Текст книги "Вымышленные и подлинные истории Алексея Иксенова (СИ)"

Автор книги: Алексей Иксенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

В палату стали заселять ещё больных, выведенных из наблюдалки.

Хромова не радовало такое пополнение, Федюшина тоже. Лишь Зыбову было все равно. Завтра день посещения, а к нему никто не придёт...

Вечером, попив горячий чифирь, Костя после кропотливой работы прилёг отдохнуть. Слава Богу, сегодня смена не Анны. Из-за этой нечистоплотной мрази пришлось столько страдать! Плевать на её салаты и остальные подачки, которые она раньше ему приносила. Вон пусть теперь к Ильязову пристаёт.

Зыбов вспомнил свою жену. Поначалу она его жалела, несмотря на все ссоры с Клавдией Васильевной. После того, как он при ней выписался, Катя ещё хотела с ним. Она укладывала маленького Никиту в комнате бабушки, а сама ложилась в другой, с мужем. Катерина пыталась быть ласковой, чтобы ублажить уставшего и пропитанного нейролептиками Костю. Но ничего не получалось. Катя возила своего супруга к столичному специалисту. Косте назначили дополнительное лечение – в половых отношениях два раза в неделю семейная пара добилась успеха. Константин устроился на работу дворником и много лет проработал, получая зарплату за уборку уличной территории и пенсию по инвалидности. Однако скандалы в доме не утихали – Катерина никак не уживалась со свекровью.

– Мало того, что ты родила слабоумного ребёнка, ты ещё посадила его мне на голову! – ругалась мать Кости.

– Будь проклят тот день, когда я его родила! С меня хватит!!! Я ухожу от вас! Найду себе другого мужчину, без такой мамаши, как ты! – раздражённо выкрикивала каждое слово Катя.

– Ах ты, неблагодарная дрянь! – Клавдия Васильевна с размаху ударила молодую женщину, и та заревела.

– Мама! Что ты делаешь! – выскочил из комнаты Костя. В другой комнате истошно кричал ребёнок. Глотала слёзы зарёванная Катерина.

– А ты молчи, сын! Мной все живёте, – не унималась разъярённая украинка.

Зыбов, прихватив с собой немного денег, выскочил на улицу. Справиться с двумя одуревшими бабами он не мог.

Пойду напьюсь. Больше не могу. Кто из нас болен? Они, или я, или сын? Уйти некуда...

На улице шёл затяжной дождь, порывистый ветер кружил мусор, осеннюю листву, добавляя назавтра дворникам работы. Серое, пасмурное небо угнетало и без того плохое душевное состояние. Вот и магазин. Надо выстоять большую очередь, купить вина.

Костя никогда не злоупотреблял спиртным – знал, что оно введёт его в психоз. К тому же он был на нейролептиках, из-за которых тяжело было работать. Но он не знал, как по-другому успокоиться, бороться со стрессовой ситуацией.

Наконец он взял бутылку, прихватил четверть буханки хлеба и небольшой шмат солёного сала на закуску. Сел в сквере, где когда-то в первый раз встретился с Катей. Открыл бутылку красного креплёного вина и стал пить из горла, как подросток, потому что стакана с собой не было. Мимо проходил алкаш – маленького роста худенький немолодой мужичок. Привыкший к халяве, он внаглую уселся рядом с Зыбовым, надеясь получить заветную порцию.

– Пошёл вон! Мразота... – рявкнул быстро запьяневший Костя. Его тошнило от вина, но ещё больше – от нахального алкаша.

– Ты чё! Я сейчас ребят позову! – пригрозил мужик и пронзительно свистнул, схватив за полы пиджака промокшего насквозь Зыбова.

Константин изо всей силы ударил дядьку, повалив его на землю.

– Ты меня попомнишь, педераст! – прохрипел вонючий мужик, сцепив прогнившие зубы.

Не оглядываясь, Константин быстро возвратился домой. И тут его снова понесло...

