Текст книги "Уличные песни"

Автор книги: Алексей Добряков

** *

 
Как на Невском проспекте у бара,
Где легавый свой пост охранял,
Там в углу, притаившись, на пару
Николай полупьяный стоял.
 
 
Перед ним на коленях Тамара,
Проститутка из бара была,
Она что-то ему говорила,
На глазах показалась слеза.
 
 
«Ох, не мучь меня, Коля, не мучай,
Ох, зачем же ты мучишь меня?
Знаю я, у тебя есть другая,
Все равно не гони от себя!»
 
 
«Не живите вы, девки, в деревне,
Приезжайте вы к нам в Ленинград.
Познакомьтесь сначала с ребятами:
Они вас препроводят в бардак.
 
 
В бардаке поебетесь с китайцем,
На хую он засунет бубон,
А за этот за самый бубончик
Вылетай с бардака на хуй вон.
 
 
И теперь вот сиди под забором,
С удивленьем пизду подтирай,
А она разлилась, как тарелка,
Хоть сметану на ней собирай».
 

* * *

 
Океан ворчит угрюмо,
Шумно бьет волной в борта.
По волнам несется шхуна
«Бранденбургская звезда».
 
 
Это шхуна капитана
Джо Кровавое Яйцо.
Словно жопа павиана —
Капитаново лицо.
 
 
Руки – словно две дубины.
Нос повернут на восток.
Хуй, большая колбасина,
Еле влазит между ног.
 
 
Раз попалась молодуха
Лет под восемьдесят пять.
Он ударом мощным в ухо
Уложил ее в кровать.
 
 
Толстожопая скотина,
Хуй зажав промежду ног,
Оторвала половину.
Он взревел, как носорог.
 
 
Вслед раздался голос страшный —
Это старый капитан,
Увидав корабль вражий,
Благим матом заорал.
 
 
«Что вы, бляди, следом прете,
Что вы, ебанные в рот,
Поебаться не даете.
Заеби вас кашалот!»
 
 
И от этаких укоров
Всех прошил холодный пот,
И в бардак без разговоров
Уебал весь вражий флот.
 
 
Океан ворчит угрюмо.
Шумно бьет волна в борта.
По волнам несется шхуна
«Бранденбургская звезда».
 

* * *

 
Папе сделали ботинки —
Не ботинки, а картинки! —
Папа ходит в них везде,
Лупит маму…
 
 
Папе сделали ботинки —
Не ботинки, а картинки! —
Папа ходит в них везде,
(и т. д.).
 

ПОПУРРИ

 
Во саду ли в огороде
Поймали китайца,
Положили на лесок
Вырезали…
Яблочко
На тарелочке,
А у девочки
Сломалась…
Целый день жена хлопочет,
Пирожки печет,
Поздно ночью муж приходит
И ее…
Ехал на ярмарку
Ванька Холуй
За три копейки
Показывать свой…
Художник, художник,
Художник молодой,
Нарисуй мне девушку
С разорванной…
Пикала гармошка,
Где-то вдалеке,
Услыхал Антошка,
Говорит жене:
Женушка, женушка,
Ложись на кровать,
Буду под музыку Я тебя…
Ехали пираты,
Веслами гребли,
Капитан с матросами
Девушек…
 

И ЗА ЭТО Я ЕГО ЛЮБЛЮ

 
Мама, я доктора люблю,
Мама, за доктора пойду:
Доктор делает аборты,
Посылает на курорты,
И за это я его люблю!
 
 
Мама, я летчика люблю,
Мама, за летчика пойду:
Летчик высоко летает,
Всем гондоны раскидает,
И за это я его люблю!
 
 
Мама, я шофера люблю,
Мама, за шофера пойду:
Шофер ездит на машине,
Сам в мазуте, хуй в бензине,
И за это я его люблю!
 
 
Мама, я повара люблю,
Мама, за повара пойду:
Повар спит, а каша дышит,
Хуй ебет – пизда не слышит,
И за это я его люблю!
 
 
Мама, я жулика люблю,
Мама, за жулика пойду:
Жулик будет воровать,
А я ментам его сдавать,
И за это я его люблю!
 

