Текст книги "Сплошное свинство"
Автор книги: Алексей Онищенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
– Ну, прямо Кевин Костнер, – не преминул съехидничать Свин.
В холле уже толпились несколько профессионально хмурых охранников, однако, прикинув все за и против, препятствий парни чинить не стали. Все верно: хотя я и устроил некоторый беспорядок, связываться со мной вышло бы дороже и себе и заведению. Я вынес Вику на улицу, позволил ей пару раз глотнуть холодный, пропитанный влагой воздух, а затем запихнул девушку на пассажирское место в «бентли».
Минут десять мы ехали молча. Я гнал машину, используя на полную мощность форсированный двигатель и беззастенчиво перестраиваясь из полосы в полосу. Вика обиженно молчала, то и дело пытаясь освободиться от страховочного ремня, которым я пристегнул ее к креслу. Напрасно: Рокот настаивал на том, чтобы я всегда пристегивал его жену – и я скрупулезно выполнял приказание. А пульт управления замком находился у меня на руле, поэтому самостоятельно отстегнуться Виктория не могла….
Через некоторое время она перестала копошиться: поняла, что демонстрировать свою неприязнь совершенно бесполезно. Я давно привык к ее выходкам. А Большой Папа все равно займет мою сторону: для того меня и нанимали, чтобы вытаскивать девушку из подобных передряг, невзирая на те неудобства, которые я мог ей причинить. Но пар все равно надо было выпустить, и Вика начала разговор.
– Какая же ты сволочь, Гаврила…
– Знаю.
– И ты живешь с осознанием того, что ты сволочь?
– А куда деться?
Вика в раздражении закурила фиолетовую сигарету с золотым фильтром. Дым она намеренно выдыхала так, чтобы он застилал мне глаза. Я отнесся к ее мелкой пакости со стоическим равнодушием.
Мы проезжали мимо автобусной остановки с коммерческим ларьком.
– Останови! – вцепилась Вика мне в локоть.
– Зачем?
– Я хочу купить себе пиво.
– Тебе нельзя сегодня пить.
– Я лучше знаю, что мне можно, а что нельзя. Это моя жизнь, и я могу распоряжаться ею так, как захочу! Понял? Могу!
– Боюсь, что нет, – равнодушно сказал я и продолжил движение.
Некоторое время Виктория молча играла желваками. Затем я услышал всхлипывания.
– Какие же вы все сволочи… Живу, как в клетке…
Я молча смотрел на дорогу.
– Боже мой! – размазывала двухсотдолларовую тушь по щекам Виктория. – Я даже трахнуться не могу с кем хочу!
Это была истинная правда. Борис Сергеевич ревниво наблюдал за верностью своей супруги. Побочные романы категорически запрещались: частью из-за боязни огласки в прессе, частью – из-за врожденного чувства первого самца в стае, доминировавшего в душе Рокота. «Я могу с кем хочу и когда хочу, а ты, дорогая, сиди дома и смотри на меня преданными глазами. Варианты исключаются… »
– Ну что же ты молчишь! – высморкалась в рукав блузки Вика. – Скажи хоть что-нибудь!
– Я не терапевт. Я всего лишь телохранитель…
– Ты прежде всего сволочь! – вскрикнула Виктория и снова зарыдала…
Ее истерика длилась довольно долго. Но когда мы приехали домой, моя подопечная уже успокоилась и снова приняла надменный и неприступный вид, в котором пребывала большую часть своей сознательной жизни.
Рокоты жили в центре, занимая весь двадцать третий этаж престижного высотного здания. Дом был стилизован под сталинский ампир: как бы классика, но в то же время роскошная, чуждая духу сурового грузина отделка внутри.
Я загнал «бентли» на подземную стоянку. Мы вышли из машины и поднялись наверх. Квартира пустовала. Прислуга давно ушла, всех телохранителей, кроме меня, Владимир Сергеевич забрал с собою в Питер.
– Пойду приму душ, – коротко бросила Вика, на ходу стаскивая с себя блузку и расстегивая застежку бюстгальтера. – Надеюсь, это не вызовет у тебя подозрений?
– Только если ты не захватишь с собой бутылку мартини.
