Текст книги "Бешеный"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Извините, пожалуйста, – тихо произнесла она.

– Я понимаю, – прерывающимся голосом промолвил учитель, – и всей душой скорблю… – Что еще говорят в таких случаях, он не знал.

И вновь ее лицо переменилось. Казалось, она вовсе не плакала еще минуту назад, выражение горя исчезло, будто его и не было.

– Пойдемте на воздух, – предложила Настя, – утро такое чудесное… А по дороге поговорим… Не возражаете?

Олег, естественно, не возражал.

– Только мне надо одеться, – заикаясь сообщил он.

– Конечно, – девушка отвернулась к окну. Она снова попала в столб солнечных лучей. Солнце светилось в русых волосах. Олег засмотрелся на нее. Наконец он оделся, и они вышли из дома, провожаемые любопытным взглядом хозяйки.

– Может быть, сходим на кладбище? – несмело предложил Олег.

– Я была там вчера, – ответила Настя.

– Так это вы положили цветы? – обрадовался Олег. Загадка, оказывается, решалась так просто.

Девушка молча кивнула, и по лицу ее пробежала тень.

– Нет, на кладбище мы не пойдем, лучше куда-нибудь за город. Расскажите мне о последних часах отца, вообще все о нем расскажите, что знаете.

Поначалу сбиваясь и путаясь, Олег принялся повествовать о Владимире Сергеевиче, о том, как с ним познакомился, о своих приключениях. Скоро он перестал стесняться Насти, речь его полилась плавно и гладко. Говорить он умел. Настя не прерывая слушала, иногда кивала головой и даже всплескивала руками.

В лицах изобразил Олег мерзавцев Козопасова и Ситникова, негодяя Комара, недалекого Караваева.

Девушка изредка улыбалась, это прибавляло ему актерского пыла. Незаметно дошли до Монастыря.

– Это здесь и случилось? – спросила Настя. – Какое мрачное место. Словно специально создано, чтобы в нем разыгрывались трагедии. А нельзя ли попасть внутрь?

– Не получится, – без сожаления сказал Олег.

– Скажите, – поинтересовалась Настя, – перед своей гибелью отец беседовал с вами? Рассказывал что-нибудь? Мне очень хочется знать, что он чувствовал, загнанный в угол. Смирился ли со своей судьбой или искал путь к спасению?

Олег хотел было рассказать своей новой знакомой о ритуале передачи дара, но почему-то передумал. Передумал в самый последний миг. Что его остановило, он и сам не мог бы объяснить, но слова, готовые слететь с его губ, застряли в горле.

– Знаете, Настя, – вместо этого сказал он, – ваш отец был, как мне тогда показалось, не в себе. Все, что он говорил, выглядело бредом.

– И все же интересно, – произнесла Настя, – что именно? Не вспоминал ли о семье, обо мне?

– Что-то такое говорил, – неопределенно сказал Олег, – но больше о своей трагической судьбе, о предназначении, которое привело его на Голгофу. Вы даже не представляете…

– Слушай, Олег, давай перейдем на «ты», – Настя взяла его за руку. – Пойдем отсюда. Хорошо бы к речке. Есть поблизости речка?

На берегу мелкой извилистой речушки было, как всегда, совершенно пусто. Настя, прихватив свою спортивную сумку, скрылась в кустах и вскоре появилась, одетая в яркий купальник. Олег искоса смотрел на нее и прикидывал, как будет загорать, не имея при себе плавок. Настя зашла в воду по щиколотки и ударом ноги направила в его сторону тучу брызг.

– Мелковато здесь, – недовольно произнесла она, – окунуться негде.

– Повыше есть омуток, – подсказал Олег, – пойдем туда.

Между кустов в заливчике намыло небольшой пляж, а чуть поодаль было глубокое место. Олег уже пару раз там купался. Настя некоторое время плескалась, а потом улеглась на горячий песок рядом с юношей.

– А ты чего не раздеваешься, – недоуменно произнесла она, увидев, что Олег так и сидит в брюках на песке. Она весело рассмеялась, услышав о причине. – Ну уж ты совсем… К чему эти реверансы, раздевайся.

Слегка конфузясь, Олег разделся.

