Текст книги "Пропавшие в Бермудии"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

13. Заявление Печального Принца. Маленькая война Ольмека и Мьянти. Важные решения

Ольмек и Мьянти слушали доклады врачей-контролеров: прибывшие отличаются хорошим здоровьем, признаков эпидемических заболеваний не обнаружено.

Обострений тоже, по счастью, нет ни у кого, кроме Насти – у нее болит голова. А Олег оказался в нескольких экземплярах.

– Спасибо, – поблагодарил Ольмек и отпустил врачей. После этого он удобно устроился в кресле, которое тут же возникло под ним, взял с резного дубового столика, столешница которого была инкрустирована драгоценными камнями (столик тоже материализовался в одну секунду), сигару, отрезал кончик, с наслаждением закурил эту гадость и сказал:

– Бедная Настя! Придется ей потерпеть. Ничего. Трудно только первые десять-пятнадцать лет, потом на это перестаешь обращать внимание.

– Ошибаетесь, уважаемый враг, – отозвался Мьянти. – Есть боль, которая не утихает.

– Старая песня, уважаемый враг! Вы хотите напомнить мне в сто двадцать девятый раз, что ваши люди несчастны. А я в сто двадцать девятый раз отвечу, что никто не бывает несчастен постоянно. У них слишком много занятий и удовольствий, чтобы все время чувствовать свою боль или печаль. И я еще вам кое-что скажу. Я эту мысль обдумывал лет пятьсот – и вот она сформировалась. Эгоисты не мы, а вы. Допустим, всем удалось отсюда вырваться. И что будет? А будет следующее: бермудяне начнут рассказывать о дивной стране, где сбываются все желания…

– Не все!

– Почти все! Где земной рай, где люди могут жить вечно, не старея… Представляете, что начнется? Миллионы обездоленных, голодных, бедных, недовольных своей судьбой устремятся сюда. Начнут есть, пить, развлекаться, наслаждаться – даром. Но мы с вами знаем – ничто не берется из пустоты. Если что-то прибавилось в этом мире, оно убавилось в том мире. Через год ресурсы Земли будут исчерпаны, и человечество погибнет!

Мьянти уселся в невидимое кресло, предпочитая, в отличие от Ольмека, который никак не мог насытиться роскошью, все простое, неприметное, иногда просто несуществующее.

– Я тоже думал об этом, – сказал он. – Но я надеюсь на разум людей. И потом – у человечества найдутся способы ограничить сюда доступ.

Ольмек с огорчением покачал головой:

– Жаль. А я-то думал, любезный враг, вы успокоились.

– Никогда! Либо я добьюсь своего – вместе с такими, как я, либо найду выход! Возможно, не тот, что предлагает Сигеру Касамацу!

– Вы считаете, что есть какой-то другой?

– Надеюсь. По моим расчетам должен быть.

– Что-то вроде дыры или двери? – подшучивал Ольмек без ехидства и злобы, вполне дружелюбно.

– Не исключено! А если не найду, я взорву эту призрачную страну!

– Ого, – негромко сказал Ольмек. – Я всегда опасался, что вы придете к подобному решению.

– Тем более что вы знаете, уважаемый враг, это вполне возможно!

– Не проверено!

– Я могу проверить. Но это будет последней проверкой!

Ольмек встал с кресла и, не спеша раздевшись, опустился в золотую ванну, которая тут же возникла перед ним. Зачерпнул воду, полюбовался красноперыми рыбками, оказавшимися в его ладонях, и примирительно сказал:

– Не расстраивайтесь, Мьянти. Может, эти новенькие решат наконец исход голосования в вашу пользу. И мы все вернемся. Только вот интересно – куда? В тот мир, который существует сейчас, или тот, который был, когда мы исчезли? Вы хотите в дебри Африки на две тысячи лет назад?

– Если там моя Ньянни, то да! – уверенно ответил Мьянти.

– А я не хочу вернуться на три с половиной тысячи лет назад туда, где люди ели людей и регулярно умирали от голода и болезней.

Мьянти встал – и в руке его неожиданно появился кинжал.

