Текст книги "Неоконченный пасьянс"

Автор книги: Алексей Ракитин

Соавторы: Ольга Ракитина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Вроде бы, нет, – Гаевский пожал плечами. – Вы это, собственно, о чём?

– Я о египетской статуэтке чёрного камня…

– Ах это! – Гаевский натянуто засмеялся, но заметив, что его никто не поддержал, тут же оборвал смех. – Насчёт этой статуэтки с лапами льва и хвостом крокодила ничего не ясно. Возможно, её исчезновение никак не связано с убийствами.

– А я – то думал, что польский дворянин является хозяином своего слова, – негромко проговорил Шумилов. – А вы повели себя как брутальный прохвост. Порядочные люди верят друг другу на слово, но теперь оказалось, что вам верить на слово нельзя.

– Но – но, господин Шумилов, оскорбления чести смыаются кровью! – Гаевский вскочил со стула.

– Попытавшись обмануть меня, вы продемонстрировали, что сие сказано не про вас.

– Да я вас… – Гаевский сжал кулак, словно бы намереваясь ударить Шумилова, но тут неожиданно Иванов с силой ударил ладонью по столу.

Звонкий шлепок прокатился по комнате точно выстрел. Гаевский осёкся, недоумённо взглянул на своего напарника, с непроницаемым выражением лица сидевшего напротив.

– Владислав, сядь… – внушительно обронил Агафон. – Я тебя не понимаю…

И это краткое «не понимаю» прозвучало как приговор суда. Обескураженный Гаевский молча сел; по негодующему выражению лица было нетрудно понять, что он чрезвычайно раздражён и обуреваем жаждой мести, но привычка контролировать эмоции не позволила ему потерять голову.

– Ты, Владислав, зубами не скрипи, – между тем продолжил Агафон. – Тут дело такое: дал слово – держись. Либо говори как есть, либо вообще не начинай разговор, – и, повернувшись всем телом к Шумилову, заговорил уже другим тоном. – Из шкафа в библиотеке Александры Васильевны Мелешевич пропала статуэтка египетской богини Таурт из чёрного диорита. Статуэтка достаточно тяжёлая и большая, высотою больше двух вершков. О её ценности говорить можно только предположительно. Интересно то, что рядом с нею располагались другие древнеегипетские древности, изготовленные из золота и драгоценных камней. Их ценность несомненна. Они не занимали много места и были удобны для переноски. Совершенно непонятно, почему похититель, забрав крупный массивный предмет, проигнорировал ювелирные украшения.

– Диорит – это какой – то полудрагоценный камень? – поинтересовался Шумилов.

– Вовсе нет. Просто очень твёрдый, уступающий по твёрдости, пожалуй, только алмазу, – примирительно заговорил Гаевский. – Намного твёрже гранита и мрамора. Сейчас не существует техники, посредством которой можно было бы обрабатывать диорит. Для того, чтобы просверлить в нём отверстие, надо создать давление на сверло более двухсот пудов, а чтобы отполировать, нужен алмаз.

– А в древнем Египте, вы говорите, из такого камня делали статуи? – недоверчиво спросил Шумилов.

– Представьте себе. Это один из парадоксов цивилизации древних египтян. Потому – то сейчас она и вызывает большой интерес историков всего мира.

– Возможно, статуя богини Таурт на самом деле была очень ценной, – размышляя вслух, добавил Агафон. – Преступник это знал и поэтому похитил именно её, а не что – то другое. Дабы скрыть факт хищения из шкафа, он взял оттуда только один предмет. Отсутствие статуэтки не бросалось в глаза и если бы не опись вещей из этого шкафа, составленная убитой госпожой Барклай, мы бы даже и не догадались об исчезновении.

