Текст книги "Зной пустыни"

Автор книги: Александра Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21

23 апреля 1989 года

Допивая кофе, Лиз пыталась вникнуть в содержание деловой хроники «Аризона Рипаблик». Акции фондового рынка поднялись вчера на двадцать пунктов. Очень хорошая новость. Но с сегодняшнего утра ей уже не стоит беспокоиться о положении на финансовых рынках. Как, впрочем, и о своем доме, если, конечно, не произойдет чуда.

Было слышно, как Росита, вздыхая, тянет бесконечное «ай-ай-ай».

«Вот уж действительно ай-ай-ай», – подумала Лиз. Сегодня ее ждет долгий и трудный день. Надо поехать в банк и оформить закладную на дом, поговорить с биржевым брокером и продать остаток акций. Вырученных денег должно хватить на покрытие вчерашних чеков. Потом надо съездить в галерею, распределить обязанности Мейсона и, кстати, оповестить сотрудников, что он не вернется на работу.

Затем останется проникнуть в квартиру Мейсона и, если ей повезет, выяснить, куда запропастился Рик?

Лиз не спала всю ночь и отказалась от завтрака, черпая энергию в бушевавшей ярости. Унизительная процедура в банке, визит к брокеру… Лиз осталась практически без средств.

Что касается денег, то придется начинать с нуля. Но ей уже не двадцать лет, ей не хватит ни сил, ни желания восстанавливать состояние. Галереи в Нью-Йорке не будет ни в этом, ни в следующем году.

Дав инструкции персоналу, Лиз ушла в свой кабинет и занялась личным делом Рика. Блестящие характеристики с прежних мест работы крайне удивили ее. И это написано о человеке, совершившем такое воровство!

В качестве ближайшей родственницы была указана мать. Лиз позвонила в Беверли-Хиллз. После четвертого звонка трубку сняли.

– Алло, могу я поговорить с миссис Мейсон?

– А что, собственно, вы хотите ей сказать?

– Это говорит Лиз Кент. Я пытаюсь разыскать вашего сына.

– Его мать – это я, Аннабелл Мейсон. Я не видела своего сыночка уже два месяца, и если вы его найдете, передайте, что он такой же сукин сын, как и его папочка.

Лиз не стала терять времени и повесила трубку. Теперь нужно подумать, как попасть в квартиру Рика. В этот момент загудел внутренний телефон.

– Вас хочет видеть Арчер Гаррисон. Ей известно, что вы заняты, но она настаивает на встрече.

«Сейчас Арчер будет говорить о своих проблемах», – устало вздохнула Лиз. И не ошиблась. Вошедшая в кабинет женщина даже отдаленно не напоминала Арчер, рыдавшую на похоронах Марианны.

– Не хочу показаться невежливой, – заявила она, – но сейчас нет времени на светскую болтовню.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Если я чему-то научилась за последние несколько месяцев, так это прислушиваться к голосу интуиции. И моя интуиция подсказывает, что я знаю нечто весьма для тебя интересное. Мой муж вернулся из Акапулько. Он останавливался в Лас-Брисасе. – Арчер вопросительно посмотрела на Лиз. – Тебе не приходилось там бывать?

– Приходилось.

– Луис видел там Рика. Ты говорила, что он поехал в Калифорнию, и я решила сказать тебе, где он находится на самом деле.

Лас-Брисас! Вот где спрятался этот ублюдок.

– Ты права, Арчер. Это действительно очень важно. Позже я все тебе объясню.

Арчер так быстро ушла, что она даже не успела ее поблагодарить.

Связавшись с агентом, Лиз заказала билет в Акапулько и номер в отеле Лас-Брисаса. Затем позвонила Хэнку.

– Мы должны срочно увидеться. Это очень важно.

– Что-то случилось?

– Да, но это долгая история.

Обеспокоенный Хэнк всю дорогу нажимал на газ и через двадцать минут уже входил в кабинет.

– Что стряслось?

– Спасибо, что так быстро приехали.

И Лиз рассказала ему все, начиная с визита Лундгренов и кончая приходом Арчер.

Хэнк слушал не перебивая, хотя ему не терпелось задать несколько вопросов: что будет с галереей и самой Лиз, как все происшедшее отразится на Алане и его будущем?

– Итак, – сказала в заключение Лиз, – кто-то должен заняться делами галереи, пока я буду в Акапулько.

