Текст книги "Киевская Русь. Страна, которой никогда не было? : легенды и мифы"

Автор книги: Алексей Бычков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Ярослав и его братья

Начнем повествование со Святополка Владимировича, по прозвищу Окаянный. Его имя пишется на монетах как «Стоплуг», «Святоплук», «Святоплуг». Но официально принято писать Святополк. Годы княжения 1015–1019.

Официальная версия истории Святополка Окаянного и Ярослава Мудрого из книги А. Нечволодова:

«После кончины отца Святополк как старший сел на его место в Киеве и сейчас же стал раздавать жителям подарки – богатые одежды и деньги; он чувствовал, что сердце киевлян не лежало к нему, и старался их задобрить. Действительно, киевляне не могли забыть Святополку его приверженности к католичеству и восстание против отца. Общим любимцем киевлян, так же как и покойного князя Владимира, был прекрасный своей внешностью и истинно христианской душой князь Борис, едва вышедший из юношеского возраста.

Рис. 56. Святополк. Рисунок из книги «Иллюстрированная хронология истории Российского государства в портретах» (1909).

Вызванный из Ростова, своего удела, состарившимся и больным отцом, он, как мы знаем, был им направлен против печенегов и, возвращаясь после напрасной погони, остановился для отдыха на берегу реки Альты. Здесь узнал он о смерти блаженного родителя. Известие это поразило его тяжкой скорбью. Бывшая с ним отцовская дружина, узнав о кончине великого князя, обратилась к Борису со следующим словом: «Здесь с тобою дружина отца твоего и войско; иди в Киев и садись на отчий стол, так как все тебя желают». На это Борис ответил своей дружине: «Не могу я поднять руки на старшего брата. Пусть будет он мне вместо отца». И распустил дружину вместе с войском по домам и остался один со своими слугами.

Святополк же, заверив Бориса в любви и уважении, тайно позвал вышгородских бояр Тальца, Еловита, Лешька и какого-то Путшу, спросил их: привержены ли они ему всем сердцем? Путша с вышгородцами отвечали: «Можем головы свои сложить за тебя». Тогда он сказал им: «Не говоря никому ни слова, ступайте и убейте брата моего Бориса».

Путша с товарищами пришли ночью на Альту и, подошедши к шатру Борисову, услыхали, что князь слушает заутреню. Это было в субботу вечером, 24 июля 1015 года. Несмотря на осторожность, Святополк не мог утаить своих замыслов, и Борис знал, что его собираются погубить. Он велел священнику петь заутреню, сам читал шестопсалмие и канон. По окончании заутрени он стал еще пред иконой и молился: «Господи! Ты пострадал за грехи наши: удостой и меня пострадать за Тебя. Умираю не от врагов, а от брата; не поставь ему того в грех». Затем, причастившись Святых Тайн и простясь со всеми, Борис спокойно лег в постель.

Убийцы дождались, пока князь, помолившись, лег; бросились на шатер и начали тыкать в него копьями, которыми и пронзили Бориса. Вместе с князем они пронзили и его верного слугу, родом венгра, по имени Георгий: этот доблестный юноша хотел прикрыть своим телом любимого господина и принял смерть вместе с ним.

Борис, который, со своей стороны, тоже очень любил своего слугу, подарил ему большую золотую гривну; так как убийцы не могли быстро снять ее с шеи, то они тут же отрубили голову Георгию и ограбили его тело, а затем убили и много других отроков. Бориса же, еще дышавшего, завернули в полотно шатра, положили на воз и повезли, дав знать Святополку об успехе задуманного. Святополк же, узнав, что брат еще дышит, послал двух варягов прикончить его. Затем тело принесли тайно в Вышгород и положили в церкви Святого Василия.

За этим братоубийством последовало и другое: меньшой брат Бориса, Глеб, сидел в Муроме. «Бориса я убил, как бы убить мне и Глеба», – сказал Святополк, по рассказу летописца; но Глеб был далеко, и потому Святополк послал сказать ему: «Приезжай поскорее сюда, отец твой зовет тебя; он очень болен». Глеб немедленно сел на коня и пошел с малой дружиной.

