Текст книги "Вымышленные и подлинные истории Алексея Иксенова (СИ)"

Автор книги: Алексей Иксенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Катерина не нашла в совместной жизни с Виктором Барсуковым никакого счастья. Он проматывал её же деньги с проданной квартиры, меняя женщин как перчатки – точно так же, как и его покойный дядя. Катю он поселил сначала в дальнюю, самую маленькую комнату, а затем и вовсе выгнал её из дома. Женщина уехала в областной центр, устроилась разнорабочей и поселилась в самой грязной и хреновой общаге. Она быстро спилась и покончила жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна какой-то многоэтажки. Никита так до конца своих дней и остался в ПНИ.

Июнь 2015г.

Памяти моей Дорогой и Любимой,

безвременно ушедшей из жизни Ниночки,

посвящается...

* * *

НЕОБЫЧНАЯ ЛЮБОВЬ

Майским ясным утром во дворах двухэтажных деревянных домов было малолюдно. А на детской площадке маленького микрорайона в самом конце райцентра общей численностью чуть больше 100000 человек и вовсе гуляли лишь молоденькая девушка с маленьким сынишкой. Ольга Круглова, так звали молодую женщину, жила с четырёхлетним Илюшей в заводском общежитии, недалеко от вышеупомянутых двухэтажек. Оля была мать-одиночка, одета очень скромно, не накрашенная, сероглазая шатенка с распущенными недлинными волосами до плеч. Малыш бегал рядом, весело крича и смеясь. Казалось, довольная мама улыбалась ему в ответ, хотя жизнь вовсе не баловала их обоих. Круглова не состояла в официальном браке – подружки привели в общагу троих рослых парней, когда справляли день рождения одной из них. С кем-то из них и переспала по пьяной лавочке Ольга и только потом хватилась, когда забеременела...

Но дело было сделано, на аборт девушка идти не решилась, хотя подруги тщетно уговаривали её. В какой-то степени они чувствовали себя виноватыми, поэтому, когда Илья родился, старались помочь кто чем может. Мальчик часто болел – даже в ясли его не взяли. Недалеко от них жила старая женщина-врач, прошедшая всю войну медицинским эшелоном, спасая жизни раненым, покалеченным и обмороженным солдатам. Вера Дмитриевна была старой закалки – мужественная и отважная, а главное – неравнодушная к чужой беде. И хотя к детям ей трудней было найти подход, старому врачу удавалось всегда подлечить больного мальчика, а Ольге – обойтись без детских педиатров и лишний раз не бегать в поликлинику. Фронтовичка бескорыстно помогала людям, не брав ни с кого ни копейки; подарки ей были тоже не нужны -пенсия была приличная, и государство не посмело обидеть человека, удостоенного правительственными наградами.

Ольга занималась надомным трудом и получала крохотное детское пособие – этим обеспечивала себя и мальчонку. На его вопрос «почему у нас нет папы?», отвечала сдержанно и коротко – он скоро вернётся. А откуда – не говорила. Малыш умолкал и ни о чём больше не спрашивал, лишь грустно вздыхая и про себя надеясь, что папа действительно скоро вернётся – надо только чуть-чуть ещё подождать.

Ольга и Илюша гуляли на детской площадке, а у старых сараев одного из домов сидели трое пьяниц и распивали купленный по дешёвке самогон третьего разлива. Им торговал пожилой татарин-вдовец, у которого на руках осталась умственно-отсталая дочь. Рашид уже давно нигде не работал, и двух пенсий явно не хватало, потому что и сам он втихомолку попивал. Однако больной девке не наливал ни грамма и вообще прятал от неё спиртное подальше. За дочь малоразговорчивый папаша мог перерезать горло кому угодно – хоть пьяный, хоть трезвый. Поэтому местные алкаши переступать порог угрюмого и молчаливого татарина побаивались. В долг Рашид никому не давал и людям не доверял. Пьяницы протягивали ему деньги в общем коридоре – тот отдавал им бутылку и захлопывал за собой входную дверь.

