Текст книги "7 дней в июне"

Автор книги: Алексей Ивакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)

– Вы! Скоты! – закричала она. – Вы сюда людей давить приехали? Звезды нацепили – совесть продали? У нас мужья, – вокруг заводилы тут же начала сбиваться группа неуловимо похожих на нее женщин, – там, – взмах рукой в сторону, куда указала антенна станции, – остались, а вы здесь водку жрете?

Она подошла слишком близко и почувствовала запах перегара, исходивший от Игоря – такая у него особенность организма, стакан выпьет – потом разит сутки.

– Успокойтесь, гражданочка, мы здесь тоже делом занимаемся. – попытался разрулить намечающийся скандал Володя.

– Делом? – выкрикнула «джинсовая», бросившись к кабине. – Вот ваше дело! – отодвинув замешкавшегося Андрея, стоявшего у правой задней двери, она как кошка прыгнула в салон и извлекла оттуда полупустую бутылку виски.

– Мажоры херовы! – толпа начала заводиться, – и раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да…лядей в тачках трахаете? Где ваши…ляди? – А ну, бабы, давай тачки выворачивать, – она бросила кол на землю, и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился – за волосы, за «хлястики» полевых погон, за ремни – за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел – да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову – схватиться за оружие – разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОН – все, включая немцев, носатых, неносатых, всех наших – оказались на земле.

– А это что за твари? – продолжала разборку «джинсовая». – До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? – она указала на троих «вонючих» немцев, которые были в салоне «Тойоты» – четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики – все воюют уже, мой-то – второй день – ни звонка, ни СМС, а вы тут… – голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.

Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния – и тут все испортил Ленчик.

– Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы (Мы?) – спецгруппа, диверсантов ловили!

– Диверсантов? Так это немцы, что ли? Аааааа! – заорала «джинсовая» и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все = женщины, мужчины, старики – все устремились за ней.

– Стоять! Стоять, стрелять буду! – Володя передернул затвор АКМСУ и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа, нашедшая выход для своего гнева и страха, толпа, вооруженная всем подряд – топориками, кольями, металлическими мисками, ложками – всем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда – сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и «носатые». Глухие звуки ударов, сдавленные стоны… Опера, «привлеченные», мы с Андрюхой – кинулись к этим островкам ненависти, надеясь успеть хоть кого-то спасти – не потому, что кого-то из избиваемых нам было жаль – потому, что они были нам нужны. Вова, выпустив в воздух весь рожок, застыл – стрелять в наших людей он не смог. А взлетающие над толпой – точнее, теперь уже двумя частями толпы – руки продолжали свою работу. Оттуда уже начали продираться наружу те, кого придавили, те, кто успокоил свой гнев и, отойдя, начал ужасаться тому, что только что натворил. Но основная часть – так и продолжала работать руками, ногами – и все это под мат, ор и вой.

Все кончилось, когда воздух разорвали звуки выстрелов КПВТ. Подъехавший БТР с Саниными орлами задрал ствол «крупняка» в воздух и выдал длинную, патронов на десять, очередь. Из «МАЗа» выскочили «студенты» и начали отодвигать женщин в стороны от наших машин, не особо церемонясь, но и не пуская в ход приклады автоматов. Толпа, состоявшая из забрызганных кровью, калом, мочой людей отхлынула – и нашим глазам предстало то, что еще совсем недавно было четырьмя немцами и двумя «носатыми». Не нужно было быть специалистами, чтобы сказать – они мертвы, окончательно и бесповоротно. Мда, вот и съездили за языками. Их ворот части высыпали вооруженные солдаты – увы, слишком поздно – похоже, что мы крупно облажались.

– Где эта курва? – сменивший рожок Володя передернул затвор, – Я спрашиваю, где эта джинсовая курва?

ткуда-то из глубины толпы вытолкнули «джинсовую», уже без топорика. Она, как затравленный зверек, озиралась по сторонам.

– Вова, кончай, ничего уже не вернешь.

– Не вернешь? Я сейчас этой Хакамаде гребаной матку наружу выверну.

