он.
Теперь она должна понять, что Ллойд отнюдь не насмехается на ней, она должна увидеть соучастие в её судьбе.
Дама подошла к дивану для гостей, стоявшему у стены. Диван был далеко не первой молодости, изрядно потрёпанный жизнью. Ему уже пару раз меняли обивку, но эти косметические операции не могли скрыть его почтенный возраст. Уселась, заложив ногу на ногу. Ллойд следил за ней, не пропуская ни одного движения.
Она бросила на него быстрый взгляд. Кажется, это был недовольный взгляд. Боже! С этими женщинами никогда не знаешь, чего ждать. Что ни скажи, как ни скажи, обязательно не угодишь. Только бы случайно не попасть в какую-нибудь её болевую точку!
– Почему вы так странно разговариваете? – спросила она. – Каждый раз не понять, что вы имеете в виду...
– Я ничего не имею в виду, – испугался Ллойд. – Ничего такого.
Её брови двинулись навстречу друг другу, словно решили вдруг соединиться на переносице в одну тонкую линию.
– Ну хорошо, – пожала она плечами. И, многозначительно взглянув: – Возле причала у меня остался чемодан.
Да, женская логика – это нечто за гранью добра и зла. Он любил это повторять и с радостью и доброй улыбкой повторил бы сейчас, но гостья явно не была расположена к шуткам и разговорам о половой дифференциации.
– Это ничего, – промямлил он, не зная, как реагировать. – Я много раз забывал на вокзалах свой чемодан. Конечно, вокзал – это в некотором роде не причал, но... Мне рассказали один хороший способ не забывать на вокзалах свои вещи. Очень помогает, хотите научу? Когда отправляетесь в дорогу, нужно просто...
Ллойд не договорил, сник под её взглядом. А она задумчиво и вопросительно смотрела на него не меньше получаса, как ему показалось – настолько странно-неопределённым по своему выражению был её взгляд. На самом деле, конечно, прошло не больше минуты. Тогда, уже достаточно истерзав его нервы, она произнесла:
– Давайте поговорим о другом.
Ну вот, опять эта их излюбленная фраза! Каждый раз одно и то же. Всё по одному и тому же сценарию.
– Я не знаю никакого «другого», – покачал головой Ллойд.
– Что за бред... – произнесла она. – Просто дайте мне ключ и я пойду. Я ужасно устала с дороги.
– Я тоже, – кивнул он.
– Ключ! – она это неожиданно громко и требовательно протянула руку. Словно хотела ударить. Возможно, она даже сделала бы это, если бы её не смутила бритва в его руке. На всякий случай Ллойд спрятал бритву в карман. Мало ли что она может подумать.
– Боюсь, – неуверенно выговорил он, – ни один мой ключ не подойдёт к вашей двери. Видите ли, замки выпускаются, как правило, с уникальной формой...
– Вы что не в себе? – неуверенно пожала плечами гостья.
– А где же я?
Она смерила его долгим взглядом, вздохнула.
– Послушайте, господин... э-э-э...
– Слушаю, – согласно кивнул он, ободряя к продолжению. – Я слушаю, а мой крем засыхает.
– Да наплевать на ваш крем! – неожиданно сердито сказала она, чуть не подпрыгнув, словно и правда хотела плюнуть ему на щеку.
– Нет-нет, спасибо, – поспешно произнёс он, отстраняясь. – Я сейчас смочу его водой и всё будет в порядке.
– Это ваше дело, – устало молвила она.
В её взгляде ему почудилась едва ли ни отвращение. Или даже ненависть. Ну почему, почему он всегда вызывает у женщин такие неприятные чувства?!
– Да, – на всякий случай согласился он. – Конечно, это моёдело. – И добавил осторожно: – Зачем же вы говорите очевидные вещи?
Покачав головой, она отвернулась от Ллойда. Носок её туфли запрыгал, отбивая какой-то неведомый ритм. В ритме чувствовалось лихорадочное недовольство.
