Текст книги "Искатель, 1961 №3"

Автор книги: Алексей Леонтьев

Соавторы: Сергей Мартьянов,Владислав Микоша,Кирилл Андреев,Владлен Суслов,Рэй Брэдбери,А. Федоров,Новомир Лысогоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Успокойтесь! – Тереза заботливо расстегивает ворот рубашки коммивояжера. – Вам нельзя волноваться…

– …И никаких лекарств!

После бурной вспышки комми обессиленно откидывается в кресле. Тереза платком обтирает его лоб.

– Спасибо… – комми пытается улыбнуться. – У вас на щеке…

Тереза достает пудреницу.

– Святая Мария! – В зеркальце виден ее «кровавый» шрам. – И никто не сказал мне этого раньше!

– Могу предложить, – привычно говорит комми, – лучшую в мире несмываемую помаду фирмы «Грехэм, Грехэм…».

КАБИНА

Накрытые плащами и пальто пассажиров, лежат члены экипажа. Они все еще спят.

– Через час, – говорит врач, – повторим инъекцию.

– Есть надежда? – спрашивает Иржи.

– Надежда, мой друг, есть всегда… Но пока нам остается только ждать…

Врач достает сигарету, щелкает зажигалкой. Она не горит…

САЛОН

Нервно щелкает зажигалкой агент. Теперь он сидит впереди рядом с миссионером. Наконец вспыхивает слабый язычок пламени.

Агент дает прикурить миссионеру, прикуривает сам.

– Разрешите…

Это наклоняется появившийся из кабины врач.

Агент гасит зажигалку и тут же зажигает вновь. Подносит пламя к сигарете врача.

Врач: Можно подумать, что вы участвовали в войне. Ваша зажигалка…

Агент. Участвовал… (Заметив вопросительный взгляд врача.) Был во Второй армии в Арденнах.

Врач: Вот как…

Агент: Мы держали оборону по Маасу, северней Мезьера…

Врач (прикурив): А мой батальон был у Шарлевиля. Агент (оживившись): О! Значит, вы знали генерала Бер-толя?

Врач: Как же… (Усмехнувшись.) «Клянусь флагом моей родины…»

Агент: В самую точку! А майора Джима Брауна?

Врач: Брауна?

Агент: Да. Неистовый Джимми… Помните: он захватил склад на правом берегу…

Врач: И три дня держал оборону трофейными фаустпатронами?

Агент: Верно! А капитан Кнайт… (Он осекается под пристальным взглядом врача. Неуверенно.) Помните, он был на нашем участке…

Врач: Да… на нашем участке…

Врача трогает за рукав подошедший толстяк. В руках у него какой-то листок.

– Вот… Это я нашел в буфете.

Врач берет листок. На нем меню обеда: горячие пирожки, томатный суп, жареная курица, компот.

– Ну и что же? – недоумевает врач.

– Сейчас самое время, – говорит толстяк. – Сытый желудок благотворно влияет на душу…

Кристин и Тереза, взяв на себя функции стюардессы, разносят пассажирам обед. Тереза смыла с лица краску и из яркой дамы превратилась в простую крестьянскую девушку.

Мало кого из пассажиров интересует сейчас обед.

Зато проголодавшийся толстяк ест за троих. Он, кажется, даже забыл о ситуации, в которой находится.

– Чем нас будут кормить за ужином в аэропорту? – спрашивает он у Кристин, принимая порцию курицы.

– Об этом я сообщу дополнительно, – повторив интонацию стюардессы, отвечает Кристин.

Старичок филуменист взял на себя отеческие заботы о молодом солдате.

– Подкрепите свои силы! – настаивает он. – Съешьте крылышко. Вот так. И знаете, – он озабоченно оглядывает солдата, – вам надо капельку выпить!

БУФЕТ

Генри смешивает в стакане замысловатый коктейль. На стойке шеренга бутылок.

У электроплиты хозяйничает студентка. Девушка выхватывает у Генри наполненный до половины стакан.

– Вы не будете больше пить!

– Почему?!

Генри уже заметно пьян. Он тянется за стаканом. Девушка не отдает.

– Дайте… – говорит Генри. – Слышите? Я знал, что мне обязательно когда-нибудь повезет… И вот, наконец, столько бесплатной выпивки!.. Первый раз в жизни… И последний…

Девушка резко ставит стакан. Доливает его из одной бутылки, второй, третьей.

– Пейте!