Шумилов поднял свою рюмку с коньяком, предлагая присутствующим выпить, и обратившись к Гаевскому, сказал:

– Вы, Владислав Анджеевич, на меня, пожалуйста, не негодуйте. Раз уж у нас зашёл здесь доверительный разговор, так давайте будем взаимно корректны. Я прекрасно понимаю, что рассказав о Ганюке, сообщил вам очень ценные сведения. И полагаю, что заслужил честный ответ. В тайну следствия я не лезу, слышанное от вас никогда не разглашал, так что ваше отношение ко мне совершенно непонятно. Я предлагаю сейчас выпить коньку, предать имевший место инциндент забвению и никогда более о нём не вспоминать.

Конфликт, так внезапно разгоревшийся, вроде бы оказался погашен. Гаевский выпил с Шумиловым и в дальнейшем вполне дружелюбно поддерживал общую беседу. Уже ближе к концу разговора Агафон Иванов в нескольких словах рассказал Шумилову об опознании Штромма домоправителем «яковлевки». Возможно, сказано это было не без скрытого умысла – сыщик хотел увидеть, заинтересуется ли Шумилов услышанным – но тот никакого любопытсва не выказал и сделал вид, что не придал сказанному значения.

Уже поздно вечером, лёжа в кровати и анализируя события прошедшего дня, Шумилов поймал себя на мысли, что в первый же день своих розысков уподобился путнику, ставшему на пересечении дорог посреди степи. Каждый из путей был равно предпочтителен, но при этом лишь один был способен вывести его к цели. Преступник, решившийся на двойное убийство в квартире Барклай, явно знал куда он пришёл и чем именно здесь поживиться. Он не схватился за меха или посуду, как это сделал бы любой залётный грабитель. Со слов полковника Волкова Шумилов знал, что убийца пренебрёг наличными деньгами и именными облигациями, хотя последние вполне можно было использовать для залога в ссудной кассе. Конечно, делать это в столице было слишком неосмотрительно, но преступнику достаточно было уехать куда – нибудь во Псков или Новгород (не говоря уже о более далёкой провинции) и там любой ростовщик принял бы эти облигации без всяких оговорок.

Сие означает, что убийца знал о величине возможной поживы и рисковал вовсе не ради двухсот рублей, оставленных им в письменном столе своей жертвы. От кого преступник мог получить сведения о богатстве Барклай, бывшей весьма скрытной женщиной и удивившей этим даже своего старого друга Волкова? Разумеется, от сына, хотя если верить Волкову, тот сам был немало удивлён, когда увидел извлекаемые из тайников драгоценности. Тем не менее, сын вполне мог неосторожными репликами дать подумать «наводчику», что его мать очень зажиточна, хотя сам он степень этой зажиточности даже не представлял.

Помимо сына, сведения о богатстве Барклай могли прийти к преступнику с другой стороны: через мебельного мастера. Следовало признать, что изготовление платяного шкафа и письменного стола со скрытыми полостями – заказ весьма нерядовой. Зажиточных людей в Санкт – Петербурге очень много, но основная их масса хранит ценности в домашних условиях либо в кустарно изготовленных тайниках, либо заказывает несгораемые шкафы. Здесь же такая архаика! Как это госпожа Барклай не догадалась кованый сундук заказать! Кто – то из мастеров или рабочих, связанных с изготовлением странной мебели, мог прекрасно догадаться о назначении скрытых полостей и запомнить заказчика. Конечно, в любой серьёзной мастерской принимают заявки и исполняют их разные люди. Разумный хозяин всегда будет стараться сохранить имя и фамилию своего необычного клиента в тайне. Однако, сие соображение вовсе не отменяет того, что сведения о Барклай могли попасть к преступнику именно через мебельную мастерскую.

Имеет ли смысл выходить на Петра Трофимова? Это был весьма известный в городе мастер с безупречной репутацией. Шумилов не сомневался, что сам Пётр Трофимов к убийству Александры Васильевны не имел ни малейшего отношения. Разумеется, хозяин мебельной мастерской приложит все усилия для того, чтобы оградить своё заведение от каких – либо подозрений, поскольку в этом деле он рискует репутацией. Очевидно, что рассчитывать на благожелательное сотрудничество с его стороны не приходится.

