Текст книги "Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз"

Автор книги: Алексей Маслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Илл. 18. Спиралевидные рисунки могут сочетать в себе экстатические видения с космогоническими представлениями.

Культура Мацзяяо, поселение Юнцзин, провинция Ганъсу

Прежде всего, это свидетельствует о сложившихся представлениях о традиционном магическом членении пространства на середину, верх и низ, а также на прошлое, настоящее и будущее. Во-вторых, это же говорит и о наличии представлений о необходимости «объединения» или установления связи между этими тремя началами.

На фоне многочисленных изображений рыб, птиц и их производных все большее и большее место начинают занимать антропоморфные мотивы. На кувшинах и кубках проступает лик странного существа, очевидно напоминающего человека и с той же очевидность человеком не являющегося.

Он встречается повсюду: на глиняных масках из Нюхэляна в Ляонине (культура Хун-шань), в виде крышек сосудов в культуре Яншао, на погребальных нефритовых изделиях в поздненеолитической культуре Лянчжу в Цзянсу. В подавляющем большинстве случаев сразу обращает на себя внимание странная деформация лица: утрированно большие глаза и уменьшенная нижняя часть.

Существо это, очевидно, было связано с символикой смерти и путешествия в загробный мир. Но это не дух смерти, а, скорее, прообраз шамана, сопровождающего душу в последнем путешествии.

Так, в поздненеолитической культуре Лянчжу в Цзянсу на живот усопшего клали цилиндры (цун), на которых был изображен лик существа с большими глазами, широким носом и растянутыми губами – явный прообраз более поздней маски таоте. Волосы его на изображении скорее напоминают перья, а большие глаза как бы вылезают из орбит.

Частично ответ на загадку странного строения голов у таких масок могут дать захоронения в были обнаружены скелеты с весьма специфической деформацией черепа, которая может быть объяснена искусственным удалением верхних резцов. Это изменяло прикус и соответственно несколько трансформировало всю структуру лица, что и могло вести к визуальному ощущению «маленького» подбородка, который мы видим на большинстве изображений.

_…???…

_{Илл. 19. Парные нефритовые фигурки высотой 12 см: мужчина и женщина с волосами, заплетенными в виде рогов, и татуированными телами. Возможно, это прообраз предания о Фуси и Нюйва. Обращают на себя внимание некитайские черты лица.}

Из захоронения Фу Хао у столицы Шан г. Анъян

Многослойный мир

Уже в неолите формируется своеобразная шаманская космогония, которая прежде всего заключалась в осознании нескольких этажей или нескольких слоев Вселенной, обычно верхнего, среднего и нижнего. Очевидно, что верхний и нижний миры еще никак не связаны с представлением о позитивном и негативном посмертном воздаянии и не являются прототипами рая и ада, но лишь отражают поэтапность путешествия духа умершего человека или мотив перехода древнего мага из видимого мира в мир невидимый. И как следствие возникает мотив посредничества между Небом и Землей, между различными сферами космоса. Поиск такого «переходного» персонажа, который мог бы опосредовать оба мира, земной и небесный, выражен, в частности, в изображениях духов-гермафродитов, встречающихся уже в эпоху неолита.

Один из самых известных таких сосудов был обнаружен в 1974 г. в Люване, в провинции Циньхай, и принадлежит неолитической культуре Мачан. Сосуд высотой в 33 см выполнен в виде пузатого существа: горлышко является его головой, а тело представлено основной частью сосуда.

У существа обе руки сложены на животе, а внизу живота располагаются утрированно выраженные мужские и женские половые органы. На задней поверхности кувшина на «голове» существа нарисованы длинные волосы, внизу которых изображена лягушка.

Изображения двуполых духов встречаются вплоть до XIV–XI вв. до н. э., т. е. до позднего периода Шан. В частности, в 1976 г. в захоронении Фу Хао, на развалинах столицы Шан-Инь неподалеку от г. Аньян в Хэнани, были обнаружены две подобные фигурки высотой чуть более 12 см из бело-серого нефрита. Примечательно, что фигурки, изображающие стоящих людей с руками на поясе или животе, покрыты узором, который позволяет предположить татуировку, характерную для шаманов. На голове у них располагается некое подобие небольших рогов – то ли волосы, заплетенные особым образом, то ли шлем с рогами животного. Эта «рогатая» особенность вообще является характерной чертой изображения духов или древних медиумов, в которых воплощается дух.