– Что, суки, жить надоело, да?! – бушевал в своей квартире невменяемый от выпитого вина и одновременно от обострившейся болезни Зыбов. Он схватил на кухне острый, как бритва, наточенный нож и бросился в комнату к своей жене. Но женщины там не оказалось – она ушла после очередного скандала с Клавдией Васильевной из дома. На улице усилился осенний ветер, и одновременно с ним забарабанил по стёклам проливной дождь. Ненастная погода как будто ещё больше нагнетала обстановку.

– У-у-у-бью-ю, сука! – схватив стул в комнате, Константин со всего маху запулил его в стенку. Посыпалась с потолка штукатурка, и разлетелись обломки деревянного стула. Глухой шум всполошил соседей, напугал в другой комнате малолетнего сына.

– Кого ты убить собрался? – услышал буян голос матери.

Клавдия стояла в дверях, на руках качая плачущего Никиту. Она казалась совершенно спокойной, давно зная характерные приступы заболевания сына. И знала, что он может быть социально опасным в этот момент для окружающих, при этом старалась сохранять спокойствие. Но это только внешне. Любой из нас знает, что любой маме себя в этих ситуациях сдерживать очень тяжело. Любой родитель в такие минуты рискует стать жертвой, если его сын или дочь совершенно не владеют собой, берут в руки что попало и движутся против своих же родных, как на ненавистного, злейшего врага, не отдавая отчёта своим действиям.

– Сын! Кого ты хочешь убить? Меня? Своего ребёнка? Катю? Кого, сынок? Что мы тебе такого плохого сделали? Скажи мне! – в голосе матери звучали чуть ли не рыдания.

Осенняя стужа дурманила голову Зыбова всё сильнее. Неожиданно настала минута просветления, и Костя остановился, отшвырнув в сторону обломок от стула.

– Мама! Мамочка! Я не хотел! Прости меня! – он упал на колени, обхватив пожилую мать руками, и зарыдал.

Внизу уже выла сирена вызванной соседями бригады «чумовоза». Зыбов снова вскочил и весь напрягся.

– Не поеду! Удавлюсь лучше, но не поеду! Живым не возьмёте! – закричал он и, оттолкнув мать, побежал к кухне. Та едва не упала вместе с малышом на пол. Костя рвался к балкону.

Оставив маленького на кровати, Клавдия Васильевна бросилась за обезумевшим сыном, схватив и удерживая его изо всех сил у балконной двери.

– Костя, не надо! Прошу, сынок! Не губи себя! Костенька!

В квартиру врывались люди в белых халатах и вязками в руках. Зыбов, встав во весь рост, крикнул им:

– Что, шакалы, приехали? Ну давайте, вяжите меня!

Несколько человек скрутили Зыбова и повели к машине. Позади, вся в слезах, за ними вышла пожилая женщина, забыв о плачущем на кровати Никите...

– Что это за больничный у тебя такой, Константин? – внимательно вчитываясь в листок бюллетеня, спросил Зыбова непосредственный начальник. – Ну надо же, какая печать! Районная психбольница...

– Я болел, – тихо ответил Костя.

– Ну, никто не отрицает того, что ты был нездоров. Факт тот, что тебя не было на работе несколько месяцев. Почти полгода. Да ещё ты лежал в психиатрическом стационаре. Ты хочешь, чтобы мы вот так просто платили тебе больничный лист за полгода каждый раз, как тебе вздумается туда лечь?

– К-куда лечь? – заикаясь от волнения, переспросил Зыбов. Он чувствовал, как холодный пот выступал по всему телу, а начальник сквозь очки смотрел на него совершенно спокойным, но в то же время пристальным взглядом.

– В психиатрическую больницу, – невозмутимо ответил Косте его шеф.

– Аркадий Семёнович! Выслушайте меня, я вас очень прошу... – торопливо забормотал Константин. – У меня жена, маленький сын. Он сроду слабоумный, очень нервный, понимаете... И мама, старенькая, тоже нездоровая.

– Понимаешь, Костя, принимая во внимание все твои доводы и твои проблемы в семье, мы все равно не можем тебя больше держать на рабочем месте! – Аркадий повысил голос.

– Почему, Аркадий Семёнович? – с дрожью в голосе спросил Костя.

