Текст книги "Пепельные цветы"
Автор книги: Алексей Притуляк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Д-да?.. Многие н-находят это с-сэ-э-страшным.
– Ну уж нет, – подумав, ответила она. – Вот китайцы или русские в военной форме – это действительно ужас.
– К-китайцы м-мэ-э-маленькие и совсем н-не страшные, – улыбнулся он.
– И мы их обязательно победим. Ведь правда?
– К-кэ-э-конечно.
– Вы будете крёстным моего малыша?
– П-почту за честь. К-как ты его н-назовёшь?
– Остин.
– Х-хорошее имя.
– Я постараюсь, чтобы он и человеком был хорошим. Это самое главное, я думаю.
– П-пэ-э-постарайся, дочка, – он улыбнулся, коснулся её волос жёсткой, почему-то задрожавшей рукой, погладил.
– Лишь бы ему никогда не пришлось воевать. Ни с кем, – продолжала Гленда.
– П-прости.
– За что же? – она удивлённо подняла брови.
– Прости и всё. Ты м-молодец. Ты м-мэ-э-мужественная девушка. Д-дурацкое слово по отношению к д-дэ-э-девушке – «мужественная». Но т-ты именно такая.
– Спасибо.
Вернулась Джайя. Она была мрачнее тучи. Села на стул, напротив них, шепча что-то себе под нос.
– Ну, что там Джайя? – тихонько спросила Гленда. – Плохо?
– Плоха стала хозяйка наша, совсем плоха, – отозвалась цыганка. – Помрёт скоро.
– О, боже!
– И помочь не могу, – сетовала Джайя, – никаких трав нет. Ходила сегодня. Весь остров исходила, задохнулась вся – пусто. Всё пожухло, все пеплом укрыто, как саваном. Нечем лечить её.
– С-сэ-э-совсем спятила? – посмотрел на неё Деллахи. – Н-нельзя т-туда ходить.
– Что же теперь делать? – Гленда пересела к Джайе, обняла её, положила голову ей на плечо.
– Ничего, милая. Ничего не поделаешь тут. Как бог решит, так и будет. Сейчас уснула она, а проснётся ли, не ли – то богу ведомо.
– Н-не хотел бы я умереть в-во сне, – покачал головой Деллахи. – Страшно это. И н-неправильно: что жил, что н-не жил.
– Да что же вы такое говорите, мистер Деллахи! – воскликнула Гленда осуждающе.
– Да н-ничего такого, дочка. Это ж я т-так... ф-фэ-э-философствую.
– А-а, вот вы где! – в комнату вошёл Липси. – А то смотрю: тишина во всём доме. Только эти двое – Ромео с Джульеттой, хе-хе – в чулане щебечут. Да целуются ежеминутно. Счастливчики! Эх, было времечко, и я тоже... Ну да что ж теперь... Как гласит правило за номером двадцать три: не трать свои мгновения на зависть к чужим мгновениям, а лучше посвяти их тому... Впрочем, оно длинно и не аксиоматично, как говорит наш мистер Кэрролл, то бишь Ллойд.
– Меган стала совсем плоха, – поведала Гленда.
– Меган? – Липси погрустнел на секунду. – Ну, это не удивительно. Если бы я был женой мистера Маклахена, я бы тоже... кхм, – он опасливо посмотрел по сторонам, не проглядел ли хозяина. – Я бы тоже слёг... А вы, Гленда, я слышал, играете на флейте. Хозяину это вряд ли понравится. Думаю, он совершенно далёк от всякого рода искусства. Более чем далёк, мне кажется.
– Да что вы – «играю»! – смутилась Гленда. – Так, пыталась вспомнить что-нибудь. Это мистер Деллахи подарил мне флейту.
Это известие, кажется, совершенно сразило Липси. Он уставился на Деллахи и даже рот открыл.
– В самом деле? – произнёс он наконец. – Как это... кхм... неожиданно.
– Д-да? – усмехнулся Деллахи.
Этот простак Липси – самая, пожалуй, бесполезная личность на острове, даже по сравнению с Ллойдом – не вызывал у Деллахи никаких эмоций кроме, порой, лёгкого удивления тому, насколько глубоко человек может зарыть голову в песок, уподобляясь страусу. Отгородиться от мира вечной глуповатой улыбкой, какими-то детскими никчёмными правилами, записными книжечками – как крепостной стеной. Проложить вокруг ров и заполнить его мутноватой жижей многословия. Как будто всё это поможет спрятаться от жизни. Не говоря уж о войне.