Колба, он же Дмитрий Ильин, был самым молодым среди ещё двух бухариков. Почему его так прозвали, он и сам не знал, вероятно потому, что один из компании был когда-то лаборантом в винопромышленной организации, и по справедливости такое прозвище надо было давать ему, но хитрый пьяница перевёл стрелку на Димку. До недавнего времени Ильин был неплохим парнем: закончил техникум, отслужил в армии, даже хотел жениться на одной красивой девушке из приличной семьи. Однако гордая пассия отвергла все ухаживания молодого человека, так и не приблизив его к себе. Отчаявшись, Ильин бросил постоянную работу, пристрастился к алкогольным напиткам (сначала вместе со свои отцом, нигде не работавшим), добывая спиртное лишь калымом. Потом, когда отца зарезали в пьяной драке, сгруппировался с местными алкашами и ханыгами. Таким же ханыгой он и стал, перебиваясь лишь случайными заработками, а в сексуальных отношениях «наслаждался» лишь с двумя местными, пропитыми шмарами, давно не молодыми, опухшими, с дряблыми, хмурыми рожами. Эти бабоподобные образины грязно матерились, курили дешёвые сигареты, устраивали скандалы, стравливали пьяных мужиков, а потом в тёмных сараях устраивали оргии – совершенно бесстыдные до безобразия. В кустах валялись пропахшие мочой и грязные старомодные женские труселя, часто там справляли нужду, и в жару зловонием отдавало за полкилометра.

Но, похоже, Колбу это уже не смущало. Его мама, Дарья Ивановна, после смерти непутёвого, но всё же любимого ею мужа, перенесла инсульт и стала инвалидом. Пришлось оставить хорошо оплачиваемую работу, довольствуясь лишь скромной пенсией.

– Брось, сынок, пить эту отраву, образумься – до добра не доведёт. Посмотри, что с твоим отцом сделали эти выродки! И ведь всё из-за этой сивухи проклятой!

– Брошу, мама, брошу, милая... – прижав больную мать к себе, каждый раз обещал Дмитрий. Но на утро, проспавшись, снова уходил к алкашам.

Колба первым заметил совсем ещё молодую маму, гулявшую с мальчиком на детской площадке. Отшвырнув пустую бутылку и оставив своих собутыльников, захмелевший парень направился к девушке.

– Мадам-с! – с пьяноватой ухмылкой обратился он. – Не отойдём ли тет-а-тет?

– Отстаньте, пожалуйста! – ответила ему Ольга и добавила, – прошу вас.

– А-а-а? Не понял? – притворился ханыга и вдруг схватил девушку за рукав.

– Отвали от меня! Илюша, пойдём домой! – молодая мама пыталась вырваться, но наглец явно и не думал её отпускать.

– Мама! – заплакал мальчик, но Колбу не остановило и это.

– Пошёл, щенок! – отшвырнул он ребёнка, и Илюша, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону.

– Пусти! – стиснув зубы, прошептала женщина. – Немедленно отпусти, а то кричать буду.

– Пошли, змеюка! – сильными руками Колба потащил её к сараям. Сидевшие двое пьяниц пытались остановить Димку.

– Колба, отпусти бабу! Посадят за неё. Она девчонка ещё совсем! Куда ты её тащишь?

– Отвали, Фролыч! Мне надоели ваши шмары. А эта чистенькая! – оскалился от бурной похоти Колба.

– Димка, отпусти её! На зону захотел? Опустят за такое дело, – попытался схватить нетрезвого парня второй бухарик.

Колба пнул пьяницу ногой в живот, попало по зубам и Фролычу. Он продолжал тащить брыкающуюся деваху к дальнему подвалу.

– Помогите! – как можно громче крикнула бедная женщина, но больше на помощь ей никто не пришёл. Пьяницы, скорчившись, не могли подняться и только скулили. На детской площадке заливался слезами несчастный мальчик.

Колба затащил Ольгу в подвал и повалил на пол.

– Отстань от меня! – пыталась вырваться девушка, расцарапав ханыге рожу. Дмитрий ударил несколько раз её промеж грудей и по лицу. Затем стал срывать с неё одежду, дошёл и до трусиков. Уставшая сопротивляться, Ольга не смогла больше противостоять здоровому парню и только лишь вскрикивала от боли от чуть ли не рвущего промежность большого твёрдого члена.