СЕМЕН (ЧАСТУШКИ)

 
Ох, Семеновна,
Баба русская,
Жопа толстая,
Пизда узкая.
 
 
Ох, Семеновна,
Такая гордая,
Сиськи мягкие,
Жопа твердая.
 
 
Ох, Семеновна,
Что ж ты сделала —
Все штаны на клеш
Переделала.
 
 
Ох, сыпь, Семен,
Подсыпай, Семен,
У тебя, Семен,
Юбка-клеш, Семен.
 
 
Ох, Семен, Семен,
Тебе поют везде,
А молодой Семен
Утонул в пизде.
 

* * *

 
Сидит цыган на закате,
Суда-руда я,
Сидит цыган на закате,
Гоп суда-руда я,
Дрочит хуя на канате,
Ай-я-я?
 
 
Где ты, цыган, девок лапал,
Суда-руда я,
Где ты, цыган, девок лапал,
Гоп суда-руда я,
Где ты хуя поцарапал?
Ай-я-я!
 
 
Где, цыганка, ты ходила,
Суда-руда я,
Где, цыганка, ты ходила,
Гоп суда-руда я,
Где ты пизду развалила?
Ай-я-я!
 
 
Сидит цыган за болотом,
Суда-руда я,
Сидит цыган за болотом,
Гоп суда-руда я,
Зашивает пизду дротом,
Ай-я-я!
 
 
А другой сидит смеется,
Суда-руда я,
А другой сидит смеется,
Гоп суда-руда я,
Все равно пизда порвется,
Ай-я-я!
 

ДЕВКИ СПОРИЛИ

 
Девки спорили в трамвае:
У кого она кривая.
Оказалось, что кривая —
У водителя трамвая.
 
 
Девки спорили в квартире:
У кого она пошире.
Оказалось, что пошире —
У владелицы квартиры.
 
 
Девки спорили на даче:
У кого она лохмаче.
Оказалось, что лохмаче —
У хозяйки этой дачи.
 
 
Девки спорили на крыше:
У кого она повыше.
Оказалось, что повыше —
У хозяйки этой крыши.
 
 
Девки спорили в соборе:
У кого она поболе.
Оказалось, что поболе —
У меня во всем соборе.
 

АВТОРСКИЕ ПЕСНИ
Алеши Добрякова
(1960–1965 г.г.)
(1979–1989 г.г.)

У МЕНЯ ВЕСЕННЯЯ РАСПУТИЦА

 
Зима еще будет, зима наступает,
И скоро просторы закроет метель,
А я по деревьям, по крышам шагаю,
Звенит, нарастая, повсюду капель.
 
 
А что же случилось, что так повернулось?
На каждый вопрос существует ответ.
А просто сегодня ты вдруг оглянулась,
Когда я упорно смотрел тебе вслед.
 
 
Зима еще будет, зима наступает,
Лежит у обочин нетающий лед,
А я вдоль бульваров зеленых шагаю.
Весна в моем сердце, ликуя, поет.
 
 
А что же случилось, что так обернулось,
С чего беспричинно я счастлив и рад?
А просто при встрече ты чуть улыбнулась
Поймав мой несмелый, но пристальный взгляд.
 

 
Ах, этот запах сирени!..
В парке с подругой иду.
Вечер спустился весенний.
Места себе не найду.
 
 
     «Милый, гляди веселее!» —
     Просит подруга моя.
     «Что же…» Но вдруг на аллее
     Старая встала скамья.
 
 
Припев:
Здесь, здесь, здесь, здесь!..
Тоже был запах сирени.
Здесь, здесь, здесь, здесь!!.
Были такими же тени.
Здесь, здесь, здесь, здесь!!!
Здесь обнимал я колени
Той дорогой, что навеки чужой
Стала в тот вечер весенний.
 
 
Чувством тоски и тревоги
Душу сковала скамья.
Стали свинцовыми ноги,
Сдвинуть не могут меня.
 
 
     «Милый, скажи, что случилось?
     Слезы вот-вот потекут,
     Вон карусель закружилась.
     Мимо всё пары идут…»
 
 
Припев.
 