– Как я могу его захватить, если ключ от бара у тебя? – фыркнула девушка, бросила бюстгальтер мне в лицо и, скидывая по пути туфли, отправилась в ванную.
Она намеренно подчеркивала мою незначительность и теперь мстила за свою недавнюю слабость. Телохранитель, он как вешалка. На него можно повесить свое исподнее белье, можно заставить его носить в кармане пиджака свои гигиенические прокладки. По мнению Виктории, меня очень уязвляли все эти маленькие, торопливые, как укусы хорька, выходки….
Из ванной раздался звук льющейся воды. Я прошел в огромную гостиную и открыл лакированные дверцы бара ключом. Знаю, закрывать бар на замок не принято. Но тогда Вика не просыхала бы с утра. Поэтому Рокот разорился на услуги краснодеревщика, который весьма искусно врезал в антикварное дерево крепкий немецкий замок. Ключа было два: один – у Рокота, второй – у меня. Отдает средневековьем, зато достаточно надежно пресекает поползновения отметить восходящее солнце хорошим глотком бренди…
Я налил себе полбокала коньяку и подошел к креслу перед большим панорамным окном. По обе стороны кресла располагались стеклянные журнальные столики, на которых стояли вазы со свежесрезанными розами. Обычно в этом кресле любил сидеть Рокот. Сегодня в нем устроился я.
Ночной город переливался феерическими хороводами огней. Для некоторой части его обитателей активная жизнь только начиналась. Но наши приключения с Викой на сегодня подошли к концу. Чашка мятного чая после душа – и в постель. Ну, может, еще полчаса спринтерской скачки по телевизионным программам. Раньше люди успокаивали себя перед сном молитвами. А теперь могут забыться, только перещелкав полсотни из ста возможных каналов и убедившись, что по ним идет такая же туфта, какая шла вчера и будет идти завтра…
Коньяк был хорошим. Ночной вид – еще лучше. Розы источали тонкий аромат. Я вполне мог ощутить удовольствие, если бы не сожалел о шести месяцах, потраченных впустую.
– Гаврила, я не знаю почему, но Рокот в городе. Поверь мне, он в городе и, весьма вероятно, скоро приедет домой, – протелепатировал мне Свин.
– У него должны быть очень веские причины, чтобы остаться в Москве, когда в Питере проходит еще один судьбоносный съезд партии, которую он возглавляет…
– Я понимаю. Но это так. Ты же знаешь, я редко ошибаюсь.
Что верно, то верно. Свин ошибался крайне редко. Иногда я использовал эту его способность в корыстных целях. Просто спрашивал об исходе предстоящего футбольного матча. И если Свин предсказывал победу аутсайдеру – без сомнений ставил на него в одной из букмекерских контор. Выигранные деньги мы сообща пропивали. Пустячок, а приятно…
– Ладно, – согласился я. – Допустим, Рокот в городе. Но это не значит, что он приедет домой. Мне, конечно, слабо верится, но, может, у него какая-то тайная встреча с политическими конкурентами? Обговаривают план действий на ближайшую думскую сессию и расписывают, кто сколько получит от лоббирования.
– Может, он поехал к любовнице? – предположил Свин. – Иногда встречаются такие женщины, ради которых на время можно забыть и о деньгах, и о карьере…
– Это навряд ли, – вздохнул я.
Борис Сергеевич, как уже упоминалось, не предъявлял к своей персоне завышенных моральных требований. У него имелось по меньшей мере три любовницы. Не проститутки, конечно, так называемые морковки. Девушки из приличных семей, скромницы и умницы, они жили обычной праведной жизнью. Учились в институтах, читали «Космополитен» и ходили на свидания с перспективными молодыми людьми, на близость с которыми решались только после полугодовых походов в кино и кафешки. Таились, одним словом, как морковка в земле. И только изредка позволяли выдергивать себя за хвост властной руке Бориса Сергеевича. Один звонок – и скромницы сообщали родителям, что едут к очередной подруге на день рождения, а на самом деле отправлялись на съемную квартиру, где без малейших угрызений совести преображались в отвязных медсестер или похотливых учительниц. За очень приличные деньги, разумеется.
