Текст книги "Пепельные цветы"
Автор книги: Алексей Притуляк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Часть II
10. День четвёртый. Гленда
Порой за три дня можно встретить больше интересных людей, чем за всю жизнь – это Гленда знала давно. В теории. А теперь вот практика подтвердила это знание. Разумеется, «интересный человек» – совсем не обязательно то же самое, что «приятный человек» или «человек, с которым можно жить в одной гостинице на маленьком острове». В отеле! Надо не забывать, что эта гостиница совсем не гостиница, а – отель. Этот беспардонный Маклахен скоро доведёт Гленду до того, что она всю оставшуюся жизнь любой придорожный мотель будет называть отелем. Ужас. Ужасный человек.
Гленда вышивала салфетку. Нет, конечно не ту же самую, с Муми-троллем – та уже готова, ещё вчера была готова. А на новой – приятного бежевого цвета – Гленда вышивала утёнка, который только что вылупился из яйца и ещё сидит в скорлупе, удивлённо поглядывая на открывшийся перед ним огромный мир. Огромный окружающий мир будут представлять, по замыслу Гленды, зелёная травка, под ярким солнышком, и божья коровка, примостившаяся на цветке ромашки. Вот такая сложная, уютная и жизнерадостная композиция.
– А вы заметили, что хозяин сторонится этого заику, Деллахи? – обратилась она к Ллойду, который прохаживался по гостиной, то и дело ероша свои и без того взъерошенные волосы. – Мне кажется, он его боится. Он и работать его совсем не заставляет. И живёт Деллахи в комнате, а не, например, в прачечной, как вы.
Все эти три дня мысли Гленды постоянно вертелись вокруг обитателей гостини... отеля. И Деллахи – странноватый, загадочный, молчаливый – занимал в этих мыслях далеко не последнее место.
– Он его просто ненавидит, – отозвался Ллойд.
– Кто кого? – не поняла Гленда. – Маклахен Деллахи, или Деллахи Маклахена.
– От перестановки мест слагаемых сумма не меняется, – задумчиво отозвался Ллойд, остановившись и потирая подбородок.
– Какой-то вы сегодня с утра... озадаченный, – мягко улыбнулась Гленда и бросила на собеседника испытующий взгляд: не обиделся ли он на подобранное слово. Но Ллойд, кажется, последней фразы даже не услышал.
Гленда пожала плечами.
– Скорей всё же хозяин его боится, – сказала она.
А потом закраснелась и, лукаво поглядывая на Ллойда, осторожно произнесла:
– А... А у вас и мисс Беатрис...
– Это неправда! – неожиданно воскликнул молодой человек. Так неожиданно и с таким жаром, что Гленда укололась.
– Тише, тише! – принялась она успокаивать собеседника, посасывая раненный указательный пальчик. – Я же ничего ещё не сказала... Мне-то что...
– Я хорошо отношусь к Беатрис! – продолжал молодой человек таким тоном, будто его обвинили в неприязни к этой особе.
– Так и я о том же, – несмело улыбнулась Гленда. – Даже очень хорошо относитесь. Я знаю. И она... к вам тоже... благоволит.
– Она учительница! – воскликнул Ллойд, замирая перед Глендой, заглядывая ей в лицо совершенно, кажется, безумным взглядом.
О, господи! Какой он, всё же, бывает иногда... Странный не то слово. Немножко даже страшный, да. А то временами становится совсем как ребёнок неразумный, правда. В такие моменты Гленда даже испытывает к нему какие-то материнские чувства, хотя она, наверное, раза в два младше его. Ну в полтора-то уж точно!
А порой он бывает таким... таким странно взволнованным и... страшноватым, да, как она уже и сказала.
– Учительница?.. А... а при чём здесь это? – наморщила Гленда лобик, пытаясь уразуметь ход мысли собеседника.
– Не знаю! – волновался Ллойд. – Она учительница, уверяю вас!
– Хорошо, Ллойд, хорошо, – за кивала Гленда. – Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. А то у вас опять начнётся... А то вы опять впадёте...
Она смущённо умолкла.
– Он его убьёт! – внезапно произнёс Ллойд, совершенно без связи с предыдущим разговором.
Гленда даже подпрыгнула и едва не укололась ещё раз.
– Кто?! – воскликнула она, глядя на собеседника во все глаза. – Кого?
– Хозяин, – пробормотал тот, лихорадочно что-то соображая. – Шона Деллахи.
– О, господи! С чего вы...
– Или наоборот, – перебил молодой человек. Он, кажется, не слышал Гленду. – Но добром дело не кончится, я вам точно говорю.
