Текст книги "Константинополь Тихоокеанский (СИ)"

Автор книги: Алексей Осадчий

Глава 5

Второго июня 1841 года император «выдернул» меня с бросившей якорь в Кронштадте флагманской «Авроры» в Санкт-Петербург. Пришло время принять участие в подготовке торжественной встречи наследника престола, собирателя земель русских, дальневосточных. Чертовски не хотелось облачаться в парадную форму и вливаться в ряды ликующих, но, кто же если не я, встретит старшего брата у столичной заставы и сопроводит цесаревича к родителям и невесте?

Да, невеста уже здесь, в Питере, обращена в православие и наречена Марией Александровной. Насколько я помню в МОЕЙ реальности Сашка с ней познакомился путешествуя по Европе, а тут жених отбыл в Азию, но наши замечательные папа и мама (больше папа) решили за отсутствующего Александра, – именно эту девочку сделать в будущем русской императрицей. Ну не хочет история меняться! Брат, морально терзаемый смертью Пушкина, получив портрет тринадцатилетней девчонки с родительскими пожеланиями, мгновенно «влюбился», написал принцессе невероятно проникновенное письмо, получил ответное признание, затем покаялся в своих любовных похождениях, правда сей пассаж, усилиями сотрудников графа Бенкендорфа, не дошёл до адресата…

И вот теперь заочно пылко влюбленные, должны встретиться и бракосочетаться. Невеста подросла, жених возмужал, самое время. Батя, учитывая возможные взбрыки непредсказуемого старшего сына, решил подстраховаться и несмотря на стенания маменьки о неприличной спешке при подготовке брачной церемонии, что называется, «гнал процесс». Приедет наследник в начале июня, а в начале августа – свадьба, веселье и прочие радости жизни. Придворная тусовка невероятно оживилась и шила платья, мундиры, и прочие лапсердаки. Меня сия суматоха по счастью не коснулась – за отличие в учёбе и радение на службе флотской, недавно «выслужил» чин капитана первого ранга, «парадка» ненадёванная висит в шкафу. В ней и буду щеголять на радость морякам. Увы, но присутствовать на балах, обедах и прочих протокольно-развлекательных церемониях придётся. Об этом меня помимо родителей, вечно ворчащих на строптивого и нелюдимого Костика, упрашивал в письмах брат и его милая невеста при встречах. Да, с Вильгельминой Августой Софьей Марией мы подружились, я непринуждённо, по родственному звал её Мари, рассказывал об особенностях национального придворного подхалимажа, и по мере сил и возможностей, ограждал от сплетен и подколок сановной камарильи. Девчонке, всего-то на три года старше меня нынешнего, было не по себе от льстивых и мерзких рож маменькиных фрейлин и прочей аристократической сволочи, имевшей виды на братца Сашу. А тут ишь, прилетела, муха Гессенская…

Ну да ладно. С такими заступниками как государь император и великий князь Константин, ничего страшного с Сашиной невестой не случится.

Наверное, половина фельдъегерской службы Российской империи занималась доставкой депеш от императора к цесаревичу и обратно. Попутно, Александр получал письма от наречённой, активно ей отвечал. Судя по довольной физиономии родителя, стопудово цензурящего переписку, у молодых все шло замечательно. Вот и славно, на меня внимания меньше будут обращать. А то достала матушка, не по нраву ей, видите ли, раннее взросление сына и наклонности торгашеские. «Лавка скобяных изделий Константина Кузнецова» оказалась невероятно доходным предприятием, после того как стала практически монополистом в поставке скобяных и прочих кованых изделий в столичные «хозмаги». Конкуренты неожиданно «слились» после эпической «разборки» с купцом второй гильдии Семенякиным, имевшим неосторожность громогласно раскритиковать изделия «царской мануфактуры». Мол, зачем платить больше, вот у него, у Семенякина и дешевше и качеством кабы даже не лучше.

Врал, скотина, мы то изначально на долговечность лопат, кос и вил нацеливались, потому и цена была повыше. Топоры, после двухгодичных экспериментов, вообще получались вечные и неубивасмые. А эта сволочь мало того, что демпинговала, так еще и хаяла нашу продукцию. Пришлось принимать меры.