– Да потому, что Игорь Витальевич нас всех с говном сожрёт! И меня, и тебя, и всю контору. К тому же мы в твоё отсутствие и так пошли на нарушение, взяли человека вместо тебя, прекрасно справляющегося с твоей работой. Так что пиши заявление об уходе задним числом. За два месяца тебе денег, разумеется, не полностью, может, и начислят. За остальное – извини.

– Как же я семью буду кормить?

– Поищи другую работу, хотя с твоим заболеванием я сильно сомневаюсь, что тебя куда-то возьмут. Знаю я твою болезнь, Зыбов. Шизофрения. Не так ли? Короче – заявление подписано, характеристику я тебе тоже написал на всякий случай. Можешь идти, получать деньги.

В отделении районной психбольницы снова много свободных шконок. Все хотят лечиться в областной – со всеми удобствами и лучшими врачами. В районную везут лишь местных или из деревень. Но и таких «желающих» находится немного. Поэтому больше стали направлять принудчиков, которые или совершили нетяжёлые преступления, или долечиваться на принудке после лечения в специализированных со строгим режимом психбольницах, откуда этапом направили Костю Зыбова.

До принудительного лечения Зыбов лечился в этой психушке всего три раза, став инвалидом второй группы. Что же натворил этот несчастный мужик, из-за чего теперь безвылазно лежит девятый год, потеряв навсегда мать, жену и сына?..

В истории болезни у заведующего отделением Куприянова Владимира Васильевича была выписка и заключение под нижней подписью председателя врачебной комиссии психиатров из города Сычёвка Смоленской области. Там было записано, что Зыбов Константин Олегович, находясь в невменяемом состоянии, совершил тяжкое преступление (ст.105 УК России): убийство с особой жестокостью гражданина Привольного Аркадия Семёновича, 16 ноября 1945 года рождения. Того самого непосредственного начальника, под чьим руководством был на последнем рабочем месте. А так ли это было на самом деле? Впрочем, психиатрам не было до этого никого дела. Есть следственные органы, психиатрическая экспертиза, судебные заключения. Больше врачей ничего не волновало. Их главная задача – лечить больных. Если принудительно – значит, таким путём. Здесь можно уже не выписывать совсем, лишь для видимости создавать раз в полгода (на деле значительно реже) врачебные комиссии, состоящие из начмеда психбольницы, заведующего отделением и лечащего ординаторского врача-психиатра.

Здесь, в районной психушке, лечащим врачом у Зыбова был Куприянов, а обязанности главного врача и начмеда исполняла заведующая третьим отделением – всё та же Быстрицкая. Так что все врачебные комиссии проводились ими на пару. Вдвоём они потом делили меж собой деньги, полученные в виде взяток от родственников больных, вдвоём решали дальнейшую судьбу больных, вдвоём они направляли Костю в эту страшную Сычёвку, откуда, казалось, не было возврата, и выходили оттуда немногие.

Однажды Зыбову приснился странный сон. Стоит перед ним его когда-то любимая Катя: красивая вся, одета в дорогое платье, шикарные туфли, модная причёска с чёлочкой набок, накрашенными ресницами и губами в ярко-красной помаде. Рядом с ней стоял подросший Никита.

– Что же ты, Костя, нас всех убил? – с какой-то жалостью в голосе произнесла она. Сын стоял тоже с печальным взглядом.

– Да не убивал я никого! Не убивал! – закричал во сне Костя и проснулся. Он уткнулся в подушку и заплакал.

– Зыбов, что орёшь? Снова в наблюдалку захотел? – дежурная медсестра с неприятной физиономией зашла в палату.

– Совсем охренел, сука! Спать всем мешает, – пожаловался ей на Константина алкаш Федюшин.

– Костя, я тебя спрашиваю, – понизила голос медичка.

– Сон страшный приснился, – ответил Константин. – У меня жена была, ребёнок. Сами всё знаете.

– Не нужно было нагружать себя на ночь мрачными мыслями, – ответила медсестра и ушла.

Обошлось, слава Богу! Не такая она уж и противная, эта медичка...