– Вы не должны воевать с Мейсоном в одиночку. Это опасно, – сказал Хэнк, сжав кулаки, уж он бы заставил поежиться этого мерзавца.

– Я не боюсь.

– Вы подумали, как будете вести себя, когда приедете на место?

– У меня еще не было времени.

– Почему бы вам не обратиться в полицию? Думаю, они сумеют вытащить Мейсона из Акапулько.

– Я обещала клиентам. Они хотят уберечь свою репутацию, а я – репутацию Алана.

Хэнк недоуменно покачал головой. Он думал, что хорошо изучил Лиз, но она все время преподносит сюрпризы.

– Он все еще так много для вас значит?

– Даже больше, чем раньше, – призналась Лиз. – Неважно, что он обо мне думает, но я никогда не хотела причинять ему боль.

Хэнк шумно вздохнул.

– А что известно Алану?

– Ничего. Пусть так будет и впредь.

– Я сделаю все, что нужно. Но, Лиз, послушайте моего совета и не ездите в Мексику одна.

– Не могу. Я обязана получить от Рика собственноручное признание.

Это звучало так, как будто ей стоит только попросить, и он тут же все напишет. Хэнк понимал, что Мейсон никогда не захочет снять подозрения с Алана и Лиз. Больше того, он никогда не вернет из украденных миллионов даже пенни. Лиз не знает, с кем она решила связаться. Но Хэнк не властен остановить эту женщину. Черт бы побрал обуянных гордыней упрямцев!

– Не волнуйтесь, я займусь делами галереи. Когда мне приступать?

– Сейчас. У меня уже заказан билет в Акапулько, и мне еще надо ввести вас в курс дела.

– Тогда начнем, – сказал Хэнк, пытаясь скрыть улыбкой свое нетерпение. У него тоже не осталось времени на разговоры.

– Не знаю, как мне благодарить вас.

– Постарайтесь вернуться живой и здоровой.

Лиз благодарно обняла старого навахо.

– Будьте осторожны, – повторил тот.

Едва стихли торопливые шаги Лиз, он бросился в кабинет и позвонил в Санта-Фе.

– Что случилось? – спросил Алан.

– Сядь, амиго, я хочу рассказать тебе забавную историю.

Медленно, взвешивая каждое слово, Хэнк передал другу рассказ Лиз.

– Мне кажется, Лиз не стоит лететь в Акапулько одной, – заключил Хэнк.

– Если ты за нее боишься, почему не полетел в Мексику вместе с ней?

– Я предлагал, но она попросила меня заниматься галереей.

– Лиз сама постелила себе постель, – холодно заметил Алан, – пусть теперь и ложится в нее.

– Думаю, ты изменишь свое отношение, когда я расскажу тебе все до конца.

– Только не делай вид, что за всем этим кроется нечто большее, – скептически произнес Алан.

– За всем этим действительно кроется нечто большее. – Хэнк задумчиво потер лоб.

Пора было нарушить обещание, данное Лиз.

Стоя на улице, Роман ждал, когда подъедет Арчер. Закатное солнце подсвечивало сзади его силуэт, образовало из его седых волос подобие нимба. Но поцелуй Де Сильвы был отнюдь не апостольским лобзанием.

– Почему ты не захотела приехать вчера? – спросил он, разжав наконец объятия.

– Надо было многое обдумать, а в твоем присутствии я совершенно теряю голову.

– До сих пор не верю, что Луис взял и согласился на развод. На его месте я бы устроил грандиозный скандал.

– Да он просто счастлив.

В комнатах пахло скипидаром, льняным маслом и мексиканскими блюдами.

– Готовишь ужин? – Арчер вдруг почувствовала страшный голод, ведь она не ела со вчерашнего утра!

– Пойми, я чуть не свихнулся, ожидая тебя, и рад был заняться чем угодно, лишь бы отвлечься от мрачных мыслей. Решил поджарить блинчики. – Роман замолчал, взглянул на Арчер и увлек ее на диван. – Я так долго ждал этого дня.

– Ты мною недоволен, да?

– В любви и в войне все средства хороши, – усмехнулся он. – Мне кажется, что в наших отношениях было немного и того, и другого. До сегодняшнего дня я терпеливо сносил твои уколы. – Он достал из кармана старинный перстень с рубином. – Его подарила мне мать незадолго до своей смерти. Она хотела, чтобы я передал этот перстень любимой женщине. Но тогда я был уверен, что уже никого не полюблю, и спрятал кольцо подальше. Надень его.

