Текст книги "Пепельные цветы"
Автор книги: Алексей Притуляк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
7. День второй. Беатрис
Чулан даже после ядерного взрыва останется чуланом – это Беатрис поняла сразу, едва ступила в его пахучий полумрак. Каморка пустовала. В маленькое и тусклое оконце едва пробивался серый вечерний полусвет. Крышка большого, во всю стену, ларя была заблаговременно превращена в некоторое подобие лежака – накрыта старым, видавшим виды (и клопов, наверное, – о, ужас!) матрацем. Сверху хозяйка бросила принесённую пахнущую мылом стопку белья и одно (одно!) полотенце.
– Бог мой! – простонала Беатрис. – Какой ужас! Меня поселили в чулане – в старом, пыльном, вонючем чулане!
– Ну что ж вы такое говорите-то! – пылко возразила Меган Маклахен. – И нисколько он не вонючий. Пахнет деревом. И травами – я здесь укроп сушила и чабрец. И мяту тоже. Очень даже хороший и здоровый запах. И пыль я тут каждый день протираю.
– Кошмар! – не отступала Беатрис. – Неслыханно! А это что такое? Это по-вашему окно?! Я... Я напишу в газету... Я... Да я позвоню в министерство туризма и здравоохранения!
– Вы только на меня-то не серчайте, милочка, – примирительно всплеснула руками хозяйка. – Я что ж, я ж ничего. Я – сами видели – человек подневольный. Всем заправляет господин Маклахен.
– Но вы же его жена?
– Жена. Меган Маклахен к вашим услугам. Зовите меня «хозяйка».
– Даже и не знаю, как вас называть после всего этого, – дёрнула плечом Беатрис.
– Ну, не называйте никак, – смирилась Меган. – Что ж теперь. Только я тут ни при чём, вот что.
И ушла, пожелав напоследок «спокойной ночи». Издевательство, чистейшей воды издевательство!
Как ни странно, ночь Беатрис проспала как убитая – сказалась, наверное, усталость. И ни один клоп не коснулся её смуглой кожи, не потревожил покоя испанской королевы, потерявшей себя на рыхлом матрасе, едва прикрывавшем неподобающее ей жёсткое ложе.
По пробуждении она даже могла бы сказать, что давно уже, бог знает сколько времени, не спала так крепко и не чувствовала себя такой бодрой с утра. Не говоря уж о том, что встала она в начале седьмого, чего по выходным не случалось давным-давно. А ведь проживание на Гире можно приравнять к одному длинному выходному.
Когда она вышла из своей конуры и, мурлыча что-то себе под нос, отправилась принять душ, увидела в коридоре хозяина. Маклахен недвижимо сидел на стуле у небольшого узкого оконца, напоминавшего бойницу средневековой крепости и не сводил глаз с едва различимого вдали острова, на самом высоком холме которого огромным стеблем странного цветка поднимался к небу маяк.
– Доброе утро, сэр! – произнесла Беатрис, немного поколебавшись. Здороваться с этим человеком особого желания не было. Настроение было на удивление замечательным и портить его совсем не хотелось.
Сэр чуть повернул голову, бросил на Беатрис равнодушный взгляд.
– Оно будет у тебя добрым, – ответил, чуть помедлив, – если ты прополешь чеснок.
– Что? – Беатрис недоуменно подняла брови.
Это уже выходило за все границы мыслимого и немыслимого. Он что тут вообще из себя возомнил, этот мужлан! И что это за отношение!
– Только смотри, мышь ты городская, не повыдёргивай саму зелень. Ты, поди, чеснока-то в своём Лондоне и не видела сроду.
– Я никогда не была в Лондоне, – почему-то ответила Беатрис. Говорить надо было о чесноке: возмущаться, негодовать, послать Маклахена к чёрту наконец. А она о каком-то дурацком Лондоне.
– Плевать, – равнодушно отозвался хозяин, снова поворачиваясь к окну. – Пару грядок можешь обработать до завтрака, всё равно заняться тебе нечем.