Генри, пожав плечами, берет стакан.

Студентка отворачивается.

– Я не знала, что вы трус…

Генри сразу трезвеет.

– Вы сказали…

– Да! Вы боитесь! Хотите спрятаться… Уйти… Когда… Когда всем нужны вы… ваше мужество…

– Гм… – Генри растерян. – Вы считаете, я кому-то нужен?

Он ставит стакан. По стойке стекает расплескавшееся вино.

Девушка молчит. Генри кладет руку ей на плечо.

– А вам?

Девушка не отвечает. Генри снимает руку.

– Когда-то я прочел стихи, в них было не больше дюжины слов. Наверное, поэтому я их запомнил: «У меня любовь, и ребенок, и банджо, и тени… Бог посетит – в один день все возьмет, и останутся только тени…» Этот мрачный меланхолик по сравнению со мной был Рокфеллером. После меня не останется даже теней…

Девушка поворачивается. Генри осторожно обнимает ее.

– Нет! – говорит девушка. – Нет, нет!.. Не теперь… Генри отстраняется.

– Потом? – грустно усмехается он.

Девушка поднимает полные слез глаза. Мгновение колеблется…

– Виноват…

В буфет заглядывает старичок филуменист.

– Прошу прощения… Здесь не найдется стаканчика виски?

САЛОН

Сидя рядом, солидно, как взрослые, обедают дети.

В следующем ряду за ними одинокий Иржи. Он сосредоточенно мешает ложкой в стакане. Мысли его где-то далеко.

Присаживается на ручку кресла Кристин. Лицо ее стало строже. Сейчас ей можно дать намного больше двадцати пяти лет. Она задумчиво смотрит на стриженый затылок сына.

– Вы чех? – спрашивает Кристин оператора.

– Да…

– Я поняла, когда вы спросили пльзенское пиво… «Пльзен праздрой»…

Иржи поворачивается.

– Моя мать была чешка… – говорит Кристин. – Мы уехали в тот страшный год… Год Мюнхена… Я смутно помню наш дом. Площадь… Мост через Влтаву… И песни… Наверное, те же самые, что пела вам ваша мать…

По лицу Иржи пробегает тень.

– Я не помню своей матери…

КАБИНА

Здесь по-прежнему дежурят врач и женщина в сари. На штурманском столике два подноса с нетронутыми обедами. Врач пристально вглядывается в лицо командира корабля, щупает пульс. Подымает голову, встречает вопросительный взгляд сестры и отрицательно качает головой. Переходит ко второму пилоту.

– Доктор! – нарушает молчание женщина. – Скажите, кто это сделал?

Ее высокая строгая фигура требует ответа.

– Я не знаю точно кто… – говорит врач. – Но подобных негодяев я встречал и в Испании, и во Франции, и… Да мало ли где!..

– Зачем? Зачем люди делают такое, доктор?!

– Это не люди… – жестко говорит врач. – Это те, кто хотел бы вытравить с земного шара все человеческое. Слава богу, это им не по зубам! – И уже спокойно добавляет: – Этим самолетом должна была лететь красная делегация. Она бы бесследно исчезла в океане…

– И мы вместе с ней?!.

САЛОН

– …Потом вошли советские танки… – заканчивает свой рассказ Иржи. – Я помню горячую, обжигающую броню и молодого солдата, державшего меня на руках… У него была смешная пушистая борода и очень крепкие руки…

Иржи умолкает. Поворачивается к Кристин.

– Я должен вам сказать, – говорит он, – я рядовой хроникер. И никогда не снимал художественных фильмов. Ни с Евой Пристли, ни без нее…

– Я это знала…

В глазах Иржи изумление.

– Ева Пристли – это я…

Пауза.

– О, черт!.. – наконец произносит оператор. – Теперь я понимаю, почему мне все время казалось, что я вас где-то видел!..

Кристин мягко берет его за руку.

– Не огорчайтесь… Все мы стараемся казаться лучше, чем есть… Мои героини всегда красивы, добродетельны и удивительно молоды…

Впереди дети заканчивают обед.

Расправившись с компотом, мальчик берется за яблоко. От неловкого движения яблоко падает с подноса.

Мальчик сползает с кресла…

– …Мне пришлось отучить сына звать меня мамой… – продолжает Кристин. – Сегодня он впервые забыл об этом…

Приподнявшись, она заглядывает в предыдущий ряд. Кресло мальчика пусто.