– Извините, – смутился он. – Это невольно.

– Вполне вас понимаю, – кивнул Ольмек. – Закон подлости, закон белых слонов. Не огорчайтесь, я сам не лучше вас, – и Ольмек достал из воды автоматическое ружье. – Хорошая система, стреляет даже после двух часов нахождения под водой, – скромно похвастался он.

В руках Мьянти появился гранатомет.

У Ольмека тут же оказалась небольшая реактивная установка.

Мьянти прыгнул в танк с непробиваемой броней.

Ольмек, не одевшись, выскочил в окно и через пару секунд уже появился в военном истребителе, под крыльями которого гроздьями висели ракеты, стремительно сделал разворот над домом и начал пикировать.

Перед Мьянти появилась пусковая установка комплекса противовоздушной обороны, он приготовился нажать на кнопку…

Но вдруг исчезли и самолет Ольмека, и установка Мьянти, а сами они оказались на диване рядышком, сложив руки и склонив головы, как провинившиеся дети.

А в зал вплыл шар.

В этом шаре на небольшом троне сидел молодой человек с очень грустными глазами: король Бермудии, правивший последние полтораста лет, – Печальный Принц.

Его история действительно печальна: он был сыном короля небольшого, но сильного королевства где-то в Юго-Восточной Азии. И с детства не терпел несправедливости. Он даже хотел отказаться от наследного права быть принцем, потому что считал, что это несправедливо. Еле его отговорили, сославшись на то, что в природе тоже есть и львы, и куропатки, и если кто-то рожден львом, ему не пристало хотеть стать куропаткой. Сама природа устроила, что в мире нет одинаковых существ. Необходима справедливость среди самих львов и куропаток, это да, вот пусть он и займется наведением порядка, когда подрастет.

Это не успокоило Принца, и он решил отправиться в путешествие, чтобы отыскать землю, где, возможно, царит справедливость. За год он объехал весь свет и не нашел такой земли. Везде люди воевали и враждовали друг с другом, хватали, что плохо лежит, одни ели и имели втрое больше, чем им было надо, а другие почти не ели и не имели ничего. Принц не мог найти этому объяснения. И пришел к выводу, что люди просто окончательно испортились. И совсем опечалился. Однажды, стоя на борту корабля посреди волн Бермудского треугольника, сказал себе мысленно: лучше уж вовсе не быть, чем быть тут.

И оказался в Бермудии.

Здесь он поразил всех сначала силой своего природного воображелания, а затем нежеланием этим воображеланием пользоваться. В Бермудии же как: каждый, кто способен воображелать апельсин, немедленно воображелает килограмм апельсинов. А лучше два. А еще лучше три. Про запас. Вдруг завтра не получится? В результате часто и съедает эти три килограмма за один раз, после чего мучается животом. Или: всякий, кто был способен воображелать автомобиль, воображелал самый мощный, самый красивый, самый дорогой – хотя бы потому, что такой же был у соседа.

Печальный Принц воображелал все ровно в меру необходимости.

Сначала он обрадовался, увидев мир, где нет богатых и бедных, где всё можно получить даром, он надеялся, что тут мир и покой. Но увидел те же склоки и недовольства, что и на всей земле. И опечалился еще больше.

Тем не менее, когда приблизились очередные выборы, его тут же избрали королем, хотя он пожелал именоваться по-прежнему Принцем. А через сто лет благополучного правления его переизбрали.

К сожалению, его сила не могла повлиять на войны и конфликты, которые описывались выше.

Народ его обожал. Не раз предлагали ему обзавестись супругой.

– Но я никого здесь не полюбил, – печально сказал Печальный Принц.

– Вам не любовь предлагают, ваше высочество, а жену! Выбирайте любую! Или воображелайте. С вашими-то способностями!

– Не могу, – ответил Принц. – На родине у меня осталась невеста Цевриншаперавалосодилира!

– Извините, Ваше Высочество, она давно умерла!

– Это неважно, – печально ответил Печальный Принц.

– Да и королевства вашего, извините за правду, тоже давно нет! Сначала там была колония, а потом республика. А теперь это просто провинция в составе другого государства.