Я знал об этих фактах от водителя Рокота Виталика. Именно поэтому в версию сумасшедшей страсти мне верилось с трудом. Борис Сергеевич мог получить секс в любое время. И ему не надо было придумывать конспиративные легенды об отлучке в Санкт-Петербург.
– Хорошо, – попытался собраться Свин. – Мы знаем, что Рокот в Москве. Давай подумаем, как мы можем достать его.
– Кража? – предложил я.
– Что такого ты можешь украсть у него, что он не компенсирует потом при помощи своего кресла? – засомневался Свин.
Я встал и подошел к окну. Телепатическое совещание серьезно утомило меня. Хватит! В конце концов, Свин намного превосходит меня интеллектом. Вот пускай и думает. Да и Вика что-то чересчур долго задерживается в душе. Следовало проверить, как там обстоят дела. Но сначала мне захотелось прижаться лбом к прохладному стеклу.
– Можешь сказать Рокоту о предательстве сотрудников, – продолжал размышлять Свин, проигнорировав мое нежелание вести беседу.
– В смысле?
– Заяви, что у тебя есть доказательства о двуличии его заместителя. Скажи, что он ведет двойную игру и присваивает большую часть денег себе. Рокот любит деньги и почувствует обиду. А когда человек чувствует обиду, сам знаешь, он становится открыт для негативных воздействий.
– Видишь ли, – я отхлебнул коньяк, – заместитель Рокота действительно ворует у него деньги.
– И ты молчал об этом? – недовольно хрюкнул Свин.
– Дело в том, – пояснил я, – что Рокот все знает.
– Знает?!
– Знает. И его все устраивает. Сейчас не те времена, что раньше. Никто не ищет преданности. Достаточно знать, сколько ворует человек и что ему выгодно. Этого хватает для просчитывания комбинаций.
– Куда мы катимся… – пробормотал Свин, но затем снова начал: – Есть другие предложения?
Я покачал головой. Других предложений не было. Я прекрасно понимал, что мы проваливаем задание. Если сегодня не удастся заронить в душу Рокота сомнения, наши полномочия истекут ровно в двенадцать часов следующего дня. Руководство отдела признает, что объект, несомненно, охраняется Провидением Свыше. Дело закроют и передадут в архив. И мы со Свином не получим баллы, достаточные для того, чтобы уйти в отставку. Это не смертельно. Но кто знает, какой рейтинг будет у следующего задания. И когда оно закончится. А мне хотелось в Испанию сейчас. Надоело постоянно исполнять чужие роли. Надоело окунаться в чужую грязь. Надоело постоянно балансировать на краю и ходить по тонкой дорожке, отделяющей пропасть рая от пропасти ада…
Но выход есть. Свин правильно учил меня. Выход есть всегда. И если ты не перестаешь верить в него, то обязательно получаешь то, что хочешь, хотя бы и в последнюю секунду боя. Вдруг я заметил какое-то движение перед домом. Я посмотрел вниз и едва не выронил бокал с остатками коньяка.
– Рокот здесь! Я вижу его машину!
– Замечательно, – ласково пропел Свин. – Теперь от тебя требуется сохранять хладнокровие.
– Я не волнуюсь. Но что мне делать?
Мою голову наполнило энергичное похрюкивание. Это означало, что Свин усиленно размышляет.
Между тем возле дверей, на белой поверхности домофона, загорелась маленькая красная лампочка. Поскольку лифт поднимался прямо в квартиру, это означало, что его используют. А использовать, кроме Рокота, его было некому. У меня оставалось крайне мало времени. Пришлось взять инициативу в свои руки.
– Может, прямая агрессия? – предложил я. – Приставлю дуло к его голове, запрошу миллион долларов наличными.
– Во-первых, Рокот вполне может отстегнуть тебе миллион, – задумчиво произнес Свин. – А во-вторых, это не изменит его веру. В момент передачи денег он будет твердо знать, что наймет киллеров и рано или поздно вернет их.
Красная лампочка сменилась на зеленую. В замочной скважине заскрипел проворачиваемый ключ.
– Раздевайся! – заорал в моей голове Свин.
