Текст книги "За гранью (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Борис Механцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
ДОРОГА.
– Я всё-таки не очень понимаю, что в этом такого необычного?
Задачка, однако. Объяснить одиннадцатилетнему мальчишке то, что большинство взрослых-то, далеких от грязной игры, называемой «политика» не понимают. Да и нужно ли объяснять? Нужно. Раз уж начал рассказывать, то придется рассказывать так, чтобы тебя поняли. Тем более, идти было всё тяжелее и тяжелее. А уж если тяжело идти капитану морской пехоты, то мальчишке-то каково? А обстановка, кстати, совершенно не меняется. И что заставляет их подняться еще на один холм: упорство, которое меч сильных или упрямство, которое вывеска дураков… Как говорят врачи – вскрытие покажет…
– Понимаешь, Сереж, патроны всегда маркируются. Немаркированный патрон – преступление. Партия немаркированных патронов – страшное преступление. Партия немаркированных патронов, оказавшаяся в нужное время, в нужном месте у нужных людей – это заговор. Причем, заговор людей, которые имеют очень большие возможности.
Сережка грустно кивнул.
– Ага, про Молдавию тоже рассказывали, что это стихийные народные выступления.
Недетские слова мальчишка произносил с такой легкостью, что было немного страшновато. И стыдно – за то, что Армия, в которой он служил, допустила, что в стране, которую она защищала, появились такие вот Сережки – дети, лишенные детства… Хотя, в чем вина Армии Балис не представлял – на Советский Союз никто не нападал. Но чувство стыда от этого не проходило.
– Стихийные народные выступления, как ты говоришь…
– Не я…, – в голосе мальчишки было столько неподдельной обиды, что Балис поспешил исправиться:
– Как говорят… так вот, такие выступления, конечно, тоже были: всего не организуешь…
– Да я не об этом, я про ваш патрон… Сейчас все говорят, что Союз развалили предатели – а разве это что-то меняет? Ну, показали бы Вы этот патрон – разве это что-то изменит?
Ну что возьмешь с ребенка… Конечно, в двенадцать лет невозможно понять, какая сила – информация, если её правильно использовать. Да и сам-то Балис далеко не сразу во всём разобрался. Нет, что именно он держит в руках, до него дошло быстро, именно поэтому он не стал бы показывать патрон ни Асхадову, ни Клокову, никому, кроме Хрусталева. А вот чем для него может обернуться эта история – не просчитал… Слишком был впечатлен боем? Всё-таки, в эту ночь в него в первый раз за долгие годы стреляли по-настоящему, с желанием убить, а это нагружает даже самую тренированную психику…
ГЛАВА 7. КОНТАКТ.
Над нами чужие светила, Но в сердце свои бережем, Мы называем домом Родину, где не живем.
Р. Киплинг
Вот это дела… Мирон думал, что неспособен чему-то удивляться после своей смерти – но Махмуд его потряс. Джихад, понимаешь, нашел. И муфтий его одобрил. Интересно, а в его нынешнем купечестве что кроется? Решил доказать, что мусульманин в торговле сильнее всех неверных? А что, запросто. Тоже самоутверждение, не хуже прочих.
Мешок оттягивал руку, а Сашка шел сзади. Точнее – плелся, причем с той же скоростью, что и он.
– Мирон Павлинович, Вы пойдете к Маяку?
– Естественно. Прямо сейчас, а поедим потом.
– А идете со мной?
Вот это новость… Что же с ним такое приключилось? Почему это вдруг стало важным?
– Хочешь – с тобой.
– Мирон Павлинович…
Голос у Сашки был напряжен, видно, что сейчас сломается. Что это с юным диверсантом случилось-то?
– Сейчас…
Они уже дошли до своего костра. Мирон сбросил на землю вконец надоевший мешок и повернулся. Сашка воткнул в землю рапиру и смотрел на него с непонятной тоской.
– Ну, что? Давай, выкладывай.
– Я не хочу туда сейчас!
– Я не настаиваю. Что случилось? Рассказывай.
– Я… не хочу, а надо! Давайте утром!
– Не понимаю. Какая разница?
– Я потом расскажу. Мало ли что до утра случится?
– Саша. Хорош выкручиваться, выкладывай.
– Не могу.
– Почему?
– Трудно это!
– Что – это?
– Рассказать. Лучше уж…
– Так. Успокойся.