– Нормальный мужик, – с какой-то даже развязностью сказала Настя, оглядев его с головы до ног. Этот тон не совсем совпадал с тем представлением, которое Олег успел составить о девушке. Но он счел это столичной раскованностью.

Некоторое время оба молчали, потом Настя достала из сумки пачку сигарет и закурила.

– Ты же ничего не ел, – вдруг вспомнила она, – хочешь бутерброд?

Она достала из той же сумки промасленный сверток, завернутый в целлофан.

– Второй, – сообщила она, – первый уже съела. Мать на дорогу сделала. – Она развернула сверток и протянула ему бутерброд с сыром. – Ешь, не стесняйся. Отец мой был странным человеком, – затягиваясь, изрекла она. – Имел все, но вот сдвинулся…

– Ты считаешь, что он был сумасшедший? – чуть не подавившись куском, с удивлением спросил Олег.

– Не в обычном смысле слова, но был. А как же тогда ты объяснишь все его метаморфозы? Почему он оказался здесь?

– Но не все, кто находится в Монастыре, психически нездоровы, – осторожно начал Олег, – я на собственном опыте убедился…

– Брось! – перебила она его. – Я и без тебя знаю о роли психиатрии в нашей стране, я совсем о другом. Ну будь он диссидентом, тогда все понятно, но отец был предан режиму, да и не могло быть по-другому. Он ведь и сам из этого круга, и друзья его все оттуда. Из одной кормушки жрали! – ожесточенно произнесла она. – Так зачем же?.. – Она не договорила, затянулась в последний раз и далеко зашвырнула окурок.

– Мне он свою жизненную позицию излагал по-другому, – буркнул Олег.

– Интересно, как же?

– Я понял, что он не разделял общих убеждений…

– Да кто их разделяет! – запальчиво крикнула она. – Но зачем же жизнь другим ломать: мне, матери?!. Ты знаешь, мать должна была докторскую защищать – отложили! Даже вмешательство друзей ее отца не помогло. Да если бы только это! Я, между прочим, замужем была за одним очень перспективным дипломатом. Чего краснеешь, была! – Она зло посмотрела в сторону. – А теперь вот одна. И все благодаря папочкиному гонору! А может, это и к лучшему, – неожиданно спокойно произнесла она. – Там тоже нравы!.. Ты вон штаны при мне стесняешься снять, а эти… – она усмехнулась.

– Отец твой, может, и был плоть от плоти системы, – сердито сказал Олег, – но не был подонком. Систему он переделывать не собирался, но вот то, что его окружало, изменить стремился. Он сам мне рассказывал. Поэтому и строптивость проявил, поэтому и дневник вел.

– Тебе известно и о дневнике? – быстро спросила Настя.

Олег кивнул.

– А не рассказывал он, где дневник?

– Нет. Он только все время говорил, что если выберется отсюда, то с помощью дневника многим хвост прижмет.

– Эх, – вздохнула Настя, – как он был простофилей, так простофилей и помер. Хвост прижмет!.. А прижали ему! Ну да ладно! Надо напоследок еще разок окунуться в эту чудесную, не испорченную промышленными стоками речку, – засмеялась она, – да катить обратно. На могилке я посидела, с тобой потолковала, пора и в столицу.

Она разбежалась и плюхнулась в омут.

Олег лежал на песке, слушал, как сзади плещется Настя, и не знал, что предпринять. За последние полчаса образ этого ангела, сначала сформировавшийся в его сознании, полностью разрушился. В принципе, нормальная девчонка, вовсе не кисейная барышня, как он решил сначала. Но такой она нравилась ему еще больше. Ну и что, что была замужем…

– Эй, историк, – услышал он рядом, – иди в воду, ведь сгоришь. – Олег нехотя поплелся в речку. Возвращаясь из воды, он увидел, что Настя, отойдя чуть в сторону, переодевается.

– Зажмурься, историк, а то ослепнешь, – засмеялась она, – еще одним слепцом на земле станет больше.

Солнце стояло прямо над головой, когда они возвращались в город.