По тембру голоса, я понял, что его осенила какая-то идея.
– Что?!
– Раздевайся! Представишь дело так, как будто вы с Викой любовники. Он воспримет это как личное оскорбление.
– Он не настолько любит Вику…
– Зато он очень любит себя. Это для него все равно, как если бы ты угнал его любимую машину. Раздевайся быстрей! Хотя, если ты боишься за себя или просто не готов, то можешь оставить все как есть, – проворчал Свин.
Однако я был готов. И меня не надо было подначивать. В словах Свина был определенный резон. А риск… Кто знает, как сильно придется рисковать на следующем задании, если мы провалим это. Лучше уж отмучиться в последний раз и навсегда оставить в воспоминаниях этот холодный мир с амбициозными политиками и их сходящими с ума женами… Я сорвал с себя одежду и разбросал ее в беспорядке по комнате. Затем положил блузку Вики на стол, а бюстгальтер прицепил к ключу, торчавшему из бара. В коридоре уже раздавались тяжелые, уверенные шаги Бориса Сергеевича.
– Плесни на себя коньяком! – прорычал Свин.
Я беспрекословно выполнил приказ.
– И вот еще что, поставь себе засос…
– Засос-то зачем?
– Для усиления эффекта…
– Порнограф хренов, – пробормотал я, впиваясь зубами в свое предплечье.
– За порнографа ответишь, – пообещал Свин. – Но потом. А сейчас постарайся изобразить максимальный испуг напополам с максимальной похотью. Поиграй в Боккаччо, ферштейн?
Ответить я не успел. Дверь открылась, и в комнату вошел Борис Сергеевич Рокот, сопровождаемый личной телохранительницей Аллой и двумя младшими телохранителями.
Сказать, что он удивился, – значит ничего не сказать. Рокот был изумлен, как был бы изумлен любой на его месте, застав у себя в квартире голого телохранителя с бутылкой коньяку в руках и темнеющим засосом на предплечье.
– Вот те раз, – ошарашенно произнес Борис Сергеевич и опустился в кресло.
Алла, высокая мускулистая девица в брючном костюме и с гладко зачесанными назад волосами, иронично окинула меня взглядом, сделав равнодушное лицо. Мол, видали мы и получше… Губы двух других телохранителей дрогнули в едва заметной усмешке.
Дверь ванной хлопнула. В комнату вошла Вика, вытирая на ходу голову большим махровым полотенцем. Упомянутое полотенце являлось единственной деталью ее туалета. К несчастью, оно закрывало глаза девушки, поэтому оценить происходящее сразу Вика не смогла. Зато увидела свой бюстгальтер, висящий на ключе от бара, и недовольно крикнула:
– Гаврила! Сколько раз я просила тебя убирать мои вещи! У тебя не так много других обязанностей…
– Вот те два, – произнес Рокот и потянулся к оставленному мной коньяку.
Вика отняла полотенце от головы и испуганно ойкнула. Теперь в комнате находились два абсолютно голых человека против четырех хорошо одетых.
– Тот еще пасьянс, – согласился с моими мыслями Свин.
Немая сцена длилась секунд двадцать. Затем Вика решила взять слово:
– Борис! Это какое-то недоразумение! Я не понимаю, почему Гавриил голый…
– И не понимаешь, почему голая ты, а он не убрал твой бюстгальтер? – с едва заметным сарказмом ухмыльнулся Рокот.
– Это какая-то подстава, – смущенно произнесла Вика.
Не то чтобы она очень боялась. Но соображала что к чему. Отец девушки, ради связей которого Рокот и женился на ней, давно не играл значительной роли ни в политике, ни в бизнесе. А Рокот, наоборот, взлетел к самому поднебесью. Разводиться он, естественно, не стал бы. Все политики у нас такие однолюбы, что слезы от умиления текут. Но иметь его врагом не хотела даже Вика, при всем своем показном нигилизме.
– Подстава? – поднял правую бровь Борис Сергеевич. – Вполне возможно… Только кто кого подставил? Я тебя или ты меня? А, дорогая?
Вика посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Согласен, на самом деле подставил ее я. Но объяснять что-то Рокоту в таком положении было бессмысленным предприятием.
