Текст книги "Россия загробная"
Автор книги: Алексей Поликовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Алексей Поликовский
РОССИЯ ЗАГРОБНАЯ
Глава первая
1.
Президент России принял президента российской Академии наук по его настоятельной просьбе в десятом часу вечера. Просьб, собственно говоря, было несколько: весь день из Академии звонили в администрацию, настаивая на том, чтобы встреча состоялась как можно скорее. Подобное нетерпение вкупе с нарушением субординации (график встреч президента России утверждается на несколько недель вперед) вызвало скептическое пожатие плеч у некоторых людей в кремлевских кабинетах; но в конце концов прямой звонок президента Академии руководителю администрации решил дело. Речь шла об информации чрезвычайной важности, которая могла быть доложена только лично.
Президент поднялся навстречу академику и с улыбкой указал ему на кресло у своего стола. За последние восемь лет академик видел президента семь раз; изменения в его внешности были столь значительными, что это был уже как будто совсем другой человек. За время, которое он руководил Россией, он потерял почти все волосы, а цвет ушел с его лица. Теперь он был перманентно бледен, словно проводил время не в Кремле, а в каменоломне. Сейчас у него было усталое, обескровленное лицо с бледными губами; и все-таки в иронической полуулыбке этого человека было что-то ободряющее. Эта едва намеченная в углах губ улыбка относилась и к той настойчивости, с которой академик домогался встречи, и к нарушению правил игры, и даже к отсутствию папочки в руках у посетителя. К президенту обычно все приходили с папочками в руках, которые и открывали перед собой, начиная докладывать.
– Чем обязан? – спросил президент России президента Академии наук, откидываясь на полукруглую спинку обитого темно-зеленым шелком кресла и с вежливым вниманием глядя в лицо собеседнику. – Вы меня заинтриговали вашим визитом. Мне сказали, что-то срочное?
– Да, Владимир Владимирович, очень срочное, – отвечал академик. – Информация настолько уникальная, что я даже не счел возможным ознакомить с ней руководителя вашей администрации. Я стремился как можно скорее встретиться с вами, потому что вы должны быть первым, кто узнает ТАКОЕ.
– ТАКОЕ? Что же это такое? – с едва уловимой иронией спросил президент, взял из прямоугольного стаканчика с маленьким золотым двуглавым орлом на боку остро отточенный карандаш и держал его в руке, не собираясь ничего писать. Он внимательно слушал и при этом был несколько рассеян.
– Я хочу сообщить вам об открытии, сделанном нашими учеными, работающими в Институте физики высоких энергий в городе Протвино на Оке.
Это открытие такого свойства, что о нем даже трудно говорить. Оно уникально, и я горжусь тем, что его сделали мои соотечественники в России. Открытие неправдоподобно. Но оно – правда.
– Ну хорошо, я понял, это что-то из области физики, – кивая, сказал президент, – но я не очень хорошо знаком с исследованиями в Протвино… Чем там занимаются наши ученые? Если бы вы предупредили меня о вашем визите заранее, мне подготовили бы справку…
– Мы открыли, что смерти нет, – скороговоркой вымолвил академик, не дожидаясь, пока президент закончит фразу. Он произнес эти слова так тихо и так быстро, как будто сам страшился того, что говорил. Странная, произнесенная скороговоркой фраза скользнула в бесцветный воздух Кремля и исчезла в нем, словно ее и не было.
Президент поднял свои бледные, прозрачные глаза и с внимательной строгостью посмотрел в лицо академика. Тот молча выдержал взгляд. Карандаш в правой руке президента стал мелко постукивать по столу. Тук-тук. Тук-тук. За спиной академика матовый золотистый диск часов в корпусе красного дерева бесшумно отмерял секунды на подступах в десяти вечера. На темных пустынных аллеях Кремля не было ни души. По ту сторону высоких красных стен сияла огнями и не собиралась ложиться спать неутомимая летняя Москва. Все было как всегда, но секунда в тихом кабинете хрустнула, как прутик, и время человечества переломилось.
– Занимательное сообщение… Я рад это слышать… Снова ироническая полуулыбка тронула его узкие губы. – Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
– Я имею в виду то, что сказал. В результате эксперимента, проведенного в ускорительно-накопительном комплексе, было обнаружено, что смерти нет. Люди, умирая, не исчезают, как мы полагали до сих пор, а уходят в другой мир. Мы обнаружили физическое существование другого мира по соседству с нашим. Они соединены между собой.
