Текст книги "Зной пустыни"

Автор книги: Александра Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17

10 марта 1989 года

Лиз пробыла в Калифорнии дольше, чем предполагала. Она заново узнавала мать и брата, но самое главное, ей удалось перекинуть мост от девочки, какой она была раньше, к женщине сегодняшнего дня. Прошлые обиды ушли, и в душе возродилась привязанность к близким людям.

Несмотря на прогнозы врачей, Малка Кенторович прожила целую неделю.

За два дня до смерти матери Лиз позвонила Рику и сказала, что задержится. Она ожидала возражений, но Мейсон оказался весьма покладистым.

– Если бы я поехал навестить мать, то не стал бы спешить с возвращением, тем более что вы заслужили небольшой отдых.

– Спасибо за поддержку, – сказала Лиз. – Я сумею доказать, насколько ценю и твои способности, и твою преданность.

Похоронив мать, они с братом продали квартиру и расстались в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Иаков навсегда улетал в Израиль, а Лиз возвращалась в Аризону. В аэропорту она поняла, как горько терять вновь обретенного брата. Она, словно беззащитный ребенок, крепко держалась за его руку.

– Не грусти, – Иаков потрепал сестру по плечу. – Через год я приеду на открытие памятника, и мы увидимся.

– Мне, конечно, очень приятно будет увидеть тебя, но стоит ли лететь из Израиля, чтобы позаботиться о могиле матери? Я это сделаю не хуже, не волнуйся.

– Ты многое поняла за последние несколько дней, но все же не постигла до конца сути нашей веры. Мы соберемся на годовщину маминой смерти, послушаем заупокойную молитву рабби – это очень важная традиция. Ты пока видишь в этом докучную необходимость, пережиток средневековой нелепости. Но традиции возникают из здравого смысла и понимания человеческой натуры. Мы будем вспоминать о маме, но не о такой, какую мы видели в этот раз. Мы вспомним радостные события, связанные с нею, и наши воспоминания будут счастливыми.

Объявили посадку, и Лиз крепко обняла брата.

– Через год мы встретимся. Счастья тебе в Израиле, пусть сбудутся твои ожидания и надежды.

Теперь, сидя в уютной комнате, Лиз поняла, что брат сделал правильный выбор. В наше время в Израиле с хасидами считаются, Иакову там будет лучше. Если бы и ее решения оказались столь же мудрыми! Брат к чему-то стремится, а вот она, кажется, удаляется от своей цели.

Лиз взглянула на часы и положила утреннюю газету на кофейный столик. Все решено, с минуты на минуту приедет Хэнк. Он больше не нуждается в ее опеке, а значит, порвется и последняя ниточка, связывавшая ее с Аланом.

Раздался звонок в дверь.

– Росита, я сама открою, – крикнула Лиз и поспешила навстречу Хэнку.

– Примите соболезнования в связи с кончиной вашей матери, – торжественно произнес навахо.

– Я получила ваше письмо и цветы, это так любезно с вашей стороны и так трогательно. Жаль, что вы не знали мою мать. Она – настоящая женщина.

Росита принесла горячий шоколад и мексиканские лакомства.

– Buenos dias [28]28
  Добрый день (исп.).


[Закрыть], Росита. – Хэнк взял у нее поднос.

Хотя они с Лиз иногда становились непримиримыми соперниками, Росита не придавала особого значения таким пустякам и перед приходом навахо всегда готовила что-нибудь вкусное.

– Рада, что вы приехали, – сказала она. – Лиз ничего не ест с тех пор, как вернулась из Лос-Анджелеса. Может, вы уговорите ее позаботиться о себе.

– Сделаю что смогу, – заверил Хэнк.

И он сдержал слово. В течение получаса, не касаясь деловых тем, он убеждал Лиз присоединиться к уничтожению лакомств Роситы. Но у Лиз не было аппетита, и Хэнк один съел почти все.

Лиз еле дождалась, когда Росита унесет грязные тарелки.

– Хэнк, за время нашей совместной работы вы добились больших успехов в новом для вас деле, – начала она.

– Похвала из ваших уст многого стоит, – ответил тот.

– Я не сомневаюсь, что вы станете компетентным дилером. Теперь мне понятно, почему Алан остановил свой выбор на вас.

– Если бы не вы, страшно подумать, что могло бы случиться. Без ваших уроков дела Алана пришли бы в полное расстройство.

Лиз улыбнулась. Разговор превратился в обмен светскими любезностями.

– Все обернулось к нашей обоюдной выгоде. Работы Алана выставлялись в моей галерее, а я учила вас работать. Но я пригласила вас не для того, чтобы говорить о прошлом.

