Текст книги "Тайна музея восковых фигур(изд.1965)"

Автор книги: Алексей Коробицин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

«Ну что ж, – скажу я Карригану, – выходит, что главное – это человек с его психологией, с его переживаниями, его трагедией, а не ваши холодные, мертвые вещественные доказательства».

Карриган, конечно, смутится. Но было бы слишком неблагородно и жестоко с моей стороны ставить его в неловкое положение.

«Убийцу зовут Эмсли Роуз, – скажу я дальше, – и живет он недалеко от парка аттракционов, на Куин Элизабет-стрит, 17. Будьте осторожны – он человек вспыльчивый и грубый…»

А потом я, конечно, с ним встречусь, с убийцей. И постараюсь узнать о нем все: почему он уехал из Техаса, что привело его на Кони-Айленд… Я не стану его выспрашивать. Я уверен, что мы найдем с ним общий язык: я расскажу ему о себе, о Рамоне Монтеро, о Лое Коллинзе…

«Я надеюсь, Карриган, что вы не проговоритесь Эмсли Роузу о том, что я выдал его вам! – обязательно предупрежу я полицейского инспектора. – Вы же понимаете, после этого я бы не смог с ним свободно беседовать..»

Нет, Карриган не проговорится – зачем ему! Об этом, кроме него, будут знать только Кэйзи и Джо. Ну и я, конечно! Я тоже буду знать… Я всегда буду знать, что предал Эмсли Роуза. Но почему «предал»? Я просто расскажу о нем полиции. Я расскажу о том, что он убийца. Что же тут плохого? Проклятый аттракцион сделал меня слишком чувствительным, слишком мягким! Смогу ли я это когда-нибудь позабыть? Когда буду говорить с Эмсли Роузом. Когда буду писать о нем. И потом, когда все будет кончено… Так, рассуждая сам с собой, я шел от фонаря к фонарю, рассеянно разглядывая свою тень. Она то раздваивалась, то вытягивалась и бледнела, то вдруг становилась резкой и короткой. А я все шагал, шагал и думал…

Потом я почувствовал страшную слабость. Ноги едва держали меня.

– Куда ехать, сэр?

В Нью-Йорке водители такси – великолепные психологи: как только увидят человека, нерешительно стоящего на краю тротуара, немедленно останавливаются возле него и уверенно опускают флажок счетчика.

Я сел в машину, с удовольствием откинулся на мягком сиденье, глубоко вздохнул и сказал с облегчением:

– Куин Элизабет-стрит, 17.

Мы ехали недолго, но все время сворачивая то вправо, то влево, и на узких, плохо освещенных улочках от фар нашей машины испуганно шарахались длинные, уродливые тени.

Неожиданно шофер затормозил и, полуобернувшись, недовольно процедил сквозь зубы:

– Приехали, мистер!

Это была короткая, всего в один квартал, улица с совершенно одинаковыми трехэтажными домами из красного кирпича. Такие улицы мне приходилось видеть лишь в немых чаплинских фильмах, заснятых за десяток лет до моего рождения. В подвешенных над подъездами домов больших пятигранных фонарях вместо газовых рожков тускло светились электрические лампочки. Гулко раздавались шаги редких прохожих.

Шофер ворчал, что я его заманил в такую дыру, где скорее найдешь кошелек с деньгами, чем пассажира. Щедрые чаевые он взял как должное и даже не поблагодарил.

Я сразу понял, что стою перед одним из тех домов, о которых объявления в газетах гласят: « Недорогосдаются меблированные комнаты. Оплата за две недели вперед».

Я нажал кнопку звонка. Может быть, его оглушительный звон привел меня в чувство, потому что я впервые подумал: «Боже мой, зачем я все это делаю? Хоть бы его не оказалось дома!»

Грязные двери открыла глуховатая неряшливая старуха. Она никак не могла понять, что мне от нее нужно, и все твердила:

– Жильцам без багажа комнаты не сдаем, идите, идите…

Наконец она сообразила, что я о ком-то спрашиваю.

– Эмсли Роуз? – и забормотала, словно силилась вспомнить: – Эмсли Роуз… Эмсли Роуз… Ах, Эмсли?! Ну как же, все валяется! Проходите.