– Вот как! – с легким удивлением сказал президент России. – Уж сегодня вечером я этого точно не ожидал! И лицо его, только что, в этот поздний вечерний час, производившее впечатление изможденного, вдруг ожило, так, словно он почувствовал в словах собеседника вызов или очутился в ожидании схватки на татами. Абсурдная новость развеселила его и доставила ему удовольствие. – И как же они соединены?
– Вот это нам еще предстоит выяснить. Судя по первым полученным результатам, само понятие смерти теперь следует считать ошибочным. Есть только жизнь в разных формах. Практически это означает, что нами обнаружена дверь во второй мир, куда уходят те, кого мы считаем умершими. На сегодняшний день и час нами установлена и налажена связь между двумя мирами, хотя мы и не понимаем пока, как эти миры сообщаются и на каких физических основаниях связь работает. Ясно только одно: если туда можно уйти, то оттуда можно и прийти.
– Очень интересно! То есть, если я правильно Вас понял, это не гипотеза? – сказал президент, решительным жестом устанавливая карандаш обратно в черный эбонитовый стаканчик на массивном письменном приборе. Легкая тень сомнения по-прежнему была в его голосе… пять процентов неуверенности… желание последних, убедительных, точных слов, которые поставили быточку в этом удивительном разговоре.
Академик понял.
– Владимир Владимирович, я президент российской Академии наук. Я нахожусь в здравом уме и не склонен к шуткам. Только что я сообщил вам научный факт величайшего, всемирного значения!
2.
На следующее утро вертолет президента России приземлился на центральной площади города физиков Протвино. Еще через четверть часа президент со свитой входил в здание Объединенного центра ядерных исследований. На широких ступеньках главного корпуса его ждал директор института академик Лоренц-Валиулин. Это был грузный человек с лицом, на котором выделялись набрякшие подглазные мешки. Еще через десять минут, быстрым шагом пройдя по коридору, освещенному нездоровым светом люминесцентных ламп, президент и сопровождающие его лица вошли в обыкновенную желтую дверь лаборатории. Таких дверей тут были сотни.
Войдя, президент очутился перед молодым человеком в мятом, косо застегнутом белом халате. Лицо молодого человека было как будто собрано из неподходящих друг к другу частей. Лоб высокий, но неправильной формы, на кривоватом носу очки в грубой черной оправе, а рот печально съехал по подбородку и остановился за секунду до того, как сорваться с лица и упасть на пол. Черные, чуть косящие глаза смотрели на президента России с нескрываемым удивлением. Молодого человека удивляло то, что президент, которого он считал порождением телевизионных пиарщиков, оказался реальным человеком из плоти и крови.
– Старший научный сотрудник, кандидат физико-математических наук Илья Александрович Вермонт, – сказал директор института. – Открытие, конечно, является, так сказать… Лоренц-Валиулин стал запинаться… – плодом многолетнего труда многих ученых… шесть академиков… тридцать два доктора наук… сорок четыре профессора… под руководством… секретаря отделения физики… крупного организатора… нашей науки… в рамках и по заданию… Тут президент посмотрел на академика с такой большой симпатией, что тот, словно подкинутый пинком, моментально вылетел из своих запинаний. – Но непосредственная честь обнаружить дверь в загробный мир принадлежит Илье Александровичу. Илья Александрович, объясните президенту…
– Господин президент, Вы с теорией поля знакомы? С квантовой механикой, ну хоть в общих чертах? С интерпретацией Эверетта…?
– Не знаком, – сказал президент.
– Я так и думал, – молодой ученый мрачно скрестил руки на груди. – Тогда послушайте! Его речь, полившаяся плавно и быстро, была абсолютно непонятна никому из присутствующих: слова по большей части все знакомые, а общий смысл не улавливался. Даже директор института, академик, физик и автор ста тридцати научных трудов, тоже не очень хорошо понимал. Молодой человек в перекошенном халате, печально глядя поверх съехавших по кривому носу очков, быстро говорил что-то о массе, энергии, квантах, кварках, мю-ме-зонах, волнах, скорости света, бозонах, гравитации, переходе количества в качество и началах термодинамики. Иногда он вдруг выпадал в какие-то формулы и числовые ряды, которые шпарил, закатывая глаза и совершая в уме сложные математические операции.