А Борис Сергеевич между тем все больше и больше наполнялся гневом, словно чайник паром. Его прямоугольное, с будто высеченными из камня чертами лицо налилось вполне ощутимой тяжестью. Уши приобрели нездоровый багровый оттенок. Толстые пальцы сжались в кулаки.
Что и говорить, я почувствовал себя неуютно. Крайне неуютно. И хуже всего был даже не гнев Большого Папочки, а сквозняк. Телохранители не захлопнули дверь, и теперь по квартире гулял весьма ощутимый поток холодного воздуха. Мое тело озябло. На коже выступили противные маленькие пупырышки.
– Ну а ты что скажешь? – вонзил в меня тяжелый взгляд Рокот.
– Ничего не отрицай, – засуетился Свин. – Не перечь. Признавай свершившийся факт. Только так мы сможем достать его.
Я повел плечами и закрыл кистями рук причинное место, демонстрируя крайнюю степень смущения и беззащитности.
– Босс, я приношу свои извинения. Сам не знаю, как это получилось. Клянусь, это больше не повторится.
– Борис, он врет! – взвизгнула Вика. – Между нами ничего не было! Поверь мне, он врет!
Рокот пружинисто поднялся с кресла и зашел ко мне за спину. Я почувствовал, как затылок окатывает нехорошая волна предчувствия.
– Значит, говоришь, что этого не повторится, – словно размышляя, произнес Рокот.
– Честное слово, – глуповато заверил я.
В следующее мгновение я стал видеть мир несколько по-иному. Когда вы получаете мощнейший удар в голову, восприятие окружающего изменяется, причем более радикальным и заметным образом, нежели в результате трехчасовой медитации или после приема ЛСД. Звуки ушли куда-то далеко, зрительные образы заискрились яркими фиолетово-желтыми оттенками. Тело стало ватным и неподвижным. Пропутешествовав некоторое время по параллельным мирам, я вернулся к действительности и осознал, что лежу на полу в осколках одного из журнальных столиков. Правая щека отнялась совершенно. Из носа текла вязкая бордовая кровь. Причин уйти в отключку или взвыть от бессильной ярости было хоть отбавляй. Но Свин не зря муштровал меня все наши совместные десять лет. Благодаря ему я научился держать удар довольно сносно. Когда тебя сбили с ног, главное – не дать волю эмоциям. Не думать, что ты проиграл, что противник ужасная сволочь и он сильнее, а ты – маленькая жертва на крючке. Тот, кто думает подобным образом, всегда проигрывает, даже когда имеет десятикратный перевес в силе. Психология победителя заключается в том, чтобы принять удар, смириться с ним и даже полюбить его. Тогда удар перестает быть ударом – ведь нас преследует только то, чему мы сопротивляемся. А когда ты не считаешь, что тебя сбили и унизили – ты уже на плаву, наверху и в сантиметре от победы. Поэтому я всего лишь вытер кровь тыльной стороной ладони и отметил про себя, что удар у Бориса Сергеевича по-настоящему хорош. Насколько я знал, он не был хлюпиком и в молодости лет семь достаточно успешно занимался боксом. Если и стоило о чем-то сожалеть, так это о падении института юношеских спортивных школ в России. Дай нашим парням хороших тренеров – и во всем мире не останется чернокожих боксеров на профессиональном ринге…
Рокот между тем не собирался останавливаться на достигнутом. Подойдя к моему распростертому телу, он пнул меня ногой, вполне очевидно метя в область паха. Если бы я пережевывал свою обиду, то, несомненно, пропустил бы удар. И учитывая, что на ногах Босса были модные итальянские туфли с острыми, точно у средневекового шута, носками, перспективы моей половой жизни в будущем равнялись бы нулю. Но я контролировал ситуацию, а потому достаточно успешно сохранил свое мужское достоинство, подставив под удар ляжку. Конечно, ощущение тоже было не из приятных. Но что делать: иногда свобода выбора означает не выбор между добром и злом, а выбор между большим и меньшим злом. Таковы правила, которые устанавливаем не мы…
– Скотина, – прошипел сквозь зубы Рокот. – Чего тебе не хватало? Мало денег? Работенка пыльная? Не мог найти девку по душе?