Когда он пришел на Волгу, около нынешней Твери, то конь его споткнулся во рву и намял ему немного ногу. После этого князь поплыл уже водой на Смоленск, чтобы спуститься в Киев Днепром.

Вскоре после того как Глеб проехал Смоленск и остановился для отдыха, его настиг посланный от Ярослава из Новгорода, который передал от брата: «Не ходи; отец наш умер, а брата твоего убил Святополк».

Рис. 57. Похороны Глеба. Рисунок из Радзивилловской летописи.

Глеб оплакал смерть отца, но еще больше горевал о бра те, которого нежно любил.

Затем встретили его убийцы, посланные Святополком, Отроки Глеба увидели их и схватились за оружие; скоро двое из них были убиты; тогда Глеб сказал остальным: либо они возьмут меня одного и отведут к брату, либо всех нас перебьют. И оставили отроки Глеба одного в лодке посреди реки. Убийцы приблизились к лодке, и некто Горясер приказал сейчас же зарезать юного князя. Это было исполнено его же поваром по имени Торчин.

Тело Глеба было затем вынесено из лодки и брошено между колодами в глухом лесу.

Узнав о злодейской расправе Святополка с младшими братьями, ближайший к Киеву князь Святослав, сидевший в стране Древлянской, не стал спокойно дожидаться такой же участи, а бежал в Венгрию. Но Святополк послал за ним погоню, и Святослав был убит в Карпатских горах.

Тогда, по словам летописца, Святополк начал думать: «Перебью всех братьев и приму один всю власть на Руси» Но он встретил грозного врага в лице Ярослава.

Мы оставили Ярослава в приготовлении к войне с отцом, для чего он собрал войско от Новгородской земли и призвал из-за моря варяжскую дружину.

Эти варяги, живя пока в Новгороде без дела, стали пошаливать и заводить всюду буйства и драки, творя насилие не только жителям, но и их женам. Гордые новгородцы никогда никаких обид не сносили и решили, что варяжскому насилию пора положить конец. Когда варяги были на каком-то Парамоновой дворе, то новгородская дружина ворвалась на этот двор и перебила всех озорников.

Этим, конечно, была нанесена кровная обида Ярославу, не только тем, что избили призванных им воинов, но также и тем, что избили его гостей; особа же гостя, как мы знаем, была неприкосновенной, и за всякую обиду гостю полагалась жесточайшая месть. И вот Ярослав решился мстить.

Правда, он был христианином, но христианином еще недавним, а обычай кровавой мести сидел еще так глубоко в сердцах всех, что очень долго и после принятия христианства допускался тогдашними законами.

Скрыв свою обиду и притворившись равнодушным к гибели варягов, Ярослав сказал по делу этому: «Так и быть, уж мне не воскресить убитых», а потом пригласил новгородцев, виновных в убийстве варягов, к себе на загородный двор; здесь на них неожиданно напали его слуги и иссекли всех лучших людей новгородской дружины. Кто же спасся, тот в ужасе бежал из города.

Окончив это вероломное побоище, Ярослав в туже ночь получил важную весть из Киева: сестра Ярослава, Предслава, извещала брата, что отец умер, а Святополк, севши в Киеве, уже убил Бориса и послал теперь убийц и к Глебу. Каково было Ярославу получить подобную весть!

Во-первых, сведение о смерти Владимира не могло не возбудить в нем глубокого раскаяния, что он поднялся на старого отца. А затем убиение Святополком кроткого Бориса и посылка убийц к Глебу ясно показывали Ярославу, что очередь скоро дойдет и до него.

А между тем та верная дружина, которая именно и была нужнее всего в наступившее опасное и тяжелое время, была вчера избита из мести самим же князем.

«О, моя любимая дружина, – воскликнул при этих обстоятельствах Ярослав, – вчера в своем безумии я изгубил тебя, а ныне ты была бы надобна!»