Гленда смутно припомнила что-то из истории и мифов древней Греции, в которой всякими там оракулами были люди не всегда психически здоровые. Может быть, она и ошибалась, но что-то такое она точно где-то читала или слышала.
– Ужас какой! – сказала она, прекращая шитьё. – Не пугайте меня, Ллойд.
– И жену свою убьёт рано или поздно, – не слушал тот.
– Ллойд! Умоляю вас, замолчите! Или я уйду. Не хочу слышать подобные вещи.
– Включить радио? – Ллойд словно выплыл из мутного омута, в которое окунулось на минуту его сознание. Он даже непонимающе огляделся по сторонам и провёл рукой по лбу.
– Нет, не надо, – поморщилась Гленда. – Надоели эти разговоры о войне.
Действительно, неизвестно ещё, кого лучше слушать: безумца Ллойда или это безумное радио.
– Каждый день одно и то же, – продолжала она. – Кто кого разбомбил, кто кому и чем пригрозил... Как будто нечем больше заняться и не о чем больше поговорить.
– О чём, например? – вопросил Ллойд.
– Ну-у... В мире много прекрасных вещей, и ещё больше тем для разговора.
– Например?
– Ну-у... Можно поговорить о моде, скажем, о поп-музыке, о кино... – неуверенно отозвалась Гленда. – Вам нравится Дейзи Синклер?
– Нет, – ответил Ллойд. – Я не знаю, кто это.
– Вы не знаете, кто это?! – удивилась девушка. Неподдельно удивилась, по-настоящему. – Но это же звезда! Она снялась в сериале «Женись на мне».
Надо сказать, что этот довольно глупый сериал как раз и был тем самым единственным фильмом, в одной из серий которого абсолютно случайно снялась Гленда. В беглой эпизодической роли. Разумеется, она не ожидала, что Ллойд вдруг её вспомнит, но... Но как всё же было бы интересно... Вот он, вдруг, хлопнет себя ладонью по лбу и скажет: «Какой же я лопух! Всё думаю, где это я мог видеть вас раньше! Так вот оно что! Вы та самая девушка в очаровательном бальном платье и с такой причёской-водопадом, которая...»
– Я не смотрю сериалов, – перебил её мысли Ллойд. И не знаю ни одной звезды на небе с таким названием.
– Хм... – разочарованно произнесла Гленда.
Ллойд посмотрел на неё долгим задумчивым взглядом, отошёл к окну. Выглянул. Кажется, ему точно стало лучше. А то уж Гленда испугалась, что у бедняжки начинается приступ. Он так странно разговаривал.
– Небо опять хмурится, – сказал Ллойд. – Когда последний раз было солнце, вы не помните?
– Дней пять назад, – пожала плечами Гленда.
– Больше. Больше, – задумчиво возразил он.
– Как вы думаете, что там сейчас происходит, на большой земле? – спросила она, снова берясь за шитьё. – Как там сейчас живётся?
– Так же как и на маленькой, – отозвался Ллойд. – За те три дня, что вы здесь, ничего не изменилось, уверяю вас.
– Может быть, есть какие-то новости с того света? – она робко улыбнулась собственной шутке в стиле Ллойда. – Быть может, вы слышали что-нибудь от хозяина?
– Сначала туда нужно попасть, – ответил он. – На тот свет. А от нашего хозяина вряд ли услышишь что-нибудь кроме ругательств.
– Зачем вы притворяетесь, будто не понимаете, о чём я говорю? – спросила она. Без всякого возмущения, впрочем. – Когда кончится Большая Война, как вы думаете?
– Большие войны быстро не кончаются, – был ответ.
– Пожалуй, вы правы. Надеюсь, это будет последняя война. Хватит уже человечеству воевать.
– Она не будет, она – есть, – возразил собеседник. – Идёт вовсю. Что касается того, станет ли эта война последней – да, станет. Мы все умрём. Воевать будет просто некому.
– О, боже! – испуганно произнесла Гленда.
– Вы не знали? – поднял брови Ллойд, снова останавливаясь перед ней на своём пути от стены до стены.
– О чём? – не поняла она.
– О том, что мы все умрём.
Хлопнула дверь. В гостиную вбежала встревоженная Беатрис. Лицо её было бледно, несмотря на всю его смуглость; а может быть, благодаря как раз этой смуглости и бросалось в глаза то, как она сейчас бледна и взволнована. Гленда сразу поняла, почувствовала, что случилось что-то очень недоброе. Может быть, этот ужасный хозяин уже убил Деллахи? Или – о, боже – свою жену? Она даже бросила испуганный взгляд на Ллойда, который тоже замер у стены и тоже стремительно бледнел вслед за пришедшей.