 
«Что-то сегодня мне скучно,
Знаешь, пойдем по домам».
Плачет подруга беззвучно,
Верит – не верит ушам,
 
 
     Тянет: «Походим немного…»
     Счастье мне взглядом суля.
     «Милая, к счастью дорогу
     Прочно закрыла скамья».
 
 
Припев:
Здесь, здесь, здесь, здесь!..
Тоже был запах сирени.
Здесь, здесь, здесь, здесь!!.
Были такими же тени.
Здесь, здесь, здесь, здесь!!!
Здесь обнимал я колени
Той дорогой, что навеки чужой
Стала в тот вечер весенний.
Той дорогой, что навеки чужой
Стала порою весенней.
 

 
У меня весенняя распутица.
Мне капель навылет целит в грудь.
В волосах твоих легко запутаться,
А в глазах так просто утонуть.
 
 
Много дней позёмки да метели
Заметали душу, как могли,
Занесли отдушины и щели.
На года сугробы намели.
 
 
И под фугу вьюги монотонной,
Залегла душа в анабиоз.
Всюду белый наст плитой бетонной
Да жестокий, как садист, мороз.
 
 
Но теперь весенняя распутица,
И капель изрешетила грудь.
Так позволь мне до конца запутаться
И бесповоротно утонуть.
 

 
Вот и снова весна.
Мне девчонка одна,
Проходя, улыбнулась мило.
Неужели она,
Как и эта весна,
Простучит каблучками мимо?
 
 
На пороге апрель,
Отзвенела капель
Ксилофонной музыкой встречной.
Неужели апрель
Не растопит теперь
Слой в душе мерзлоты вечной?
 
 
Ты пришла, пора надежд неясных,
Чтобы выдать маленький аванс
На рожденье чувств больших и властных.
Так постой! – мне тоже нужен шанс.
 
 
Дальше – лета жара,
Тонкий звон комара…
Там, глядишь, и жара спала…
Пусть у летней поры
Есть избыток жары,
Только всё же тепла мало.
 
 
Погоди же, весна!
Мне девчонка одна,
Проходя, улыбнулась мило.
Неужели сейчас,
Как и множество раз,
Ты опять проспешишь мимо?
 
 
Ты пришла, пора надежд неясных,
Чтобы выдать маленький аванс
На рожденье чувств больших и властных.
Так постой! – мне тоже нужен шанс.
 

ЦЫГАНСКИЕ КОСТРЫ

 
Цыган костер разводит
Перед шатром своим.
Цыган Марию любит,
Но нет цыганки с ним.
     Повел цыган однажды
     Коней на водопой.
     Подсел к костру Марии
     Пришелец молодой.
 
 
Что ж ты, подруга-гитара,
Песен своих не поешь?
Чем же мы были не пара,
Чем же я был не хорош?
     Вместе делили невзгоды,
     Вместе по свету брели.
     Сколько в счастливые годы
     Вместе костров разожгли!
 
 
Как солнышко пригрело,
Костров растаял дым.
Ушла, ушла Мария
С пришельцем молодым.
     Сидит цыган уныло,
     Потупив молча взор,
     И, тихо догорая,
     Погас его костер.
 
 
Сердце, желая покоя,
Выйти спешит из игры.
Только опять над рекою
Табор поставил шатры.
     Вот уж костер полыхает,
     Кто-то гитару берет,
     Вот уж, плечами играя,
     С бубном цыганка идет.
 

 
Я искал тебя по свету,
Видел разные края.
Но тебя повсюду нету,
Сербияночка моя.
 
 
Где ты ходишь, где ты бродишь,
Взглядом огненным дразня?
Пузырьки в кармане носишь —
Хочешь отравить меня.
 
 
Нет души, нет больше тела,
Ничего нет у меня.
Пузырьки лежат без дела,
Но навек отравлен я.
 

 
(Чаво! Позолоти ручку! Всю правду скажу:
Что есть, что будет, чем сердце успокоится…)
 
 
Чаво, чаверо, да, иди погадаю.
Бубновый король, погоди, не спеши.
Что ждет тебя завтра, по картам узнаю,
Что будет с тобою, скажу от души.
 