На следующий день Ярослав созвал оставшихся новгородцев за город, в поле, и на вече в слезах объявил им: «Други мои и братья! Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и избивает братьев. Хочу идти на него, помогите мне».

И славные новгородцы помогли своему князю, которого горячо любили за большой ум и решительный нрав. Они, сами недавние язычники, понимали, конечно, что, избивая вчера их дружину, он платил долг священному чувству мести за убитых гостей-варягов. «А мы, княже, за тебя идем, – слышал он себе в ответ. – Если и погибли наши братья, то мы можем за тебя бороться».

Конечно, тронутый до глубины души Ярослав на этом же вече дал много таких льгот Новгороду, которых не имел ни один город. Впоследствии льготы эти были им подтверждены так называемыми Ярославовыми грамотами, к сожалению утерянными и до нас недошедшими, но до сих пор еще сохранилось в Новгороде место – Ярославов двор, где много веков подряд собиралось городское вече и решало свои дела на основании этих грамот.

Собрав к 1016 году три тысячи новгородцев и одну тысячу варягов, Ярослав двинулся на Святополка, отдавши успех своего предприятия на Божий Суд.

Святополк, узнав, что Ярослав идет на него, стал собирать войска из Руси, пригласил и печенегов. И пришел он к Любичу на Днепре. Здесь он стал на одном берегу, а Ярослав – на другом. Три недели стояли войска на реке, и ни один не решался напасть на другого.

Видя, что главные силы Ярослава состоят из горожан и сельчан, воевода Святополков, по прозванию Волчий Хвост, тот самый, который в 984 году победил радимичей, ездя по берегу, бранил новгородцев, называя их ремесленниками, а не воинами. «Эй вы, плотники, – кричал он им, – зачем пришли сюда с хромым своим князем? Вот мы вас заставим рубить нам хоромы».

Сильно обиделись новгородцы на эту насмешку и, придя к Ярославу, сказали ему: «Завтра же перевеземся на них, а если кто не пойдет с нами, того сами убьем».

Видя намерение своих новгородцев, Ярослав в туже ночь послал в лагерь Святополка к одному приятелю, которого имел в нем, спросить: «Что делать? Меду мало варено, а дружины много». Приятель послал такой ответ: «Если меду мало, а дружины много, то к вечеру дать!» Ярослав понял, что ночью надо начать битву.

Новгородцы стали перевозиться на другой берег уже с вечера, а чтобы не вздумал кто воротиться, оттолкнули все ладьи и стали строиться в полки; для того же, чтобы узнать своих, повязывали головы полотенцами. Была заморозь. Святополково войско стояло между двумя озерами, причем за одним из них были расположены печенеги. Сам Святополк пировал и пил со своей дружиной всю ночь и не знал о готовящемся нападении.

После переправы новгородцы напали на Святополка, и произошла жестокая сеча; в ней Святополк с дружиной был притиснут к одному из озер и вынужден был вступить на лед; лед обломился, и люди Святополка стали гибнуть; печенеги, стоя по другую сторону озера, не могли ему оказать помощи, а потому победа досталась на долю Ярослава.

После битвы Святополк бежал в Польшу к тестю, а Ярослав сел в Киеве на столе отцовском и дедовском. Новгородцы же были отпущены домой и очень щедро награждены: все горожане получили по 10 гривен каждый, все люди от земли – по одной гривне, а их старосты – по десяти.

Но Святополк был жив и скоро дал о себе знать. Он сейчас же соединился с тестем своим, Болеславом Польским, и они объявили войну Ярославу. Прежде всего они навели на Киев печенегов; злая сеча была вокруг самого города; погорело множество домов, и только к вечеру удалось Ярославу одолеть этих степных хищников.

Затем сам Ярослав, заключив союз с недругом Болеслава – немецким императором Генрихом Вторым, хотел осаждать город Брест в Польше; но осада эта была неуспешна.

В это же время немецкий император так же неудачно воевал с Болеславом и скоро заключил с ним мир, после которого уже сам стал советовать полякам идти против русских.

В 1017 году Болеслав выступил в поход, усилив себя немцами, венграми и печенегами.