– Я и сама много думала про этот дневник, – задумчиво говорила Настя, – он мне как-то рассказал про него и даже показал. Роскошный такой блокнот, изготовленный для какой-то внешторговской конторы. Прочитал оттуда кое-что. А через пару недель его забрали. И блокнот этот искали. Обыска, конечно, не делали. Но как-то в пятницу мы с матерью уехали на дачу, а когда приехали, я сразу увидела, что у нас побывали гости. Нет, не воры! Работали они очень аккуратно. Но что искали именно дневник – точно.

– Так, может быть, нашли? – спросил Олег.

– Наверняка нет, потому что вызывали и мать, и меня и очень интересовались бумагами отца. Я, естественно, ничего не сказала, а мать, по-моему, и не знала о существовании дневника. Я и сама его потом искала, но безуспешно.

– Ну хорошо, – Олег задумчиво жевал травинку, – нашла бы дневник, что бы с ним сделала?

– Да то же, что и он. Передала бы за кордон.

– Да ты что?!.

– Они нашу семью разрушили, а я должна с ними церемониться? А может, шантажировала бы кого-нибудь из тех, о ком там написано.

– Ну и попала бы на место своего папаши, – саркастически промолвил Олег.

– Не попала, поумнее бы действовала! Слушай, – неожиданно произнесла она и с любопытством посмотрела на юношу, – а ведь если найти дневник, можно таких дел наворочать, таких дел! – Она остановилась, сняла с ноги босоножку и вытряхнула оттуда песок, потом испытующе посмотрела на Олега.

– А ты бы не поехал со мной искать дневник? Мне кажется, тебе можно доверять, ведь отец тебе верил!

Еще пару секунд назад Олег робко размышлял, как бы предложить Насте помощь в поисках дневника, и вот она сама просит его об этом. Он и мечтать о подобном не смел.

– Да ладно, – вдруг сказала Настя, – я пошутила. – Она надела босоножки и двинулась дальше. Олег молча пошел следом.

– А если не пошутила? – неожиданно обернулась она. – Поедешь со мной?

Олег посмотрел в эти серые глаза, еще несколько часов назад казавшиеся ему наивными, и утвердительно кивнул в ответ.

А еще через несколько часов они ехали в поезде по направлению к Москве. Кроме них, в купе был пожилой отставник. Он спешил на встречу со своими фронтовыми товарищами, приуроченную к годовщине начала войны. Весь вечер он предавался боевым воспоминаниям, перемежая их прикладыванием к бутылке коньяка. Немножко выпил с ним и Олег. Старик скоро набрался и, скинув пиджак со множеством орденов, медалей и памятных значков, улегся на нижнюю полку и захрапел.

Олег же лежал на верхней полке и смотрел в раскрытое окно. Стояли самые длинные дни в году. Прохладный ветерок врывался в купе и приносил с собой запахи цветущих лугов, речной прохлады, крепкий дух нагретых за день шпал. И эта смесь плюс легкий привкус коньяка во рту, аромат духов лежащей напротив женщины создавали неповторимый букет, который в сознании Олега ассоциировался с будущими невероятными приключениями.

Глава третья

Когда Олег утром проснулся, отставник еще храпел. Насти же на месте напротив не было. Но вскоре она появилась, умытая и освеженная. Привел себя в порядок и Олег, а потом они вместе отправились завтракать в вагон-ресторан. Когда вернулись в купе, то увидели, что там появилась новая личность. Это был такой же пожилой гражданин, как и их сосед с нижней полки, но, в отличие от первого, вместо позванивающих орденов и медалей на его пиджаке красовался широкий квадрат наградных планок.

Фронтовики познакомились, по-видимому, в поезде, и их беседа только-только начиналась.

От нечего делать Олег стал прислушиваться к разговору ветеранов и очень скоро заинтересовался им.

Сначала речь шла о том, кто где воевал. И хотя сражались они, как выяснилось, на разных фронтах, нашлись общие знакомые, поскольку воевали оба в саперных войсках, вспоминались имена больших военачальников. Второй ветеран тоже ехал на ежегодную встречу, но не в Москву, а в Ленинград. Разговор постепенно перешел в спор: на каком фронте было тяжелее. Тут оба старика начали горячиться, и все чуть было не кончилось ссорой, но беседа неожиданно получила очень интересный поворот. Начал его тот ветеран, что появился позже.