– Радио! – вскричала Беатрис, обводя присутствующих взглядом, исполненным ужаса. – Вы слышали радио?!
– Что там? – произнесла Гленда, чувствуя, что губы отказываются ей повиноваться. И руки обессиленно пали, едва не выронив салфетку с жёлтым утёнком, который уже умел удивлённо смотреть на огромный мир и открывать клювик.
– Не слышали, потому что Гленда не позволила включить радио, – отозвался Ллойд.
– Бомба! – воскликнула Беатрис. – Они бросили бомбу!
– О, боже! – на глазах Гленды против её воли закипели готовые пролиться слёзы. – Кто?
– Куда? – почти без интереса спросил Ллойд.
– Италии больше нет! – выпалила Беатрис. – Рима больше нет! Нет больше ни Венеции, ни Болоньи, ни Милана, ни Бергамо, ни...
– Вы будете перечислять все города Италии? – поинтересовался Ллойд.
Эта равнодушная и где-то даже невежливая фраза, брошенная, казалось, сквозь подавленную зевоту, вмиг охладила Беатрис.
– Вот так, – произнесла она, успокаиваясь. – Китайцы сбросили несколько бомб. Большие атомные бомбы. На Италию.
– Боже! Боже! – прошептала Гленда, вспоминая фотографии Колизея, гондольеров Венеции, корриду...
Впрочем, это она, кажется, неправильно вспомнила. Коррида не имеет к Италии никакого отношения. Конечно! О корриде писал Хемингуэй. А Хемингуэй никогда не писал об Италии.
– Сейчас все обеспокоены тем, куда понесёт радиацию, – продолжала Беатрис.
– Глупость, – безапелляционно заявил Ллойд. – Радиацию никуда не понесёт. Она останется на месте.
– Нас тоже поразит радиация! – воскликнула Гленда, не слушая молодого человека.
– Вы думаете? – ещё больше побледнела Беатрис. – Какой ужас!
– Какая глупость! – усмехнулся Ллойд. – Италия слишком далеко. Ну, разве что принесёт чёрный дождь.
– Чёрный дождь? – Беатрис перевела на него испуганный и удивлённый взгляд.
– Какой жуткое название! – вздохнула Гленда. – Не хотела бы я увидеть чёрный дождь!
– Дождь с радиоактивным пеплом, – пояснил Ллойд.
– Кошмар!
– Ужас!
– Этак они ещё и на нас бомбу сбросят! – Беатрис села рядом с Глендой. – Ой, какая прелесть у вас получается, Гленда!
– Кому нужно сбрасывать бомбу на гостиницу на мизерном островке! – рассмеялся Ллойд. – Да весь этот остров вместе с пансионом стоит в тысячу раз меньше одной бомбы!
– С отелем, Ллойд, с отелем, – уже привычно поправила Гленда.
– Думаете не сбросят? – произнесла Беатрис, продолжая любоваться салфеткой.
– Да полно вам! – отмахнулся Ллойд. – Пустяки это всё. Давайте лучше играть в домино.
– С вами невозможно играть, – улыбнулась Гленда. – Вы жульничаете.
– Я не могу сейчас играть, – покачала головой Беатрис. – Хозяин велел мне прополоть три грядки моркови. А я ещё и не начинала. Вообще, мне кажется, я скоро стану заправской огородницей.
– Тогда мы позовём Липси, – сказал Ллойд.
– Да он ещё больший жулик, чем вы! – рассмеялась Гленда.
– Липси чинит сарай, – поведала Беатрис. – Вернее, он пытаетсяпочинить сарай. Но у него, кажется, ничего не получается. Хозяин опять ему задаст.
При этих словах Гленда вспомнила, какой разгон устроил Маклахен, когда Липси что-то там напортачил с беседкой, которую ему было велено поправить.
– Тогда позовём Деллахи, – не унимался Ллойд.
– Ой нет, только не Деллахи! – возразила Гленда. – У меня от одного его взгляда мороз по коже. Страшноватый тип. Есть в нём что-то такое...
– От преступника, – подхватила Беатрис.
– Пожалуй, – прошептала Гленда.
– Мир вам! – произнёс чей-то голос.
За оживлённой беседой они и не услышали, как с улицы в гостиную кто-то вошёл. Этим кем-то была пожилая женщина в традиционной цыганской одежде, в цветастой юбке и не менее разноцветной косынке, перехватившей чёрные как смоль волосы.
