Текст книги "Смерть, идущая по следу… (интернет-версия)"

Автор книги: Алексей Ракитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

1 мая 1955 г. НАТО-вские самолёты-разведчики появились над многими городами в европейской части СССР, в том числе Киевом и Ленинградом. Были сфотографированы первомайские демонстрации советских трудящихся, искренне веривших в то, что «граница на замке» и даже не подозревавших о полётах самолётов-шпионов буквально над собственными головами.

Предельно циничной была проверка боеспособности советской ПВО, которую устроили американцы в период с 4 по 9 июля 1956 г. Каждый день их «стратоджеты» вторгались в западные районы СССР на глубину до 350 км, заходя со стороны Польши или Балтийского моря. Во время этих полётов самолёты-разведчики появлялись в районе Калининграда, фотографируя не только саму военно-морскую базу, но и многочисленные береговые объекты военной инфраструктуры. Силы ПВО не смогли сорвать ни один из этих пролётов, несмотря на то, что всякий раз противник действовал с одного направления и по одной схеме. А ведь ещё и года не прошло с того момента, когда маршал Вершинин высокопарно заверил Президиум ЦК КПСС о том, что силы ПВО в ночных условиях «перехватили 96 % целей»! События июля 1956 г. показали истинную цену завиральным обещаниям паркетных шаркунов с маршальскими звёздами на погонах…

В 1956 г. несколько десятков «стратоджетов» поучаствовали в масштабной разведывательной операции «хоум ран», о чём подробнее будет рассказано чуть ниже.

А вот 10 сентября 1957 г. имела место одна из наиболее таинственных операций американской разведки в небе СССР. Некий высотный самолёт совершил перелёт из Ирана над Каспийским морем с последующим выходом на маршрут Сталинград-Армавир-Грозный-Тбилиси-Иран, пролетев в общей сложности над территорией СССР примерно 3050 км. Самолёт произвёл разведку ракетного полигона в Капустином Яру и авиационного полигона во Владимировке. В 100 км от Владимировки от самолёта-нарушителя отделился некий объект, который быстро вышел из зоны видимости советских РЛС, развив скорость около 1800 км/час. Это выглядело так, будто самолёт-нарушитель имитировал атаку наземного объекта крылатой ракетой. Несмотря на все старания Вооружённых Сил СССР заполучить её фрагменты в своё распоряжение и масштабную поисковую операцию, затеянную ради этого, обломки таинственного скоростного объекта так и не были обнаружены. До сих пор остаётся неизвестен тип самолёта-нарушителя, поскольку высота пуска (19 км) явно превышала потолок «Стратоджета», а высотный самолёт-разведчик U-2 не имел узлов подвески оружия (впрочем, нельзя полностью исключать ошибки операторов наземных РЛС, чей профессионализм зачастую оставлял желать лучшего. Так, например, во время событий 1 мая 1961 г. когда на U-2 был сбит Фрэнсис Пауэрс, 2-й дивизион 57 зенитно-ракетной бригады продолжал обстреливать цель после её поражения, считая, что она продолжает нормальный полёт. 9 отдельный радиотехнический батальон выдавал на КП 4 армии ПВО сообщения о «цели, следующей на высоте 19 км» вплоть до того момента, когда разваливающийся U-2 снизился до высоты 5,5 км и Пауэрс уже давно покинул его кабину, т. е. прекратил всякое управление полётом. Возможно, что с определением высоты пуска 10 сентября 1957 г. в районе Владимировки мы имеем дело с аналогичным «косяком» наших специалистов).

Весной 1958 г. Дядя Сэм в присущей ему манере вновь поздравил советский народ с праздником Первомая. На этот раз RB-47 пролетели над Киевом и заглянули в ближнее Подмосковье. Созданная к тому времени Московская зона ПВО, оснащённая зенитными ракетами С-25 и способная (теоретически!) одновременно обстреливать 1000 самолётов противника, незванных гостей попросту не заметила. Их не заметили и многочисленные экипажи авиационной техники, поднимавшейся в тот день в воздух по всей европейской части СССР (в моде ещё оставались сталинские воздушные парады и во многих городах воинские части и местные аэроклубы 1 мая привлекались к воздушным парадам «локального» характера).