– Это неважно, – ответил Печальный принц. – Я дал слово Цевриншаперавалосодилире, что не женюсь ни на ком, кроме нее.

– Да, – задумчиво говорили бермудяне, – одно то, что он умудряется без запинки выговорить ее имя, говорит о его сильной любви к ней!

И оставили Печального Принца в покое.

Он правил спокойно и мудро. Понимая, что устройство Бермудии не переделать, он вникал только в частные дела людей. Здесь частенько возникали свары и споры, к Принцу приходили как к судье, и он всегда находил правильное или хотя бы мудрое решение (потому что иногда правильное решение невозможно, но возможно наименее неправильное, оно и является мудрым).

Он был, наверное, единственным человеком в Бермудии, который ничего не желал себе.

И вот это-то в последние годы стало людей настораживать.

Новейшие теории доказали, рассуждали они, что человек способен на добро для других только тогда, когда в этом есть какое-то добро и для него. Даже мать, ухаживая за ребенком, то есть находясь в состоянии абсолютного добра, доставляет себе этим удовольствие! А желать добра другим, ничего не желая себе, это что-то неправильное!

Стал зреть заговор (одновременно у зеленых и синих) на основании подозрений, что Печальный Принц своей неимоверной силой незаметно сеет среди людей смуту. Именно он мешает нам вернуться, полагали синие. Именно он мешает синим окончательно успокоиться, были уверены зеленые.

Печальный Принц последний год молчал и ни с кем не общался.

Поэтому его появление сегодня было неожиданным для Ольмека и Мьянти.

Шар, в котором он находился, позволял Принцу оберегать себя от чужих злых мыслей, а заодно и ограничивать свои невольные злые побуждения, которых у него, правда, почти и не было. Но случались побуждения праведного гнева.

– Вы опять ссоритесь? – укоризненно спросил Печальный Принц.

– Да мы так, ваше высочество! В рабочем порядке! – успокоил его Ольмек.

– Ладно. Послушайте меня. Я знаю, какие настроения у людей. Я мог бы их успокоить – но не хочу. Их право сомневаться. Еще я узнал, что появились два мальчика с необыкновенными способностями. Так вот. Я хочу уйти в отставку, а народ пусть выберет нового короля из этих мальчиков. Как раз в День равноденствия. Но, конечно, нужно, чтобы они прошли обычную проверку.

– Обязательно проверим, – пообещал Мьянти. – Но, Ваше Высочество…

– Вообще-то когда-то меня звали Арихшивилломеркуинцпрегани, – вдруг улыбнулся Принц.

– Хорошо, хорошо, скажите, Арих… Шивих… Извините, Ваше Высочество, зачем вам в отставку? Народ побурлит и успокоится!

– Я не успокоюсь. Я собираюсь исчезнуть.

– То есть? Убить себя? – с любопытством спросил Ольмек.

– Зачем? Исчезнуть.

– Как?

– Это неважно. Я решил. А вы оповестите людей.

И шар с Печальным Принцем стал таять.

– Минуточку! – закричал вдогонку Ольмек. – Ваше Высочество, разрешите нам все-таки разрядить энергию!

– Только не поубивайте друг друга, – послышался далекий голос.

– Очень нужно! – фыркнул Ольмек. – Небольшая война? – предложил он Мьянти.

Тот пожал плечами:

– Если уж вам так хочется…

Они, не покидая здания, прошли длинной аллеей (умея формировать пространство по своему усмотрению) и оказались на возвышении.

Перед ними расстилалась долина с отдельными деревьями и рощицами по бокам. Идеальное место битвы.

– Наполеон, – сказал Мьянти.

– Тамерлан, – ответил Ольмек. – Но слишком большая разница в вооружении, поэтому моих будет в два раза больше.

– Хорошо.

Оба правителя обладали высшей силой воображелания (то есть максимальной, двенадцатой степенью), поэтому тут же на противоположных холмах выстроилось два войска – Наполеона и Тамерлана.