– Мир вам! – повторила она, когда три удивлённых лица повернулись к ней. – А меня Джайя зовут.
– Какой уж тут мир... – пробормотала Беатрис.
– Вы с того света? – улыбнулась Гленда.
– Умеете играть в домино? – вопросил Ллойд.
– Похоже, что – с того, – кивнула цыганка на вопрос Гленды и тоже улыбнулась. Зубы у неё были на удивление хороши, несмотря на преклонный возраст. – Не умею, – повернулась к Ллойду.
– А что вы умеете? – спросил тот. – Здесь все должны что-нибудь уметь. Так решил хозяин отеля.
– Я гадать умею, – с готовностью отозвалась цыганка. – Хочешь, погадаю тебе, мой золотой?
– Ой, как интересно! – воскликнула Гленда, откладывая шитьё и хлопая в ладоши. – Погадайте ему, правда!
– Да, – поддержала Беатрис. – Нам всем погадайте.
– Мне – не надо, – испугался Ллойд.
– Почему? – цыганка бросила на него удивлённый взгляд.
– Я атеист, – смущённо отозвался тот и на всякий случай отошёл подальше, к двери.
– Ты не атеист, улыбнулась Джайя. – Ты – аметист.
– Это в каком смысле? – подозрительно свёл брови Ллойд.
– Апостольский камень, – пояснила цыганка.
– Не понимаю, – мотнул головой молодой человек.
Гленда попыталась припомнить, в какой связи аметист называется апостольским камнем. Что так оно и есть, она точно знала. А вот почемуего так называют – забыла.
– И не надо тебе понимать, мой хороший, – молвила цыганка Ллойду. – Мало ли что сболтнёт старая Джайя.
– Тогда зачем же сбалтываете, если даже понимать это не обязательно? – проворчал тот.
– Ну, я же цыганка, – улыбнулась Джайя. – Должна говорить разные загадочные вещи.
– А-а, – понимающе кивнул Ллойд. – Традиция такая.
– А погадайте мне! – Гленда протянула Джайе ладошку. – Пожалуйста.
– И мне погадайте! – встрепенулась Беатрис.
Джайя кивнула, подошла к Гленде, взяла её ладонь в свои смуглые, прокопчённые временем и кострами, морщинистые руки.
– Ай, мэ бибахталы! – воскликнула она через минуту. – Сэр пхэнава лакэ?!
– Что? – подняла брови Гленда. – Что там?
– Не скажу тебе, – цыганка выпустила её руку.
– Почему? – испугалась Гленда. – Что-то плохое?
– Не-ет, нет, дочка, – Джайя ласково погладила её по голове. – Не бойся.
И правда, весь испуг Гленды сразу прошёл, едва тёплая рука цыганки коснулась её лба.
– Ничего, – повторила старая. – Успокойся, ничего плохого.
– Просто традиция такая, – участливо добавил Ллойд.
Цыганка глянула на него, кивнула, улыбнулась.
– А и то, – подтвердила.
– А мою посмотрите, – попросила Беатрис, протягивая руку.
Джайя взяла её ладонь, наклонилась, близоруко рассматривая. Через минуту лицо её осветила изнутри едва заметная тёплая улыбка.
Беатрис тоже улыбнулась вслед за ней – просто невозможно было не улыбнуться навстречу.
– Что-то хорошее? – с надеждой произнесла она.
– Да, дочка, – кивнула Джайя. – Хорошее. Любовь тебя ждёт.
Беатрис смутилась, отмахнулась от весёлого взгляда Гленды.
– Любовь?
– Да, – подтвердила цыганка. – Самая последняя. Самая большая.
– Ой, как романтично! – воскликнула Гленда. И добавила лукаво: – И я, кажется, даже знаю, кто этот принц...
Беатрис смутилась ещё больше.
– Полно, Гленда, о чём вы! Вы же не цыганка.
– Этот принц – я, – ни с того, ни с сего изрёк Ллойд.
– Фу ты, какая самоуверенность! – Беатрис сердито взглянула на Ллойда, но не сдержала ласковой улыбки.
Гленда отлично всё видела. Гленду не проведёшь – она уже не пятилетняя девочка, а умудрённая жизнью будущая мама. Она хихикнула над глуповато-довольным видом Ллойда, над раскрасневшимися щеками Беатрис.
– Ты не бойся, дочка, – сказала между тем цыганка. – Не закрывай своё сердце. Ведь это – последняя твоя любовь. Так ты впусти её. Поскорей впусти, не трать время.
– По... Последняя, – задумчиво и грустно прошептала Беатрис.
