Текст книги "Огонь ведут "Катюши""

Автор книги: Алексей Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава семнадцатая.
Перед бурей

В Москву я приехал в конце марта. Генерал В. В. Аборенков принял меня любезно, Он сообщил, что скоро в Москву прибудет штаб гвардейских минометных частей Черноморской группы войск Северо-Кавказского фронта с походной ремонтной мастерской (ПРМ) и подразделениями артсклада.

– Пока вы пробирались окружными путями, восстановили железные дороги, и с юга на Москву пошли поезда. Так что через несколько дней будете встречать свой штаб. – Аборенков помолчал немного и добавил: – Мы вас вызвали, чтобы снова направить к Малиновскому. Начальником оперативной группы у него генерал Вознюк. Ватутин просит перевести Вознюка к нему. Малиновский хочет, чтобы вы были начальником оперативной группы его фронта. Как вы смотрите на это предложение?

Я ответил, что готов ехать к Малиновскому.

– Вознюк тоже согласен идти к Ватутину, – заметил Аборенков. – Однако назначение и перестановка начальников оперативных групп ГМЧ фронтов производится только с разрешения Верховного Главнокомандующего. Сегодня мы с генералом Дегтяревым будем ему докладывать свои предложения. Завтра утром вы узнаете решение.

На другой день Аборенков сказал мне, что И. В. Сталин не утвердил их предложение. Он приказал Вознюка оставить на месте, а меня назначить на Брянский фронт вместо Воеводина. «Вознюк знает свои части и обстановку на фронте, – сказал Сталин, – зачем же делать так,чтобы перед тяжелыми боями и Вознюк и Нестеренко не знали своих частей и обстановку...»

– В таком случае, прошу наш штаб, артсклад и ПРМ направить на Брянский фронт. А Воеводину на новом месте будет лучше работать со своим штабом.

– Решение этого вопроса в нашей власти, – ответил Аборенков. Дегтярев добавил, что для преемственности целесообразно начальника штаба группы Воеводина подполковника В. И. Задорина оставить на месте, тем более что начальник штаба ГМЧ Черноморской группы подполковник Г. В. Осмоловский уже получил новое назначение.

Через несколько дней вместе с членом Военного совета полковником И. Н. Ломаковским с юга прибыли штаб и тылы ГМЧ Черноморской группы войск.

В Москве мы отремонтировали автотранспорт, взамен пришедших в негодность машин получили новые и в конце апреля своим ходом убыли на Брянский фронт.

Перед нашим отъездом генерал Аборенков сказал мне:

– Против Курского выступа противник готовит мощный удар. Вашему фронту отводится особое место в решающем контрнаступлении. Мы отправляем вам большое количество снарядов, половина из них тяжелые – М-30 и М-20. Готовьте свои части к напряженным боям...

* * *

После разгрома и пленения войск фельдмаршала Паулюса под Сталинградом гитлеровское командование всеми силами стремилось вернуть стратегическую инициативу. Для этого готовилась крупнейшая наступательная операция, названная фашистами «Цитадель». План врага заключался в том, чтобы концентрическими ударами с севера и с юга уничтожить наши войска, находившиеся на так называемом Курском выступе, который образовался в результате наступательных операций Красной Армии зимой 1943 года. В район боевых действий стягивались лучшие фашистские дивизии. Особые надежды гитлеровское командование возлагало на танковые части, которые имели в своем составе новые мощные танки типа «Пантера», «Тигр» и самоходные орудия «Фердинанд». Фашистская авиация получила много новых самолетов типа «Фокке-Вульф-190А» и «Хейнкель-129». Севернее а южнее Курского выступа враг сосредоточил пятьдесятотборных дивизий, из них шестнадцать танковых и механизированных, 4-й и 6-й воздушные флоты. Всего фашисты имели здесь около 900 000 солдат и офицеров, до 10 000 орудий и минометов, 2700 танков и свыше 2000 самолетов.

Накануне наступления Гитлер, выступая перед руководящим составом вермахта, заявил, что за все время войны немецкие войска не были более подготовлены к боям, чем под Курском, и, как никогда ранее, оснащены большим количеством тяжелого вооружения.

К тому времени на хорошо подготовленных рубежах развернулись войска Воронежского и Центрального фронтов, сзади них – Степной фронт.