Гермафродит в силу сочетания и мужского, и женского начал символизирует посредника между двумя мирами, между духами и человеком. Лягушка в его волосах в данном случае трактуется как символ реинкарнации двуполого божества в момент шаманского ритуала.

И он – всего лишь посредник между мирами.

Илл. 20. Блюдо, изображающее получеловека-полурыбу с закрытыми глазами. Возможно, это изображение шамана в момент его перевоплощения в дух предка. Банъпо, неподалеку от г. Сиань, провинция Шэн.

Отражением представлений о многослойной структуре мира является древняя утварь, прежде всего утварь из обожженной глины, которая явным образом делится по вертикальной оси на три части, причем в каждой части может присутствовать свой рисунок.

На древней керамике очевидно проступает и мотив «мировой оси» или «мирового древа», соединяющего верхний и нижний миры и одновременно не дающего им сомкнуться, то есть оставляющего пространство для жизни людей. На кувшинах «мировая ось» чаще всего представлена в виде вертикальных линий, символического дерева, иногда – лягушки или жабы, головой подпирающей верхний обод кувшина, а лапами упирающейся в его основание.

На неолитических кувшинах культуры Мацзяяо (уезд Юнцзин, пров. Гань-су), 3300–3050 гг. до н. э., отчетливо проступает эта «послойность» мира. По нижней части кувшина, найденного в 1956 г., расположен волнистый декор в в виде волн, что можно интерпретировать как водную стихию. В центральной, самой широкой части идет характерный для древней керамики декор из спиралевидных линий, а верхняя часть ближе к горловине покрыта диагональными прямыми линиями.

Спиралевидные линии вообще являются излюбленным мотивом для центральной части неолитической керамики, они встречаются на кувшинах в культуре Яншао, в Мяодигоу (Хэнань, 2500–1900 гг. до н. э.), Давэнькоу (пров. Шаньдун, 4300–2500 гг. до н. э.) и других. Очевидно, этот мотив связан с какими-то малопонятными представлениями шаманской космогонии. К тому же спиралевидные рисунки являются характерной чертой росписей по керамике практически во всех ранних культурах, например, в доантичной Греции или Месопотамии. Можно также предположить, что спирали являются отражением видений шаманов и медиумов при приеме ими галлюциногенов, в частности грибов, чем сопровождался практически любой шаманский ритуал.

Вообще представления о космогонии формировались во многом как результаты видений, связанных с трансом, изменением соматического состояния и приемом психоделиков. Это и было первичным истоком мистического или религиозного опыта. Не столько интерпретировались сами видения, сколько передавалось состояние соприкосновения с чем-то «иным». Именно поэтому на подавляющем большинстве рисунков мы видим не изображения реальных вещей и предметов, т. е. мира «посюстороннего», но «воспоминания» о видениях и путешествиях в мир «иного». Реальные предметы, например изображения рыб и птиц, в этих видениях приобретали искаженно-фантасмагорический характер, подобно тому как видит предметы человек в состоянии наркотического опьянения: у рыб вдруг появлялось человеческое выражение глаз и даже улыбка, столь же антропоморфны некоторые птицы. У рыб на таких рисунках вдруг вырастают рога, змеи трансформируются в драконов, а люди приобретают облик рогатых духов с огромными глазами. Вряд ли стоит полагать, что все рисунки и узоры – лишь результат галлюцинаций и видений, однако именно они лежали в основе формирования канона подобных изображений.

Для ритуалов использовались и прямые прообразы «мировой оси» – жезлы с засечками на них.