– Вот ты говоришь, – обращаясь к своему собеседнику, сказал он, – что ваш батальон всегда посылали вперед, а мы что, в тылу отсиживались?

– Я этого не говорил, – заявил первый ветеран. – Но ваш фронт всегда был каким-то второстепенным.

– Второстепенным! – язвительно промолвил второй ветеран. – Когда перед атакой ползешь проходы в минных полях делать, не больно-то думаешь, второстепенный ты или нет.

– Это верно, – вздохнул первый, и медали у него на груди тихонько зазвенели. – Или переправу под огнем наводишь, – добавил он примирительно, – все верно. Сколько ребят полегло. Смерть, она всегда к саперу ближе, чем, например, к артиллеристу.

Собеседник согласно кивнул головой.

– Когда дело делаешь, не больно-то думаешь о ней, костлявой, – продолжал первый свою мысль. – Вот ждать тяжело, когда уже знаешь о задании. Тогда чего только не передумаешь… Однако не все боялись. Были ребята, которым сам черт не страшен. Воевал в нашем взводе Колька Бульбаш, он был родом откуда-то с Полесья, так он ничего не боялся. Бывало, надо наводить переправу, знаешь, что немцы там каждый метр пристреляли, сидишь, трясешься, а он только посмеивается. Отпетый был парень. И ни одного ранения не получил, даже царапины.

– Бывает, – согласился второй ветеран.

– А знаешь, откуда его смелость? Заговоренный он. Сам признался. «Я, – говорит, – как на войну уходил, так бабка родная меня заговорила. Она в деревне слыла ворожеей. От любого железа заговорила, хоть от пули, хоть от осколка. И от штыка или сабли тоже. Так что мне бояться нечего. Единственно, сказала, может тебя серебряная пуля срезать, но немцы серебряными по мне вряд ли стрелять будут». И правда, пули его не брали, вроде даже отскакивали от него, во всяком случае, он так утверждал.

– Повезло парню.

– Да нет, – сообщил ветеран, – видать, не от всякой смерти его бабка заговорила. Уже в Восточной Пруссии ночевали мы как-то в брошенном фольварке, а утром немцы начали нас обстреливать из орудий. Снаряд в крышу попал.

Так Кольку потолочной балкой пришибло. От дерева, видишь ты, он заговорен не был. Оба замолчали, вспоминая каждый свое.

– А вообще на войне много загадочного случалось, – первый ветеран задумчиво посмотрел в окно. – Помню, был у меня дружок, Иваном звали, сам он вятский. Веселый парнишка, гармонист. Как-то раз гляжу: на нем лица нет. Молчит, ни на кого не смотрит… Я его спрашиваю, мол, в чем дело? Не говорит. А тут нас посылают мост взорванный восстанавливать. Он надевает чистую смену белья все так же молча. Я ему: «Чего ты, Иван, психуешь?..»

«Убьют меня сегодня», – отвечает.

«Да брось ерунду толковать!»

«Ночью в землянке, когда все спали, мать-покойница ко мне приходила».

«Приснилась, что ли?»

«Нет, взаправду явилась. Я до этого спал. Вдруг словно кто меня толкнул. Просыпаюсь – мать возле стоит, на меня смотрит. Ребята рядом храпят, а я слова сказать не могу. И она молчит. Постояла минуты две, повернулась и пошла к выходу, а потом обернулась и манит за собой. Я за ней… выскочил из землянки, а кругом никого. Понял я: она меня к себе звала, показала, чтобы приготовился».

Я и убеждал его, что все это чепуха, и смеялся над ним, бабой суеверной называл, развеселить пытался – бесполезно. А через пару часов на этом самом мосту его и убило. Налетели «мессеры», и очередь пулеметная прошлась прямо по нему.

– Случается, что ж, – равнодушно сказал второй ветеран. – Однако я в эту ерунду не больно-то верю. Повидал не меньше твоего, бывали истории на первый взгляд необъяснимые, но, если вдуматься в их суть, все равно находишь объяснения. А на чертовщине далеко не уедешь. Там, где кончается материализм, начинается всякая ерунда и безыдейность, одним словом, не наша идеология.