– Очень хорошо, очень понятно вы излагаете! – похвалил президент с едва уловимой улыбкой. – Я даже кое-что начал понимать в физике! Ну а не мог бы я теперь взглянуть на доказательство вашего открытия?
– Доказательство? – разочарованно переспросил молодой ученый. – Ну пожалуйста! – с выражением быстро наступившей скуки отвечал старший научный сотрудник Вермонт, отходя в сторону и пропуская президента дальше, к стеклянной стене, открывавшей вид на соседнее помещение. То, что президент назвал доказательством, сейчас почти не интересовало молодого ученого, который считал его несравнимо менее важным, чем теория, над которой он думал уже несколько суток подряд. Ученый уже понимал, что таких доказательств в ближайшее время может появиться пруд пруди на улицах российских городов; но как объяснить это явление мертвых и как контролировать то, что случилось в результате эксперимента, который имел совсем другие цели?
За толстым, трехсантиметровым стеклом, способным выдержать выстрел из автомата, в помещении с белыми пористыми стенами сидел на стуле морщинистый, неопрятный, серый мужичок в замызганном свитерке, обтрепанных по низу синих брюках и грязных белых кроссовках. Мужичок был небрит. Он сидел, опустив глаза, как в полусне, а потом вдруг встрепенулся и принялся озираться диковатым взглядом. Президент смотрел на него с тем интересом, с каким посетители зоопарка глядят на обезьяну в клетке. «Так вот как она выглядит, смерть», – подумал президент. «Ах да, смерти же теперь нет». На лице его по-прежнему была спокойная, невозмутимая полуулыбка.
– Посмотрите вот сюда, – мягко беря президента под локоть и подводя его к столу, сказал директор института. На столе лежала толстая медицинская карта с вклеенными в нее электрокардиограммами, результатами анализов и заключениями врачей. – Мы ее забрали из архива. Обратите внимание на последнюю страницу. Он быстро перекинул разбухшую пачку страниц справа налево, открывая нужную.
– Николай Иванович Чебутыкин, – прочитал президент. – Эпикриз… Анамнез… Умер 15 декабря 1986 года. Похоронен на кладбище деревни Липицы.
– Вон он теперь тут у нас сидит, – кивнул на мужичка директор института академик Лоренц-Валиулин, и в его глазах, снабженными тяжелыми, свисающими подглазными мешками, промелькнуло отчаяние. – Пьет все время. Жажда у него. Икает. Медики в недоумении.
– Вижу, – сказал президент, опять подходя к стеклу. – А где же дверь туда?
– Вся эта комната и есть дверь туда. Но сейчас она закрыта. Мы выключили все оборудование, и линейный ускоритель, и ускорительно-накопительный комплекс… Он поэтому и не может от нас уйти. Попался, как в мышеловку.
– А кто же тогда лежит в могиле? – резонно спросил президент.
– Мы не проверяли. Вскрывать могилы не наша компетенция. Но Илья Александрович, – директор институт бегло взглянул на молодого физика, стоявшего чуть поодаль со скрещенными на груди руками и закрытыми глазами, – полагает, что могила пуста. У Ильи Александровича есть несколько гипотез…
– То есть он прямо из могилы попал вот в эту комнату?
– Выходит, что так. Объяснить этого мы пока не можем.
– Хорошо, – президент кивнул. – Я хочу его кое о чем спросить! Он подошел к селектору с большой желтой кнопкой. Чья-то рука вдруг выскочила из массы черных и серых костюмов и услужливо нажала кнопку. Президент за годы пребывания у власти уже привык к тому, что услужливость, подобострастность, радость и восторг могут выражать не только лица, но и отдельные части тела, и относился к этому спокойно, как к одному из свойств человеческой природы.
– Здравствуйте, Николай Иваныч! – мягко сказал президент, и динамики гулко разнесли его голос по помещению. Мужчина вздрогнул и уставился в стекло. – Как вы себя чувствуете?
– Плохо мне тут… – сказал когда-то умерший, а теперь снова живой Чебутыкин. – А вы кто такой будете? Он слабо икнул.
– Я президент России… – представился президент, но мужичок за стеклом не поверил. Это было понятно по его лицу. С лица не уходило упорное выражение тоски и какого-то угрюмого и даже злобного неверия, словно он никак не хотел смиряться с тем, что с ним случилось. Он выглядел как человек, уверенный в том, что все окружающие сговорились мучить и морочить его с непонятными намерениями.
