Текст книги "Мемуары (СИ)"
Автор книги: Алексей Аряев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Капитан-лейтенант, зачем Вы это делаете? Разве не проще было доверить эту работу мне? Я же для этого предназначена…
– Понимаешь, ли, дело в том, что ты должна делать такую работу, как пилотирование, вычисление курса и манёвры в открытом космосе только в том случае, если экипаж по какой-то причине не в состоянии этого сделать самостоятельно, – ответил я. – Ведь мы же настоящие профессионалы, которым тоже хочется поработать, понимаешь?
– Ответ утвердительный, – ответила «Супернова».
– Да, и не говори так – «Ответ утвердительный», «Ответ отрицательный» и так далее. Так люди не говорят. Лучше в словах и выражениях брать пример с людей. А в официальной или боевой обстановке, уместны выражения типа «Принято», «Так точно!», ну и тому подобные. Понимаешь?
– Естественно, – использовала «Супернова» одно из моих любимых выражений.
Разгон до входа в гиперпространство обещал быть коротким, так что я, удобно вытянувшись в своём ложементе первого пилота, включил «Галактическое радио», сделал звук так, чтобы не мешать Изабелле де Круа, которая решила немного вздремнуть, и стал слушать музыку. Вот только, дослушать композицию ансамбля «Голубые береты» – группы Мобильной Пехоты, мне не дали…
Как и на всех космических кораблях, приёмник на «Супернове» был настроен на автоматический поиск сигналов бедствия. И вскоре он его поймал. В рубке раздался хриплый голос, искажённый помехами:
– Транспортный корабль «Омикрон-2» просит помощи! Мы пострадали в бою с имперским патрулём! Помогите, пожалуйста, у нас вышел из строя регенератор атмосферы, и отказал бортовой реактор. Запасов воздуха осталось всего на три часа!
Я с тоской посмотрел на монитор, на который «Супернова» автоматически вывела координаты «Омикрона», вычисленные ей. Я молил всех богов Космоса, чтобы до «Омикрона» было больше трёх часов полёта. Не повезло – мы могли добраться всего за два с половиной часа. Тогда я очень страстно пожелал, чтобы на их призыв откликнулся кто-нибудь ещё. И моя мольбы была услышана:
– Я – эсминец «Ассегай» с Кормы Корабля. Где Вы, «Омикрон»?
Последовали координаты корабля. Я присмотрелся к координатам «Ассегая», любезно предоставленным «Суперновой». Оказалось, что мы ближе…
– «Омикрон», прошу простить нас, но, пока мы будем лететь к Вам, у Вас на борту все погибнут – мы в 12 часах полёта.
Я набрал воздуха в лёгкие и сказал:
– Я – штурмовик «Супернова» с Земли. Мы в двух с половиной часах полёта от Вас. Ждите. Скоро будем. Связь прекращаю.
От моего голоса проснулась Изабелла де Круа.
– Что у нас плохого? – спросила девушка.
– Корабль терпит бедствие. Мы – единственные, кто может помочь. Извини, но наше возвращение домой немного откладывается.
– Да ладно, я всегда мечтала оказать кому-нибудь первую помощь. Я же ещё и врач, так что сам знаешь…
Я развернул «Супернову», следуя проложенному ей кратчайшему курсу до терпящего бедствие грузовика, после чего наш штурмовик понёсся на предельной скорости. Два с половиной часа мы готовились к тому, чтобы помочь людям. Дело не в том, что у нас не было необходимых знаний – они у нас были. Дело было в другом – я ещё ни разу не ремонтировал реакторов, хотя и знал все их возможные и невозможные неполадки, а Изабелла де Круа, будучи врачом, ещё ни разу не сталкивалась на собственном опыте с чем-то, более серьёзным, чем вывихи суставов в нашем спортивном зале. Вот и судите сами о наших чувствах во время этого полёта. Но, нервы есть нервы, к тому же, настоящий Джедай всегда держит их под контролем, ну, а раз мы с Изабеллой де Круа были настоящими Джедаями, то и с нервами своими мы справились довольно быстро, и когда на ИЛСе появилось изображение «Омикрона», мы были готовы ко всему. Подойдя к кораблю на небольшое расстояние, мы начали облёт. Да, «Омикрону» досталось неплохо. Обшивка была вся в шрамах от попаданий из турболазеров и лазерных орудий. В одном месте обшивка корабля была буквально вывернута наизнанку, так что интерьер чьей-то каюты был, буквально вывернут наизнанку. Я представил себе, что стало с тем, кто был в той каюте во время взрыва, и мне стало нехорошо. Реактор корабля был заглушен, а вокруг «Омикрона» расплывалось облако газов, которые «Супернова» определила, как атмосферу корабля.