– О! Да ты, я вижу, в политработниках ходил. А говоришь, что наш брат, сапер, – произнеся эту тираду, первый ветеран насупился, поджал губы и отвернулся к окну.

– Не надо! – второй ветеран тоже заметно разозлился. – Не комиссарил я, а кончил войну командиром взвода, но вот разговоры о всякой чепухе типа той, которую ты нам сейчас поведал, всегда пресекал. И не потому, что считал их идеологически вредными, а просто подобные побасенки расхолаживают бойцов, мешают быть собранными. Вон молодые люди слушают, – он кивнул на Олега и Настю, – что они о нас подумают? Что боец Красной Армии был заражен суевериями?

Сидящие внизу замолчали, и Олег было решил, что разговор закончен, но первый ветеран не выдержал.

– Суеверия!!! – язвительно произнес он. – Может, и суеверия, а ты знаешь, что и Верховный был не чужд суевериям?

– Сталин, что ли? – насмешливо спросил второй. – Ну уж и загнул!

– А вот был! – крикнул первый. – И состоял при нем специальный человек – оракул, если так можно выразиться. И Сталин пользовался его предсказаниями.

– Дальше ехать некуда! – тоном, каким обычно разговаривают с умственно отсталыми, произнес второй ветеран и поднялся. – Налицо старческий маразм, – сказал он Олегу, с интересом наблюдавшему за всем происходящим. – Так он договорится, что Иосиф Виссарионович гадал на картах и кофейной гуще и Георгий Константинович, очевидно, тоже… – И идеологически подкованный ветеран покинул купе.

Подверженный суевериям фронтовик еще некоторое время сидел, уставившись в окно, а потом посмотрел на Олега.

– Видел, – сказал он, – всякие среди нас есть. Сапером он был… Хотелось бы взглянуть на его военный билет. Небось при ОСО состоял или в СМЕРШе. Хотя, конечно, всякое случается, может, и свой брат окопник… Одно ясно, не чета мне, культурный… Но если я сам свидетелем был тому, что рассказал! – Он ударил кулаком по маленькому столику, отчего стоявшая на нем пустая бутылка из-под коньяка упала на пол. – А у Сталина оракул был, я точно знаю.

– Вы успокойтесь, – примирительно произнес Олег.

Но фронтовик только махнул рукой.

– Пойду в ресторан, – рассеянно сказал он и тоже вышел.

– Вот как бойцы вспоминают минувшие дни… – усмехнулась Настя.

– Не стоит над ними смеяться, – Олег серьезно посмотрел на девушку. – Они заслужили уважение.

Настя только хмыкнула в ответ.

Отступление четвертое

Оракул (настоящее имя и фамилия неизвестны)

Ветеран был отчасти прав, когда во всеуслышание заявил, что при Сталине состоял некий прорицатель. Отчасти потому, что точной информации на этот счет не существует. Никаких документов не сохранилось. Остались только смутные слухи, которые некоторое время ходили в народе, но за распространение подобных слухов полагалось десять лет без права переписки.

Безусловно, где-то есть и свидетели, но они упорно молчат. То ли не желая бросить тень на своего поверженного кумира, то ли просто помня пословицу «Молчание – золото»… Достоверно известно только, что делалось несколько попыток найти своего рода эксперта по оккультным делам. Еще в конце двадцатых годов в Москве появился некий француз, выдававший себя за коммуниста. Имея отличные документы, он пристроился в аппарат Коминтерна. Но не это было главной его задачей. По-видимому, он анонимно представлял какие-то круги, связанные с оккультными организациями. В двадцатые годы на Западе широко распространилась версия, что большевики – это-де представители власти антихриста. Отсюда вполне естественным было желание наладить связь с ними некоторых мистических группировок. Однако сами большевики дьяволо-поклонниками себя не считали. Француз некоторое время скрывал свои намерения, но потом, добившись встречи с одним из руководителей страны, раскрыл перед ним, зачем, собственно, приехал, и был встречен полнейшим недоумением. Вначале его даже приняли за сумасшедшего, но чуть позже эксперты из ОГПУ разобрались, что к чему. Некоторое время посланцу темных сил пришлось посидеть в изоляции, а позже его выслали на родину.

