Текст книги "7 дней в июне"
Автор книги: Алексей Ивакин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц)
Утро началось для меня со звонка Олега.
– Привет!
– Привет, – взглянув на часы – полшестого утра, – что-то случилось, что ты в такую рань звонишь?
– Да мне только что тёща звонила.
– Опять винца хочет передать? – я вспомнил, какое хорошее было вино в прошлый раз. Теща у Олега в Татарбунарском районе живет, а там для винограда раздолье.
– Нет, она какие-то странные вещи сообщает. Будто бы над её селом самолеты пролетали. Много, низко и все с черными крестами.
При упоминании самолетов, я прислушался. Сегодня ночевал у дочери. Надо сказать, что живу недалеко от военного аэродрома, который в Одессе совмещен с аэропортом, плюс там же авиаремонтный завод. Поэтому рев турбин военных самолетов приходится слышать довольно часто. Но не в это же время! Значит турбины ревут не на заводе. Звук усилился, я подошел к боковому окну и увидел, как в сторону моря взлетели одна за другой четыре пары истребителей. Не разобрал только из-за дальности расстояния – МиГи или Сушки.
– Может, учения – у меня здесь два звена на взлет пошли. Наверное, керосину поднакопили и летают – президент же обещал, что поможет армии в боевой подготовке…
– Да она говорит, что те самолеты станцию железнодорожную бомбили…
– Что за ерунда? Она вчера не напраздновалась где-нибудь на свадьбе?
– Тёща у меня трезвенница.
– А чего вдруг на улице так светло? Октябрь все же. В это время еще темно должно быть.
– Это точно. И тепло слишком – я во дворик вышел тебе позвонить, так стою в одних трусах и совсем не холодно. Слушай, а вдруг война?
– С кем? Молдаване на нас не полезут, а румыны без НАТО не дернутся…
Да меня это и не колышет – я не в запасе, а в отставке, призыву не подлежу. Ладно, сейчас перезвоню на бывшую работу, может быть, что-нибудь выясню.
– Да! – в трубке раздался голос с кавказским акцентом.
– Самвел, привет! – начальник учреждения был немного моложе меня, однако мы вместе прослужили больше двадцати лет и во внеслужебной обстановке обращались друг к другу на «ты».
– Привет, Сергей. Что у тебя? Только побыстрее – у нас тревога.
– А по какому поводу?
– А черт его знает. Самое интересное, что заранее не предупредили.
– А команда от кого поступила?
– От дежурного по управлению, но он тоже ничего не знает. Позвонили из комендатуры гарнизона, приказали поднять весь личный состав учреждений по тревоге и перейти на усиленный вариант несения службы. Он их было послал подальше – мы же воякам не подчиняемся, но через пять минут перезвонил начальник управления и подтвердил команду. Вот и собираемся. Всё, мне некогда. – в трубке запикали гудки отбоя.
Интересно, что же случилось?
Телефон разразился мелодией Джо Дассена. Жена. А ей чего не спится? На работу только завтра, внучки у нас – спи, сколько влезет…
– Да, солнышко!
– Сережа, звонила Лена из Вилково (жена двоюродного брата моей Тамары). Их бомбили.
– Кто?
– Самолеты с черными крестами на крыльях. Винтовые, двухмоторные. И со стороны Дуная стрельба и взрывы…
Да это уже черт знает что такое!
– Тома, ты не волнуйся, я через часа полтора приеду.
– Только побыстрее, мне что-то страшно стало.
Так, включить телевизор. УТ-1 – новости – ничего необычного, 1+1 – тоже. Президент в Тернопольской области сегодня проведет совещание с местными властями…
Интернет – обычная рутина, грызня политиков перед местными выборами. Ну-ка на Львовские новины – ага, там тоже бомбили город, призывы местной власти к населению сохранять спокойствие, воззвание УНА-УНСО к свои членам собираться к офису организации. Похоже, что действительно война. Но с кем?
