Текст книги "Участок"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Танцевал он плохо и страшно. Руки и ноги дергались не в такт, как у пьяного, но лицо было трезвым и неподвижным.

И тут Ольга вышла из-за стола и пошла к Ивану. И положила ему руки на плечи. Он тут же застыл. Ольга кивнула Малаеву. Тот сразу понял, оборвал «цыганочку» и растянул аккордеон, вытягивая медленные ноты для медленного танца. Но Иван и Ольга танцевать не стали. Она взяла его за руку и повела прочь. Прежде чем скрыться в темени, повернулась и сказала:

– Ты прости, Андрюш. И вы все тоже.

Только тут Кравцов почувствовал, что руку его сводит судорогой. Он посмотрел на нее. В ней был пистолет. Дуло направлено точно туда, где стоял Иван с ружьем. Он успел бы, если бы понадобилось.

Кравцов сунул пистолет в кобуру, вытянул руку с расставленными пальцами. Они не дрожали, но привычной гордости от этого у Кравцова не появилось...

21

На другой день Ольга и Иван уехали в Сарайск. Какой был вокруг этого шум, какие были разговоры – об этом рассказывать не стоит, и так ясно. Кравцов же, подобрав сломанное ружье, составил по долгу службы акт и повез в Полынск, чтобы сдать, как положено, в районный отдел.

Терепаев, похвалив его за скрупулезность действий, сказал:

– Вот ты бы еще пистолет Кублакова нашел – цены бы тебе не было!

– А он что, потерял его?

– В этом и фокус. Он же это самое... одежду оставил. С пистолетом, само собой, потому что он всегда его с собой носил.

– Зачем? Боялся чего-то?

– Темная история. С этим самым они цапнулись... Ну, как его...

– Со Стасовым Володькой?

– Ну. Потом опять же это самое. Шаров, между нами говоря, Андрей Ильич, наоборот, на Кублакову посматривал. Из-за этого у них могли быть с Кублаковым эти самые, сам понимаешь. Разногласия. Короче, был пистолет. Кублаков-то купаться полез голый, правильно? Не с пистолетом же. А когда утонул, одежду его взяли – а пистолета нет. И будто бы где-то кто-то в это время выстрел слышал. Понимаешь?

Кравцов понял пока только одно: перед ним ОЧЕРЕДНОЕ ЗВЕНО В РАССЛЕДОВАНИИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ГИБЕЛИ КУБЛАКОВА.

Глава 8
Забор

1

В Анисовке заборов между огородами никогда не было.

Что такое вообще анисовское обычное подворье? Во-первых, дом. Он деревянный или кирпичный, крыт шифером или жестью, у кого как. Обязательно сбоку есть что-то вроде веранды. (Раньше это называлось – сени.) Комнат может быть всего одна, иногда две, часто три: две спаленки и зал. Спереди и по бокам дома сад, он обнесен забором. Задняя стена дома глухая, к ней часто пристраивают гараж или сарай. А двор, где стоят разные хлева и птичники, как правило, открыт со всех сторон. За двором же и его постройками простирается огород.

Вот и получается, что огороды почти сливаются, между ними бывают только неглубокие канавки, или невысокие плетни, или просто жерди на нескольких столбах, которые легко убираются. Почему? Потому, что огороды надо вспахивать под картошку и другие овощи, и это делали в Анисовке когда-то плугами на конной тяге, а потом тракторами. Для этого нужен разворот, простор, зато в два-три дня один трактор, не зная преград, мог опахать всю Анисовку.

Потом произошла смена экономической и политической системы, начались единоличные дела, частная собственность и все такое прочее, в чем анисовцы до сих пор не разобрались. Кому-то сельская власть выделяет трактор бесплатно, кто-то должен кланяться денежкой Шаровым или владельцу мини-трактора Микишину; этой весной он брал двести рублей за огород, а дальше неизвестно, как будет: Микишин, объявляя цену, поднимает палец и дает короткое обоснование:

– Конъюнктура! – и уже не поспоришь.

Но заборов по-прежнему не было.

Конечно, ту же картошку время от времени подкапывали, дергали лук и морковь, помидоры обрывали, но понемногу. Это или свои же пацаны озоруют, или строители из «Поля чудес», или тот же Дикий Монах. Из-за ведра картошки и пучка лука огород городить себе до– роже.