Мирон сделал два шага вперед и положил ладонь на Сашкину голову.
– Давайте лучше… Пойдем туда.
– Ладно. Ничего не понимаю, но давай.
Они шли в молчании, впрочем, совсем недалеко и недолго. Сашка периодически фыркал – как-то обиженно и непонимающе. Место было неуловимо похоже на то самое, на пустыре у древнего города. Только вместо стерильных камешков – трава. Седоватая, похожая на полынь и пахнущая душицей. И несколько крупных камней на одной прямой. Повинуясь непонятному желанию, Мирон прошел направо, а Саша – налево. Примерно через полминуты стало ясно, что их уже не двое. Кто-то присутствовал здесь еще – невидимый, но явно слышимый.
– И стоило тебе так демонстрировать энтузиазм, Мирон? – Голос был не тихий и спокойный, а сухой и почти язвительный. Как у начальника спецчасти, обнаружившего неправильно оформленный формуляр у совсекретного документа. – Мирон, все-то ты сделал, чтобы тебя пришлось выдергивать сюда столь экзотичным образом! Ты хоть понимаешь, что на тебя был открыт охотничий сезон? Что человек, прибывший из города, где разрушен один пост управления и наблюдения, не должен присутствовать при второй аналогичной акции? Сашку пришлось задействовать, вон сидит и хнычет… Пилота твоего и штурмана пристраивать… Полюбуйся, полюбуйся! Тебе это будет очень интересно! Криминалисты хреновы… Читай, читай!
В воздухе высветилось:
"Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
Президенту ЮЗФ.
Тема: Желтый дракон-00-18.
Дата: 24.09.1999.
Сообщаю, что при исследовании места падения самолета, на борту которого предположительно находился генерал-майор Нижниченко М.П. не обнаружено фрагментов, являющихся, или могущих являться останками человеческих тел.
Начальник комиссии по расследованию инцидента полковник Лыбедь М.Х."
Именно эта подпись уверила Мирона, что Адам не придумывает: назначение на руководство комиссией Мыколы Хомича было настолько невероятным, что не могло быть ничем, кроме правды.
– Вот. Могу поздравить тебя. Все планы благополучно улетели неизвестно куда. Тебя, между прочим, ищут. За тобой охотятся, охотник! Беда, если аналитик начинает заниматься оперативной работой.
Мирон тихо озверел.
– Это что же, взрыв самолета – это ты постарался? Ты вообще-то кто такой?
– Ага. Начало доходить. Я, конечно, тоже хорош, – самокритично заметил Третий. – Нужно было на личные убеждения наплевать, прочесть твои мысли и доказать тебе, как дважды два, что в Андреевск ты мог отправить своего зама. Или еще кого. Послушался бы ты меня?
– Нет. Ты мне зубы-то не заговаривай. Объясни, что происходит?
– А вот что! Ты вскрыл несколько мест, в которые влезла эта… назовем ее Организация. Грубо говоря – организатор и вдохновитель форсирования злобы. У них, между прочим, благая цель имеется. Крайне благая. Железной метлой загнать человечество в полное и безоговорочное счастье.
– Что-то такое слышал.
– Много ты слышал… Для начала – кто мы. Грубо говоря: две силы, наблюдающие за всем этим мирозданием. Причем цель у нас – представь себе! – одна. В отношении Земли – довести её до некого идеала. Планеты, пригодной для человеческой жизни – я бы это так назвал.
– Царству Божьему?
– Нечто похожее. Точнее – к некоему промежуточному к этому этапу.
– Ничего себе методы у вас…
– Да что ты ругаешься-то? Методы, методы… Раньше вообще было несколько таких… групп. Не только с разными методами, но и, между прочим, с разными целями. Хвала Всевышнему, из всех групп осталась только одна. Но, как ты понимаешь, победив, мы тут же сами разделились на группы.
– В военные игры играете? Или что, развлекаетесь так?
– С вами поразвлекаешься… Предшественники наши поразвлеклись, между делом изображая из себя богов Греции и Рима. К твоему сведению, кстати, эти верования людей – в сущности разновидности культа карго.
– Какого культа? – не понял Мирон.
– Культа карго. Но мы здесь не для решения религиозных споров. Так вот, основных течений у нас сейчас два. Одни считают, что человечество нужно загнать в счастье – примерно так, как…
Третий замолчал, подбирая подходящий пример.