Штаб Брянского фронта находился в Плавске, недалеко от Тулы, там же размещался и штаб Л. М. Воеводина. В то время Брянским фронтом командовал генерал-полковник М. А. Рейтер, начальником штаба у него был генерал-лейтенант Л. М. Сандалов, командующим артиллерией – генерал-майор А. А. Гусаков.

Начальник штаба группы ГМЧ Брянского фронта подполковник Задорин оставался на месте. У него имелись все необходимые данные о состоянии частей, поэтому долгих бесед с Воеводиным мне вести не пришлось.

В оперативную группу ГМЧ Брянского фронта входили 2-я и 3-я гвардейские минометные дивизии (по три бригады в каждой) и отдельная 8-я бригада М-30, шесть отдельных полков М-13 и дивизион М-8. Дивизии и полки уже имели боевой опыт – они участвовали в Сталинградской битве. На вооружении дивизий вместо боевых машин были пусковые станки в виде металлических рам. В каждой бригаде четырехдивизионного состава имелось 288 станков. Залп бригады составлял 1152 снаряда общим весом свыше 106 тонн. Всего в дивизии было 864 рамы, которые могли одновременно выпустить 3456 снарядов М-30–320 тонн!

Реактивные снаряды М-30 и М-20 были приняты на вооружение в июне 1942 года. Тогда же на основании постановления Государственного Комитета Обороны было сформировано несколько отдельных дивизионов М-30, тем самым положено начало созданию тяжелой полевой реактивной артиллерии.

Впервые дивизионы М-30 начали действовать 5 июля 1942 года на Западном фронте, на участке 61-й армии, врайоне города Белёва Тульской области. 68-й и 69-й гвардейские минометные полки четырехдивизионного состава произвели залпы по укрепленным узлам сопротивления противника в деревнях Анино и Верхние Дольцы, израсходовав при этом 1536 снарядов. В результате узлы сопротивления были разрушены и заняты нашими войсками.

Снаряды М-30 получили высокую оценку как общевойсковых, так и артиллерийских командиров.

Здесь, на Брянском фронте, мне впервые довелось иметь дело с бригадами и дивизиями тяжелой реактивной артиллерии, которые имели громадную ударную силу массированного залпового огня. Залп из 1152 снарядов бригада могла дать за пять минут. Однако для подготовки к нему требовалось шесть – восемь часов. Дальность стрельбы у снарядов М-30 была 2,8, у М-31–4, а у М-20–5 километров.

Продолжительное время на подготовку залпа и ограниченная дальность стрельбы – недостатки существенные, но огромное разрушительное действие новых снарядов с лихвой их перекрывало.

Огневая мощь бригад тяжелой полевой реактивной артиллерии достигалась массированным залпом снарядами большой разрушительной силы. Взрываясь, такой снаряд оставлял после себя воронку семи-восьми метров в диаметре и до двух с половиной метров в глубину.

В мае 1943 года 2-я и 3-я гвардейские минометные дивизии вошли в состав вновь созданных артиллерийских корпусов прорыва. Эти дивизии предназначались в основном для разрушения узлов сопротивления в системе обороны противника. 2-я дивизия вошла в состав 7-го артиллерийского корпуса генерала П. М. Королькова, 3-я дивизия – в состав 2-го артиллерийского корпуса генерала М. М. Барсукова.

Отдельные полки М-13 и М-8 предназначались для поддержки и сопровождения наших войск в глубине обороны противника, его преследования и отражения контратак. Эти полки в руках общевойсковых и артиллерийских начальников являлись маневренным артиллерийским средством массированного огневого удара.

Такая организация и такое применение ГМЧ были продиктованы не только характером вооружения. Этого требовал переход наших войск к наступательным действиям:после Москвы и особенно Сталинграда стратегическая инициатива была на нашей стороне.

О том, какое значение придавалось формированию частей, вооруженных тяжелыми реактивными снарядами, свидетельствует приказ Ставки от 27 июня 1942 года, которым предписывалось всем начальникам центральных управлений Народного комиссариата обороны обеспечивать вне очереди формируемые тяжелые реактивные дивизионы кадрами, вооружением, автотранспортом.