– Ну-у, я бы никогда не подумал, что вы склонны к музицированию, сэр, – пояснил между тем Липси.
– И п-правильно не п-подумали бы, с-сэр, – кивнул Деллахи. – Не с-сэ-э-склонен.
– А-а... ага. Ну да, ну да, – покачал головой весельчак. – Понимаю... А что, не сыграть ли нам в бридж? Джайя, вы умеете играть в бридж?
– Нет, – ответила Джайя. – Я гадать умею
– Гадать?.. Хм... гадать... Нет, это немного не то. А во что вы умеете играть?
– Да ни во что, мой золотой.
– М-да?.. Ну что ж... Тогда мы можем составить партию в вист. А, Деллахи? Гленда?
Деллахи равнодушно пожал плечами. Он предпочитал «скат».
– Ой, правда! – захлопала в ладоши Гленда. – Здорово! Давайте играть! Мистер Деллахи?
– Ну, если вы х-хотите... – пожал плечами Деллахи.
– Хочу, хочу! Обожаю играть в карты. Особенно вечером, при свечах, в хорошей компании
– Ну и славно, – поднялась Джайя. – Хорошо, что нашлась забава вам. А я пойду тогда, посижу возле Меган. Мало ли что...
16. День семнадцатый. Пирс Маклахен
Никому кроме себя самого ты в этой жизни не нужен. Маклахен всегда это знал, он усвоил это задолго до того, как понял, что и ему самому тоже не нужен никто. Человечество как таковое было ему, конечно, необходимо для жизни, но если бы однажды утром он проснулся на своём острове совершенно один в целом мире, это вряд ли его расстроило бы и уж точно никак не повлияло бы ни на его настроение, ни на продолжительность жизни. Жить Пирс Маклахен умел. И выживать умел. Что с человечеством, что без него – не всё ли едино. Он бы не пропал.
Но эти твари, эти вши, не согласны были просто взять и исчезнуть. После себя они собирались оставить безжизненную землю, дохлую рыбу, мёртвых коров и пустые выжженные леса. В таких условиях даже Пирсу Маклахену выжить было бы не просто.
После того разговора с Деллахи его мучила бессильная злоба. Он понимал, что чёртов хромой не позволит ему избавиться от своих постояльцев – просто взять и вышвырнуть их с острова. С другой стороны, оно, может, и к лучшему. По-разному можно раскинуть...
Паром не приходил уже несколько дней, совсем не приходил. Количество еды стремительно уменьшалось, картошка таяла. Даже чёртово отравленное море, чёртов отравленный воздух не испортили аппетита этим вшам – они жрали, жрали и жрали, и просили ещё.
Последние дни Маклахен держал своё старенькое ружьё заряженным. На всякий разный неожиданный случай. То, что хромой тоже при оружии, он не сомневался. У такого, даже если бы он не был убийцей, просто обязано быть оружие.
А завтра истекает срок ультиматума. Возможно, завтра им всем конец.
А возможно, и нет. Пирс Маклахен подыхать пока не собирается. И будь вы все прокляты с вашими проклятьями, цыганва!
Он обвёл тяжёлым взглядом собравшихся за большим столом. Здесь были все, кроме Меган. Эта чёртова дура который день валяется в кровати и не встаёт даже когда Пирс Маклахен входит в её комнату. Только глаза её расширяются при виде мужа да рука начинает суетиться, метаться по простыне. А вторая рука у неё не шевелится. И Меган не говорит ничего, а только мычит что-то неразборчивое. Цыганка сказала, это кровь. Кровь ударила Меган в голову. А ведь это наверняка твоя работа, дрянь ты черномазая. Ты всё тёрлась возле Меган, каждый день лезла к ней с разговорами, всё толклась возле неё на кухне. Подс ыпала ей чего-то, как пить. И язык ей связала, чтобы она ничего не могла сказать, вывести тебя на чистую воду. Вон, лет восемь-девять тому у Коула из Лливенли жена так же слегла. А всё потому, говорят, что цыганку-гадалку к дому привадили... Убить. Убить чёртову бабу!
– И-итак, М-мэ-э-маклахен? – Деллахи оторвал взгляд от стола, уставился в лицо. – З-зачем вы н-нэ-э-нас собрали?
Затем и собрал, чтобы послать вас всех к чертям собачьим!