– У Маяковского? – подсказал Мирон.
– Ага. Молодец. В общем, лучше сдохнуть под красным знаменем, чем под забором…
Саша недовольно хмыкнул, но Третий не обратил на это внимания и продолжал:
– Железной метлой загоним человечество к светлому будущему, и так далее. А вот второе течение – я работаю в его интересах, предпочитает некие эволюционные процессы. Мы подкидываем идеи, ну и делаем другие подобные вещи. И следим, чтобы вы не натворили глупостей.
– Вроде ядерных бомбардировок?
– Вроде того. Уж в ядерной войне мы точно не заинтересованы. А вот с противоположной стороной в этом вопросе сложнее… Мои… назовем их конкуренты, обнаружили, что после массовых смертей, войн и эпидемий у человечества просыпается вкус к хорошей и качественной жизни. Ты, к примеру, кофе растворимый пил?
– Барахло.
– Барахло, согласен. А в детстве тебя антибиотиками кололи? Вши по тебе не ползали? Блохи не прыгали?
– В чем связь?
– Кофе, антибиотики, нормальные инсектициды – это все продукция, разработанная в военных целях. Частенько – прямо во время войны и под очень конкретные задачи. Как и многое другое. В общем, прогресс налицо. Чем больше войн – тем быстрее идет. Особенно, когда воюет Европа. Даже Холодная война – и то чего только не принесла. Нравится тебе сотрудничать с теми, кто ускоряет развитие человечества таким вот образом?
– Не особо.
– Не особо… И то хлеб. Теперь наша позиция. Как ты догадываешься, внушать что-то – хоть технологию изготовления вечного двигателя, причем работающего, хоть что еще мы не можем. Не в наших это возможностях. Предел – это, извини, заплесневевшая дынная корка, подкинутая под ноги одному из лаборантов на рынке. Со штаммом, который лет десять использовался в производстве пенициллина. Это на грани возможного. С тобой и всей этой историей дело другое. Я считаю, что конкуренты мои зарвались окончательно. Их голубая мечта – устроить тотальную евровойну. Они считают, что обойдется без использования ядерного оружия. А по моим расчетам дело кончится ядерным конфликтом. Чертовски неприятная штука, когда мир кончается… Ну что, работаем вместе? Или даже не со мной, а против моих оппонентов?
– Так. Что с экипажем?
– Что-то вроде мультика им крутят. Когда мы их вернем, кстати, не раньше, чем тебя, будут про летающую тарелку рассказывать. Тоже на грани допустимого, между прочим. Альтернативы очень уж хреновые, Мирон. Тебя захватили бы в аэропорту, вытащили бы из тебя все, что знаешь – и в кусты. За компанию, заметь с экипажем. Их добровольные помощники на Земле.
– Тогда… работаем вместе.
– Ладно. С вами проще в открытую играть, ребята. Сашка, успокоился?
– Ага…
– В общем, так. Пока картина выглядит многообещающе: после катастрофы твоего самолета несколько оппонентов, кстати, они называют себя форсами, засветились. Их люди стали искать твои, извини, останки – отсюда начался новый этап их обнаружения. К счастью, люди твоего президента не пытаются проводить захват, это очень умно. А вот посадить их под наблюдение и достаточно долго кормить их качественной дезой… Ох, Мирон! Я ведь рассчитывал просто подвести к тебе Балиса – прямо в твой мир перебросить. А теперь нужно искать человека в контрразведке Федерации, верни я тебя туда – кто тебе поверит? Ладно, я пока подумаю. Обещаю, что играть буду с вами в открытую. Идите к костерку, отдыхайте. Думаю, скоро встретитесь… Со старыми знакомыми. И новыми.
Саша обогнал Мирона, взглянул ему в глаза через слёзы. Точнее, конечно, не слёзы – просто влага. Но много.
– Мирон Павлинович, а что Вы теперь будете делать?
– Ох, Саша, Саша… Думать буду. Разговаривать с тобой. Кстати, эта… этот…
– Его зовут Адам. Он просил меня называть себе так.
– Ладно. Саша, он тебя просил о чем-то? Когда-либо?
– Да, несколько раз.
– Сколько?
– Ну, раза четыре…
– О чем?
– Три раза по его просьбе я отводил людей в разные миры.
– Ага. Что за люди?
– В основном…
– Нет. Давай-ка точно, Саша. Сколько их было?