Только когда удовлетворённый содеянным ханыга, успокоившись, расслабился и прилёг рядом с ней, девушка быстро вскочила и наскоро схватив одежду, побежала со всех ног, преодолевая нестерпимую боль.

Илью с сотрясением головного мозга увезли на скорой в больницу. Несчастный мальчонка был бледен, периодически терял сознание, а когда приходил в себя, испытывал сильную и мучительную головную боль. Ольга еле доплелась до общежития и перед дверью комнаты, обессиленная, свалилась с ног. Ей тоже вызвали скорую. Одна из подруг написала заявление в милицию. Когда Круглова пришла в себя, полноватая её подружка Вика убедила девушку пойти с ней в городское управление по борьбе с преступностью, а если проще – в ментовку. Там Ольге даже посочувствовали, заявление приняли, направили в следственный отдел. Уголовное дело возбудила сама старший следователь по особо важным делам майор Светлова Елена Викторовна. Молодая стройная блондинка с голубыми глазами, подкрашенными ресницами и тонкими губами с ярко-красной помадой вежливо допрашивала потерпевшую. Оля прошла все экспертизы, а также врача-гинеколога. Были выявлены все следы насилия, побоев, микрочастицы спермы; взяли разорванную одежду для вещественных доказательств, после чего Оля переоделась в чистое бельё. Вычислить преступника не составило особого труда. Задержали его примерно в том же месте, где он распивал дешёвую сивуху с немолодой шалавой, грязной и неприятной на вид.

– За што вы меня тащите? – как будто не понимая, спросил ментов подвыпивший Колба.

– Сейчас узнаешь! – ответил один из оперативников и сильно ударил задержанного в область груди. Дмитрий согнулся от боли, ему заломили руки, защёлкнули на запястьях наручники.

– Падлы! – пытался отбрыкиваться он, но снова получил уже по почкам. Его втащили в ментовский "козлёнок" и захлопнули дверь. Избитый ментами Колба притих и замолчал. Он всё понял – теперь не отвертеться.

Дмитрий сидел в прикованной к полу табуретке и скованными сзади на запястьях наручниках лицом к старшему следователю Светловой. Женщина долго смотрела на парня, прежде чем начать допрос. За окном шёл проливной дождь, вседозволенная свобода для Колбы закончилась. Он с завистью смотрел на молодую блондинку с голубыми глазами – та, закончив его допрашивать, поедет к себе домой, в тёплую хату, а там... Ильин зажмурился.

– Итак, приступим, – властным и повелительным тоном произнесла майор. Она представилась задержанному, зачитала его права и обязанности отвечать на вопросы следователя, а также предупредила о том, что ему грозит за дачу ложных показаний.

– Надо же как...– ехидно произнёс Дмитрий.

– Молчать! – прикрикнула следачка, – отвечать только на мои вопросы! Ты меня понял? Понял, спрашиваю?

Она угрожающе посмотрела на Колбу – её поначалу миловидное, красивое лицо вдруг превратилось в конченную стервозу. Женщина сидела в своей рабочей форме с офицерскими погонами вся раздражённая, не скрывая презрения к подследственному. Будь он обычным воришкой или расхитителем государственного имущества, Светлова вела бы себя сдержанней и была бы намного мягче. Но тут была задета женская честь – взыграла ненависть и враждебное отношение к насильникам.

– Подонок! – не сдержала своих эмоций Елена Викторовна. – Ты у меня на всю катушку загремишь!

– Посмотрим! – с такой же неприязнью процедил ей в ответ Ильин.

– Что? – глаза Светловой удивлённо уставились на парня.

– Ничего, я так... – сделал вдруг примирительный тон Колба.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения.

Дмитрий опять покосился на молодую, но уже получившую приличную должность работницу юстиции. Хороша! А ножки-то какие! Просто загляденье. Вот таких фифочек он никогда не пробовал. И вряд ли когда ему предстоит с ними замутить. Взаимная враждебность и неприязнь переросли в агрессию. Вместо того, чтобы дать показания, Колбу вдруг переклинило. Рассвирепевший, он неожиданно ударил женщину лбом в лицо со всего размаха, а затем, превозмогая боль в запястьях от наручников, добавил ей ногой в живот. Светлова упала на пол, и Колба в бешенстве пинал её ногами. С большим трудом майору удалось откатиться к краю стола, где была кнопка тревожного сигнала, и нажать на неё.