Я молчал, внимательно следя за его ногами.
– У тебя же такие положительные характеристики, – продолжал отчитывать меня Рокот, попутно примериваясь к новому удару. – Скажи, чего тебе не хватало?
– Борис, это какая-то подстава, – всхлипнула Вика. – Не бей его! Просто выясни, зачем он это сделал.
Не знаю, жалела ли она меня или просто ей трудно было выносить вид и запах крови. В любом случае, Вика – единственная, кто заступился за меня: Алла и двое парней наблюдали за происходящим с профессионально бесстрастными лицами. Я не винил их: в последнее время фраза «Ничего личного. Это только бизнес» стала всеобщим заменителем «Отче наш». Ребята просто выполняли свою службу. Кто-то облажался и должен быть наказан, а может, и убит. Что здесь такого? Это только бизнес. Ничего личного…
Но Рокот не желал заступничества. Повернувшись к жене, он вытянул к ней руку, словно на думской трибуне, и заговорил, яростно сплевывая слова сквозь побелевшие от гнева губы:
– А ты молчи. Просто молчи. Если ты думаешь, что это сойдет тебе с рук, то крупно ошибаешься. Я долго терпел твои выходки. Я позволял тебе все. Я закрывал глаза на все твои проделки с кокаином и литровые дозы мартини. Все, что я требовал от тебя, – это верность. Просто верность, и ничего более. А ты не смогла продержаться и дня, чтобы не прыгнуть в койку к этому уроду!
– Что он чувствует? – спросил я Свина. – Обиду, ненависть, горечь?
Свин несколько секунд сканировал ауру Рокота.
– Нет, ничего, – прозвучал неутешительный ответ. – Он не обижен. Раздражен немного, но только внешне. В глубине души даже радуется, что представилась возможность поставить жену на место. Он слишком долго чувствовал себя обязанным по отношению к ней. Считал, что сделал карьеру благодаря ее отцу. Гнал от себя эту мысль и теперь получил хороший повод уничтожить ее осуждением.
Что ж, и тут у нас не выгорело. Все домашние заготовки и экспромт моего старшего офицера пошли насмарку. Оставалось последнее действенное средство – импровизация оперативника. Я прибегал к нему крайне редко. В конце концов, старшим в нашей связке был Свин. И на нем лежала большая часть ответственности за исход операций. Но все же иногда даже Свин оказывался не на высоте. Тогда в дело вступал я, хотя опять-таки не без его помощи. Свин постоянно талдычил о необходимости обращаться к подсознанию. Оно, дескать, знает все, оно уже выбрало наиболее выгодный вариант развития событий из тысячи возможных. Надо только услышать его. И где же здесь справедливость? Те, кому удавалось слышать свое подсознание, становились святыми, миллиардерами или, на худой конец, выигрывали в лотерею джек-пот. Остальным же приходилось прорываться к подсказкам через множество препятствий. Я слабо верил во все это, но, в любом случае, мне был известен алгоритм обращения к своему подсознанию, и я не видел причин, почему бы не применить его в данной ситуации.
Я представил, как все мои мысли собираются в маленький белый шар. Рокот, телохранители, плачущая Вика, лихорадочно размышляющий Свин – все в одном сантиметре круглой сферы. Мое прошлое и мое будущее. Мои страхи и мои радости. Все, абсолютно все. А затем я выкинул этот шарик прочь из головы и мысленно проследил, как он прыгает по усеянному осколками стекла полу. Теперь я не существовал. То есть существовал, конечно. Но не осознавал себя. Ум прекратил свою работу. А его место заняло Нечто, которое нельзя было описать словами. Оно связывало меня с миром. Оно знало ответы на все вопросы и действительно откликнулось на мою отчаянную просьбу. Откуда-то из области живота поднялась теплая пульсирующая волна. Она наполнила меня ровным спокойствием, пробежалась вверх по позвоночнику и мягко, словно небольшой ласковый водопад, ударила в голову. Мозг расслабился. Напряженная гримаса исчезла с лица. Я блаженно улыбнулся, ибо понял, что мне надо делать. И знал, как я это сделаю. И кто поможет мне в этом.