Арчер отрицательно покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы.

– Мне бы хотелось завернуть себя в красивую бумажку, перевязать ленточкой и отослать тебе. Хотелось бы сказать, что я выйду за тебя замуж, как только получу развод. Но не могу. Не сейчас. Когда-то я пришла из родительского дома к мужу. У меня не было времени познать себя. Я не хочу еще раз ошибиться.

Роман по-прежнему держал кольцо на ладони.

– Я хочу, чтобы ты взяла его. Не в знак нашей помолвки. – Роман неожиданно улыбнулся. – Мы выросли из подобной чепухи.

Арчер вытерла слезы. Да, они не настолько молоды, чтобы играть в помолвку. Они и так будут любить друг друга все оставшееся им время.

– Надень его мне, – попросила Арчер, глядя на левую руку, такую непривычную без обручального кольца.

Но Роман надел ей перстень на безымянный палец правой руки.

– Кто теперь скажет о помолвке? А что это за знак, мы с тобой разберемся сами, дорогая.

Арчер невольно засмеялась. Роман не переставал удивлять ее, наверное, за это она и любила его.

– Значит, ты любишь меня достаточно сильно, чтобы подарить мне это кольцо, а я – чтобы принять твой дар, – сказала Арчер. – Но я не готова к замужеству, и может, никогда не буду готова. Может, я слишком медленно расту, но я лишь теперь начинаю осознавать, кто я есть. И, пожалуйста, не торопи меня.

Роман внимательно слушал. Вероятно, Луис никогда не снисходил до того, чтобы просто выслушать свою жену.

– Я тебя понимаю и единственное, о чем прошу тебя – позволить мне находиться рядом с тобой.

Арчер облегченно вздохнула. Познавая себя, она не потеряет Романа Де Сильву.

– Молю Бога, чтобы ты правильно меня понял.

– Я понял даже больше, чем ты хотела бы.

Прежде чем заключить Арчер в объятия, Роман взглянул на рубиновый перстень, залог их счастливого будущего. Она еще не осознала этого, но Де Сильва уже знал, что она безраздельно принадлежит ему. Он понял это тогда, в Санта-Фе. Настанет день, когда это поймет и Арчер.

* * *

Лиз прилетела в Акапулько вечером, и черное южное небо уже усеяли яркие крупные звезды. Но ей было не до местных красот, и она торопливо вышла из здания аэропорта на улицу, где ее ожидала машина с шофером.

Казалось, с момента появления Говарда Лундгрена миновала целая вечность, а на самом деле прошло чуть больше двадцати четырех часов. Пока розовый джип карабкался по горной дороге, Лиз закрыла глаза и позволила себе немного расслабиться. Усталость сковала все тело, руки и ноги дрожали, к тому же она чувствовала себя ужасно одинокой.

Когда машина подъехала к Лас-Брисасу, Лиз королевской походкой вошла в отель. Стодолларовая купюра, небрежно брошенная на конторку, развязала портье язык, и Лиз узнала, где остановился Мейсон. Договорившись, что, как только Рик вернется, ей немедленно позвонят, она сняла виллу и с нетерпением стала ждать звонка ночного портье.

Сквозь открытое окно до нее доносились пьянящий аромат цветущего жасмина, музыка, смех, обрывки разговоров. Акапулько есть Акапулько, и удовольствия – основа его существования.

Но, несмотря на все соблазны, Лиз не отходила от телефона. Нельзя откладывать разговор с Мейсоном. Сегодня или никогда.

Глава 22

Рик вернулся после полуночи, распаленный алкоголем и предложениями доступной любви. Весь вечер его рвали на части привлекательные молодые американки – секретари мелких корпораций, банковские служащие и рекламные агенты, юрисконсульты и учительницы.

Все хотели провести свободное время с максимальной пользой. Рубашка Мейсона от воротника до пояса была измазана губной помадой, а лица домогавшихся его женщин слились в одно размытое бледное пятно. Он чувствовал себя объевшимся, которого пригласили на роскошный банкет, а он не может остановиться ни на одном блюде, потому что уже не в состоянии есть.