Рис. 58. Портрет Болеслава на монете того времени. Из книги «Три века. Россия от Смуты до нашего времени» (М., 1912).

Он встретился с Ярославом 22 июля того же года на реке Западный Буг, отделявшей польские владения от русских. Так же как под Любечем, воевода Волчий Хвост дразнил новгородцев, так здесь, на Буге, воевода Ярослава – Будый, который был ему дядькой и кормильцем, ездя по берегу, тоже начал смеяться над Болеславом, стоявшим со своим войском на другом берегу. Будый называл его самыми бранными словами и кричал ему: «А вот подожди, уж мы проткнем спицею брюхо твое толстое».

«Болеслав, – говорит летописец, – был велик и тяжел и с трудом сидел на лошади; но зато был смышлен. Не вытерпел он Будыевой брани и, обратившись к дружине своей, сказал: «Если это вам ничего, то я один погибну», – сел на коня и бросился в реку». Воодушевленная этими словами и примером короля дружина бросилась за ним, перешла Буг и напала на застигнутых врасплох воинов Ярослава, которые не ожидали нападения. Победа поляков была полная. Ярослав спасся только с четырьмя человеками и ушел с ними в Новгород; Болеслав же и Святополк подошли к Киеву.

Киевляне затворились и не пожелали принять Святополка и ляхов, причем в город собралось много народу из окрестных сел, искавших в нем защиты.

Болеслав хотел сперва взять Киев голодом, но затем, 14 августа, пошел на приступ и через несколько часов въехал в него победителем на коне. По рассказу польских летописцев, Болеслав сделал будто бы при въезде на Золотых воротах, чтобы зарубить новую границу своих владений, зарубку мечом, причем ударил им так сильно, что на мече осталась щербина, отчего меч этот стал прозываться с тех пор поляками Щербец и наследственно передаваться польским королям.

Однако Болеслав, несмотря на будто бы сделанную зарубку на Золотых воротах (в действительности ворота эти тогда еще вовсе не существовали, а были сооружены позже) и на свой знаменитый меч-щербец, сидел в Киеве недолго.

Войдя в Русскую землю, он вздумал распоряжаться в ней, как победитель в покоренной стране. Застав в Киеве мачеху, жену и сестер Ярослава, он одну из них, Предславу, за которую прежде сватался, но получил отказ, теперь, в отмщение, взял себе в наложницы.

Затем он захватил все имущество Ярослава. Хитрый грек Настас, пустивший из Корсуня стрелу с запиской в стан Владимира перед крещением князя и проживавший с ним в Киеве, где был в большой чести и заведовал Десятинной церковью, вошел теперь в большую милость к Болеславу.

Уверенный в себе, польский король одну часть своих дружин отпустил домой, а другой приказал разойтись по русским городам для кормленья.

Рис. 59. Золотые ворота Киева. Гравюра VII века из книги А. Нечволодова.

Вот тут-то он и ошибся в своих расчетах. Русские отнюдь не были склонны переносить наглое отношение к себе поляков и начали всюду беспощадно их избивать. В этом им помог и Святополк, которому наскучило гощенье тестя. Он послал сказать кому следует: «Сколько есть ляхов по городам, избивайте их».

Видя погибель своих поляков, Болеслав бежал из Киева, причем дочиста ограбил город, забрал с собой церковное и княжеское имущество, захватил двух сестер Ярослава – Предславу и Мстиславу, его бояр и множество пленных. При этом к награбленному имению он приставил своего нового друга, ловкого Настаса, а по дороге в Польшу взял назад отобранные у него святым Владимиром червенские города. Святополк же после бегства тестя стал княжить в Киеве.

Обратимся теперь к Ярославу.

После неожиданного для себя разгрома на реке Буге он прибежал сам-пять в Новгород и решил бежать дальше, за море – к варягам.