Они расселись вокруг стола. Слева поблескивает лысиной Липси. Улыбается. Идиот. Вечно весёлый пентюх, который думает, наверное, что его дурацкая улыбка обезоружит атомную ракету, когда та прилетит. Дальше эта парочка – девка эта со своим дураком. Исхудала. Видишь, как тебе на пользу остров пошёл да и вся эта чёртова заваруха с войной. Никаких тебе диет не надо, не нужно мучить себя и других. Подожди, то ли ещё будет...
Деллахи напротив сидит, смотрит в лицо. Да пошёл ты!..
Черномазая. Склонилась над столом, крестик в руках сжимает, будто молится. Всё верой прикрывается, а душу-то дьяволу продала. Вы же, цыганва – дьяволовы дети, это всем известно. Вы же потому такие чёрные, что адским огнём опалены. Придушить бы тебя, змея ты старая...
Глиста в обмотках сидит, иголкой туда-сюда, туда-сюда... Всё вышивалки вышивает. Кому они нужны твои вышивалки! Сдохнете же все скоро, дура...
– Поговорить надо, – тяжело произнёс Маклахен, не глядя на Деллахи. Чтобы не думал, что это на его вопрос кинулся отвечать хозяин.
– Т-так г-гэ-э-говорите, – дёрнул бровями хромой.
– Скажу, когда надо будет.
– Угу.
Маклахен придавил рыжего тяжёлым взглядом. Но у того глаза непроницаемые совершенно. В них смотришь, а не видишь ничего – как в пустоту смотришь, в которой даже свет тонет.
– С завтрашнего дня паёк будет урезан, – произнёс Маклахен с удовольствием.
– Вот как?! – поднял глаза Липси. Веселья в его глазёнках поубавилось.
– Опять? – недовольно поморщилась Беатрис.
А чего ты морщишься, девка. Ты радоваться должна – худей на здоровье!
– Ужас! – прошептала глиста в обмотках.
– Вот так, да, – кивнул Пирс Маклахен. – С утра передавали... Китайцы снова бомбили Поуис, Кередигион, Гвинед, Конун... Кармартенширу и Пембрукширу тоже досталось. Паром уже неделю совсем не ходит. Так что жрать придётся поменьше, и ничего с этим не поделаешь. Запасы не вечны и почти кончились. Мне легче убить вас всех, чем прокормить.
– Боже! – воскликнула эта вышивальщица.
– А что вы думаете, – усмехнулся Маклахен. – В работе-то от вас толку никакого, чёртовы неумехи.
– П-полегче, М-мэ-э-маклахен.
Он бросил на хромого быстрый взгляд, поморщился. Ты уж не испугать ли думаешь Пирса Маклахена, рыжая бестия?
– Не нравится – проваливай, откуда явился, – сказал он спокойно. На Деллахи кричать было как-то... Не боязно, нет конечно, а... несолидно как-то. – Тебя, чёртов сын, никто здесь не держит. Полиция только рада будет твоему возвращению.
– Ч-что?
А чего ты брови поднимаешь, душегуб. Это ты вот перед этими пустоедами можешь корчить из себя кого хочешь.
– А то, – усмехнулся Маклахен. – Я радио каждый день слушаю. И не надо на меня так смотреть, вон на нихгляди; они, может, и испугаются. А мне твои страшные взгляды – что вороне тараканы.
– О чём это он? – прошептала бледная немочь, встревоженно глядя на хромого.
– Н-не знаю, – пожал плечами тот.
– Не знаешь? – оскалился Маклахен. – Ну-ну... Только ты учти: я давно с ружьём сплю.
– Это неправильно, – снёсся чокнутый. – Спать надо с женой. Хотя в вашем возрасте...
Маклахен повернулся к нему всем телом, грохнул кулаком по столу так, что тот чудом не развалился.
– Ты чего это, сморчок полоумный?! – рявкнул он. – Да я тебя в пол вобью, щенок! Я тебя в море выброшу!
– Потише, господин Маклахен, – сурово произнесла подружка дурачка.
– Какое неприкрытое хамство! – вспыхнула бледная немочь.
– Я только пошутил, господин Маклахен, – враз побледнел дурак. – Наверное, неудачно. Простите, пожалуйста. Я и забыл, что госпожа Меган...
– Пошутил, говоришь? – не унимался Маклахен. – Да ты, недоумок, как вообще...
– З-за-а-замяли! – перебил хромой.
– А ты, рыжий, не очень-то здесь! – упёрся в него взглядом Пирс Маклахен. – Ты думаешь, твоё слово тут что-то значит? Да не больше чем... – он кивнул на Ллойда, – чем брехня этого дурачка.