Я вошел в дом…

Глава девятнадцатая
ПИЛЮЛИ ОТ ЗУБНОЙ БОЛИ

Когда я вышел на улицу, был первый час ночи. Ни в одном из трехэтажных кирпичных домов уже не светились окна. Было безлюдно и тихо, но мне почему-то казалось, что где-то, за опущенными жалюзи и задернутыми занавесками, стоят в темноте люди и внимательно меня разглядывают. Я понимал, что все это нервы, что разговор с Эмсли Роузом взбудоражил меня до предела, и все-таки опасливо шел по самой середине мостовой, словно для того, чтобы избежать неожиданного столкновения с кем-нибудь, кто подстерегает, прижавшись к стене.

Я был так возбужден, что шарахнулся от выросшего передо мной силуэта неподвижного автомобиля. Большой и угловатый, как старинная карета, он стоял у края тротуара, вероятно, потому, что уже давно не заслуживал гаража. Но мне показалось в нем что-то зловещее, многозначительное…

Телефон! Вот что мне нужно найти как можно быстрее – телефон! Я еще не знал, о чем я должен говорить с Джо, как он может помочь. Я лишь знал, что разговор этот совершенно необходим, что он не терпит никаких отлагательств, что от него зависит человеческая жизнь.

Наконец я увидел витрину. Слабый свет падал на три огромные прозрачные вазы, наполненные зеленой, красной и желтой жидкостями. Вместо вывески на большом белом квадрате красный крест. Боже мой, да это же аптека! Там обязательно должен быть телефон! Правда, аптека давно закрыта, но я имею право звонить и барабанить кулаками в дверь, пока мне не откроют, – это же аптека!

И я звонил и стучал кулаками в дверь, пока мне не открыли.

Аптекарь, пожилой, всклокоченный человек в помятой пижаме, двигался, словно в полусне. Он сопел, чмокал пухлыми губами и отворачивался от света. Пропустив меня вперед, он привычно встал за стойку, поднял на меня мутные, сонные глаза и неистово зевнул, да так сильно, что громко лязгнул зубами, от неожиданности встряхнул головой и лишь тогда окончательно проснулся.

Аптекарь двигался, словно в полусне.

– Что, зубы болят? – потянулся он, не подозревая, как помогает мне своим вопросом.

– Да, да! – обрадовался я. – Зуб. Очень болит зуб…

– От горячего, от холодного? – Аптекарь уже разглядывал меня с любопытством. – Недавно поселились на Куин Элизабет, должно быть? У кого?

– От холодного… Очень болит от холодного! – Я отвечал, собираясь с мыслями. Видимо, здесь, в этом крошечном уголке Нью-Йорка, царили самые темные провинциальные нравы и аптека, конечно, была тем центром, где собирались и откуда расходились все сплетни. – Знаете, очень болит от холодного. И от горячего тоже. Странно, не правда ли?

– Почему же странно? Ничего странного – пульпит! Зубы нельзя запускать. Хотите, я вам дам адрес хорошего врача? С моей рекомендацией он сделает вам скидку. Так у кого, вы говорите, поселились?

– М-м… – схватился я за щеку. – Ужасно болит..

– Сейчас перестанет. Я вам дам такие пилюли, не пилюли, а просто чудо! Недавно получил. Но все равно к врачу вы обязательно пойдите. Ах, какой это замечательный врач! Вы ему не успеете сказать, что от меня, как он тут же возьмет с вас на тридцать процентов дешевле. Клянусь богом! Он живет рядом. Вы…

– Простите, – перебил я его, – но мне очень нужен телефон.

– Телефон? Сейчас? Ночью? – В его по-детски широко раскрытых глазах уже не было никаких следов сна, – А что случилось?

– Да нет, ничего… – смутился я.

– Идите, конечно, идите! Вот здесь телефон, здесь. Звоните скорее… За ночной разговор я беру двадцать пять процентов, но, если хотите, запишу их на ваше имя.

– Спасибо, – сказал я и, набрав номер Джо, низко опустил голову, плотно прижимая к себе трубку.

Аптекарь и не подумал оставить меня. Он облокотился на стойку и, положив подбородок на скрещенные пальцы, приготовился слушать.

– Алло, Джо? Это я, Мак…

– Мак?! Где ты пропадал? – Голос Джо прогремел так громко, что я испуганно отдернул голову от трубки.

– Что ты так кричишь? Говори тише.