После того, как мы смогли отыскать уцелевший шлюз, я пристыковал «Супернову» к борту «Омикрона». Пока автоматика шлюза выравнивала давление, мы с Изабеллой де Круа готовились к переходу с корабля на корабль. Девушка держала на плече медицинскую сумку с универсальной аптечкой и полевым диагностом, а у меня на спине был закреплён ранец с универсальным ремонтным комплектом. Довершали наше снаряжение неизменные бластеры на ремнях. Дело в том, что бластер – это не только пистолет, при помощи которого можно уничтожить всё, что угодно. С помощью того же бластеры можно сделать всё, что угодно, например, заварить что-нибудь.
Наконец, над шлюзом загорелся зелёный свет, показывающий, что по ту сторону массивной бронированной двери царит земная атмосфера. Дверь камеры медленно уползла вверх, и мы с Изабеллой де Круа вступили на борт грузового корабля «Омикрон-2». Если честно, я был разочарован от своего первого знакомства с инопланетным кораблём. Я ожидал чего-то большего, но нас встретил стандартный, как и на земных кораблях, коридор, который вёл по направлению к кают-компании. В проходе шлюза стоял человек со знаками различия капитана. Он сказал:
– Вы помощь? Добро пожаловать на «Омикрон». Меня зовут капитан Стентлтон Стеукс, или просто Стен. Кто из вас специалист по атомным реакторам и атмосферному оборудованию?
– Меня зовут капитан Алексей Аряев, и я с удовольствием помогу Вам. Это – капитан-лейтенант Изабелла де Круа, и она – врач.
– Лазарет находится по пути к атмосферной установке. У нас как бы есть свой врач, но у него не очень много знаний. Ваша помощь будет, как нельзя кстати.
И мы пошли к атмосферной установке. По пути капитан Стеукс рассказывал о той ситуации, в которую попал «Омикрон». Этот рейс был совершенно обыкновенным, по крайней мере, до тех пор, пока из гиперпространства не вынырнуло небольшое соединение имперских кораблей. Они представились патрулём и потребовали документы. Несмотря на то, что документы были в порядке, имперцы открыли огонь. Сейчас, как известно, время военное, так что даже транспортный корабль несёт кое-какое вооружение. Конечно, вооружение у транспортника не такое, как у боевого корабля, но и он способен постоять за себя. Имперцы, разрядив в «Омикрон» вес боезапас, практически свели на нет его способность сопротивляться. Но и сами они при этом потеряли несколько истребителей. Разозлившись на непокорный транспортник, капитан имперского патруля приказал высадить на «Омикрон» абордажные группы, чтобы взять корабль приступом.
Штурмовые корабли Империи сработали, как им и было положено – протаранив обшивку «Омикрона», они высадили десант. Имперские штурмовые группы, закалённые в сотнях космических боёв, проникли на борт корабля. Они действовали по заранее отработанной схеме – одно подразделение прорывается к рубке и берёт её под контроль, другое – к реактору, чтобы не дать командиру пустить его вразнос. Экипаж «Омикрона» дрался с решимостью обречённых. В конце концов, имперцы дрогнули и были вынуждены отступить. При этом из 50 членов экипажа «Омикрона» погибли всего 10 человек, а ещё 15 получили ранения различной степени тяжести. Но имперцы из 50 штурмовиков потеряли 35 человек! Закалённые имперские десантники были обращены в бегство членами экипажа космического транспорта, которые были плохо вооружены и плохо организованы! После этого имперцы ушли, чтобы вернуться с буксировщиком – они хотели доставить корабль на свою базу – ведь всё равно команда теперь не могла пустить реактор вразнос – он вышел из строя, и запустить его без ремонта было невозможно…
Вскоре мы подошли к установке для регенерации атмосферы. Когда я увидел этот аппарат, у меня словно гора с плеч свалилась – я ожидал, что он повреждён намного серьёзнее.