Протрубили трубы и варварские рожки – войска двинулись друг на друга. Наполеоновская артиллерия ударила залпами, тамерлановские лучники пустили тысячи стрел. После этого началась конная атака.

Страшная сеча, вопли раненых и умирающих…

Ольмек и Мьянти жадно наблюдали.

Это были современные люди, накопившие за тысячи лет массу знаний, люди, развитые во всех смыслах – как никто на земле, но при виде боя они словно забыли о своих знаниях и накопленном опыте, превратились в охотников и воинов, какими были когда-то: глаза их сверкали, на губах выступила пена убийственной ярости, дышали они мощно и глубоко, будто рубились сами.

Меж тем войска Тамерлана стали одолевать за счет численности, свирепости и преданности полководцу, посылавшему их на славную, хоть и бессмысленную смерть.

Но тут Наполеон выпустил своих верных гвардейцев – тяжелую конницу, за которой бежали сотни людей с мушкетами. К тому же на фланге войск Тамерлана, в роще, обнаружились два редута, и оттуда стали палить смертоносной картечью. Тамерлановы воины смешались, растерялись…

– Несправедливо! – закричал Ольмек. – Я не рассчитал! Надо восстановить равенство!

И заменил Тамерлана на Наполеона, придав ему соответствующее войско.

Наполеон-2 немедленно начал распоряжаться и указывать.

Наполеон-1 сначала изумился:

– Мон дье, что за чудеса?

Но тут же взял себя в руки: во время боя надо не удивляться, а воевать.

И направил на врага свой последний резерв, ветеранов-гвардейцев, каждый из которых стоил пятерых и мечтал умереть за императора.

Но и Наполеон-2 произвел тот же маневр.

Началось бескомпромиссное побоище – сколько солдат погибало с одной стороны, столько немедленно погибало и с другой.

– Взять в плен негодяя! – приказал Наполеон-1, подрагивая ногой.

– Взять в плен негодяя! – приказал и Наполеон-2, тоже подрагивая ногой.

Оставшиеся войска бросились выполнять приказ и доблестно погибли на подступах к шатрам императоров.

Наполеоны остались в одиночестве.

Соблюдая кодекс чести, они пошли друг к другу, отсалютовали шпагами, сдались в плен и поздравили друг друга с победой.

Ольмек и Мьянти хохотали до изнеможения.

– Да, – сказал Ольмек. – Все-таки ничто так не развлекает и не успокаивает, как хорошая война! Ну что ж, а теперь можно и отдохнуть.

– Вы забыли, уважаемый враг, что нам нужно что-то делать в связи с заявлением Принца.

– А что делать? Объявим народу, что он уходит в отставку и надо выбрать нового короля. Все будут только рады – бермудян хлебом не корми, дай только кого-нибудь куда-нибудь выбрать.

– Не все так просто. Во-первых, надо объяснить, почему именно эти кандидаты.

– Глупости! Выдвинем на правах Председателей, да и все!

– Они дети! – напомнил Мьянти.

– Тем лучше! – Ольмек не понимал сомнений уважаемого врага. – Что вас смущает? У нас по конституции королем может быть избран хоть грудной ребенок.

– С ними родители. Необходимо их согласие.

– Какой родитель не согласится, чтобы его ребенок стал королем?

– Это братья, – втолковывал Мьянти. – Победа одного означает поражение другого. И вы думаете, что родители так легко на это пойдут?

До Ольмека наконец дошло.

– Да, – сказал он. – Проблема. Может, других найдем?

– Принц предложил этих. Вы знаете его силу, если мы пойдем против его воли…

– Хорошо. Тогда предлагаю сначала их проверить. Может, они еще не подойдут. А если подойдут… Ну, тогда и будем думать. А пока держать их подальше от родителей. На всякий случай.

– Согласен, – кивнул Мьянти.

И погрустнел.

– Что вас смущает, уважаемый враг? – поинтересовался Ольмек, перед которым уже стоял большой стол с изобильными яствами. – Давайте-ка лучше как следует закусим!

– Меня смущает, – ответил Мьянти, – что мы, будучи врагами, постоянно оказываемся в согласии.