– Я не буду этого делать, – сказала Беатрис как можно спокойнее.
– Первый паром проходит Гир приблизительно в семь сорок, – не менее спокойно ответил Маклахен. – Дождёшься его на причале, здесь ты мне не нужна. Деньги за сутки отдашь моей жене. Проваливай.
– Послушайте, – попыталась Беатрис воззвать к его разуму, к чему-то человеческому, что так или иначе должно заполнять место в его груди или сердце, или где там у человека обычно находится душа. – Послушайте, мы же цивилизованные люди. Я ваша гостья в конце концов. Я плачу вам деньги за... за какой-то чулан! И я ожидаю к себе соответствующего отношения. А вы относитесь ко мне, как...
– Проваливай ко всем чертям! – рявкнул хозяин, не поворачиваясь.
– Хорошо, – отозвалась Беатрис, пораздумав. – Хорошо, я сделаю то, о чём вы просите, но учтите, что...
– Я никого ни о чём не прошу, – усмехнулся Маклахен. – Если я сказал «проваливай», это надо понимать как приказ.
К щекам Беатрис прилила кровь. Больше всего хотелось ударить этого мерзавца, – подойти и хорошенько дать ему по этой крупной морде: по губам-вареникам, по носу-картошке, по узкому лбу настырного питекантропа...
Но она нисколько не сомневалась, что он тут же её и убьёт. Ну, по крайней мере, прибьёт до полусмерти. А потом они, вдвоём с женой, отнесут безвольно обмякшее полуживое тело Беатрис на причал и там бросят у самой кромки. Снесут туда же чемодан (разумеется, не затруднив себя сбором уже распакованных вещей, в числе которых и фарфоровый слон). Придёт паром. Как-бы-матросы загрузят на него бесчувственное тело Беатрис и увезут его на большую землю, где она и придёт в себя от того, что какой-то узкоглазый китаец кольнёт её, валяющуюся в порту, штыком, чтобы убедиться, что она мертва. Очнувшаяся от боли Беатрис завизжит, испуганно раскрыв во всю европейскую ширь свои красивые миндалевидные глаза в эти азиатско-китайские глазки-щёлочки. И тогда... Страшно представить, что произойдёт дальше!..
Ну что ж, в конце концов ей ведь действительно совершенно нечего делать до завтрака. Почему бы не подышать свежим воздухом, не познакомиться с островом поближе. Погода, кажется, обещает быть неплохой, а от огородной земли, она помнила, идёт такой восхитительный запах!
– Хорошо, сэр, – произнесла она, не глядя на хозяина. – Сейчас я приведу себя в порядок и пойду полоть чеснок.
Маклахен ничего не ответил; достал кисет и принялся скручивать самокрутку...
Хорошо. Чеснок, да? Ладно, хотя бы узнаю, как это растёт. А завтра... А завтра я, возможно, уеду отсюда. Хотя бы затем, чтобы сказать мерзавцу Гарри всё, что я о нём думаю. Пусть китайцы сбросят на меня свою термоядерную бомбу, но жить в этой хибаре, рядом с этим хамом...
В гостиной, куда Беатрис вышла через час, о чём-то разговаривали Меган Маклахен и тот лысоватый господин с хитроватым лицом страуса, которого она мельком видела вчера. Он приехал чуть позже.
– Что ж вы от меня-то хотите, – бубнила Меган Маклахен. – Я что, я ж ничего. Всем заправляет хозяин отеля.
– Представьте себе, доброе утро, – обратился господин к Беатрис, едва она вошла. – Представьте себе, хозяин поселил меня... где бы вы думали? В курительной!
– Неизвестно, кому из нас повезло больше, – отозвалась Беатрис, многозначительно взглянув на хозяйку. – Я живу в чулане.
– В чулане? – господин был явно ошарашен.
– Согласитесь, это форменное безобразие! – продолжала Беатрис, обращаясь не столько к нему, сколько к Меган Маклахен. – Это неслыханно и невиданно!