– Ну, Вы сможете починить его? – с надеждой в голосе спросил меня Стеукс.
– Сделаем лучше, чем было, – без ложной скромности ответил я.
Капитан покинул техническое помещение, оставив меня наедине с аппаратом. Я раскрыл свой рюкзак с ремонтным комплектом и принялся за работу. По-хорошему, мне нужно было бы заменить несколько блоков, да и всё, но, сами понимаете, никогда не знаешь, что именно пригодится. Мне пришлось не заменять эти блоки, а ремонтировать. Но это было ещё не самое сложное. Самым сложным оказалось то, что одна плата была просто сломана пополам, а запасной у меня под рукой не было. Но, она мне и не понадобилась – у меня при себе оказался любимый бластер. Я взял его, отрегулировал луч на минимум, а потом аккуратно заварил импульсами трещину в плате. При этом я старался не перерезать печатные проводники и не сжечь элементы конструкции. После такого импровизированного ремонта я проверил плату своим портативным тестером, расположенным прямо в крышке рюкзака, и, удостоверившись, что она в норме, я поставил плату на место и, включив регенератор, закрыл крышку прибора. Он работал. Я немного понаблюдал за его работой, а затем вернулся к капитану, чтобы встретить бортинженера – я должен был помочь ему в ремонте реактора.
Тем временем, Изабелла де Круа трудилась в корабельном лазарете. Ей, конечно, показалось немного странным то, что оборудование лазарета выглядело так же, как и на земных кораблях. Но, если честно, у Изабеллы де Круа было столько работы, что ей было просто-напросто не до рассматривания корабельного оборудования. Было очень много раненых и обожжённых бластерами людей. У многих были отстрелены те или иные части тел. С такими Изабелла де Круа не церемонилась – на рану накладывался заживляющий пластырь, потом, когда удавалось остановить распространение в организме разного рода инфекций, девушка, в зависимости от степени поражения, или надевала на человека малое медицинское устройство с функциями заживления, или помещала человека в большой, стационарный аппарат. Такая терапия была способна восстановить утраченную конечность, в зависимости от степени поражения, за три – четыре дня. Иногда девушке приходилось прибегать к оперативному вмешательству, которое, благодаря лазерным технологиям и «Бакте », позволяло ставить на ноги больного примерно за двое суток.
Среди пациентов Изабеллы де Круа встречались также случаи облучения – это были те смельчаки, которые заглушили реактор, не используя никаких средств защиты. Дозы были довольно высокими, в двух случаях Изабелла де Круа смогла только облегчить страдания жертв облучения, безболезненно умертвив их. Да, работы было очень и очень много, и в первую очередь девушка старалась помочь именно самым тяжело раненым. Беда только была в том, что почти всё Изабелле де Круа приходилось делать самой – врач на «Омикроне» была не самой высокой квалификации. Собственно, сама врач погибла, а за неё осталась практикантка, которая почти ничего не умела.
…Встретившись с бортинженером, я отправился в камеру реактора – сердце любого космического корабля. Вот только сейчас это сердце было отключено. Реактор был повреждён, и ценой неимоверных усилий заглушен. При этом пострадала почти вся команда обслуживания реактора, из них несколько человек сгорели заживо от высокого уровня радиации. Реактор нужно было восстановить в самое ближайшее время, так как сейчас, пока он был отключен, все системы корабля работали в аварийном режиме, от аккумуляторов. Ёмкость у них была, конечно, неплохой, но, тем не менее…
Бортинженера звали Макрос Андропулос, он был родом с Антареса, о чём говорил немного красноватый оттенок его кожи. Выглядел он немного старше меня, если только я правильно помнил период вращения планеты, с которой он был родом.