В лавку к купчику зашёл в сопровождении двух верзил из подшефного лейб-гвардии Финляндского. Вместо ружей держали солдатики один лопату, второй – топор.

– Кто тут государственный преступник Андрейка Семенякин?

– А, это, вашество, как это, господи, высочество, – конкурент то ли знал Костю, то ли догадался…

– Ты, мерзавец, хаял принародно царскую фамилию, говорил, что император и дети его, ничего хорошего не могут произвесть и не должны потому Россией править?

Впечатлительный торговец грохнулся в глубокий обморок, а после молол чушь и ересь, временно повредившись умом. Пришлось обратиться к забившемуся в угол приказчику, судя по физиономии – родственнику купца, возможно сыну-племяннику.

– Эй, как тебя, передашь хозяину лопату. Одной хватит на всех чад и домочадцев, чтоб в Сибирь бежать и там землянку отрыть. А вот топор, дом поставить, да язык срезать, чтоб не болтал лишнего. Так и скажи – мой подарок, на всю его жизнь гнусную хватит лопаты с топором, внуки-правнуки нахваливать будут великокняжеский инструмент. И чтоб духу вашего в столице в три дня не было. В Енисейск езжайте, Сибирь подымайте, живите честно. Там не трону!

Уже на следующий день на «Завод железных изделий Константина Кузнецова» толпой повалили заказчики. Немалые складские запасы были сметены за неделю, если начинать постройку магистрали Петербург-Москва сейчас, то шанцевым инструментом стройку обеспечит кто-то иной. Но, благо год в запасе есть, начнутся работы в 1842 году, к весне поднакопим «железок». Расширять производство, так расширять!

Удивительно, но грозный родитель никак на использование «административного ресурса» в борьбе с конкурентами не отреагировал, обошлось беседой с Александром Христофоровичем Бенкендорфом. Граф мягко пожурил Костика – купец Семенякин и в самом деле рванул в Сибирь, на ПМЖ в Енисейск, а ведь мог и помереть от ужаса. И что бы тогда о царских детках говорили, какие гадости писали в европейских газетах? Один сын понудил к самоубийству поэта Пушкина, второй – негоцианта заживо в землю закопал?

Покаялся, куда деваться, почтительно попросил графа и начальника политической полиции и впредь указывать на ошибки, не щадя юношеского самолюбия. Расстались с Христофорычем довольные друг дружкой.

Три с половиной года странствий цесаревича вылились в прочное и окончательное утверждение России на левом берегу Амура. В 1839 году, по моей «подводке», на Амур ушли дополнительно три с половиной тысячи молодых донцов и кубанцев, переписавшихся в Амурское казачье войско. Царь-батюшка покряхтел, утверждая смету переселения, но подмахнул документ. Казак ведь и должен охранять границы империи, а что на Дону делать такому количеству бойцов? Получив от царских щедрот по второму коню (а кое у кого это был и третий-четвёртый) казачья молодёжь, тронулась на восток. Многие предварительно оженились, жёны и родственники уходили следом за сотнями, донские и кубанские станицы скидывались, помогая переселенцам чем можно. Столичное общество также внесло немалую лепту, устраивая благотворительные вечера и лотереи.

В общем, за этих переселенцев можно не волноваться, – не голытьба какая от голода бежит, снаряжены основательно в дорогу, а на Амуре уже валят лес, строят жильё сотни, ушедшие с цесаревичем в 1837 году. Разведанные места под станицы оказались весьма и весьма привлекательными с точки зрения жизни вольных казаков. Тут и рыба в реке и птицы, зверя – бей не хочу Леса, луга-раздолье! Это гонцы-агитаторы, казаки уже в годах, спешно вернувшиеся с Амура, рассказывали как оно там, в краях дальних.