Мы со своей стороны несли огромную ответственность за то, чтобы такая мощная ударная сила была использована разумно и эффективно, чтобы дорогостоящие снаряды не расходовались напрасно. Особенно опасны были ошибки в подготовке исходных данных для залпа. Вот почему, знакомясь с частями, я прежде всего интересовался полевой выучкой командного состава. К сожалению, мои опасения оправдались: оказалось, что полевая выучка кое у кого явно хромает. Особенно неблагополучно обстояло дело с ориентированием на незнакомой местности по карте.

Когда я спросил командира 2-й дивизии генерала А. Ф. Тверецкого, как подготовлен командный состав по стрелково-артиллерийскому делу, Александр Федорович пожал плечами, недоуменно посмотрел на меня, а потом, немного подумав, сказал:

– Считаю, что командиры дивизионов и батарей подготовлены неплохо. У всех есть боевой опыт, воюют не первый день. В каждом дивизионе имеются миниатюр-полигоны, проводятся тренажи, когда позволяет обстановка. Да к тому же в дивизию назначены лучшие артиллеристы.

– Давайте все же проверим, – ответил я ему. – Соберите командиров частей, дивизионов, начальников штабов. Пусть с собой имеют карты, планшеты и все необходимое для подготовки исходных данных.

Через час мы были на высотке, которую выбрали по карте. Показав офицерам, где условно проходит передний край, какие цели надо поразить и где находятся огневые позиции наших дивизионов, я приказал подготовить исходные данные для стрельбы.

Ориентироваться было сравнительно легко. С высотки открывалась широкая панорама. Вдали виднелся лес и отдельные рощи. У большого леса – деревенька. Хорошопросматривались овраги и мелкие речки, впадавшие в Оку. Словом, ориентиров было более чем достаточно.

Мы с Александром Федоровичем не спеша тоже подготовили данные – для сравнения. Еще в тридцатых годах я был начальником топографического отряда артиллерийского полка и потому имел хорошую практику в ориентировке на местности. И Тверецкий имел большой опыт. Поэтому для нас подготовить контрольные данные по карте не составляло особого труда.

Значение топографической карты в военном деле трудно переоценить. Топографическая карта на фронте помогает планированию и организации взаимодействия всех видов вооруженных сил в операциях, а в артиллерии и ракетных войсках она необходима для ведения точного огня и надежного обеспечения поддержки войск в бою. Карта позволяет заранее составить представление о характере маршрутов движения войск, о тех условиях, в которых придется вести бой и которые при этом надо непременно учесть, чтобы добиться успеха или предотвратить какие-либо неожиданности. Не иметь карты в бою – все равно что действовать вслепую, наугад.

И все же, как ни странно, иногда топографической подготовке уделялось недостаточно внимания. А вместе с тем неумение быстро ориентироваться или небрежное отношение к изучению местности по карте во фронтовых условиях приводило подчас к роковым ошибкам.

Каждый офицер, выполнив задание, сдавал лист с исходными данными генералу Тверецкому, который отмечал время. Первыми закончили расчеты командиры бригад Н. С. Жежерук и А. В. Михайлов, за ними положил свой листок и командир полка В. А. Плотников. Остальные, не укладываясь в отведенное время, заметно волновались.

Наконец получены все расчеты. Мы сравнили их – результаты оказались прямо-таки обескураживающими: большие расхождения и грубые ошибки. Генералу Тверецкому стало не по себе.

– Да как же так, товарищи офицеры? – вынужден был сказать я, подводя итоги. – Вы знаете не хуже меня о том, что случится, если вы дадите залп, подготовленный с такими грубыми ошибками: либо выпустите впустую дорогие снаряды и не выполните боевой задачи, либо ударите по своим. Что может быть страшнее этого!

Офицеры, чувствуя свою вину, молча поглядывали то на меня, то на командира дивизии. Генерал Тверецкий с досадой обронил:

– Да, дело ясное, должного внимания полевой выучке не уделяли.

– Александр Федорович, надо немедленно начать тренировки в поле на незнакомой местности, командиры должны срочно освоить практические приемы ориентации, научиться быстро, а главное, безошибочно определять на карте места своего нахождения и расположения целей...

К счастью, у нас еще было время, и за полторы-две недели этот пробел удалось ликвидировать.