Один из таких нефритовых жезлов, высотой ок. 50 см, был открыт в Шаньдуне и принадлежит культуре Лянчжу. Жезл разделен на 19 сегментов, возможно «этажей» космоса, а также имеет небольшое навер-шие и основание. Возможно, самое примечательное в этом жезле то, что он покрыт изображениями какого-то духа или человека, причем его «ртом» являются прорези между сегментами, нос – боковые грани жезла, глаза пред– Илл. 17 ставлены симметричными кругами, в виде небольших треугольников по бокам кругов. Всего, таким образом, здесь изображено 76 аналогичных по своему виду духов, и характерный облик таких духов неоднократно встречается на древней керамике и бронзе в виде существа тао-те, на смысле которого мы остановимся позже. Такой жезл, представленный в виде фаллоса, соединяющего небо и землю в руках шамана, показывает нам «поэтажность» вселенной, где на каждом «этаже» обитает определенный дух, шаман же, держа жезл за основание, т. е. за его «земную» часть, использует его как «лестницу в небо» (одна из функций «мировой оси»), чтобы достичь высших сфер. Смысл жезла также может интерпретироваться как прохождение души умершего человека с Земли наверх по нескольким сферам вселенной, причем шаман сопровождает душу человека, не позволяя ей «затеряться». Этот мотив сопровождения души посредником широко распространен и сегодня в погребальных ритуалах. Примечательно, что рядом с жезлом были обнаружены изображения солнца, луны и гор, во многом схожие с теми, которые встречаются и в культуре Давэнькоу. Предполагается, что именно они являются первыми зачатками письменности либо тотемными знаками разных племен.²²

Илл. 21. «Хвостатые» люди – не редкость на древних неолитических изображениях. Ритуальный танец с хвостами и подобиями бунчуков на внутренней части миски. Культура Мацзяяо, деревня Шансуньццзя, провинция Шаньдун.

В принципе жезлы, чаще всего выполненные в виде фаллолингамов, являются указанием на шаманскую практику, которая была широко распространена в неолите. Шаманские жезлы встречаются у народов каменного века севера Дальнего Востока, Приморья. Обнаружение жезла вместе со знаками солнца, луны и гор говорит также и о наличии «космогонического управления» миром со стороны шамана, который способен властвовать над этими силами.

Символика «первых правителей»

Самый известный историограф древнего Китая Сыма Цянь (I в. до н. э.) начинает свое изложение истории Поднебесной с эпохи «трех мудрецов и пяти первоимператоров» или «пяти правителей».

Эта эпоха «высокой древности» (шан гу), как уважительно именовали ее многие философы, считалась идеалом мудрого правления, добрых и спокойных нравов. Конфуций и Мэн-цзы считали ее поистине золотым веком, призывая людей Поднебесной брать пример с первоправителей и вернуться к нравам прошлого. В историографии постоянно ведутся споры о реальности этих людей, однако подавляющее большинство исследователей склоняется к тому, что это были либо полностью мифологические личности, либо не столько «правители» (дм), сколько племенные лидеры.

Перед «пятью правителями» шли «три мудрейших»: Фуси, его сестра и Илл. 22 жена Нюйва и «священный земледелец» Шэньнун, научивший людей обработке земли, а также считающийся основателем лекарственного использования трав и других растений. Предание о «трех мудрейших» относится к какой-то иной традиции и, вероятно, было добавлено к списку первых правителей Китая уже позже, в тот момент, когда разрабатывалась общая картина китайской мифологии.

Вообще, цифра «пять», являясь священным числом в китайской магической традиции, ассоциируется с Небом и представляет собой один из элементов механизма сакрализации истории.

Некие племенные лидеры, возможно, разрозненные и не являвшиеся правителями одного народа, оказались объединены в единую линию «пяти» с тем, чтобы сама история раннего Китая обрела неслучайный, священный характер.

Для историописателя Сыма Цяня именно «пять правителей» являются началом истории вообще, не случайно он начинает свое изложение в «Записках историка» с эпохи, когда властвовали эти пять удивительных людей. Для китайских историописателей в общем никогда не существовало четкого разделения на мифологическую и реальную историю; более того, миф лишь подтверждал и освящал исторический факт, поэтому рассказ Сыма Цяня не может быть ни подтверждением, ни опровержением существования эпохи «пяти правителей». Впрочем, это для нас в данном контексте и не столь важно. Значительно важнее, что это – точка отсчета того, что в Китае понималось под «историей».

Первым из пяти правителей обычно называют Хуан-ди – «Желтого правителя» (предпол. 2697–2599 гг. до н. э.), считая его основателем китайской нации. По преданиям, за Хуан-ди следовали два правителя, которые, по-видимому, ничем не проявили себя. Затем лидером становится Яо (2357–2258 гг. до н. э.), за ним – Шунь (2257–2208 гг. до н. э.), которого Яо нашел среди простых земледельцев, оценил за мудрость и передал ему бразды правления. Племенное лидерство Шуня унаследовал Юй, считающийся «великим мудрецом» и победителем потопа, сумевшим повернуть реки вспять и построить большое количество дамб.