Есть угодья и поменьше – из-за условий местности и из-за того, что хозяевам много не надо. Там иногда заборы все-таки стоят. Когда-то стоял, например, между огородами Липкиной и Сущевой. Но сгнил. Собирались поставить новый, штакетник даже приготовили, но все как-то никак.

И вот что случилось однажды утром.

2

Однажды утром плохое настроение Марии Антоновны Липкиной, вызванное возрастом и одиночеством, стало еще хуже из-за того, что она увидела, как в ее огород забрели козы Нюры Сущевой и объедают растительность.

– Нюра! – закричала Липкина. – Нюрка! Нюрка, так твою растак, прости на добром слове! Нюра!

Нюра появилась на крыльце, потянулась с улыбкой и сказала:

– Теть Маш, а можно не орать? У меня муж приехал, отдыхает, а ты тут надрываешься!

– Приехал? Очень хорошо! Вот пусть и ставит забор, наконец! Он у тебя мужчина или кто?

– Очень даже мужчина, теть Маша! – поделилась радостью Нюра.

Липкина тут же подобрела, будучи неравнодушной к женской участи:

– Что, отвели душу? Понятно, столько не виделись... – Но тут она увидела, как одна из Нюриных коз нагло жрет большой капустный лист, и сейчас же сменила милость на гнев:

– Тем более будь человеком! Весь огород испоганили козы твои! Дождешься, отравлю всех или Мурзина попрошу, он на огород проволоку с током проведет! Ты помни, за меня в Анисовке каждый горой встанет, я тут почти всех учила! Это ты из Буклеевки сюда замуж вышла, вот и не уважаешь! И Анатолий твой у меня учился, между прочим! Мог бы совесть проявить!

Тут вышел Анатолий Сущев, мужчина рослый, статный, с лицом добрым и равнодушным.

– Здрасьте, Мария Антоновна! – поприветствовал он. – Чего шумим?

– Здравствуй, Толечка, сто лет тебя не видала! – ласково ответила Липкина. – Хорошо выглядишь! Надо же: был куршивый, сопливый, тощий, двоечник непролазный, а смотри-ка, вырос человеком! И красивый, и с виду не дурак. Как тебя городские бабы не увели еще?

– А пусть только попробует увестись, – ответила за мужа Нюра, приникая к его груди. – Я его хоть в Магадане найду. Найду, Толечка, и бесстыжие твои зенки ножницами выколю!

– Болтать-то! – сказал Анатолий.

– Она может, Толя! – уверила его Липкина, всегда считавшая, что женщина другую женщину лучше знает, чем самый близкий мужчина. – Они с Тоней Щукиной на прополке схватились из-за мотыги, будто Тоня ее мотыгу взяла, так Нюра ей чуть полбашки этой мотыгой не снесла к едрене фене, прости меня, Господи!

– А не бери чужого, не бери! – пропела Нюра, с удовольствием вспоминая рассказанный Липкиной эпизод.

– Импульсивная ты слишком, Нюра! – сказала ей правду Липкина. – Нервная! Это из-за тебя, Толя: нельзя на столько от жены уезжать! А раз уж приехал, поставь забор! Козы ваши весь мой огород объели! Ты ведь собирался же, штакетник уже третий год лежит, тебе работы на день! А то давай Володьку Стасова позову помочь, все-таки мне племянник двоюродный.

– Это что же получается? – возмутилась Нюра. – За наш счет? Ей надо, пусть и ставит!

Анатолий смотрел на вещи проще:

– Да ладно, было бы из-за чего считаться... Сколотим, Мария Антоновна, об чем суть! Делать все равно нечего.

3

Когда делать нечего, умный человек всегда найдет дело. Кравцов, не обремененный раскрытием преступлений по причине их отсутствия, занялся собой. Брал книги в сельской библиотеке, что была в одном здании с почтой, каждое утро бегал вдоль реки, купался. Цезарь сопровождал его не всегда, быстрое течение Курусы ему не нравилось. К тому же Кравцов любил ходить купаться на омут через подвесной мост – дощатый, укрепленный на длинных и толстых тросах. Мост трясется при ходьбе и качается, Цезарю это неприятно.

Вот и сегодня он остался и, лежа над обрывом, видел издали, как Кравцов возвращается.

– Ждешь, Цуцик? – спросил Хали-Гали, зашедший проведать участкового и Сивого, при котором стал вроде конюха: кормил, поил, чистил, выводил промяться, а иногда и работа находилась – что-то перевезти на короткие расстояния. Андрей Ильич Шаров предложил ему, раз такое дело, взять Сивого к себе вместе с телегой и упряжью, но Хали-Гали отказался.