– Ну вывернешь, а дальше-то что? Не видишь – у нее крыша съехала, муж воюет…

– Да какое воюет? – возмутилась одна из женщин, прибежавших от своей машины уже после того, как все кончилось. – Светка, ты ж вчера со своим и Ольгой – это дочку ее Ольга зовут – быстрее нас уехала, сама же говорила – подальше от всего этого?

А вот это уже становилось интересным.

– Что скажете, Светлана?

– Они… они…, – всхлип, – они Сережу убили… И сказали, что Ольгу убьют… Мамочка, ведь убьют же, убьют, – женщина мешком повалилась на землю и засучила ногами.

– Так. Всем разойтись. Бойцы, построились цепью, всех отодвинуть от машин на пятьдесят метров, кроме этих двух, – распорядился Старый, указав на лежащую «джинсовую» и ее соседку. – Вы-то как, целы?

– Целы, – бросил Паша, под глазом которого быстро набухал синяк.

– И практически невредимы, – добавил Сергей, у которого были оторваны оба погона и болтался на нитке один из рукавов.

– Так, берем этих двух – и в часть, – то, что нам может рассказать «джинсовая», я уже знал – не знал только самого важного – где и как?

– А с нами что? – Ленчик, «привлеченные», Заза, которому, судя по резко опухшему «клюву», женщины сломали нос уставились на нас.

– С вами? Тебя лично, чудака на букву «М», надо бы здесь и грохнуть, ну да хер с тобой пока – валите за нами, до КПП.

Оставив эту четверку под охраной двух студентов у въезда в часть, мы, волоча под руки «джинсовую», и ее соседка, мелко семенящая за нами, прошли внутрь обнесенной забором с колючкой территории. «Слоновый» опер розыска вел, высоко подняв ему закованные за спиной руки, пришедшего в себя последнего немца – того, который пересидел, а точнее – перележал – бойню своих товарищей в багажнике «джипа». Изо рта немца так и торчали носки покойных носатых.

Тема-то конечно была темой, но для того, чтобы нормально соображать, нам срочно требовались две вещи: поспать и поесть. Поэтому, собрав всю нашу команду, включая Старого и его студентов, мы абсолютно вне графика завалили в столовую. Завтрак нас, честно говоря, не порадовал – концентраты, хлеба – по дохлому кусочку на человека, о добавке можно было даже не заикаться. Даже чай, наливаемый из больших общих чайников, и тот был не очень – слабенький и практически без сахара. Раздатчик внес ясность: беженцы. Их надо было кормить – и пока неясно, как долго. Поэтому «нормы выдачи» были сильно урезаны. На какие-то исключения для себя мы претендовать не стали – совесть не позволила, однако разойдясь по своим «нумерам», заморили червячка еще раз – теми запасами, которые привезли с собой из Питера. А потом легли спать. И проспали целых пять часов. Проснулись от того, что Саня направил своего бойца, который честно молотил кулаком по всем закрытым дверям до тех пор, пока мат, доносившийся в ответ на стук, не стал внятным. Побрившись, помывшись в душе (слава богу, душ был в каждом номере – все-таки домик для «крючков» – это вам не куки-куяки и даже не шапка сомбреро) и сменив белье, так же невкусно и несытно пообедали, а потом собрались всем «офицерским составом» в одном из учебных классов – такие на станции тоже имелись. Забыл сказать, что Гриша – тот самый крупный опер УР – на завтрак не пришел, а появился только в тот момент, когда мы заканчивали поглощение второго. Его рука, которую он слегка зашиб о голову везучего немца (конечно, везучего – тела его подельников уже были «утилизированы» в топке имевшейся на базе котельной – заморачиваться с похоронами командир базы почему-то не захотел), была заботливо перевязана, судя по всему, перелома таки не случилось. Вид он имел усталый, я бы даже сказал – изможденный. Ну, оно понятно, «с вами разве уснешь», как говорилось в том анекдоте про «мальчика» и медсестру призывной комиссии. Однако, несмотря на «усталость в членах», уклониться от планерки Гриша не пожелал, хотя и опоздал на ее начало.