– Сколько же в вас ненависти, – покачала головой дуракова подружка. – За что вы так ненавидите людей?
– Ага, – усмехнулся Пирс Маклахен, – ты мне ещё проповедь прочитай про «возлюби ближнего своего» и всё такое... Короче, так. Кому что-то здесь не нравится – я, или условия проживания, – тот может собирать пожитки и проваливать отсюда прямо сейчас. Я никого сюда не звал и никого силком не держу.
Он обвёл их всех презрительным и торжествующим взглядом... Молчите? Вот и помалкивайте, глисты.
Удовлетворённо кивнул, опустился на стул.
– Тем, кто забыл, напоминаю: завтра – первое. Узкоглазые начнут охаживать Англию. Я не знаю, как там это всё будет выглядеть – мне плевать и на них и на политику. Но одно знаю точно: не большой земле будет такая жаровня, что... Если кто-то хочет вернуться туда, я даже готов предложить лодку на радостях, за совсем небольшую плату. Лучше всего мне будет, если вы всем гуртом соберётесь и провалите. Но вы, кажется, совсем не рвётесь на материк, а? Или, может быть, я ошибаюсь?..
Он сделал паузу, наслаждаясь их беззащитным молчанием.
– Вам ведь удобней сидеть под крылышком очень плохого и злого дядюшки Маклахена, – продолжал он, – подальше от печи, в которую набросают завтра дров узкоглазые. Понимаю. Но коли так, то вам придётся жить здесь по моимправилам. Это мой дом, мой отель. Значит, и правила – мои.
– Страшно представить! – глиста в обмотках обвела всех вопросительным взглядом. – Неужели они правда решатся нанести ядерный удар?
– Италия, Испания, – пожал плечами весельчак, – Египет, Норвегия... А чем Англия лучше?
– Какой ужас! – немочь зябко передёрнула плечами. – А... А мы... мы не умрём?
Пирс Маклахен сплюнул, хохотнул, качая головой над бабьей глупостью.
– Так вот, – сказал он, – если кто-то из вас решит остаться здесь... Жильё и содержание с завтрашнего дня будет стоить вам двадцать фунтов. Подвал – пятьдесят.
– Подвал?! – вытаращила глазёнки эта глиста в обмотках. – За пятьдесят? Какая глупость! Кто станет жить в подвале, да ещё за такие деньги! Спасибо, но я уж лучше останусь в своей комнате.
– Специально для тупых барышень объясню, – усмехнулся Маклахен. – Подвал – какая-никакая защита от этой чёртовой радиации или чем там ещё они нас будут морить. Может травить будут, как тараканов, как этих... норвегов... Но я никого не неволю. Конечно, ты можешь оставаться в своей комнате. Только спрячься за гардению, чтобы не сдуло, когда прилетят ракеты.
– Но... Но это очень дорого! – вступила Беатрис.
– Так найди себе отель по средствам, – пожал плечами Маклахен. – На большой земле их полно сейчас, и все пустые.
– Я... У меня нет таких денег, – поник лысиной весельчак.
– У меня тоже, – произнесла цыганка.
А тебе, дрянь, никто и не предлагал. Твоё слово здесь вообще лишнее.
– Это не моё дело, – сказал Пирс Маклахен. – Или, может быть, я должен держать вас тут и кормить за бесплатно?
– Я тоже не смогу заплатить, – виновато посмотрела на него тощая глиста. – А нельзя ли... нельзя ли немного снизить цену?
– Остров большой, – усмехнулся Маклахен. – Есть старая брошенная деревня. Там вы сможете найти себе какой-нибудь сарай на троих. Или тот же погреб.
– Я з-за-а-плач у, – сказал хромой. – За Л-лэ-э-липси, Джайю и Г-гленду.
– Это не моё дело, – повторил Маклахен. – Плати хоть за всех.
Жаль, конечно. Прогадал. Нужно было задрать цены повыше.
Ничего, ничего, твари, я найду способ прижать вас так, что будете верещать и проситься на горшок.
– Мистер Деллахи, – глиста в обмотках стыдливо опустила голову. – Я... Я...
– Спасибо, Деллахи, – кивнул этот придурковатый весельчак. – Когда заварушка кончится, я обязательно верну всё до пенни.
– Я останусь здесь, – сказала цыганка. – Не надо за меня платить.
– Что за вздор, Джайя! – выпучила глаза дурачкова невеста. – Если вы не хотите принять деньги от Деллахи, то...