– Ещё раз выкрикнешь, падла... – пытался пригрозить ему обросший уже Славка, но из-за угла последовала брань бывшего военного офицера:

– Заткнись сам, алкаш! Не для того ли я Родину защищал, чтоб такие выродки вроде тебя небо коптили? Ты чё, мразота, к парню этому прицепился? Ты знаешь его жизнь? Сам лакаешь, как последняя свинья, за стакан любого убить готов! Пойдём сейчас выйдем в туалет, разберёмся. Я тебе рыло твоё алкашиное начищу!

– Всё ништяк, старина! – струсив немного, ответил Федюшин, уходя от конфликта.

– Смотри у меня! – погрозил ему бывший вояка.

Зыбов больше не спал, снова погружаясь в свои воспоминания...

Получив расчёт, Костя не спешил домой к жене. Мало того, что Катерина не ладила с Клавдией Васильевной – ещё и он придёт с такой «радостной новостью». Мать, конечно, всё поймёт и не осудит, а вот Катя... Она плохо знакома с подобными заболеваниями, хотя когда жила в детдоме, почти с грудного возраста оставшись без родителей, не раз видела, как отправляли неуправляемых детей и подростков в психбольницу. Видеть видела, но не знала, с какими диагнозами. Их называли психопатами, эпилептиками, но маленькой девочке мало тогда было известно о психических расстройствах. А про шизофрению, даже когда Катя подросла и вышла замуж, узнала впервые, когда при ней первый раз попал в больницу её муж Константин Зыбов.

Когда Зыбов, работая тогда дворником, попал в дурку, будучи нетрезвым и зачумлённым, Катя ушла со скандалом с его матерью. Как забирала спецбригада мужа – она не видела. Не знал и Зыбов на тот момент, куда ушла его жена. А ушла Катя к своему давнему другу, с которым была в одном детдоме. Витька Барсуков (так звали друга) после детдома получил приличное наследство от родственника, который в своё время от маленького Барсукова отказался. Родители Витьки рано умерли от ежедневного пьянства – вернее, их обоих зарезали собутыльники. Но тогда подобные бытовухи старались не разглашать, и маленькому Вите объяснили, что мама и папа сильно болели. Оставался единственный родственник, брат отца, одинокий мужик, красиво живущий в своём доме и ни в чём себе не отказывающий. Не желая принимать в свой дом обузу, дядька ответил отказом на просьбу об усыновлении от соцработников. Он привык к роскошной жизни, меняя женщин как перчатки, привык жить только для себя и думать только о себе. Пока Витька рос в детдоме, Барсуков-старший о племяннике даже не вспоминал, грея свою задницу в собственном доме. Он отлично справлялся со своей работой главного бухгалтера – на той самой фабрике, где много лет проработала украинка Клавдия Васильевна.

Однажды главбуху приснился страшный сон, что его хватает повзрослевший Виктор и сильными кулачищами бьёт по всему телу.

– За что? – только и успел прокричать во сне дядька и, захрипев, помер от страха.

Витёк, томившийся в то время в общаге, с радостью принял наследство своего дяди. Он получил помимо хорошей избы много денег и долго не работал, прогуливая их. Но, в отличие от своих родственников, Барсуков-младший был человеком гораздо проще характером и друзьям своим помогать не отказывался. Поэтому, когда Катерина пришла к нему вся в слезах, он, разумеется, принял девушку.

Таким образом, Катерина завела себе любовника в лице старого детдомовского друга. Зыбов мотался весь день по городу в поисках работы. Ходил он по разным конторам и производствам, но инвалиду по психическому заболеванию, тем более только что выписанному из психбольницы, все отвечали отказом. Уже прошли осень и зима после того, как он вышел из психушки. Наступила ранняя весна: очень быстро стаивал снег, а с крыш большими струями стекала вода. Глаза жмурило от солнечного яркого света, но ночью подмораживало, и дворники с раннего утра вынуждены были посыпать асфальт тротуаров гремучей смесью песка с солью. Костя тосковал по работе, но нигде его не принимали.

Вечером, когда лёгкий морозец начал покрывать лужи тонкой коркой льда, Константин по дороге домой столкнулся со своим бывшим руководителем, жившим от него неподалёку.

– Ну что, Константин Олегович, нашли себе работу? – насмешливо, сверкнув дорогими линзами своих очков, спросил он.