А вот с декабря 1958 г. «стратоджеты» стали активно действовать в южных районах СССР – над Узбекистаном, Казахстаном и Западной Сибирью. Целью их полётов являлось движение вдоль траектории пролётов ракет Р-7, запускаемых с Байконура, и перехват телеметрической информации, передаваемой ракетой во время полёта. Три RB-47 были соответствующим образом переоборудованы и получили по две 18-метровые антенны, укреплённые с обеих сторон фюзеляжа.

Эти люди непосредственно руководили действиями военной разведки США в отношении СССР. На фотографии слева: генерал Ральф Кейнин (Ralph Canine), возглавлявший до ноября 1952 г. разведку Сухопутных войск, а в период с ноября 1952 г. по ноябрь 1956 г. – Национальное агенство безопасности США (National Security Agencу), орган, координировавший работу различных спецслужб США и стран НАТО. На фотографии справа: генерал Куртис Ле Мэй, командовавший частями стратегического авиационного командования США в Западной Европе. Без его санкции ни один «стратоджет» не мог пересечь границы стран Варшавского Договора.

Следует особо подчеркнуть, что приведёнными выше случаями список разведывательных по своим целям и скандальных по форме полётов «стратоджетов» в советском небе отнюдь не ограничивается. А ведь кроме них парк НАТО-вских воздушных разведчиков включал самолёты других типов: «Канберра» (английский), RB-57 «Канберра» (американский), P2V «Нептун» (американский), U-2. Интересующиеся могут самостоятельно углубиться в историю авиации, благо информации по этой теме становится в последние годы всё больше. Впрочем, исчерпывающей картины мы пока не имеем, поскольку данные советской ПВО до сих остаются закрытыми. Из американских источников известно лишь, что в период 1952–60 гг. одни только RB-47 различных модификаций совершили около тысячи нарушений воздушных границ СССР.

Надо сказать, что американское ЦРУ, не желая использовать ресурсы министерства обороны (и попадать от него в зависимость), в середине 50-х гг. обзавелось своим собственным самолётом-разведчиком U-2. Концепция этого самолёта принципиально отличалась от RB-47: главным достоинством U-2 была не скорость полёта, а высота – 21–22 км – куда не мог забраться ни один истребитель в мире. Техническое превосходство U-2 над существовавшими средствами ПВО было столь очевидным, что ЦРУ с неприкрытым цинизмом использовало эти самолёты по всему миру – от Латинской Америки, до Ирана, Китая и СССР. Самолёт этот до такой степени понравился американским военным разведчикам, что Министерство обороны также закупило партию U-2 и впоследствии неоднократно их модернизировало. Кстати, завершая этот краткий исторический экскурс в историю американской разведывательной авиации, следует заметить, что первый U-2 сбили вовсе не защитники советского неба 1 мая 1960 г. под Свердловском, как это полагают многие жители России, а их китайские коллеги в июле 1958 г. (т. е. почти двумя годами ранее. Кстати, в китайском небе U-2 также занимался разведкой атомных объектов, реализуя на практике идеи Бориса Пашковского, о чём подробнее нам придётся сказать чуть ниже).

U-2. Мало кто знает, что первыми этот супер-самолёт сбили китайские лётчики в 1958 г. С присущей китайцам осмотрительностью, они ничего не сообщили об этом своим кремлёвским союзникам, цинично рассудив, что проблемы «русских братьев» должны решать сами «русские братья».