– Я готов к тому, чтобы разобраться с Вашим реактором, – сказал я ему, когда встретил его в рубке, где Макрос занимался восстановлением капитанского вычислителя.
– А Вашей квалификацией поинтересоваться можно? – ответил он мне вопросом.
– Нет проблем, – ответил я. – Так как я – капитан крейсера, то, сами понимаете, я тот человек, который должен разбираться в ремонте любого корабельного оборудования, начиная от программирования бортового вычислителя, и закачивая ремонтом шасси в полевых условиях. Так что квалификация у меня самая подходящая, – гордо сказал я.
Мы с бортинженером подошли к бронированной двери, ведущей в помещение реактора. Мы вошли. Собственно, эта дверь вела не в само помещение реактора, а только в «предбанник» – помещение, в котором производилась дезактивация после посещения реактора, и где люди, которые шли туда, надевали скафандры. Вообще-то, по инструкции, в случае аварии, положено отсек с повреждённым реактором отстреливать в открытый космос и посылать сигнал о помощи. Вот только время сейчас было военное, и неизвестно, кто мог принять этот сигнал бедствия. Вот поэтому и приходилось реактор не отстреливать, а ремонтировать.
– Мы там всё дезактивировали и полностью обновили атмосферу, но, сами понимаете, техника безопасности… – сказал Макрос извиняющимся тоном.
– Да ладно тебе извиняться, – сказал я. – И не надо говорить мне «Вы», меня Алексей зовут, для друзей просто Лёха.
– Хорошо, Лёха, – ответил мне Макрос.
Мы быстро облачились в противорадиационные скафандры, которые по своему виду несколько напоминали тяжёлые глубоководные скафандры примерно 60-х годов. Разумеется, в эти скафандры, как и десантные бронекостюмы, были встроены сервоусилители, так что таскать все эти центнеры на себе не приходилось. Собственно, когда этот скафандр надет на тебя, то ты его почти не ощущаешь – так хорошо работает система сервоусиления.
После того, как мы облачились в скафандры и проверили их, бортинженер открыл дверь, ведущую непосредственно в помещение реактора. Когда мы вошли внутрь, дверь плавно скользнула на направляющих и закрылась за нами. Огромное помещение было тускло освещено аварийными световыми панелями, так что нам пришлось включить скафандровые прожекторы. Собственно, скафандры служили не только эффективным средством защиты от радиации, они ещё выполнили массу полезных функций, например, они ещё несли на себе весь ремонтный комплект, который, таким образом, нам не приходилось таскать на собственном горбу.
В реакторе «накрылась» система охлаждения активной зоны, и не проходили сигналы с дистанционного пульта. Чтобы заглушить реактор, смельчакам приходилось лезть в самый ад активной зоны, и, как я уже говорил, времени на то, чтобы надеть скафандры, у них не было. Мы с Макросом работали часов пять, за которые мы почти полностью заменили трубы, по которым подавалась в реактор охлаждающая жидкость. Все эти пять часов реакторное помещение освещалось огоньками лазерной сварки, гарантирующей стопроцентную прочность стыков. После этого мы ремонтировали информационный кабель, по которому шли сигналы с пульта на реактор. Здесь всё было проще – кабель перегорел вследствие сильного скачка напряжения, когда по кораблю попали из турболазера высокой мощности, пробив защитное поле. Нужно было только соединить все проводки, каждый так, как он и был, а потом заварить их лазером. Ну, да, теоретически это не трудно, но вот только этих проводков было очень много, и у всех очень маленький диаметр. Лазер стоял на минимальной мощности, и приходилось очень осторожно работать перчатками, чтобы не перерезать эти проводки.
После того, как и с этой работой было закончено, мы покинули реакторное помещение и вернулись в «предбанник», чтобы капитан смог через дистанционное управление запустить реактор. В принципе, ничего страшного не произошло бы, если бы мы и не покидали реакторное помещение, но, сами посудите, кому охота находиться в реакторе в момент его пуска? Думаю, что до сих пор в людях жив ещё страх перед ядерным джинном, которого однажды выпустили из бутылки, и, хотя мы покорили космос, но сами мы мало изменились. Вот спроси сейчас какого-нибудь обывателя на Земле, что он знает о космосе, и, я уверен, он скажет, что ничего. Так что не мне судить людей за их страхи и предрассудки, тем более, что я и сам не хотел бы казаться в реакторе в момент его пуска.