Посмотреть иностранные сайты? Так языкам не обучен – немецкий в школе и институте давно позабыт, кроме самых употребительных слов. Поляки? – нет никаких соединений…
Набираю Олега.
– Ну, что узнал?
– У меня сосед – офицер. Вызвали по тревоге.
– На моей службе бывшей тоже тревогу объявили. Вилково бомбили и Львов тоже. Если судить по крестам на самолетах – немцы. Но смысл? Границы общей у нас нет, да и нет у ФРГ винтовых бомберов.
– А вдруг перенос?
– Как у Логинова? Только теперь Украина провалилась? Смеешься? Это только у нас на форуме всерьёз обсуждается подобное, и то только как теория…
– Ну а если все же действительно?
– Не знаю… Подождем, что власти скажут.
– Слушай, а позвони Нике в Киев – у меня денег на счету нет.
– Сейчас попробую.
Отыскиваю номер.
– Ника, здравствуй! Как там у вас?
– Ой, знаешь, наверное, теракт на соседней улице был, или газ взорвался – в четыре часа проснулась от грохота, а там дом рушится.
– Вряд ли теракт – я полазил по интернету и звонили нам с Олегом – Львов бомбили, Вилково, еще кое-где. Больше похоже на войну.
– С кем?
– И я хотел бы знать…
Звоню Андрею:
– Ты в курсе, что творится?
– Только что звонил знакомый из Тернополя – там тоже попытались бомбить город. Однако зенитчики долго разбираться не стали – огонь открыли сразу.
– Это в войсках кто-то отчаянный – стрелять без приказа…
– Не, там же наш Гарант Конституции ночевал, соответственно все силовые структуры повышенные меры безопасности приняли. Вот ПВО и среагировало своевременно. Сейчас президент летит в Киев и по прилету выступит перед народом по телевидению.
– Послушаем, что он скажет.
– А я только вчера свои емкости топливом залил. Пятьсот тонн. А продать оптом сходу некому. Боюсь, что конфискуют все топливо для армии.
– Сочувствую, но, может быть, выкрутишься – есть же и более крупные торговцы, за них в первую очередь возьмутся.
Телевидение прекратило развлекательные программы. На всех общенациональных каналах заставка – украинский флаг и надпись: «В 10–00 – обращение Президента к народу в Верховной Раде Украины».
Десять часов. На экране – шумный, заполненный депутатами зал. Взволнованный спикер объявляет чрезвычайное заседание Рады открытым. В наступившей тишине появляется гарант, проходит к трибуне.
– Граждане Украины! Господа депутаты! На нашу страну произведено военное нападение.
Зал взрывается недоуменными выкриками: «Кто? Москали чертовы! Доигрались!»
– Нападение осуществлено по всей протяженности западной границы страны. Пограничники и воинские части дают отпор врагу. По предварительным данным, на нас напала фашистская Германия, по крайней мере, в Тернополе я лично видел самолеты с фашистскими крестами. Как это стало возможным, почему – вопрос сегодня не очень важен. Сейчас необходимо организовать отпор агрессорам. Я связывался с президентами Беларуси и Литвы – на территории их стран также вступили немецкие войска. Белорусы дают жестокий отпор захватчикам. Связи с европейскими правительствами нет. Я, как верховный главнокомандующий, отдал приказ нашим вооруженным силам отразить нападение врага и объявляю военное положение на всей территории страны. Прошу Верховную Раду сегодня же принять пакет законов военного времени. Фашисты должны получить немедленный и жестокий отпор. Кроме того, я имел телефонную беседу с Президентом России. Они окажут нам всю необходимую помощь в отражении агрессии – шестьдесят пять лет назад наши народы вместе победили фашизм, теперь мы тоже должны быть вместе…
После выступления президента тишина в зале сменилась шумом. Руководитель страны прошел на свое место в ложе, а часть депутатов чуть ли не наперегонки бросилась к трибуне, требуя слова. Спикер пытался утихомирить порыв народных избранников, но рвущиеся к микрофону Рады не сдавались. Тогда взглянув на президентскую ложу, и получив оттуда какой-то сигнал, он объявил, что слова еще раз просит глава государства. Гарант Конституции не стал спускаться вновь к трибуне, а взял в руку микрофон в ложе.