– Ничего удивительного! – тут же объяснил Ольмек. – Я об этом тоже думал и понял: нам обоим важен порядок в Бермудии. Мне – потому что, если тут станет худо, все захотят отсюда исчезнуть. Вам – потому что, если начнется разброд, вам трудно будет призвать ваших синих быть едиными, а без единства желаний вы никогда отсюда не исчезнете!

– Да, – кивнул Мьянти, выплескивая стакан с вином на пол.

– Чего это вы? – удивился Ольмек. Взял стакан, понюхал, покачал головой. – Опять яд? Надеюсь, вы не считаете, что я нарочно? Я даже, наоборот, подумал: как бы не пожелать случайно всыпать вам яду.

– Именно поэтому он там и оказался. Закон белых слонов.

– Закон белых слонов, – сокрушенно вздохнул Ольмек.

Без особого, впрочем, раскаяния.

14. Вик и Ник встречаются, но не видят и не слышат друг друга. Трудности перевода

Вик обнаружил себя на тротуаре.

Кто его вытащил из-под колес, он не успел заметить.

Огляделся. Ричарда Ричарда не было видно. Хотя, скорее всего, именно он появился, наскоро спас Вика и тут же исчез, по обыкновению сетуя на то, что пожелал сделать то, что ему не хочется…

А Роджер, целый и невредимый, только слегка обгоревший, горевал над обломками своего улетного ускорителя.

– Тридцать лет работы! – причитал он. – Тридцать лет – собаке под хвост!

Глючка тоже подвывала, на всякий случай поджав хвост под себя.

– Заткнись! – приказал ей Роджер. – И без тебя тошно!

Глючка тут же заткнулась.

– Ну? И что теперь делать? – показывал Роджер обломки Нику. – Еще тридцать лет все это придумывать, паять, крутить, винтить?

– А может… – сказал Ник. – Если у меня все-таки способности…

– Взрывать у тебя способности!

– Ты дослушай! Если я все-таки сумел воображелать двигатель, пусть и не очень хороший… То, может, я сумею и весь улетный ускоритель воображелать?

– Ха! Это идея! – оживился Роджер.

И вдруг скривился.

– Что? Ушиб что-нибудь? – спросил Ник.

– Да нет. Подпалился, как видишь, но целый. Есть хочу, аж тошнит. С другой стороны, говоря диалектически, юный мой друг, одни неприятности спасают нас от других. Я вот хочу жрать – и мне от этого уже не до печали из-за улетного ускорителя. Есть тут неподалеку одно местечко с шашлычками. Глючка, знаешь?

Нику показалось, что Глючка кивнула.

– А есть там… – хотел спросить Ник, но Роджер догадался сам.

– Игральные автоматы?

– Да.

– Есть. Они тут везде есть. Населению толком делать нечего, вот и играют.

И они отправились втроем (то есть с Глючкой) в местечко с шашлычками.

Вдруг Роджер остановился и ни с того ни с сего начал говорить с пустотой.

Наверно, у него где-нибудь в ухе телефон, подумал Ник.

– Нет, не знаю, – сказал Роджер пустоте. – Тут все время все меняется. А ты недавно здесь? Я тебе вот что посоветую: ты вызови координатора из ЦРУ… А… Ну, тогда… Пошли с нами, если хочешь, мы собираемся перекусить. Это вот мой новый приятель, его зовут…

– Не надо! – сказал вдруг Ник.

Он понял.

Он догадался.

Видимо, перед ними сейчас стоит Вик. Невидимый и неслышимый. То есть Ник его не видит и не слышит, потому что сбылось дурацкое желание. В таком вот дурацком виде. Вик его, судя по всему, тоже не видит и не слышит. Ну и ни к чему пока. Потому что хочется ведь объяснить, что не виноват, а как ты объяснишь, если тебя не слышат? Или все-таки это только в одну сторону работает? Может, Вик его видит и слышит?

Но нет, судя по недоуменному лицу Роджера, который смотрел то вправо, то влево, они оба друг для друга не существуют.