Как себя не похвалить? Ведь по моей подсказке, Саша распорядился, дабы станицы учреждались не по начальственной указке, а где казаки сами выберут удобное место. Я же в письмах к брату горячо обосновывал такой «штатский» подход тем, что правый берег Амура у китайцев мне забирать придётся, как будущему главе Тихоокеанского наместничества. А в стратегически важных, но не удобных для жизни точках проще потом, чуть позже устроить заставы, нежели чем селить людей в плохой или там нездоровой местности. Мало ли – болота, лихорадка… Интересно, что именная станица – Константиновская, встала аккурат где в нашей реальности находился славный город Хабаровск. Невельской и здесь основал Николаевск на Амуре в том же месте, но на двенадцать лет ранее. А вот крепость в Александровском заливе (Анива у нас) была предсказуемо поименована как Алсксандровск-Сахалинский (Корсаков, уж прости). Флот, кстати весьма существенно помог, – от Амурского лимана до юга Сахалина уставшие путешественники прошли на встречавших их военных транспортах. Всего брат довёл до Александровска-Сахалинского полторы тысячи штыков (сабли, то есть казаки, остались почти все на Амуре).

Крепость на Сахалине и разведка острова офицерами, кое-что понимающими в геодезии, прочно утвердили Российскую империю на Тихом океане. Так писали петербургские газеты, подробно освещая, по большей части придумывая разные подвиги, свершённые как самим цесаревичем, так и его доблестными спутниками. Письма «покорителей Востока» зачитывались в салонах, некоторые, особо художественные публиковались в газетах. Молодёжь заболела романтикой дальних странствий.

И прекрасно, меньше вредоносных книжек прочтут, а на окраинах державы, трудами тяжкими во славу Отечества повыбьют дурь из голов буйных. Примерно так я ответил в январе 1841 года папеньке, в который раз порадовав родителя основательностью суждений. А разговор затеял император не простой, не знал даже грозный самодержец как начать. Хвала Бенкендорфу, мудрый Александр Христофорович решил на всякий случай «подготовить почву» и поинтересовался – не обидится ли великий князь Константин, что вернувшийся цесаревич Александр возглавит строительство железной дороги связывающей две столицы.

И батя и главжандарм почему то считали, что «железка» для меня любимая игрушка и оттёртый в сторону Сашкой, могу затаить злобу на старшего брата. Да, пожалуй я действительно увлёкся, даже флотские дела подзабросил. С казаками конвоя гонял на шустрой но смирной кобыле Ласточке по будущей трассе, обсуждал с инженерами как максимально спрямить путь, доказывал, что «привязать» к магистрали Великий Новгород нецелесообразно. Нельзя на тридцать вёрст увеличивать протяженность пути. Именно на этой, самой главной дороге империи – никак нельзя! Кстати, раз уж про Новгород речь зашла – обратились нижегородские купцы, солидные люди, не нищеброды какие, за свой счёт обязались протянуть рельсы от Москвы в город на Волге, страстно желают пузатые и степенные миллионщики присоединиться к зарождающейся сети железнодорожной! Но хоть и строим «чугунку» интересы взяткодателей-конезаводчиков, защищать приходится, а как же. Так, дабы сбить цену на паровозы, заявил, что на первое время, пока не станем строить машины в России, вполне обойдёмся подвижным конным составом. Уж на главной то магистрали, сможем себе такое позволить, вместо закупки «золотых» паровозов. Сказанул просто так, «на публику», но, как ни странно, цену на локомотивы удалось существенно снизить, а широко обсуждаемый производственный вопрос, благодаря болтливости чиновников быстро дошёл до «лошадиной мафии». К тому же именно им доставалась денежка, собранная на благотворительных вечерах в помощь «Восточной экспедиции цесаревича Александра». Я, состоя в переписке с братом, внаглую, от его имени решал, куда направить средства, постоянно пополнявшие «кубышку». Выступить против узурпации финансовых потоков великим князем никто не дерзнул. Тем более и никакого разбазаривания средств не было – всем известные уважаемые ремонтёры покупали лошадей там, где я указывал, но торговались то они по настоящему, сражались за каждый общественный рубль. Изработавшихся коников барышники отдавали почти задаром, но мои спецы заверяли – подкормятся одры у новых хозяев, отдохнут и послужат ещё годика два-три и дольше. А там и жеребята подоспеют. Вот так великий князь Константин Николаевич даже коррупцию сумел поставить на пользу обществу. И две с половиной сотни семей крестьян и разночинцев, решивших переселиться на Амур и на Сахалин, не хуже казаков были обеспечены как лошадьми так и телегами-одеждой-провиантом и набором инструментов (пил, кос, топоров, лопат, вил) подаренных от имени «Константина Кузнецова». Такой маркетинговый ход порождал очередные легенды о светлом разуме и добром сердце молодого царевича и полностью выметал с полок уже пяти моих лавок все «железяки». Сначала модно было закупаться у царского сына, а потом поняли питерцы и окрестные жители – качество то отменное! Да, деньги водились, – заказал в Европе два пресса, с поставщиками железа общался лично, поддерживал так сказать, отечественную металлургию.