Ну что ж... Ну что ж, нужно прекращать странный и неприятный разговор с этой дамой. Она явно не... явно немного не в здравом уме. Лучше заняться делом, лишить её возможности продолжать терзать собеседника, вынуждая его говорить ни о чём и так, как нравится ей. Хочет выставить Ллойда дураком. А вот не получится!
Он сделал шаг к зеркалу, исподволь заглядывая в его глубины, готовясь раскрыть бритву.
Но она опередила его!
– Послушайте, как вас там... Если бы это был не единственный пансион на этом островке, я бы давно уже ушла отсюда, от такого... такого неприветливого хозяина. В конце концов...
Ллойд с радостью отвернулся от зеркала, которое уже попыталось втянуть его сознание в свою всё искажающую пучину.
– Да, я тоже! – сообщил он.
– Что? – не поняла она.
– Я тоже ушёл бы отсюда. Но ближайшая гостиница есть только в Кармартене.
– Ближайшая? – недоуменно повторила она. – В Кармартене?! Что за чушь... Вы хотите сказать, что на сто миль в округе нет больше ни одной ст оящей гостиницы?
– Ну почему же... Ст оящих много. Но лучшая – в Кармартене.
– Я с ума сойду! – неожиданно воскликнула она.
Это он тоже слышал от них, от женщин, довольно часто. Что за странная тяга у прекрасного пола к сумасшествию. Да, профессор Локк говорил как-то, что женский мозг существенно отличается от мужского. Он несовершенен. Мал. И постоянно высыхает. Хотя, нет... Кажется, он говорил, что мужской высыхает быстрее... Или..? Ладно, всё равно сейчас не вспомнишь.
Ллойд серьёзно покачал головой, сделал пару осторожных шагов в сторону гостьи, чтобы придать своим словам больше веса.
– А это не будет опрометчивым решением? – спросил он многозначительно. – Тут ведь знаете как... Как говорится, семь раз отмерь и только один...
– Послушайте! – невежливо и нетерпеливо перебила она. – Вам не кажется, что хозяину пансиона следовало бы вести себя с постояльцами погостеприимней?! И не разыгрывать перед ними шута горохового!
– Кажется! – затряс головой Ллойд.
Уж с чем, с чем, а с этим невозможно было не согласиться.
– Вы дадите мне комнату, наконец? – процедила она сквозь зубы.
– Нет, – с сожалением отозвался он.
Боже, конечно же он дал бы ей комнату, если бы это было в его власти! Он дал бы ей две комнаты! Лишь бы только она оставила его в покое, не сердилась и не презирала. А то, что она презирает его – совершенно очевидно.
– Нет?! – это прозвучало уже угрожающе.
От такой экспрессивной дамы можно ожидать чего угодно. А если она кинется в драку? А он попытается закрыться руками. А в руке у него – бритва!
Ллойд торопливо убрал бритву в карман.
– Увы, – произнёс он нерешительно. – Я не могу дать вам комнату. Хозяин этого не одобрит. А он, знаете ли, очень крупный и грубый человек. Этакий настоящий мужлан. Не удивлюсь, если окажется, что он бьёт своих постояльцев.
– Подождите, подождите... – замерла она на месте. – То есть... вы не хозяин этой гостиницы?
– Ни этой, ни какой-нибудь другой. Я Ллойд. Я не Пирс Маклахен.
Она заворожённо смотрела на него некоторое время, прежде чем рассмеяться. Она смеялась, хохотала, ржала! Долго.
– Ой, не могу... – произнесла наконец. – Какая глупая ситуация! Простите, простите меня... Но почему бы вам сразу не сказать, что вы не хозяин?
– А разве вам это интересно? – пожал он плечами.
– То есть?
– Ну-у, – попытался он объяснить, – если бы вам было интересно, вы бы спросили. А хозяин ли я. Но вы не спросили.