– Босс, я прошу прощения, – неожиданно вмешалась в разговор Алла, – но, может, это действительно подстава?
Она думала, что сказала это сама, без внешнего влияния… Я не стал разубеждать ее и посмотрел на Рокота. Он задумался. При всех более чем сомнительных моральных устоях, Борис Сергеевич был весьма чутким человеком и умел проводить грань между эмоциями и здравым смыслом. Вытерев со лба пот, мой мучитель сел в кресло и по-крестьянски, не церемонясь, глотнул коньяк из бутылки.
– Какой смысл у этой подставы?
– Судите сами, – поправила маленький галстук телохранительница, – встреча в Питере отменена. Многие знают об этом. Вы приезжаете домой и видите телохранителя в постели со своей женой. Ваша реакция?
– Он покойник! – отрезал Рокот. – Может, не прямо здесь и сейчас, но он – покойник! Надо четко знать свое место и не пытаться ухватить Бога за бороду. В этом смысл бытия.
– Как скажете, – кивнула Алла. – Покойник так покойник. А вдруг вся эта затея для того и создавалась, чтобы вы убили его? Может, на улице уже ждет следственная группа с видеокамерой и нас возьмут в тот момент, когда мы будем выносить тело? Естественно, дело это вы урегулируете. Но не сразу. А резонанс получится большой. Да и пресса постарается.
– И о кресле министра безопасности можно будет забыть, – подытожил Рокот.
– Именно, – расплылась в улыбке Алла, словно цирковая собачка, ожидающая подачку за исполненный трюк.
– Что ж, голова у тебя работает, – заметил Рокот. – Жаль, что в свое время я встретил не тебя, а эту курву.
Я сплюнул остатки крови изо рта и засмеялся.
– Что с тобой, парень? – удивленно спросил Рокот. – Театр задумал устроить? Разжалобить меня хочешь? Зря стараешься. Я своих решений не меняю.
– Знаю, – ухмыльнулся я, – поэтому и смеюсь.
Он снова встал с кресла и подошел ко мне.
– Мне не нравится твоя веселость. Я ее не понимаю. А когда я что-то не понимаю, то очень сержусь. За полгода работы на меня ты должен был это уяснить. Поэтому выкладывай в ритме вальса, что у тебя есть. В таком случае умрешь легко и быстро.
– Алла – дура, – начал я, – но кое-что она ухватила. Подстава действительно имеет место. И о кресле министра безопасности ты можешь забыть.
Рокот наклонился и схватил меня пальцами за подбородок.
– Говори быстрее! Ты не на сцене…
– Думаешь, ты победитель, да? – выдержал я его взгляд. – Думаешь, и на этот раз тебе все сойдет с рук? Ошибаешься! Меня послали, чтобы я убил тебя. И я сделал это! Уже сделал это…
– Не понимаю! – Его глаза побелели от ненависти.
– Я болен СПИДом. И с женой твоей сплю уже два месяца. Ты ведь не пользуешься презервативами, верно?
Рокот выпустил мой подбородок из своей ладони и ошеломленный встал. Я заметил, как подрагивают его руки.
– Так, что-то намечается! – раздался в моей голове голос Свина. – У него в ауре происходят изменения. Он плывет!
Я вглядывался в лицо Рокота. Он действительно плыл. «Плыть» на нашем жаргоне означало терять веру. Когда все твои установки, все твои убеждения оказываются бессильны перед свершившимся фактом и стекают, подобно воде из бачка унитаза, в дурно пахнущее ничто. Картина не из легких. Потеря веры, может быть, самое тягостное зрелище на земле. Но я знал Рокота, знал его жизнь и потому не сочувствовал. Ни капли. Ни йоты. Его вера стоила того, чтобы ее потерять.