Шумилов довольно долго ломал голову над тем, как лучше обставить знакомство с персоналом мебельной мастерской, чтобы не насторожить ни хозяина, ни его работников, ни преступника, если тот окажется с ними связан. Но постепенно – то ли под воздействием ночной тиши, то ли в силу какой другой причины – его мысли получили совсем другое направление.

В самом акте двойного убийства была некая неочевидность мотивации, внутренняя нелогичность и даже прямая противоречивость действий преступника. Он заворачивает первый труп в ковёр и уносит его в чулан. Второй же бросает буквально на пороге гостиной. Хорошо, можно считать, что убийцу вспугнул Волков. Тем не менее, почему преступник после появления последнего поспешил оставить квартиру? По большому счёту ничто не мешало ему продолжить своё дело, ведь настоящая тревога поднялась отнюдь не утром, а много позже, уже после обеда. Почему убийца оставил незапертой входную дверь? Полиция считает, что он побоялся звенеть ключами, поскольку за поворотом лестницы к выходу во двор, в дворницкой возился дворник. Пусть так… Но ведь это объяснение ничего не объясняет! Убийца вполне мог, оставив входную дверь запертой, покинуть квартиру через дверь чёрного хода, то есть через кухню. И тогда бы Волков ни за что бы не попал в квартиру во время своего вторичного появления.

Вор громче всех кричит «держи вора!» Истина эта стара, но не устарела. Быть может, всё, что сделано полковником в отставке Волковым есть не что иное, как хитрая маскировка, прикрытие его истинной роли в этом деле? Никто не подозревает его, ведь это именно Волков поднял тревогу, первым вошёл в квартиру, обнаружил труп горничной. Стоп! Может быть, всё это случилось по той простой причине, что к моменту вторичного появления Волкова убийца уже выполнил свою задачу: нашёл и унёс что хотел? Полковник всё время остаётся вне подозрений, с ним советуются по разным вопросам и товарищ прокурора, и сыскные агенты, он имеет возможность следить за ходом расследования, оставаясь как бы внутри следствия, а при этом… а при этом у него нет alibi. Точно также, как его нет у Аркадия Штромма. Однако, Аркадий сидит «на крючке» полиции, обложен точно волк, а полковник ходит по городу, свободный от всяческих подозрений в свой адрес и трагическим голосом рассказывает встречным – поперечным об убийстве в квартире Барклай.

Ха – ха, вот так – то! Интересно девки пляшут по четыре в ряд…

Однако, даже не поспешное бегство убийцы следует считать главной «изюминкой» преступления. В конце – концов, мало ли примеров того, как малодушные или просто пьяные преступники бросали тела своих жертв и их имущество безо всякого осмотра! Здесь вроде бы какой – то осмотр вещей и мебели был осуществлён: преступник похитил облигации трёх разных видов – министерства финансов и двух коммерческих банков. Но при этом он не взял из стола наличные деньги и именные облигации. Ладно, это можно объяснить: убийца пытался скрыть факт хищения. Кроме того, он не нашёл драгоценности, спрятанные в тайниках. И это тоже объяснимо. Но почему он взял каменную древнеегипетскую статуэтку и проигнорировал золотые украшения, лежавшие рядом? Казалось бы, чего проще: одним движением руки смахнуть в карман дюжину золотых скарабеев, рубиновых браслетов и прочих диковинок, что изготавливали древние египтяне?

Может быть, диоритовая статуэтка была подлинным шедевром, венцом всей египетской коллекции Николая Барклай? Может быть, она настолько ценна, что прочие драгоценности в сравнении с нею сущая пыль? Возможно ли это? Может ли статуэтка древнегипетского бога иметь некую высшую, скажем так, сакральную ценность? Для христианина – нет, только для последователей культа богини Таурт. Для этого они должны быть живы. Ни о чём подобном Шумилов никогда не слыхивал. Да и в самом деле, кто будет молиться богине Таурт в век трансатлантического телеграфа и броненосного флота? Абсурд!