– Нет, Аркадий Семёнович, не нашёл, – опустив голову, грустно ответил Зыбов.

И добавил:

– Возьмите меня обратно, хоть на полставки, хотя бы за половину зарплаты...

– Я уже на твоё место принял человека, поэтому при всём желании не могу, – начальник напустил на себя сочувствующий вид.

– У меня жена, нездоровый сын, пожилая мать... – начал повышать свой тон Костя.

– А у меня не институт благородных девиц! Что мне прикажешь – под удар себя подставлять перед нашим директором ЖЭКа? – вспылил не на шутку бывший шеф.

– Да чтоб ты сдох, мразное животное! – в сердцах выкрикнул Зыбов.

– Чего? – громко переспросил Аркадий Семёнович. – Что ты сказал? Ах ты!.. – он попытался схватить Зыбова за грудки... И тут его окликнули:

– Эй, очкарик! Иди сюда!

Аркадий обернулся, выпустив Костю. Сзади него стояли два молодчика.

Константин, не желая вмешиваться, без оглядки пошёл быстрыми шагами ближе к своему дому. По пути столкнулся ещё с одной знакомой рожей. Это был тот самый маленький мужичок-алкоголик, которому он надавал за наглость перед тем, как его увезли в дурдом. Позже этот алкаш будет присутствовать на опознании и даст свидетельские показания против Зыбова.

Привольного убили случайные заезжие парни, которые в ту же ночь свалили из города. По своему внешнему виду они не вызывали подозрений и остались никем не замеченными. Беспредельщики даже не пытались избавиться от трупа, уверенные в своей безнаказанности. Убийство было жестоким – труп Аркадия Семёновича так и пролежал на примороженном асфальте до приезда опергруппы.

По показаниям единственного свидетеля Нагорнова Станислава Борисовича в лице того же алкаша-халявщика выходило, что тот видел убийцу (Зыбова Константина Олеговича), быстро уходившего от места происшествия. А точнее, от места убийства. Надо сказать, что местные оперативники не стали уточнять и сверять время, когда произошло убийство, и когда Зыбов убегал домой. Они даже не хотели признавать простую деталь преступления: что бывшего непосредственного начальника этого психбольного убивали двое, то есть группа лиц, а не один человек. К тому же Зыбов был слабее Привольного, но кто мог знать на самом деле, сколько сил может быть у буйного?..

Менты быстро приехали домой к Зыбовым, получив бумагу с подписью от районного прокурора.

– Уголовный розыск! Откройте! – потребовал один из оперативников в гражданской одежде. Остальные были в ментовской форме. Внизу уже поджидала машина, включив мигалку.

Перепуганная Катя быстро открыла дверь, не спрашивая у опергруппы даже документов. Клавдия стояла рядом, по привычке держа слабоумного внука на руках.

Костя лежал на кровати, когда в его комнату ворвались оперативники.

– Он больной! – пыталась защитить своего мужа Катерина. – Что он сделал? Костя даже мухи не обидит!

– Посторонитесь, гражданка! – властно повысил голос на неё молодой капитан УГРО. – Ваш муж подозревается в тяжком преступлении. Вот постановление прокурора.

Мент протянул женщине лист бумаги, где чёрным по белому был наспех напечатан соответствующий документ и резолюция прокурора района.

Костя пытался сопротивляться, чем усугубил своё положение. Здоровые молодые менты быстро скрутили несчастного. Катерина, вся бледная, обливаясь слезами, выбежала следом, но не смогла догнать оперативную машину. Клавдия Васильевна, шокированная произошедшим, словно застыла на месте с орущим от страха Никитой на руках...

Менты долго били Костю, вынуждая признаться, уговаривали, снова били, кидали, как мешок, в камеру. Наконец им удалось добиться подписей задержанного.

– Катя! Я ничего не сделал! Не верь им! – кричал несчастный и весь избитый Зыбов через решётку комнаты краткосрочных свиданий в СИЗО. Перевезли его туда из КПЗ через несколько суток после задержания.