Тут возникает вопрос, а был ли глава государства суеверен?

На первый взгляд он кажется бессмысленным. Как мог человек, по команде которого уничтожались многие сотни храмов всех религиозных исповеданий, быть подвержен суевериям? Да и сама марксистско-ленинская теория не допускала существование иррациональных сил. И все же нельзя забывать, что вождь всех времен и народов в молодости получил религиозное образование. В этом есть некая закономерность: многие страстные революционеры в юности были близки к клерикальным кругам. Взять хотя бы Фиделя Кастро, который воспитывался у иезуитов.

То, что заложено в детстве и юности, накладывает неизгладимый отпечаток на всю жизнь. Отсюда, видимо, и интерес, который проявлял отец народов к парапсихологии и фигурам, ее представляющим. Одной из таких личностей был Вольф Мессинг, известный в довоенной Европе телепат и медиум. Мессинг был польским евреем. Его сверхъестественные способности проявились еще в детстве. Когда почти ребенком он бежал из дома, то, не имея денег на билет, залез под скамейку в железнодорожном вагоне, но был извлечен оттуда проводником. На строгое требование предъявить билет он с испугу протянул проводнику случайно оказавшийся под рукой клочок бумаги. Каково же было его удивление, когда проводник не только не выбросил его из вагона, но и вежливо поинтересовался, почему, имея билет, молодой человек залез под скамейку? Клочок бумаги благодаря силе внушения был принят за плацкарту. Мессинг и сам не подозревал о своих способностях, но, поняв, каким даром обладает, решил не зарывать его в землю.

Легенда ли описанный выше случай или правда – останется на совести Мессинга, рассказавшего о нем в своих воспоминаниях, однако его имя вскоре появилось на афишах цирков и варьете сначала Польши, а затем и всей Европы. Мессинг в общем-то проделывал номера, которые и раньше были хорошо известны: читал мысли на расстоянии, погружал людей в транс и внушал им разные поступки, мог предсказать судьбу… Однако в отличие от многих других ясновидящих и медиумов его предсказания обладали высокой точностью. Не гнушался он и политических предвидений. Так, он предсказал оккупацию Чехословакии и дату начала второй мировой войны. Предсказал он также и поражение Германии в этой войне, и год и месяц смерти Гитлера, за что Гитлер объявил его своим личным врагом.

После нападения Германии на Польшу Вольф Мессинг бежал в Советский Союз. Здесь он и прожил остаток своей жизни, продолжая концертную деятельность почти до самой смерти. Сразу же после того, как Мессинг появился в СССР, он привлек к себе внимание НКВД. Некоторое время он воспринимался как обыкновенный шарлатан, но продемонстрировал свои способности, сумев получить в банке крупную сумму денег, предъявив кассиру совершенно чистый лист бумаги. Именно после этого его захотел увидеть глава государства. Такая встреча состоялась. Если верить все тем же воспоминаниям Мессинга, Сталин проявил к нему неподдельный интерес, долго расспрашивал о жизни, о механизме его дарования. Зашла речь и о политических предсказаниях. Мессинг, опять же если верить его воспоминаниям, назвал точную дату нападения Германии на СССР.

Как бы там ни было, встреча со Сталиным для Мессинга никаких последствий не имела.

Возможно, после встречи с Мессингом Сталину и пришла в голову мысль завести собственного домашнего прорицателя. Разведка неоднократно докладывала, что в окружении Гитлера, который очень увлекался мистицизмом, существуют подобные личности. Не то чтобы вождь народов стремился не отстать от своего немецкого антагониста, однако в борьбе все средства хороши. Почему бы не завести собственного придворного оракула? И соответствующие органы занялись поисками.

Вначале, по-видимому, роль оракула хотели уготовить самому Мессингу, но Сталин категорически отверг эту кандидатуру. Во-первых, Мессинг был хорошо известен в Европе, кроме того, он был евреем, а к евреям Сталин относился с большим подозрением, да и сами манеры, внешний вид и речь (Мессинг до самой смерти говорил по-русски с сильным акцентом) не понравились вождю.

– Нужен наш, русский человек, – твердо сказал он.

Такую личность стали искать. Первое время поиски не давали результатов. Личности, на которых выходили, были либо шарлатанами, либо умалишенными.