Аптекарь умиленно покачал головой:

– Ничего, ничего, никто не кричит. Это специальный телефон для глухих, очень хороший телефон! Моя жена почти что совсем глухая, так она по этому телефону слышит лучше меня. Говорите, говорите и не бойтесь…

– Алло, Мак! Ты меня слышишь? Где ты пропадал? Мы с Кэйзи тебя ждали весь вечер…

– Я был занят. Джо, слушай меня внимательно. – Я снизил голос как только мог. – Джо, я был у него…

– У Карригана? Ну и как же он реагировал? Неужели вы так долго с ним болтали?

– Да нет же! Никакого Карригана я не видел! Я был у него. Ну, у того парня, понимаешь? Алло! Алло! Ты слышишь меня, Джо?

– Нет, так нельзя, разве вас можно понять? – нетерпеливо вмешался аптекарь. – Вы ему скажите, как зовут того, другого человека! А то попробуйте разобраться: был у того, не у того…

– Куда ты пропал, Джо! – отмахнулся я от назойливого аптекаря и повернулся к нему спиной. – Я не слышу, что ты говоришь!

– Да здесь я, здесь, – ответил наконец мой друг. – Только никак не могу понять, зачем ты к нему пошел. Мы же совершенно ясно договорились…

– Ну хорошо, хорошо. Я тебе все объясню, как только мы увидимся. Поверь мне – так нужно было. Мне сейчас неудобно говорить – я из автомата. Вот что, Джо, надо срочно что-то предпринять, иначе дело может обернуться совсем плохо… Слушай, у тебя есть деньги?

– Деньги? – громко прокомментировал аптекарь. – Интересно, кто даст ночью деньги? Надо быть сумасшедшим…

– Прошу вас, не мешайте!.. Нет, это я не тебе, не тебе! Ну как? У тебя или у Кэйзи найдутся деньги?

– Прямо сейчас, ночью? Слушай, Мак, что случилось?

– Ага! Что я говорил? – торжествовал аптекарь. – Какие могут быть ночью деньги?!

– Джо, умоляю тебя, ни о чем не спрашивай! Если есть деньги, скажи. А нет, мне придется их искать где-нибудь в другом месте.

– Ну хорошо, хорошо! Что ты нервничаешь? Я сейчас поговорю с Кэйзи, обожди минутку…

Пока длилось молчание, аптекарь побежал куда-то за пилюлями. Он появился тут же, боясь пропустить хоть одно слово из разговора.

– Ты слышишь меня, Мак? – раздалось в трубке. – У нас с Кэйзи найдется дома около шестисот долларов. Тебя это устраивает?

Аптекарь выпрямился, брови его полезли кверху, и рука растерянно потянулась к пухлым мокрым губам.

– Боже мой, что он делает!.. – бормотал он в ужасе. – Шестьсот долларов! Прямо ночью! Нет, он с ума сошел…

Я отодвинулся от прилавка, насколько мне позволил телефонный шнур.

– Устраивает вполне! – воскликнул я. – Теперь слушай меня внимательно, Джо: я буду ждать тебя на аэродроме Ла Гардия возле билетных касс международных линий. Ты понял меня?

– Мак, постой! Ты что, уезжаешь за границу?

– Нет, нет! Я никуда не уезжаю. Всего хорошего! – ответил я скороговоркой и повесил трубку.

Мои последние слова заглушил восторженный поток слов аптекаря.

– Боже мой! Вы бы сразу так и сказали! Он уезжает за границу – тогда все понятно! Заграница – это всем понятно! Там всегда нужны доллары. Собственно говоря, доллары всюду нужны, но за границей они нужны больше, чем всюду. Как вы думаете, правильно я говорю? Возьмите ваши пилюли. Шестьдесят два цента и за разговор двадцать, но сдачи у меня нет…

Я протянул ему доллар и медленно стал продвигаться к выходу.

Это было нелегко – аптекарь перегораживал мне дорогу, ни на миг не умолкая:

– А куда вы едете, если это не секрет? Послушайте, вы не могли бы купить для меня совсем малюсенькие порошки? Подождите, я вас задержу на два слова. Только на два слова…

Но я, слава богу, удрал.