Обычно их именуют «легендарными» или «полулегендарными» правителями Китая, хотя вряд ли сегодня кто-либо решится дать уверенный ответ, могли ли существовать эти люди. А если и существовали – кем были они? Племенными лидерами, победившими соседние племена, или некими обобщенными предками, часть которых явилась с каких-то других территорий на Центральную равнину Китая? Возможно, речь идет и не о людях, а о тотемных символах, «очеловеченных» в народных преданиях, подобно тому как произошла эвгемеризация Олимпийских богов в античной Греции?

Интересно, что некоторые первоправители Китая именовались «м», что было обобщающим словом для неких иноземцев. При этом выделяли восточных и и западных и. Этот термин впервые появляется в сочинениях середины I тыс. до н. э., тогда так именовали племена, жившие на полуострове Шаньдун, в частности племена сушэней, илоу и другие. Мэн-цзы рассказывает: «Шунь, что был выходцем из племен восточных и, родился в Чжуфэне, переселился в Фуся и умер в Минтао. Правитель Вэн-ван, выходец из западных и, родился в Цичжоу и умер в Биъине»²³. Минтао располагался в Шаньси, севернее города Аньи, где была построена резиденция правителя династии Инь, Чжоу Синя, – дворец Мугун.

Пришлый характер первопредков Китая присутствует во многих рассказах и легендах, «пришлость» этой цивилизации звучит даже в терминологии. Например, по легендам прародительница рода Шан Цзянь-ди происходит из каких-то территорий на западе и не случайно именуется термином ди, характерным для «западных инородцев». Сохранился обширный комплекс легенд о том, что предки китайцев пришли откуда-то с запада и именно там лежит исток всей сакральной культуры. Об этом «западном истоке» как месте обители предков у нас еще будет возможность поговорить отдельно, здесь же отметим, что за образами Хуан-ди, Яо, Шуня и других правителей скрываются не только племенные лидеры или родовые объединения, но и образы шаманов и медиумов, объединявших в себе как сакральные, так и административные функции.

Символизм причудливым образом присутствует и в самих именах этих людей. Сегодня их имена уже традиционно понимаются как фамильные иероглифы, хотя, если внимательно вглядеться в их первоначальный смысл, становится очевидным, что речь идет о неких знаках бытия, символах, характерных для шаманской практики. Имя прародителя китайской нации Хуан-ди обычно переводится как «Желтый правитель», хотя сам иероглиф «дм» («правитель», «император») был прибавлен к имени Хуан значительно позже, к тому же, думается, в этом контексте он означает «дух» или «Небесный дух», то есть указывает не столько на правящий статус некоего Хуана, сколько на то, что речь идет о его канонизации в виде духа или тотема.

Каким-то образом Хуан-ди оказался связанным с образом медведя, а Шунь – с образом дракона, что позволило предположить, что эти животные являются тотемами их племен.

Само же имя Хуан традиционно принято переводить как «желтый», хотя первоначально этот иероглиф не имел отношения ни к желтизне, ни к цвету вообще. Иероглиф хуан рисовался в виде человека, стоящего, широко расставив ноги, с каким-то кругом в районе живота. Как предполагается, это может означать висящее на груди большое кольцо из нефрита – символ власти и магической энергии²⁴. В равной степени это может означать и священную татуировку на животе или груди. Как видим, первоначально иероглиф «дя/ан» означал мага, обладающего священной мощью и властвующего над миром людей. Его контаминация с «желтым» произошла намного позже, например из-за цвета ритуальной раскраски лица.

Интересна ранняя этимология понятия хуан, действительно означающего в современном языке «желтый»: в верхней части иероглифа стоит несколько видоизмененная графема «свет» или «сияние» (гг/аи), внизу – «поле» (тянъ), что может трактоваться по разному: «свет над полями», «поле сияния» и т. д.