– Капитан, мы готовы, реактор тоже готов. Можете запускать! – сказал Макрос по интеркому.
– Принято. Запускаю. Приготовьтесь к НС!
Ничего не случилось. Точнее, кое-что случилось, но это была не НС. Просто тусклое аварийное освещение сменилось на нормальное, рабочее. Реактор вошёл в нормальный, рабочий режим работы. Мы с Макросом выбрались из наших доспехов и прошли через обязательный дезактивирующий душ.
– А ты неплохой инженер, – похвалил меня Макрос.
– Спасибо, – ответил я. – Но, если честно, то это был мой первый опыт в ремонте реакторов. То есть, теорию-то я хорошо знаю, а вот, с практикой мне как-то меньше повезло…
– Ну, тогда ты – один из самых быстро обучающихся людей среди тех, кого мне приходилось встречать…
На сегодняшний день работа у нас закончилась – самое главное было сделано, оставалось только заварить проходы в трюмы, сильно пострадавшие при обстреле, но это можно было сделать на следующий рабочий день, а пока мы все должны были немного отдохнуть. Я думал, что впереди меня ждёт только заслуженный спокойный сон, часиков так на 8, но, как выяснилось, самый главный сюрприз этого дня ещё впереди…
Как выяснилось, капитан предоставил в наше с Изабеллой де Круа полное распоряжение свою каюту. Отказываться был неудобно, да и некогда – спать уж очень хотелось. Я, как настоящий джентльмен, уступил Изабелле де Круа роскошную капитанскую спальную платформу, а себе постелил на довольно-таки узком диване. Приглушив освещение до полумрака, я разделся до трусов, а потом скользнул под одеяло и приготовился заснуть. Но, не тут-то было…
– Лёш, пошли ко мне, а то тебе на диване-то, неудобно, наверное…
– Ну, да, но всё-таки ты – же девушка, а я – парень. Сама же понимаешь, что из этого может выйти…
– Ничего не будет, ведь я пока ничего не такого не замышляю, да и ты, судя по твоему тону, тоже.
– Ну, ладно, уговорила.
Я слез с дивана и, прихватив с собой подушку, пошёл к Изабелле де Круа. Тело Изабеллы де Круа было просто восхитительным на ощупь, но сейчас мне было как-то не до секса, пусть даже и с самой желанной для меня девушкой. Я чертовски устал за этот день, а, кроме того, ведь ещё шла война, так что пока нам всем было не до секса. Так что, я провалился в сон с такой скоростью, что даже не успел почувствовать, что засыпаю.
Утром, я проснулся раньше Изабеллы де Круа. Девушка лежала на боку, лицом ко мне, и я, перед тем, как встать с койки, немного полюбовался её телом, укрытым лишь узенькими трусиками и таким же лифчиком белого цвета. Изабелла де Круа почувствовала, что я смотрю на неё, и открыла глаза.
– С добрым утром, любовь моя! – сказал я.
– Привет, Лёша, – ответила девушка. – Как тебе спалось?
– Рядом с тобой – просто прекрасно.
– Ну вот, а ты не хотел ложиться…
– Ну, я же такой…
– У тебя на сегодня какие планы?
– Да так, сегодня, вместе с местными техниками будем заваривать люки в трюмы, пострадавшие от обстрелов, чтобы исключить дальнейшую утечку атмосферы с корабля. А что у тебя?
– Да так, раненых осталось не очень много, так что, скоро можно будет продолжить наш путь домой.
Я привёл себя в порядок, натянул униформу, и, застегнув на поясе ремень со всем необходимым, поцеловал Изабеллу де Круа, после чего направился в кают-компанию на встречу с техниками (как я прозвал главного корабельного инженера и его помощников) и завтрак. Всего в кают-компании присутствовало человек 35, что говорило в пользу способностей Изабеллы де Круа, как врача.