– По одному каждый раз.
– Давай разберемся с первым. Опиши этого человека.
– Старый.
– Саша, – Мирон улыбнулся, – уж извини, в твоем возрасте и я покажусь старым.
– А разве не старый? Ну, он примерно вашего возраста.
– Так. Как его звали?
– Как-то мудрено. Кши… Не помню.
– Ага. Что в нем было необычного?
– Да все! Правда, все! Хотя и мир, куда я его отвел, был тоже очень странный. Небо там зеленоватое. Адам сказал, что это далековато, и вообще…
– Ага. В нашем мире ты сколько раз бывал?
– Два раза… Наверное.
– Когда?
– Ну, в первый я там родился, во второй – сами знаете.
– Так. Оно в общем и хорошо. А откуда брались эти люди?
– Их приводил Махмуд.
– Интересно. Как думаешь, Махмуд расскажет мне про это?
– Откуда приводил? Наверное…
– Попробуем дальше. Где ты родился?
– В Стародубской. Это на левом берегу Кумы.
Мирон старательно попробовал вспомнить – не преуспел. Подошел к кострищу, нашел уголек и раздул огонь. Не хотелось как-то действовать по-другому: искать в кармане зажигалку, например. И через несколько минут над костром висел котелок, и запах дыма напоминал о детских выходах "на природу". А Сашка вдруг шмыгнул носом и тихо сказал.
– Совсем, как с отцом, на пастбище.
– Он был пастухом?
– А разве Вы не знаете? Казак – он и воин, и пастух, и все! Он же с фронта приехал – в отпуск, на две недели. А потом мы и не виделись…
– А сколько тебе лет тогда было?
– Лет пять, наверное.
– Так… А ты не хочешь рассказать о себе побольше? Ты ведь говорил о ЧеКа, мне интересно, что же тогда случилось.
ВИЛЬНЮС. 14 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
Только сев в машину, Балис, наконец, несколько успокоился. Можно было перевести дух и обдумать ситуацию. По первым прикидкам выходило, что он всё сделал правильно. Отказываться от предложения Асхадова означало нарушить присягу – вариант неприемлемый. Игра в молчанку с Хрусталевым – тоже верный ход, не даром гэбист или кто он там на самом деле эту игру поддержал. У телецентра – ему себя упрекнуть не в чем. И решение самому вывозить Риту и Кристинку – тоже абсолютно верное. «Гедеминаскаус» (это же надо такую фамилию себе выбрать), конечно, профессионал, только вот от него не всё зависит (если бы операцию у телецентра делали бы только специалисты – она прошла бы совсем по-другому, как пить дать – всякие идейные руководители под ногами путались, в лучшем случае; а в худшем – идейные и планировали всякую чушь, а вот специалистам приходилось исполнять, зная об огромном количестве слабых мест).
Нет, семью свою он, безусловно, будет защищать сам, в конце концов, это его долг. Когда-то уже давно, почти восемь лет назад, он взял на себя эту ответственность – и не собирался ей с кем-либо делиться. Да, почти восемь лет назад, в августе восемьдесят третьего года… Как быстро пролетели эти годы. Казалось, ещё вчера он, получив увольнение, мчался покупать цветы, а затем они с Ритой гуляли по паркам Петродворца, или уезжали в Ленинград, или… да много чего было. На майские умудрились съездить в Вильнюс – Балис познакомил Риту со своей семьёй. С её родными он познакомился раньше – Рита была родом из Петергофа. А в августе, во время законных каникул и не менее законного отпуска, решили они провести неделю в Киеве. Там-то он и сделал ей предложение. Уезжал с подругой – вернулся с невестой. Ещё через три месяца, в ноябре, сыграли свадьбу…
– Приехали, – оторвал его от размышлений голос шофера.
Расплатившись, Балис вылез из машины и направился вглубь двора. Он специально назвал таксисту немного другой адрес, так, чтобы до дедова дома еще нужно было немного пройти пешком. Сейчас и посмотрим, нет ли хвоста, и заодно выясним, каков профессионал этот Дима…
ЖЕМАЙТИЯ. ЗАМОК ЛОРИНГЕР. ЗЕМЛИ ЛИВОНСКОГО ОРДЕНА. СЕНТЯБРЬ 1326 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
По подвесному мосту громко зацокали копыта.