Примечательно, что советское руководство долгое время не признавало саму возможность существования самолётов, аналогичных U-2 по техническим характеристикам. Ситуация выглядела запутанно и даже анекдотически – из истребительных полков шли доклады о полётах неких «воздушных судов» на высотах более 20 км – а отечественные специалисты по авиатехнике ответственно заявляли, что «такого быть не может». Информация радиотехнических полков, призванных осуществлять радиолокационный дозор воздушного пространства, ясности не добавляла. Дело в том, что все имевшиеся в тот момент на вооружении СССР типы радиолокационных станций имели весьма ограниченные возможности (обнаружение целей на дальностях до 200 км и высотах до 20 км). Причём на эффективность работы РЛС негативно влияли многие факторы: параметры движения цели и её физические свойства, солнечная активность, состояние атмосферы и даже уровень подготовки операторов. Посему радиотехнические полки не могли распознавать U-2 и уверенно «вести» его. Все разглагольствования о том, что 1 мая 1960 г. Пауэрса «вели» чуть ли не от самой госграницы всего лишь досужие вымыслы ветеранов военных кафедр, на самом деле наша ПВО не заметила его не только на границе, но даже над Байконуром, куда тот «заглянул» по пути к Челябинску. В районе Байконура, кстати, уже были развёрнуты зенитно-ракетные дивизионы, так что 1 мая 1960 г. американца теоретически могли бы сбить уже там, однако… однако там его никто попросту не увидел.

Показателен эпизод, имевший место 9 апреля 1960 г., т. е. за 3 недели до полёта Пауэрса. Тогда американский U-2 «прогулялся» до Балхаша и Байконура, а потом спокойно возвратился в Иран. На перехват таинственного объекта были подняты сначала 4 истребителя Миг-19, а затем ещё 2 Миг-17. При попытке одного из «девятнадцатых» выскочить выше практического полка и подняться на высоту таинственного объекта, истребитель потерял управление и разбился. В разбившемся самолёте погиб старший лейтенант Владимир Карачевский. В 9-й гвардейский истребительный авиаполк, которому принадлежал погибший самолёт, прибыл командующий истребительной авиацией ПВО генерал Е. Савицкий, который компетентно установил, что перехватчики гонялись за фантомом, ибо «такого самолёта, который они якобы видели, быть просто не может».

Инцидент стал известен в Москве и разбирался на заседании Политбюро ЦК КПСС в присутствии компетентных специалистов – авиаконструктора А. Микояна и Председателя Государственного комитета Совета министров по авиационной технике П. Дементьева. Специалисты были единодушны: самолёты на высотах более 20 км летать не могут в силу жёстких скоростных ограничений – при малой скорости полёта они будут сваливаться в штопор, а при высоких – у них будут отламываться крылья из-за высокого скоростного напора. А посему все пустопорожние разговоры о некоем неизвестном высотном разведчике надо прекратить. Ни Политбюро ЦК КПСС, ни лучшие авиационные специалисты Страны Советов, ни лучшие разведчики КГБ и ГРУ – никто из этих достопочтенных исторических персонажей ничего не знал об американском U-2 вплоть до 1 мая 1960 г, когда ракетчики 57 зенитно-ракетной бригады в небе над Челябинском-40 «завалили» американца 14-ой (четырнадцатой!) по счёту зенитной ракетой С-75. Сбив после этого собственный же истребитель-перехватчик Миг-19 (пилот Сафонов погиб).

Правда, объективности ради надо сказать, что некоторые историки отечественной авиации всё же пишут о 8 ракетах С-75, выпущенных по U-2 Пауэрса, что несколько смягчает довольно безрадостную картину рассогласованных и прямо ошибочных действий сил противовоздушной обороны. Нельзя не отметить и редкостный цинизм, проявленный в тот день упомянутым выше командующим истребительной авиацией ПВО Савицким, который лично приказал пилотам Соковичу и Ментюкову подняться в небо на неподготовленных самолётах Т-3 (без оружия и высотного снаряжения) и уничтожить «нарушителя тараном». Выполнение этого требования вело к гарантированной гибели советского пилота, решившегося выполнить приказ без высотно-компенсирующего костюма. К счастью, таранить лётчикам никого не пришлось, поскольку наведение обоих самолётов с земли было осуществлено с большими ошибками: Соковичу сообщили, что цель движется на высоте 10 км (вместо 19–20 км как это было на самом деле), а Ментюкову, верно указав высотный эшелон, неправильно сообщили о его взаимном расположении с целью, из-за чего лётчик совершил разворот в противоположную необходимой сторону.