– Коллеги, на повестке дня у нас два вопроса. Первый: нам нужно пресечь деятельность преступ…, тьфу, диверсионной группы противника. Второй: у этой самой группы есть заложники, минимум – одна девочка, возможно – отец этой девочки. Кстати, сколько девочке лет, кто-то поинтересовался?

Мы с Вовой смущенно потупились, но нас выручил Андрей:

– Восемь лет. Соседка сказала. – Правильно, он же ее допрашивал и, скорее по привычке, поинтересовался составом Светиной семьи.

– Вступать в переговоры, как мы привыкли, у нас не получится – никаких требований нам предъявлять не будут, разве что выпить йаду всем личным составом или убить себя об стену, – еще и хохмит, черт этакий, – но боюсь, что наши оппоненты до такого не додумаются. Отсюда вопрос: у кого какие мысли?

– Мысль следующая: ждать на том же самом месте они не будут – слишком велик риск засветиться. По направлению в сторону базы не пойдут, деревня близко, да и небезопасно это для них. Скорее всего, отойдут еще дальше, но вдоль дороги. Если Света им позвонит, они должны иметь возможность в течении короткого времени оказаться у дороги. Сидеть там постоянно и пытаться захватывать всех подеяд проезжающих – опять же бессмысленно, раз они уже просекли фишку с мобилами, то должны сообразить, что первый же ушедший от них человек наведет на них всю окрестную ЧК, – изложил свою версию Володя.

– Логично. Могу добавить следующее: если они рассчитывают на звонок Светы, то должны просчитать и вариант, что это будет подстава – за первой машиной может идти вторая с кучей «волкодавов». Значит – должны оставить группу, которой будет по силам «волкодавов» отсечь – где-то за километр-другой от основной засады.

– И с ребенком кого-то должны оставить, а уж если папаня цел – то точно оставят.

– Радиста. Первая группа, когда дуром полезла, своего «маркони» тем не менее в Крысаничах оставила. Скорее всего, это у них предусмотрено – рация-то – тяжелая, особо не натаскаешься, – вставил свои пять копеек Гриша.

Ну да, не натаскаешься. Если радист там кабан, хотя бы вполовину от тебя, то он две такие рации потащит и не поморщится.

– Место засады мы установить можем, – включился в разговор местный особист. Через коллег выйдем на оператора, он даст привязку по соте в три секунды – это даже не вопрос. Точность, конечно, будет не очень, но все лучше, чем ничего.

– А поточнее никак нельзя определить? В городе у нас пеленговали телефон с разбросом в тридцать метров.

– Вова, это не город, да и с техникой у них тут не очень, а если и «очень», то она сейчас загружена так, что «варягам» к ней доступа не будет. – пришлось мне вернуть фэйса с небес на землю.

– Ну и что нам тогда даст привязка?

– Хотя бы готовность к моменту нападения, – все мы как-то разом решили, что ловить будем на живца.

– Не будут они нападать. Если пойдет закрытая машина, в которой будет один водитель – будут тормозить, стрелять сразу точно не начнут – им ведь неизвестно, есть кто-то в кузове или нет, так что постараются сначала взять водителя и только потом «приступят к ликвидации» – и то, если приступят.

– Михалыч, а вот здесь ты прав, водителя они брать будут – на безрыбье и рак рыба, а на безрачье и рыба раком станет.

– Тогда предлагаю дубль два. Если немцы сидят в засаде, то в момент остановки грузовика будут наблюдать за ним во все глаза. Отлично. Если опять сработать «Вьюшкой»?

– Можно, но зависит от того, насколько далеко от дороги они будут. Если дальше, чем метрах в десяти – может сорваться.

– Тогда нам нужно сделать так, чтобы не сорвалось – надо, чтобы немцы были у дороги.

– А как?

– Есть другой вариант, – похоже, Игорю опять пришла в голову какая-то штука. У «Вьюшки» световой эффект в темноте выше на порядок, значит, нужно ехать, когда уже стемнеет – немцы, кстати, волей-неволей при таком раскладе ближе к дороге сядут – ПНВ у них всяко нету.

– А сроки? Ей же сказали – в течение суток!