В целом же состояние гвардейских частей и соединений, входивших в оперативную группу фронта, произвело на меня неплохое впечатление. Они были хорошо укомплектованы как личным составом, так и боевой техникой. На артиллерийские склады фронта к этому времени уже завезли достаточный боезапас – 58 тысяч снарядов. Теперь задача заключалась в том, чтобы как можно лучше подготовиться к предстоящим сражениям. Вопросы боеготовности частей, их выучка все время были в центре нашего внимания.

* * *

Брянский и Западный фронты готовились к решительному контрнаступлению. В первых числах июня вместо генерала М. А. Рейтера в командование Брянским фронтом вступил генерал-полковник М. М. Попов, а вместо генерала А. А. Гусакова прибыл генерал-лейтенант артиллерии Н. В. Гавриленко, с которым мы были знакомы еще с марта 1942 года по Южному фронту.

Новый командующий был неутомим. Он постоянно ездил из армии в армию, знакомился с войсками, изучал местность предстоящих сражений. Выезжая в ту или иную армию, он брал с собой и нас с Гавриленко для проверки готовности артиллерийских частей и организации взаимодействия с пехотой и танками.

При штабах армий на лесных полянах сооружались макеты района предстоящих боевых действий. На этих макетах с командирами соединений и начальниками родов войск уточнялись планы взаимодействия при наступлении, определялись рубежи ближайших и последующих задач, а также огневое обеспечение наступающих войск.

Готовясь к наступлению, наши войска совершенствовали оборонительные рубежи в тылу армий. Нужно было быть готовым к любым неожиданностям.

Вступив в командование гвардейскими минометными частями Брянского фронта, я, естественно, начал присматриваться к их командирам и политработникам. Мне предстояло с ними идти в бой. От того, какие они, на что способны, зависел во многом успех боевых действий ГМЧ в предстоящих операциях.

Я все больше и больше убеждался, что полки, бригады и дивизии находятся в надежных руках. У каждого командира за плечами имелся немалый опыт, накопленный в предыдущих боях. Такими были командиры дивизий генерал А. Ф. Тверецкий, полковник П. В. Колесников, командиры бригад полковник Н. С. Жежерук, подполковники А. П. Михайлов, М. А. Красилышков; командиры полков полковник К, Г. Сердобольский, подполковники В. А. Плотников, Д. Н. Орлов, Г. Ф. Журавлев, Н. М. Ковчур, Н. В. Скирда.

Никита Васильевич Скирда командовал 312-м гвардейским минометным полком. Его полк формировался в 1942 году в Москве и участвовал в боях под Сталинградом.

«Ох, и мучили меня всякие мысли по пути на Сталинградский фронт, – доверительно признавался мне Скирда при нашей встрече. – Полк, можно сказать, комсомольский. Только командиры дивизионов да некоторые командиры батарей имели боевой опыт. А в основном – необстрелянная молодежь. А тут еще на редкость суровая зима. Выдержат ли? Мысль об этом не давала мне покоя. Не подвели молодые гвардейцы! Сорок три человека в этих боях заслужили ордена и медали...»

После завершения Сталинградской битвы полк доукомплектовали, отремонтировали боевые машины и в апреле сорок третьего перебросили на Брянский фронт.

Вскоре из Москвы на должность заместителя командира 312-го полка по политической части (он же начальник политотдела) прибыл майор Артем Семенович Ступин. Когда мы с Ломаковским впервые увидели его в Плавске, в своем штабе, у обоих невольно появилась одна и та же мысль: «А сработаются ли они со Скирдой?» Уж очень застенчивым показался нам новый замполит. А Скирда?.. Горяч, вспыльчив, в речах и поступках резок, даже груб. К тому же самолюбив и на замечанияреагирует болезненно. Но мы знали Скирду и с другой стороны. Его деловые качества были превосходны. Знали также, что у этого мужественного человека доброе, отзывчивое сердце.

Завели мы с Ломаковским обо всем этом откровенный разговор со Ступиным, а тот молчал и едва заметно улыбался. А когда высказали свое опасение, майор сказал:

– Никиту Васильевича знаю еще по боям на Халхин-Голе. И характер его там узнал. Когда мне предложили быть его заместителем, согласился не раздумывая. Думаю, дело у нас пойдет.