– Больше уже никого не полюбишь, – цыганка ласково коснулась её плеча. – Вот и последняя.
– А-а, – с облегчением вздохнула Беатрис. – Вот оно как...
– Ну да, – кивнула Джайя. – А я как сказала?
Дверь из коридора открылась, едва не ударив Ллойда. В гостиную ступил Шон Деллахи. Он был в своей неизменной шляпе, которую не снимал даже на время общего обеда.
Хмуро оглядев собравшихся, он кивнул Ллойду: извини, приятель. Потом его взгляд вернулся к цыганке и застыл на её лице. Джайя, подняв голову тоже уставилась на вошедшего. В глазах её медленно и всё отчётливей проступал страх.
Гленда недоуменно посмотрела на цыганку, на Деллахи. Встретилась глазами с не менее удивлённым взглядом Беатрис.
А Ллойд ничего не заметил.
– О, вот и Деллахи! – радостно воскликнул он. – Деллахи, будете играть с нами в домино?
– Состэ мэ на умрём араки! – вполголоса произнесла Джайя, обращаясь к самой себе. И Беатрис: – А кто хозяйка здесь, скажи красавица?
– Хозяин, – отозвалась та. – Он к парому пошёл. И хозяйка с ним.
– Вместо мула, – усмехнулся Ллойд.
– А мне кажется, он её любит по-своему, – вставила Гленда.
– Да, очень по-своему, – хохотнул Ллойд. – Уверяю вас, Гленда, рано или поздно он её...
Гленда закрыла ладонями уши.
– Не хочу слушать! – воскликнула она, бросив на Ллойда сердитый взгляд.
В наступившей затем полной тишине Деллахи прошёл через всю гостиную и уселся на один из стульев у стены. Слышно было только постукивание протеза да усталый вздох стула, который, наверное, в очередной раз подумал о том, что уже слишком стар.
Все наблюдали за перемещением Деллахи, не отрывая взглядов. И тоже, наверное, подумали, что стулу давно пора на пенсию.
– Так что насчёт домино, Деллахи? – напомнил Ллойд.
Деллахи отрицательно покачал головой.
– Жаль, – не унимался молодой человек. – Составилась бы партия. Тогда, может быть, в карты?
– Пойду-ка я, пожалуй, – поднялась Джайя. – Подожду хозяев на улице.
– Зачем же это? – удивилась Беатрис.
– Да вон, они уже идут, – произнёс Ллойд, поглядывая в окно. – Пустые. Без продуктов, кажется.
Гленда приподнялась, тоже выглянула в окно, возле которого сидела.
– Да нет, – возразила она. – У них что-то лежит в корзине.
Минута или две прошли в полном и неловком молчании. Потом послышались шаги пришедших, обивающих на крыльце ноги. Дверь открылась, и вошли супруги Маклахен.
11. День четвёртый. Пирс Маклахен
У кого-то жизнь проходит от любви до любви, у кого-то от получки до получки, а у Пирса Маклахена – от парома до парома. Нет, претензий он никому никогда не предъявлял, потому что эту жизнь он выбрал себе сам и был ею вполне доволен. Тем более, что раньше особой зависимости от парома не было. Во-первых, он ходил регулярно и как часы. Во-вторых, если ты чего-то не купил на пароме, можешь всегда самолично отправиться в Сент-Брайдс и приобрести всё необходимое. Сейчас ни о какой поездке на материк речи не шло: во-первых, цены на бензин взлетели до небес, а во-вторых, какого чёрта, скажи на милость, делать в этом хаосе, рассаднике страха, паники и всякой заразы.
Паромное сообщение стремительно разваливалось, как разваливалась тихая и спокойная жизнь. С каждым днём паром ходил всё реже и всё больше уклонялся в какой-то одному ему ведомый график. Цены росли как на дрожжах, а количество предлагаемых товаров медленно, но неуклонно таяло.
Вот и сегодня не привезли почти ничего из того, что Маклахен заказывал. Ни крупы, ни репы, ни мяса. А этот чёрт рыжий, хромец этот проклятый: всё ему каждый день мясо подавай. Как сдурел. Корми всех мясом, да печенью, да овощами. А где их взять-то... И только всё деньги суёт. Денег у него, похоже, куры не клюют. Понятное дело: награбил, убивец, маньяк чёртов. Вот только какое ему дело до всех этих... непонятно. А то, что Пирсу Маклахену не понятно, то вызывает у него опасение и желание от этой непонятности избавиться. Ну да ладно, платит этот хромой чудик за всех, ну и пусть платит – Пирс Маклахен от этого не обеднеет уж никак...