Но, возвращаясь к разговору с Николаем Павловичем. Батя, воздав должное энергии и распорядительности второго сына, бухнул прямо в лоб.

– Константин, возвращается твой брат, возвращается со славной победой, укрепив восточные рубежи России. Александру предстоит женитьба. Надеюсь, он остепенится и из шалопая превратится в солидного государственного мужа, будущего государя. Я хочу поручить ему надзирать за строительством железной дороги до Москвы. А ты будешь его правой рукой, поможешь с установкой телеграфа меж столицами. А свою дорогу, до океана начнёшь после, набравшись опыта и понабив шишек на московской.

– Вы правы, отец. Первую большую дорогу должен строить наследник. Но из Москвы! Сделайте Сашу наместником в старой столице, он переедет, создаст свой, молодой двор. Мари очень непросто здесь, во дворце она ходит как среди ядовитых змей. А в Москву Саша заберёт верных друзей, соратников по Восточному походу. Там Мария Александровна будет спокойна, а это важно для женщины вышедшей замуж и предназначенной к рождению детей. Мы же с вами, батюшка, будем класть рельсы дороги из Петербурга.

– Костя, ты тоже отметил злонравие придворных дур, их нетерпимость, недоброжелательство к невесте наследника российского престола? – Голос императора ничего хорошего этим дурам не предвещал.

– К тому же, ваше величество, – я зашелестел заранее приготовленной картой, – смотрите, Москва в силу географического положения явится центром железнодорожной «паутины», из старой столицы во все стороны пойдут тысячевёрстные «нити» рельсовых путей. На Архангельск, на Казань и далее на восток, на юг, на юго-запад! Брату предстоит огромная работа, которую лучше исполнять из Москвы. Да и его семье будет спокойнее там. Поверьте, ваше величество.

– Костя, Костя, – отец расчувствовался, – сколько тебя помню, ты всегда был серьёзным и молчаливым ребёнком. С тобой и мама и кормилицы не знали горя…

– Ах, папа, кажется, что я помню себя с самого-самого детства. Тогда бунтовали поляки, люди мерли от холеры. Ты приходил усталый, печальный, садился у моей кроватки и молчал. Смотрел на меня и молчал. Такхотелось стать поскорее взрослым и помогать тебе…

– Костя, сын, – Николай Павлович быстро «разорвал дистанцию» и обнял. Крепко-прекрепко. Должно быть, старается незаметно согнать слезу, негоже чтобы императора видели плачущим. Кажется, и этот раунд останется за мегасообразительным великим князем – мысль о переводе цесаревича на «самостоятельную работу» я отцу подбросил, значит есть шанс курсировать до совершеннолетия между «старым» и «молодым» дворами. У брата хоть нудной зубрёжкой французского никто доставать не будет. Вот никак не даётся мне галльская мова. С английским, немецким – всё нормально, а французский почему-то не идёт, даже «сдвоенная матрица» не помогает. Кстати, физическое состояние почти что четырнадцатилетнего Константина Романова ого какое. Рост примерно 170–172 «наших» сантиметров, а не здешних вершков-аршинов, подтягиваюсь легко раз 30–35. Наездником стал весьма сильным, могу и на своенравных горячих жеребцах гарцевать, но неохота по дурости свалиться и покалечиться, смирной и выносливой Ласточки вполне хватает. Тем более я по воинской специальности моряк, не кавалерист, так что пусть понимающе лыбятся за спиной бравые кавалергарды, плевать. А вот по словам учителей фехтования, у Костика – невероятная реакция, и если бы великий князь захотел, занимался чуть более прилежно, быть ему непревзойдённым бойцом.