Ступин прибыл в полк Скирды, имея за плечами богатейший опыт партийно-политической работы. Родился Артем Семенович в 1905 году в Сибири. В 1922 году стал комсомольцем и в отряде ЧОН (части особого назначения) сражался с белогвардейскими бандами в Амурской области. С 1928 года служил в Амурской флотилии на канонерской лодке «Красное знамя», здесь вступил в партию, избирался секретарем парторганизации канонерки. В двадцать девятом во время конфликта на КВЖД участвовал в боях с белокитайцами. За мужество награжден орденом Красного Знамени. Ступина избирали членом пленума Хабаровского обкома партии. В 1930 году коммунисты Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии, которой командовал В. К. Блюхер, послали Ступина делегатом на XVI съезд партии. За бои на Халхин-Голе он был награжден орденом Красной Звезды и монгольским орденом Красного Знамени.

Ступин, как мы вскоре имели возможность убедиться, прекрасно знал боевую технику, превосходно стрелял из личного оружия. Командующий 4-й танковой армией наградил его именным пистолетом за первое место в стрелковых соревнованиях.

Когда однажды наши войска захватили склад с фаустпатронами (это было в конце войны), Ступин быстро изучил трофейное оружие и помог это сделать другим. Трофейные фаустпатроны пошли в дело: по инициативе Ступина ими были вооружены специальные противотанковые группы, которые прикрывали свои дивизионы, приданные танковым корпусам.

Ступин прекрасно разбирался в людях. Он умело стал сколачивать в полку партийный и комсомольский актив. Партийно-политическая работа в подразделениях заметноулучшилась. Артем Семенович был чуток и внимателен к бойцам, и они открывали ему свое сердце. До него мы и не знали, что у многих гвардейцев полка замучены фашистами или угнаны ими в неволю родные и близкие.

Однажды я приехал в полк и застал такую картину. На лесной поляне под вековыми елями собрались гвардейцы. Мне доложили, что идет митинг. Перед солдатами и офицерами выступал сержант Полевой:

– Как только гитлеровцы вошли в деревню, сразу же расстреляли брата за то, что он комсомолец. А другого, самого младшего, угнали в фашистское рабство...

У Климовича фашисты замучили отца, у Евстратенко убили дядю, а сестру увезли в Германию, у Шехмана искалечили отца и убили шестилетнего брата, у Морозова убили двух малолетних племянников, у Растопина гитлеровцы казнили сестру-комсомолку, а у Копленко – семидесятилетнего отца. У Грибова умерли от голода в фашистской неволе мать, отец и жена. В полку оказалось 120 человек, семьи которых пострадали от фашистов.

С болью и гневом говорили воины о зверствах фашистских оккупантов на советской земле. Их рассказы переполняли сердца ненавистью к врагу, звали на беспощадный бой.

В подготовке к предстоящим боям политотдел полка оказывал большую помощь партийным и комсомольским организациям подразделений. Я и сейчас помню строки памятки коммунисту и комсомольцу, написанной Ступиным. Она призывала быть верным присяге и гвардейской клятве, высоко держать честь гвардейского Знамени.

Ступин много делал для того, чтобы агитационная работа в полку увязывалась с конкретными делами фронтовой жизни подразделений. Этого скромного, вдумчивого организатора вроде бы и не было видно. От него не слышали громких слов, но результаты его труда ощущались повсюду. Своими разумными советами, принципиальной оценкой явлений он очень помогал командиру полка. Наблюдая, как складывались отношения между ними, я невольно вспоминал имена Чапаева и Фурманова. Взаимоотношения Скирды и Ступина, их совместная работа во многом повторяли этот классический пример. И командир полка и его заместитель от зари до зари находилисьв подразделениях, учили, контролировали, требовали. Шла упорная и настойчивая работа по подготовке подразделений к грядущим напряженным боям. Под влиянием Артема Семеновича Скирда стал спокойнее, уравновешеннее. Словом, вопреки нашим опасениям сочетание их опыта и характеров давало прекрасные результаты.

Командир 312-го полка был человеком действия. Не в его характере было сидеть сложа руки. От него постоянно шли доклады о целях, по которым он просил разрешения производить ночные огневые налеты кочующими установками и батареями. Тактика внезапных ночных налетов была одобрена командованием фронта и широко применялась другими частями. Она изматывала противника, держала его в напряжении.