Чёртова курица, эта Меган, вся извелась и его извела – кудахтала и стонала всю дорогу над неладной жизнью до тех пор, пока он не цыкнул на неё как следует. Кудахтай, не кудахтай, а ничего теперь не поправишь. Людишки, эти тупые создания, решили таки окончательно и бесповоротно уничтожить к чертям жизнь и самих себя. Да и пусть им. Пирс Маклахен как-нибудь пересидит на своём острове все эти ваши идиотские... эти, как их... потоклизмы... Слова-то у вас непотребные, дурные слова. Какие сами вы, такие и слова выдумываете. Сдохли бы вы все поскорее к чертям собачьим! Вот бы жизнь наступила без вас чистая да спокойная...
Под тоскливым серым небом они проводили глазами паром, потом – он впереди, Меган с корзиной за ним – медленно поднялись на холм, к отелю, кряхтя и думая каждый о своём.
Едва вошли в гостиную, Маклахен сразу увидел её. Цыганка. Тут даже и сомнений никаких. Цыганка.
Он сплюнул под ноги, проводил взглядом жену, которая тихо и торопливо исчезла в коридоре. Снова перевёл взгляд на цыганку. Та не сводила с его лица чёрных глаз, губы её поджались, сложились в тонкую ниточку.
Ну и что ты, дрянь, делаешь в отеле Пирса Маклахена? Что ты поджимаешь губы свои? Что ты там шепчешь, цыганщина проклятая?
– Ты кто? – мрачно бросил он черномазой в наступившей полной тишине.
– Джайя меня зовут, – отозвалась та. – Пожить у тебя хочу, мой хороший.
– Выбирай слова! – набычившись, процедил он. – Ты кто?
– Джайя меня зовут, мой золотой.
– Плевать мне, как тебя зовут! – вскипел Маклахен. – Цыганка?
– Цыганка.
– Убирайся отсюда.
– Куда же это?
– Куда хочешь, мне дела нет. Проваливай сейчас же!
– Почему? У меня есть деньги.
– Плевать! – взревел Маклахен. – Я сказал, проваливай, или я за себя не отвечаю!
– Эй, остынь х-хозяин.
Хромой произнёс это спокойно и негромко, как будто просто дал добрый совет своему приятелю. Маклахен вздрогнул, перевёл на заику взгляд.
– Здесь яхозяин, – сказал он почти по слогам.
– Вот тыи остынь, – кивнул Деллахи.
– А ты кто таков, чтобы мне указывать?
– Ш-шон Д-д-дэ-э... Деллахи.
Внутри Пирса Маклахена извергался вулкан, кипели гейзеры, полыхали молнии и рокотал гром, но говорить он старался спокойней. С Деллахи ссориться пока никакого резона не было. Нет, конечно он его не боялся – да ни в одном глазу! Придёт ещё его время, этого рыжего, придёт... Сыграет весло по его голове, или ружьё громыхнёт в спину. Подожди, хромой чёрт, подожди, будет тебе солоно... А покуда поговори ещё, покомандуй, поюродствуй тут. Пирс Маклахен умеет быть терпеливым...
– Здесь ярешаю, кто будет жить в моёмотеле, а кто нет, – сказал он почти спокойно. И лишь усмешка бегала по его губам, выдавая кипящую ярость.
– Вот и д-давай, ре-е-решай, – кивнул хромой. – Т-только смотри, реши п-п-пэ-э-равильно.
– Ты о чём это, а? – прищурился Пирс Маклахен.
– Д-дашь ей к-ключ? – не заметил рыжий его упрямого и гневного прищура. – Д-договоримся.
Они несколько минут мерились взглядами. Наконец Маклахен отвёл глаза. Хромой был силён, очевидно силён. Задавить такого, как дурака Ллойда или того идиота с трубкой, Липси, – не получится. Маклахен силён, может нахрапом взять кого угодно, а не сможет нахрапом, так сила в руках тоже ещё ого-го. Но с этим – не пройдёт. Этого надо осторожно, с хитрецой.
– Не дам, – выдавил хозяин. – Будет жить в... в бельевой. И чтоб я лишний раз тебя не видел, цыганское отродье!
– Парома больше не будет, – непонятно произнесла Джайя. Намёком каким-то... Но на что намекала эта черномазая крыса, Маклахен не понял. Да и не хотел понимать. Плевал он на намёки всякого цыганского отребья!
– Тебя не спрашивают! – бросил он.
– Хорошо. Тогда я пошла, – засуетилась Джайя. – Вещей-то у меня нет, одна сумка полупустая.