– Да я-то что ж, – повторила хозяйка своё излюбленное оправдание. – Всем заправляет муж.
– Муж да жена – одна сатана, – хохотнул господин.
Меган Маклахен бросила на него укоризненный взгляд, покачала головой, сокрушаясь.
– Полно вам, господин Не-знаю-как-вас-там, – сказала она.
– Меня зовут Липси, – поклонился господин в сторону Беатрис. – Нид Липси.
– Вот и славно, – кивнула хозяйка. – Полно вам, господин Липси.
– Да, меня поселили в курительной, – продолжал тот, не глянув на хозяйку. – Но я не жалуюсь. Не жалуюсь, госпожа...
– Беатрис. Просто Беатрис.
– Да, прекрасное имя. Я не жалуюсь, я прекрасно понимаю, что нужно радоваться тому, что имеешь. Это правило номер одиннадцать, записная книжка номер один. И потеряв большее, нужно благодарить судьбу за то, что осталось хотя бы и меньшее. Номер двадцать семь, там же.
«Какой он странный, этот Нид Липси, – подумала Беатрис. – Даже не знаю, кто из них больший чудак – вчерашний мой знакомец, или этот».
– Замечательно, мистер Липси, – сказала она вслух. – Мне кажется, вы очень жизнерадостный человек, и легко шагаете по жизни.
– Да, в жизни гораздо больше поводов и причин для радости, чем для уныния.
– Это кому как, – вставила хозяйка.
– Совершенно с вами согласен! – подхватил Липси. – Не найдёшь двух одинаковых жизней. Вот только начало и конец у всех одинаковы, хе-хе. Простите за грустную мысль.
– Видать, не так-то уж вам и весело приходится, вот что я вам скажу, – обрадовалась Меган Маклахен, направляясь к двери на улицу.
Она ещё не успела взяться за ручку, когда дверь сама вдруг открылась и на пороге возник суховатый, поджарый человек в плаще, в шляпе, надвинутой глубоко на глаза, и с сигарой, небрежно торчащей в уголке рта.
Беатрис немедленно представила, как этот человек поднимался, пыхтя своей сигарой, на холм – ей отчётливо увиделся табачный дым, циркулирующий по его усердно работающим лёгким. Стало дурно.
В следующий момент внешность вошедшего напомнила ей давно когда-то виденные гангстерские сериалы. Именно в таких длинных плащах, в шляпах и с сигарами в зубах появлялись в кадре бандиты. Они доставали из карманов длинные револьверы и безжалостно грабили и убивали.
Она не знала, кого напомнил новый гость Меган Маклахен, но та, охнув (от неожиданности, наверное), отошла в сторону.
Назнакомец бросил на неё мимолётный взгляд, небрежно кивнул и прошествовал в комнату, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. Когда он шагал, стало видно, как сильно он хромает. А его левая нога впечатывала в пол подошву ботинка с такой силой и с таким звуком, что сразу становилось ясно: вместо ноги у него протез.
Вдобавок ко всему, незнакомец был рыж, бородат, хмур и, кажется, неразговорчив. Беатрис никогда не любила рыжих мужчин, относилась с осторожностью к бородатым мужчинам, избегала хмурых и неразговорчивых мужчин. В общем, никаких причин присутствовать при разговоре у неё не было, и она направилась к незакрытой двери.
– Вы кто? – услышала она вопрос Меган Маклахен.
– Ч-ч-человек, – сильно заикаясь ответил пришелец. – Шон Д... Д... Деллахи.
Беатрис передумала уходить. Она только закрыла дверь и отошла к стене, с любопытством разглядывая вошедшего и гадая, что будет дальше.
Господин Липси с радостной улыбкой пошёл, почти бросился, к гостю, протягивая руку.
– Здравствуйте! – радушно воскликнул он. – Мы с вами братья.
– М? – произнёс незнакомец, блеснув навстречу глазами из-под поля шляпы.