– Сейчас он не мой, хочу – забочусь с ним, хочу – нет. А будет мой, тогда хочешь не хочешь, а о нем думай. Нет уж, не надо.

Цезарь, удивляясь фантазии старика, который ни разу не назвал его настоящим именем, вглядывался: кто-то шел навстречу Кравцову. Встретились – разошлись.

Хали-Гали тоже не рассмотрел.

А встретилась Кравцову Людмила Ступина. После свадьбы ей было неловко его видеть, но вернуться с полпути – смешно, не так поймет. Она постаралась идти ровно, приготовилась спокойно поздороваться. Но тот, кто ходил по таким мостам, знает, как не в такт шагам они начинают качаться, вот Людмила и не удержалась, пошатнулась и чуть не упала на Кравцова. Он очень деликатно ее поддержал.

– Спасибо. Здравствуйте, – сказала Людмила и прошла дальше не оглядываясь.

Вот и все. Никакого, так сказать, личного оттенка.

И за исключением Цезаря и Хали-Гали, никто не видел этого.

Кравцов сразу же отправился в администрацию. Никто его опередить не мог. Сама администрация от реки далеко. И тем не менее, едва участковый вошел, Андрей Ильич, пряча усмешку, заметил:

– Я смотрю, у тебя все-таки с Людмилой это самое... Роман!

– С чего вы взяли?

– Ну как же! На свадьбе вы обнимались. На мосту свидания у вас по утрам.

– На мосту мы случайно встретились. И откуда вы знаете? А на свадьбе мы просто поговорили немного; кто придумал, что обнимались, что за чушь! – расстроился Кравцов.

– Да уж, свадьба... Невеста за столом от жениха отказалась. С Ванькой срочно в город уехала. Чудеса!

– Правильно уехала. Чтобы никого не будоражить.

– Какой защитник стал! – заметил Шаров. – Начал как правильный: Сурикова за буянство арестовал, наручники надел. Я думал: ну, наведет порядок!

– Андрей Ильич! – поразился Кравцов. – Вы же сами просили его отпустить!

– Мало ли. Может, я тебя на прочность испытывал? Ладно, какой у нас там счет?

Андрей Ильич достал шахматную доску, но в это время торопливо вошел Вадик.

– Здравствуйте. Вы будете смеяться, но сейчас убийство может случиться на бытовой почве!

– Да? И кто кого убивает? – спросил Шаров, расставляя фигуры.

– Нюра Сущева – Липкину Марию Антоновну. Или наоборот.

– И за что? – Шаров зажал в кулаках фигуры, чтобы Кравцов выбрал, каким цветом играть.

– Забор не там поставили. Я серьезно говорю: они уже за холодное садово-огородное оружие взялись. Как бы не вышло чего...

Кравцов, собравшийся уже ударить ладонью по кулаку, с сомнением посмотрел на Шарова:

– Надо бы сходить, Андрей Ильич.

– Ну, сходи, твое дело, – с досадой сказал Шаров. – А у меня своей мороки видишь сколько? – Он показал на стол, где лежало несколько раскрытых папок с бумагами.

И Кравцов с Вадиком отправились к месту происшествия.

4

Происшествие было в самом разгаре: Липкина стояла с лопатой, а Нюра с мотыгой, угрожая друг другу. Анатолий сидел на крыльце, курил, в конфликт не вмешивался. На улице стояли соседи и в зависимости от симпатий, высказывали свои мнения. Расторопный Анатолий успел поставить несколько столбов, набил на поперечины уже довольно много штакетника. Липкина ловчилась забор порушить, а Нюра не давала.

– Сшибу все, так и знай! – кричала Липкина. – Это что ж за гадство такое неприличное: половину моей территории отхватили! Обрадовались!

– Уйди! – требовала Нюра. – Руку отрублю!

– Вот взбесились бабы! – покачал головой Хали-Гали.

– И разнять некому! – сокрушалась Синицына. – Толь, ты чего сидишь, как ни при чем?

– Я по старым ямкам ставил. Я виноват, что ли? Мне все равно.

– Именно, по старым! – обрадовалась Нюра поддержке мужа. – Значит, там забор стоял!