На завтрак подавали салат из корня чучундры, приправленный соусом из брамбрулета. Это, конечно, не мой стандартный завтрак – чашка кофе или какао с молоком и сдобными булочками, но тоже вкусно и питательно. За завтраком капитан Стеукс сделал следующее объявление:
– Итак, леди и джентльмены! Сегодня мы выходим на финальный этап ремонта нашего корабля. За помощь в этом деле мы, конечно, благодарим наших друзей из Космической полиции – капитана Алексея Аряева и его прекрасную спутницу, капитан-лейтенанта Изабеллу де Круа.
Итак, наша ремонтная команда, в составе меня, Андропулоса и ещё нескольких техников из его команды, прихватив сварочные пистолеты, отправились заваривать люки в трюмах. Да, это была ещё та работёнка, которая не требует никаких умственных затрат. Нужно было полностью приваривать люки к комингсам, или (в тех местах, где люки совсем не держали давление) полностью перекрывать листами обшивки коридоры корабля. Так как реактор «Омикрона» уже выдавал полную мощность, этот корабль начал медленно удаляться подальше о зоны патрулирования имперских кораблей.
… После того, как из госпиталя ушёл последний на сегодня пострадавший, Изабелла де Круа, по привычке, решила прибраться в помещении. Когда девушка пылесосила полы, пользуясь универсальным пылесосом с дистанционным управлением, этот аппарат извлёк из-под кушетки немного закопчённую металлическую пластинку, точнее, обломок пластинки. Когда девушка подняла её, то удивилась ещё сильнее – на пластинке сохранилось всего две русские (!) буквы «ия». Случайно взгляд Изабеллы де Круа упал на её грудь, где была приколота такая же табличка, с надписью: «Космическая полиция. Капитан-лейтенант Изабелла де Круа». Девушка задумалась. Дело в том, что на борту «Омикрона» людей из Космической полиции не было. Она знала это совершенно точно, так как проверяла всю информацию о своих пациентах из бортового компьютера. Но, ведь не могла же эта табличка попасть на борт самостоятельно? И в голове Изабеллы де Круа тихо зазвенели маленькие колокольчики подозрения…
Тем временем, мы с помощником инженера, парнем по имени Максимус Антониус, заваривали люк в трюм номер 12, в котором, как сказал капитан, была повреждена обшивка. Мы не занимались ремонтом обшивки потому, что было проще откачать из трюма воздух и загерметизировать подходы к нему, чем заниматься наложением пластыря.
– А что в этом трюме? – спросил я.
– Да так, всякая всячина. Мусор всякий.
Я повёл фонарём по сторонам. Какие-то ящики, контейнеры, баки. Ничего интересного. Всё намертво принайтовано к палубе. Я решил приступить к работе, но, судьба распорядилась иначе…
– Слушай, Алексей, мне тут ненадолго отойти надо, ты пока подготовь сварочный аппарат и посмотри, где место утечки.
– Нет проблем, – сказал я, после чего Максимус удалился.
Решив, что минуты мне хватит на поиск утечки, я всё же решил осмотреть, что же в контейнерах. И не ошибся… Подойдя поближе, я увидел, что контейнеры снабжены системами охлаждения. Ну, мало ли, какой там груз мог быть, но я, тем не менее, решил попробовать его открыть.
Шифровой замок контейнера не был активирован, и крышка подалась лёгкому нажиму моей руки. Волосы зашевелились у меня на голове, а к горлу подступила тошнота. В контейнере лежали трупы. Человеческие. Мужчин и женщин. Всем так лет по 19 – 25. Но это я заметил уже во вторую очередь. Первым делом мне бросилось в глаза другое. Форма. Форма Космической полиции. Нашего, Земного филиала.