– Фреди!!! – в голосе Кристин панический страх. Из-под кресла появляется белокурая голова мальчика.

В руках у него яблоко.

– Что, Кристин?

– Не смей! – Забыв об Иржи, Кристин страстно обнимает сына. – Называй меня мама! Я мама, мама!

– Хорошо, Кристин… – Мальчик вырывается из объятий.

– Мама!

– Хорошо… – Он никак не понимает, почему столько шума из-за пустяков.

Усаживается. Девочка бесцеремонно забирает у него яблоко.

– Отдай! – возмущается мальчишка. – У тебя есть свое!

– Пойди вымой, – строго говорит девочка. – Мама говорит, нельзя есть немытые фрукты…

Из буфета в кабину возвращается Генри.

Возле второго салона его задерживает взволнованный экс-диктатор. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что их никто не слышит, он подымает толстый волосатый палец.

– Один! Только один!

– Что один? – недоумевает Генри.

– Парашют! Один парашют. Мне!

Генри пожимает плечами, хочет пройти, но диктатор не пропускает.

– Вот чек… – Он переходит на шепот. – Здесь все, что у меня осталось… Клянусь честью! Его учтут в любом банке…

Генри повертел чек, посмотрел на свет. Диктатор с надеждой следит за ним.

– Один! Только один!..

Генри, вздохнув, возвращает чек.

– К сожалению, в этой лавке нет ни одного…

Диктатор молитвенно складывает руки. Кажется, сейчас он бросится на колени.

– Я охотно бы принял этот чек. Но… – Генри засовывает чек в петлицу пиджака диктатора. – У меня нет наследников, а я не уверен, что обстоятельства позволят мне завтра лично явиться в банк…

КАБИНА

Врач прослушивает сердце пилота. Сестра готовит шприц к очередной инъекции.

Дверь отворяется. Входят мальчик и девочка. Они осторожно несут стаканы с компотом.

Дети с любопытством оглядываются вокруг. Девочка подходит к койке, на которой лежит стюардесса.

– Она спит?

– Да… – мягко говорит врач.

– Одетая? Мама говорит, что это очень вредно…

– Она очень устала и не успела раздеться…

САЛОН

За окном все ниже и ниже опускается к горизонту солнце. Его тревожные отсветы ложатся на стены салона.

Миссионер прильнул к окну.

– «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит оно к месту своему, где оно восходит… И возвращается солнце, и возвращается ветер, и возвращается все на круги свои…» – Голос миссионера звучит как заклинание.

– А вам не кажется, святой отец, – спрашивает агент, – что Экклезиаст сегодня устарел?

– Слово господне нетленно и неизменно!

– А люди?

Миссионер молчит.

– А люди? – настойчиво спрашивает агент. – Люди?

Он с силой поворачивает священника к себе.

– Люди?!.

Смеркается. В самолете тишина. Слышно, как мерно гудят моторы. Пассажиры изредка перебрасываются тихими репликами…

И только дети Ееселы и подвижны. В самолете раскрыты все двери. Кабина, салоны, буфет слились в один длинный коридор. В проходе Фреди и девочка играют в древнюю, как человечество, игру. «Осаливая» друг друга, они с шумом бегают взад и вперед.

На них смотрят пассажиры. И у каждого родятся свои мысли и чувства.

ПЕРВЫЙ САЛОН

Тесно прижавшись друг к другу, сидят молодожены. Тихо, чуть слышно звучат их голоса.

Она: У нас будут дети…

Он: Сын…

Она: Нет, лучше дочь…

Он: Хорошо, пусть дочь…

Она: Нет, нет! Пусть будет так, как хочешь ты!.. Он будет носить твое имя…

Он: Через шесть лет он первый раз пойдет в школу…

ВТОРОЙ САЛОН

Здесь слышатся сдерживаемые рыдания. Плечи пожилой американки вздрагивают. Ее муж осунулся. Даже кажется, стал меньше ростом.

– Перестань, Элизабет! Это невыносимо!

– Господи! – всхлипывает женщина. – Эмми! Неужели я не увижу тебя?.. Джон! Неужели мы никогда не увидим больше нашей девочки?!.

Муж подымает голову. Под его тяжелым взглядом женщина замирает.

– Может быть, теперь… – медленно говорит он, – это было бы лучшим выходом…

КАБИНА

Сюда, запыхавшись, вбегают ребята. Фреди прячется от своей подруги на руках седого врача.