Помню, 18 июня разведка донесла, что на станции Мценск появился вражеский эшелон. Залп был дан точно. Мы с радостью наблюдали, как пылали вагоны, рвались боеприпасы. Было уничтожено восемь танков и много живой силы фашистов.

Через несколько дней западнее Мценска разведчики заметили движение машин противника. Гитлеровцы что-то перевозили по ночам. Разведчикам было дано задание выяснить, что там происходит. Они обнаружили склад боеприпасов и установили его координаты. После точного батарейного залпа раздались взрывы. Полнеба охватило зарево, полыхавшее целых шесть часов.

– Товарищ генерал! У деревни Шашкино фашисты совсем обнаглели! – докладывал мне Скирда. – Ездят себе преспокойно за водой к речке Зуше. По воскресеньям напиваются и горланят песни. Надо успокоить. Разрешите!

Я дал ему «добро». В ночь под воскресенье гвардейцы вывели две боевые машины на заранее подготовленные позиции и тщательно замаскировали. В середине дня гитлеровцы, как обычно, стали вылезать из окопов и траншей. Они уже были навеселе и распевали песни. После залпов обеих установок «концерты» врагов прекратились.

Войска фронта усиленно готовились к наступательным боям. Готовились и гвардейские минометные части. Нужно было разведать маршруты, выбрать запасные огневые позиции и наблюдательные пункты. Их следовало оборудовать не только в полосах наступления поддерживаемых соединений, но и на участках других армий. Ведькаждый дивизион «катюш» по первой же команде мог убыть на любой участок фронта. За противником велось постоянное наблюдение.

В эти дни мне, члену Военного совета группы полковнику Ломаковскому и начальнику штаба полковнику Задорину приходилось подолгу бывать в частях, проверяя их боеготовность, увязывая и уточняя планы взаимодействия с артиллерией и пехотой.

Гвардейские минометные части фронта размещались в полосе шириной до трехсот километров. Такая разбросанность требовала особого стиля руководства и напряженной работы штаба. Все мы находились в постоянных разъездах. В течение многих суток изо дня в день нам приходилось преодолевать расстояние в двести – триста километров, а иногда и больше. По фронтовым дорогам день и ночь ездили офицеры связи, командиры частей, работники штабов.

Выполнение задач гвардейскими минометными частями в огромной мере зависело от водителей боевых, транспортных, специальных машин и вездеходов. Водители! Труженики фронтовых дорог! Это они в осеннюю распутицу и зимнюю вьюгу, под бомбежкой и артобстрелом, под ружейно-пулеметным огнем неутомимо водили машины, выполняя приказ. Если мы говорим о мобильности частей, о быстрых перебросках полков и бригад в ограниченные сроки на большие расстояния по труднопроходимым дорогам, то основная заслуга в этом наших водителей. И чем лучше были подобраны и подготовлены водители в частях, тем лучше эти части выполняли боевые задачи. Когда мы говорим о героических действиях наших батарей, молниеносных выездах боевых машин на открытые боевые позиции и сокрушительных залпах прямой наводкой, то при этом опять нельзя не вспомнить водителей машин.

За время боевых действий ГМЧ на Брянском фронте автороты артсклада и взводы боевого питания частей перебросили на сотни километров к огневым позициям более 150 тысяч громоздких реактивных снарядов. С глубокой благодарностью вспоминаю я шоферов Ваню Осипова, Ивана Ивановича Беликова, Ваню Воротникова и многих других. Ведь в гвардейских минометных частях более двадцати процентов личного состава были водители боевых, транспортных и специальных машин.

Только благодаря мужеству водителей, умению их быстро оценивать обстановку, виртуозно маневрировать, вовремя изменить направление движения, скрыться в лощине или перелеске, быстро проскочить опасное место или переждать какие-то секунды многие из нас, мотавшихся днем и ночью по фронтовым дорогам, избежали, казалось бы, неминуемой гибели.

Помню яркий солнечный день. Наш «виллис» стоял возле НП, замаскированный ветками. Нужно было срочно ехать в штаб. Когда мы выехали на дорогу и водитель Иван Иванович Беликов дал полный газ, зацепившийся прутик неприятной дробью забарабанил по днищу. Мне надоело слушать эту «музыку».