Сбросив рубашку, Мейсон повалился в кресло. Наступил четвертый день его пребывания в Акапулько, и пора браться за дело, ради которого он сюда приехал. Богатство возбуждает сильнее, чем пышная грудь или узкое влагалище. Учитывая свою молодость, привлекательность и изящество, Мейсон решил, что согласится отвести себя к алтарю не менее чем за десять миллионов долларов. Весь вечер он бродил по самым фешенебельным ресторанам и курортам Акапулько, но пока не преуспел. Красота, воспитание и деньги редко встречаются в одной упаковке. А женщины вроде Лиз Кент вообще попадаются, может, раз в жизни.

Рик снова обругал последними словами судьбу, которая не дала ему возможности стать управляющим галереи Кент. Надо было подождать с махинацией пару недель, и он бы получил и Лиз, и галерею, и деньги, и все остальное.

Настроение испортилось окончательно. Мейсон собрался было заказать что-нибудь покрепче для успокоения духа, но тут в дверь громко постучали. Решив, что это горничная, он открыл, и душа его ушла в пятки.

На пороге стояла Лиз.

– Как ты меня нашла? – выпалил он.

– Это было очень легко, – торжествующе заявила она.

Такая самоуверенная, такая неотразимая, что Рик даже оробел, во рту пересохло.

– Луис Гаррисон? – выдавил он. – Дерьмо!

– Точно, ты влип в дерьмо по самые уши. – Лиз по-хозяйски села в кресло. – И останешься в нем, если откажешься со мной сотрудничать.

– Какого черта тебе надо?

– Разве не ясно?

– Если ты прилетела сюда за деньгами, то забудь о них.

– Пораскинь мозгами, Рик, и увидишь, что у тебя нет другого выхода. Как думаешь, сколько лет ты проведешь за решеткой, если я сейчас вызову полицию? – Лиз говорила с уверенностью игрока в покер, у которого на руках флешь-рояль.

Но как только Мейсон услышал и оценил слово «если», его страх моментально прошел. Значит, в полицию она еще не звонила, следовательно, ей можно навязать свои правила игры.

– Меня это не волнует, Лиз. Мы работали с тобой достаточно времени, и я знаю тебя лучше, чем ты предполагаешь. Если ты вызовешь полицию, разразится скандал, которого ты боишься. Я могу рассказать о наших отношениях и намекнуть, что это дело мы затеяли вместе. И тогда конец всему – и тебе, и твоей милой галерее.

Лиз отвела глаза.

– Ты меня совсем не знаешь, Рик. Я пойду на все, лишь бы добиться своего. Если у меня не останется выбора, я обращусь к властям.

– А ты – храбрая женщина, прилетела сюда одна. Неужели ты меня не боишься?

– Боюсь тебя? – Лиз сухо засмеялась. – Думаю, насилие – не твой стиль. Ты – просто дешевый фанфарон и артист, к тому же не из лучших. Многие знают, что я здесь, и если со мной что-нибудь случится, у тебя будет масса неприятностей. Скажу больше. Если ты посмеешь сбежать отсюда прежде, чем мы договоримся, то очень пожалеешь об этом.

Мейсон видел, что Лиз блефует, и к нему вернулась его обычная самоуверенность.

– Как прошел вчерашний вечер? О-о! Почему меня не было, когда эта толпа полезла в твой дом!

– Вечер прошел изумительно. Ты забыл одну вещь, когда собирался меня разорить. Эти люди – мои друзья.

– Я не собирался тебя разорять. Просто хотел основать фонд, обеспечивающий безбедную старость. Твою, кстати, тоже.

– Меня это не интересует. Я предлагаю тебе сделку. В обмен на деньги ты напишешь письмо и снимешь подозрения с Алана Долгой Охоты. И я даю тебе честное слово не обращаться в полицию.

Мейсон по-волчьи оскалился. Теперь все ясно. Она прилетела спасать репутацию любимого индейца.

– Ты сошла с ума. Зачем мне это?

– У тебя нет выбора.

Лиз оставалась бесстрастной, как профессиональный игрок в покер, и он рискнул удвоить ставку.

– Звони в полицию, и я скажу копам, что поделил денежки с Долгой Охотой. – Мейсон протянул ей трубку.

– Это не спасет тебя от тюрьмы. Будь благоразумен, Рик. Если ты согласишься на мои условия, мы спокойно разойдемся и сделаем вид, что ничего не произошло.

– И в какую сумму ты оцениваешь репутацию своего индейца? В миллион? В два?