Нет уж, нафиг надо. В д'Артаньяна играть – только время зря терять, да и кто в здравом уме вызовет сына императора на дуэль? И в атаку в первых рядах не ходить, в рукопашке не схватываться с неприятелем. Ну, очень надеюсь, что не придётся. Лучше слыть учёным, покровителем наук. Например, вовсю кипит работа над усовершенствованием телеграфа, принимаю деятельное участие как «шеф проекта», хотя и не было с моей стороны ни малейшего прогрессорства. В России на сей момент собралась «могучая кучка» учёных, они и творят.

Перебравшийся в Россию из Пруссии по личному приглашению императора Борис Семёнович (в русском изложении) Якоби активно (и успешно) занимался созданием электродвигателя и заодно, в паре с Павлом Львовичем Шиллингом вносил всё новые изменения в конструкцию телеграфного аппарата. Я предложил, разбивку сигналов на точки-тире, был благодушно выслушан мэтрами и больше им не надоедал. Хватает того, что их опыты оплачивает флот, а я, всё ж таки – генерал-адмирал! Правда в мундире каперанга. Чёрт, мундир парадный надо напяливать, а что делать? Торжественная встреча наследника престола – дело нешуточное. Политически важное.

Тем более прибывает Сашка с воюющего востока, там как раз англичане доколачивают южные китайские армии в первой опиумной войнушке. Европа считает, что два хищника – Российская и Британская империи с севера и юга рвут на куски безжалостно великую древнюю цивилизацию.

Ну, это они от зависти. Никто «в европах» азиатов за людей не считает, просто обидно достопочтенным бюргерам – такие богатства мимо пролетают. Ой как негативно «цивилизованные» страны приняли «захват» Россией Сахалина. Да, именно так – ЗАХВАТ! Суки! А англичанишкам даже слова, полслова в осуждение не сказали, не напечатали. Хотя просвещённые мореплаватели и вырезают несчастных, потерявших способность к сопротивлению китайцев многими тысячами. По Амуру же размежевание прошло гладко, за немногими исключениями. Именно так – размежевание. Александр твёрдо заявил – не имеет полномочий заключать договора и нарезать границы между двумя империями. Но от разбойников маньчжурской наружности подданных русского императора защитит. И если для уничтожения хунхузов потребуется, пройти за линию размежевания на три-пять, да хоть на сотню вёрст – русские солдаты плевать хотели на какие-то там столбы с непонятными иероглифами. Китайцы, чувствительно получая от англичан, высаживающих небольшие десанты с моря, наверное в кошмарных снах представляли, что будет, если ещё и русские навалятся, подтянув подкрепления по суше. В общем китайские воинские контингенты спешно убирались подальше от Амура, на котором безраздельно царил капитан второго ранга Невельской. Скажете, быстрая карьера? Так заслужил Геннадий Иванович! Воистину заслужил!

Всё-таки спасибо братьям «перебросчикам». Благодаря им с какими интересными людьми вторая жизнь свела! Невельской, Литке, даже сам Иван Фёдорович Крузенштерн, ещё не пароход, но уже давно легенда, учит уму-разуму великого князя Константина. Крузенштерн, как и Литке весьма заинтересовался прожектами по проводке кораблей Северным морским путём, пусть даже и в два года, с зимовкой в устье Енисея. Правда, предложение юного генерал-адмирала, немного «урезать» расходы на Балтийские эскадры, за счёт чего увеличить финансирование экспедиций северных, заслуженные адмиралы раскритиковали. Балтика – ключ к столице! Как ни старался, ни доказывал, что вскоре флот из парусного станет паровым, и потому нет смысла закладывать дорогущие линейные корабли под «парусной тягой», ладно там фрегаты для дальних океанских походов, они действительно нужны. Но на Балтике мы и малыми силами отобьёмся. Фортами Кронштадта, пароходами не зависящими от погоды и ветра, да минами, которые тот же умница Якоби для флота изобретает и совершенствует. Всё новые и новые конструкции предлагает.