 
Напрасно цыганку ты слушать не хочешь,
Напрасно поверил капризной судьбе.
Сейчас ты веселый, в глаза мне хохочешь —
Беда уж неслышно крадется к тебе.
 
 
Чаво, видишь карта к большой перемене,
Пить горькую чашу тебе суждено —
Бубновая дама в коварной измене
Твои интересы забыла давно.
 
 
К другому приходит, целует другого,
С тобою для вида играет в любовь.
Удар тебе будет от слова дурного.
Огнем запылает, вскипит твоя кровь.
 
 
Не веришь – не надо, счастливый, влюбленный.
Тем лучше… Не мучай себя, не неволь.
Ведь ждёт тебя скоро дом, что ли, казенный,
Чаво, чаверо, да! бубновый король…
 

 
Только табор уснет под луною,
Дым последний в поля уплывет,
Я тихонько гитару настрою,
И печаль моё сердце проймет.
 
 
Табор в путь соберется к рассвету
И пойдет за кибиткой опять.
Будет снова скитаться по свету,
Будет счастье повсюду искать.
 
 
Счастье мне только раз улыбнулось,
Близко только лишь раз подошло,
Это счастье звалось Мариулой,
Но ушло, словно солнце зашло.
 
 
Отдала золотые рассветы
И весенних полей изумруд,
А взяла золотые монеты…
Только люди чего не наврут!
 
 
Эх ты, долюшка, доля цыганская!
Как прожить, никого не любя?
Эх, привольная степь молдаванская,
Исчертили дороги тебя.
 
 
В холод, зной и лихое ненастье
Я тебя на дорогах искал, —
Где ты бродишь, цыганское счастье?
Я твой след навсегда утерял.
 

 
Вот уж и скрылось,
Вот и прошло,
Может быть, просто не сбылось, —
Счастье нам снилось,
Счастье звало,
Счастье к себе нас манило.
 
 
Счастье нам снилось,
Счастье звало,
Счастье к себе нас влекло.
 
 
Молоды были,
Дали звали,
Жадно мы счастье искали,
Много отдали,
Мало взяли,
В поисках очень устали.
 
 
Много отдали,
Мало взяли,
Счастья нигде не нашли.
Время проходит,
Время летит.
Мало о том мы жалеем.
 
 
Вера подводит —
Всё впереди
Всё еще сделать успеем.
Вера подводит
Все впереди,
Счастье успеем найти.
 
 
Вот уж и скрылось,
Вот и прошло,
Может быть, просто не сбылось, —
Счастье нам снилось,
Счастье звало,
Счастье к себе нас манило.
 
 
Счастье нам снилось,
Счастье звало,
Счастье к себе нас влекло.
 

НАМ ПОРА БЫЛА В ЖИЗНИ ДАНА

 
Я видел грустный сон вчера,
Мне снилась прежняя пора,
Хоть с той поры прошло немало лет.
Теперь, по правде говоря,
Я срок кончаю в лагерях,
И больно мне глядеть на белый свет.
 
 
Я молод был, веселым слыл,
Стаканом тонким водку пил.
Все было побоку, все было нипочем.
Вокруг подруги и друзья,
И вдруг по черепу меня
Из-за спины с размаху кирпичом.
 
 
Он был, как гром, он был, как снег,
Он был нелеп, как в церкви смех,
Тот самый крик: «Держи его – он вор!»
Я сытым был, одет, обут,
Но тут берут, ведут в нарсуд,
И держит речь суровый прокурор.
 
 
Ты шел – дорог не разбирал,
Лез напролом, бил наповал,
Жизнь прожигал, бездумно веселясь.
Ты жил взаймы, брал в долг, смеясь,
И как ни мыть – навеки грязь.
Пришла пора – плати по векселям.
 

 
Снова дождь, и крыши мокнут, мокнут,
Плачут, слез не вытирая, наши окна.
Встал барак на месте необжитом,
И людьми, и Богом позабытом.
 