К тому же сам поиск был затруднен начавшейся вскоре войной, да и желающих соваться в пасть ко льву не находилось. И все-таки человек был найден. И найден, как ни странно, именно в сумасшедшем доме. Тут следует оговориться, что все нижеизложенное, вероятно, не более чем легенда, поскольку ни документальных свидетельств, ни показаний очевидцев не сохранилось.

Перед тем как познакомиться с оракулом, Сталин затребовал его личное дело. Прочитав его, он пришел в странное состояние. Ему захотелось смеяться и ругаться одновременно.

– Что это? – брезгливо отодвинув папку, спросил он у Берии.

– Именно о таком человеке и шла речь, – осторожно сказал тот.

– Да это же какой-то больной!

– Несомненно, – ответил Берия.

– И при этом ты считаешь, что он?.. Сталин внимательно посмотрел на Берию. Тот стоял в тени. Освещен был только стол, за которым сидел Верховный. Мягкий свет настольной лампы высвечивал небольшую короткопалую, покрытую пигментными пятнами и редкими рыжими волосами руку хозяина, лежащую поверх папки с личным делом оракула. Пальцы руки слегка сжались, точно хотели скомкать содержимое папки. Пенсне Берии сверкнуло.

– Тут написано, что этот… объявляет себя сыном Николая Романова – Николашки Кровавого.

– Больной! – вкрадчиво произнес Берия.

– И ты смеешь подсовывать мне какого-то психопата?

– Все, что он предсказывает, сбывается, точность невероятная. Проверяли много раз. Это не шарлатан. Больной, несомненно, но не шарлатан.

– Да, я прочитал, – Сталин нехотя поднялся, подошел к окну. За ним была ночь. Мгла, казалось, сгустилась и стала осязаема.

– … И мальчики кровавые в глазах, – неожиданно сказал Верховный.

– Что? – не понял Берия.

– Пушкин, Лаврентий, Пушкин! «Борис Годунов». Там тоже есть юродивый. И он один говорит царю правду… «… Вели их зарезать, как зарезал маленького царевича». И мне твой юродивый будет напоминать о зарезанных? Ты сам-то его видел?

Берия кивнул.

– Ну?

– Личность в высшей степени странная. Изрекает, невзирая на звания. Ничего мерзавец не боится. Мне он предсказал… – Берия запнулся и замолчал.

Сталин нетерпеливо кашлянул.

– Сказал, что расстреляют меня… Сталин хмыкнул:

– Тут не нужно быть особым пророком, ну а ты что?

– Дал ему по морде.

– Нехорошо бить блаженных. Ладно, приведи. Через час оракул был доставлен. Отослав сопровождающих, Берия стоял у дверей, ожидая дальнейших приказаний. Сталин кивком головы показал, что тот свободен, потом включил верхний свет, чтобы лучше разглядеть оракула. Он обратил внимание, что приведенного только что побрили, на лице было несколько запудренных порезов, и подстригли заодно, одеколоном несет, как от Ворошилова. И одели-то в военное обмундирование, только без знаков различия, ну прямо энкавэдэшник! Сталин усмехнулся, потом посерьезнел. А может, и вправду энкавэдэшник? Подобрали подходящего хлопца, придумали легенду… Так, конечно, проще. Но они не знают, что и он – Сталин – обладает даром, он тоже умеет предвидеть!

Сталин молча разглядывал приведенного. Лет сорок, наверное. Лицо тупое, взгляд как бы ушел в себя. Сталин заметил на лице оракула несколько оспин. Это почему-то обрадовало его.

– Ишь ты, тоже рябой, а Берия говорил, царский сын, – он усмехнулся, взял оракула за рукав. – Садись, пожалуйста. – Тот покорно сел.

С кем только не приходится встречаться, удивился про себя Сталин. Он еще раз посмотрел на этого якобы пророка, и ему стало скучно.

В конце концов, какая разница, больной он, энкавэдэшник или действительно пророк? Что он может сказать ему? Победим ли мы немцев? Победим! Это он и без него знает. Что ждет его самого? Сталин на секунду задумался: представляет ли это интерес? Безусловно, представляет. Своя судьба, конечно, очень интересна, и все же стоит ли ее искушать и общаться с подобными личностями? Он вспомнил, что в детстве в Гори какая-то цыганка нагадала матери, что ее сын будет царем. Долго соседи смеялись. Заморыш Coco – царем!