Мне еще немало пришлось скитаться в поисках такси по темным и безлюдным улицам этого мрачного уголка Нью-Йорка. Но, странное дело, теперь я был совершенно спокоен. Вообще, человек всегда чувствует себя спокойнее и увереннее, когда принимает какое-то решение. А я, кажется, его принял… Решение пришло внезапно, когда я разговаривал с Джо по телефону. Я решил, что Эмсли Роуз должен бежать и что я помогу ему в этом. Я решил так потому, что знал: если он предстанет перед судом, произойдет еще одно убийство. Разве я смогу после этого спокойно жить на свете?

Как только я поговорил с ним и узнал всю правду, мне сразу стало ясно: ему нужно немедленно скрыться. Больше ничто его не спасет. Все улики против него… Но надо действовать срочно, сейчас же! Кто знает, какими путями идет Карриган и как близко он находится у цели?.. Нет, в Америке от него не скроешься. Бежать нужно только за границу, И не в Мексику или в Канаду, а куда-нибудь подальше – в Европу, например. Это нетрудно: во многих странах у американцев не требуют паспорта…

Я недолго думал. Мне казалось, что все можно осуществить очень просто. «Деньги я добыл, это главное! – рассуждал я. – Эмсли Роуз должен вылететь за границу завтра же!»

Глава двадцатая
ИЗГНАНИЕ

Я не говорил Эмсли Роузу, что приеду провожать его. Мы с ним распрощались еще утром у него дома, на Куин Элизабет-стрит, когда я принес ему деньги и билет на самолет.

Но усидеть в городе оказалось выше моих сил: я страшно волновался, ничем не мог заняться и ежеминутно смотрел на часы. В конце концов бросился со всех ног на улицу, схватил такси и отправился на городскую вертолетную станцию. Через четверть часа я уже был на аэродроме.

Четкая, слаженная и деловитая обстановка аэровокзала сразу захватила меня и успокоила. В зале ожидания пассажиры спокойно беседовали, читали газеты. Откуда-то близко тянуло душистым кофе, и тихо звенела посуда; по обширным залам бесшумно проплывали тележки, доверху груженные яркими чемоданами, и спокойный, уверенный голос диктора совершенно просто называл города и страны, о которых с трепетом мечтали мы в детстве, играя в путешественников: «Берег Слоновой Кости… Багдад… Рио-де-Жанейро… Гренада… Цейлон… Венеция… Париж…»

«Все будет хорошо, – успокоился я. – Все должно быть хорошо».

До вылета самолета оставались считанные минуты. Эмсли Роуз, вероятно, уже прошел таможенный и пограничный досмотры. С минуты на минуту диктор должен объявить посадку на самолет. Да вот же! Это он о нем и говорит! Я быстро направился на летное поле и остановился перед невысоким металлическим барьером – провожающих дальше не пускали.

Из раскрытых дверей досмотрового зала вышла большая группа пассажиров. Стройная стюардесса вела их к огромному самолету с иностранными опознавательными знаками на блестящем сигарообразном корпусе.

Эмсли Роуз шел медленной походкой, слегка раскачиваясь и загребая носками, как идут по земле те, кто с детства привык к седлу. Я не видел его лица. Он шел не оглядываясь и старался все время держаться в гуще людей. Но я-то знал, какие невеселые мысли владеют этим человеком и с каким трудом он сделал выбор между своим добровольным изгнанием и казнью на электрическом стуле. В тот момент мне очень хотелось, чтобы Эмсли Роуз не чувствовал себя таким одиноким, чтобы он увидел меня и знал, что ему верят и желают счастья. Я неистово махал своей шляпой и, кажется, что-то кричал. Но он меня не слышал. И ни разу не обернулся…

Самолет улетел. Разошлись провожающие. А я все стоял и вглядывался в пролетающие над аэродромом самолеты, словно надеялся, что Эмсли Роуз все-таки увидит меня.

– Фу, черт! – задыхаясь, произнес кто-то рядом со мной. Человек тяжело дышал и, видимо, был не в силах произнести больше ни слова.

Я не ответил и даже не обернулся. Какое мне дело до какого-то опоздавшего!

Но человек бесцеремонно дотронулся до моей спины и переспросил, поперхнувшись:

– Уле… улетел, значит, да?

Я круто повернул голову и увидел… Карригана! Он стоял рядом со мной, вытирая платком красное лицо. Очки он держал в руке, и его маленькие воспаленные глаза на этот раз казались не злыми и колючими, а просто беспомощными. Полицейский инспектор тяжело, с присвистом дышал и, спотыкаясь, пятился, чтобы прислониться к барьеру. Отдуваясь, он покачал головой, ткнул вверх указательным пальцем и повторил с досадой:

– Улетел!