– Шановни депутаты. Я понимаю ваше желание высказать свое мнение по самой на сегодняшний час важной проблеме страны, однако вам предложен пакет законов военного времени. Пока вы здесь митингуете, на границе и в западных областях гибнут наши солдаты. Поэтому я прошу вас принять законы, а потом можете продолжить обсуждение вопроса.
– Это провокация и попытка конституционного переворота с целью захвата власти! – прервал говорящего руководитель крупнейшей оппозиционной фракции в парламенте, менее года как потерявшей власть, – Какие немцы, какая война! Это грандиозная провокация партии власти!
– Господа депутаты! – голос президента, усиленный динамиками легко перекрыл вопли в партере, – Вы быстро, даже слишком быстро убедитесь, что я не обманываю ни вас, ни народ Украины. Ситуация действительно чрезвычайная. Поэтому еще раз прошу проголосовать за принятие пакета законов военного времени. Если в течение часа вы этого не сделаете, – в руках оказалась красная папка, из которой глава государства вынул лист бумаги с каким-то текстом, – то передо мной проект Указа о роспуске парламента, который я буду вынужден подписать прямо здесь, чтобы Рада не мешала мне выполнять обязанности Верховного Главнокомандующего и защищать страну от агрессоров.
Депутаты ошеломленно притихли, чем сразу же воспользовался спикер, объявивший начало голосования. Предложенный пакет законов был принят. Председатель парламента их тут же подписал и передал на подпись президенту
Президент поблагодарил парламент за разумный подход к вопросу и заявил:
– Господа, можете продолжать обсуждение, а я попрошу телеоператоров, допущенных на заседание побольше снимать происходящее здесь – народ должен знать своих героев. Да и Службе Безопасности, думаю, будет интересно – во время военного положения депутатская неприкосновенность отменяется… – и быстрым шагом покинул здание Рады.
Дожидаясь на остановке маршрутки, я напряженно размышлял, что делать дальше. Судя по имеющейся информации и заявлению президента, либо Германия перенеслась в будущее – то есть наше настоящее, либо территория бывшего СССР – прошлое. Однако, отсутствие связи с руководителями других держав и иностранного сектора Интернета склоняло меня ко второму варианту. Особых сомнений, что немцы получат по зубам, не возникало – даже почти уничтоженная стараниями украинской власти армия вполне в состоянии дать отпор врагу, стоящему на гораздо более низком технологическом и военном уровне. А если образуется блок РБ, РФ и Украины, то разгром фашистов – вопрос весьма недалекого времени.
Но как это событие – перенос – отразится на моей жизни и жизни перенесшихся стран? Я набрал номер жены:
– Солнышко, у нас есть еще те доллары, что собирали на кондиционер? Есть? Немедленно, повторяю, немедленно беги к обменнику и меняй их на гривны по любому курсу. Приеду – объясню, но тогда может быть уже поздно. И возьми на эти деньги несколько ящиков мясных консервов, я подъеду и мы вместе с Сашей перетащим домой. Еще по мешку макарон, гречки, риса, соли и сахара. Картошка? Какая картошка? Потом купим, никуда она не денется.
Аналогичное указание дал и дочке, кратко разъяснив, зачем и почему.
По дороге на поселок сделал пересадку на Бунина и снял в банкомате всю наличность с карточки – и остатки пенсии и заначку. Влез в маршрутку – звонок от жены.
– Слушаю!
– Сережа, мне даже к окошку обменника подойти не дали – купили втрое дороже вчерашнего курса. Ты уверен, что не ошибся, решив обменять валюту?