– А она и позвонит в течение суток – ночью суток еще не пройдет. Но я бы предложил, чтобы сейчас тоже позвонила – мол, машина пойдет за продуктами для беженцев, повар с базы сказал, а какая – пока неизвестно, может, кого из беженцев пошлют, а может, с базы водителя отправят, если хотите, чтобы позвонила, когда машина пойдет – дайте с ребенком поговорить, убедиться, что дочка жива.

– В целом – принимается. Осталось два вопроса: что делать с группой прикрытия, а что – с радистом?

– С группой? Они, как взрывы услышат, пойдут к своим – не сразу, но пойдут. Раз ночь – пойдут вдоль дороги, скакать по лесу в темноте они не смогут. А у нас что есть? У нас есть ПНВ. А у них ПНВ нет. Выделим человек десять – пока будем с радистом разбираться и с засадой, они вернутся обратно и вдоль дороги на обочине залягут – по пять человек с одной стороны, по пять – с другой. Как только видят кого-то – сразу огонь на поражение, без разговоров.

– А радист?

– С радистом сложнее.

– Так. Стоп. Мы еще не узнали, кто у нас «везунчик» – ну, тот, о которого Гриша клешню повредил. Да и с «первенцем» можно плотнее поработать насчет того, какой такой Сухов – в смысле, кто у них там радистом трудится. Глядишь, чего и выйдет – до вечера у нас все равно время есть.

– Все это, конечно, хорошо, вот только у меня десятка ПНВ нет, – решил огорчить нас Старый, – так что давайте как-то по другому с группой прикрытия решать.

– Ну, это даже не вопрос, – выручил нас особист, – дадим, конечно, на благое дело. У нас они есть, только твои-то как, ими хоть раз пользовались?

– Научатся. У вас тут тир есть закрытый?

– Тир? Тира нет. А вот свет на втором подземном этаже выключить можно, так что потренироваться на кошках возможность будет. Ты-то сам как, владеешь?

– Пользовался, было дело.

– Значит, решили. Андрей, мы с тобой и Володей займемся «первенцем», а со вторым пусть опера поработают – в игры с соцзаконностью можно не играть, не тот случай.

– А что там, кстати, с «привлеченными» и Зазой?

– Да ничего. Вечером машина должна подойти, из военкомата, мужиков из беженцев забрать – и этих им сдадим, дело им найдут.

– Зазу пока оставьте. Он нам для работы с немцем пригодится. – Гриша явно замыслил что-то недоброе. – Я ему, мля, такое Гуантанамо организую – век будет помнить. Так, коллега, – обратился он к особисту, – а как бы нам тет-а-тет пообщаться?

– Легко, – особист расплылся в улыбке до ушей. Слова о «Гуантанамо», похоже, ему понравились.