Потом протянул мне руку:

– Ну, здравствуйте… здравствуйте, Мак Алистер!

– Здравствуйте… – пробормотал я, не успев еще смутиться. – Какими судьбами? О ком это вы?

– О Эмсли Роузе, конечно! О ком же еще? – Дрожащими руками он принялся протирать запотевшие стекла очков. – Уф, устал!.. Бежал от самых ворот. Даже ноги подкашиваются. Пойдемте куда-нибудь, сядем…

Лицо его вдруг начало быстро бледнеть. Я испугался.

– Вам плохо? – спросил я и взял его за локоть.

– Ничего, пройдет, – он слабо улыбнулся, – сердце. В моем возрасте это бывает. Сейчас, одну минутку… – Он достал из кармана пузырек, лизнул пробку и неподвижно застыл, прислушиваясь к боли. – Кажется, проходит. Пойдемте.

– Да, да, идем, идем. Только не спешите. Здесь где-то близко я видел кафе. – Я взял его под руку и повел.

Мы шли, не разговаривая. Встречные оборачивались нам вслед и, наверное, думали: «Вот идет заботливый сын со своим отцом».

Я никак не мог решить: как держать себя с Карриганом, почему он здесь? Что он знает о Эмсли Роузе, откуда? Кто мог ему сказать? А при мысли о том, что произошло бы, если бы Карриган приехал сюда на полчаса раньше, у меня забегали по спине мурашки.

«Спокойно, – уговаривал я сам себя, – спокойно. Сейчас нужно быть очень осторожным, взвешивать каждое слово и не задавать ненужных вопросов. Пусть он заговорит первый».

В просторном ресторане аэровокзала вкусно пахло душистым кофе. Публика непрерывно входила и выходила и вела себя шумно. Официанты обслуживали быстро, почти бегом.

– Кофе? – заботливо спросил я Карригана.

– Да, пожалуйста! – В прохладе искусственного климата он, очевидно, почувствовал себя лучше, но выглядел озабоченным и нервно потирал руки, что-то напряженно обдумывая.

– Вам легче? – Я твердо решил не начинать первым разговор о Эмсли Роузе.

– Что? Ах, да, да! Спасибо… – ответил он рассеянно и уставился на меня долгим и, как мне показалось, грустным взглядом, под которым я сразу почувствовал себя неловко.

Принесли кофе. Я принялся сосредоточенно размешивать в нем сахар.

– Зачем вы это сделали, Мак Алистер?

Я ожидал этот вопрос, но не думал, что он будет звучать так мягко. Не поднимая взгляда и не переставая размешивать кофе, я ответил, стараясь произносить слова как можно бесстрастнее:

– Я ничего не делал, Карриган. Я сюда приехал подышать свежим воздухом.

Но Карриган как будто меня не слышал.

– Ведь вы же знали, что Эмсли Роуз – убийца!

Так вот оно что! Карригану известно далеко не все.

Сказать ему? Ведь Эмсли Роуз уже в безопасности, а я – так или иначе – напишу правду об убийстве в Музее восковых фигур.

Карриган все равно об этом узнает. Так в чем же дело? Почему я нервничаю? Надо закурить, это успокаивает… Черт, куда девалась проклятая трубка?.. Я хлопал себя по карманам.

– Не ищите. Ваша трубка у меня. – Усталым жестом Карриган показал на свой внутренний карман. – Сегодня утром я ее нашел в комнате Эмсли Роуза. Вы ее там забыли.

– Забавно! – Я улыбнулся. – Ваша страсть к вещественным доказательствам, да?

– Это не так смешно, как вы думаете, – сказал Карриган. – Я вас очень прошу отнестись ко всему со всей серьезностью. Но об этом после. А сейчас я хотел бы вас кое о чем спросить. Вы не возражаете?

– Что же вас интересует? – ответил я уклончиво, надеясь узнать, какими сведениями о Эмсли Роузе располагает Карриган.

– Не так уж много. О Эмсли Роузе я знаю больше чем достаточно, чтобы посадить его за решетку. О его бегстве, к сожалению, тоже. Но меня интересуют некоторые подробности, которые вы безусловно узнали от самого убийцы. Это чисто профессиональное любопытство и практического значения теперь не имеет. Ну как, согласны?