– Ну как же... – с готовностью пояснил Липси. – Все люди – братья. Я тоже, подобно вам, человек. Следовательно, мы с вами братья... Ну, это же элементарно.
– У-у-у, – качнул головой Деллахи, небрежно пожав протянутую руку и усаживаясь на ближайший стул.
– А что это вы здесь курите? – подала наконец голос Меган Маклахен.
Шон Деллахи повернулся, взглянул на хозяйку так, будто не видел её только что, минуту назад.
– С-сэ-э-сигару, – молвил он.
– Мистеру Маклахену это не понравится, – хмуро предупредила Меган.
– Он н-не любит с-сигары?
– Ему не понравится, что вы курите.
– А-а, – кивнул Деллахи. – М-моему в-вэ-э-рачу это т-тоже не нра-авится.
– И кур ите, кур ите, правильно! – вмешалась Беатрис. Она не терпела табачного дыма, но сейчас готова была обожать любого, кто сумеет причинить чете Маклахенов хоть какое-то неудобство.
Меган, кажется распознав мотивацию Беатрис, осуждающе покачала головой:
– Как это мелочно с вашей стороны, милочка! – произнесла она, надув губы.
Нахалка! Она ещё смеет обижаться!
– Да что-о вы говорите?! – вспыхнула Беатрис. – А запихнуть гостя в вонючий чулан – это не мелочно, да?
– И совсем он не вонючий, – ещё больше обиделась хозяйка. – Я каждый день там убираю. И потом, это не я выдумала.
Показывая, что разговор с Беатрис закончен, она повернулась к Деллахи.
– Бросали бы вы курить, – строго, но с опаской произнесла она.
– Я к-курю т-тэ-эридцать лет, – ответили ей. – П-поздно б-бэ-эросать.
– Но почему – здесь? – настаивала Меган. – Идите курить куда-нибудь в другое место.
– Я здесь живу, – был ответ.
– Чего? – опешила хозяйка.
– К-кэ-это из вас х-хозяин этого с-са-а-сарая?
– Я жена хозяина отеля, – ответила Меган Маклахен, поморщившись и налегая на «отеля». – Можете называть меня «хозяйка».
Деллахи без всякого выражения (сколько было видно под полями шляпы) посмотрел на Меган, затянулся, выпустил облачко дыма.
– Мне н-не нужен отель. Мне нужен х-хозяин этого п-п-пэ... пансиона.
– Я о нём и говорю, – недовольно проворчала Меган. – Только это – отель. Так и запомните.
– Мне нужна к-комната.
– Я дам вам комнату, только бросьте курить, – сдалась хозяйка.
– Вы слишком м-многого х-хотите. Я к-курю т-тэ-э... т-тэ-э...
– Он курит тридцать лет, – произнёс Липси.
Деллахи благодарно кивнул в его сторону.
– Вот и скажите ему, что самое время бросить, – обратилась Меган к Липси, будто к переводчику. – Если сейчас зайдёт господин Маклахен, ему не поздоровится.
– М-мэ-э... Маклахену? – спросил Деллахи.
В голосе его невозможно было расслышать издёвки. Но Беатрис нисколько не сомневалась, что это издёвка. Она наблюдала за ходом беседы всё с б ольшим удовольствием, радуясь что не пошла полоть чеснок и не пропустила самое интересное.
Липси тоже понравилась шутка Деллахи – он тонко засмеялся. При этом его нос стал ещё больше похож на клюв страуса.
– Скажите ему, – недовольно обратилась Меган Маклахен к Липси, – что если ему нужна комната в нашем отеле, то он должен подчиняться общим правилам.
– Я не г-гэ-э... – попытался сказать Шон Деллахи. – Не г-г-гэ-э...
– Он не глухой, – поддержал Липси.
– Слава богу, да только мне-то что, – пожала плечами хозяйка. – Глухим здесь тоже нельзя курить. Курить можно в курительной.
– В курительной?! – возмутился Липси. – Но я там живу, если вы не помните!