Очень часто кажущаяся нелогичность действий преступника на месте совершения преступления объясняется тем, что преступление совершается двумя или более лицами. Разумеется, сие наблюдение не есть абсолютная истина, но оно подтверждается весьма часто. Допущение сие представляется вполне оправданным ещё и потому, что преступник совершил с телом Александры Васильевны Барклай довольно сложные посмертные манипуляции. Возиться с завёрнутым в ковёр трупом крайне неудобно. Если бы убийца был один, он бы скорее всего, просто затащил тело Барклай в чулан и бросил бы там. Но если преступников было двое, то вполне логично ожидать, что их интересы окажутся несколько разными: один отправился обыскивать стол хозяйки, а второй устремился в библиотеку, к шкафам с египетскими древностями.

Можно допустить, что входная дверь была оставлена открытой как раз из расчёта на появление нового действующего лица. Убийца мог взять ключи, но не имел возможности передать их подельнику. В этом случае открытая дверь является для того единственным шансом попасть на место преступления быстро и не привлекая внимание окружающих. Логично? Вполне.

Только что может дать подобное умозаключение?

Да ни черта оно не даёт..!

Шумилов проваливался в дремотное оцепенение, потом просыпался, схватывая роившиеся в голове обрывки мыслей, но через какое – то время опять погружался в сон. В одно из таких кратких пробуждений среди ночи ему вдруг показалось, что он готов назвать и опознать убийцу, которого он несомненно уже видел… И диоритовую статуэтку бога с головой гиппопотама он тоже смог бы опознать… Да только эти полуночные наваждения столь мало имели связи с реальной жизнью что, по большом счёту, стоили даже меньше прошлогоднего снега.

9

Утро не принесло Алексею Ивановичу Шумилову каких – либо новых идей. А посему, памятуя народную истину, гласившую, что умный всегда пляшет от печки, а дурак до усталости, он решил отправиться на место преступления. «Яковлевка» должна была стать той «печкой» от которой следовало начинать своё движение в ту или иную сторону.

Шумилов без труда опознал ту самую афишную тумбу, за которой, согласно показаниям здешнего управляющего, прятался Штромм в утро убийства. Благодаря этой тумбе Алексей Иванович сразу понял, в каком подъезде находится квартира, явившаяся ареной кровавой драмы, и где примерно должна размещаться контора домоправителя.

Алексей Иванович прекрасно понимал, что опознание Штромма домоправителем – это настоящая проблема для Аркадия Венедиктовича. Имеет значение, сколь уверенно было это опознание и насколько правильно с юридической точки зрения оно было проведено. Впрочем, эти вопросы скорее важны для адвоката, нежели для Шумилова. Для него же на данном этапе имело значение другое соображение: если Штромм утверждал, что его не было на этом месте в утро убийства, то данное утверждение влечёт за собою всего три взаимоисключающих вывода. А именно: Аркадий Штромм лжёт, и в таком случае его обращение за помощью к Шумилову есть всего лишь блеф, продиктованный желанием уйти от справедливого наказания. В этом случае Шумилову надлежит как можно скорее вывести обманщика на чистую воду. Впрочем, вполне вероятна другая причина – управляющий «яковлевки» неумышленно ошибся, перепутав дату или приняв за Штромма похожего человека. Если это на самом деле так, то управляющий своими утверждениями не преследует злонамеренную цель. Наконец, возможен и третий вывод: управляющий намеренно вводит следствие в заблуждение. Понятно, что для этого он должен руководствоваться оч – чень весомым мотивом. И это скорее всего может указывать на его собственную причастность к убийству.

Определиться по этому вопросу представлялось для Шумилова чрезвычайно важным. Возможно, именно разобравшись с этой загадкой, он смог бы отыскать преступника. Так что всякий розыск в «яковлевке» надлежало начинать с управдома.

Вошёл вошёл во двор – колодец, один из нескольких, бывших внутри квартала, занятого огромным домом. Был двор, как и многие подобные места в Петербурге, не очень – то чист, не очень прибран. В углу был свален какой – то хлам, рядами выше человеческого роста наставлены ящики из тонких досок, то ли бутылок, то ли фруктов. На стенах местами отваливалась штукатурка, водосточные трубы, особенно в верхних своих частях, заметно поржавели. Шумилов постоял, огляделся. Подозвал дворника, присевшего передохнуть на большом деревянном коробе для песка:

– Скажи – ка, братец, где здесь контора домоуправляющего?