Переубедить стариков-адмиралов не вышло, что не расстроило, терпимо, не смертельно. Ждём, растём. Если раньше зачитывался литературой как подготовить флот к Русско-Японской войне, то теперь в ранге генерал-адмирала держу в уме войну Крымскую, которую очень и очень надо постараться предотвратить. Ну не нужна она России, не нужна. Доказать отцу, что братья-славяне и чёрная неблагодарность – слова синонимы, не получится. Пока не получится. Посмотрим как там у Сашки дела пойдут. Реальность то я своими действиями изрядно «встряхнул». И у брата с его женой в этой реальности дети точно будут другими. Хоть немного да будут отличаться от живших в моей прежней реальности миротворца Александра Третьего, генерал-адмирала Алексея, Павла, Николая, Владимира, Сергея…

Верную Ласточку пришлось оставить на конюшне, – негоже встречать цесаревича на кобыле. Вскочил, стремени не задев, на Зевса, здоровенного и злющего жеребца. Вперёд! Смотрите, гвардионусы, как моряки Российского флота могут! За мной рванул конвой.

С отрядом брата встретились в полуверсте от заставы.

– Костя! Вырос то как!

– А ты Саша всё-таки сбрил бороду? А ведь в письмах заверял, что так и будешь ходить, впечатлённый сибирскими староверами.

– Как я могу предстать перед невестой в таком виде? Шутил! Шутил я, брат! Дай обниму, генерал ты мой адмиралище!!!

Свита и моя и цесаревича приотстала, давая возможность братьям спокойно поговорить.

– Как тебе моя Мария? Рассказывай, молчун. Слова из тебя не вытянешь!

– Прекрасная девушка, рад за тебя, брат. Только вот придворная сволочь позволяет себе косые взгляды. Замечания колкие и тому подобные гадости. Ну, ты ж ходок по фрейлинам, сам понимаешь…

– Понятно, ничего не изменилось за три года. Значит, это ты отцу подсказал про переезд в Москву.

– Я хочу к вам сбежать, подальше от маменькиных нотаций.

– Погоди, но у тебя же там дела, целый завод! Неужели бросишь?

– Перевезу в Москву. Как построишь железную дорогу, по ней и перевезу!

– А флот, или Балтику тоже подтянешь к первопрестольной?

– Да, с морем не получится, но в гости ездить буду. Не прогоните?

– Костя, – брат даже задохнулся от возмущения, – да как ты можешь такое говорить! Даже в шутку! После всего, что ты для нас сделал!

Мда, примерно такой реакции я и ожидал. После того что я сделал. Да Роберта Рождественского я обворовал. Цинично рассудив, что в этой реальности вряд ли он родится, слишком много точек расхождения появилось с нашим миром. Если смотреть по Пушкину и по Амуру, даже по Лермонтову. Михаил Юрьевич после разжалования и отправки на Кавказ, литературным творчеством не занимался и сгинул в одной из первых стычек с горцами в 1838 году. Представьте, если бы в нашей реальности после стиха «На смерть поэта» Лермонтов ничего не написал? Представили? Вот, а у нас тут так…

Поэтому надо добавить романтики и лирики в век жестокий девятнадцатый, а заодно и поддержать реноме чудо-ребёнка, а то многие записали юного Костю Романова в торгаши и счетоводы.

То, что ЗДЕСЬ я рисовал на порядок лучше, чем в родном теле и в своём мире 20–21 века уже упоминал, но и музыкальные способности «прорезались». – Костик недурно играл на рояле и голос был великолепный. И вот, в феврале 1841 года, просмотрев письма брата и отобрав одно, где он описывал дальневосточную природу с Амуром-батюшкой, огромными звёздами, величавыми елями и бескрайними просторами, я подвинул к себе стопку листов и начал «изображать черновики». Дня три я «марал бумагу», строго приказав не убирать со стола ни одного листочка, а затем ломанулся к Жуковскому.

– Василий Андреевич! Вот!

– Что тут, Константин? Стихи?

– Нет, то есть да. То есть не совсем стихи, – песня.

– Вот как, любопытно. Позвольте, – мэтр забрал исчёрканные листки.

– Это прежняя версия, вот последняя.

– Костя, ты хоть понимаешь что натворил, – старика едва не хватил удар, Жуковский с благоговейным ужасом смотрел на меня. Ай да Роберт, ай да молодец!