– Ты не в своем уме.

– Лиз, ты же понимаешь, что я ничего тебе не дам, если не получу кое-что взамен.

– И чего ты хочешь?

– Во-первых, забудь о деньгах.

Лиз кивнула.

– Это я учту. Напиши письмо, я тут же уеду, и мы больше не встретимся.

– А где гарантии, что ты не отправишься с ним в полицию?

– Даю тебе честное слово.

Мейсон расхохотался.

– Леди, в моих глазах ваше слово гроша ломаного не стоит. Но у меня есть идея. Я всегда считал, что любого человека можно купить. Все дело в цене. В какую сумму вы, миледи, оцениваете доброе имя и безупречную репутацию Долгой Охоты? Почему бы нам не лечь в постель, как в добрые старые времена? А я сделаю фотографии о нашем времяпрепровождении. И если вы отнесете письмо копам, то я покажу им снимки.

– Ублюдок! Жалкая пародия на мужчину.

– Полгода назад ты так не думала. – Мейсон фальцетом передразнил: – «О-ооо, Рик, хоро-шооо, еще!»

Лиз со всего маху влепила ему пощечину.

«Так-то лучше», – торжествующе подумал Рик. Ее спокойствие наконец испарилось, и не важно, что лед растаял от ярости. Главное, он растаял. Мейсон перехватил ее руку. Такого удовольствия от общения с Лиз он не получил даже тогда, когда лежал с ней в постели. Он любил бойцов.

Заметив, что ее бешенство только приятно волнует Мейсона, Лиз справилась с яростью, высвободила руки и отступила на несколько шагов. Несмотря на оплеуху, Рик был почти счастлив, и она вдруг поняла, что имеет дело с обиженным злым ребенком, который готов разрушить весь мир, лишь бы добиться своего. И движет им не сексуальное влечение к ней, а желание расквитаться за то, что она его отвергла. Но это не принесло ей облегчения. Ведь можно договориться со взрослым человеком, а капризное дитя прислушивается только к собственной боли.

– Уже поздно, а у меня был трудный день. – Мейсон лениво потянулся. – Да и ты выглядишь усталой. Давай обсудим условия сделки завтра. Слышала, за что здесь пьют? Pesetas, amor, у tiempo para gustar los. За деньги, любовь и возможность наслаждаться этими благами. Деньги и возможность у меня есть, а любовь обеспечишь ты.

Лиз направилась к двери, но Рик удержал ее за руку.

– Подумай об этом, вспомни, как нам было хорошо вдвоем.

– Подумай и ты. – Лиз вырвала руку. – Если я не получу того, что мне нужно, мы встретимся в суде. Я обращусь в полицию.

– Никуда ты не обратишься, Лиз. Ты не станешь поднимать шум, чтобы не подмочить репутацию своего индейца. Я очень на это рассчитываю. – Он послал ей воздушный поцелуй. – Adiós, señorita [37]37
  До свидания, сеньорита (исп.).


[Закрыть]. Желаю приятных сновидений. Надеюсь, завтра вы будете великолепно выглядеть.

Лиз вернулась к себе, дрожа от ярости. Несколько часов в его постели, и все. Но сможет ли она? Лиз презирала Мейсона и ненавидела себя за то, что раздумывала, не принять ли его условия. Вспомнив постельную сцену с Риком, она вздрогнула. Из всех ошибок эта была самой тяжелой и непоправимой.

Она умылась, почистила зубы и, надев шелковую рубашку, улеглась в постель. Усталость взяла свое, и Лиз провалилась в сон.

На рассвете ее разбудил громкий стук. Испуганная, с бешено колотящимся сердцем, она вглядывалась в темноту комнаты. Может, Рик настолько возомнил о себе, что не стал дожидаться утра?

– Убирайся вон, – закричала Лиз, накрывая голову подушкой. Но стук не утихал. – Будь ты проклят, Рик Мейсон. – Накинув пеньюар, она открыла дверь.

В прозрачном лунном свете на пороге стоял Алан Долгая Охота: с обнаженным торсом, в кожаных штанах, индейских мокасинах, с красной повязкой на лбу.

– Этого не может быть, я, наверное, сплю.

– Где Рик Мейсон? – Вопрос прозвучал, как удар бича. – Где он?

Ноги у Лиз стали ватными, и она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Как ты меня нашел?