– Не ври! – вскрикнула Липкина. – Я крыжовник двадцать лет по своему краю сажала, пока не померз, вот корни – тут, тут и тут! Вот граница где! А столбы вот где! Оттяпали мой двор, паразиты! Не дам! Отец мне говорил: наш двор от колодца до березы. Вон колодец – а вот тут береза была! Вот он, пенек от нее, на вашей территории оказался! Это как?

Тут Хали-Гали увидел идущего к винзаводу Геворкяна и посоветовал:

– Надо Роберта Степаныча позвать. Армяне – они рассудительные. Роберт Степанович, иди сюда!

Геворкян подошел.

– Роберт Степанович! – с надеждой закричала Липкина. – Вам со стороны виднее! У вас Карабах, вы знаете, как такие дела делаются! Вот, смотрите! Даже на глаз видно! Вот тут должен забор идти по справедливости. Вот моя территория – от колодца до березового пня!

Геворкян внимательно осмотрел и столбы, и колодец, и пень, говоря при этом:

– Вы успокойтесь. Худой мир лучше доброй ссоры.

– Ага, худой! – сказала Нюра. – Совсем прохудился!

– Да, вижу ямы от старой ограды, – честно сказал Геворкян.

– Правильно! – похвалила его Нюра.

– Но есть еще ямы, – продолжал Геворкян быть объективным. – Совсем травой заросли. Тоже забор был, но раньше.

– А-а-а! – восторжествовала Липкина. – Съели? Убирайте столбы, сказала!

Нюра обиделась на технолога и от обиды перепутала его фамилию с именем.

– Уходи отсюда, Геворкян Степанович! У тебя младшая дочь школу кончает, конечно, ты теперь за Липкину будешь, она же учительница!

– Как вам не стыдно, Анна Антоновна! – вежливо возмутился Геворкян. – Мою принципиальность все знают!

– А я не знаю! Правильно забор ставим, вот что я знаю!

– Если совет хотите, могу дать. Найдите место, где раньше всего забор стоял, там и ставьте.

– Согласны! – одновременно закричали Липкина и Нюра. И посмотрели друг на друга.

– С чем ты согласна, старая карга? – спросила Нюра.

– А с тем, что забор раньше стоял вот тут! – показала Липкина лопатой.

– А я говорю – тут! – Нюра вонзила мотыгу в землю очень близко от ноги Липкиной.

Та обратилась к людям:

– Все видели? Она ноги лишить меня хотела!

– Языка я тебя лишу в первую очередь! – в азарте закричала Нюра.

– Ну, Нюра! Мне терять нечего! – взяла Липкина лопату наперевес.

Всем стало нехорошо. Но тут Анатолий, глянув вдоль улицы, сказал недовольно:

– Дождались, милиция идет!

Встал и удалился в дом.

Кравцов и Вадик приблизились. Липкина с Нюрой наперебой начали рассказывать участковому, в чем суть разногласий. Соседи помогали – само собой, еще больше запутывая вопрос.

Кравцов терпеливо слушал, а потом спросил:

– Вы лучше скажите, у вас планы земельные есть?

Ни Липкина, ни Нюра на это ничего ответить не могли. Липкина опять начала про колодец и березовый пень, а Нюра про старые ямки, но Кравцов остано– вил их:

– Все ясно. Пошли в администрацию.

5

И они пошли в администрацию. Только Нюра замешкалась, крикнув, что сейчас догонит. Быстро вбежала в дом и сказала мужу:

– Толя, иди сейчас и колоти доски! Готовый забор они не тронут!

Шаров в присутствии Липкиной, подоспевшей Нюры и еще десятка добровольных свидетелей развернул на столе большие листы.

– Вот, значит. Это когда мы кадастр составляли, мы заодно определили, где чье пазьмо. – Кравцову как не местному он пояснил: – Пазьмо, по-нашему, это личная территория.

– Вот она, моя граница! – ткнула пальцем Лип-кина.

– Правильно! Как раз, где забор! – согласилась Нюра, не очень, впрочем, вглядываясь в чертежи.

– Не как раз, а ближе ко мне получилось! – настаивала Липкина.

– Ты протри очки! – посоветовала Нюра.

– А у меня их нету! – похвасталась Липкина.

– Будут! – пообещала Нюра. Шаров поднял руку, требуя тишины.

– Вообще-то надо на местности проверить. Тут масштаб указан.

– Проверяйте, пожалуйста! – сказала Липкина. – Но забор должен стоять, где был!

Тут Нюра рассмеялась и заявила:

– Да он уже там и стоит!