Всегда бесило в альтернативках «перепевание» очередным попаданцем советских шлягеров и огромные, на главу и более перечисления сумм гонораров и прочих благ, за уворованные тексты и мелодии, а тут сам…

Ну, оправдание то всегда найдётся – денег за скоммунизженный текст Рождественского не получу. А слава и признание, если таковые будут, нужны для укрепления авторитета меня-попаданца и «более лучшего» изменения действительной реальности. Говорю ж, оправдание отыщется даже самым неблаговидным поступкам.

Жуковский потащил Костика к маменьке, учинив грандиозный переполох. Я, отобрав у поэта черновики, уселся за небольшое пиано. Матушка, сёстры-братья и прочий «обслуживающий персонал» привлечённые криками впавшего в поэтическое безумие Василь Андреича ждали исполнения романс а…

– Мне писал Саша о природе тех мест, где сейчас находится. Безбрежный океан звёзд, отражающихся в великой реке Амур, величавые ели по берегам, переписка брата и Мари, их любовь, вспыхнувшая как факел в ночи за тысячи вёрст (господи, какую хрень я несу, но надо, Штирлиц, надо) – вот что послужило к написанию сего произведения. Не судите строго.

И я грянул. Разумеется, предварительно потренировался у себя в комнатах, но всё равно сомневаюсь, что вытяну на уровень Лещенко или Кобзона. Да и на два голоса петь надо, по идее. Ну, нет тут Анны Герман, что уж поделать…

 
Покроется небо пылинками звезд,
И выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Мы – эхо,
Мы – эхо,
Мы – долгое эхо друг друга.
 
 
И мне до тебя, где бы ты не была,
Дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы – нежность,
Мы – нежность.
Мы – вечная нежность друг друга.
 
 
И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга,
Я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы – память,
Мы – память.
Мы – звездная память друг друга.
 

Кто порвал зал? Я порвал зал! Матушка и сёстры рыдают, кто-то бежит за Мари, которая в храме набирается православной благодати. За отцом скорохода погнали…

Реакцию «общественности» века девятнадцатого, неискушённой и незакалённой интернет-срачем и пропагандой нетрудно представить. Особенно когда выяснилось, что романс воспевает любовь цесаревича Александра, находящегося в далёком далеке, к его милой Мари. Кстати, придворная шелупонь девчонку после сего возненавидела ещё больше. А к Костику начали клинья бить мамзели и мадамы с вполне определёнными намерениями. Ладно бы певички были, понятно и объяснимо. А то цвет аристократии жаждет стать героинями следующего хита поэта Константина Романова, любимого ученика самого Пушкина Александр Сергеича. Вот же хитропопые особы, так и норовят разменять п… на шлягер.

Свобода нравов, царящая во дворце, ранее меня никоим образом не касалась. Танцы-шманцы я игнорил, высиживал с книгами и географическими картами, или сопровождал императора. Сашка вон блистал и завораживал слабый женский пол. Но теперь, чую не отбиться. Блин, хоть бы гадость какую не подцепить. Интересно, какие тут контрацептивы-то?

Так что последние полгода протекали весело и нескучно, сбежал от великосветских шлюх на корабли балтийского флота, вмёрзшие в лёд. Государь-император мои опасения подхватить дурную болезнь от поклонниц разделял и, насколько я понял, озаботился вместе с лейб-медиками, проблемами взрослеющего Константина. Интересно, кого мне подложат? Пора уже, ох, пора…

Ну а брат, явно рад меня видеть, считает себя в долгу неоплатном перед Костей стихотворцем. Ладно, пускай считает…

Я знал, что Александр с воодушевлением принял предложение о службе московским наместником. Отец считал, что старший сын вырос и стремится к самостоятельной жизни, но я то понимал – Сашка попросту не хочет сталкиваться с бывшими пассиями, будучи семейным человеком. Занимательная история о гвардейцах из Измайловского и Семёновского полков, вытянувших жребий послужить на Сахалине и в гарнизоне Николаевска на Амуре, и люто завидовавших возвращающимся в Петербург товарищам осталась недосказанной.

Навстречу нам на белом коне выехал сам государь император всероссийский, Николай Павлович, любимый папенька. Не удержался, старик. Хотя, какой старик– сорок пять годочков только стукнет. Здоровущий мужик в расцвете сил.

Сашка пришпорил коня, я намеренно приотстал. Надо тет-а-тет пообщаться двум первым лицам империи…