Вот и всё – понял Айрис. Последняя надежда умерла. Последняя безумная надежда. Впрочем, прошедший год его жизни и так был сплошным безумием. С тех пор, как он увидел Гретхен, когда прошлым летом она с отцом приезжала ко двору князя, только любовь правила всеми его поступками. Глупая, невозможная любовь. Там, в Литве, он мог претендовать на союз почти с любой девушкой: брак с внуком старого Томаса, советника князя Гедемина, служившего еще великому Мндовгу – весьма выгодная партия. И хоть на самом деле Мндовгу служил отец деда, легендарного князя убили, когда самому Томасу было всего четырнадцать, однако, за давностью лет про почтенного советника появилось масса слухов, которые он не считал нужным опровергать. Но вот для тевтонского рыцаря отдать дочь за какого-то полудикаря из языческого княжества – поступок совершенно неприемлемый. Айрис это хорошо понимал, поэтому любовь свою запечатал в самой глубине души. Однако она не хотела мириться с такой участью и рвалась наружу. И незадолго перед отъездом Зигфрида фон Лорингера из Вильно Айрис попросился на службу к старому рыцарю. Германец сначала немало удивился, однако юноша и впрямь мог быть полезен: умный, свободно говорящий не только на своем варварском языке, но и на немецком и даже на благородной латыни, да к тому же еще и верный сын Святой Католической Церкви. Словом, Айрис покинул родной дом и отправился в земли Тевтонского Ордена.
Старый Зигфрид потом не раз признавался себе, что не ошибся в своем решении: юный литвин оказался хорошим слугой. Он и не подозревал, что верность, расторопность и услужливость Айриса – это плата за возможность каждый день видеть Гретхен. Если не повезет – то хоть издалека. А если повезет – то прислуживать ей за столом.
Айрис не задумывался, что будет дальше – в глубине души он надеялся на какой-нибудь счастливый случай, да молился покровителю влюбленных – Святому Валентину. И еще Святому Патрику – дед считал его покровителем семьи. Однако, случай оказался несчастным. В конце весны в какой-то пустяковой стычке с мазурами погибли оба сына старого рыцаря. Зигфрид не выдержал этого горя – у него случился удар. Айрис почти не отходил от постели больного, не понимая толком почему: то ли потому, что с отцом постоянно была Гретхен, то ли любовь к девушке привела к тому, что он стал считать фон Лорингеров своей родней.
Мало-помалу здоровье старика немного улучшилось, однако левая половина тела полностью онемела. Боясь, что смерть уже на пороге, он принялся спешно улаживать семейные дела. Старший сын Зигфрида по традиции уже в четырнадцатилетнем возрасте вступил в Тевтонский Орден, дав, как было положено по уставу, обет безбрачия, младший – был служебным братом и обета безбрачия не давал, но, по молодости, еще не успел обзавестись семьей. Единственной наследницей, таким образом, оказалась Гретхен, судьбу которой он и постарался устроить, прежде чем отправиться на Суд Божий. Недели две назад из замка выехал гонец к молодому рыцарю Альберту фон Шрейдеру. И вот теперь Альберт фон Шрейдер с небольшим отрядом оруженосцев, слуг и райтеров въезжал в ворота замка Лорингер, дабы через пару часов принять от немощного отца ответственность за судьбу Греттой фон Лорингер, а от умирающего брата – заботу о пограничном замке. Надежда умерла.
– Я… рад видеть тебя… Альберт… в моем замке… – слова давались Зигфриду с большим трудом, слева изо рта потекла тонкая струйка слюны. Стоящий рядом с креслом господина, Айрис промокнул её кружевным платочком, который специально на этот случай держал в руках.
Молодой фон Шрейдер слез с коня, снял с головы и отдал оруженосцу свой шлем, украшенный высоким пышным плюмажем из разноцветных павлиньих перьев и преклонил колено перед носилками, на которых восседал старик.
– Я польщен приглашением от столь известного своими доблестями рыцаря, – произнес он. – Да пошлет вам Господь исцеление и участие еще во многих битвах.
– Мои битвы позади… – с усилием произнес старик, – впереди только… Суд Божий…
Стоящий рядом с носилками замковый священник набожно перекрестился, многие во дворе последовали его примеру.
– Дочь моя… одна остается… Тебе верю…
Айрис снова промокнул ему подбородок.
– Я клянусь перед Богом и людьми быть заступником прекрасной Гретты фон Лорингер, – произнес молодой рыцарь, поднимаясь с колен.