– Эй! – сказал Роджер. – Ребята! Вы какие-то странные! Такое ощущение, что вы не видите друг друга!

– С тобой кто-то есть? – спросил Вик.

– Конечно!

– Что конечно? – спросил Роджера Ник.

– Да тут чудак, которого ты не видишь, спрашивает, есть ли кто со мной. Вот я и говорю – конечно.

– Скажи ему, что я не виноват, что я нечаянно! – попросил Роджера Ник.

– Он говорит, что не виноват и нечаянно! – повторил Роджер Вику. – Вы братья, что ли? Ты про него мне рассказывал? – спросил он Ника.

– Да.

– Ну и помиритесь, мало ли что бывает!

Эти слова слышали оба брата. И Вик готов был помириться. Но его всегда обижало, что Нику всё легко и просто сходит с рук. (Он в этот момент как-то забыл, что и сам виноват.) И Вик решил сначала все-таки слегка упрекнуть Ника, а потом и самому попросить прощения.

Но вот что получилось:

– Скажи ему, – сказал Вик очень мягким, очень добрым голосом, – что в следующий раз пусть сначала думает, перед тем, как подумать какую-нибудь глупость, ведь ему же самому будет от этого плохо! И ему это так с рук не сойдет! – сказал Вик улыбаясь – он повторил одну из любимых фраз мамы. Воспоминание о Насте должно было растопить строптивое сердце младшего брата.

Но Ник-то его улыбки не видел! Интонации его не слышал! А самое главное, Роджер, хоть и изучил на досуге несколько языков, но до русского не добрался, поэтому воспользовался САП. И вот что эта система в результате напереводила при его посредстве:

– В следующий раз соображай перед тем, как думать идиотские мысли! А то тебе не поздоровится! Зато руки не облезут.

Ник возмутился. Он готов был признать свою ошибку, а Вик – при постороннем, при его новом друге! – отчитал его, как последнего пацана! И при чем тут руки какие-то?

– Сам виноват! – сердито сказал он. – Дал бы нормально поиграть хоть час, я бы не злился так!

Роджер перевел:

– Ты виновен! Ты должен был дать играть час, и я бы не был так зол.

– Ха! Он еще и наезжает! – удивился Вик.

– Ты на него едешь, чтобы задавить! – перевел Нику Роджер.

– Да он сам только и делает, что дышать мне не дает! – закричал Ник, готовый заплакать от досады.

– Ты душишь его, – перевел Роджер. И уточнил у Вика, недоумевая: – Ты хотел его убить?

– Да в гробу я видел вообще его! – не выдержал выдержанный Вик. – Очень мне надо душить такого задохлика!

Роджер, почесав в затылке, перевел:

– Извини, Ник, но брат мечтает тебя похоронить. Тебя даже не надо душить, потому что он считает, что ты уже задохнулся!

– Что?! Да я… Да если он так…Да я его видеть не хочу никогда!

– Он не хочет тебя видеть никогда! – машинально перевел Роджер и спохватился: – Эй, Ник, ты с ума сошел? Ты в Бермудии! Здесь правило: никогда не говори «никогда». Ты его теперь и в самом деле никогда не увидишь! В Бермудии желания обратной силы не имеют!

– И на здоровье! – сказал Вик, слышавший эти слова Роджера. – И проваливайте оба!

Вик резко повернулся и пошел прочь.

У него чесались глаза, но он мысленно твердил себе: нет, я не заплачу! Обидно: Ник сам виноват, а он…

Но и ты виноват, шепнул Вику внутренний голос.

Вик остановился, обернулся – однако Роджера и Ника уже не было видно.

Они уже входили в уютный шашлычный ресторанчик, и Роджер на ходу заканчивал свой перевод:

– Как я понял, твой странный брат напоследок пожелал тебе здоровья, а нам обоим – чтобы мы что-нибудь провалили. Может, я что-то не понял? Эта САП…

– Все ты понял! И хватит об этом! – сказал Ник.

Тут обоим стало не до разговоров: Роджер наметанным глазом узрел на жаровне гору шашлыков, а Ник увидел у стены сразу четыре игральных автомата.