Влетевшие на шум менты долго били подследственного, забив чуть ли не до смерти, и отправили в тюремный лазарет. Едва выживший Дмитрий уже оттуда сделал официальное заявление.

После тюремной больницы Ильин был переведён в СИЗО. Все допросы теперь проводились не в ИВС при городском РОВД, а именно в следственном изоляторе, проще говоря, уже в тюрьме.

Светлова так же, с нажимом, допрашивала подследственного, а он лишь ограничивался короткими фразами или вообще молчал. Майор вызывала конвой, парня уводили в камеру.

А в камере уже другая атмосфера – там тоже насильников не жалуют, но уже не только бьют, но и калечат, насилуют их самих, проще говоря – опускают.

– Ну что, гнида, зачем девочку обидел? – подошёл к Дмитрию один из здоровых приблатнённых, широкоплечий мужчина, весь в наколках, со злыми глазами и прыщавым лицом. Он сжимал большие кулаки – даже речи не могло быть, что обойдется.

– Тебе какое дело? – попытался возразить ему Колба, но на помощь прыщавому уже поднялась вся кодла.

– Сейчас мы тебе покажем, пи...ору, как девушек любить! – пообещали Дмитрию.

Парень пытался постоять за себя, ударив сначала прыщавого, затем другого арестанта. Но что он мог один против стаи? Сразу человек восемь навалились на Колбу, выкручивая ему руки, разрывая одежду, нагибая головой вниз. Прыщавый сильной рукой врезал Ильину сначала под дых, затем по зубам. Из дёсен потекла кровь, а парень взвыл от боли. С него сняли до колен старомодные джинсы и трусы.

Оглушающий крик и безуспешная попытка вырваться...

– Тихо, падла! – Дмитрию заткнули кляпом рот. Он чуть не задохнулся.

Ильина опустили сокамерники. Теперь он на всю жизнь с печатью позора.

Ночью Колба попытался вздёрнуться, но безуспешно. Подоспевшие тюремщики не дали ему уйти из жизни и вызвали психиатра.

Врач предложил полечиться в стационаре, но почему-то не настоял и уехал, прописав арестанту лекарства.

Колбу перевели в другую камеру, усилили за ним надзор. Елена Викторовна на допросы Ильина вызывала реже, старалась вести себя спокойней и сдержанней. Ей невыгодно стало, что подследственный не доживёт до суда (хотя до попытки суицида Колбы она втайне про себя этого желала).

– Я требую провести очную ставку, – медленно и отстранённо проговорил Ильин.

– Хорошо. Будет тебе очная ставка, – пообещала старший следователь.

Ольга выросла в детском доме, родители погибли в деревне при пожаре. Девочка в это время гуляла со старшими подружками в поле, а отец с матерью дома вовсю куражились, неосторожно пролив на пол остатки первака-самогона. Когда они, пьяные, завалились спать, Николай по неосторожности обронил окурок сигареты «Шипка» прямо в лужицу разлитой сивухи. Деревянный пол мгновенно вспыхнул, и дом загорелся. Дед с бабкой (родители отца) звали на помощь, пытались потушить пожар своими силами. Немногие деревенские жители решились помочь старикам – большинство людей не любили эту семейку – и было, видно, за что. Оля пережила серьёзное нервное потрясение, в одночасье потеряв своих близких. Бабуля с дедулей даже не подумали об осиротевшей девочке – каждый из них доживал свою жизнь по-своему, хотя государство всё же предоставило им жильё, пусть и похуже условиями. Пришлось Круглову органам опеки оформлять в детский дом на окраине райцентра. Жадные дед с бабкой, вечно копившие не пойми на что деньги, вскоре померли, а свои сбережения унесли с собой в могилу. Внучке-сиротке так ничего и не удалось получить с них, кроме развалившегося дома, да и тот растаскали по доскам деревенская алкашня. В детдоме девочке тоже пришлось несладко -моральных уродов хватало и среди воспитанников, и среди детдомовских работников. Воспитатели и учителя были ещё более-менее, а вот директриса – злющая баба, в роговых очках и некрасивой внешности. Кухонные работники постоянно воровали, накладывая детям маленькие порции, зачастую без мяса и без масла. Мясное и бутерброды с маслом появлялись лишь по праздникам, хотя были положены каждый день. Перед приездами комиссии из области директриса Марья Сергеевна вдруг превращалась в добренькую, улыбчивую тётю, а на кухне готовились изысканные блюда: в детдоме вдруг в столовой на столах появлялись фрукты, шоколад, печенье и конфеты. Довольные областные высокопоставленные начальники поощряли лживую лицемерку Сергевну и, отметив, что детский дом районного города один из лучших, уезжали обратно. После комиссии снова приходили чёрные деньки, которые тянулись месяцами.