– Айрис покажет тебе… твои комнаты. Отдохни с дороги… и я жду тебя… в зале.
Зигфрид сделал знак рукой, четверо слуг подняли его носилки и понесли в покои. Священник засеменил следом.
– Идите за мной, господин, – обратился Айрис к Альберту. – Ваших воинов разместят.
– Пусть позаботятся и о лошадях, – отрывисто бросил рыцарь.
– Конечно, господин…
А не такой уж и молодой этот молодой фон Шрейдер, размышлял Айрис, показывая дорогу. Ему уже сильно за двадцать. Постарше младшего фон Лорингера будет. Айрис вспомнил молодого Ульриха, веселого и смелого парня, совсем не похожего на тевтона, какими их изображала людская молва в Литовском княжестве. Потом вспомнил как Ульрих бледный, с заострившимся лицом, лежал в гробу в замковой часовне. Священник читал над ним заупокойные молитвы, Гретхен плакала над гробом, а он, Айрис, всё никак не мог отделаться от ощущения, что в гробу – не Ульрих, а кто-то другой, только похожий на Ульриха – никак не вязалась с образом младшего фон Лорингера эта мертвая неподвижность.
– Ваши комнаты, господин. Если вам что-то необходимо…
– Мне необходимо поговорить с тобой… Айрис. Клаус, Карл, подождите за дверью.
Недоуменные оруженосцы остались в коридоре, рыцарь сам плотно прикрыл тяжелую дубовую дверь комнаты.
– Я слушаю, господин.
– Скажи, Айрис, ты давно служишь в замке Лорингер?
– Немногим более года.
– Как ты попал сюда?
– Я попросился на службу к господину Зигфриду, когда он был при дворе князя Гедемина.
В душе у Айриса нарастало смятение. С чего это впервые в жизни увидевшему его рыцарю интересоваться его прошлым. Прогнать хочет? Да пусть гонит, всё одно нет ему жизни без Гретхен.
– Значит, ты родом из Литвы, так?
– Да, господин.
А ведь он волнуется, понял вдруг Айрис, глядя на то, как рыцарь расхаживает по комнате, рассеяно блуждая взглядом по окнам. Но почему?
– Но ведь Литва – не друг Ордену. Князь Гедемин – союзник польского короля.
– Я сын нашей матери – Католической Церкви, – Айрис перекрестился. – Мне трудно жить среди закоренелых язычников, хотя мою семью никто не преследовал за веру.
Это объяснение он приводил и Зигфриду – когда упрашивал его взять к себе на службу. Зигфрид поверил, должен был поверить и этот рыцарь. Особенно есть учесть, что это была правда, только что не вся правда.
– Не преследовали… Скажи, – расхаживающий по комнате Альберт резко остановился, звякнул походный доспех: редкий в землях Ордена (не иначе как в бою или в выкуп взятый) бахтерец – кольчуга с вплетенными на груди металлическими пластинами. Да еще и, похоже, двойного плетения. Весит всё же поменьше, чем латы, а по прочности им мало уступает. Только всё одно – тяжеленький. Интересно всё же, куда это рыцарь так торопится, аж доспех не снимет – спешит вопросы задать?
– Скажи, Айрис, а род твой – из этих земель?
– Нет, господин. Отец моего деда переселился в Литву с запада во времена князя Мндовга.
– Откуда же?
– Увы, этого я не знаю, – развел руками Айрис.
Юло, пойди знает. Дедов любимчик, ему-то старый Томас много чего рассказывает. Впрочем, младшему брату Айрис никогда не завидовал: дед его видать тоже в советники князя прочит, учит разным наукам – у мальца и времени-то нет на детские забавы.
– А скажи, Айрис, нет ли в вашем роду какого-либо талисмана. Нет-нет, я не о нечестивой волшебе речь веду, – энергично взмахнул руками рыцарь, увидев, как изменилось выражение лица Айриса. – Я говорю о каком-нибудь символе рода.
А ведь есть такой талисман: перстень дедов, что от отца ему остался. Но откуда это фон Шрейдер мог предположить такое?
– Да, мой дед очень гордится перстнем, доставшимся ему в наследство от его отца. Он говорил, что когда-то наш род был знатен… Впрочем, и при дворе Литовского князя нас почитают… Только вот для рыцарей Ордена я никто.