– Посиди минуточку спокойно, – улыбается врач.

Фреди доверчиво прижимается к седому человеку.

– Что это у вас? – спрашивает он, проводя по широкому шраму на левом запястье врача.

– Так, пустяки… Однажды неосторожно обжег руку…

– Вам было больно?

– Не очень…

– Я тоже раз обжег палец, только у меня все прошло.

– У детей всегда все проходит…

– А у взрослых?

– Иногда остается на всю жизнь…

Фреди снова осторожно касается пальцами шрама. Седой врач прикрывает глаза…

В кабину входит студентка с чашечками кофе на подносе. Протягивает одну врачу.

– Доктор! – негромко окликает девушка.

Врач приоткрывает глаза. Тяжело проводит рукой по лицу.

– Вы устали, доктор?

– Нет… Просто у меня не было детей…

Врач пристально смотрит вперед, туда, где за стеклянным фонарем кабины пылает закат. Огненные отблески падают на его лицо. Стихает постепенно гул моторов. И где-то далеко-далеко в памяти врача начинает звучать песня, ее мелодия всем нам знакома. Эту песню или очень похожую на нее пели защитники Мадрида, с ней или похожей на нее шли в бой патриоты в дни второй мировой войны, с ней шли на казнь смертники Дахау и Освенцима…

Строго лицо седого врача…

Нахлынувшие воспоминания прерывает голос Иржи:

– Земля! Смотрите – земля!

Внизу под фонарем кабины, наконец, вновь расстилается суша.

– …Пора! – говорит врач. Его голос непривычно взволнован. – Надо связаться с аэродромом…

Вечер. Облака рассеялись. Внизу десятками огней горит земля.

КАБИНА

У рации молодой электрик.

– Земля, земля, земля… – вызывает он. – Земля… Перехожу на прием… Перехожу на прием…

Несколько мгновений все находящиеся в кабине – врач, Генри, Иржи, женщина в сари – напряженно ждут ответа.

– Земля, земля… – склоняется к микрофону электрик.

САЛОН

Кое-кто из пассажиров включил маленькие индивидуальные лампочки. Другим они не нужны. Люди ждут.

КАБИНА

Иржи нажимает кнопку на панели. Вспыхивает свет. И в ту же секунду доносится далекий голос:

– Семьсот тринадцатый… Семьсот тринадцатый… Слышу вас… Слышу вас…

Электрик поворачивает рукоятку настройки. Голос становится явственней.

Земля: Они еще спят?

Электрик: Да.

Земля: Дайте врача…

Врач склоняется к микрофону. Электрик передает ему наушники.

– Врач слушает…

– Добрый вечер, коллега, – слышится суховатый профессорский голос. – Что у вас случилось?

САЛОН

Старичок филуменист подымается с места и направляется в хвост самолета.

Подходит к двери туалета. Трогает дверь. Она закрыта изнутри. Возле ручки – табличка: «Занято».

КАБИНА

У рации врач.

– …Вы сделали все возможное, дорогой коллега, – звучит голос с земли. Он потеплел, потерял профессорский холодок. – К сожалению, я больше ничего не могу вам предложить.

– У меня осталась последняя ампула кофеина, – говорит врач.

– Желаю успеха!..

К рации вновь садится электрик.

Сестра подает врачу шприц…

Летит в вечернем небе самолет…

Внизу, в сумраке, все ярче, все чаще огни далекой земли.

КАБИНА

Земля (голос стал значительно ближе): Попытаемся помочь вам приземлиться. Точно следуйте нашим инструкциям… Через несколько минут вы начнете спуск…

У двери туалета все еще терпеливо ждет старичок филуменист. В коридоре появляется солдат.

– В чем дело, старина?

Филуменист смущенно указывает на табличку «Занято». Солдат стучит в дверь. Никто не отзывается. Обеспокоенный солдат толкает дверь. Ударяет ногой…

Дверь распахивается. В углу, между умывальником и унитазом, прижался бледный секретарь диктатора.

– Т-сс!.. – прикладывает он палец ко рту. – Идите сюда… При посадке здесь самое безопасное место…

Солдат угрожающе приближается к секретарю…

КАБИНА

Кресла пилотов по-прежнему пусты. Легкими чуть заметными движениями передвигается сам вперед и назад полумесяц штурвала.

Земля: Через тридцать секунд вы должны выключить автопилот. Приготовьтесь.