Липкина посмотрела на ее довольное и, честно сказать, не очень привлекательное в данный момент лицо, ибо злорадство никого не красит, и догадалась:

– Ах, паразитство! Не позволю!

Она стремительно выбежала из администрации. Все последовали за ней, а Кравцова окликнул Суриков, который ковырялся в моторе «уазика»:

– Привет, сосед!

И так он это сказал, что Кравцову послышалось в его словах какое-то значение. Поэтому он остановился:

– Привет.

Суриков подмигнул и спросил:

– Ну и как она?

– Кто?

– Учительница?

Кравцов сказал медленно и веско:

– Нехорошо, Василий. Я понимаю, женщины сплетничают. Но ты-то!

– А я не сплетничаю, по-мужски спрашиваю. Нет, Ступин Виталя мужик неплохой. Хоть и важничает, в инженеры выбился, как же! Но она лучше. Так что – не сомневайся!

– Было бы в чем! Нет ничего, Василий! – убедительно сказал Кравцов.

Суриков хмыкнул иронически:

– Конечно, конечно...

Кравцов постоял немного, чувствуя себя довольно по-дурацки, и пошел разбираться с забором.

6

Он пошел разбираться с забором, а забор был уже почти готов, несколько досок только не успел прибить ударно поработавший Анатолий.

– Товарищ участковый! – обратилась Липкина к подошедшему Кравцову. – Это что же? Это самоуправство! Арестуйте его!

– Спокойно! – Шаров достал рулетку. – Начинаем мерить территорию!

Андрей Ильич и участковый промеряли территорию со всех сторон. Шаров писал цифры на бумажке, что-то чертил. И объявил результат:

– Значит, так. По длине оба участка соответствуют планам. По ширине, если смотреть со стороны дома, участок Сущевых получился шире, чем на плане.

– А я что говорю! – закричала Липкина. – Отхапали!

– Зато со стороны обратной, от леса, шире у Марии Антоновны, – заключил Шаров.

– И она еще смеет претензии орать! – возмутилась Нюра.

– Смею! – сказала Липкина. – Мне у леса ширина не нужна, у меня там не растет ничего! Мне ширина вот тут нужна!

– А общая площадь одинаковая получается? – спросил Кравцов.

Шаров глянул на цифры:

– Вполне. Я вот что предлагаю. Мы Анатолию даже помощь дадим. Пусть поставит забор ровно. Чтобы и там, и здесь ширина была одинаковая. То есть в соответствии с планом. Анатолий! Анатолий, ты где?

Но Анатолий, которому надоело заборостроительство, а заодно, кажется, уже и семейная жизнь, продлившаяся недолго, но очень быстро показавшая свою бытовую сторону, стоял на улице, за воротами, с сумкой через плечо, и был у него вид свободного человека.

– Ну вас, – сказал он. – С ума вы тут в деревне сходите!

Нюра опешила:

– Толя, ты что это? И не побыл совсем!

– Вернусь, не плачь, – мужественно ответил Анатолий. – Забор поставил, чего тебе еще? Общий привет!

И пошел прочь. Нюра, конечно, бросилась за ним. Но успела заметить, что Липкина коварно подняла лопату, покушаясь на забор.

– Толя! – крикнула Нюра мужу. И тут же Липкиной: – Не тронь! – И мужу: – Толя, погоди! – И Липкиной: – Не тронь, я сказала! – И опять мужу: – Толя, да куда же ты, постой! – И опять Липкиной: – Не смей!

Так она рвалась на части. Но Анатолий даже не оглянулся, а Липкина уже пару раз стукнула по забору. Нюра бросилась к ней, вырвала лопату, кинула на землю и обратилась к народу:

– Видели? У меня муж из-за нее ушел! Ну, тетя Маша, ну, Мария Антоновна!..

– Сама Антоновна! – удачно, хоть и бессмысленно пошутила Липкина, потому что отца Нюры действительно звали Антоном, но какой в этом юмор – непонятно. – Ты слышала, что власть сказала? Чтобы забор был по плану или никакого не будет! Ты меня знаешь, Нюра!

– А ты меня нет! Только тронь – за каждую доску по ребру у тебя выну! И дом сожгу! – пообещала Нюра и ушла к себе, уверенная в своей победе.

– Грозится! – обратила Липкина внимание Андрея Ильича и Кравцова на слова Нюры. – Протокол составить надо! Ведь сожжет!

Но протокол составлять не стали.