– Отпустили бы вы меня назад, что ли, а, мужики, – попросил он.
– Николай Иваныч, я хочу вас спросить об одной деликатной вещи. Вы знаете, что вы умерли?
Человек за стеклом тяжело вздохнул. Его спрашивали об этом в сороковой раз. В сороковой – это только сегодня. А еще было вчера и позавчера…
– Знаю. Ну умер. Ну вам-то что? Вы венок мне пришли положить? Ну чего вы пристали-то ко мне, а, мужики? Чего вы все об этом талдычите? И вы все скоро тоже умрете!
– А что там, куда вы хотите вернуться? Там – что?
– Там что? Там-то что? – вопрос поставил прибывшего с того света Чебутыкина в тупик. – Э, там-то много чего! Он вздохнул. – Ну страна там такая… обширная… ходи куда хочешь… мильтонов нет… паспорта отсутствуют… рыбалка зато есть… красиво очень… холмы и горы.
3.
В тот же день Совет Безопасности, собравшись в Кремле на экстренное заседание, принял решение до выяснения обстоятельств наложить гриф высшей степени секретности на все работы по связи с загробным миром, ведущиеся в наукограде Протвино, закрыть въезд и выезд в город и принять все меры по недопущению утечек информации. Выполнение решений было возложено на директора ФСБ генерала армии Затрапезникова, который тут же, по закрытой связи, распорядился создать на всех предприятиях города первые отделы, расположить в окрестных лесах антитеррористические подразделения "Альфа", "Бета", "Омега" и "Звездопад" и обязать всех ученых подписать документы о неразглашении. Но именно в тот день, когда кандидат физико-математических наук Илья Александрович Вермонт, не читая и не вникая, подписывал бумагу о неразглашении, в старом московском особняке в Сытинском тупике, на втором этаже, в зале с лепниной на потолке, за длинным столом с озабоченными лицами сидели четыре человека. Стол был накрыт зеленым сукном и снабжен стеклянным блюдом с графином воды и пятью стаканами.
Это был узкий круг руководства Коммунистической партии. Эти четверо знали все: тайные соглашения партии и власти о поддержании стабильности в стране, и подлинные результаты выборов, расходившиеся с опубликованными, и содержание бесед, которые перед каждыми выборами велись в Кремле, где обсуждалось и утверждалось, кто сколько процентов получит и какие обязательство за это на себя возьмет. Сейчас первый секретарь компартии Иван Федорович Бурлак, сидя во главе стола, делал доклад о текущем положении в свете экстраординарного события.
– Как сообщают нам наши информанты в органах, – тяжелым чугунным голосом говорил первый секретарь, – город Протвино уже отрезан от внешнего мира. С ученых берут подписки… В лабораторию назначены офицеры с Лубянки… Ничего другого от этого полицейского режима ожидать было нельзя…
– Но к чему же они там готовятся, в органах? Что все-таки они собираются делать с открытием? – подал голос один из присутствующих, моложавый человек в синем костюме, говоривший хакая и гакая, с явным южным акцентом.
– Они не знают. В Кремле паника, – сказал другой. – Они понимают, что удержать в тайне это невозможно, но пытаются, потому что они в ужасе, что будет с их стабильностью. Они же молятся на свою стабильность. А тут вдруг… какая стабильность, если смерти нет?
– А какая секретность, если они уже заказали трем академическим институтам исследования о последствиях? Человек триста знают, Павловский с Белковским уже строчат аналитику, вот-вот узнает пресса, – сказал третий.
Бурлак откашлялся. У этого человека был дар тяжелой, чугунной значительности. Он умел говорить самые простые или иногда даже очень глупые вещи с таким лицом, что все вокруг послушно замолкали и внимали ему с уважением. И теперь, внимая его кашлю, все тоже замолчали и смотрели на него в ожидании.
– Мы собрались на совещание не затем, чтобы обсуждать павловских-белковских, а затем, чтобы решить, что нам делать в ответственный для страны и народа момент, – сказал он. – Все вы понимаете, что встает вопрос о том, как будет использовано открытие. Режим недаром засекретил информацию: они сейчас там решают, как приватизировать дело. Нефть, газ и бессмертие… Он усмехнулся. – Чубайс уже ездил в Кремль с планом создания нового РАО, в уставный капитал которого войдет система коммуникаций между жизнью и смертью. Нанотехнологию похерили уже, – усмехнулся он своим твердым, негнущимся ртом. – Двадцать пять процентов акций отдать Западу, еще двадцать пять продать олигархату за право после смерти возвращаться сюда на каникулы. Рублевка live! – он хмыкнул с мрачным сарказмом.