Я задумался на мгновение и затем решительно сказал:

– Согласен! Я отвечу на все ваши вопросы, Карриган. Но сначала скажу вам одну вещь: Эмсли Роуз не убийца! Он никого не убивал!

Карриган, который собирался отхлебнуть глоток кофе, медленно опустил руку и осторожно поставил чашечку на блюдце.

– Как – не убийца? – спросил он тихо и очень вежливо. – А кто же тогда убил Рамона Монтеро?

– Кто? – переспросил я. – Видите ли, Карриган, ответить на этот вопрос не так-то просто. Но я думаю, что вы поймете это сами… Скажите, вы знаете, кто такой Эмсли Роуз и как он попал на Кони-Айленд?

Карриган достал из кармана знакомую мне записную книжку в клеенчатом переплете и быстро отыскал нужную страницу.

– «Эмсли Роуз… – вместо ответа принялся он читать, – тридцать восемь лет, уроженец штата Техас, ковбой, пяти футов и восьми дюймов роста, телосложения… – Карриган поднял на меня глаза и горько улыбнулся. – Телосложения плотного, холост, к суду не привлекался. Особые приметы: брюнет, походка медленная, шаркающая. Прибыл в Нью-Йорк в январе этого года для участия в аттракционе «Родео». Заболел и остался в Нью-Йорке, работая на разных аттракционах Кони-Айленда. Последнее место работы – аттракцион «Казнь на электрическом стуле», где изображал полисмена. Бросил работу без предупреждения. Груб, невоздержан, вспыльчив. Проживает… Вернее, проживал на Куин Элизабет-стрит, 17». Вот, кажется, и все. Вы ведь об этом спрашивали?

– Да нет, Карриган, не совсем… – почему-то смутился я. – Хотя сведения, которые вы сейчас зачитали, должно быть, совершенно точны. Но я не о том. Я спрашивал, знаете ли вы Эмсли Роуза как человека, понимаете – человека…

– Ах, вот вы о чем! – Полицейский инспектор уже полностью владел собой. – Откровенно говоря, мне просто некогда было этим заниматься. Я ведь полицейский, а не писатель. В первую очередь меня интересовали только те сведения, точность которых можно проверить. Но говорите, говорите. Все, что касается Эмсли Роуза, очень интересно!

Как ему рассказать? Поймет ли он? Я вспомнил слова, произнесенные Карриганом совсем недавно: «…Главное в нашем деле – это не человек с его эмоциями и всякими там чувствами. Главное – это вещественные доказательства: кровь, камень, пуля, показания свидетелей…»

– Дело в том… – начал я неуверенно. – Дело в том, что Эмсли Роуз, несмотря на свой бурный нрав, в действительности очень впечатлительный и внутренне чистый человек…

Я бросил быстрый взгляд на Карригана и заметил на его лице выражение недоумения. Ну конечно же, он ожидал от меня совсем других слов!

– Эмсли Роуз остался в Нью-Йорке и стал работать в парке аттракционов Кони-Айленд вовсе не потому, что заболел. Он влюбился, понимаете? Влюбился по-настоящему и, должно быть, впервые в жизни. Девушка тоже работала на Кони-Айленде.

– Кэйзи Уайт! – сразу догадался Карриган. – Неужели она…

Я не ответил и продолжал рассказывать:

– Она не знала о любви Эмсли Роуза. То есть она никогда не подозревала, что он любит ее серьезно… Видите ли, Карриган, Эмсли Роуз не умел говорить о своих чувствах. Он даже считал такие разговоры слюнтяйством. Это был честный, но неотесанный, даже грубый человек… Простите, вы когда-нибудь были на Юге? Ну, в Техасе или в Калифорнии?

Карриган утвердительно качнул головой.