Но доблестные новгородцы опять не оставили в несчастье своего любимого князя и не позволили ему бежать за море. Под предводительством посадника Константина, сына Добрыни, они рассекли княжеские ладьи, приготовленные для бегства, и объявили ему: «Хотим еще биться с Болеславом и Святополком». После этого сейчас же начали собирать деньги на войну: с простого человека брали по 4 куны, со старост по 10 гривен, а с бояр – по 18 гривен. На деньги эти наняли варягов и пошли на Киев.

Услышав про поход Ярослава, Святополк побежал к печенегам и привел оттуда огромную рать. Оба войска встретились на реке Альте, у того самого места, где был убит князь Борис. «Братья мои, – воскликнул Ярослав перед боем, – если вы уже далеки от меня телом, то молитвой помогите мне на этого гордого и супротивного убийцу». Сеча была злая, какой еще не было на Руси. Три раза сходились обе рати биться; секлись, схватываясь руками; кровь текла по долинам реками. Наконец к вечеру Ярослав одолел.

Потрясенный своим поражением, Святополк бежал, несомый на носилках, так как у него ослабели все члены и кости, и постоянно твердил: «О, бегите, бегите, догоняют нас».

Так пробежал он всю Польскую землю и погиб в пустыне между ляхами и чехами. Это было в 1019 году. Народ прозвал его Окаянным.

После сего Ярослав сел в Киеве, где «утер пот с дружиною», по выражению летописца.

Первым его делом было отдать последний долг своим братьям-страстотерпцам – Борису и Глебу. О месте погребения Бориса он узнал скоро, но целый год искал напрасно останки Глеба. Только весной 1020 года тело его было случайно найдено звероловами. Священники со свечами и кадилами перенесли его в лодку, и затем оно было перенесено в Вышгород, где его погребли рядом с братом.

При этом всеобщее внимание было обращено на то, что тело Глеба, пролежав пять лет в лесу, нисколько не повредилось от погоды; также звери и птицы не тронули его; оно было бело и нетленно, как живое. Скоро у могилы мучеников начали являться знамения и чудеса. Ярослав, после совещания с митрополитом Иоанном, решил открыть мощи новоявленных святых, прославленных нетлением и даром чудотворения. Для этого приступили к постройке нового храма, и 24 июля 1021 года храм этот был освящен, и мощи открыто поставлены в правой стороне церкви. Во время литургии, при бесчисленном стечении народа, хромой, ползавший у раки святых, встал и стал ходить на виду у всех.

С памятью святого страстотерпца Бориса неразлучно связана память о верном слуге его Ефреме Новоторжском. Ефрем, родом венгр, пришел на службу к князю Борису вместе с двумя своими братьями – Моисеем и Георгием. Георгий, как мы знаем, был при своем господине на берегу реки Альты и погиб от копий убийц, когда хотел прикрыть своим телом Бориса. Узнав о смерти князя и любимого его брата, Ефрем искал тело Георгия на месте убийства, но нашел только голову, которую злодеи отрубили, чтобы снять с шеи золотую гривну, подаренную ему Борисом. Ефрем взял с собой голову брата и затем принял иночество, удалившись на берег реки Тверцы, в селение Новый Торжок. Там он построил странноприимный дом, а когда открылись мощи святых князей Бориса и Глеба, то в честь их он соорудил каменный храм и основал монастырь. Мощи преподобного Ефрема, обретенные в 1872 году, почивают открыто в соборной церкви Новоторжского Борисоглебского монастыря. При них нетленная глава брата его Георгия, которая, по завещанию преподобного Ефрема, была положена с ним в могилу.

Сев в Киеве на княженье и заботясь об отдаче последнего долга погибшим братьям, Ярослав, вместе с тем, должен был перенести еще немалые огорчения от других своих родственников.

В 1020 году племянник Ярослава, полоцкий князь Бречислав, сын того Изяслава, который, будучи малюткой, с большим мечом в руках спас свою мать Рогнеду от гнева Владимира, напал на Новгород, ограбил город, полонил множество жителей и с богатой добычей пошел обратно к Полоцку. Узнав про это, Ярослав собрался против него и совершил поход, по примеру деда своего Святослава, с поражающей быстротой, сделав в семь дней от Киева до речки Судомы, впадающей в Шелонь, около семисот верст; здесь он отобрал у Бречислава весь его полон и прогнал обратно к Полоцку; впрочем, он вскоре примирился с ним и прибавил к его уделу еще две волости.