 
И для многих это не впервые,
И стоят на вышках часовые.
Вот опять конвой проходит зоной
И ползет по вязкой глине мухой сонной.
 
 
Неспроста надели вы, ребята,
Эти мокрые казенные бушлаты,
Неспроста вам не уйти из зоны,
Где ваш дом, где милые, где жены?
 
 
Где-то там, за проволокой колючей,
Где-то там, где не свисают тучи,
Где не льют потоки проливные,
Не торчат весь день на вышках часовые.
 
 
Где-то там, лежит чудесный город.
Он объятья нам свои раскроет скоро,
Он нас встретит солнечными днями,
Он расстелет пляжи перед нами.
 
 
Ох, не надо, не травите, братцы.
Никогда звонка нам не дождаться.
Дождь бушлатом мокрым лёг на зону,
Студит тело, давит душу, глушит стоны.
 

 
Я был тогда совсем еще мальчишкой,
Но было то уже не баловство.
Увлекся не футболом и не книжкой,
А полюбил до смерти воровство.
 
 
И в первый раз соседка говорила,
Жестокие слова произнесла:
Ну как, скажи, земля тебя носила,
Зачем такого мама родила?!
 
 
Кабаки, хавиры и малины —
В общем, всю дорогу на хмелю.
Поезд мчал, и путь казался длинным
В жизни той, которую люблю.
 
 
Ах, как меня по свету колесило,
А за спиной кляли мои дела:
Ну как, скажи, земля тебя носила,
Зачем такого мама родила?!
 
 
Но судьба под корень подкосила,
Жизнь прожить по вкусу не дала:
Нанесла удар со страшной силой —
За решетку скоро упекла.
 
 
Мне дождичком окошко замутило,
И брань, что слышал, в памяти всплыла:
Ну как, скажи, земля тебя носила,
Зачем такого мама родила?!
 
 
Вот и всё, и приговор зачитан,
В душу вполз, как уж, холодный страх.
Путь мой в годы срока пересчитан
И закончен в дальних лагерях.
 
 
Я больше скрыть отчаянье не в силах.
Куда же ты, дорожка, завела?
Ну как, твержу, земля меня носила,
Зачем ты меня, мама, родила?!
 

 
Нам пора была в жизни дана —
Той поры никогда не вернуть —
Голова была дыму полна,
А в душе колобродила муть.
 
 
Но нельзя быть всегда молодым,
Так извечно судьбой решено.
Время выдуло начисто дым,
Ну, а муть поосела на дно.
 
 
Друг сегодня сказал мне: «Пойдем!»
(Друга я не видал столько лет!)…
«Нашу дружбу мы белой прильем,
Нас в похмелье застанет рассвет»
 
 
Не могу стариной не тряхнуть.
Всё мне побоку, всё трын-трава.
Всколыхнулась вся старая муть,
Задымилась моя голова.
 

 
Забыты слова все, напевы забыты.
Вам, радости песни, вовек не звучать.
Забыты навеки. Мой голос пропитый
Веселую песню не в силах начать.
 
 
Мы были друзьями, и все так считали,
И не было в мире надежней друзей.
Мы вместе сносили беду и печали,
Но знали немало и радостных дней.
 
 
Любовь к нам пришла. Мы одну повстречали.
Бывают на свете такие дела.
Мы оба любили, и оба страдали.
Она, так уж вышло, меня предпочла.
 
 
Мы были друзьями, и все так считали,
И радость и горе, жару и мороз —
Всё вместе делили, за всё отвечали,
Но что-то случилось – он сделал донос.
 
 
Был суд по доносу. Меня осудили.
Пять лет бесконечных, как ужас, прошли.
А там, на свободе, те счастливы были.
Нет дружбы на свете, нет в мире любви.
 
 
Нет в мире любви, как нет дружбы на свете,
Но есть еще водка, найдется морфин.
Жизнь – это дороги, в лицо встречный ветер.
Дорогой своею бреду я один.
 

 
Случилось так, что в годы молодые
Я мир открыл, я в мир вошел иной.
И хоть сейчас виски совсем седые,
Навек отравлен жизнью я блатной.
 