– Тогда вы должны знать: есть ковбои, которые во всем стараются подражать знаменитым голливудским актерам. Они одеваются с иголочки и выставляют себя напоказ в барах, на улицах, всюду! А есть ковбои – труженики. Их редко встретишь в городах. От них пахнет сеном, кожаным седлом и лошадиным потом… Как раз таким и был Эмсли Роуз. Любитель выпить и при случае пустить в ход кулаки, но открытый, честный малый. Он влюбился в Кэйзи, как только увидел ее, и недолго думая решил ей признаться. Но грубые шутки, которые в деревне прозвучали бы как робкое объяснение в любви, оскорбили и возмутили девушку. С тех пор напрасно он пытался попадаться ей на глаза и заговаривать. Но Эмсли Роуз был упрямым. Он твердо решил добиться своего и жениться на ней. Из-за этого он и остался в Нью-Йорке. А чтобы чаще видеться с Кэйзи, устроился в аттракцион, где работал ее брат. Пусть теперь попробует кто-нибудь поухаживать за ней или обидеть. Тогда она увидит, на что он способен ради нее…

– Стойте! – беззастенчиво прервал меня Карриган. Он был взволнован и говорил отрывисто, рассуждая сам с собой. – Конечно. Убийство в состоянии аффекта… Откровенно говоря, мне всегда казалось сомнительным, что цель убийства – ограбление. Следы на сейфе расположены очень уж странно… Теперь понятно! – Он уже обращался ко мне. – Теперь все понятно! Можете не продолжать. Эмсли Роуз услышал, как Кэйзи пожаловалась брату на грубость Рамона Монтеро, и побежал в музей. Там он схватился со швейцаром и во время драки подобрал камень и ударил им Рамона Монтеро по голове… Разве нет? – прервал он сам себя, заметив, что я отрицательно качаю головой.

– Нет, – сказал я. – Эмсли Роуз побежал в музей, это верно. Он хотел побить сторожа и таким образом показать Кэйзи свою любовь. Это тоже верно. Но никаких камней он не подбирал. Он размахнулся кулаком и ударил… куклу! Он ошибся, понимаете? На площадке стояли две совершенно одинаковые человеческие фигуры. Возможно, в спокойном состоянии Эмсли Роуз сумел бы отличить человека от куклы. А может быть, в ту минуту Рамон Монтеро сыграл последний раз в жизни свою роль так же великолепно, как и в молодости, почем знать? Во всяком случае, Эмсли Роуз ошибся и ударил куклу…

Он размахнулся и ударил куклу.

– Ну и что же дальше?

– Как – что? Вы себе представляете состояние Рамона Монтеро? Кукла, которую он так оберегал в течение пятнадцати лет, кукла, которая за эти долгие годы стала частью его самого, вдруг грубо, варварски сброшена с лестницы. Ведь если она разобьется, тогда все погибнет, все! Рамон Монтеро бросается к ней, он хочет ее поймать, не дать ей удариться о ступени, но теряет равновесие и вместе с куклой скатывается с крутой мраморной лестницы. «Убийца, – кричит он, падая, – убийца!..» И застывает в неестественной позе. Эмсли Роуз оторопел. Он никак не мог понять, что случилось. Потом спустился вниз и попытался растолкать швейцара. Вдруг увидел кровь. Тогда он приподнял голову Рамона Монтеро. Под ней лежал острый кусок мрамора. Тоже испачканный кровью… Эмсли Роуз отбросил его в сторону. Он был очень испуган. А потом швейцар захрипел. Только тогда Эмсли Роуз понял, что человек умирает. Он не знал, что делать, – ведь он же никого не убивал, не хотел убивать! Он не виноват! А за дверью слышался шум толпы, голоса… С минуты на минуту могли войти люди и застать его возле трупа. Он задвинул щеколду и убежал вверх по лестнице…

Я настороженно замолчал, пристально глядя на Карригана.

Откинувшись на спинку стула и устремив взгляд куда-то мимо меня, полицейский инспектор равномерно барабанил по столику пухлыми пальцами.

– Так, так… – сказал он задумчиво, потом перевел взгляд на меня и после довольно длинной паузы добавил: – Но доказать эту версию невозможно, правильно я вас понял?

– Но это не версия, это правда! – воскликнул я и наивно заверил инспектора: – Честное слово!

– Нет, нет, я не спорю! – Карриган слегка поднял ладони. – Но раз вы помогли Эмсли Роузу бежать, значит, вы понимали: никакой суд его не оправдает. Что ж, вы рассуждали совершенно правильно: было бы глупо пытаться доказать, что вся вина Эмсли Роуза заключается в том, что он ошибся и вместо человека свалил с лестницы куклу. Но все-таки очень жаль, что вы со мной не посоветовались… Очень жаль! Что поделаешь, теперь уже поздно…

Но как я мог советоваться с Карриганом? Это означало бы выдать Эмсли Роуза закону, и его неминуемо приговорили бы к смерти! Для закона главное – улики. А все улики были против Эмсли Роуза.