– Никогда цыганка не станет жить под землёй, – оборвала старуха. – Остаюсь.
– Д-дэ-э-джайя, это с-смертельно опасно. Д-даже п-погреб не...
– Ничто, – отмахнулась та. – Остаюсь, сказала, и всё тут.
– Ну и ладно, – поднялся Пирс Маклахен. – Это всё, что я хотел сказать. Можете расползаться по норам и про...
Он не договорил, потому что в небе послышался далёкий гул. В наступившей за столом полной тишине он нарастал – медленно, протяжно и зловеще. Через минуту где-то далеко ухнуло. В окно вдруг полыхнул яркий свет, от которого все невольно зажмурились, кто-то охнул, взвизгнул кто-то из баб.
И снова ухнуло. Маклахен почувствовал, как подрагивает под ним пол.
– Какие мощные бомбы! – пискнула глиста в обмотках. – Подо мной стул дрожит... Они что, совсем с ума сошли?! Разве можно бросать на людей такие страшные бомбы!
– П-похоже, это ядерный у-удар.
– Не может быть! Сегодня только тридцатое! – это Беатрис.
– Наверное, им было невтерпёж, – хохотун.
– Вам смешно, Липси?! – глиста.
– А разве я смеюсь?
– А до нас радиация дойдёт, Деллахи?
– Не знаю. З-за-а-зависит от того, к-какие г-гэ-э-города бомбят.
– Где же наши пэ-вэ-о? – весельчак.
– Н-надо идти в подвал, на всякий с-сэ-э-случай.
– Так, – заторопился Маклахен. – Значит – с сегодняшнегодня. Место в подвале стоит полста фунтов уже сегодня! Все слышали?
Свет вдруг погас, а за окном явилась новая вспышка и долго не угасала. Снова задрожала земля. Потом свет угас, и остров снова погрузился в вечерний мрак.
Заскрежетали отодвигаемые стулья. Кто-то чиркнул зажигалкой, кто-то зажёг спичку.
– И сколько же нам придётся там сидеть? – спросил кто-то из баб.
– А свечи там есть, господин Маклахен?
– Какой ужас!
– Там, наверное, полно крыс! Я умру, если увижу хоть одну крысу!
– А можно будет выйти хотя бы за одеждой?
Маклахен не двинулся с места. Он молча стоял посреди всей этой суеты, возгласов и смертного ужаса, нависая над столом неотёсанной глыбой, и улыбался.
А эти твари, эти добренькие сморчки, даже не вспомнили про старуху Меган. Ни один.
Часть III
17. День двадцатый. Нид Липси
На самом деле, жизнь и смерть – лучшие подруги.
Эту парадоксальную аксиому Нид Липси вывел давно и с тех пор очень любил её повторять, шокируя окружающих оригинальностью своих суждений. Ему очень нравилось если не быть, то хотя бы выглядеть парадоксальным и порой немного циничным. Лёгкий налёт цинизма придаёт взрослому мужчине своеобразный шарм и окружает его аурой мудреца.
Нет, Липси не был ни самовлюблённым глупцом, ни пустомелей. Тем не менее, он отдавал себе отчёт в том, что порой выглядит комично. И, как это часто бывает вследствие врождённого оптимизма и всегда хорошего настроения, боялся показаться легкомысленным, а потому часто и старательно напускал на себя вид много повидавшего пессимиста. Что, впрочем, случалось довольно редко и совсем не мешало ему выглядеть ещё комичнее.
Разумеется, он любил жизнь, во всех её проявлениях и со всех сторон. И чем больше он любил жизнь, тем больше, с возрастом, начинал бояться смерти. И ни жизнерадостность, ни необязательная вера в бога, ни свод правил, которыми были исписаны записные книжки, не помогли ему убедить себя в том, что он не боится смерти, не помогли ему относиться к смерти так, как она того заслуживает – с ненавязчивым уважением и лёгким пренебрежением.
Последние дни до истечения срока ультиматума внутренняя тревога, от которой саднило живот и трепыхалось сердце, заставляла его быть ещё веселее, болтать без умолку, делать тысячу ненужных и нелепых движений. Теперь же, когда всё уже случилось, а он был до сих пор жив, страх смерти перешёл в тоску и неизбывную клаустрофобию.