 
Я всё узнал – налеты и малину.
Кружилась бешено шальная карусель.
И сколько раз домашнюю перину
Менял я на казенную постель.
 
 
И боль разлук узнал я очень рано.
И мне не счесть понесенных потерь…
В душе саднит, не заживает рана,
Хоть боли я не чувствую теперь.
 
 
Я злыми взглядами, как проволокой колючей,
Себя и мир свой нелепо оградил.
Но мир другой – он тоже был не лучше.
Я скоро срок по новой подхватил.
 
 
И вот сижу, хлебнуть успевши пенки,
И головы мне, я знаю, не сносить.
Но мне плевать, когда стоять у стенки
И что об этом станут говорить.
 

ПОЕЗДА

 
Там жизнь взошла и юность колосилась,
И начиналась зрелость, но потом…
Как приговор какой-то темной силы
Висит на нем, что продан будет дом.
 
 
Тот старый дом, наверно, станет сниться —
Гнездо, что свито дедом и отцом,
Где мать ждала – в тревогах вечных птицей
За нас больших шальных своих птенцов.
 
 
Мне звонкую калитку не потрогать
И больше никогда не увидать —
Спешит, слегка хромая, батя строгий,
В глазах бесята. Чуть отстала мать.
 
 
И не услышать лай, сперва сердитый,
Потом смущенный и уже не злой.
И не пробраться в сад, где ветви свиты,
И яблони мне руки тянут – свой.
 
 
Последний раз дверь заперта за нами.
Оставлен стол, комод, сундук, кровать…
Нет, не легко своими же руками
Свое гнездо чужому отдавать.
 
 
Мы разбредемся, молча глядя в землю,
Чтоб больше не сойтись на месте том,
Где, зову чувств и совести не внемля,
Мы предали тебя, отцовский дом.
 
 
Всё позабуду, всё изгладят годы,
Но знаю, что остался навсегда
Щемящий звук калиточной щеколды,
Который дом послал нам вслед тогда…
 

 
На степном полустанке небо, солнце и ветер…
Там в июне зачахнет, пожелтеет трава.
На степном полустанке и разлуки, и встречи,
И счастливые речи, и печали слова.
 
 
Как вагоны составов, дни бежали за днями,
Как составы, привычно проходили года.
И дремал полустанок под крутыми холмами,
Но однажды без стука там явилась беда.
 
 
Но однажды ростовский скорый поезд промчался,
Как обычно, в пять двадцать, и растаял вдали,
А на рельсах горячих неизвестный остался.
Его вскоре случайно при обходе нашли.
 
 
Как он здесь очутился в пиджачишке потертом?
То ли добрая воля, то ли злая рука?
Но лежал он на рельсах, на сто сорок четвертом,
 Весь искромсан, истерзан, не опознан пока.
 
 
На степном полустанке всё составы, составы…
Дни промчались за днями, траур сняла вдова.
Погребли и забыли – ни почета, ни славы,
Лишь дождем запоздалым прошумела молва.
 
 
На степном полустанке вновь густые туманы,
След последний замыла дождевая вода.
На степном полустанке лишь холмы-великаны
Знают страшную правду, но молчат, как всегда.
 

 
Мы сели в поезд, чуть на свет явившись.
Билет вручен нам матерью с отцом,
Чтоб, шар земной слегка исколесивши,
В последний раз сойти в конце концов.
 
 
Вот поезд мчит, мелькают дни за днями.
 Из-под колес искрит, а сверху – дым.
И широко раскрытыми глазами
По сторонам мы с жадностью глядим.
 
 
А поезд мчит, сквозь годы пролетая,
Все чаще, чаще, чаще стук колес.
И вот, вопросы мельче отметая,
Во весь свой рост встает один вопрос.
 
 
Как там, как там за станцией конечной?
Как там, как там – несется до небес.
Порасспросить бы где-то поезд встречный,
Но нет его – маршрут в один конец.
 
 
К чему терзать себя проблемой вечной?
Как ни крути – от факта не уйти!
А поезд мчит, до станции конечной
Остался крохотный отрезочек пути.
 