Странно, мне все это было совершенно ясно. И вместе с тем я искренне жалел Карригана.

– Будут неприятности? – спросил я его участливо.

– У меня? – Карриган грустно улыбнулся. – Да как вам сказать… Даже врачи имеют право ошибаться. Но, не скрою, все это очень досадно. Особенно сейчас, когда начала печататься ваша повесть… Черт меня дернул согласиться на такую авантюру! Поделом мне, старому дураку, поделом! Бог всегда наказывает за тщеславие… И всё эти проклятые ключи! Вы понимаете: я был совершенно уверен, что преступник их выронил, когда бежал по аллеям парка. А он их, наверное, вышвырнул в окно, да?

– Да. Изо всех сил…

– Вот видите, – грустно покачал головой полицейский инспектор. – Такая простая вещь не пришла мне в голову, и все следствие пошло по ложному пути.

– Да, но ненадолго. – Мне захотелось сказать Карригану что-нибудь приятное. – Все-таки вы ведь очень быстро обнаружили свою ошибку.

– Случайно. Совершенно случайно! Впрочем, в нашей работе такие случайности бывают нередко. Скажу вам больше: почти всегда нам помогают именно случайности.

Тут я вспомнил встречу с маленькой негритянкой Лу в парке аттракционов Кони-Айленда и разговор с ее отцом. Разве не были они для меня той «случайностью», о которой сейчас говорит Карриган?

– Да! Но вот что я хочу вас просить! – вдруг с живостью воскликнул полицейский инспектор. – Каким образом узнал Эмсли Роуз о разговоре Кэйзи Уайт с братом? Они оба, в один голос, уверяют, что никто не мог услышать. Свидетели, которые видели их в ту минуту, подтверждают, что брат с сестрой тихо разговаривали в стороне от всех и что рядом с ними никого не было…

– Да, да! Это действительно произошло совершенно неожиданно для Эмсли Роуза. Он в это время работал снаружи, на площадке, под которой выставлен макет электрического стула, – помните? Над самым входом в здание аттракциона!

– Помню, помню. Там всегда торчит кто-нибудь, изображая полисмена. Но ведь это очень высоко.

– Вот именно. Очень высоко. А вы помните, что на той же площадке, где стоит полисмен, установлено несколько мощных громкоговорителей, которые усиливают голос зазывалы? Так вот Кэйзи Уайт разговаривала с братом, когда тот держал в опущенной руке невыключенный микрофон…

– И Эмсли Роуз услышал каждое слово, сказанное Кэйзи Уйат?!

– Да. Но слышал он один. Звуки были слишком слабыми, чтобы их могли услышать на земле. Видите: все необыкновенно и вместе с тем очень просто, не правда ли?

– Просто… – Карриган невесело усмехнулся. – Для нас, полицейских, это самое неприятное слово: просто. У нас ведь всегда так: бьешься, думаешь, ломаешь голову, а потом оказывается, что все было очень просто. Даже обидно… Ну что ж, кажется, теперь все ясно. А дальше события, вероятно, происходили так: Эмсли Роуз метался по музею. Закрытую дверь кабинета Губинера принял за запасный выход и догадался, что у сторожа должны быть от нее ключи, так?

– Да! – Я еще раз убедился в том, что Карриган соображал удивительно быстро.

– Затем он вернулся, взял из кармана швейцара ключи и открыл дверь. Это оказался кабинет. Тогда Эмсли Роуз стал предпринимать отчаянные попытки протиснуться через окна музея, но напрасно. Все окна были одинаково узкими. Внизу уже ломали двери. Эмсли Роуз вышвырнул в окно ключи, снял с себя окровавленные перчатки и спрятался среди кукол. Взволнованный событиями, Губинер его не заметил…

– Заметил! – не выдержал я и повторил: – Заметил, но промолчал!

К моему удивлению, Карриган добродушно засмеялся:

– Вот подлец! Ну конечно же, ему вся эта шумиха была только на руку! Ах, какой подлец! Неужели он сам рассказал вам об этом?

– Нет, не он мне, а я рассказал ему все, что произошло в музее во время обыска. Да и все, что я думаю о нем, – тоже.