Последняя фраза вырвалась у него непроизвольно. Он испугался, что рыцарь сейчас же накажет дерзкого слугу, и тут же ему стало безразлично. Что они с ним могут сделать? Выпороть? Избить? Убить? Разве не ерунда ли это по сравнению с тем, что сегодня он навсегда потеряет Гретхен?
– Не торопись судить раньше времени, – наставительно произнес рыцарь. – И ответь на мой последний вопрос. Только хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Ты здесь потому, что любишь Гретту фон Лорингер?
Вот это был вопрос. Утвердительный ответ ничего хорошего не сулил: и за куда меньшую дерзость в замке Лорингер вздергивали слуг на виселицу. Однако, начав отвечать на вопросы Альберта, Айрис уже не мог остановиться.
– Я люблю её. Люблю с того момента, когда впервые её увидел. Люблю больше моей жизни.
Вот и всё. Слово произнесено. Отступать теперь некуда. Айрис ощутил внутри себя пустоту и страшную усталость. Теперь от него уже ничего не зависело. А может быть, не зависело и с самого начала: Айрису казалось, что рыцарь уже всё знал о нем еще когда они только входили в комнату. Непонятно, правда, откуда. О своей любви к Гретхен Айрис не говорил ни одному человеку, да Альберта фон Шрейдера он видел впервые в жизни.
– Что ж, Айрис, ты был честен со мной. Теперь послушай меня и постарайся понять. Я открою тебе тайну рыцарства, ибо ты достоин её знать. Достоин по праву рождения. Ибо ты – рыцарь. Я понял это, как только впервые увидел тебя здесь, в этом замке.
Он, Айрис, рыцарь? Рыцарь? Значит, он может просить руки Гретхен. О, Святой Валентин…
– Поэтому я стал расспрашивать тебя про твоих родителей, ибо видел, что не можешь ты быть сыном простого смерда или даже храброго языческого воина. Твои корни должны были уходить в Священную Империю, оттуда вышли все истинно рыцарские роды – и это оказалось правдой. Так что, мои предположения оправдались, и я рад видеть перед собой не слугу, но брата-рыцаря.
– А… Гретта? – Айрис не узнал свой голос – ломающийся, дрожащий. Да что там голос, всё тело била крупная дрожь.
– Если Гретта захочет, чтобы ты стал её супругом, я буду убеждать Зигфрида благословить этот брак. Но сначала…
Что? Нет, никаких но… Он просто не вынесет, если счастье, которое рядом, только руку протяни, вдруг куда-то пропадет.
– Мы должны представить доказательства того, что ты рыцарь, Айрис.
– Но вы же сказали…
– Сказал и готов это повторить, – прервал его фон Шрейдер. – Но тут нужны не слова, а доказательства.
– Но где мне их взять? – в отчаянии воскликнул Айрис.
– Как где? – в голосе Альберта слышалось неподдельное изумление. – У твоего деда, конечно. Думаю, что его перстень – это рыцарский перстень с гербом. В глазах Зигфрида это будет аргумент. А если он откажется признать тебя, то я помогу тебе попасть к комтуру, а если потребуется, то и к гроссмейстеру. Дитрих фон Альтенбург – истинный рыцарь и во всем разберется по совести.
– Да, но дед мой в Вильно, дождетесь ли вы, пока привезу я нужные доказательства?
– Что ты говоришь, Айрис? – изумился фон Шрейдер. – Ты – рыцарь, а значит – мой брат. Неужели я, зная, как ты любишь Гретту, могу теперь искать ей иного супруга? Долг мой позаботиться о будущем Гретты, и теперь, когда я вижу, что у неё есть столь достойный жених, я не могу и не хочу искать ей иной доли. Мы сегодня же отправимся в Вильно к твоему деду.
– Сегодня? В Вильно?
– Ты отказываешься? – в голосе Альберта прозвучал металл.
– Нет-нет… Просто всё так неожиданно…
Фон Шрейдер распахнул дверь перед юношей.
– Ступай, Айрис. Собирайся в дорогу.
"Это сон", – подумал Айрис, выходя из комнаты. "Это сон", – шептал он, собираясь в путь. "Это сон", – повторял он, выезжая вместе с рыцарем и его оруженосцем Клаусом из ворот крепости. И только когда деревья скрыли от него стены и башни замка Лорингер, он вдруг понял, что это – не сон.