– Мне сказал Хэнк.

– Но он же обещал.

– Иногда обещание можно нарушить, Рахиль Кенторович. – Алан проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Итак, он все знает. И не возненавидел ее, а пришел к ней на помощь.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Лиз коснулась его мускулистой руки. Ей хотелось удостовериться, что это действительно не сон. Она открыла рот, но не смогла выговорить ни слова, только глядела на Алана широко раскрытыми глазами.

– Лиз, мы обязательно поговорим, – твердо сказал он. – Но сначала надо разделаться с Риком Мейсоном. Где он?

– Вилла на холме. Подожди, я с тобой.

– Нет, ты сделала все, что могла, – отрезал Алан. – Теперь будет мужской разговор. Только Мейсон и я.

Алан обдумал все в самолете, пока летел в Акапулько.

Он неохотно оставил Лиз одну, такую желанную, беззащитную, теплую после сна. Но кровь воинов-апачей требовала прежде рассчитаться с Мейсоном. Тот дорого заплатит за боль, которую причинил им. Надо только сдерживать азарт охотника, чтобы не покалечить врага.

Алан перемахнул через забор и оказался во дворе виллы. Кругом – ни огонька. Он скользнул в дом и некоторое время привыкал к темноте. На широкой кровати спал, раскинувшись, Мейсон.

Ему снилось, что он бежит по полю, зеленому от долларов. Улыбаясь, он решил лечь поудобнее, но не смог двинуть ни рукой, ни ногой. Мейсон открыл глаза. В спальне горел свет, хотя, ложась спать, он его выключил. Рик постарался сесть. Нет, руки связаны, ноги тоже. Проклятая Лиз. Наняла горилл, чтобы запугать и шантажировать его.

– Просыпайся, Мейсон.

Рик узнал этот голос и похолодел.

У изголовья сидел Алан Долгая Охота, только сейчас это был не цивилизованный художник, а воин с мрачным, не обещающим ничего хорошего блеском в глазах.

– Какого черта вы здесь делаете?

– Ты мне должен. Я пришел, чтобы получить долг.

Дерьмо! Мейсон понял, что влип по самое некуда. Он мог куражиться над Лиз, но свирепый индеец – это уже иное дело.

– Остынь, давай поговорим.

– Нам не о чем говорить.

Рик хотел освободиться, однако сыромятный ремень только больнее впился в его тело. Проклятие! Угораздило же его лечь спать голым.

– Если ты не желаешь увидеть мексиканскую тюрьму изнутри, развяжи меня.

Его угроза не возымела ни малейшего действия. Достав нож, Алан начал перебрасывать его из одной руки в другую с таким видом, словно у него в запасе была целая вечность.

Иисусе Христе, да этот ненормальный зарежет его и глазом не моргнет.

Алан сделал едва заметное движение, и нож вонзился в спинку кровати. «Чуть левее, и я бы остался без глаза», – подумал Рик и открыл было рот с явным намерением закричать.

– Только пикни – и до конца жизни будешь петь дискантом. – Алан, подскочив к кровати, выдернул нож.

Мейсон прикусил язык. Благодаря своей изворотливости он выйдет из этой щекотливой ситуации.

– Хорошо, Долгая Охота, твоя взяла. Я испуган до смерти, доволен? Черт возьми! – Рик вдруг понял, что издает какое-то повизгивание. – Чего ты от меня хочешь?

– Я всегда старался жить по законам белых. И что из этого получилось? – Алан неожиданно посмотрел Рику в глаза. – Ты хотел отнять у меня женщину. Не получилось. Тогда ты захотел лишить меня доброго имени и силы… Я пришел забрать это у тебя.

Мейсон зажмурился от ужаса. Что этот дикарь имеет в виду, говоря о силе? Когда он снова открыл глаза, кончик ножа упирался ему в сосок.

– Я могу ударить тебя сюда или сюда. – Острие переместилось на живот, затем к мошонке. – Или сюда.

– Ради Бога, только не это.

– Сползай на пол.

Обливаясь потом, Рик перекатился к краю кровати.

– Ты способен умереть с достоинством, Мейсон, как умирают индейцы?

Тот уже не понимал, чего он боится сильнее – обделаться при индейце или того, что индеец его кастрирует.

– Моли о пощаде. Но тихо. Вздумаешь орать, я зарежу тебя, как свинью, – прошептал Алан.