Деллахи небрежно погасил окурок, раздавил его в тарелке, стоящей на столе.
– В-вот, – равнодушно произнёс он.
Видели бы вы какой победный огонь загорелся во взоре Меган Маклахен! Она удовлетворённо кивнула.
Тут и появился Пирс Маклахен.
8. День второй. Пирс Маклахен
Тупую курицу ждёт острый топор, – так говаривал папаша. Он это и мамаше всегда повторял. Правда, башку-то ей он так и не снёс. Рубанул, а башку снести силёнок не хватило – стар он тогда уже был. И совершенно зря его посадили. Мамаша сама была виновата, что под топор подлезла.
Эту короткую и ёмкую фразу про курицу Пирс Маклахен любил и частенько повторял, особенно жене. Точно не известно, когда он произнёс её в первый раз. Определённо не до свадьбы и не в первый день совместной жизни. А потом как-то так получилось, что стал повторять её довольно часто. Вот и сейчас она крутилась у него на языке при воспоминании о посеревшем картофеле.
Когда он ступил в гостиную, эта тупая курица сразу захлопала крыльями и, взвизгнув «Ой, у меня же пирог!», засеменила к двери. Виновато сутулясь под тяжёлым взглядом Пирса Маклахена, сторонясь его, она исчезла в коридоре.
– Совсем забыл! – воскликнул Липси, хлопая себя по лбу. – У меня же до сих пор не распакована сумка. Вот же я простофиля!
И засуетился, заторопился вслед за Меган, неловко обходя Маклахена, бессмысленно улыбаясь.
Беатрис проводила его взглядом, потом в упор и гордо посмотрела на Маклахена.
«А ведь я ж тебе велел идти чеснок полоть, чёртова ты кукла!» – подумал он.
– Пойду и я, пожалуй, – сказала эта смуглявая девка. – Душно здесь как-то сразу стало, просто нечем дышать!
Произнеся это, она бросила на Пирса Маклахена победный взгляд, скользнула любопытным и ободряющим взглядом по незнакомому мужику в шляпе, что вальяжно развалился у стола, и вышла на улицу.
Вот и шагай, шагай, пока тебе ещё душней не стало!
Маклахен всем телом повернулся к новичку. С минуту они рассматривали друг друга: Пирс Маклахен по-хозяйски оценивающе и свысока, гость – лениво и равнодушно. Хитрая сволочь и много о себе мнит, его по роже сразу видно. Ну, ты свои замашки-то городские оставь, оставь покуда. Здесь тебе никто кланяться и кофа подносить не будет. Пирс Маклахен тебя в оборот возьмёт быстро, уж это будь здоров. Ему ведь всё равно, кто ты и что там из себя представлял. Здесьты из себя ничего не представляешь. Здесь ты – проситель. А Пирс Маклахен – хозяин. И жизнь твоя, рыжий, зависит от него, от Пирса, мать твою, Маклахена. Ведь ты если хоть слово против вякнешь, вылетишь с острова драным петухом, и благо ещё, если вслед тебе ничего не полетит.
– Ну а ты, приятель? – произнёс Пирс Маклахен, когда выразил взглядом всё, что хотел.
– М-мне нужна к-кэ-э-комната, – промямлил посетитель.
Заика, стало быть. Рыжий, да ещё и заика. Это за что ж тебя так жизнь наказала?
– Ну, так я и думал, – кивнул Пирс Маклахен. – Только свободных комнат в отеле нет.
– Я за-за-заплач у.
Ух ты! Заплатишь?
Конечно заплатишь, голубок. Пирс Маклахен комнаты за так не раздаёт. Пирс Маклахен тебе не менестрель... или как там его называют... Чёртовы недоумки! Понавыдумывают слов – не упомнишь.
– Сойдёт тебе и бельевая, – произнёс он вслух.
Этот молча покачал головой:
– Мне нужна к-комната, я сказал.
– А комнат-то и нет.
– Я накину.
– Десять фунтов в сутки, – немедленно среагировал Маклахен.