Иржи и Генри переглядываются. Ни один из них не решается сделать шаг к креслам летчиков. Смотрят на седого врача. Но тот озабоченно хлопочет возле второго пилота. Генри неуверенно шагает вперед…

Внизу под стеклом фонаря огромная девятикилометровая бездна…

– Нет, не могу… – хрипло говорит Генри. – Дрожат руки…

Земля: Осталось пятнадцать секунд…

И ржи мгновение колеблется. Потом сбрасывает с плеча камеру. Быстро ставит диафрагму и фокус. Передает камеру Генри.

– Нажмите вот здесь – и снимайте! Снимайте до самого конца!

Решительно садится в кресло командира корабля.

Земля: Выключайте! Рукоятка на панели слева…

Иржи протягивает руку.

– Что здесь происходит?!

Это голос второго пилота. Медленно приходя в сознание, он с недоумением смотрит на Иржи…

САЛОН

Здесь все замерло. Даже притихли дети, чувствуя напряженность момента.

КАБИНА

– Вы можете встать? – спрашивает врач.

– Попытаюсь…

Врач и женщина в сари приподнимают пилота.

– Бемби… – вдруг говорит летчик. – Перевесьте бемби на переднюю панель!

Он смотрит на игрушку – маленького олененка, – болтающуюся на ниточке.

Генри стремительно выполняет приказание.

– Зачем это? – хмурится врач.

– Все должно быть, как всегда… Дайте сигналы в салон.

САЛОН

Над дверью, ведущей в кабину, вспыхивает табличка: «Застегните спасательные пояса!»

КАБИНА

Иржи стискивает штурвал.

Земля: Теперь постепенно отдавайте ручку от себя…

– Не бойтесь… – говорит второй пилот. Он уже сидит в своем кресле рядом с оператором. – В случае чего… я исправлю… Сейчас не хочу тратить силы…

Иржи отклоняет штурвал.

САЛОН

Стрелка альтиметра, качнувшись, побежала от цифры «9 000» обратно…

КАБИНА

Иржи ведет самолет.

Впереди у горизонта показался далекий сгусток огней аэропорта…

АЭРОПОРТ. БАШНЯ УПРАВЛЕНИЯ

У экрана радара группа людей в форме летчиков внимательно наблюдает за снижающейся черточкой самолета.

– Внимание! – передает команду диспетчер, сидящий за пультом управления. – Внимание! Всем самолетам, находящимся в воздухе, немедленно покинуть зону! Аэропорт закрыт. Внимание! Всем самолетам, находящимся в воздухе…

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

Мощные тягачи поспешно буксируют в сторону от посадочной площадки стоящие поблизости самолеты.

Из гаража выезжают санитарные машины…

Со стартовой дорожки взмывают в воздух один за другим два одномоторных самолета.

КАБИНА

Иржи медленно отклоняет штурвал.

Второй пилот (с трудом): Так… Давай еще…

Слабость мешает ему говорить.

И тут из динамика раздается твердый, уверенный голос:

– Еще, еще! Не бойся, приятель!

Справа и слева через фонарь кабины видны ложащиеся на один курс с 713-м небольшие машины.

САМОЛЕТ СОПРОВОЖДЕНИЯ

В креслах у приборной доски – двое.

– Мы проводим тебя, как любимую девушку! – весело говорит в микрофон один из них. – Отпусти еще…

САЛОН

Плавно катится стрелка альтиметра: 7 000… 6 950…

6 900…

Глаза всех пассажиров прикованы к светящемуся циферблату прибора.

И вдруг – сдавленный крик жены электрика…

…Стрелка альтиметра стремительно падает влево: 6 500… 6 300… 6 000…

КАБИНА

Голос из динамика: На себя! На себя! Сбрось газ! На себя!..

Иржи, стиснув зубы, рвет штурвал…

Стремительно снижавшийся самолет постепенно выравнивается…

КАБИНА

Стрелка альтиметра замирает у очередного деления.

Второй пилот: Молодец, сынок… Я сам бы не сделал лучше…

САМОЛЕТ СОПРОВОЖДЕНИЯ

– Хорошо… – говорит летчик. – Продолжайте снижение…

– Он не сможет сделать разворота… – тихо произносит его сосед.

КАБИНА

Иржи ведет самолет. Его руки крепко обхватили штурвал.

Второй пилот (приоткрыв глаза): Скоро надо будет делать разворот…

На лице летчика тревога.