– Я-то уверен, а вот те, кто её купил, очень скоро пожалеют об этом.
– Сергей, говорят, что война началась. Тебя или Сашу заберут?
– Кого заберут, так это Андрея – он же срочную отслужил, да еще и водитель в придачу. Я уже невоеннообязанный, а Саня не служил – какой от него прок? Пока обучат и война закончится.
Приехав домой, зашел к жене на работу и в несколько ходок вместе с пасынком перетащили купленное домой – хорошо, что жена в магазине работает. Пасынок тоже в этом же, но у него сегодня выходной.
Так, теперь надо решать вопрос с работой. Думаю, что цены сейчас резко пойдут вверх, и одной пенсии не хватит на жизнь, а нынешняя работа быстро закончится – кому в военное время нужны интерактивные клубы?
Где искать? Так, раз бывший СССР перенесся, то он становится мировым лидером по части высоких технологий. Чтобы им и остаться, надо будет производить высокотехнологичную технику. Но то, что выпускают сегодня из подобной техники – это в основном сборка из импортных комплектующих. Значит, надо будет осваивать производство всего этого у себя. Будут строиться и перепрофилироваться заводы, в первую очередь электронной промышленности. Надо будет искать работу там, налаживал же я оборудование на бывшем «Эпсилоне».
Берлин. Петр Михайлов. Эмигрант– Герр Михайлов, герр Михайлов – стук в дверь и громкий голос фрау Марты, хозяйки пансиона, могли разбудить даже мертвеца.
Вчерашняя вечеринка затянулась до утра и я, скромный ассистент звукооператора киностудии УФА, русский эмигрант Пётр Михайлов, мечтал провести это воскресное утро в постели, но судьба в лице строгой хозяйки, была немилосердна со мной. Накинув халат и надев тапочки, я открыл дверь.
– Доброе утро, – моё лицо попыталось изобразить подобие улыбки – Фрау Марта, зачем так громко стучать?
– Герр Михайлов, вы русский… – это был не вопрос, а утверждение. Пожилая женщина была так взволнована, что даже не пожелала мне доброго утра:
– Герр Михайлов, сегодня рейх объявил вам войну.
– Мне? – от удивления я зажмурил глаза и потряс головой. Конечно, вчера мы с ребятами из ассистентской группы крепко выпили, но самым криминальным было совместное пение
«Так за Царя, Отечество и Веру…» – по-русски, естественно.
– Нет, герр Михайлов, не вам, а России, советской России – твёрдо произнесла хозяйка.
– Фрау Марта, в советской России красные, а я белый русский и к большевикам никакого отношения не имею, поэтому попрошу вас больше меня не беспокоить! – протараторил я, пытаясь собраться с мыслями.
Старушка кивнула, что-то решив для себя и, наконец, пожелав мне доброго утра, ушла.
Мысли путались в голове, и мне пришлось долго возиться, чтобы сварить себе кофе на керосинке. Жидкое топливо, как и многие продукты, были по талонам, но УФА – это волшебная страна, где можно было всё достать. Сухой хлеб с маргарином и немного джема я проглотил, не заметив вкуса еды.
Война… Война с Россией, эта мысль не оставляла меня. Я покинул Россию маленьким мальчиком, и всё что сохранилось в моей памяти, это пароход, слёзы отца и далёкий тёмный берег, исчезающий в тёмных морских волнах.
Я включил радио, и с Нью-Йоркской станции перестроил на волну Берлина. Несколько минут из динамика неслись звуки марша, затем диктор объявил речь Фюрера. Мне, иностранцу, выступления Гитлера всегда казались смешными, но сегодня было не до смеха. Впервые я пожалел, что не курю. Талоны на табак – это валюта и многие друзья завидуют мне, но сейчас я отчаянно хотел затянуться сигаретой. Москва молчала, я не мог поймать ни Радио Коминтерна, ни Горький и лишь в конце шкалы, сквозь треск помех я различил русскую речь.