– Костя! За что они тебя так? Костенька! Родной мой! – кричала его жена, обливаясь слезами. Мать не пришла – её с инсультом увезли в больницу. Никиту оставили на время соседям. Катерина пыталась ещё что-то сказать, но ей не давали. Сзади неё толпилась очередь родственников арестантов. Зыбова увели обратно в камеру. Там было много подследственных – татуированные, здоровенные мужики и тощие, но жилистые урки. Обстановка для многих «первоходов» пугающая. А уж человеку с психическим заболеванием и вовсе тяжело. Камера была душной – шли дурные запахи от параши и старого прогнившего умывальника. Пахло потом, нечистотами и мочой. Мужчины то и дело закуривали, кто-то умудрялся заварить чифирь и пускал трёхсотграммовую кружку по кругу.

Костю всё это напрягало, он держался от всех отдельно и всё больше отмалчивался. Но к нему и не приставали с расспросами – для сокамерников он не представлял особого интереса. Видимо, догадывались, что человек психически не здоровый.

– Зыбов! На выход! – крикнул тюремщик. – Стоять! Руки за спину! Шаг влево, шаг вправо...

Костя шёл, как в тумане. Болело во всём теле от побоев, голова кружилась. Бедняга чуть не упал на холодный пол от изнеможения.

– Шагай, падла! – ткнул Костю дубинкой в спину прапор.

Костантина увезли в психбольницу. Вскоре состоялась врачебная комиссия, затем суд с определением на принудительное лечение в специализированном психиатрическом стационаре строгого режима с интенсивным наблюдением.

Клавдия Васильевна умерла через несколько дней в реанимационном отделении городской больницы. Катерина плакала у гроба, просила у мёртвой свекрови прощения. Плакал и Никита. Молча стояли соседи, решившие помочь на похоронах.

А Костю увозили в закрытой машине в специализированную психушку с бесчеловечными условиями. О смерти мамы он узнал лишь случайно. Нетрудно догадаться, какое состояние постигло этого беднягу...

Через некоторое время Катерина оформила развод с Константином Зыбовым, сына навсегда отдала в интернат для умственно-отсталых детей и подростков, продала квартиру и окончательно сошлась с Виктором Барсуковым.

– Заба! Дай глотнуть! – с хитрющей, всё той же наглой улыбкой подошёл к Косте элтэпэшник Федюшин.

Константин молча протянул кружку. Он по-прежнему не мог отказать в этом удовольствии, хотя Славка был плохой товарищ.

– Слышь, что по секрету скажу, – зашептал молодой алкаш, когда они остались вдвоём в курилке. – Сваливать отсюда хочу!

– Ты что, в побег собираешься? – удивился Зыбов.

– Да затрахал меня ваш дурдом, Костян! Попить вина на воле хочется, с бабой побыть.

– Ты не говорил, что женат.

– Да я, Костыль, никогда женат не был. Но баб у меня хватает! У меня в интимных делах проблем никогда не бывало. Это ты у нас такой однолюб.

Костя посмотрел на Славку подозрительно. Он не привык к разврату. Федюшина он не уважал. Но и виду не подавал. Ещё хуже относился к Ильязову. Этого гада он возненавидел ещё в спецпсихушке. Разумеется, оба – и молодой алкаш из ЛТП, и гадливый насильник-татарин доверия у Зыбова не заслуживали. Но разговор Федюшина о побеге почему-то вызвал интерес.

– Костян, пособи мне! – тихо сказал Славка.

– Как? – спросил Зыбов.

– Подпили решётку в третьей палате. Ты туда больше вхож, чем я. – Федюшин протянул Константину маленькую пилку.

– Спалимся. И ты и я.

– Да ладно тебе!

Третья палата была почти пуста – из десяти шконок была занята лишь одна, и то тихоней. Больной молча лежал и постоянно глупо улыбался. Выходил он из палаты лишь справить нужду в уборной и поесть в столовой. Родственников у него не было, и тихушник доживал свой век на пожизненной койке.

Однако в палату частенько заглядывал медперсонал, поскольку через окно могли передавать остальным больным запрещённые продукты и вещи – ведь тихоня молчал и не думал никого закладывать. Никто и подумать не мог, что этот зверёныш когда-то отправил на тот свет своих родителей, зарубил и сожрал свою малолетнюю сестру. Долго хитрожопого тихоню не могли вычислить даже бывалые опера – соседи распустили слухи, что родные тихушника уехали в неизвестном направлении. Тихого убийцу даже звали Тихоном. Тихон Павлович Полетаев. Или Тиша.