Принято считать, что желтый цвет, столь характерный для китайской символики, соотносится с характерным желтоватым цветом лессовых равнин провинции Хэ-нань, по которым, в частности, протекает знаменитая «Желтая река» Хуанхэ. Мельчайшая взвесь лесса, постоянно размываемого водами, действительно придает Хуанхэ устойчивый песочно-желтый цвет. Впрочем, уместно предположить, что если Хуан связан именно с желтым цветом, то он должен быть связан именно с цветовой символикой речных божеств и духов, живущих в Хуанхэ. Хуанхэ нередко внезапно меняет свое русло, размывая неустойчивую лессовую почву, – даже в наше время целые деревни внезапно оказываются под водой, когда река буквально «перепрыгивает» на несколько километров в сторону. С древности Хуанхэ приходилось обуздывать, постоянно строя дамбы и укрепляя берега, хотя это помогало далеко не всегда.

Желтые воды несут в себе страх смерти и одновременно надежду на хороший урожай, так как все хозяйство строилось вокруг Желтой реки. В даосской мистериологии и народных преданиях понятие «желтые воды» или «желтые источники» (хуан цюанъ) ассоциировалось первоначально с подземным царством, куда уходят души умерших, что в мистических концепциях на каменной плите эпохи Ханъ. Шаньдун означало не только смерть как абсолютное забытье, но и возможность перерождения и возвращения. И здесь Хуан-ди выступает уже дословно как «дух, что правит над желтым», т. е. над миром мертвых, и это вновь возвращает нас к мысли о Хуан-ди как о медиуме или шамане.

Илл. 22. Фуси и Нюйва, брат и сестра, которым приписываются мироустроительные функции, держат в руках солнце и луну. Их змеиные тела и антропоморфные лица, возможно, свидетельствуют о каком-то магическом обряде, проводимом древними шаманами. С каменной плиты из погребения II–I вв. до н. э. Сычуанъ.

Желтый цвет, равно как и сам Хуан-ди, стал символом Китая и одновременно понятия «середины». Например, Китай всегда понимался как срединное государство (чжунго), Хуан-ди же считался «правителем центра» или «восседающим в центре». В общем, это не удивительно, поскольку такие представления были созданы внутри самого народа Хуан-ди, который, как и любой народ, видел себя «в центре», в то время как на окраинах жили варвары и люди «не срединных государств». В любом случае, понятия желтого цвета и центра оказались тесно переплетены внутри символики самого Хуан-ди.

Более того, сама «центральность» желтой символики позволила ассоциировать Хуан-ди с землей как центральным элементом традиционной пятеричной схемы взаимодействия стихий (металл, дерево, вода, огонь, земля). Земля, нередко обозначаемая желтым цветом, занимает центральное место в пятеричной схеме Ло-шу – одном из вариантов расположения гексаграмм, легшем в основу «Канона перемен» («И цзин»).

_…???…

_{Илл 23. Фуси и Нюйва в виде переплетшихся змей с измерительными инструментами в руках. Изображение на каменной плите эпохи Ханъ. Шаньдун}

Желтый цвет в Китае стал императорским цветом, правитель носил одежды золотисто-желтого цвета, на спине которых обычно вышивался золотыми нитями другой символ императорской власти – дракон, являющийся одновременно и одним из речных божеств, и, как мы покажем дальше, трансформированным духом предка.

Таким образом, Хуан-ди оказывался воплощенным духом земли, правителем или посредником царства мертвых или символом началом инь. Не случайно его культ был связан с плодородием, молением об урожае и даже сексуальной магией – именно Желтый правитель во многих трактатах IV–II вв. до н. э. ведет беседы с женскими духами, например Сокровенной девушкой (Сюаньнюй) или Безыскусной девушкой (Сунюй), о том, как сохранять детородную силу до старости, как наполнять себя семенем «до предела», как доставить себе и женщине максимум удовольствия. Именно с культом Хуан-ди была связана самая ранняя сексуальная практика и магическая эротика Китая.

Илл. 24. Иероглиф «хуан», ныне означающий «желтый», в том числе и «Желтый император», в древности рисовался в виде Mt на груди которого – то ли татуировка, то ли кольцо из нефрита.

В определенной степени дополнением Хуан-ди как духа земли являлся «священный земледелец» Шэньнун. Его другим именем было Янь-ди; янь означает «языки пламени» или «огонь», и очевидным образом Шэньнун оказывается обожествленным духом огня или очага.