В подвале было душно. Сильно пахло подгнившим луком, многолетней пылью, протухшим мылом и туалетом. В тесном помещении были свалены ящики из-под овощей, листы картона, и прочий обязательный для любого подвала хлам. Здесь же были сложены старые отслужившие своё матрацы, которые теперь, уложенные вместе с картоном вдоль стены, служили обитателям гостиницы неким подобием кроватей. Посреди цементного пола был собран из ящиков импровизированный стол, на котором тускло горела керосиновая лампа, выжигая остатки кислорода.
Шёл третий день, как они спустились в этот подвал и сидели в нём безвылазно, за металлической дверью, которая должна была спасти их от радиации, ядовитых газов и всего, что грозило неминуемой смертью. К сожалению, она не могла спасти их от Пирса Маклахена, который пару раз спускался к ним, чтобы испортить всем настроение. По крайней мере, он приносил поесть – варёной картошки, сухарей, воды.
Электричества нет, – объяснил он в ответ на их сетования на скудность пищи. – Радуйтесь, тараканы чёртовы, что я вообще кормлю вас!
– У меня зудит всё тело. Это невозможно, – жаловалась на своём матрасе Беатрис. – Я хочу помыться!
– Да, это просто ужас, а не жизнь, – вторила Гленда.
– Наверное, можно уже подняться наверх, а, Деллахи? Третьи сутки ведь.
– Конечно можно, – вступил в разговор Ллойд. – Вон, хозяин там живёт, и ничего, живой. А Джайя, а Меган! Они же не спускались с нами сюда.
– Действительно, – вздохнул Липси. – Надо бы сходить, разведать, что там и как.
– Н-не стоит, Л-лэ-э-липси, – отозвался Деллахи.
– Я не могу больше сидеть в этой душегубке, – он встал, принялся ходить вокруг «стола», от чего язычок керосинки вот-вот, кажется, готов был угаснуть.
– Да, вонь здесь ужасная, – вздохнула Гленда. – И сырость.
– А эти мерзкие крысы! – плачущим голосом воскликнула Беатрис. – Я слышу их возню каждую ночь.
– Да, – простонала Гленда, дрожа от омерзения. – Они постоянно копошатся вон в том углу. Я готова была умереть со страху, когда увидела там две зелёные точки. Это были глаза. Такие злые, такие мерзкие!..
– Не думаю, что глаза крыс способны светиться зелёным светом, – возразил Ллойд. – Это же не... не кошки, в конце концов. Глазки у крысы маленькие, как бусинки, и они...
– Ах, полно, Ллойд! – перебила Гленда с отвращением. – Давайте больше не будем говорить об этих ужасных созданиях!
– А пойдёмте наверх! – предложил Липси. – Все! Идёте?
Беатрис с сомнением посмотрела на Ллойда.
– Я теряюсь, – произнесла она. – Милый?
Ллойд пожал плечами.
– Ну, не знаю... Может быть, пусть Липси сходит сначала?
– Н-нет, – покачал головой Деллахи. – Это с-сэ-э-мертельно опасно.
Хлопнула дверь. На лестнице ведущей сверху в подвал, послышались тяжёлые шаги и одышка, по которым сразу можно было узнать хозяина.
Пригнувшись, Пирс Маклахен, ступил под низкую притолоку входа, замер, обвёл помещение своим ничего, кроме отвращения, не выражающим взглядом.
– Ну, как там, мистер Маклахен? – обратился к нему Липси. – Я хочу выйти прогуляться.
– Шагай, – равнодушно бросил Маклахен, даже не взглянув на него.
– Как там Джайя? – спросила Гленда.
– Понятия не имею, – ощерился хозяин. – Плевать мне на эту чёртову бродяжку.
– А Меган? – подала голос Беатрис. – Ей лучше?
– Меган-то?.. – Маклахен прошёл к «столу», лавируя между кучами хлама и телами сидящих на матрасах затворников. Опустился на ящик, заменяющий табурет. – Да, ей лучше, – кивнул он. – Гораздо лучше.
– Славно! – воскликнула Гленда. – Значит, наверху действительно безопасно? Нам, наверное, можно выйти из этого ужас... из этого душного подвала?
– Ей теперь совсем хорошо, – продолжал хозяин, не слушая и не слыша. – Можно только позавидовать ей.
– В смысле? – произнесла Беатрис с напряжением.
Липси тоже почудилось в голосе хозяина что-то недоброе и злое. Впрочем, это была его обычная интонация.
– Что – в смысле? – хозяин бросил на Беатрис раздражённый взгляд. – Сдохла она, какой тебе ещё смысл.
– Что?!
– Как?! – выдохнула Гленда. – Ужас какой!