– Я провожу вас, Джайя, – подскочила эта худосочная, как её, что живёт на верстаке.
– И я тоже, – поднялась вторая, Беатрис. – Пусть мужчины поговорят о делах.
Чёртовы бабы. Проваливайте, все проваливайте.
– Ты сделала, что я велел? – вспомнил он, обращаясь к Беатрис.
– Ой, морковь... – спохватилась та. – Я сейчас, я быстро...
Она, отворачиваясь, протиснулась мимо Пирса Маклахена и исчезла за дверью.
– Я помогу Беатрис, – промямлил дурачок, направляясь следом за девкой.
Хе-хе... Бедолага... Уже даже Пирсу Маклахену видно, как этот юродивый поглядывает на девку. Да только ты ж дурак, парень, и ничего тебе не светит. Такая баба вряд ли станет размениваться на идиотов... А с другой стороны... бабы – дуры же, кому не известно... А с третьей стороны – Пирсу Маклахену плевать на вас на всех.
– Джайя, идёмте, – пигалица торопливо подхватила с дивана свою вышивку. Цыганка двинулась за ней, не сводя косого взгляда с Маклахена. Ах ты ж дрянь! Ты не сглазить ли хочешь, а?!
Они с Деллахи остались одни. Пирс Маклахен подошёл к дивану, тяжело опустился на него, достал кисет, принялся скручивать раскурку.
– Заплатишь мне за черномазую, – сказал, не глядя на хромого. – Двадцать пять. Твоя прихоть. Если б не ты, вылетела бы она отсюда в секунду. Не хочешь платить – так и будет.
Заика пожал плечами, достал бумажник, бросил деньги на стол.
– П-принёс? – спросил он, когда Маклахен, пыхтя, раскурил самокрутку.
Пирс выпустил густую струю синевато-серого дыма, отрицательно покачал головой.
– Нет мяса. По тридцать пять уже мясо. Курицу одну взяли да кролика.
– Знал бы, д-дал бы больше. Режь к-кэ-э-корову.
Рыжий гад разнюхал про Моуи ещё два дня назад. Пройдоха хромой! Веслом бы тебя по башке там же, возле коровника...
– Нет! – жёстко возразил Пирс Маклахен. – В среду опять будет паром.
– Н-не будет, – покачал головой Деллахи. – Т-ты же слышал, что с-сэ-э-сказала ц-цыганка.
– Плевать мне на бредни этой полоумной старухи! – оскалился Маклахен.
– Режь, – наставивал хромой.
– Нет! Неизвестно, сколько ещё всё это продлится. На рыбе пока пересидим, рыбы вокруг – как воды.
– Ей н-нужно м-мясо, – произнёс Деллахи.
– Мясо... А молоко? Молоко ей не нужно?
– Н-нужно, – вздохнул хромой, опуская голову.
– Вот и думай, – подытожил Маклахен. – Куриц уже всех порубил... Одна корова и осталась. Знал бы, что так будет, ни за что не продал бы свиней. Чёрт же вас всех принёс на мою голову! Не прокормишь такую ораву...
– Н-недолго осталось.
– Да уж скорей бы! – криво усмехнулся Маклахен.
– Л-лучше мы съедим, чем к-ки-итаёзы.
– До этого не дойдёт, – покачал головой хозяин. – Радио не слушаешь, что ли? Они ультиматум поставили: если Англия до первого июля не сдастся, будет атомная бомбардировка.
Нерешительно и тихонько вошла Меган, встала у двери, сложив на переднике руки, поглядывая на мужчин.
– Ну, что встала? – обратился к ней Пирс Маклахен. – Чего уши развесила? Заняться больше нечем?
– Устала я что-то, – вздохнула Меган. – Ноги не держат совсем. Не заболеть бы.
– Только попробуй! – пригрозил он. – И не думай, что тебе позволят лежать.
– Да разве ж я... – промямлила его жена. – Нет, господин Маклахен.
– То-то же, – кивнул он.
– Я пришла спросить: что готовить-то будем?
– Картошку вари, – велел Маклахен. – Хватит им жировать. Пусть отдохнут немного.
– К-кэ-э-ролика! – вступил Деллахи.
Меган взглянула на рыжего, перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот, досадливо поморщившись, недовольно бросил:
– Делай, что тебе велено.
– А сколько картофелин? – уточнила Меган.
– Тебе сказали крола готовить! – взъярился Пирс Маклахен. – И лапши сделай.
– Простите, господин Маклахен, – поникла Меган. – Я не поняла, видать.