Этимология имени другого полулегендарного правителя Китая – Яо – так же очевидно говорит о символике земли: его иероглиф состоит из трех элементов ту («земля»), что указывает, как это принято в изобразительной иероглифике, на всеобщность или обобщающий характер «земли», т. е. «вся земля». Есть даже предположение, что его преемник Шунь (2255–2205 гг. до н. э.) есть не более чем антропоморфное воплощение гибискуса – растения из семьи мальвы с большими яркими цветами и зубчатыми листьями, которое могло использоваться в составе галлюциногенов, употребляемых древними магами и медиумами. Некоторые виды гибискуса до сих пор употребляются для приготовления припарок, уменьшающих боль, а семена имеют ярко выраженный возбуждающий эффект, как от кофе. Таким образом, Шунь оказывается не только и не столько человеком, сколько духом растения, вселяющегося в человека и приводящего его в состояния экстатического транса, характерного для медиумов.

Подобным же образом во многих преданиях с растениями оказывается связан и Фуси, принсеший китайскому народу все культурные достижения. Например, на рельефах храма У Лян (I–II вв.) говорится о Фуси как о «духе растительности». Он также был «первым правителем-ваном, начертал триграммы, изобрел узелковое письмо, установил правила отношений, чтобы управлять внутри морей»²⁵.

Примечательно, что Фуси здесь именуют «первым ваном». Обычно «ван» понимается как «правитель», однако первоначальная семантика этого понятия свидетельствует, что под ваном скорее понимался верховный жрец и медиум, объединяющий в себе силы земли и неба. Таким образом, учитывая также и «культурные» достижения Фуси, перед нами предстает образ племенного жреца, сумевшего объединить народ внутри единых культов. Это отвечает вообще именно сакральному, а не военно-вождистскому характеру власти, присущему древнему Китаю. А упоминание в этом контексте о «духе растительности», как и в случае с Шунем, указывает на активное использование древними медиумами галлюциногенных растений.

Илл.25. Яо (2357–2258 до н. э.) один из первых полумифических правителей Китая. Рисунок XI–XII вв.

В древних текстах нет согласия по вопросу об «очередности» древних правителей, и, как кажется, такой вопрос вообще не интересовал мифологическое сознание, построенное не столько вокруг вычисления точного времени, сколько вокруг образов самих правителей. Некоторые исторические тексты, например «Шаншу» («Книга преданий»), начинают описание культурной истории именно с Яо, а не с Хуан-ди, как делал Сыма Цянь. Более того, многие философы, например Конфуций и Мэн-цзы, говорят именно о Яо и его преемнике Шуне как о великих правителях или «духах» – ди, обходя стороной Хуан-ди. Вполне возможно, что речь здесь идет о разных традициях, к тому же Сыма Цянь активно пользовался устными преданиями, где временные рамки нередко смещаются, накладываясь друг на друга, и не исключено, что прямой линии преемствования между Хуан-ди и Яо в действительности не существовало, – можно предположить, что они были вождями разных народов. Тем не менее, для китайского сознания характерно все выстраивать в единую линию преемствования-передачи: так, например, произошло с историей даосизма, когда разрозненные школы и учения оказались объединены под единой историей и названием, так случилось и с чань-буддизмом, когда в X–XI вв. история десятков мелких школ чань была переписана, чтобы привести ее к понятию «единой линии». Не исключено, что подобное же случилось и с историей «пяти правителей».

Каждый из этих правителей обладал некой характерной функцией, особой миссией в этом мире, и в совокупности они выступали как творцы мира и культуры. Но мы без труда заметим, что функции «трех мудрецов» и «пяти правителей» нередко пересекаются, более того, порою создается впечатление, что речь идет об одном обобщенном Творце культуры, выступающем под разными именами. Так, Фуси научил людей ловить рыбу, пользоваться огнем, термически обрабатывать пищу, охотиться и пасти овец. Он же впервые сумел «прочитать небесные письмена» (тянъ вэнь), введя в оборот иероглифическую письменность как отражение этих «письмен Неба». Он выступает и как отец китайской медицины, открывший пользу иглоукалывания (по легенде, он как-то задел себя мотыгой по ноге, отчего у него тотчас прошла головная боль) и траволечения. Часть этих «открытий» приписывается и Хуан-ди: обработка земли, письменный язык, разделение земли на наделы. Одновременно отцом землеобработки считается и Шэньнун, чье имя как раз и переводится как «священный земледелец», и он же впервые, принимая в пищу разные травы и экспериментируя на себе, создал таким образом канон китайского траволечения. И Хуан-ди, и Шэньнун, и Яо, как считается, внедрили основу жизни древних земледельцев – лунный сельскохозяйственный календарь, продержавшийся в Китае до его трансформации, связанной с арабским культурным влиянием. Хуан-ди также приписывается изобретение топора, ступки, ношения платья и туфель.