– П-пэ-э-пять. Я ц-цены знаю.
Ух ты! Знаешь?! Цены?! Ну, ты орёл! Орёл!..
– Соглашайся на десять, приятель, или топай в бельевую. На паром тоже ещё успеешь.
– Хм... – рыжий прищурился, глянул в глаза. Жёстко глянул и испытующе. Да только зря ты это, господин хороший. Гляди, не гляди, а Пирс Маклахен тебя под себя подомнёт. Не впервой.
– Каждая минута раздумий поднимает цену на фунт, – предупредил он.
Минута молчания. Обмен взглядами.
– Ладно, – кивнул рыжий. – Идёт.
– Ага, – усмехнулся Пирс Маклахен. – У нас всегда так. Не идёт, так едет. Не едет, так летит. Главное пинка хорошего наладить.
Рыжий поморщился – это у него, наверное, улыбка так изображается. А мне улыбаться не надо, рыжий ты чёрт. Я вас, рыжих, не боюсь, я не бабка с корзинкой.
– На выход, – сказал Маклахен, – по коридору, лестница, вторая дверь направо. Там увидишь гардению на подоконнике.
Рыжий заика кивнул и поднялся. Теперь Маклахен увидел, что этот чёрт ещё и хромой вдобавок ко всему. Да уж...
Он проводил постояльца насмешливым взглядом, прикидывая выгоду. Выгода получалась очевидной и очень даже неплохой.
Ну и ладно. Ну и ладно. Чёртов папаша всегда повторял, что ублюдок Пирс пошёл не в него. И слава богу, что не в тебя, сморчок полоумный.
Усмехаясь, он подошёл к радио. Включил.
Гостиную наполнил голос придурка Джонса.
«… назвал президента Соединённых Штатов «безвольным зайцем» и заявил, что не далее как в четверг Вашингтон будет подвергнут ядерной атаке.
Ну а теперь главные новости дня на радио «Дредноут».
Час назад стало известно, что порнозвезда Моника Кейли разводится со своим мужем, Ричи Донахью. В интервью нашему корреспонденту она заявила, что готова отдаться любому, кто убьёт китайского императора. Так что, ребята, поторопитесь. При этом она просила радио «Дредноут» напомнить, что только сегодня в «Даланхолле» проводится распродажа её любимого мыла «Уайт Гард» по самым низким ценам.
Из источников, близких к полицейскому управлению стало известно, что вчера из тюрьмы «Биг Слэнс» сбежал пойманный два месяца назад так называемый «кармартенский мясник» – сорокапятилетний маньяк-убийца, на счету которого более полутора десятков жизней. Предположительно, рыжий одноногий «мясник» отправился на Пембрукширское побережье. Будьте осторожны, ребята, Мясник – это вам не узкоглазые: он парень серьёзный, хотя и без атомной бомбы...»
Чего?..
Мясник?..
Рыжий и одноногий?..
Ах ты ж! Да ведь это ты, рыжий чёрт! Точно, точно, рыжий, одноногий... И что теперь делать с этим хромым?... Так-так... Выдать его полиции надо. Наверняка денег дадут... А десять фунтов за сутки?.. Дождёшься с них, с этих полицейских лис, ага. Догонят и ещё дадут... А десять фунтов сутки – вот они. Курочка по зёрнышку... Не-ет, пока это самый выгодный постоялец, и терять его... Ружьё надо держать наготове... Или таки позвонить в участок?.. Нет. Нет, облизнётесь. Знать не знаю и ведать не ведаю ни про какого маньяка. Сами с вашими маньяками разбирайтесь... Ружьё приготовить...