– …и премьер-министр Владимир Путин. О пробках в Москве мы поговорим через пять минут, а сейчас песня – мелодия была совершенно необычна и незнакома, негромкий мужской голос напевал завораживающие слова в непривычном ритме. Я схватил карандаш и начал записывать текст песни прямо на салфетке. Последние слова исчезли в грохоте помех. Потратив ещё полчаса на поиск этой радиостанции, я выключил радио.
После второй чашки кофе мне в голову пришла идея отправиться в кафе «Рейман», там часто собирались репортёры «Берлинер тагерблатт» и «Дойче альгемайне цайтунг», гораздо более осведомлённые, чем жучки из эмигрантского «Нового слова».
Быстро одевшись, я спустился по лестнице и, кивнув занимавшей свой ежедневный пост у окна, фрау Марте, вышел на улицу.
Война с Советским Союзом никак не отразилась на жизнь Берлина, парадно одетые пожилые пары неспешно возвращались домой с воскресной проповеди, запоздавший молочник медленно катил на своём фургоне, негромко звеня пустыми бутылками, а вдали проехал, увешанный рекламой двухэтажный автобус. Единственными признаками войны было обилие военных и отсутствие частных автомобилей на улицах.
На перекрёстке меня догнал Воробьянов, молодой активист РОВС, постоянно околачивавшийся при фон Лампе. Мы встречались с ним раньше в церкви, но мой отец был «деникинцем» и с «врангелевцами» я дела не имел. Поэтому мы с Воробьяниновым пересекались очень редко.
– Здравствуйте, Пётр! Вы уже слышали про войну? – запыхавшись, спросил он: – Это так здорово!
– Что же хорошего в том, что немцы напали на Россию, милостивый государь? – хмуро ответил я, не поздоровавшись.
– Ну что Вы, Гитлер наконец разгонит эту большевистскую сволочь, – глаза Воробьянинова горели огнём. – Алексей Александрович сегодня сказал, что придя вслед за германской армией, мы принесём свет свободы порабощённой комиссарами стране!
– Идиот, идти освобождать Россию на немецких штыках? Посмотри на них! – я показал рукой на колонну марширующих эсэсовцев. – Вы думаете, что они дадут вам власть? Даже не мечтайте! Прав генерал Деникин, а вы со своим дурацким лозунгом «Хоть с чёртом, но против большевиков», убирайтесь к этому самому чёрту! – я уже кричал.
– Предатель, большевик! Я всё расскажу Алексею Александровичу. Нас тысячи, а вас единицы! – голос Воробьянинова сорвался на фальцет, после он попытался ещё что-то произнести, но только беззвучно открывал рот.
Я отвернулся от него и пошёл к центру. Вдруг моё внимание привлёк необычный гул, это не было похоже на шум двигателя аэроплана, но я поднял голову. Высоко в небе блестела маленькая точка летательного аппарата, за которой тянулся шлейф дыма. Сперва мне показалось, что произошла катастрофа и двигатель загорелся, но ровный полёт аэроплана говорил об обратном. Проходившие мимо меня берлинцы не обращали внимание на небо, оно их не интересовало, если не было сигналов воздушной тревоги. Постояв минуту, я продолжил свой путь к Курфюрстендамм. На Кудамме людей было намного больше, прохожие собирались у радиоточек в ожидании экстренных сообщений, но по радио передавали только марши.
В кафе было на удивление пусто и никто не мог поделиться со мной новостями. Мне пришлось заказать у кёльнера чашечку кофе. Он здесь был натуральный, со сливками, но очень дорогой. Приготовившись растянуть эту чашечку на час-другой, я вытащил из кармана салфетку с записанными словами песни и начал по памяти подбирать музыку.