Возле детского дома частенько собиралась окрестная шпана, притягивая к себе пацанов из старших классов. Ольге тогда уже шёл 17-ый год – она стала стройной и очень симпатичной внешне. Многие сверстницы начали курить и сбегать вместе со шпаной за город. Там было большое поле и озеро возле лесного массива. Весело накрывали поляну, откупоривали бутылки с красным вином и водкой. Пьяные крики и визги девчонок нарушали тишину. Оля тоже хотела в кого-то влюбиться. Однажды её позвали из компании местных. Главшпан Серёга Кузьмиченко (или Кузя) был здоровенным парнем, властным и жестоким в драках. Он рос в благополучной семье – отец и мать были большими начальниками в городе. Но после окончания школы Сергею учиться поднадоело, и он свою жизнь решил связать с уличной компанией, став в ней лидером. Дома он постоянно получал от отца за отказы от дальнейшей учёбы, а на улице вместе со своей компанией вымещал свою злость на случайных прохожих. Надо отдать Кузьмиченко должное – он никогда деньги не воровал у своих родителей, хотя дома их было достаточно: отец с матерью хорошо зарабатывали, имели не одну машину, ежегодно уезжали отдыхать на дорогие курорты.

Деньги приносили Кузе сами подростки. Суммы он называл им сам. А откуда им взять – их проблема. Если пацан по каким-то причинам не мог пополнить казну компании, он мог быть либо жестоко избитым, либо его заставляли все равно это сделать. Если его ловила милиция, он должен был всю вину взять на себя. Пусть даже ему за это грозил приличный срок в колонии.

Кузя внимательно смотрел на девчонку, которая робко предстала перед ним. Компания подростков на год или два моложе своего вожака начала прикалываться над Ольгой, громко хохоча. В руках Сергея появилась гитара, которую он обычно брал с собой, когда они с детдомовскими девками уходили к озеру. Местные шалашовки им давно надоели: из-за них приходилось драться на танцах, а потом торчать в милицейском отделении. А вскружить головы детдомовским было проще и выгоднее. Из-за них меньше неприятностей.

Главшпан велел остальным ребятам уйти, а сам остался с Олей наедине.

– Ну что, детка, погуляем? – весело подмигнул он ей.

– Я не знаю... Меня будут искать, – неуверенно ответила девушка.

– Да ладно, забей! Айда со мной! – Сергей повесил гитару за спину и взял Олю под руку.

По дороге они зашли в магазин – Кузьмиченко купил бутылку вина, конфеты, мороженое, лимонад.

– Тебя как зовут, куколка? – спросил он.

– Оля, – ответила покрасневшая девчонка.

– Держи мороженое, Оля! – улыбнулся главшпан. – Меня Серёгой зовут.

– Очень приятно, спасибо за мороженое! – наконец улыбнулась в ответ Ольга.

Главшпан и хрупкая девочка-подросток Оля долго сидели на берегу озера возле леса. Парень внимательно её слушал, перестав подкалывать и посмеиваться. Взгляд его был уже серьёзным, задумчивым. А Ольга чувствовала с собой рядом верного и сильного друга, в любую минуту готового прийти к ней на помощь и защитить её от обидчиков.