9. День второй. Гленда
Бывают люди, которые не хотят, чтобы их любили. За свою долгую жизнь Гленда не раз таких встречала. Она не знала, почему им так важно, чтобы их не любили или даже ненавидели (презирали, неуважали, обходили за семь вёрст и так далее, подставьте сами, в соответствии с вашим жизненным опытом). Но то, что такие люди есть и их не так уж мало, давно стало для Гленды неоспоримым фактом. Есть люди-сахар, которые от природы сладкие. Есть люди-сахарин, которые тоже очень сладкие, даже ещё слаще предыдущих, но уже – искусственно. От этих людей на языке становится так томно и приторно, что их необходимо запивать. Ну, там, в общем, ещё разные сорта людей есть: люди-соль (обычная и морская), люди-перец (красный, чёрный, душистый), люди-ваниль и люди-корица.
А есть люди-полынь. Вот к таким она предварительно отнесла хозяина отеля «Остров» Пирса Маклахена. Ну очень предварительно, потому что под людей-полынь он как-то не очень подходил. Те – горькие просто так, по природе своей, и другими быть никак не могут. А Пирс Маклахен стал полынью по убеждению. Значит, он не полынь, а какое-то другое растение. Но Гленда вам, уж извините, не ботаник и подходящей травы, способной максимально точно передать сущность Пирса Маклахена, вот так сразу не вспомнит. Да и очень оно ей надо было. Таких людей лучше вообще не замечать, а уж думать о них – много чести, знаете ли.
Утром (ужасно проведя ночь на жесткой и тесной скамье, кое-как застеленной) она первым делом кинулась рассматривать свой живот. Но тут выяснилось, что большого зеркала в мастерской конечно же нет. Пришлось довольствоваться маленьким косметическим, в которое можно разглядеть только прыщик на носу, в лучшем случае – пупок. Ласково погладив малыша, поговорив с ним положенные четверть часа и пожелав ему доброго дня, Гленда быстренько прихорошилась, перекусила холодной дорожной курицей (на завтрак в первый свой день она решила не ходить) и отправилась на поиски Пирса Маклахена. Это будет первый и последний раз, когда она сама с ним заговорит, – сказала она себе. Но раз уж этот ужасный человек заставил её быть горничной, нужно хотя бы узнать круг своих обязанностей.
Маклахен, к счастью, нигде ей не попался до самой гостиной. Тогда она вернулась к себе, прихватила салфетку, которую начала вышивать для Остина ещё там, в другой жизни, дома. Вернувшись в зал, села на диван и принялась за работу. В конце концов, хозяин сам виноват, если не соблаговолил сделать никаких уточнений по поводу её обязанностей.
Она уже заканчивала правую лапу симпатичного Муми-тролля, когда в гостиную осторожно вошёл молодой человек. Вряд ли, впрочем, он был так уж молод – точно не моложе Гленды и наверняка даже старше. Но в его лице было что-то такое... этакое детское, трогательно-беззащитное; он с такой опаской заглянул сначала в чуть приоткрытую дверь, а потом осторожно – боком – вошёл, что возраст его сразу стал очевиден для Гленды: ему лет тринадцать, или чуть больше.
– Здравствуйте, мисс, – произнёс он, робко приблизившись и присев у стола напротив.
– Доброго дня, – добродушно улыбнулась Гленда, давая понять, что она совершенно неопасна и расположена ко всякому, кто не станет обижать её малыша, её саму или кого-либо ещё.
Молодой человек зачем-то робко кивнул, и повторил «здравствуйте, мисс». И сразу неловко замолчал.
– Меня зовут Гленда, – сказала она, чтобы хоть как-то его ободрить и вовлечь в обычную ничего не значащую беседу двух постояльцев одной гостиницы (ах, да, – отеля же! совсем забыла).
– Ллойд, к вашим услугам, мисс, – он встал и поклонился – тоже неловко. Сел на место, заскрипел стулом. Стал заворожённо следить за быстрыми движениями иглы. Ну и за ручками Гленды конечно, и не говорите, что нет. Тем более, что руки у неё и в самом деле красивые – тонкие, с длинными трепетными пальчиками. Харольд особенно любил её руки. Он просто млел, когда они гладила его по щеке, по лбу... Ой, лучше не вспоминать об этом, а то она расплачется прямо тут же...