Можно представить, как было испорчено настроение «дорогого Никиты Сергеича» в этот день! Всего двумя неделями раньше все вокруг – от золотопогонных маршалов, до главных конструкторов и начальников спецслужб – в один голос уверяли его в невозможности существования супервысотного самолёта-разведчика, а теперь обломки этого технического чуда падают с неба за тысячи километров от границы возле одного из самых секретных объектов страны! Так какова же истинная цена всех тех гарантий, что наслушался недавно Генсек: полушка в базарный день?

Слева: Никита Сергеевич Хрущёв лично посетил ВДНХ, где помпезно были выставлены на всеобщее обозрение обломки U-2 Пауэрса. Правда, на кадрах кинохроники Никита Сергеевич выглядел хмурым и как будто чем-то недовольным. Это было нехарактерно для весьма общительного и темпераментного Генсека, любившего пообщаться с простым народом, особенно перед кинокамерой и особенно при наличии неплохого пропагандистского повода. Но если принять во внимание, как напортачили его помощники и советники с рассказами о «невозможном» американском самолёте, то причина дурного настроения Никиты Сергеевича станет отчасти понятна. А если вспомнить, где именно сбили противника, да притом с каким трудом – 14-ой по счёту ракетой, уничтожив к тому же собственный перехватчик! – то станет ясно, что гордиться особенно было нечем. Справа: карта конечного участка полёта Френсиса Пауэрса, представленная на судебном процессе в Москве. Карта фальсифицирована, для того, чтобы создать видимость, будто 57-ая зенитно-ракетная бригада прикрывала Свердловск. На самом деле карта вступала в явное противоречие с показаниями Пауэрса, из которых следовало, что после пролёта Челябинска он совершил два поворота и в конечном итоге оказался северо-восточнее города. Но на такие пустяки никто из присутствовавших в зале внимания не обращал.

Авиационные средства были не в силах обнаружить радиационные «хвосты» атомных производств, но они, используя инфракрасную технику, могли даже с большой высоты зафиксировать объекты с явно аномальной температурной контрастностью (особенно в холодное время года). Отсутствие труб, указывающих на наличие котельных, и мощных линий электропередач однозначно свидетельствовало о присутствии собственного источника энергии на территории разведываемого объекта, причём источника компактного и мощного.

Классическим примером эффективности технической разведки атомного объекта может служить история с определением энергетических параметров реакторов по наработке плутония-239 в Челябинске-40, том самом закрытом «городе атомщиков», где работал Георгий Кривонищенко. О том, что где-то между Свердловском и Челябинском заложен секретный завод по производству плутония, американцы узнали от пленных немецких инженеров, работавших в СССР. В Абхазии (в Синопе и Агудзери) во второй половине 40-х гг. были размещены две «шарашки» с пленными немцами, которые занимались разработкой технологии разделения изотопов урана. Время от времени немцам удавалось передать на родину ценную информацию, в т. ч. и не связанную напрямую с их проектами. От этих немецких специалистов и пошла информация о закладке на Урале крупных атомных объектов. Уже в начале 50-х гг. американские самолёты-разведчики обнаружили три строительные площадки в районе озера Кызылташ и реки Теча, которые американцы в своих документах назвали объектами «0», «301» и «701». Водная система этого района играла для атомных реакторов роль прудов-охладителей, куда сбрасывалась горячая вода. С пуском реакторов озеро перестало замерзать даже в самые холодные зимы. Американцы довольно хорошо знали гидрологические условия этого района, поскольку ещё в конце 20-х гг. имели планы по использованию различных уральских территорий на правах концессий. Зная объём «подогреваемой» теплоотводом воды и её температуру, американская разведка сумела определить мощность действующих реакторов. В документах 1955–56 гг., предоставленных разведкой в распоряжение Joint atomic energy intelligence committee (Объединённому Комитету по атомной энергетике Конгресса), указывалось, что в т. н. «кыштымском комплексе» действуют три реактора тепловой мощностью 286 МВт каждый. Тогда же было заявлено и о предполагаемой их производительности: в каждом из реакторов нарабатывались 0,86 гр. плутония-239 в сутки на 1 МВт мощности (т. е. в каждом реакторе 246 гр. в сутки).