– Да вот она, – ткнул дворник пальцем в ближайшую дверь. – По этой лестнице один пролёт поднимитесь, и дверь налево, синей клеенкой оббита. А вот окна его конторы – аккурат весь двор видно.

Последовла второй тычок пальцем в пространство.

– А как звать – то господина домоправителя? – полюбопытствовал Шумилов.

– Известно как: Пётр Кондратьевич Анисимов.

– Спасибо братец, за подсказку. Не куришь часом?

Алексей Иванович достал кисет, который всегда брал с собою, отправляясь на разведку незнакомых объектов. Сам он хотя и не курил, но по опыту прекрасно знал, что предложить хороший табак курильщику – это лучший способ завести себе благодарного друга и надёжного осведомителя.

– Попробуй – ка табачок! – Шумилов протянул кисет дворнику, но тот неожиданно стал отказываться:

– Не – ет, спасибо, у меня свой.

– Давай – давай, не стесняйся, – скомандовал Шумилов. – Ты такого здесь не купишь! Это табак анатолийский, из самой, значит, Турции!

Дворник заметно оживившись, извлёк из внутреннего кармана зипуна «псалтырь» между страниц которого оказались заложены нарезанные листы папиросной бумаги. Некоторое время он старательно скручивал «козью ножку», получившуюся толщиной чуть ли не с большой палец ноги; при этом шевелил красным грушеподобным носом, недоверчиво принюхиваясь к табаку:

– Да – с, товарец необычный, – наконец, резюмировал он. – С можжевельником, что ли?

– Какой можжевельник в Турции, братец, окстись! – замахал руками Шумилов. – Сорт такой…

Дворник, воскурив «козью ножку», выжидательно покосился на Алексея Ивановича, понимая, что такое угощение сулит продолжение разговора. Поскольку Шумилов молчал, то он начал сам:

– Да – с, табак хорош. Таким покуда не угощали – с… Вы, барин, по делу в краях наших или как?

– По делу. Тут у вас преступление было, вдову чиновника убили… Вот редактор мне и приказал статью писать. А я и не знаю как лучше подступиться. Не подскажешь часом?

– А чего ж не подсказать хорошему человеку? – вздохнул дворник. – Да кабы я знал, что подсказывать.

– Ты же всех тут знал, братец. Что народ – то говорит? На кого люди думают?

– Тю – ю–ю, народ! – протянул дворник. – Что народ? Кто ж его знает? Богатая была дамочка, её за то богатство и того… порешили…

– А была ли у неё кроме убитой горничной другая прислуга? Кухарка, скажем, прачка?

– Нет, в квартире только горничная жила, упокой, Господь, её душу… Хорошая была девица, уважительная… А кухарка… нет, кухарки не было. Покойная барыня столовалась у Настасьи Клочковой, она на несколько семей готовит, живёт вон по той лестнице, четвертый этаж. Александра Васильевна, покойная, значит, к ней присылала за обедами.

– А полиция интересовалась этой самой Клочковой? Ходили к ней «архаровцы»?

– Того не знаю, но думаю, интереса для полиции тут никакого нет. Что повариха может знать, ежели даже в квартиру не хаживала? Надежда Толпыгина, горничная убиенная, прибежит к ней, судки с обедом возьмёт, а через два часа вернет. Вот и вся служба.

– Ну, а прачка была? Кто обстирывал барыню?

– А стирала им прачка Лизавета, она в соседнием дворе обитает, в полуподвале. Та вообще никогда в квартиру не ходила, ей горничная белье относила и забирала.

– А скажи – ка, братец, как тебя кличут – то?