Нюйва и Фуси вообще являются основными миро-устроителями обитаемой вселенной. Не случайно на ряде изображений Нюйва, канонически рисуемая с правой стороны, держит в руке Илл. пару компасов, слева же Фуси сжимает измерительный треугольник. По ряду преданий, некоторые первомудрецы выступили и как создатели людей вообще. Так, одна из центральных богинь китайской архаики Нюйва, сестра Фуси, вылепила людей из глины и обожгла ее, а по другим преданиям, рот человека был «прорезан» Нюйва, которая к тому же создала и всю ритуальную музыку и песнопения, что выходят изо рта.²⁶

Таким образом, даже говоря слова и тем более воспроизводя музыку, человек пользуется тем «следом», что оставили ему великие прародители. Заметим, что все древние указания на музыку и песнопения связаны прежде всего с экстатическими ритуалами магов и шаманов, хотя позже, окультурившись, они превратились в часть придворного ритуала.

Уже в более позднюю эпоху I–V вв. и, вероятно, под воздействием мифов л. 27 южнокитайских народов все они явились и частями космогонических мифов: Хуан-ди определил порядок движения солнца, луны, звезд, Яо поручил неким «министрам» наблюдать за небесным порядком и определил нумерологический принцип солнца, луны и созвездий, также базировавшийся на пятеричной схеме.

Правители обладали и мироустроительной функцией, обустраивая землю. Так, Хуан-ди считается первооткрывателем компаса, а также самого понятия четырех сторон света (сам он пребывал, естественно, в центре и поэтому считался «правителем центра»). Яо отправил к четырем сторонам света своих посланников – «окультурил» варварские земли. Шунь создал схему поселений, по которой города имели четверо ворот, и таким образом даже сегодня китайские города, построенные по принципу взаимовключающих квадратов, а не кругов, как в других древних культурах, повторяют «схему Хуан-ди – Шуня», хотя сегодня мало кто из китайцев представляет, что живет внутри магического квадрата земли (небо при этом представляется в виде круга).

Даже выглядели «три мудрейших» и «пять правителей» нередко схожим образом: например, по многим преданиям и на ряде изображений Фуси, Нюй-ва и Хуан-ди выступают как существа со змеиным телом и головой человека, что является очевидной аллюзией абсолютизированного духа предка или медиума в ритуальных одеждах, обычно известного как таоте.

Все первоправители ценились за то, что обладали способностью понимать «волю Неба», читать «небесные письмена», и в силу этого народ пребывал в покое и гармонии. Обратим внимание на функции и способности, которые приписывались этим правителям, – все они так или иначе выделяются из общей массы именно своими возможностями общения с Небом. Нам еще предстоит показать, что под Небом в древности подразумевались не какие-то абстрактные высшие силы, но сам человек-посредник между миром духов предков и ныне живущими людьми, и именно этот человек изображался в виде иероглифа «тянъ» (сегодня – «небо»). Самое важное, что приписывается перво-правителям, – принесение культуры на землю. Именно из потустороннего мира эти люди узнают все то, что стало принято считать культурой (вэнь хуа) или «письменами неба» – вэнь.

Изначально «вэнь» означало татуировку, нанесенную на грудь человека, – именно так в древности записывался этот иероглиф.²⁷

Таким образом, вэнь понимался первоначально как татуированный маг, передающий какие-то священные знания, способный поддерживать связь с Небом и предками. Поклонение культуре, письменам, трепетное отношение к литературе, одним словом, ко всему тому, что подразумевается под понятием вэнь, имеет свой исток в поклонении медиуму-еэнь, принесшему все эти знания из потустороннего мира. Именно так следует понимать «окультуривающую» миссию первых правителей. Таким образом, перед нами предстают не конкретные люди и не просто «мифологические правители», но некие мифо-типы, воплощенные носители священной силы, магического могущества и культуры. Более того, всякий ранний правитель, равно как позже и всякий философ в мистической культуре, даже, возможно, будучи реальным человеком, утрачивал свои персональные черты, становясь не просто прообразом какого-то духа, но самим этим духом.