Царем он стал. А смех тот обидный до сих пор помнит. Ничего, кроме горечи, знание о будущем принести не может. Люди не любят, когда им говорят правду. Еще в древности всех этих сивилл, пифий ненавидели потому, что они предсказывали только несчастья.

А ведь верно: истинный прорицатель может предсказать именно только несчастья.

Сталин сбоку посмотрел на пророка: кто он? Скорее всего простой мужик, каких вокруг миллионы. Откуда к нему пришел дар пророчества? Кто знает… Остриженная под машинку круглая голова… Что скрывается в этой черепной коробке?

– Тебя как зовут? – спросил он у странного человека.

Тот по-птичьи наклонил голову набок, словно к чему-то прислушался. В это время напольные часы мягко пробили три.

– Петух пропел, – неожиданно сказал человек.

– Петух… – повторил за ним Сталин. – «На святой Руси петухи поют…» – процитировал он.

– Но день будет не скоро, – продолжил неизвестный.

– А когда? – равнодушно спросил Сталин.

Человек замолчал, что-то обдумывая.

– Не скоро, – повторил он монотонно.

– Без тебя знаю, что не скоро! – грубо промолвил Верховный. – Ну давай, изрекай, когда наступит царство Божие, вещай…

Человек поднял голову и впервые прямо посмотрел на вождя. Рот его открылся, точно он хотел что-то сказать, но не решался.

– Не надо, – сказал Сталин, – уходи!

Он дотронулся до кнопки звонка. Возник Берия.

– Забери его, – произнес Верховный. Он на минуту замолчал, обдумывая что-то. Берия ждал дальнейших приказаний.

– Верни откуда взял, но смотри не обижай, ты понял?! Не обижай! Он мне еще понадобится.

После их ухода Сталин еще некоторое время раздумывал о том, правильно ли поступил, не выслушав этого странного человека. Он закурил и, окутанный клубами дыма, задумчиво сидел за столом, глядя в одну точку. Выходило, что правильно.

Больше Сталин никогда с этим человеком не встречался, но часто вспоминал о нем. А не лучше ли было все-таки порасспросить его, разобраться: шарлатан ли он или истинный пророк. И появлялось желание снова увидеть его. Но интуиция подсказывала: «Не делай этого», – а Сталин верил в свою интуицию.

Вот и все, что можно сказать о встречах вождя с оракулом. Много позже этот незначительный случай трансформировался в народной фантазии в таинственный и даже зловещий союз двух сверхъестественных личностей. Родилась и пошла гулять легенда. Как почти в каждой легенде, в ней было зерно истины, но не больше. Хотя кто знает? Может, и встречи-то никакой не было, а всю эту галиматью придумал подлец Берия, а его злобные и тупые клевреты запустили ее в массы? Темное это дело. Весьма!

* * *

Поезд приближался к столице. Все чаще за окнами стали мелькать рабочие городки и поселки, все меньше было расстояние между станциями. Шоссейные дороги то подходили вплотную к железнодорожному полотну, то виляли в сторону. Олег от нечего делать смотрел в окно на весь этот калейдоскоп жизни и в какой уж раз спрашивал себя, чего ради он поперся неизвестно куда и зачем, вслед за совершенно незнакомым человеком. Приключений, видите ли, захотел. Мало ему было приключений в Монастыре! Он покосился на противоположную полку, где спала Настя, – она вообще спала почти всю дорогу. Ну что он о ней знает? Кроме того, что она рассказала, – ничего. Да и правдой ли была рассказанная история? Красивая девка, спору нет, и неглупа к тому же. Олег вгляделся в лицо спящей. Ее порозовевшие щеки и полуоткрытый рот производили впечатление детской незащищенности, но вдруг Олегу почудилось нечто зловещее: то ли туго натянутая кожа на скулах, то ли темные круги под глазами. И зубы беленькие и остренькие, как у ведьмы. Олег усмехнулся и снова отвернулся к окну. Глупости!