Расправившись с Бречиславом, Ярослав через два года вынес гораздо более упорную борьбу с родным братом своим от Рогнеды – Мстиславом. Этот Мстислав, получив от отца далекую Тмутаракань, усилил свои владения, победив хазар и касогов, живших в степях, примыкающих к Северному Кавказу. По природе богатырь, дебелый телом, черный волосом, светлый лицом, храбрый, милостивый и долготерпеливый ко всем, Мстислав больше всего на свете любил свою дружину, для которой ничего не жалел.

В 1016 году, помогая грекам, он окончательно разрушил Хазарское царство и взял в плен хазарского хагана. В 1020 году, когда Ярослав расправлялся с Бречиславом, Мстислав покорил касогов.

Это случилось так. Когда Мстислав и его дружина сошлись с касожскими полками, то их князь Редедя, богатырь по своей силе, предложил Мстиславу: «Для чего будем губить свою дружину, лучше сойдемся сами и поборемся. Если ты одолеешь, то возьмешь все мое: именье, жену, детей и всю землю. Если я одолею, то возьму все твое». – «Да будет так», – ответил ему Мстислав. Тогда Редедя добавил, что бороться будут не оружием, а борьбой. Крепко схватились два богатыря. Редедя был силен и велик, и Мстислав стал уже изнемогать. «Пресвятая Богородица, помоги мне, – воскликнул он в молитве и помыслил: – Если одолею, построю церковь во имя Твое». Как только он это сказал, то в ту же минуту ударил Редедю о землю, после чего вынул нож и заколол его. Затем, согласно уговору, Мстислав вошел в Касожскую землю, забрал ее и наложил дань, а вернувшись к себе в Тмутаракань, заложил обещанную церковь Святой Богородице.

Вот этот-то Мстислав, получивший прозвище Удалого, усилившись касожскими полками, решил в 1023 году искать себе лишних волостей после умерших братьев и вторгся в русские пределы. Он уже раньше требовал их себе, и Ярослав давал ему Муром, но Мстислав нашел, что этого мало.

В то время как Мстислав шел к Киеву, Ярослав был в Новгороде, где работал на пользу народа. Дело в том, что в суздальской стороне случился в это время голод; языческие волхвы волновали народ, уверяя, что гнев богов происходит от старых людей, и научали убивать их. Все это вызвало великий мятеж по всей стране, и было убито несколько старых женщин. Ярослав поспешил на помощь к взволнованному люду, переловил волхвов, одних казнил, других заточил и успокоил народ, говоря, что Бог по грехам наводит на землю бедствия и казни и что человек знать этого не может; старые же бабы тут ни при чем. В то же время он отправил людей по Волге и к болгарам за хлебом, получив который все ожили и успокоились.

Узнав о вооружении Мстислава, Ярослав стал собирать в Новгороде рать и послал за море нанять варягов. Эти варяги пришли к нему под начальством воеводы Якуна Слепого, носившего на глазах повязку из золотой ткани.