Лицевая страница и оглавление альбома, подготовленного американской военной разведкой в 1964 г. и посвящённого описанию «Кыштымскоого атомного комплекса» (того самого Челябинска-40, где работал Георгий Кривонищенко). Подобные альбомы начиная с 1955 г. выпускались с ежегодными обновлениями. Каждый из альбомов описывал отдельный объект атомного производственного комплекса СССР как потенциальную цель атаки силами диверсионной группы. Подобного рода литература не содержала особых технических деталей, зато описывала ориентиры на местности (даже приводились их фотографии, сделанные с земли), взаимное расположение и степень важности зданий, количество дверей, наличие различных технических коммуникаций (ж/дорожных путей, газо– и водопроводов, опор ЛЭП и пр.). Подобные детальные описания невозможно было составить, опираясь лишь на средства авиационной разведки. Сам факт существования таких документов однозначно подтверждает одно из двух предположений: либо разведки стран НАТО осуществляли успешные агентурные проникновения на эти объекты, либо западные разведки имели доступ к проектно-строительной документации по всем предприятиям атомной отрасли СССР. Последнее представляется почти невероятным ввиду крайней жёсткости режимных ограничений.

Другим интересным примером успеха американской авиационной разведки может служить обнаружение испытательного полигона ядерных боеприпасов в местечке Сунгул, примерно в 40 км севернее Челябинска-40. На этом полигоне с охраняемым периметром 7 км на 17 км не осуществлялось ядерных взрывов, там проводилось тестирование различных элементов боевых частей атомных боеприпасов без активирования расщепляющихся материалов (если совсем точно, то ядерные компоненты заменялись массо-габаритными имитаторами). При этом проводились взрывы обычных ВВ порой весьма большой мощности. Американские разведчики в начале 50-х сообщали о работе этого объекта, но при этом признавали, что не знают ни названи организации, которая его эксплуатирует, ни имя её руководителя.

ЦРУ США крайне неохотно идёт на раскрытие информации о полётах U-2 над территорией СССР несмотря на то, что с той поры минуло более полувека и Советский Союз не существует уже много лет. Официально главная американская разведка признаёт только 28 полётов этих самолётов в период 1956–1960 гг., что явно не соответствует действительности и довольно просто может быть опровергнуто. Но даже открытая информация оказывается порой весьма красноречивой. На снимке – страница из обзорного доклада ЦРУ, посвящённая трём вылетам U-2 на разведку объектов в глубоком тылу СССР, совершённым 9–10 июля 1956 г.

Борис Фёдорович Пашковский считал, что если авиационная разведка будет глазами, которые увидят секретные объекты, то солдаты его спецназа окажутся теми руками, которые смогут их пощупать. Ни один самолёт, ни один прибор в 40–50-х гг. прошлого века не мог дистанционно определить наработкой какого именно расщепляющегося материала занят тот или иной ядерный реактор. Для этого нужны были образцы воды и почвы, добытые в непосредственной от него близости.