– Слушай меня внимательно, сынок.-..

БАШНЯ УПРАВЛЕНИЯ

На экране радара медленно перемещается крохотная радиотень самолета.

– Курс? – спрашивает высокий человек в форме, по-видимому старший.

– Двести семь…

– Он идет почти точно на стартовую дорожку.

– К сожалению, почти…

Пауза. Тишина. Только слышно пощелкивание приборов и голос из динамика:

– Отпустите еще… Еще немного… Еще…

На экране радара снижается самолет.

– Синтетическая пена… – нарушает тишину чей-то голос.

Высокий человек бросает взгляд на говорящего.

– Верно! Немедленно залить дополнительную полосу!

САЛОН

Пассажиры все так же напряженно следят за стрелкой альтиметра: 4 000… 3 900… 3 800…

КАБИНА

Голос (из динамика): Приготовьтесь к развороту!

Иржи (второму пилоту): Может быть, все-таки вы?.. Второй пилот (почти небрежно): Валяй сам, сынок…

Не бойся… Я всегда успею поправить…

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

На посадочную площадку одна за другой въезжают цистерны. Открываются клапаны.

Под углом к стартовой дорожке ложится на землю полоса густой, вязкой пены.

КАБИНА

Второй пилот пристально смотрит на приборы.

– Ну!..

Руки Иржи, лежащие на штурвале, напрягаются…

Земля: Вы идете прямо на стартовую дорожку. Вам не придется делать разворот… Продолжайте снижение…

САМОЛЕТ СОПРОВОЖДЕНИЯ

Эта же фраза звучит здесь в наушниках.

Летчики облегченно вздыхают.

САЛОН

Все меньшие цифры на циферблате альтиметра: 1 000… 900… 800… 700…

Вцепившись в ручки кресел, замерли пассажиры.

КАБИНА

Земля: Вы выходите на посадочную площадку…

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

На посадочной площадке группа людей. Среди них человек с микрофоном.

Все ближе огоньки снижающегося самолета.

Человек с микрофоном: Осталось сто метров… Девяносто… Восемьдесят…

Со стартовой дорожки быстро съезжают последние пустые цистерны.

КАБИНА

Земля: Осталось пятьдесят метров… тридцать… двадцать… десять… (Очень спокойно.) Отпустите до конца… Второй пилот (тихо): Давай!

Иржи отклоняет штурвал.

САЛОН

Корпус самолета содрогается… Еще толчок… Еще…

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

Катится по земле самолет.

КАБИНА

Иржи обессиленно откидывается на спинку кресла.

– Спасибо, сынок!.. – тихо произносит второй пилот.

– Я знал, что вы страхуете, – так же тихо отзывается Иржи.

Пилот слабо улыбается.

– Я не смог бы пошевелить и пальцем…

САЛОН

По лицу Кристин текут счастливые слезы…

В вечернем кебе делают лихую «петлю» и свечой уходят вверх два самолета сопровождения…

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

– На пять суток отстранить обоих от полетов за пилотаж над аэродромом! – со счастливой улыбкой говорит высокий человек в форме.

К остановившемуся самолету спешат санитарные машины, бегут люди.

САЛОН

Здесь уже обычная перед выходом толчея. Пассажиры собирают вещи, надевают пальто и плащи.

Толстяк выбрасывает опустевший пакет из-под сандвичей.

Миссионер хочет снова надеть сутану, но, подумав, свертывает ее и сует в чемодан. Вероятно, его воздушное путешествие еще не окончилось…

Готовятся к выходу молодые супруги.

Она: Надень плащ, Уже вечер.

Он: Ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу этот идиотский мешок…

– Может быть, – тихо говорит она, – ты сейчас поедешь к адвокату?

Электрик безропотно натягивает плащ.

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

К самолету подкатывают трап. Вбегают служащие аэропорта, санитары.

Внизу у трапа собираются люди.

Из самолета показываются санитары с носилками.

Одного за другим членов экипажа проносят санитары к машине.

За последними носилками с непокрытой головой идет седой врач.

САЛОН

Первым к выходу идет вновь пытающийся обрести величественность диктатор. За ним, стыдливо прикрывая огромный синяк под глазом, пробирается секретарь.

Тереза замешкалась, оглядывая себя в карманное зеркальце. Она успела уже опять ярко накраситься. Замечает лопнувший чулок. Торопливо открывает лакированный чемоданчик. Застывает изумленная.