Они все были убиты. Кого-то пристрелили в упор из бластера, кого-то пытали, расчленяя понемногу. Но, определённо, это были земляне. Я расстегнул форменную куртку на одном парне, который выглядел немного старше меня. У него на шее, так же, как и у меня, на цепочке, висели «собачьи жетоны» – пластинки с личным номером и встроенным микрочипом. Я прочитал надпись: «Коммандер Иван Викторович Семёнов. Личный номер 324178326. Земля». Конечно, я мог бы заодно считать и код микрочипа, но основное было понятно и так.
Внезапно раздался какой-то шум. Я, было, опустил крышку контейнера, но было уже поздно.
– На что это ты смотришь? – раздался сзади голос Максимуса, и мне под ребро ткнули твёрдым стволом бластера.
– Кто они? – спросил я, понимая, что отпираться бесполезно.
– Команда этого корыта. Они перевозили груз оружия для Сопротивления на Гидре, как вы, земляне, её называете. Мы решили перехватить этот груз.
– И кто же вы такие?
– Мы – перехватчики, имперский спецназ. Бой за эту посудину был жаркий, и у нас были серьёзные потери. Но, всё же, мы смогли победить. А теперь и ты, вместе со своей девицей, отправишься к ним! – и Максимус стволом своего бластера показал мне на контейнер. Зря. Я нанёс назад точный удар ногой, обутой в тяжёлый армейский ботинок, усиленный магнитными подковами, попав точно в коленную чашечку «инженера», и, несомненно, сломав её.
После того, как Максимус упал, у меня не поднялась рука добить его, и я ограничился только тем, что разбил его комм и прихватил бластер. Сделав это, я бросился бежать по коридору в госпиталь, чтобы смыться с корабля вместе с Изабеллой де Круа.
Несколько сотен метров коридоров, и я, предварительно снизив скорость, спокойным шагом, вошёл в госпиталь. Изабелла де Круа что-то объясняла своей помощнице. Я успокоил дыхание и сказал девушке:
– Дорогая, мне бы хотелось поговорить с тобой наедине.
Помощница вышла из госпиталя. Я вполголоса обратился к Изабелле де Круа:
– Эти торговцы – не торговцы. Это имперский спецназ. А этот корабль – транспортный корабль нашего флота. Имперцы перебили всю его команду, и теперь очередь за нами, так как я случайно раскрыл их алиби. Нам нужно смываться, и чем скорее, тем лучше. У тебя в каюте что-нибудь ценное осталось?
– Да вроде нет, – сказала Изабелла де Круа, проведя рукой по поясу с портупеей.
– У меня тоже нет ничего такого, ради чего можно было бы рисковать жизнью. Уходим быстро, но, не привлекая внимания.
– Принято, капитан, – ответила Изабелла де Круа, и мы спокойной походкой покинули госпиталь.
Мы медленно шли по направлению к шлюзам, страстно желая иметь в своём распоряжении всего один боевой десантный скаф, или хотя бы, чтобы имперцы не успели обнаружить того, что нам всё известно. Но, беда в том, что не всегда наши желания сбываются. Не успели мы пройти метров сорок, как взвыла корабельная сирена, и голос капитана Стеукса проревел:
– Всем, свободным от вахты, срочно! Задержать двоих офицеров Космической полиции. Любой ценой не дать им добраться до их корабля! Брать живьём!
Какое там, принять бой! По словам Изабеллы де Круа всего легкораненых было так человек 40. Почти все они, вооружённые бластерами, вышли сейчас для того, чтобы поохотиться на самую захватывающую добычу – на человека. Нас же было всего двое, и нам хотелось только одного – жить. Имперцы преследовали нас по всему кораблю, который они знали лучше нас. Когда я понял, что они у нас на хвосте, я, не целясь, выстрелил несколько раз из бластера назад, рассчитывая, если не убить кого-то, то хотя бы напугать. Вот только, кажется, имперцы не очень-то испугались моей стрельбы.
Мы продолжали наше отступление, но наши противники, пользуясь своим знанием местности, постепенно окружали нас. И, в тот момент, когда до шлюза, за которым стояла «Супернова», осталось всего ничего, они нас догнали. Я развернулся, переключая бластер в парализующий режим – я не хотел убивать без нужды, и именно это меня погубило – капитан Стеукс тоже не хотел убивать меня, иначе бы разряд его бластера снёс бы мне голову, а не лодыжку. Я упал на пол, усилием воли подавляя боль. Крови почти не было – у бластерного выстрела довольно-таки высокая температура, так что мне сразу прижгло все перебитые кровеносные сосуды.