Самолёты U-2 активно использовались для проникновения в самые глубинные районы СССР. Ошибочно думать, будто полёт Пауэрса к Уралу в мае 1960 г. был первым из такого рода вторжений. 5 февраля 1960 г., например, самолёт-разведчик U-2 «сходил» к Арзамасу-16 и сфотографировал расположенный там исследовательский центр и завод по производству ядерных зарядов. На фотографии слева можно видеть часть заводских строений, а на фотоснимке справа – отдельно стоящий цех окончательной сборки ядерных боеприпасов. До норвежской границы на севере – около 1800 км, до турецкой юге – столько же. Прекрасный повод задуматься над истинностью лозунга советской пропаганды: «границы на замке!».

С появлением термоядерного оружия потребность в достоверной информации о производственных мощностях советской атомной промышленности только увеличилась. Разрушительный потенциал термоядерных боеприпасов был многократно – в десятки и сотни раз – выше обычных атомных бомб (урановых и плутониевых). Особую тревогу американских политиков вызвало то обстоятельство, что советские ядерщики создали транспортируемый термоядерный боеприпас ранее своих заокеанских коллег. Случилось это в 1953 г. Использование новых расщепляющихся материалов потребовало от американцев спешной разработки способов их выделения из объектов окружающей среды. Особенно разведку интересовала возможность выявления трития – самого перспективного топлива для термоядерного оружия. Для того времени подобная задача представлялась исключительно сложной, поскольку тритий, который иногда называли сверхтяжёлой водой, имел сравнительно небольшой период полураспада (около 12,3 лет), был трудноуловим и в естественных условиях в ничтожных количествах образовывался лишь в верхних слоях атмосферы. Если следы уранового или плутониевого производства обнаруживались сравнительно просто, то завод по выделению трития грозил стать настоящим невидимкой.

Несколько научных центров США занимались в середине 50-х гг. этой проблемой. Успех сопутствовал группе учёных из Чикагского университета под руководством Уилларда Либби. Это был уже достаточно именитый физик, создавший метод радиоуглеродного анализа, ныне широко распространённый по всему миру и известный практически любому школьнику. Гораздо менее известен тот факт, что Либби создал прорывную для своего времени технологию обнаружения трития в воде и деревьях. Получая тритий вместе с почвенной влагой, растения «осаждали» его в своей коре подобно фильтру. Получив в своё распоряжение спил ствола дерева, росшего поблизости от завода по производству трития, американские специалисты могли довольно точно определить не только момент времени, когда сверхтяжёлая вода начинала поступать в грунтовые воды, но и назвать мощность источника (т. е. производительность завода). Метод, предложенный Либби, во многом напоминал радиоуглеродный анализ, но был намного точнее, поскольку период полураспада трития на много порядков меньше, чем у углерода-14, а потому уменьшение его содержания в образце имеет более выраженный (явный) характер.

Сам Уиллард Либби объяснял свой интерес к поиску трития довольно странно. По его словам, он хотел создать точный способ определения возраста выдержанных вин. Для биологических образцов возрастом 30 и более лет технология поиска сверхтяжёлой воды давала отличную точность… Вот только вряд ли можно верить тому, что дорогостоящие исследования Уилларда Либби на самом деле финансировались в интересах американских виноделов. Остаётся добавить, что Уиллард имел отличные связи с американскими военными и в 40-х гг. работал над технологией газодиффузионного разделения изотопов урана. А в 1960 г. он получил Нобелевскую премию. Если принять во внимание, что её присуждение всегда носило политизированный характер, трудно удержаться от подозрений, что вручив Уилларду Либби «нобелевку», влиятельные заказчики его исследований публично сказали ему таким образом «спасибо».

Начиная с 1952 г. военная разведка США приступила к регулярной засылке на территорию СССР как разведчиков-одиночек, так и групп разведчиков, имеющих единственную задачу: сбор образцов грунта и воды из районов предполагаемого размещения объектов атомной промышленности. После 1956 г., когда технология Либби была уже достаточно отработана, к ним добавился и сбор биологических образцов. Надо сказать, что к этому времени американцы, а также англичане, их ближайшие союзники по НАТО, имели определённый опыт ведения диверсионной войны против СССР. С момента окончания Второй Мировой США и Великобритания оказывали значительную военную и техническую помощь прибалтийским и западно-украинским сепаратистам. На этой же ниве подвязалась и разведка Ватикана, а начиная с 1955 г. с националистами стали активно работать итальянские спецслужбы.