Забор Липкина тронуть после этой угрозы не решилась.

Понемногу все разошлись.

А Кравцов, возвращаясь домой, завернул в магазин.

7

Кравцов вошел в магазин как раз в то время, когда Желтякова, Савичева и хромая, слегка косящая, но энергичная Сироткина что-то очень оживленно обсуждали.

– А Людмила, значит... – рассказывала Сироткина, но осеклась, увидев участкового.

В тишине Кравцов подошел к прилавку. Смотрел, но, похоже, никак не мог вспомнить, что ему надо. Клавдия-Анжела спросила:

– Чего хотели, Павел Сергеевич?

Кравцов посмотрел на нее, размышляя, а потом повернулся к женщинам и внушительно произнес:

– Хочу предупредить. Если кто-то что-то о ком-то сказал, то это совершенно не так!

– А как? – чистосердечно заинтересовалась Сироткина.

– А никак, – пояснил Кравцов. – Абсолютно никак. – И вышел из магазина, ничего не купив.

– Конечно! – сказала Желтякова, склонная иногда довольно мрачно смотреть на жизнь и на мужчин. – Увел жену от мужа, а теперь стесняется! Поздно стесняться!

Сироткина поправила:

– Да она сама Виталия выгнала! Точно знаю! У родителей он живет со вчера еще!

Савичева прекратила мелкий спор:

– Что вы, ей-богу, говорите про ерунду какую-то! А вот участки будут переделывать – это не ерунда!

– Как переделывать? – спросила Клавдия-Анжела.

– А так. Шаров велел: у всех должно по плану быть. И если где нет забора, там ставят по плану. То есть как попало, а не по справедливости. Потому что у нас, например, огород всегда за ломаную осину заходил, а по плану, я помню, начертили совсем не так!

– Они начертят с пьяных глаз! – не удивилась Желтякова.

Сироткина же, соседка Савичевой, заинтересовалась:

– А с чего это ты, Тань, взяла, что у тебя огород за ломаную осину заходил? Как это он заходил, если сама-то осина наша?

– Это когда она стала ваша?

– Всегда была!

Савичева хмыкнула и не стала спорить с женщиной неглубокого ума. Взяла купленные продукты и вышла.

– Видали? – засмеялась Сироткина.

– Не ссорились бы вы из-за пустяков, – сказала Клавдия-Анжела.

– Какие это пустяки? – возразила Сироткина. – Это земля!

А Желтякова, как бы размышляя, сказала:

– У «Поля чудес» целую машину штакетника сгрузили. Мало им забора каменного, еще и перед ним хотят чего-то нагородить...

8

Мало было председателю кооператива Лазареву забора каменного, пространство от забора до оврага он тоже решил благоустроить, клумбы там разбить, насадить цветов – и чтобы детям из «Поля чудес» не опасно было здесь находиться. Поэтому он и выписал машину штакетника и бруса для столбов, чтобы огородить эту территорию. Для этой цели подрядил двух мужиков из Анисовки, друзей Желтякова и Клюквина. Те самые, напомним, которые кладоискатели. Анатолий Желтяков всегда веселый, Роман Клюквин длинный, хмуроватый и рассудительный. Задачу Лазарев объяснил просто:

– Работать начинайте сейчас. Чем быстрей, тем лучше. Оплата, как договаривались, аккордом, то есть по факту. Есть вопросы?

– Аванс, – коротко сказал Клюквин.

– Пропьете же!

Желтяков и Клюквин пожали плечами и промолчали, не желая даже возражать столь несуразному и обидному предположению. Лазарев достал бумажник и отсчитал несколько купюр, после чего ушел.

– Значит, так, – сказал Клюквин, протягивая деньги Желтякову. – Беленькую возьмешь, пива бутылок шесть и чего-нибудь закусить.

Желтяков радостно взял деньги, сделал пару шагов, но вдруг остановился.

– А почему я? – спросил он. – Что это ты командуешь?

– Ну, я схожу, – не стал спорить Клюквин.

– Ты не донесешь, я тебя знаю!

– А ты донесешь? Прошлый раз три часа тебя ждал!

– А зачем ты тогда меня просишь? – удивился Желтяков.

– Да сдуру и прошу, – сознался Клюквин.

– Тогда вместе пошли! – предложил Желтяков.

– А штакетник не уволокут? – засомневался Клюквин.

– Не успеют! – уверенно сказал Желтяков. – Мы же через час вернемся. И к вечеру обгородим все!