Рик, заливаясь слезами, встал на колени, тщетно стараясь прикрыть гениталии.

– Пожалуйста, не убивай меня.

Индеец, казалось, его не слышал.

– В прежние времена наказать тебя было бы очень легко. Я бы отвез тебя в пустыню и оставил на съедение зверям. Может, я так и поступлю.

– Ты спятил, – рыдал Мейсон, утеряв остатки мужества.

Алан только издевательски расхохотался, и от этого смеха волосы у Рика встали дыбом.

– Ладно, прошу у тебя прощения, умоляю на коленях. Пощади, спрячь нож. Я сделаю все, что ты скажешь. Тебе нужны деньги? Через два часа мы пойдем в банк.

– Все вы, белые, одинаковы. Думаете только о деньгах. – Алан уперся ножом в его кадык и слегка надсек кожу.

– Клянусь, я сделаю все, что ты захочешь. Возьми мою чековую книжку, поставь любую сумму. Я напишу признание, что ты ни в чем не виноват. Только не убивай меня.

Алан развязал Мейсону руки и ноги, подтащил его к столу и бросил в кресло. Потом достал из ящика бланки Лас-Брисаса и ручку. Пять минут спустя, написав признание, Рик вручил его индейцу.

– Надеюсь, ты удовлетворен?

– Не совсем. Где счета, чеки?

Рик потянулся к нижнему ящику, но Алан ткнул его ножом в грудь.

– Сиди смирно!

Ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице индейца, когда он увидел сумму в два миллиона, переведенную Мейсоном в банк Акапулько.

– Сколько из них принадлежит тебе?

– Двести тысяч.

– Я запомню. Теперь подписывай чек.

Когда все было закончено, Долгая Охота, к неописуемому ужасу Рика, вновь связал его.

– Если ты попытаешься опять присвоить эти деньги, я тебя выслежу и убью как собаку.

– Клянусь, деньги твои. Отпусти меня. – Но Алан отрицательно покачал головой. – Что ты задумал?

– Я говорил тебе о древних способах расправы с врагами? Так вот, я решил, что они – самые надежные.

Лиз не находила себе места от волнения, представляя себе разные несчастья.

Почему Алан отказался взять ее с собой? «Ты сделала, что могла». Он пришел как спаситель или как мститель?

Лиз промучилась до его возвращения.

– У тебя все в порядке?

– Лучше быть не может.

Он походил на своих диких соплеменников, но улыбался совсем по-детски, когда извлек из сумки какие-то бумаги и протянул их Лиз.

– Что это?

– Гляди сама.

Лиз пробежала листки глазами.

– Как тебе…

– …удалось заставить его? – закончил Алан. – Это было нетрудно. Главное в мужчине, не важно, белый он или индеец, это – гордость и вера в свои силы. Если их отнять, то с человеком можно делать все что угодно.

– Где он? – спросила Лиз, не зная, хочет ли услышать ответ.

– Я связал его и оставил в пустыне, – усмехнулся Алан. – Не беспокойся, он освободится через несколько часов. Только вот как он голышом пойдет в город? Он получит солнечные ожоги в не совсем обычных местах.

Лиз невольно улыбнулась и вдруг увидела в глазах Алана такую любовь, что ей стало жарко.

Он привлек ее к себе и нежно обнял. Мир сузился до размеров комнаты, где они находились. Новый поцелуй был обещанием чего-то большего и значительного, от второго у Лиз пробежал огонь желания и страсти. Ей захотелось отдаться своим чувствам, но она не осмелилась. Часто они с Аланом принимали страсть за взаимопонимание, а поцелуи – за духовную связь. Чтобы у них появилось будущее, надо было разделаться с прошлым.

– Я люблю тебя, Алан Долгая Охота, – сказала Лиз, мягко отталкивая его. – Всегда любила и буду любить, пока жива. Но я совершенно не знаю человека, который стоит передо мной. И Бог свидетель, я тоже не позволяла тебе узнать меня.

– Мы наделали массу глупостей, да? – Алан поцеловал ее в лоб и усадил на диван. – Итак, с чего начнем?

– Начнем с Рахиль Кенторович.

И она рассказывала ему о своем детстве, избавляясь от покровов, которыми защищала себя многие годы, пока не обнажила перед любимым душу и сердце. Говоря о последнем свидании с матерью, Лиз заплакала.