– А знаешь, – сказал Сергей, посмотрев на девушку, – я ведь тоже хотел найти себе именно такую девушку, как ты. А не оторву какую городскую – их у нас хватает с избытком. Достаточно разбить на танцплощадке в парке кому-нибудь рожу – сразу стелются, готовы прямо в кустах отдаться. А что толку с этих шмар? У меня батя-офицер всю жизнь одну только мать знает. И порвёт за неё кого угодно. Он и мне каждый раз вламывает, хотя мне уже восемнадцать. Мать надеется, что меня скоро в армию заберут и кончится вся моя дворовая жизнь.

– Зачем она тебе вообще нужна, такая жизнь? – вдруг строго спросила его Ольга. – Ты же не беспризорный, родители обеспеченные люди, денег хватает. Что ты со шпаной связался? Тебя же посадят! Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через месяц. Все равно кто-то сдаст.

– Замолкни, дура! – вдруг крикнул Кузьмиченко.

– А что, неправда? – Ольга сама не заметила, как её, робкую и скромную на вид девчонку, вдруг понесло и она не могла остановиться. – Неправда, скажешь? Твои дружки тебя и сдадут, или кто-то из них! Завяжи с ними. Прошу тебя!

– Заткнись, я сказал! – в приказном тоне снова вспылил Сергей. Он вдруг увидел, как заплакала Оля. И не смог... Не смог, потому что не выдерживал женских слёз. Ему много раз приходилось заступаться за мать, поскольку она была ещё довольно привлекательной и даже красивой женщиной, занимавшей ответственное место на руководящей работе, от пьяного отца. Кузьмиченко-старший напивался редко, но превращался в жуткого ревнивца и набрасывался на свою супругу. Серёжа смело принимал удар на себя, хотя отец был гораздо сильнее. Несчастная женщина с рёвом готова была угодить пьяному чудовищу в чём угодно, но того невозможно было остановить, пока тот сам не вырубался.

Наутро, проспавшись, полковник подходил к плачущей жене, крепко обняв, целовал её и молча уходил к себе на службу. А Серёжа продолжал вести дворовую жизнь и иногда, поигрывая на гитаре и сидя на лавочке, пел блатные песни. Впрочем, не только блатные: были и лирические, хватающие за душу, были и весёлые, смешные и хулиганские. Главшпан много знал песен и хорошо владел гитарой, не оканчивая никаких музыкальных школ. Играть на гитаре его научил отец, когда Сергей перешёл в шестой класс. Борис Кузьмиченко участвовал в военных конфликтах, был несколько раз тяжело ранен, но свою солдатскую жизнь сопровождал музыкой, играя на нескольких музыкальных инструментах и участвуя в различных концертах ветеранов-афганцев.

– Прости, я не хотел тебя обидеть, – сказал Сергей и вдруг обнял девушку, чувствуя свою вину – как его отец после пьяного дебоша.

Удивлённая Ольга посмотрела на парня молча – у неё не нашлось даже слов. А он ещё крепче прижал её к себе, погладил её мягкие, распущенные волосы.

– Давай лучше выпьем! – предложил он девушке и принялся раскупоривать бутылку портвейна.

– Не надо, Серёжа, прошу тебя! – умоляюще проговорила Оля.

Серёга вздохнул и выбросил так и не раскупоренную бутылку в траву. Он проводил до детского дома свою подругу и отдал ей конфеты.

– Спасибо, Серёжа.

– Мы встретимся снова?

– Да.

– Когда?

– Завтра, в пять вечера.

– Завтра, в пять вечера, – повторил Сергей.

Он снова обнял её, хотел поцеловать.

– Не надо. Пока не надо, – чуть слышно прошептала девушка.

Сергей развернулся и ушёл, не попрощавшись.

Ольга сидела на школьных уроках в детском доме словно на иголках – никакие задачи не шли на ум, его полностью затмил Серёга. К ней подходили учителя, что-то спрашивали, вдалбливали, но девчонка ни о чём, кроме того вожака окрестной шпаны, не хотела думать. Высокий, широкоплечий, с модной причёской и прилично одетый в заграничные джинсы, фирменную футболку и кожаную чёрную куртку. Тёмно-русые волосы и серые глаза. Уверенный в себе и очень сильный. Поговаривали, что на танцплощадке в парке и ментам от него доставалось – главшпан никого не боялся. Как же его до сих пор не упекли за решётку? Надо спасти его во чтобы ни стало! Но как? Оля напряжённо думала и не могла найти ответа. Он не будет её слушать. Сергей не выносит женских слёз, но никогда не послушает ни женщин, ни девушек. Этот парень будет сам думать, что ему делать, и отвечать только за себя. Кузьмиченко всегда отвечал за свои слова, как и его отец.