Он верил, что непобедим. Он просыпался каждое утро с радостной улыбкой и делал то, что считал нужным, совершенно не заботясь о том, как его действия отзовутся в судьбах других людей. И он чувствовал себя под защитой, не задумываясь, откуда эта защита происходит. Но вот произошла досадная оплошность, которую он просмотрел. Два маленьких человека, которых он презирал и едва ли относился к ним иначе, чем к мебели, обыграли его по всем статьям. Он не думал о том, правда ли это. Он не жалел Вику, которая, если верить моим словам, тоже была заражена. Он думал только о том, что оказался смешон и жалок. Что он проиграл. И это осознание поражения делало его открытым для справедливого возмездия.
Рокот схватил бутылку и ударил ее о стену. Остатки коньяка хлынули на дорогой паркет. В руке у Большого Босса заблестела, переливаясь при свете ночной иллюминации из окна, шипастая розочка.
– Кто тебя послал? – спросил Рокот, приставив острые края стекла к моему горлу.
С него уже слетел весь лоск респектабельного джентльмена. Передо мной стоял дикий невежественный варвар, одержимый лишь жаждой мести. И это радовало мое сердце, потому что мстящий человек всегда находится в проигрыше. Ибо месть не дается жаждущим ее.
– Сам не догадываешься? – Я инстинктивно отклонился от режущей кромки стекла.
– Неужели Васильченко? – сузились его глаза.
Я неопределенно пожал плечами. Васильченко, разумеется, тут был ни при чем. Сам способ мести я вычитал в какой-то желтой газетенке, из тех, что внимательно изучал по вечерам Свин. Но открывать карты пока не собирался.
Рокот в сердцах бросил горлышко бутылки в панорамное окно. Раздался звон стекла. В комнату ворвался холодный ночной ветер. Всхлипы Виктории стали гораздо громче. Большой Босс ходил по комнате, грозя кулаком невидимому врагу.
– Тварь! Ах, тварь… Нашел-таки способ! Ну ничего, я до тебя еще доберусь! Ты у меня попляшешь, стратег долбаный…
Телохранители безучастно наблюдали за происходящим. Ветер дул все сильнее и сильнее, и я первый раз за вечер обеспокоился своим здоровьем. Так, не ровен час, и воспаление легких можно подхватить. Вот ведь ирония судьбы – ехать в Испанию с носовым платком в руке…
– Клиент готов, – торжествующе провозгласил в моей голове Свин. – Он впустил в себя страх и горечь. Теперь правосудие найдет его. Можно вызывать милицию.
– Боюсь, что до милиции дело не дойдет, – мысленно ответил я.
– Почему?
– Она в комнате, – сказал я вслух и закрыл глаза.
Она действительно была в комнате. Маленькая фигура в бордовом балахоне, вроде тех, что носят послушники в католических монастырях. Талия подпоясана простой белой веревкой. Капюшон низко опущен, так что лица не видно совсем. Впрочем, Ее лица не видел никто. Никто и никогда.
– Что за бред ты несешь? – наклонился ко мне Рокот. – Кто в комнате?
Я еще раз посмотрел на маленькую фигуру в бордовом балахоне. Я видел Ее довольно часто. Но так и не смог спокойно воспринимать Ее присутствие. Теперь мне стало по-настоящему холодно. Холодно и тоскливо. Никогда нельзя быть уверенным, кого Она заберет на этот раз.
– Так кто в комнате? – повторил свой вопрос Рокот. – Кто и где?
Я взялся за его рукав и показал за спины телохранителей.
– Ну и что? Кто там?
– Смерть, – ответил я и опустил глаза. Встретиться со взглядом из глубины темного капюшона было выше моих сил. Даже Свин боялся Смерти. Что уж говорить обо мне…
Рокот выпрямился и нервно расхохотался:
– Ты слышишь, Алла?! Этот придурок видит смерть за твоими плечами…
Телохранительница улыбнулась в ответ. Я отметил, что выражение цирковой собачки исчезло с ее лица. Близкое присутствие Смерти всегда преображает людей, даже если они и не осознают полностью того, что происходит.
– Самое смешное, Босс, – сказала Алла, – что Гаврила, в общем-то, прав…
В следующее мгновение в ее руке оказался пистолет. Охрана Рокота пользовалась нормальным оружием. Хотя и здесь не без вычурностей: более практичному, но некрасивому и неблестящему «глоку» предпочли хищный профиль «беретты».