Взяли Полетаева, когда он неожиданно сам прокололся. Но как – история об этом умалчивает. Вот и валялся этот Тиша тихонько себе в тихой палате, в углу.

Зыбов спрятал маленькую пилку в карман (шмонали его редко, как и старого вояку Игоря Ивановича) и зашёл в третью палату. Ох и подставляет меня этот Федюшин, зачем согласился? Но не назад же отдавать ему пилку?

– Здорово, Тиша! Ты всё один здесь? – миролюбиво обратился к тихушнику Костя.

– Пока один, – ответил маленький коротышка с улыбкой. – А тебе что надо?

– Тишуля! У меня к тебе просьба – отвернись к стене и как будто ничего не видишь, ничего не слышишь.

Тихон послушно повернулся к стене, а Костян подошёл к окну. Сегодня в палату никто не зайдёт – санитары вовсю квасят в наблюдалке, а медсёстры и санитарки – в сестринской. Празднуют какой-то никчёмный праздник. А впрочем, почему никчёмный? Вчера зарплату получили. Вот и лудят. А всё же подлец Славка! Если я попадусь, то он не при делах – ух и хитёр, сука!

С таким мрачным настроением Зыбов перепиливал оконную решётку, делая Федюшину медвежью услугу. Наконец железные прутья были перепилены и потихоньку откинуты на улицу. К полуночи в палату вошёл Федюшин.

– Ну что? Всё ништяк? – спросил он.

– Как видишь.

– Слушай, Зыба, а может, и ты со мной?

– А давай! – неожиданно согласился Костя.

– Ну так что? Рванём?

Славка бросил на прощание Тихону полпалки полукопчёной колбасы, принесённой подругой на свиданке.

– Тишуля! Помалкивай! – предупредил молодой алкоголик и стал перелезать в свободную, большую щель. Костя Зыбов последовал за ним. Тёмная ночь скрыла побегушников, благо наступала поздняя весна, и было очень тепло. Славка с Костей долго бежали по тёмному городу, пока не вышли к его окраине.

Федюшин зашёл в какой-то частный дом, где залаяла большая собака, готовая разодрать незваного гостя. В дверях дома появилась хозяйка средних лет в одном халате. Собака умолкла. Славка что-то сказал подруге, та поманила Зыбова. Втроём они вошли в деревянный дом.

Славка сидел за накрытым подругой столом, пил вино и рассказывал про дурдом, весело гогоча. Симпатичная женщина в малиновом халате, с короткой стрижкой, тёмными волосами и нежными голубыми глазами с подкрашенными веками долго слушала захмелевшего друга. Костя так и не притронулся к ужину, а женщина не настаивала. Она постелила Зыбову на диване в гостиной, и тот лёг, закрыв глаза. Спать не хотелось. Он ещё раз посмотрел на красивую хозяйку вполне приличного дома.

– Пойдём со мной, милый! – наконец сказала она и повела Славку в дальнюю комнату. Федюшин, мотаясь, что-то напевал ей пьяным голосом. А потом вдруг обнял её как родную и поцеловал в губы.

– Олюшка! Я...

– Тихо, Славочка, тихо! Ничего не говори. Я сама, – зашептала Ольга и сняла халат. Она долго ласкала пьяного Федюшина и, наконец, совсем раздевшись, громко застонала от интимной страсти.

Костя ворочался на жёстком диване и мучился от кошмаров, которые лезли в его больную голову. Надо было выпить с этим Федюшиным и разнести весь этот дом! Ненавистный дом какой-то лярвы, которая вот так запросто легла с этим пьяным ублюдком! Сколько их у него? Этих тупых подстилок, совершенно не разбирающихся в людях? Им лишь бы под кого-то лечь! И главное не с порядочным, чистоплотным мужчиной, а с пьяницей, с пропойцей, с грязным ничтожеством! Ну что же за дуры бабы! Об этом думал Зыбов, слыша сладострастные стоны из другой комнаты. Ему хотелось побыстрей убраться из этого проклятого места, где постоянно такой шалман и пьяные оргии. Но куда ему идти?.. Тикающие ходики на стене раздражали ещё больше, обстановка в хате с приличной мебелью и расписными картинами совершенно не радовала.