– Александр я, Подколозин…

– А вот скажи мне, Александр Подколозин, а что ваш управляющий из себя представляет? Что за человек? Справедлив ли? Строг? Бранит ли? Или бьёт? – увидев смущение дворника, Шумилов поспешил его должным образом простимулировать. – Да ты не тушуйся, братец! Чтоб тебе интереснее было со мной беседовать, да про ваш дом рассказывать, можем заглянуть в кабачок. Проставлю тебе графинчик. Ещё и на табак денежку получишь. Я тут видел у вас рядом портерную. Если, конечно, домоправитель ваш сейчас в окошко тебя не видит… А то прищучит тебя за то, что двор не метешь.

– Хех, господин хороший, – весело хмыкнул дворник. – Да разве ж я лясы точил бы с вами, кабы Пётр Кондратьич в конторе сидел бы! Идёмте в портерную!

На самом деле в кабачке – подвальчике под ёмким названием «портерная» никаким портером никогда не торговали. Разливалась исключительно водка и обстановка была проще некуда: грубо обструганные и сколоченные, ныне потемневшие и отполированные локтями деревянные столы и лавки вдоль них, стойкий запах пота, водочного перегара и дешёвого табака. То и дело сновали половые, разнося водку в графинчиках, немудреную закуску в глиняных мисках. После того, как Шумилов заказал для Филимона пару чарок водки и квашеной капустки на закусь, дворник размяк душой, проникся к Алексею Ивановичу искренним расположением и в порыве признательности готов был рассказать ему всю историю «яковлевки» от постройки.

– Так вот… Управляющий наш, Пётр Кондратьевич…. крепкий мужик, в том смысле, что своего не упустит. По честности вам сказать, я ведь не всегда в дворниках ходил, был когда – то на той самой должности, что Пётр Кондратьевич ныне. Да, да, не сумлевайтесь! Это сейчас я просто Александр Подколозин, а когда – то никто ко мне иначе как «Александр Прокофьич» не смел и обратиться. Так – то… Был помоложе, попроворнее. В те времена штат другой был. В моём подчинении были один старший дворник, четыре младших и два швейцара у парадных подъездов, тех, что на Садовую глядят. Это теперь у нас швейцаров нет и из пяти дворников остались четверо. Да – с…

Шумилов почувствовал, что в лице дворника неожиданно для самого себя наткнулся на сущий кладезь всяческих знаний о «яковлевке».

– А как же ты, Александр Прокофьевич, очутился в простых дворниках? Как скатился с должности?

– Да неожиданно скатился, – вздохнул Подколозин, опрокинув в глотку чарку водки. – Фортуна от меня отвернулась, то есть повернулась, строго говоря, ко мне тылом… Лет десять – двенадцать назад хозяин задумал перестроить часть квартир в бельэтаже: две – три небольшие объединял в одну большую, с черным и парадным входами – всё как полагается, чтоб сдавать подороже. И на отделку их хозяин не поскупился – лепнину по потолку пустили, оконные рамы из сосны заменили на дубовые, изразцами на заказ печи выложили. И даже ватерклозеты в английском магазине заказал. А чтоб не покрали эту красоту из квартир до того, как новые жильцы въедут, на двери были поставлены замки, а ключи были оставлены мне как приказчику по дому. Так – то… Да… хорошо было задумано. И вот тут, как на грех, ко мне сродственник из деревни приехал. А у него именины… В общем, отпраздновали мы – знакомых многих собрали, пили всю ночь. А утром хватился – одна из квартир вскрыта, та, что как склад использовалась. И из неё многое вывезено. Ну, сам понимаешь, – тут дворник по – свойски перешел на «ты», – скандал. Хозяин кричит: «Твоя вина, Прокофьич, плохо сторожил добро. Если восполнишь убыток – останешься у меня служить, а нет – пеняй на себя.» Ну, я, конечно, всё, что на черный день откладывал, отдал хозяину. Он меня, как и обещал, не погнал, да только перевел в рядовые дворники, а на моё место взял Петра Кондратьевича. И на том спасибо, а то кому я на старости лет нужен…

– Скажи – ка, Александр Прокофьевич, а квартира убитой Александры Васильевны тоже была в числе этих новых, о которых ты упомянул?