Девушка думала... "Первая встреча, а уже такие мысли? С чего бы это?.. Нет, я не дура, чтобы так просто взять и лечь под него ради того, чтобы он меня послушал. Да и он станет презирать. В конце концов я знаю себе цену и никому не позволю просто так себя обесчестить. Буду отбиваться до последнего, кричать, звать на помощь... Фу, блин... О чём это я?" – Ольга вдруг очнулась, когда её окликнули.

– Круглова! Что с тобой? Тебя к психиатру отправить? – стервозная директриса подошла неожиданно сзади и яростно схватила девочку за волосы. Ольга забыла, что эта курва сегодня ведёт последний урок, так как преподавателя истории в штате не было. Марья Сергеевна проводила эти уроки сама, добавляя себе зарплату.

– Пустите меня! – неожиданно вскрикнула Оля и, вырвавшись у злющего педагога, побежала из класса.

– Ну, Круглова, ты ещё пожалеешь, – злобно прошипела очкастая фурия и крикнула остальным, – всем оставаться на своих местах и внимательно слушать меня! Поняли, дебилы?

В классе повисла гробовая тишина. Все, даже самые хулиганистые ученики, предпочитали не связываться с таким директором детдома.

Ольга отсиживалась за пределами детдома, в тихом скверике, прячась от ненавистной директрисы. Господи! Ну когда же он подъедет, этот Серёжа?..

Круглова не знала, сколько уже времени просидела в сквере. Пора возвращаться. Идти ей было больше некуда. «Ничего, доучусь как-нибудь, если эта сука-Машка в психушку не отправит. Надо же, в волосы вцепилась как! А я? Кажется, я её за руку укусила, чтобы вырваться. И никуда не пожалуешься на неё... Она ведь это дело так не оставит. Рожа рыхлая, фигура грушей, а связи имеет. Кто её только трахает такую?»

Оля шла медленно и неохотно. Она уже не верила в то, что Серёжа появится возле детского дома, настроение было подавленное и обречённое. Как же теперь обойти эту очкастую мымру?

И тут ей вдруг повезло! Возле детского дома стояла машина малинового цвета, марки "Жигули". Из салона высунулся весёлый тёмно-русый парень в тёмных очках.

Это был Серёжа.

– Садись быстрей, – весело крикнул он, – я уже тебя заждался!

– А сколько времени? – удивилась Ольга, не веря своим глазам.

– Да уж седьмой час пошёл!

Девчонка, радостно взвизгнув, не раздумывая, прыгнула на сиденье рядом с водителем. Это был, пожалуй, самый счастливый момент в её жизни – живя в деревне с покойными родителями, она не могла и мечтать сесть кому-то на мотоцикл, а не то чтобы в машину!

– Пристегнись, а то гаишник остановит, – посмеиваясь, сказал Кузьмиченко.

– Как? – спросила Ольга.

Сергей потянул за ремень и сам пристегнул пассажирку.

– Ты что, ни разу не ездила в машине? – улыбнулся он.

– Ездила, только не в таких. И очень давно.

– А в каких ездила?

– В грузовой. Когда хоронили папу с мамой. И ещё в какой-то, когда везли в детский дом, я не помню уже... Давай не будем больше об этом, – девушку начинала эта тема раздражать.

Серёжа перестал улыбаться и сочувственно кивнул. Он молча завёл машину, и она тронулась с места.

А из детдома уже выбегали его работники – две воспитательницы и сама директриса, которая допоздна засиживалась в этом государственном учреждении.

– Круглова, вернись! Вернись сейчас же! – орала одна из воспитательниц, толстая, басистая тётка.

Но машина уже набрала скорость – Сергей вдавливал педаль газа, не думая о последствиях. На заднем сиденье в чехле лежала гитара, а в багажнике – сумка с угощениями. Чего там только не было! И фрукты, и конфеты, и шоколад, и красное марочное вино!