– О господи, значит, Фридман с Авеном никогда нас не покинут! – ахнул тот, что отвечал за экономическую политику партии.
– Перестаньте! – воззвал первый секретарь к соратникам. – Вы говорите о мелочах. Нам же сейчас нужен истинно смелый, по-настоящему большевистский план действий!
Лица соратников повернулись к нему. Все ждали.
– Сейчас мы можем одним ударом перевернуть ситуацию, – продолжал Бурлак голосом немыслимой значительности. Он замолчал и некоторое время держал паузу. Тишина стояла в зале. Казалось, даже графин со стаканами насупились, ощущая важность момента. – Вы понимаете, что открытие, сделанное в Протвино, до предела обострит политическую борьбу. Появляются новые ресурсы, о которых наши предшественники не могли даже мечтать. Огромный мир уже ушедших людей… якобы ушедших, – поправился он, – оказывается в нашем распоряжении. Конечно, нужен системный подход… научная группа… фундаментальная наука… которой был так силен Советский Союз, но его развалили!.. времени ждать нет… поэтому я предлагаю… Тут он снова сделал паузу и обвел лица присутствующих тяжелым взглядом. – Я предлагаю десантировать туда группу товарищей, которая разыщет Владимира Ильича Ленина и выведет его к нам.
Установилось долгое молчание. Некоторое время люди за столом, накрытым зеленым сукном, смотрели друг на друга. Действительность или то, что они привыкли считать действительностью, таяла и текла, как мороженое в теплый день. На горизонте замаячил очередной съезд партии, краткое вступительное слово Бурлака, а затем… затем из-за кулис на сцену энергичной походкой выходит человек в скромном куцем пиджачке и поддетом под него старомодном жилете, в рубашке с пристежным воротничком на двух пуговицах и со скромным одноцветным галстуком. Человек обычный, но кажется немножко запыленным, как будто его извлекли из дальнего чулана, где он хранился много лет. Он уверенно встает у микрофона и говорит, чуть картавя и чуть закидывая голову назад: «Товарищи! От имени ЦК партии 1920 года передаю вам братский пролетарский привет!» И зал встает, обрушивая потолок в громовой овации.
Потрясенный этой картиной, один из присутствующих все-таки вымолвил с робостью:
– Но разве ученые уже научились разыскивать в загробном мире конкретных людей и выводить их сюда?
– Не научились. Ну и что? Есть же у нас наш красный академик Март Алфимов, попросим его разработать способ… Если мы будем ждать, то профукаем возможность… Наши отцы и деды ходили же в поиск в тыл врага? Вот и поход в загробный мир на поиски Ильича будем считать таким же ответственным поручением партии!
– Да, но как они попадут туда? – спросил тот, что отвечал в партии за идеологию. – Транспорт в те края не ходит… На каком парашюте мы их туда десантируем, Иван Федорыч?
– Элементарно, – усмехнулся Бурлак. – Это не клуб для богатых, куда пускают только Рому Абрамовича на его белой яхте. Смерть, по счастью, в России пока еще доступна всем, а не только Кудрину с Грефом!
– То есть мы убьем наших товарищей? Умертвим их?
– А вот это демагогия! Пустые слова! Вы еще не поняли, что мы уже третий день живем в абсолютно новой эпохе! Смерти нет, и поэтому убить никого нельзя! Ильич понял бы это в ту же секунду и использовал бы с блеском для успеха пролетарского дела! Неужели вы считаете, что среди преданных партии товарищей не найдется пятерых хорошо подготовленных людей, которые согласятся пройти через пустяковую медицинскую операцию для того, чтобы очутиться в загробном мире? Неужели вы считаете, что в нашем народе уже не сыскать добровольцев, готовых пожертвовать жизнью для того, чтобы спасти Ильича, почти сто лет бесцельно пребывающего в мире мертвых? Я уверен, что конкурс в отряд загробников будет больше, чем в первый отряд космонавтов! Герои в России не перевелись!
И Бурлак снова обвел своих соратников тяжелым значительным взглядом.