В чемоданчике драгоценности, пачки банкнот.

С точно таким же чемоданчиком в руках подходит к выходу экс-диктатор…

Тереза делает было шаг за ним, но тут же останавливается, тщательно закрывает чемодан.

Рядом собирается комми.

– Вы готовы? – спрашивает Тереза. – Не спешите… – Она берет коммивояжера под руку. – Я хотела вам сказать…

Кристин одела сына.

– Спасибо за помощь, Фреди! – говорит оператор. – Мы с тобой сняли неплохой фильм!

– А как он будет называться?

– Еще не знаю…

– До свидания, Иржи, – говорит Кристин. – До следующей встречи…

– В самолете?

Кристин улыбается своей грустной улыбкой.

– Лучше на экране… Идем, Фреди…

– Идем, мама…

Иржи достает кофр, укладывает пленку.

Уже в проходе женщина задерживается.

– Как называется этот мост… возле Пражского Града…

– Карлов…

– Карлов мост… – задумчиво повторяет Кристин.

Готовятся к выходу бакалавр Генри Чармен и будущая студентка. Генри непривычно тих.

– Вот и все… – говорит он и пытается заглянуть в лицо девушки.

Она молчит.

– Как вы думаете, – наконец произносит Генри, – у меня будет когда-нибудь… банджо?

Девушка поднимает глаза.

– Если это случится, напишите мне… в Москву…

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

Из самолета тянется вереница пассажиров.

У подножия трапа их окружает толпа репортеров. Вспыхивают блицы.

Женщина в сари с девочкой на руках, обойдя толпу, подходит к высокому смуглому человеку. Он так же сдержан и строг, как она. Женщина передает ему ребенка. На лице мужчины появляется удивительно мягкая улыбка – девочка спит…

Спускается по трапу старичок филуменист. Следом солдат тащит его нелепый чемодан.

На земле филумениста останавливает человек с каким-то причудливым значком в петлице.

– Представитель компании кругосветных путешествий! – рекомендуется он. – К вашим услугам, сударь! Позвольте билет…

Старичок вынимает свой «кругосветный билет».

– Все в порядке! – говорит представитель фирмы. – Завтра вы можете продолжить свой путь… – Он возвращает старику билет.

– Простите… Нельзя ли обменять его на обратный?

– Вы не желаете совершить кругосветное путешествие?!

– Да! Хочу домой…

– К сожалению, сударь, это невозможно…

– Значит, мне придется… – филуменист печально описывает рукой круг.

– Совершенно верно, сударь. Вы попадете домой… – представитель фирмы повторяет жест старичка, – с другой стороны!..

Старичок грустно кивает. Солдат с чемоданом следует за ним.

– Простите… – останавливает филуменист. – У вас нет спичек?

– Увы! – представитель фирмы, любезно улыбнувшись, разводит руками. – На летном поле, сударь, не курят!

ВТОРОЙ САЛОН

Чета американцев еще не двинулась с места. Сейчас это просто два старых, придавленных горем человека.

Муж смотрит в окно на окруживших самолет людей.

– Надо идти, Джон… – робко напоминает жена.

Муж отрывается от окна.

– К сожалению, да…

ПЕРВЫЙ САЛОН

Он опустел. Иржи закрывает кофр с пленкой, берет камеру. Последний раз оглядывает салон…

И замечает в кресле еще одного пассажира! Э-то унылый сосед комми. Он все еще спит.

Оператор трясет его за плечо. Пассажир открывает глаза.

– Приехали… – говорит Иржи.

Пассажир сладко потягивается. С недоумением оглядывается вокруг.

Иржи усмехается.

– Ну как? Путешествие было приятным?

– Скажите лучше – необыкновенным! – На лице пассажира счастливая, лучезарная улыбка. – Впервые в моей жизни врачи оказались правы: стоило переменить климат, я тут же отлично выспался!..

ЛЕТНОЕ ПОЛЕ

Тесной стайкой собираются пассажиры «713-го». Они не торопятся к ярко освещенному зданию аэровокзала, откуда из репродукторов призывно несется бравурная мелодия. Пассажиры необычного рейса как будто стремятся отдалить тот момент, когда вновь растворятся в огромном мире, потеряют близость, возникшую между ними несколько часов назад.

– Ну, кажется, все в сборе! – говорит кто-то.

– А где же доктор? – спрашивает Фреди.