– Вот так, злясь на отца и краснея за свое происхождение, я всю жизнь пряталась от себя. Когда ты сделал мне предложение, я должна была сказать правду, но не могла. Мне казалось, ты навсегда отвернешься от своей Лиз Кент.

Алан нежно сжал ее руку.

– Ты не представляешь, как я был взволнован в ту ночь. Мне пришлось собрать все мужество, чтобы сделать тебе предложение, и решил, что твой отказ связан с тем, что я индеец.

Лиз коротко рассмеялась.

– По этой причине ты и не знакомил меня со своими родственниками?

– Частично да.

– Что еще?

Алан криво усмехнулся.

– Мать с предубеждением относится к белым, и тебе сразу бы дали это почувствовать.

– А я вообразила, что ты хочешь скрыть от меня часть своей жизни, и не пускала тебя в свою. Я думала, ты гордишься тем, что принадлежишь к племени апачей, а я стыдилась своего происхождения.

– Горжусь? Мой отец превратился в алкоголика, дома ничего не было. Когда мы стали бедными, это показалось нам сказочный богатством. Всем, что у нас есть сейчас, мы обязаны только тебе.

Лиз встала с дивана и подошла к окну. Так вот зачем явился Алан. Он решил ее отблагодарить.

– Что случилось? – забеспокоился Алан.

– Ты мне ничего не должен. Мне не нужна твоя благодарность.

– А что тебе нужно?

Она чуть было не ответила: «Спасибо тебе за помощь, теперь можешь возвращаться к Целии».

– Мне нужна твоя любовь, – искренне сказала она.

Алан взял ее на руки и понес в спальню.

– Моя любовь с тобой. Отныне и навсегда. Как мне не хватало ее все это время…

– Так чего ты ждешь?

– Боже, как я люблю тебя, – шептал он, снимая с нее пеньюар и лаская огненными прикосновениями ее щеки, плечи, грудь.

Час спустя, выходя из душа, Лиз знала, что во дворике ее ждет Алан. Отныне и навсегда.

– Завтрак готов, – крикнул он.

– Иду.

Утром Алану принесли из камеры хранения его сумку, и к приходу Лиз он уже переоделся в брюки и хлопчатобумажную рубашку. От свирепого воина не осталось и следа, но Лиз уже убедилась, на что способен ее возлюбленный.

Пока Алан разливал кофе, Лиз, блаженно щурясь, наслаждалась красотой весеннего утра.

– Не верится, что все кончилось.

– И правильно. Все только начинается. Давай пойдем в банк и заберем деньги, которые украл Мейсон.

– Теперь, когда мы вместе, деньги не кажутся мне чем-то важным, – ответила Лиз. – Но мы, естественно, их заберем и, если ты не против, используем на строительство училища в резервации. Кто знает, может, когда-нибудь из его стен выйдет новый Алан Долгая Охота и заглянет в мою галерею.

– Леди, думаю, вам хватит и одного человека, которого зовут Долгая Охота. Полгода назад я говорил тебе, что индеец из племени апачи послал бы к твоему отцу своего дядю для переговоров о выкупе. – Алан дерзко взглянул на Лиз. – О, такая женщина стоит двадцать чистокровных лошадей. А может, все двадцать пять.

– Я готова стать твоей за одну Одии.

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Если ты не передумал. Но, дорогой, не очень-то радуйся, характер у меня – не мед. Мы будем ссориться, и не раз, – она улыбнулась, – уж что-что, а ссориться мы умеем. Кроме того, мне поздно менять свой нрав. Возможно, при рождении меня действительно назвали Рахилью Кенторович, но я, по-моему, окончательно превратилась в Лиз Кент.

– Я всегда знал и любил именно Лиз Кент, – серьезно ответил Алан. – Кстати, я тоже не подарок. Иногда я бываю невыносим. Помнишь, когда мы встретились в твоей галерее, ты сказала мне, что работать надо постоянно. Иногда я могу писать двадцать четыре часа в сутки и становлюсь очень злым, если мне начинают мешать.

– Это я как-нибудь переживу. – Она лукаво улыбнулась. – Учитывая мое плачевное состояние, галерея будет рада каждой твоей работе. А кто будет твоим дилером?

– Хэнк взял с меня клятву, что я снова доверю этот высокий пост тебе. Он устал, поэтому хочет жениться на Элеанор Цози и уехать в Уиндоу-Рок.