– Аккурат, точно так.

– Значит, и в ней были установлены новые замки с полным комплектом ключей, ключи от которых отдали тебе?

– Именно так.

– А сколько всего было ключей к каждому замку?

– По три. Два надлежало отдать жильцам при заселении, третий – хранить домоправителю под большим секретом.

– И куда же потом оставленные домоправителю ключи подевались?

– Когда я дела передавал Петру Кондратьичу, то и ключи все передал. Самолично. В полной целкости и сохранности.

– А замки с той поры менялись?

– Без ведома домоправителя сие категорически запрещено. Дом – то хоть и каменный, а перекрытия – то деревянные. Неровён час пожар – не приведи Господи! – Подколозин истово перекрестил лоб. – Ведь пока дубовые двойные двери выламывать будут, полдома выгорит! Потому, ежели замок меняется, то один ключ всё равно отдаётся домоправителю.

– Странные у вас правила, – заметил Шумилов. – Это не совсем законно.

– Правило это проверено временем и человеческими смертями, – важно ответил дворник. – И свой резон в этом есть. А за все эти годы на Кондратьича никаких подозрений не было. Если б он, имея на руках ключики, грешил воровством, то сие уже стало бы понятно. А так – ничего!

– Так – так, очень интересно. А Пётр Кондратьевич… Что он за человек?

– Хех, хороший вопросик, – усмехнулся дворник. – Наш Филат не бывает виноват! Вот он каков. Всех в кулак зажал. Знает с кого спросить, только с себя не спрашивает. Теперь уж его и не сковырнешь. Вскорости после того, как он на моё место заступил, вышла одна история…

– Что за история?

– Появился один мещанин из Тулы, у него Пётр Кондратьич когда – то давно квартирку снимал. Так этот мещанин кричал – возмущался, дескать, кубышку с червонцами у него Пётр Кондратьич умыкнул. Ну, Пётр Кондратьич не дал ему долго кричать, саданул его пару раз по носу, тот так кровушкой и умылся…

– И что дальше?

– Заткнулся и ушёл.

– И продолжения не было?

– Да я и сам ждал продолжения, думал, может, полиция объявится, потрясёт малость Петра Кондратьича. Ан нет, полиция не объявилась. Видимо, мещанин не стал заявлять.

Шумилов некоторое время обдумывал услышанное. При всём познавательном интересе эта история никак не прикладывалась к убийству в квартире Барклай.

– А как думаешь, Александр Прокофьевич, домоправитель ваш и в самом деле кубышку умыкнул? – наконец, спросил он.

– Да кто ж его знает? Вообще – то мог бы… Каналья он. По виду, конечно, не скажешь – ходит чин – чинарем, важность напускает, весь такой обходительный с господами, да только при случае дворнику зуботычину дать может без разговоров.

Принявший пару чарок водки дворник раскраснелся, начал активно жестикулировать. Неожиданно спохватился:

– Пора, пожалуй, идти. А то неровен час вернётся Петр Кондратьич, да схватится, что меня нет на месте. Объясняйся потом…

После беседы со словоохотливым дворником Шумилов крепко задумался: сообщение о том, что от квартиры убитой Александры Васильевны Мелешевич существовали ключи, находившиеся в распоряжении домоправителя, было очень важным открытием. Причём Шумилов не сомневался в том, что полиция этого выяснить не смогла. Практика хранения запасных ключей допускалась в гостиницах, но в домах с долговременной арендой жилья была совершенно незаконной, в силу очевидной угрозы интересам жильцов. Понятно, что домоправитель ничего не рассказал об этом полиции. Следствие ищет преступника в ближайшем окружении погибших, исходя из того, что посторонний не смог бы попасть в квартиру, а между тем, наличие ключей у домоправителя даёт возможность открыть входные двери практически любому лицу. Домоправитель не носит связки ключей на шее и не пересчитывает их каждый день – они где – то спокойно лежат, ничем не напоминая о себе. Если злоумышленник получил к ним доступ, он вполне мог даже не похищать заинтересовавший его ключ, а просто – напросто снести его в слесарную мастерскую, где менее чем за час ему изготовят дубликат, а затем подложить оригинал на место. Всё! Доступ в квартиру обеспечен.