9

И вот уже вечер. Виталий Ступин пришел с работы, умылся, сел за стол, накрытый Людмилой, но сел не один, а с бутылкой водки, которую тут же и открыл. Налил себе почти полный стакан и молча выпил.

Людмила, зная умеренное отношение мужа к выпивке, удивилась:

– Чего это ты вдруг?

Виталий не ответил. Закусил как следует и спросил:

– Дома сидишь, книжки читаешь?

Людмила почувствовала, что вопрос неспроста, но вида не подала, улыбнулась и подтвердила:

– Дома сижу, книжки читаю.

– Ничего не слышала?

– Ничего не слышала.

– А интересные вещи рассказывают! Будто ты за участкового уже замуж выходишь. А меня из дома выгнала. К родителям моим. Может, и правда выгнала, а я не знаю?

Людмила рассмеялась:

– Кто это такие глупости говорит?

Ступин налил второй стакан и ответил:

– Да то-то и оно, что все.

– Не много тебе будет? – обеспокоилась Людмила.

– Нормально, – заверил Виталий и выпил – как воду. – И тебе-то что, я для тебя фактически чужой человек! Сейчас вот поем на дорожку и, в самом деле, к родителям!

Людмила перестала улыбаться. Она не была бы женщиной, если бы не ждала этого разговора. Всякая жена от всякого мужа такого разговора ждет независимо от того, есть ли повод, нет ли его. Брак такая штука, что рано или поздно, а часто раньше, чем нужно, муж начинает сомневаться – один ли он существует для жены. Не смотрит ли она уже куда-то в сторону, не думает ли о ком. И любую жену это сомнение обижает, но она чем-то тайным в себе чувствует свою вину, даже когда ее нет. И, как правило, тут же переходит от защиты к нападению:

– То есть ты сразу в какую-то чепуху поверил?

– А почему нет? Все вы одинаковые! – сделал Виталий тот вывод, к которому для успокоения своей от природы нечистой совести приходят все мужчины.

– Кто это – вы? – спросила Людмила, заранее зная ответ.

– Бабы! – высокомерно уточнил Виталий.

– Я не баба, – напомнила Людмила.

– Неужели? Зато я пока мужик. И не позволю! – повысил голос Виталий. И ударил кулаком по столу.

Делал он это впервые в жизни, но получилось хорошо, крепко. Может, потому, что Виталий это с детства видел – и не раз. Вот и научился вприглядку. Помнил он также, что женщины в таких случаях пугаются, начинают голосить, причитать и тому подобное. Конечно, голосить и причитать Людмила не будет уже потому, что не умеет. Но испугаться должна. И Виталий осанисто глянул на Людмилу, готовый увидеть испуг. Но вместо этого увидел ее холодные и спокойные глаза. И испугался вдруг сам. И сказал почти жалобно:

– Люся... Ведь врут, да?

– Ждешь, что буду оправдываться? Не буду. Или ты мне веришь, или нет, – гордо сказала Людмила, искренне сама веря в этот момент, что она лгать не может и не умеет, легко забыв те многие моменты городской своей жизни, когда ей приходилось не только лгать, но и врать, хитрить, обманывать, лукавить, ловчить и фантазировать.

– А если не верю? – поставил вопрос Виталий.

– Убеждать не собираюсь!

– Так. Ясно. Ладно. Облегчу тебе задачу, сам уйду!

Виталий встал, взял с горделивой сиротливостью крошечный ломтик огурца: больше, дескать, ничего не надо в этом доме! И пошел к двери.

Людмила наконец догадалась испугаться:

– Виталя, ты чего?

Но было поздно.

– Молчи лучше! – приказал Виталий. – И спасибо за правду. Будь здорова!

10

– Будь здоров! – пожелал Клюквину Желтяков, поднимая очередной стакан.

– А не пора забор ставить? – огляделся Клюквин. – Темно уже.

Желтяков не согласился:

– На ночь глядя работать? Наставим кое-как! Я плохо работать не хочу. И не умею.

– И я не умею, – признался Клюквин. – Я уж если делаю, то чтобы все... Чтобы блестело! Чтобы тип-топ! Как по струнке!

– Это и беда наша! – сокрушенно поник головой Желтяков. – Другие делают как попало – и ничего, сойдет! А вот я, не поверишь, если что плохо сделаю, прямо душа болит!

– Именно! – воскликнул Клюквин. – Я тебе скажу, почему нам с тобой трудно живется. Знаешь почему?