Хорошо известно, что английские десантники из SAS (Special Air Service) занимались диверсионной подготовкой ОУНовских партизан прямо в местах дислокации их отрядов. История пленения начальника службы безопасности ОУН Мирона Матвиейко хорошо известна, не станем её пересказывать здесь, поскольку она совсем уж далека от темы очерка. Заметим лишь, что Матвиейко, десантированный с борта английского транспортного самолёта в июне 1951 г. (либо доставленный планером – тут нет полной ясности), прилетел в СССР не один – помимо телохранителей, его сопровождал британский десантник, инструктор по минной подготовке. А при разгроме трёх ОУНовских отрядов в окрестностях Львова, последовавшем вскоре после его задержания, были уничтожены пять англичан, также инструкторов из SAS. По неполным советским данным, ставшим достоянием гласности уже в 90-е гг., МГБ-КГБ захватило по меньшей мере 33 ОУНовских диверсанта, засланных из-за рубежа; сам же Мирон Матвиейко говорил о 200 добровольцах, направленных на обучение в разведшколы Великобритании и США во второй половине 40-х гг. Не подлежит сомнению, что подготовка ОУНовских подпольщиков и диверсантов осуществлялась иностранными разведками массово и на регулярной основе.

Очень интересна история прибалтийских диверсантов, засылавшихся обычно с территории Великобритании или Швеции. Считается, что эти «лесные братья» расстреливали председателей колхозов и депутатов районных советов, занимались мелким бандитизмом и терроризировали местное население, но это очень упрощённая картина их настоящей подрывной деятельности. Подчас опытные диверсанты устраивали настоящие бои с подразделениями внутренних войск МВД и частями Вооружённых Сил. В 1956 г. высаженная с быстроходного катера диверсионная группа в составе 4-х эстонских националистов (старший – Аксель Порэ) вступила в бой с советскими пограничниками, убив нескольких из них (в т. ч. и командира заставы ст. лейтенанта Михаила Михайловича Козлова), и ушла от преследования.

В период 1947–55 гг. МГБ СССР и его наследнику КГБ удалось внедрить в ряды прибалтийских националистов, а также перевербовать несколько серьёзных агентов, способных давать довольно полную информацию о деятельности «лесных братьев». Фамилии некоторых из этих людей сейчас известны – это Йонас Декснис, Ян Эрглис и некоторые другие. Благодаря их деятельности сомнений в том, что английская разведка самым деятельным образом поддерживала сепаратистов не может быть никаких. Эрглис, например, ездил в Лондон для встречи с полковником МИ-6 Гарри Карром, курировавшим в «Сикрет сервис» прибалтийское направление.

Англичане пытались использовать свои довольно сильные агентурные позиции в среде прибалтийских националистов для того, чтобы ориентировать их на сбор сведений о ядерной программе СССР. Об одной из таких операций, организованной МИ-6 в 1954 г., известно довольно подробно благодаря телеинтервью, данному в 1987 г. генералом КГБ Янисом Лукашевичем, имевшим к ней непосредственное отношение. Англичане потребовали направить на Южный Урал группы разведчиков для сбора образцов почвы и воды из района с указанными координатами. Распоряжение было отдано двум отрядам латышских националистов (оба контролировались КГБ Латвии, если точнее, были созданы Комитетом, т. е. являлись «подставными», о чём англичане, разумеется, не знали). Как нетрудно догадаться, настоящих проб из указанного района никто англичанам не предоставил – вместо этого им передали воду, побывавшую, видимо, в атомном реакторе, поскольку уровень её радиоактивности оказался очень высок. Англичане, получив передачку, очень удивились величине радиации и даже уточнили, из какого именно места водоёма эту воду зачерпнули – со дна или с поверхности? Для чекистов вопрос оказался непосильно сложным, после некоторых раздумий было решено ответить, что воду зачерпнули у дна. После такого ответа английская разведка прервала контакт с обеими группами партизан, раскусив «подставу» советской госбезопасности. Примечательно, что эта история не отразилась на карьере молодого тогда Яниса Лукашевича, курировавшего операцию со стороны латвийского КГБ. Лукашевич со временем стал генерал-майором, работал во внешней разведке КГБ, и даже пробыл 8 лет в Великобритании, дослужившись там до резидента – что и говорить серьёзный рост!