– Как, как – обычно, – пожал плечами Маклахен. – Сегодня ночью и сдохла. С утра я её похоронил.
– Бог мой! – прошептала Беатрис.
– Бог – общий, дорогая, уверяю тебя, – вставил Ллойд.
– Да заткнись ты, олух! – огрызнулась Беатрис. И тут же повернулась к Ллойду, обняла, потянула его голову к своей груди. – Ой... Прости, прости, милый!
Лицо Ллойда нахмурилось, как у обиженного ребёнка, готового заплакать. Он упирался, отворачивался от ласки Беатрис. А она гладила его по голове, целовала надувшиеся обидой щёки.
– Ну прости, мой милый, – шептала она. – Это нервы... Но ты тоже хорош! Нашёл время для своих шуточек!
– Ну и ничего, – бормотал Ллойд, отводя глаза. – Ничего. Подумаешь.
– Но как же... – произнесла Гленда, отирая набежавшие слёзы. – Почему вы ничего нам не сказали, мистер Маклахен? Мы бы помогли похоронить Меган.
– Нашлась помощница! – усмехнулся Пирс Маклахен. – Тебя саму хоронить впору.
– Да что вы такое говорите! – вскричала Беатрис, отпуская Ллойда. – Какой же вы всё-таки... противный, злой человек!
– Что есть, то и говорю, – не унимался хозяин. – Вы на неё посмотрите: тоща, как соломина.
– Я правда сильно похудела? – опасливо повернулась Гленда к Беатрис.
– Нет, дорогая, успокойся, – покачала головой та, не сводя с Маклахена яростного взгляда. – Мы все исхудали за это время. С таким... с таким замечательнымсодержанием в этом... отеле. Ты похудела ничуть не больше других, не беспокойся.
– Меня вчера мутило, – вздохнула Гленда. – И ещё была... Впрочем, не важно.
– В твоём положении это бывает, милая, – успокоила Беатрис. – Ничего страшного. Всё будет хорошо, поверь.
– Да, всё будет просто здорово! – зло расхохотался Пирс Маклахен.
– Пойду-ка я, все же, схожу наверх, – Липси обвёл всех взглядом.
– Ага, сходи, – бросил Маклахен.
– А что, не советуете?
– Да плевать. Я пришёл сказать, что сегодня заработало радио. Три дня молчало, а сегодня заработало.
– Здорово! – воскликнула Гленда. – Значит, всё хорошо!
– Что там? Какие новости? – оживилась Беатрис.
– Да ничего там, – отозвался Маклахен. – Англию разнесли к чертям собачьим. Говорят, американцы вступили в войну и ударили по Кубе, по русским и по узкоглазым. Каша, в общем. Земля ходуном ходит, говорят, и вот-вот слезет с этой, как её... с орбиты. Говорят, калиматическое оружие применили ещё.
– К-кэ-э-лиматическое, – поправил Деллахи.
– Ну ккэлиматическое, мне без разницы, – даже не взглянул на него хозяин. – У русских и ещё где-то, в нескольких местах, земля лопнула после землетрясений. В Исландии вулкан загулял... Сейчас, говорят, русские из войны выбыли, а вся заваруха теперь идёт между штатами и узкоглазыми. Вот так-то.
– Ну, теперь всё будет как надо, – кивнул Липси. – Давно пора было штатам навести порядок.
– К-конечно, – вставил Деллахи. – Они н-нэ-э-наведут.
– Я что-то не то сказал? – смутился Липси, уловив в его голосе насмешку.
– Да уж, – засмеялся Маклахен, – если янки за дело взялись, пиши пропало. Видать, им где-то хвост прищемили, раз они ввязались. А то всё ждали, пока европцы с азиатами друг друга в пыль переработают.
– Ну-у, не знаю, – пожал плечами Липси.
– А не знаешь, так и нечего язык чесать, – усмехнулся Маклахен.
Он кряхтя поднялся и пошёл к лестнице наверх.
– Жрать нечего, – бросил на ходу. – Я вам готовить не собираюсь – не кухарка. И это... Коровку мою... Моуи... я вам не отдам. Это всё, что у меня осталось. От Меган.
Скрылся, яростно хлопнув дверью.
Нид Липси постоял в раздумье, глянул на остальных и тоже двинулся наверх.
– Липси? – позвала Беатрис.