Изабелла де Круа, пробежав по инерции несколько метров, возвращалась теперь ко мне.
– Уходи! – хриплым голосом (от боли) крикнул я.
– Но, Алекс, я же могу тебя вынести!
– Нет, не можешь. Уходи, я сейчас покажу им, как умирают офицеры Космической полиции!
Нехотя, Изабелла де Круа убежала по направлению к шлюзу. Имперцы пока затаились – они помнили, что у меня в руке бластер с полным боезапасом. Я снова переключил свой пистолет в полный боевой режим – теперь я и в самом деле был готов дорого продать свою жизнь. Я бросил взгляд, полный тоски, на люк, отделявший шлюзовую камеру «Омикрона» от шлюза родной «Суперновы». В принципе, я мог бы до него доползти, но я прекрасно понимал, что имперцы только ради прикола с большого расстояния просто расчленят меня своими выстрелами.
– Эй, девчонки! – крикнул я. – Так мы воюем, или как? Подходите, только, ближе, чтобы я не промахивался!
До меня донёсся чей-то злорадный хохот. «А ведь я вам, гады, столько всего хорошего сделал!», – мрачно подумал я, стреляя на звук. От угла коридора донёсся крик боли. Я усмехнулся, поняв, что одним врагом стало меньше, и приготовился к длительному бою.
Имперцы стреляли много, но, по большей части, неточно. Они не могли, как следует прицелиться, чтобы при этом не попасть под мои, более точные выстрелы. Я же бил исключительно на поражение. При этом, в мою голову, пришли, слышанные где-то строчки: «Последний патрон – и гранату на грудь, чтоб вместе со взрывом в безмолвье шагнуть…» Ну, гранат у меня при себе не было, а подрывать аккумулятор бластера мне пока что-то не хотелось – от него пока было больше пользы в его теперешнем положении.
Капитан Стеукс стоял за поворотом коридора, где его не могли достать выстрелы или рикошеты.
– Ну, и долго ещё мы будем терять людей, чтобы взять его? – спросил Стеукс своего помощника, лейтенанта Мальтиаса Нурсби. – Он уже положил троих.
– Шеф, там есть проход, который ведёт к вентиляционной решётке у него за спиной. Мы можем обойти его и закидать газовыми гранатами.
– А на что он нам живым? – спросил Стеукс.
– Но, шеф, он же капитан патрульного крейсера. Он же ходячая энциклопедия сильных и слабых мест Ударного Флота. Через него мы сможем узнать обо всех маршрутах патрулирования их кораблей. К тому же, это Вы, шеф, стреляли ему в ногу…
– Да, это я так, промазал… Но, ты, в принципе, прав. Ладно, берите его живьём…
– И Нурсби, прихватив с собой парочку ребят, таких же отморозков, как и он сам, пошёл выполнять приказ.
Я накрепко запер боль в уголке своего сознания, продолжая отстреливаться. Конечно, иногда она прорывалась наружу, но это делало меня только злее. Энергии в моём бластере было ещё очень и очень много, так что ещё немало имперцев должны были сегодня встретить свой конец. Но, дальше всё вышло, как в той песне, которая мне вспомнилась: «И, вдруг, в тот момент, когда рвалась чека, откуда-то сзади – удар – темнота». В том смысле, что, пока я ловил в прицел очередного имперского спецназовца, всё заволокло каким-то дымом, и я потерял сознание.
«Открылись залитые кровью глаза, и сразу увидел улыбку врага. Вокруг борода, зловещий оскал – «Ну что, шурави, вот и к нам ты попал!»» – вспомнилось мне при пробуждении. У капитана Стеукса, конечно, не было ни бороды, ни зловещего оскала, да и слова «Шурави» он, скорее всего, тоже не знал. Но он смотрел на меня и в его взгляде я прочитал свой приговор.