Тем временем Мстислав подошел к Киеву; но киевляне заперлись и отказались его принимать. Тогда он сел в Чернигове. Собрав своих новгородцев, Ярослав вместе с варягами пошел против брата; Мстислав тоже вышел ему навстречу, и полки ки сошлись в Листвене, в 40 верстах к северу от Чернигова Мстислав построил свое войско с вечера. Ночью разразилась страшная гроза, засверкала молния, загремел гром, дождь. Тогда удалой князь сказал своей дружине: «Пойдем на них; это наша добыча». Однако Ярослав тоже не дремал; по-видимому, его новгородцы и варяги также хотели напасть врасплох на Мстислава. Оба войска встретились, и наступила страшная сеча. Великая гроза тоже не уменьшалась. Наконец Мстислав ударил со своей дружиной на варягов; те подались и побежали; слепой Якун второпях потерял даже свою золотую повязку с глаз и бежал прямо домой за море. Ярослав тоже вынужден был отступить и направился в свой Новгород. Тогда Мстислав послал ему вдогонку посланных, чтобы они сказали Ярославу от него: «Садись в своем Киеве, ты старейший брат, а мне будет эта черниговская сторона». Но Ярослав, искушенный своей борьбой со Святополком, не пошел на этот зов сразу, а послал в Киев своих посадников. Только через год, собрав в Новгороде большое войско, пошел он на Киев и заключил с Мстиславом мир; братья съехались у Городца близ Киева и разделили Русскую землю по Днепру: Мстислав взял себе восточную часть со столом в Чернигове, а Ярослав – западную, с Киевом. Это было в 1025 году, «…и начали они жить мирно и братолюбиво, – говорит летописец, – перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в земле».

Рис. 60. Собор Спаса Преображения в Чернигове; рядом церковь Святых Бориса и Глеба. Рисунок из книги А. Нечволодова.

После примирения с братом Ярослав начинает усердно трудиться над приведением в порядок дел государственных и над защитой границ от соседей, поднявших было голову во время братских усобиц.

Прежде всего, надо было наказать поляков за их хозяйничанье в Киеве с Болеславом и Святополком.

Как только, в 1025 году умер Болеслав, во всей Польше начался мятеж. При этом поднялись также и червенские города – Перемышль, Червень и другие, не желавшие больше сносить польское иго. Ярослав с Мстиславом пришли им на помощь и в 1030 году отобрали их обратно у ляхов, а затем прошлись по польской земле, забрав множество пленных.

В этом же 1030 году Ярослав укрепляет свою власть на западном берегу псковского озера и строит город Юрьев (по своему христианскому имени – Юрий).

В Чернигове еще в 1031 году Мстислав Удалой заложил собор Спаса Преображения, стоящий нерушимо и поныне. В недавние времена собор этот особенно прославился открытием нетленных и чудотворных мощей святого Феодосия Углицкого, архиепископа Черниговского.

В 1036 году Мстислав поехал на охоту, простудился и умер. Все его волости достались Ярославу, который стал с тех пор единовластным в Русской земле.[116]116
  Единственный оставшийся в живых брат Судислав, сидевший в Пскове, был, по словам преподобного Нестора, оклеветан перед Ярославом и заключен в темницу. – Примеч. А. Нечволодова.


[Закрыть]

В том же 1036 году великий князь ходил в Новгород, где посадил княжить старшего сына своего Владимира, а епископом поставил знаменитого проповедника Луку Жидяту. Находясь в Новгороде, Ярослав узнал, что печенеги в огромном количестве подошли к самому Киеву. Он тотчас же выступил против них с варягами и новгородцами, которых по прибытии соединил с киевлянами. Битва с печенегами произошла на том месте, где ныне в Киеве стоит собор Святой Софии.

Сеча была жестокая, но к вечеру Ярослав наголову разгромил печенегов, которые в ужасе бежали во все стороны.

Поражение печенегов было настолько полное, что с той поры они навсегда прекратили всякие нападения на Русь.

Рис. 61. Изображение храма Святой Софии в Киеве. Со старинного рисунка, заказанном польско-литовским гетманом князем Янушем Радзивиллом по случаю занятия его войсками Киева в 1651 году (из книги А. Нечволодова).

На следующий год Ярослав заложил в Киеве кремль и соборный храм Святой Софии Премудрости Господней на месте своей славной победы над печенегами. Тогда же он построил в Киеве церковь Святой Ирины и монастырь Святого Георгия. Наконец, в том же 1037 году соорудил он и Золотые ворота.

После разгрома печенегов Ярославу пришлось вести еще несколько войн; он послал воевать финское племя ямь, жившее в нынешней Финляндии, и распространил русские владения по течению реки Северной Двины.

Затем были при нем походы на Литву и ятвягов, чтобы наказать их за набеги на наши границы.