До отъезда на операцию решили провести над пленными немцами еще один психологический эксперимент. Взяли их с собой на ужин, который на этот раз был значительно вкуснее, чем завтрак и обед – видимо, все-таки пошевелились снабженцы – не знаю, наши или белорусские, хотя похоже, что разница в этом вопросе постепенно стирается – вроде уже действует объединенное российско-украинско-белорусское командование. Ужин по нашей просьбе в термосах принесли в наш «гостевой домик», туда же привели немцев, с которых даже сняли наручники. Несмотря на их диверсионную подготовку, каких-либо выходок с их стороны мы не опасались – единственное, что пришлось сделать в процессе подготовки к опыту – убрать из кухни домика микроволновку – ее наличие могло вызывать у «первенца» абсолютно ненужные вопросы. А смысл опыта заключался в том, что ужинали мы в комнате, в которой был телевизор – точнее, не телевизор, а плазменная панель. А по телевизору шли новости, которые немцы, вместе с нами поглощавшие картофельное пюре с гуляшом, внимательно смотрели. О том, что такое телевизионные передачи, «первенец» знал – сказывался все-таки образовательный уровень – но вот то, что они были такого качества, в цвете и со звуком… Мда, немцы были просто потрясены. К нашему удивлению, до «новостей» показывали очередную серию «Братанов» – правда, уже самый конец, ничего нового для пленных там не было – разве что непривычные для них прически части персонажей. А вот новости… Новости были, как говорится, то, что доктор прописал. Ведущая «НТВ» начала выпуск с сообщений собственных корреспондентов с разных участков фронта. Первым показали улыбающегося старшего лейтенанта с жовто-блакитными нарукавными нашивками – этот деятель без особого напряга сжег двадцать восемь немецких танков. Алекс, когда услышал эту цифру, завопил, не сдержавшись, что это – пропаганда. Ор продолжался ровно до того момента, пока не показали танк этого старлея – самый банальный Т-64. Рот Алекса захлопнулся, он нервно сглотнул. Старый, комментируя происходящее, сказал, что старлею, вообще-то, надо бы дать по башке – на его-то машине – и всего двадцать восемь, правда, возникшее недоразумение тут же разрешила ведущая, сообщившая, что танки у немцев на данном участке фронта просто кончились. Так что Сане пришлось взять свои слова обратно – ну не виноват же старлей, в самом деле, что танков у фрицев оказалось меньше, чем у него снарядов в боекомплекте. Следующим был сюжет о работе дивизиона белорусских «Буков» – там впечатлений было немного, ибо съемки гаснущих отметок на ИКО под аккомпанемент команд офицера наведения немцам ни о чем не говорили, а взмывающие ракеты, где-то в отдалении что-то поражающие, выглядели, конечно, красиво – но не очень впечатляюще. Зато потом… Потом показали работу российской армии на Брестском направлении. Сначала пошли кадры, снятые, видимо, с беспилотника – по крайней мере, так было сказано в комментариях. Камера показывала немецкую танковую или моторизованную часть на марше. Немцы бодренько двигались в темноте, соблюдая правила светомаскировки – вот только в инфракрасном диапазоне они были как на ладони. Их было достаточно много – колонна растянулась, наверное, на несколько километров. Следующими пошли кадры, показывающие, как офицер в звании полковника отдает приказ майору – звука не было, но ситуация была понятной. А потом… Потом показали, как на самым наглым образом освещенной юпитерами телевизионщиков площадке задирают вверх свои трубы четыре установки «Смерчей». Огонь они открыли одновременно – немцы, пораженные возможностью видеть ночью, как днем, отложив ложки (вилок, как колющих предметов, им не дали), прильнули к экрану. Кадры, переданные с беспилотника – снимала уже обычная камера – явили для них, наверное, ту картину, которая может ждать их армию в том месте, куда она бодро, с барабаном на шее и отправляется – то есть в аду. Вдоль дороги прокатился огненный шторм – там горело все. На закуску показали кадры, снятые в этом же месте уже поутру – зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Немцы встали так же плотно, как и шли – остовы того, что когда-то было танками, бронетранспортерами и автомашинами, еще дымились, вдоль колонны ходили немцы и подбирали останки погибших в ходе удара. Апофеозам для немцев стало сообщение улыбающейся ведущей о том, что в момент удара колонна находилась в пятидесяти пяти километрах от позиций военнослужащих Н-ской гвардейской артиллерийской бригады. Далее пошли внутренние новости – показали, к примеру, Сергей Адамыча, который, брызгая слюной, рассуждал о неадекватном применении силы и о том, что немецкий народ не несет ответственности за преступления режима, который если и хуже, то совсем ненамного, чем тот, который установлен в нашей стране двухглавым тандемом. Показали Михал Борисовича, шившего рукавицы, сидя под лозунгом «Все для фронта, все для победы» (видать, этот просто не знал, что сказать – с одной стороны, конечно, кровавая гэбня, а с другой – холокост-то никто не отменял). Далее пошли вести с международной арены – тут мы сочли уместным убрать звук, ибо нефиг. Подробности о переносе немцам знать было пока рановато.

– Ну, господа хорошие, как впечатления?

Немцы подавленно молчали.

– Как вы считаете, сколько Вермахт сможет продержаться против того, что вы только что видели?