Борис Фёдорович Пашковский испытывал вполне понятное любому контрразведчику недоверие к агентам, находящимся длительное время на территории противника. Ведь невозможно было быть уверенным в их полной надёжности, не существовало никаких гарантий тому, что эти люди не работали под контролем советской госбезопасности. По мнению Паша, которое он сумел донести до высшего руководства военной разведки США, для выполнения миссий, связанных с «атомным шпионажем», надлежало готовить по специальным программам особых людей и засылать их в СССР в полной тайне от других разведывательных организаций США и союзников по НАТО. С самого начала разработки концепции подобных «разведывательных рейдов», предполагалась полная автономность заброшенных агентов как от местных резидентур, так и от агентов, заброшенных ранее в рамках реализации других разведывательных программ. «Атомные шпионы» Пашковского должны были выступать в роли эдаких «транзитных пассажиров», попавших в нужное им место на короткий срок и быстро его покидающим после выполнения задания. Неслучайно применительно к такому агенту иногда использовался термин «транзитный разведчик» (или просто «транзитёр») – он весьма точно выражал специфику его действий. Разведчик прибывал в назначенный ему район разведки поездом, высаживался на требуемой железнодорожной станции, проходил пешком известный ему маршрут, собирая по пути образцы воды и грунта, после чего выходил в район другой железнодорожной станции, или речной пристани, и навсегда покидал район разведки. Эдакий турист с рюкзаком за плечами… или группа туристов, в зависимости от того, какой величины район требовалось обследовать.

Для того, чтобы дать представление о том, как такие операции должны были осуществляться реально, приведём несколько конкретных примеров.

В ночь с 17 на 18 августа 1952 г. советскими пограничниками в северной части о. Сахалин, в совершенно необжитом районе, был задержан неизвестный мужчина, вылезший из воды в прорезиненном костюме, маске и ластах. Неизвестный был идентифицирован впоследствии как Евгений Голубев, 1923 г.р. Целью его появления на территории СССР было выполнение специального задания в интересах разведки Министерства обороны США. Голубев был высажен с быстроходного катера на удалении примерно 700 м от берега, с собою разведчик имел два водонепроницаемых мешка. В них находились 2 радиостанции для работы на разных частотах, богатый набор химических препаратов – обезболивающие средства-производные морфия, снотворные, яды как мгновенного, так и отложенного действия, 25 тыс. рублей мелкими банкнотами, 100 тыс. рублей в облигациях крупного номинала, а также 25 золотых «червонцев» царской чеканки. Само-собой, разведчик был неплохо вооружён: 2 пистолета-пулемёта, 3 боевых ножа, один из которых имел выстреливаемое лезвие. Перед Голубевым была поставлена задача проникнуть в окрестности Челябинска-40, произвести разведку объекта, добыть документы военнослужащих, охраняющих закрытый город, собрать и законсервировать пробы воды и грунта вне охраняемого периметра, после чего выехать в указанный ему район Армении и самостоятельно перейти советско-турецкую границу в известном ему «коридоре». Способ и время перехода были обусловдены заранее. Голубев должен был действовать полностью автономно, не вступая в контакт с представителями американской разведки на территории СССР.