– Серёжка! Откуда у тебя машина? Угнал, что ли? – спросила Оля, когда они приехали на своё любимое место. Пешком бы километров десять протопали, а на машине – считанные минуты.

– Зачем мне её угонять? – вздохнул Сергей. – У папаши утром ключи стырил. Конечно, набьёт он мне по полной. Да, ладно, не впервой! – и парень махнул рукой.

– У меня такое ощущение, что ты любого мужика сам завалишь! – улыбнулась ему Оля.

– Да, но не своего батю. Во-первых, есть неписаное правило – родители святое! Во-вторых, отец намного сильней меня, хоть и пониже ростом. Как-никак офицер ВДВ. Так что с батей мне не потягаться. Поняла?

– Поняла.

Парень расстелил на траве плед, тоже взятый из дома, достал из машины гитару и сумку с продуктами.

– Не грусти, Олюшка, мы с тобой ещё споём! – главшпан взял в руки гитару.

Во широком полюшке

Цветы рвала Олюшка,

Собирала ягодки

Мамочке своей.

Олюшку-голубушку

Поцелую в губушки,

Голубые трусики

Подарю я ей!

Сергей пел, звеня шестиструнной гитарой, обклеенной красивыми полуобнажёнными девушками, а Ольга слушала и смеялась таким же звонким и девичьем смехом – ей было очень хорошо вместе с надёжным, крепким и сильным другом и она даже не заметила, как сама прижалась к нему, к его широкому плечу.

Они пили вино, веселились, кушали фрукты и сладости, совсем забыв обо всём. И только поздно вечером, когда пришло время прощаться, Ольга вспомнила свою проблему с директором детского дома. Она снова загрустила, и её парень не мог этого не заметить.

– Ну, что опять такая грустная? – внимательно посмотрев на девушку, спросил Сергей.

– Серёжа! Ты можешь меня выслушать? Я серьёзно.

– Я тебя слушаю.

– Серёжа, это очень серьёзно. Меня хотят отвезти к психиатру. А потом положить в психушку.

– К кому? – дурашливо переспросил, ухмыляясь, Кузьмиченко. – Ты что, больная?

– Серёжа! Я тебя умоляю! Выслушай! Прошу тебя, выслушай меня до конца! – и девушка расплакалась.

Главшпан не выносил женских слёз... Пожалуй, это было единственное его слабое место.

– Да пошла ты, дура!

– Серёжа!

Парень бросился к машине и уже хотел захлопнуть дверцу, оставить девушку одну посреди ночи. Но что-то тронуло его. Да, он криминальный авторитет, лидер молодёжной ОПГ. Но не настолько, чтобы быть последним подонком, плевать в душу слабым девчушкам и втаптывать их в грязь. И уж тем более в таком глухом месте воспользоваться их слабостью, навалиться своей здоровой и плотной фигурой и овладеть по полной...

Нет, не таким был Сергей Кузьмиченко, сын бывшего командира ВДВ.

– Ладно, рассказывай, что у тебя, только не реви! – немного смягчился он.

Оля снова села рядом с ним на переднее сидение и всё рассказала. Парень выслушал её молча, не перебивая.

– А родных у тебя вообще никаких нет? – наконец спросил он, когда девушка закончила свой печальный рассказ.

– Нет, Серёж... Отец с матерью сгорели заживо со своими собутыльниками. Бабка с дедом по отцу от меня отказались, потом сами померли и дома мне своего не оставили. Жадные были очень. А дом потом алкаши растащили.

– А по матери есть какие родственники?

– Нет. Отец её без вести на войне пропал, а мать под поезд попала.

– Эх, Оля, Оля... – сочувственно проговорил Сергей. – Всё в твоей жизни сплошная трагедия.

– Это точно, – вздохнула девушка.

– Ладно, только не плачь. Что-нибудь придумаем, – Кузьмиченко завёл мотор, и машина, набирая скорость, поехала навстречу ночному городу.

Сергей остановил автомобиль возле пятиэтажного панельного дома. Улица тихая – почти все уже спали. Лишь в нескольких окнах горел свет. Кузьмиченко повёл Ольгу на третий этаж. Когда остановились у дермантиновой двери с большим глазком посередине, девушка испугалась.