Если бы следствие об этом знало, оно бы не цеплялось так к Дмитрию Мелешевичу и Аркадию Штромму.

Шумилов мысленно поздравил себя с большим успехом. Вчера он, едва взявшись за дело, разговорил морального урода Ганюка, от которого получил весьма важные сведения. Сегодня – новый большой успех. Что ж, фортуна покуда была весьма благосклонна к его розыскам. А потому следовало не снижать темпа.

Кухарку Настасью Клочкову Шумилов отыскал на просторной кухне необъятной квартиры, сдаваемой, наверное, десятку небогатых постояльцев. Женщина, как и подобает повару, источала запахи борща и лука; она сноровисто что – то жарила и парила, одновременно управляясь с несколькими сковородками, выставленными на огромной плите. Подле сидел мальчуган, сноровисто коловший небольшим топориком поленья для печи.

Увидев на кухне неожиданного посетителя, ещё достаточно молодого и притом одетого барином, быстро поправила обнаженным предплечьем сбившуюся косынку, и всё её раскрасневшееся распаренное лицо просветлело, румяные губы сложились в широкую добродушную улыбку, обнажив ряд белых крупных зубов.

– Здравствуйте, – поприветствовал её Шумилов. – Я слышал, вы хорошая кухарка. Собираюсь поселиться в этом доме, думаю договориться с вами о готовых обедах.

– Да, я многим тут готовлю, – живо отозвалась Настасья. – Никто не жалуется. Конечно, есть привередливые клиенты… А вы хотите полный рацион, или только обеды?

– Думаю, только обеды… А цены у вас какие?

– Моя работа пятьдесят копеек за обед. Это если из ваших продуктов, если же из моих, то надо прибавить цену продуктов. Это будет ещё копеек тридцать – сорок, в зависимости от того сколько блюд заказывать будете. По любому это будет дешевле, нежели где – либо.

– Понятно. А я вот ещё слышал, будто ваша бывшая клиентка, г – жа Мелешевич заказывала вам изысканное меню – паштеты французские, всякие там фуа – гра в трёх специях, террин, мясные рулеты, и была вами очень довольна…

– Ой, не – ет, – замахала руками женщина. – Я и слов – то таких не знаю, как вы сказали! Нет, это я не смогу, паштеты и всё такое… Я готовлю простые блюда – борщ, каши, рассольник, рагу… всё простое… А паштеты – это для Александры Васильевны не я готовила, я ведь только с декабря для нее стряпаю. А вот до той поры у неё своя кухарка была. И жила в её квартире, как и горничная Надежда Толпыгина, упокой, Господи ее душу…

– А что за кухарка? Кто такая?

– Евдокия Трембачова. Довольно давно работала у барыни, несколько лет. Но вот перед Новым годом уволилась от Александры Васильевны и съехала.

– А где теперь живёт?

– Не знаю… Вроде бы где – то за Львиным мостиком.

– Хм, надо же, – Шумилов сокрушённо вздохнул. – А почему уволилась – то? Барыня закапризничала или что?

– Не знаю уж…. Какая кошка между ними пробежала. Барыня Александра Васильевна никогда потом к ней не обращалась, даже когда год смерти мужа справляла. Она тогда заказала мне обед, а меню такое, что я и слыхом не слыхивала – французский суп из томатов, телятина под соусом «Бушале», куропатка в белом вине… В общем, я как такое услыхала, сразу сказала – увольте, не смогу, не возьмусь… Ну, и Александра Васильевна, как мне потом Надежда, горничная её, рассказывала, сделала заказал на вынос в ресторане «Вена». Но к кухарке своей так и не обратилась. К Трембачовой, значит. Мне тогда это показалось очень странным. Не иначе, как расстались они не по – доброму. Но что там было врать не буду, не знаю.