– Петя, что вы здесь пишете, надеюсь вы не собираетесь стать репортёром или это место заразно? – Урсула фон Кардоф, ведущая страничку моды в «Дойче альгемайне цайтунг», улыбалась мне своей дежурной улыбкой.
– Добрый день, Урсула, – я вежливо улыбнулся своей давнишней знакомой и сдвинул свою писанину на край столика. – Я жду ваших коллег, которые просветят меня о подробностях сегодняшних событий.
– Вы о войне? Я говорила о ней со своей подругой. О! Майн Готт, я вас не представила – она обернулась к стоявшей рядом с ней красивой девушке.
– Мария, позвольте представить, это Пётр Михайлов, он тоже русский эмигрант, а познакомились мы на берлинском радио, у Гиммлера.
Глаза Марии широко раскрылись и в них появился страх.
Мы с Урсулой засмеялись, переглянувшись:
– Нет. Не у того Гиммлера, у его брата Эрнста – главного инженера берлинского радио.
– Ну и знакомые у вас, – золотоглазая девушка фыркнула и бесцеремонно уселась за мой столик.
Урсула странно посмотрела на подругу и присоединилась к нам.
– Петя, а вы поэт – Мария внимательно читала мои записи на салфетке.
– Нет, я ассистент звукорежиссёра на УФА.
– Какой странный у вас слог, – она обворожительно мне улыбнулась, не обратив внимания на мои слова.
– Это так необычно – побледневшие листья окна зарастают прозрачной водой… Это ваше?
– Это не я, это песня. Я услышал её сегодня по радио из России, там ещё было что-то странное про какого-то премьера Путина и пробки в Москве.
Её улыбка завораживала меня.
– Ерунда, – Мария внимательно посмотрела на меня. – Такой песни не может быть в Советской России, вы поймали Харбин и речь наверное шла о премьер-министре императора Пу И.
Перевернув листок, она удивлённо подняла брови:
– Вы и музыку записали? Скажите, Петя, а вы умеете музицировать?
Тут я понял, что для неё я буду всегда только Петей, и наваждение спало с меня.
Петя, Петя-петушок… Золотой гребешок. Кажется, так маман мне пела?
– Да, я немного играю на пианино.
– Отлично, я сегодня приглашена к Бисмаркам и беру вас с собой.
– Кстати, а меня зовут Мария Васильчикова, а то некоторые забыли все правила хорошего тона! – девушка весело поглядела на Урсулу.
Озадаченное выражение лица Урсулы, не покидало её, на протяжении всего нашего разговора с Марией. Она даже не пыталась прервать свою подругу.
– Очень приятно, Пётр, – пролепетал я, пытаясь понять, в качестве кого или чего меня пригласили на великосветскую вечеринку. Мне было известно про сестёр Васильчиковых, но светские круги, где они вращались, были для меня недоступны.
Когда мы встали из-за стола, я положил рядом с чашкой серебряную монету в две рейхсмарки. Кёльнер улыбнулся и подмигнул мне, когда пропустив дам, я выходил из кафе.
С Урсулой мы попрощались у нависшего глыбой, мрачного здания издательства «Кениг».
Пройдя, квартал я обратился к спутнице:
– Мария, как вы относитесь к большевистской России? Я покинул Крым восьмилетним мальчиком и знаю её только по рассказам семьи.
– Знаете Петя, я тоже плохо помню Россию, но большевиков ненавижу. Из-за них мы потеряли свой дом, мой отец, как дикий зверь пробирался через леса, спасая свою жизнь – в её глазах появился лёд, когда она говорила о семье:
– Не знаю, как вы, но я считаю очень хорошей новостью, что Сталин и Гитлер сцепились друг с другом. Один из них уничтожит другого и сам потеряет все силы в этой драке.
– Мария, ведь это не драка, это – война! И тысячи людей погибнут в ней, – возразил я.
– А мне наплевать на других людей, – тоном капризной девочки ответила она. Красивой девочки. Очень красивой.