Он оглянулся на неё, улыбнулся натянуто. Искренне улыбнуться не получалось. Смерть наверху, за дверью, не поджидала – это очевидно. Ведь Маклахен и Джайя живы. Меган умерла, да... Но она всё болела последние дни, не вставала даже. У неё удар был, а пепел и бомбардировки тут ни при чём. Да, смерть не поджидала, но и ничего хорошего там тоже явно не было. Но и сидеть в этом подвале он больше не мог. Какой смысл? Зачем всё?
– От страха не спрячешься, – повторил он одно из своих любимых правил.
Правило было, возможно, не очень к месту, но ничего другого в голову не пришло.
Подошёл к двери, толкнул, выскользнул наружу.
В коридоре, ведущем к подвалу, стоял полумрак. Было холодно, особенно после влажной духоты, создаваемой пятью телами и керосинкой.
Шаги Маклахена прозвучали где-то впереди, в гостиной. Хлопнула входная дверь. Всё стихло.
Липси замер, прижавшись к холодной стене, осторожно и зябко дыша, ожидая, что вот сейчас, в следующую секунду, лёгкие обожжёт и они откажутся дышать. Затуманится сознание, и он повалится на пол, ощущая тошнотворную близкую смерть.
Однако, ничего не произошло. Воздух был самый обычный, только не по-июльски холодный. Пахло деревом и пылью – с тех пор, как Меган слегла, в доме, кажется, никто не убирался.
Он вздохнул и пошёл, осторожно ступая, стараясь издавать как можно меньше звуков, чтобы не разбудить задремавшую смерть, к двери в гостиную.
Догорал камин. Было тепло, даже жарко. Запылённое окно почти не пропускало света, так что комната тонула в полумраке. После мрачного и вонючего подвала эта невзрачная гостиная показалась ему просторной и такой уютной! Однако, толстый слой пыли, который покрывал всё – стол, радио, полки, стулья, – и тропа, протоптанная Маклахеном в пыли на полу, навевали уныние.
Липси торопливо пересёк комнату и открыл дверь на улицу.
Он ожидал увидеть что угодно, но только не это.
Чёрно-пепельного цвета низкое небо застилало землю от горизонта до горизонта, а горизонт был так близок, что казалось, до него можно добросить камень. И до неба тоже можно добросить камень. Только сделать это никто Липси не заставил бы – уж слишком оно было страшным, это притихшее небо, и казалось, что если нечаянно потревожить его, оно немедленно обрушится на землю всей своей массой, под грохотание громов и ослепительные вспышки молний.
Всё терялось в мутной дымке – почти не было видно причала внизу, а море, такого же пепельного цвета, как и небо, сливалось с ним воедино, так что и не понять, где кончается одно и начинается другое.
В оглушительной тишине шаги Липси протрещали громом небесным. Бросив взгляд на землю, он увидел, что пожухлая серая трава ломается под ногами тонкими льдистыми иглами. Там и тут лежали пятна снега, мало похожего на снег, а скорей – на посеревший от грязи град. Этот град шелестел и хрустел при каждом шаге, но звуки не разносились – они отражались от плотной массы серого воздуха и метались вокруг, на расстоянии вытянутой руки, и быстро угасали. Цветы, – Липси помнил, что это должны быть цветы, – торчали из земли застывшими пепельно-ледяными скульптурами, хрупкими и страшными в своей неузнаваемости.
Он замер, чуть отойдя от крыльца, озираясь.
– Эй! – произнёс через минуту, надеясь, что Маклахен отзовётся. Но голос увяз в трясине непроницаемого воздуха.
Было трудно, почти невозможно дышать. Воздух был так сух и напоён невесомым пеплом, что грудь буквально раздирало при каждом вдохе.
Он достал платок, прижал его к лицу, закрывая рот, ощущая на зубах вязкую грязь. Легче дышать не стало, но по крайней мере вдыхаемая масса была теперь не такой плотной.
Слева, в тумане, хлопнула дверь коровника. Звякнул замок. Появился в тумане силуэт Пирса Маклахена. Он шёл, ссутулившись, тяжело согнувшись, и вытирал ветошью руки. Лицо его было перекошено то ли болью, то ли усилием, которое приходилось делать, чтобы вдохнуть эту кашу.
– Что? – спросил он, наткнувшись на Липси, и тут же лихорадочно закашлялся. – Наслаждаешься видами, хохотун?
И, наступив Липси на ногу, не останавливаясь и не извиняясь пошёл к крыльцу. Липси только глупо пожал плечами ему вслед.
– Как там ваша коровка? – крикнул он, когда Маклахен уже открывал дверь.
Хозяин что-то ответил, но Липси не расслышал в этой туманной гуще.