– А когда ты понимала-то, дура! Пшла вон.
Жена неуверенно поклонилась, засуетилась, торопясь скрыться за дверью.
– Она же т-твоя же-е-жена! – произнёс хромой с брезгливостью глядя на Маклахена.
– Спасибо тебе, что сказал, а то я и не знал бы сроду, – усмехнулся тот.
– Ну т-ты и тварь, – покачал головой Деллахи
Он тяжело поднялся и поковылял к двери на улицу. Остановился у двери, сказал, не оборачиваясь:
– Онаб-будет жить в моей к-кэ-э-комнате. А мне дашь д-дэ-э-ругую. Я за-за-а-плач у.
И вышел.
– Тварь, – покачал Пирс Маклахен головой ему вслед. – Тварь, говоришь?.. А сам-то ты кто, душегуб?
А интересно, – подумал, – кто она ему? Чего он так за неё упирается? Бес в ребро? Или..? Денег-то у него несчитано, много денежек. Вот подрезать бы... Вот только кому они скоро будут нужны, бумажки эти. Все скоро сдохнем... Мясо, гляди-ка, ей... Не-ет, что-то здесь не то... Цыганка ещё эта... Тварь, говоришь?.. Подожди, я тебе дам «тварь»!
Бормоча, он подошёл к радио, щёлкнул переключателем. Ну, давай, Джонс, сбреши чего-нибудь. Идиот... Не в отца пошёл.
«А сейчас на волнах радио «Дредноут», – охотно затараторил Кевин Джонс, – интервью со звездой шоу «О том, о сём» Лайзой Борделли. Если вы помните, ребята, любому мылу Лайза предпочитает «Уайт гард». И это неслучайно, я думаю. Впрочем, обо всём по-порядку.
– Здравствуй, Лайза.
– Привет. Хи-хи.
– Вчера, в шоу «О том, о сём» ты сказала, что китайцы никогда не посмеют бомбить Рим, а сегодня...
– Ой, ребята, и вы туда же! Ну сколько уже можно о войне, а? Давайте о чём-нибудь повеселее.
– Можем, поговорить о грядущих выборах, хе-хе.
– Хи-хи.
– Кстати, о выборах. Как ты думаешь, какие шансы у Фила Подни? Согласно последним статистичес...
– А кто это?
– Э-э... Фил Подни?
– Ну да.
– А чёрт его знает, ха-ха.
– Ха-ха-ха! Балдёжно!»
Идиоты!
Плюнув, Маклахен выключил этот проклятый говорильник, в приступе ярости ударил по нему кулаком.
Идиоты! Идиоты! Животные... Жизнь просрали, проболтали, проиграли, про... И всё им ля-ля-тополя, засранцам!..
Сзади послышались осторожные негромкие шаги.
Пирс Маклахен обернулся.
– Чтоб тебя! – недовольно изрёк он. – Чего надо?
Джайя стояла в нескольких шагах от него, смотрела внимательно и жалостливо.
– Да ничего, мой хороший, – отозвалась она. – Думала, здесь есть кто.
– Никого, – бросил он. – Проваливай.
– Вижу, что никого.
– Проваливай, тебе сказано!
– Зачем боишься меня, скажи? – вдруг спросила она и даже, кажется, движение сделала – подойти ближе. Да не решилась.
– Чего-о? – протянул он.
– Вижу. Всё вижу, – забормотала чёртова баба. – Проклятье на тебе. Цыганка прокляла тебя. Хочешь, отведу? Цыганка прокляла, цыганка и отведёт проклятье.
– Иди к дьяволу! – рявкнул Маклахен.
– Как звали её, скажи?
Откуда это отребье узнала? – задумался Маклахен. – Точно, есть в них что-то, в этих тварях подзаборных. А может, и не сама она рассмотрела. Они же все друг друга знают. Шепнула одна другой, что, дескать, есть такой Пирс Маклахен, на острове... Чёрт их знает...
– Я у неё имя не спрашивал, – буркнул он.
– На чём прокляла тебя она? – не отставала цыганка.
– Чего?
– Что сделал ей? На чём проклятье было?
– Мальца её задавил.
– Что сказала она?
Что сказала?.. Что, он ещё должен вспоминать всю ту погань, что несла эта черномазая, сидя над своим дохлым последышем? Вспоминать, тебе, дряни, в удовольствие, себе в унижение?.. Сейчас, ага... Что сказала...
– Иди к дьяволу! – рявкнул он. – Всё отродье ваше гнусное, вшивое, идите к дьяволу! Ненавижу вас!