 
Позабросив дела и заботы,
И, казалось, уставши навек,
Без надежды и всякой охоты
Ехал к морю больной человек.
 
 
Ехал к морю без всякой охоты
Безнадежно больной человек.
 
 
Ну а море под солнцем вздыхало,
Обнимало, целуя волной.
В тихом воздухе радость витала.
Он, как в сон, погружался в покой.
 
 
Всё вокруг тихим счастьем дышало.
Он, как в сон, погрузился в покой.
 
 
И однажды, блестя чешую,
Вдруг русалка к нему подплыла,
Поманила поплавать с собою
И, смеясь, ему руку дала.
 
 
Предложила: «Поплавай со мною»
И, смеясь, за собой увлекла.
 
 
Пусть покажется вам диковинкой,
Но с тех пор он бежал ото всех,
Чтобы слушать над лунной тропинкой
Голос моря и ласковый смех.
 
 
Чтобы слушать над лунной тропинкой
Моря шум и русалочий смех.
 
 
И опять море берег ласкало,
Слало вздохи и шепот во тьму,
И русалка всё так же смеялась,
И опять приплывала к нему.
 
 
И русалка призывно смеялась,
И опять подплывала к нему.
 
 
Пара нежных существ, неразлучных,
Совершенно счастливой была
Близ людей равнодушных и скучных,
Но пора их, как видно, пришла.
 
 
Возле скучных людей и бездушных,
Только вскоре пора их пришла.
 
 
Тот же поезд, как рок неизбежный,
Человека обратно унес.
Стало море соленей, чем прежде,
Столько в нем было пролито слез.
 
 
Стало море соленей, чем прежде, —
От русалкою пролитых слез.
 
 
Счастье дразнит, но даться не хочет,
И не ждем мы от жизни утех,
Только слышим в бессонные ночи
Голос моря и ласковый смех.
 
 
Часто слышим в бессонные ночи
Моря зов и русалочий смех.
                                   1960 г.
 

 
Бьёт о причал набегающий вал,
Тучи к востоку сгоняет.
Рвется из рук непослушный штурвал,
Пену на мостик швыряет.
 
 
Что ты решил, неразумный рыбак,
В хмурое утро такое?
Что не уснёшь на рассвете никак,
Или надумал плохое?
 
 
Вспомни вчерашний багровый закат,
Стой, пока жив, человече!
Слышишь, как чайки тревожно кричат?
Крик их – как гири на плечи.
 
 
Бросит он сети, не глядя, в баркас,
Даже воды не захватит.
Море подхватит баркас и тотчас
Влагой солной окатит.
 
 
Там, за кормой, на рассвете пустом
Встанет маяк неуснувший.
Там, за грядой, неприветливый дом,
Берег, давно обманувший.
 
 
В море уйдет на рассвете рыбак,
Боль за наколкою спрячет.
Только чудак и отшельник – маяк
Друга в тумане оплачет.
 

 
Ветер на крыльях принес
То, что давно отзвучало.
Видно, от стука колес
В памяти прошлое встало.
Вижу я наш батальон,
Слышу приказ – по вагонам!
Родина слала на фронт
Верных сынов легионы.
 
 
Так начиналась война
В том грозовом, сорок первом,
И напрягала страна
Все свои силы и нервы.
Сколько потом их прошло —
Лица, шинели, вагоны…
Вечным быльем поросло —
Серых солдат эшелоны.
 
 
Что твой растерянный взгляд
Ищет в толпе на перроне?
Может, твой бравый солдат
Рядом, в соседнем вагоне…
Кончились водка и чай,
Время расстаться влюбленным.
Стон над перроном —
«Прощай!» – Снова идут эшелоны.
 
 
К сыну старушка прильнет.
Спину обхватит руками.
«Время! – им скажет комвзвод, —
Поезд уже под парами».
Завтра в проигранный бой
Бросят нас прямо спросонок,
И полетит над страной
Медленный снег похоронок.
 
 
Времени ветер унес
То, что когда-то звучало.
Только от стука колес
В памяти прошлое встало…
Новый встает батальон.
Новый приказ – по вагонам!
Снова и снова на фронт
Мчатся, спешат эшелоны.