Утром, пока Ольга ещё спала совершенно голой, Зыбов и Федюшин покинули дом. Собака их не тронула – она тоже спала в своей конуре. Славка и Костя пошли к другой женщине, затем к третьей, пока одна из них не сдала беглецов милиции.

Произошло это по вине Зыбова, а точнее, из-за его болезни. Ночью у несчастного начались обильные галлюцинации: стены и мебель чужой квартиры, в которой он находился с Федюшиным, ехали перед глазами, а потом резко исчезли. Откуда-то набежала стая огромных крыс, появились другие незнакомые существа и животные. Константин стоял один среди этих монстров, его всего трясло. Он увидел вдруг стол с недопитой бутылкой и закуской, которую употребляли Федюшин с новой пассией. Зыбов схватил бутылку и замахнулся на тварей, окруживших его. Те с визгом отпрянули, а больной допил остатки вина в бутылке. Ему казалось, что он пьёт не вино, а кровь. Он попробовал поесть со стола, но в руке появилась вместо еды страшная птица без перьев. Она больно клевала Зыбова, наводя на него ещё больший ужас. Он отшвырнул очередное чудовище, больно ударившись о стену. Твари куда-то исчезли, и Костя увидел чёрное небо и такую же землю. К нему шли совершенно незнакомые люди с факелами в руках. И вдруг среди них Зыбов узнал одну женщину. Она тоже стояла с факелом в руке.

– Мама! – в ужасе закричал Костя, врываясь в комнату, где Славка на кровати занимался сексом с хозяйкой квартиры. Голая пассия лет сорока, с пышным телом, пронзительно завизжала, увидев безумца.

– Убери этого психа! – взвизгнула она и торопливо начала одеваться.

Федюшину ничего не оставалось, как применить кулаки. Он бил Зыбова долго и жестоко, а женщина бежала по улице к телефонному автомату.

– Менты! Сматываемся! – крикнул протрезвевший алкаш избитому Косте, но было поздно. Люди в форме вошли в комнату. Беглецам заломили руки и повели к милицейской машине. Хозяйка квартиры стояла напуганная и проклинала этот случай, который долго не выйдет из её головы. В милиции долго разбирались, опрашивали всех женщин, к которым ходили Славка и Константин, пока были в побеге. Подруг Федюшина привлекли к ответственности, а мужчин увезли обратно в психушку.

Через день состоялся обход, на котором присутствовали оба врача-психиатра, заведующий отделением Владимир Васильевич и врач ординаторской Виктор Михайлович.

– Ну надо же! Вот бы никогда не подумал! – насмешливо произнёс молодой психиатр, увидев привязанного Костю. – Ну и как на улице? На свежем воздухе? – врач тихо посмеялся.

– Ты лучше со своим решай! – буркнул на него Куприянов, которому было вовсе не до смеха. Со "своим" – это с Федюшиным. Молодой алкаш тоже лежал в наблюдалке, привязанный к шконке и обмотанный широким бинтом.

– А чего тут решать? Завтра же поедет обратно в ЛТП.

– Ну, вот и славненько! – удовлетворённо ответил зав.отделением.

А потом зло посмотрел на Зыбова и добавил:

– Тебя бы надо обратно в Сычёвку, надоело возиться с такими как ты, "голубчик"!

Федюшина отправили обратно в профилакторий; он сопротивлялся – не хотел ехать.

Костя Зыбов умер в наблюдательной палате от внезапного сердечного приступа. Во всяком случае, так поставили диагноз врачи. После его смерти в районную психбольницу маленького городка нагрянули проверяющие. На следующий день исполняющая обязанности главного врача и начмеда психбольницы Быстрицкая вызвала к себе Куприянова и предложила уйти по собственному желанию. Пожилой врач написал заявление и тут же рассчитался в один день. Вечером он крепко выпил и, перейдя дорогу в неустановленном месте, был насмерть сбит водителем грузовика.