– Вы давно здесь живёте? – спросила Гленда, прерывая затянувшееся молчание.
– Э... Нет, – почему-то испугался незнакомец и даже, кажется, вздрогнул. Видимо он слишком увлёкся этим гипнотическим мельканием иглы. – Третий день. Кажется.
И снова молчание.
Какой нерасторопный на язык молодой человек.
Гленда зевнула в кулачок.
– Простите... – произнесла она. – За последнюю неделю я, кажется, не высыпалась ещё ни разу.
– Откуда? – был вопрос.
– Что – откуда? – не поняла Гленда. Она бросила на Ллойда быстрый удивлённый взгляд.
– Откуда не высыпались?
– Ах, вы вот о чём! – улыбнулась она. – Да нет, вы просто неправильно поняли. – Что давали на завтрак?
– Селёдку, – быстро отозвался Ллойд. – Мёртвую и солёную селёдку.
– Мё... мёртвую, – повторила Гленда, ошарашенно глядя на него. И пошутила, словно извиняясь за свою реакцию: – А... а вы предпочитаете живую?
– Да, – вполне серьёзно ответил Ллойд.
– Но... Извините, но...
– Я вообще не люблю мёртвых рыб, – продолжал молодой человек. – Во-первых, это неприглядное зрелище – когда рыба плавает брюхом вверх. Во-вторых, она тогда весьма неприятно пахнет. Я предпочитаю живую рыбу, вы совершенно правильно заметили.
– Ах вот как... – только и промолвила Гленда.
Кажется, этот молодой человек обладал довольно... довольно своеобразным взглядом на вещи. На мир. На смысл слов. Интересный молодой человек.
– Кормят здесь очень неважно, – продолжал между тем Ллойд. – Вы, я так понимаю, буквально только что пожаловали в сей вертеп разнузданного хамства и отвратительной пищи, и у вас ещё не было времени столкнуться с мёртвой рыбой. Но в обед вам предоставится возможность насладиться, в кавычках, и тем и этим.
Гленда вздохнула, выслушав этот длинный период.
– Полагаю, это всё из-за войны, – сказала она. – Как вы думаете?
– Я думаю, это всё из-за хозяина. Он отъявленный мерзавец.
Гленда испуганно, незаметно для собеседника, бросила быстрый взгляд на дверь.
– Вы не боитесь, что он вас услышит? – прошептала она. – Не дай бог!
– Не даст, – отозвался Ллойд. И добавил: – Зря вы сюда приехали. Как и я впрочем. Хорошего отдыха здесь вряд ли получится.
– Но я приехала сюда совсем не отдыхать, – удивилась Гленда.
– Не отдыхать? А-а, вы, наверное, дочь хозяина? – произнёс он испуганно. – В таком случае, простите мне...
– Да что вы, что вы! – перебила Гленда. – Я совсем не его дочь, слава богу.
– Слава, – охотно кивнул Ллойд.
– Но вы несколько странно рассудили... Неужели кто-то сейчас ездит отдыхать? В такое-то время.
– Да, – подтвердил собеседник. – Я, например.
– Вы, – она оторопело уставилась на него. – Вы приехали сюда... просто отдохнуть?!
– Не знаю, чему вы так удивляетесь, – пожал плечами Ллойд. – Правда, отдохнуть «просто» у меня, кажется, не получится. Отдыхать я буду сложно. И не факт, что вообще отдыхать.
– Хм... – только и произнесла Гленда.
Тихонько хлопнула дверь.
Когда она, снова задумчиво погрузившаяся в вышивание, подняла глаза, то увидела солидного человека: лет пятидесяти, худощавого, рыжего, с рыжей же бородкой, с благородным лицом и... о, боже!.. Вместо левой ноги у него, кажется, был протез.
– Шон Деллахи, – представился он, дёрнув подбородком в сторону Гленды. – З-зэ-эдравствуйте, Ллойд.
Почему-то Гленда сразу почувствовала, что этот Шон Деллахи – из тех людей, которые не хотят, чтобы их любили.