– Петя, ну что вы о политике, сейчас ещё ничего не известно, – Мария снова улыбнулась. – Вот пройдёт неделя и всё будет ясно. Мой знакомый из управления генерал-майора Вагнера, сегодня утром сказал, что война закончится, самое большее за два месяца. Вермахт даже не заказал зимнее обмундирование, а на складах нет масел для зимы.
Она снова превратилась в весёлую девушку, беззаботно щебечущую о предстоящей вечеринке.
– Петя, с вас закуски! Что-либо мясное, баварские колбаски или сало, фюрерпакеты не надо, там всё равно некому готовить, кухарка уже ушла. А я организую бренди, американское бренди, у офицеров генштаба уже изжога от французского коньяка, они слишком злоупотребляли трофеями.
Мы разошлись, договорившись встретиться у станции подземки.
Продовольственный вопрос за последний год сильно осложнил жизнь берлинцев. Карточки на хлеб, официальные нормы на мясо и двести грамм маргарина в месяц… Они только спасали от голода. А вот роскошествовать не давали.
После победы во Франции в Берлине возник чёрный рынок. Военные продавали привезённые из оккупированных стран продукты и фюрерпакеты – продуктовые наборы для отпускников. Крестьяне через маклеров торговали, утаенными от чиновников продовольственной службы, излишками. Если ты знал к кому и зачем обратиться, то найти килограмм отличной ветчины и три фунта копчёного с чесноком сала, было достаточно просто. Сотрудники УФА питались в столовых киностудии без продовольственных карточек и почти бесплатно, так что красно-чёрных хлебных карточек на обмен у меня было много, и через полтора часа я стоял с двумя бумажными пакетами в условленном месте, ожидая свою спутницу.
Мария появилась точно в назначенное время и, кивнув мне, начала спускаться на станцию подземки. Интересно, подумал я, русские в эмиграции быстро приобретают местные черты, пунктуальность в Германии, напыщенность в Англии и бесцеремонность в САСШ.
В дребезжащем вагоне метро мы молча проехали две остановки и вышли.
Выйдя из подземки, она снова окинула меня взглядом и произнесла:
– Я смотрю, у вас неплохой улов?
– Если знать рыбные места, улов всегда будет неплохой, – весело ответил я.
Помолчав минуту Мария, вновь обратилась ко мне:
– Скажите, почему вы живёте в Германии, а не во Франции? Ведь ваш отец был близок с Деникиным?
– Папа в генштабе занимался Австро-Венгрией и всегда мечтал побывать в Вене. В двадцать шестом году семья поехала в Австрию, и отец, по случаю, купил домик в Зальцбурге. Почему именно там? Мама очень любила Моцарта. Я поступил учиться в Берлинский университет, технические дисциплины здесь преподают гораздо лучше, чем во Франции или в Австрии…
Я так и не привык называть Австрию – Остмарк.
– А ваша семья так и живёт в Зальцбурге?
– Нет. После смерти мамы отец отправился к друзьям в САСШ и застрял там, после начала войны. Плыть через Атлантику очень опасно, а ехать через Советскую Россию он не может. Наш дом в Зальцбурге я сдаю, а живу и работаю здесь, в Берлине.
– Как хорошо иметь свой дом, – задумчиво произнесла Мария. – А наш дом захватили большевики, мама живёт в Италии, а папа лечится после перехода границы.
Вдруг Мария замолчала. Лицо ожесточилось:
– Мой кузен служил во французской армии и уже второй год в плену, а я ничего не могу сделать, понимаете, ничего!
За разговором мы подошли к нужному нам дому, консьерж открыл парадное, и мы поднялись на третий этаж. Дверь нам открыла хозяйка квартиры – миловидная брюнетка. Расцеловавшись с хозяйкой, Мария представила меня уже собравшимся гостям.
– Господа, это Пётр Михайлов, звукорежиссёр студии УФА, ученик самого Фридриха Шнаппа.