– Почему? – захотел узнать Желтяков. Клюквин поднял стакан и торжественно произнес:

– Потому что у нас есть трудовая совесть!

И спасая свою трудовую совесть от плохой работы, друзья решили отложить ее на завтра.

Они ушли, и вскоре к горе штакетника подъехал на грузовом мотороллере Куропатов. Набросал, сколько уместилось в кузов, и уехал.

Тут же, будто ждал очереди, появился Юлюкин на «Москвиче», засунул, сколько влезло, в багажник, уехал.

Тут же появился Володька Стасов на сенопогруз– чике...

Потом Савичев на мотоцикле с коляской...

Потом Хали-Гали, который спешно запряг Сивого в телегу...

Было уже совсем темно, когда примчался Колька Клюев, пешим ходом, но с тележкой. Однако на земле валялась одна штакетина, да и то треснувшая. Колька поднял ее, повертел, хотел выкинуть, но вспомнил, что ему предстоит отчитываться перед женой Дашей, бросил дощечку в тележку и увез.

Несмотря на позднее время, по всей Анисовке слышались вжиканье пил и перестук молотков. Все спешили перегородить огороды и землю, пока соседи это не сделали по своему усмотрению.

Вот Савичев ведет с одного конца забор, а с другого торопится науськанный женой Сироткин. Они работают, не глядя друг на друга, не разговаривая. А если бы пригляделись, то поняли бы: заборы их при встрече могут не состыковаться.

Но окончательно стемнело, они притомились, посчитали, что сделали достаточно для обозначения территории, разошлись спать.

Липкина же не спит, она стоит у забора с двоюродным племянником Володькой Стасовым и учит его:

– Если рубить или пилить, она услышит. А ты подкопай помаленьку по всей длине, он весь и повалится. Будто сам. Посмотрим, кто ей будет его ставить!

Володька берет лопату, начинает трудиться. Но с той стороны вдруг слышатся какие-то звуки. Он выпрямляется, выглядывает, спрашивает:

– Кто тут?

– Я тут! – слышится голос Нюры. И одновременно что-то деревянное бьет Володьку по лбу.

– О, ё!.. – хватается Володька за голову.

...Липкина в своем доме прикладывает ко лбу Володьки металлическую ложку и советует:

– Ты вот что, иди к Вадику, пусть он тебе составит медицинское освидетельствование. Скажи, что я послала. Он любимый мой ученик, не откажет. И с этим документом к Кравцову, и подавай заявление!

– Еще чего! Заявление, что меня баба черенком стукнула?

– Ну, дело твое. А я ей утром все скажу!

11

Но утром Липкина ничего не сказала Нюре. Она даже почти приветливо с ней поздоровалась, пробормотав после этого:

– Ничего, зараза. Еще не вечер!

Тут она увидела Кравцова, возвращавшегося после купания.

– Здравствуйте, Павел Сергеевич!

– Здравствуйте, Мария Антоновна!

– Не зайдете на минутку?

– Зайду.

И Кравцов зашел к Липкиной. Нюра это, естественно, увидела. И это ей, естественно, не понравилось. А Липкина угощала Кравцова:

– Может, яишенку?

– Спасибо, завтракал.

– Ну и что? Мой вот покойник – он с утра сразу закусывал, потом уже завтракал, потом опять закусывал, потом обедал – и так до ночи. И тощий был, как грабля! Ну, чайку тогда? Не откажетесь?

– Спасибо, – не отказался Кравцов. – Если вы насчет забора, Мария Антоновна...

Липкина махнула рукой:

– Да какой забор?! Ты думаешь, он мне в самом деле нужен? Ты извини, что тыкаю, вы для меня младшенькие все. Будто ученики.

– А зачем же тогда такой скандал?

Липкина села напротив участкового, застенчиво улыбнулась:

– Правду сказать? Скажу, только не смейся. Я женщина одинокая, чем мне еще развлекаться? Схватишься с соседкой, так-перетак, мать-перемать, прости меня, господи, вот тебе и Большой театр, вроде того! Не телевизор же смотреть все время! Забор! Будто и говорить больше не о чем. Я, например, вот что тебе скажу. Я же с Людмилой работаю, я ее насквозь вижу. И вижу я, скажу тебе, что не жить ей тут. И тут не жить, и с Виталей не жить. Он парень золотой, прямо редкий! Но как бы тебе сказать... – простоватый он для нее.