– Иван Иванович, – обратился я к нему, – остановись, выбрось этот чертов прут.

Беликов резко затормозил. Однако вместо того, чтобы вылезти из машины, он, прищурив глаза, стал напряженно смотреть на солнце и вдруг громко закричал:

– На нас пикируют! Бомбы летят!

Теперь уже и я увидел два вражеских самолета, от которых отделились черные точки бомб.

– Прыгай в кювет! – скомандовал я. Не успели мы распластаться в кювете, как впереди, раздались мощные взрывы. Комья выброшенной земли упали рядом с нами. Дорогу впереди окутало дымом и пылью. Вражеские штурмовики с ревом пронеслись над нами, стреляя из пулеметов.

Стихло все так же мгновенно, как и началось. Стряхивая пыль, мы радовались, что остались живы.

– Спасибо тебе. Иван Иванович, что вовремя заметил самолеты, – сказал я.

– Не меня надо благодарить, товарищ генерал, а прутик. Если бы не он, мы бы въехали прямо под бомбы. Я его сохраню до конца войны.

И Иван Иванович вытащил из-под машины березовый прутик и бережно положил его под сиденье.

К весне 1943 года гвардейские минометные части приобрели уже достаточный боевой опыт, организационно окрепли и выросли в мощную огневую силу. Огневая производительность одного залпа любого дивизиона реактивной артиллерии была в двенадцать – шестнадцать раз вышеогневой производительности дивизионов ствольной артиллерии. А в отношении применения внезапного массированного огня высокой плотности реактивная артиллерия не имела себе равных среди других видов артиллерии.

29 апреля 1943 года решением Государственного Комитета Обороны гвардейские минометные части были переданы в оперативное подчинение командующему артиллерией Красной Армии маршалу артиллерии Н. Н. Воронову. Обособленность управления и снабжения была пока сохранена, так как центральные органы управления ГМЧ и оперативные группы фронтов успешно справлялись со своими задачами. Решение ГКО способствовало более тесному взаимодействию гвардейских минометных частей с артиллерийскими и одновременно обязывало командующих артиллерией фронтов и армий внимательно изучать особенности боевого применения ГМЧ, знать их состояние. Такие организационные мероприятия постепенно подготовляли необходимые условия для объединения ГМЧ с артиллерией.

Командующим гвардейскими минометными частями Красной Армии был назначен генерал-лейтенант П. А. Дегтярев, бывший до этого членом Военного совета ГМЧ, его заместителем – генерал-майор П. Н. Кулешов, членом Военного совета – генерал-майор Л. М. Гайдуков. Они до конца войны возглавляли ГМЧ.

В первых числах июля, следуя на Центральный фронт, к нам заехал заместитель командующего ГМЧ генерал-майор П. Н. Кулешов.

С Павлом Николаевичем Кулешовым, ныне маршалом артиллерии, мы были знакомы с 1925 года по Томскому артиллерийскому училищу, которое окончили в 1929 году. С 1930 по 1935 год мы там же служили командирами курсов, а потом помощниками начальника штаба дивизиона и командирами батарей. Наша дружба скреплялась и общими увлечениями. Оба мы занимались легкой атлетикой, лыжным и конным спортом. Павел Николаевич был еще отличным гимнастом, увлекался планеризмом, к которому приобщил и меня.

Ознакомившись с состоянием дел в нашей группе, Павел Николаевич рассказал мне о том, что против Центрального и Воронежского фронтов противник сосредоточил много танковых, пехотных и авиационных частей.

– Надо полагать, что Центральному и Воронежскому фронтам предстоят особенно тяжелые бои, – сказал он.

Теперь, спустя десятки лет, мы можем судить и о распределении сил, и о ходе боевых действий в тех грандиозных сражениях. Тогда же многое было для нас неизвестным. Уезжая, П. Н. Кулешов предупредил меня, чтобы наши части содержались в высочайшей боевой готовности.

– Особое внимание, Алексей Иванович, левому флангу вашего фронта! – подчеркнул он.

«Да, – думал я, провожая Павла Николаевича. – Скоро кончится затишье. Затишье перед бурей».