Дверцы санитарной машины закрываются за последними носилками. Машина трогается с места. Седой врач провожает ее взглядом.

– Доктор Рихард Гюнтер?

Врач оборачивается. Перед ним двое в плащах, с удивительно неприметными лицами. Неподалеку группа людей в таких же плащах. Среди них знакомый нам агент. Он смотрит в сторону.

Врач застегивает пальто.

– Я готов.

Люди в плащах вместе с ним направляются в сторону от светящегося здания аэровокзала.

Гюнтер внезапно останавливается.

– В чем дело?

– Одну минуту.

Врач возвращается к группе, среди которой стоит агент. Вынимает записную книжку и авторучку.

– Извините. Забыл вернуть.

Три фигуры уходят в сторону от здания аэровокзала. Группа людей в одинаковых плащах смотрит им вслед.

– Ты что-то дрожишь, приятель, – говорит один из них агенту. – Знобит?

Второй достает плоскую фляжку, отвинчивает колпачок.

– На, согрейся…

Льется виски.

– Получишь повышение, – с завистью говорит первый. – С тебя причитается!

Агент пристально смотрит на говорящего и неожиданно выплескивает ему прямо в лицо содержимое колпачка.

Спотыкаясь, неверной походкой идет прочь, куда-то в глубь неосвещенного летного поля…

– Что с ним?!. – растерянно произносит человек в плаще, вытирая лицо.

– Нервы… – говорит другой. – Попробуй посиди целый день в этом сумасшедшем самолете!..

Оцепенев, стоят пассажиры «713-го».

Два человека в плащах проводят мимо них врача.

Иржи невольно бросается вперед. Генри крепко стискивает его руку.

– Стоп, приятель! Этим ничего не добьешься…

С высоко поднятой головой спокойно идет седой врач.

Плотной стеной стоят пассажиры «713-го», провожая взглядами арестованного. Кристин и Иржи, Генри и студентка, филуменист и солдат, молодожены, толстяк и миссионер, американцы и женщина в сари…

Мы замечаем, как изменились, стали строже их лица…

А на другом конце летного поля со стартовой дорожки с ревом подымается очередной самолет.

Поблескивая габаритными огнями, он уходит в ночное небо.

В основе сценария А. Леонтьева и А. Донатова, лежит происшествие на первый взгляд невероятное. Но в наше сложное и бурное время случаются происшествия, ничуть не менее фантастические. Достаточно хотя бы вспомнить трагическую судьбу «Принцессы Кашмира».

Жестокая беда обрушилась на пассажиров лайнера «713» по ошибке: не в них метила вражеская рука, подсыпавшая морфий в кофе членам экипажа, – в самолете должна была лететь «красная» делегация.

Люди, которых объединила, а в чем-то и разъединила беда, отнюдь не герои, кроме врача-антифашиста, человека, закаленного борьбой и жесточайшими, на грани гибели, испытаниями. Кинооператор, коммивояжер, пастор, солдат и другие – люди разных национальностей, разной социальной принадлежности, разных взглядов и убеждений. Перед лицом гибели они раскрываются до конца. Многое подспудное, тайное, возвышенное и низкое, жертвенно-благородное и шкурническое становится явным; обнаруживается подлинная сущность человека, порой скрытая даже от него самого. Робковатый, наивно-хвастливый кинооператор оказывается человеком большого мужества; самоуверенный, грубый американский солдат – тряпкой; циничный» разочаровавшийся в жизни безработный юрист находит в себе нетронутый запас человечности; а блестящий южноамериканский экс-правитель оказывается гнусным шкурником и трусом. При всей своей неожиданности, порой причудливости эти превращения психологически подготовлены и обусловлены.

Часто еще раздаются голоса, выражающие неверие в жизнеспособность жанра психологического детектива. «Читатель будет следить только за фабулой и пропускать всю психологию», – вот смысл аргументации маловеров. Да, там, где сюжет и психологический анализ являют собой нечто вроде слоеного пирога, так оно и будет. Но если драматизм действия нерасторжимо связан с психологией героев, это не соединение, а сплав. Характеры движут фабулу и, в свою очередь, питаются ею.

Такой сплав, на мой взгляд, удалось создать авторам сценария «713-й» просит посадку».

Думаю, что все прочитавшие сценарий будут с нетерпением ждать выхода на экран фильма о судьбе пассажиров самолета А° 713.

ЮРИЙ НАГИБИН