Наконец, в 1043 году Ярослав предпринял поход и на Царьград. Причина этого похода заключалась в следующем. После крещения святого Владимира греки жили с русскими очень мирно и свято соблюдали договоры, писанные при Олеге и Игоре. Но однажды случилось, что русские с греками поспорили на торгу; произошла драка, и один русский был убит. Ярослав, горячий и неукротимый, несмотря на свои преклонные годы, пришел за эту обиду в большой гнев и, собравши большое войско, посадил его на ладьи и отправил к Царьграду под начальством сына своего Владимира, при двух воеводах: Вышате и Иване Творимириче.

Греческий царь Константин Мономах, узнав о приготовлениях русских к войне, послал тотчас к Ярославу послов с предложением мира, говоря, что из-за такой маловажной причины не следует нарушать добрый и старый мир и вводить в войну два больших народа.

Но Ярослав, рассказывают греки, прочитав царское послание, прогнал послов с бесчестием и послал Константину гордый и презрительный ответ. Греки, конечно, почитали убийство русского маловажным делом и хотели отделаться дарами и деньгами, но Русь дешево не отдавала свою кровь и никаких обид не прощала, особенно льстивым грекам. Русская голова, погибшая в Царьграде, всегда волновала всю Русскую землю, и вся земля, не разбирая опасностей, собиралась, как один человек, мстить за свою кровь.

Получив такой ответ от Ярослава, Константин стал готовиться к защите: он, прежде всего, захватил находившихся в Царьграде русских, опасаясь от них возмущения, и разослал их по отдельным областям. Затем он вооружил свои корабли и войска и выслал их к входу из Черного моря в Босфор, где обычно останавливалась Русь – в небольшой гавани, у маяка Искреста. Греческие и русские суда стали друг против друга, но боя не начинали. Царь Константин снова послал своих приближенных просить мира. Князь же Владимир отослал их назад с посрамлением, сказав, что примет мир не иначе, как получив на каждого русского воина по три фунта золота.[117]117
  Это меньше полугора килограммов на человека. Однако не сказано, сколько было русских воинов.


[Закрыть]

Конечно, царь Константин столько золота дать не мог и начал битву.

Вот как рассказывает про эту битву грек Псел, состоявший в то время, как она шла, при императоре Константине: «Царь ночью с кораблями приблизился к русской стоянке и потом наутро выстроил корабли в боевой порядок. Русские, со своей стороны, снявшись, как будто из лагеря и окопа, от противоположных нам пристаней и выйдя на довольно значительное пространство в открытое море, поставив потом все свои корабли по одному в ряд и этой цепью перехватив все море от одних до других пристаней, построились так, чтобы или самим напасть на нас, или принять наше нападение. Не было ни одного человека, который, смотря на происходящее, не смутился бы душой; я сам стоял тогда, говорит Псел, около императора и был зрителем совершающегося. Однако никто не двигался вперед, и обе морские силы стояли неподвижно.

Когда прошло уже много дней, тогда император подал знак двум из больших кораблей и приказал понемногу двигаться вперед против русских ладей. Большие корабли ровно и стройно вышли вперед, а сверху копьеносцы и камнеметатели подняли военный крик; метатели же огня построились в порядке, удобном для бросания его.

Тогда большинство русских лодок, высланных навстречу, быстро гребя, устремились на наши корабли, а потом, разделившись, окружив и как бы опоясав каждый из отдельных больших кораблей, старались пробить их снизу балками, а греки бросали сверху камни и весла. Когда против русских начали метать огонь и в глазах у них потемнело, то одни из них стали кидаться в море, как бы желая проплыть к своим, а другие не знали, что делать, и в отчаянии погибали.

Затем император подал второй знак, и уже большее число больших кораблей двинулось вперед; за ними пошли другие корабли, следуя сзади или плывя рядом. Наша греческая сторона уже ободрилась, а русские стояли неподвижно.

Когда, разрезая воду, большие корабли очутились против самых русских лодок, то связь их была разорвана, и строй их рушился; однако некоторые из них осмелились стоять на месте, но большая часть повернула назад.