Она закатила глаза, снова падая на диван.
– Ой умора! С вами невозможно разговаривать! Какой вы смешной, право слово. Давайте лучше перестанем, пока я не умерла от смеха.
– Давайте, – охотно согласился Ллойд, доставая из кармана бритву.
Он вздрогнул и поёжился, когда холодная сталь коснулась кожи. Вернее, не кожи, а корки засохшего крема, через которую острота бритвы едва-едва угадывалась. Ах, да, он так и не смочил щёки!
– Вы всегда бреетесь в кепке? – спросила дама то ли удивлённо, то ли насмешливо.
– Со вчерашнего дня, – довольно ответил он, любуясь новеньким головным убором. И даже лукавое зеркало ничего не могло поделать: Ллойд себе понравился. Профессор в очередной раз оказался прав.
– А где же хозяин? – поинтересовалась гостья.
– Пошёл вешать собак, – отозвался Ллойд, открывая воду.
– Что?! – в ужасе воскликнула она. – В самом деле?! Вы видели?
Сначала Ллойд испугался её страха – он ведь совсем не хотел никого напугать. Потом почувствовал некоторое превосходство: значит, он тоже может заставить её растеряться!
– Да, – кивнул он и постарался как можно точнее передать интонации Пирса Маклахена, хозяина: – Чёрта с два у них получится утопить меня! Нашли козла отпущения! Да я повешу на них всех собак!
– Ужас какой! – прошептала дама.
– Видели бы вы его лицо при этом! – добавил Ллойд, размачивая кремовую корку на щеках.
– Послушайте, а поблизости правда нет больше ни одной гостиницы?
– Есть, отчего же, – кивнул он. – В Кармартене.
– Но это же больше ста миль! Даже не смешно.
– Нисколько, – согласился Ллойд, аккуратно проводя бритвой по щеке. – Я жил там прошлый год, когда проходил курс в клинике профессора Локка. Мне не было смешно, вы верно подметили.
– Локка? – она наморщила лоб, вспоминая. – Хм... Не слышала о такой клинике. Хотя живу под Кармартеном.
Ллойд пожал плечами. Это неловкое движение стало причиной того, что бритва охотно врезалась в кожу, причиняя неимоверную боль. Опять, опять она обманула его!
– Ах ты ж!.. – досадливо поморщился он. – Порезался. Я всегда режусь на этом месте. В смысле, не здесь, перед умывальником, а на клинике профессора Локка. Всегда, всегда!.. Вот, уже и кровь пошла.
– Странный вы какой-то, право, – улыбнулась дама.
Ллойд передумал бриться. Морщась от боли, он торопливо смыл с лица остатки крема.
– Странный?.. – говорил он при этом. – Ну, не знаю. Возможно, так получилось. А клиника профессора Локка открылась совсем недавно, лет сорок тому... Неудивительно, что вы о ней не слышали.
К счастью, он не видел, как вытянулось лицо незнакомки при этих словах, а то порезался бы ещё раз, несмотря на то, что держал бритву на отлёте, на вытянутую руку.
– Это очень хорошая клиника, – продолжал он, протирая лицо полотенцем. – Мне там здорово помогли. У меня было уже три курса. Каждый год – два. Теперь приступы случаются крайне редко.
– Приступы?.. У вас сердце? Желудок?
Ллойд недоуменно взглянул на свою собеседницу. Всё таки, женщины – странные существа.
– У меня и то и другое, – позволил он себе усмехнуться. – В желудок я ем. А сердце стучит – тук-тук... тук-тук... тук-тук... Я иногда его слышу. Говорят, это плохо. Нельзя слышать своё сердце, если оно здор ово. Так что, возможно, сердце у меня тоже больное.
– Я хотела спросить о вашей болезни, – пояснила дама.
– Ну, спросите, – согласно кивнул он.
– Я уже спросила.
– Не слышал, простите. Повторите, пожалуйста.