Второй немец – Отто – не выдержал и полез в бутылку:

– Пусть это так, но мы – наступаем, а вы – обороняетесь. И если даже вы станете атаковать – то у нас будет время, за которое в тылу, в генерал-губернаторстве, мы построим мощные оборонительные линии, о которые вы обломаете себе зубы. К тому же я не верю, чтобы того, что мы сейчас увидели, у вас было много – раненые на аэродроме говорили мне, что против них воевали даже старики с охотничьими ружьями. Если вы настолько сильны, как пытаетесь показать, почему у вас воюют старики?

– Так этих раненых из охотничьих ружей подстрелили?

– Нет, – смутился немец, – тот, с которым разговаривал я, – из дивизии «Рейх», его подстрелили ваши пограничники. Но все равно – будь у вас в избытке такого оружия, при ваших людских ресурсах, при численности вашей армии – вы бы ударили первыми, если бы могли. Потому-то фюрер и решил атаковать – чтобы не дать вам возможность всадить нож в спину Германии, нам зачитывали его приказ. А Англия, когда увидит, какого зверя мы пытаемся уничтожить в его берлоге, обязательно станет на нашу сторону – и что вы сможете сделать против английского флота?

– А ну заткнулись все, – вдруг зашипел Старый, – Игорь, прибавь звук.

Игорь нажал на кнопки пульта (очередные удивленные взгляды немцев), и под кадры, сопровождаемые надписью «прямое включение», Мамонтов взволнованным голосом начал вываливать очередную порцию свежих новостей:

– Наша камера установлена на военном аэродроме неподалеку от города Энгельса. В прямом эфире вы можете видеть то, как самолеты нашей дальней авиации уходят на выполнение первого боевого задания.

Взлет «Белых лебедей» – это, скажу вам, зрелище. Для нас. А уж для немцев…

Далее пошли дневные съемки из Севастополя – по-моему, весь город высыпал на набережные, чтобы встретить возвращающуюся из похода «Москву», «Мираж», несколько других кораблей. Пусковые установки «Москвы» почернели – по объектам в Румынии корабль расстрелял весь боезапас. Над кораблями, приветствуя их, промчались истребители Су-27, камера успела выхватить украинские опознавательные знаки на их двойных килях.

– Отто, не будь идиотом, неужели ты не видишь – нам, Германии – конец. Даже если только десятая часть из того, что нам показали – правда – у нас нет ничего, что мы могли бы противопоставить этому. Единственная наша надежда – это мир, немедленный мир. Я не знаю, что думает фюрер – и не знаю, дают ли ему правдивую информацию. Если бы я был на его месте – я бы немедленно просил у Сталина мира – на любых условиях.

Отто угрюмо молчал, а Вова извлек заветную фляжку и, посмотрев на Старого, который ему подмигнул, сообщил:

– Мужики! Есть повод! Дед мой нашелся!

– Да ты что?! Где, рассказывай!

– Вы будете смеяться – так же, как и в тот раз. Все так же – мотоцикл, деньги, все один к одному. Саня пообещал – а его друзья помогли – короче, сейчас он в госпитале в Минске. Вот только…

– Володя, понимаю, но давай – потом. – Игорь показал на немцев. Так что сейчас – по пятьдесят, не больше. Для поднятия тонуса.

Разлили по числу присутствующих – немцам тоже досталось. Выпили – Отто и Алекс, на удивление, даже не поперхнулись. Однако – могут, заразы.

– Так, заканчиваем с пьянкой и политинформацией. Кого из них берем с собой?

– Одного, – я показал на Алекса, – второй еще не созрел.

– Тогда мы к Свете, второй раз звонить.

– Погоди. Сань, твои как, готовы?

– Кони пьяны, хлопцы запряжены. ПНВ получены, освоены, группа прикрытия сформирована – кстати, спасибо командиру части – получили автоматы с подствольниками, на всех. «Шайтан-трубы» – две штуки. Короче, вооружены и очень опасны.

– А они с трубами-то – справятся?

– На кафедре, говорят, проходили, даже стреляли летом на полигоне.

Через полчаса опера и Сашина гвардия погрузились в МАЗ и, выехав из ворот части, повернули на юг. Мы с Андреем остались ждать их возвращения на базе – места в кунге для нас не нашлось.