Моя спутница меня снова удивила. Она знала Шнаппа, известного звукорежиссёра Рейхрундфункгруппе.
– Ну что вы, я всего лишь ассистент, – лукаво смутился я.
– Не обращайте внимания, это очень скромный, но талантливый молодой человек, – продолжала моя спутница.
Среди гостей преобладали военные, хотя были и мидовские чиновники, дамы же щеголяли вечерними платьями. Я был редким штатским в этом сборище погон и мундиров. Хотя стол уже был уставлен разнообразными бутылками с вином, наше бренди было встречено с явным энтузиазмом всей мужской половиной компании, не остались без внимания и мои скромные дары. Общими усилиями стол был накрыт и после второй рюмки, завязалась оживлённая беседа. Хозяйка в окружении двух офицеров генштаба внимательно слушала мидовца, затем кивнув ему повернулась ко мне:
– Пётр, вы знакомы с Ольгой Чеховой?
– Да, – честно ответил я. – На прошлой неделе она мне сказала: «Милый мальчик, принеси мне быстрее стул!»
Все засмеялись. Офицер повернулся к своему коллеге:
– Похож на Кейтеля в ставке.
Мило улыбнувшись ещё раз, хозяйка извинилась и перешла к другой компании.
– Герр Михайлов, что вы, как эмигрант, думаете о начавшейся войне? – спросил мидовец.
Офицеры тоже смотрели на меня с интересом.
– Я инженер и не разбираюсь в политике, но не думаю, что в России повторится французская прогулка.
– Почему вы так думаете? – спросил офицер.
– Судя по сообщениям, всё идёт по плану, под Белостоком готовится окружение, а у Гудериана дела ещё лучше, за исключением нескольких казусов.
– А группа «Север»? – в разговор вмешался второй офицер.
– Ерунда! Риттер фон Лееб отличный командующий, у него прекрасные офицеры, а сбой связи вызван непогодой. Утром по всей границе творилось чёрт знает что, но операция началась по плану. Хотя у Геринга что-то темнят, похоже слишком большие потери, но на выступе сожжено и сбито более пятисот русских самолётов.
– Минуточку внимания господа, сейчас Пётр Михайлов споёт нам новую русскую песню.
Златоглазка стояла в дверном проеме и, держа бокал с вином, лукаво смотрела на меня.
В груди похолодело, но я стряхнул оцепенение и подошёл к роялю. Когда пальцы прикоснулись к клавишам, волнение полностью покинуло меня, я прокашлялся и начал вступление.
«Крики чайки на белой стене»
Все замолчали, внимательно слушая меня.
«Две мечты, да печали стакан
Мы, воскреснув, допили до дна.
……………………………………
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой»
Играть я кончил в полной тишине.
Затем они захлопали мне. Я стоял, не зная, что мне делать, даже Мария хлопала, восторженно глядя на меня.
– Господа, но это не моя песня, я услышал её сегодня по радио! – начал было оправдываться я. Но меня, слава Вседержителю, прервали.
– Радио, господа, надо включить радио, – произнёс державшийся до этого в тени, хозяин квартиры.
– Петя, покажи, где ты нашёл эту песню, – тут же вмешалась Мария.
Я подошёл к огромному Телефункену и начал крутить ручку настройки.
Продравшись через треск помех я наткнулся на мощный и чистый сигнал:
«Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения, наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории – двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал своё наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие российской армии и армий братских белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни.»
– Что это? – спросил генштабист
– Похоже, это Москва – ответил я, и начал переводить.
«Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг – тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ – уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжёлая цена»
Я старательно переводил дословно, не понимая смысла и половины фраз, какие «шестьдесят пять лет назад», почему «бывшего Советского Союза».
«Сейчас воля Провидения дала нам ещё один шанс – уничтожить коричневую чуму двадцатого века практически в самом начале её кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники двадцать первого века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.
Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своём месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всём мире.