Хэнк нахмурился. Глядя на индейца, Лиз едва удержалась от смеха. Кажется, он исчерпал запас комплиментов.

– Не стоит так огорчаться, Хэнк. Я хочу сказать, что наша совместная работа подходит к концу. – Хэнк нахмурился еще больше. – Как я поняла из наших разговоров по телефону, за время моего отсутствия вы прекрасно справлялись с обязанностями дилера. Когда возникали какие-либо проблемы, дилеры, коллекционеры, администрация музеев обращались к вам. Выставка в музее Гуггенгейма подготовлена, и вы можете обойтись без моей помощи. К тому же через месяц сезон в Скоттсдейле закончится.

Лиз засомневалась, стоит ли задавать следующий вопрос, но в конце концов решилась, хотя, видимо, не нужно совать нос не в свое дело.

– Вы не собираетесь летом в Санта-Фе?

– Собираюсь. У Элеанор как раз будет отпуск, вот мы вместе и съездим.

– Алан будет очень рад. – Лиз закрыла глаза, чтобы скрыть душевную боль. Сначала Алан, потом мать и Иаков, теперь – Хэнк. Она устала от потерь и прощаний. – Поскольку мы увидимся весьма не скоро, хочу вам кое-что сказать, Хэнк…

Мейсон нетерпеливо ходил по тесной гостиной и мысленно подводил итоги. Неожиданный отъезд Лиз и ее долгое отсутствие стали для него неслыханной удачей. Теперь снова нужно держать ухо востро, чтобы не попасться.

Итак, банковские счета в полном порядке, слайды картин в его руках, список потенциальных клиентов составлен. Все предусмотрено. В кейсе лежит даже билет до Акапулько. Настала пора действовать.

Однако Рик колебался. На открытии выставки Долгой Охоты был момент, когда он увидел в глазах Лиз искреннее сочувствие и понял, что она действительно очень хорошо к нему относится. Но этого, к сожалению, мало, а большего, как она сказала, никогда не будет.

Мейсон вздохнул. Заботиться надо прежде всего о себе, идти вперед и не оглядываться. Следовательно, надо выполнять задуманное. Однако он продолжал стоять посреди гостиной. Очень странно находиться утром дома, если, конечно, называть домом эти меблированные комнаты.

За полтора года Мейсон привык по утрам работать с клиентами. Сначала завтрак, потом ленч, затем ужин, а если клиент оказывался женщиной, то и ночь, если у Рика было настроение. Вообще подбивать женщин на покупку было сущим удовольствием. Несколько обедов, несколько комплиментов, и вот она уже раскрывает кошелек или чековую книжку, а иногда и объятия.

Рик умел обработать и более толстокожих клиентов-мужчин. Сначала надо внушить ему, что он хочет что-то купить. Остальное – дело техники.

– Коллекционеры, – внушала Лиз, нанимая Мейсона на работу, – не просто покупают те или иные произведения искусства. Этими покупками они хотят убедить себя и других, что они – воспитанные люди с безупречным вкусом.

И она права на сто процентов. Умение продавать произведения искусства оказалось не эстетической проблемой. Здесь особую роль сыграли снобизм и ощущение клиентом своей мнимой или действительной значимости. Что касается снобизма, то лучше парочки, которую Рик первой внес в свой список, не было никого. Этот список мирно ждал своего часа на кофейном столике. Первыми значились Скип и Говард Лундгрены. Они, правда, живут в Манхэттене, но частенько наезжают в Скоттсдейл, где можно поймать крупную рыбу в мелком пруду.

Он называл Лундгрена помоечным бизнесменом. Великий мусорщик. Но Скип не довольствуется одним богатством. Ей во что бы то ни стало хочется прослыть дамой haut mande [29]29
  Высший свет (фр.).


[Закрыть]. Посему Лундгрены идеально подходили Рику.

Подвинув к себе телефон, он решительно набрал номер.

– Что вы хотите мне сказать? – Хэнк испытующе посмотрел на Лиз.

Она и сама не могла понять, почему собирается рассказать о своем прошлом именно Хэнку. Впрочем, могла. Хэнк – единственное звено, связывающее ее с Аланом. Связь, конечно, весьма тонкая, но делать нечего. По-видимому, Алан возненавидел ее, и тем ценнее становилось понимание и сочувствие Хэнка.

– Я хочу рассказать вам о моей семье.

Хэнк был явно озадачен таким поворотом дела.

– Знаете, меня очень удивило, когда вы отменили нашу встречу, сказав, что вам надо ехать к больной матери. Вы никогда о ней не упоминали.

– Ответьте мне на один не очень скромный вопрос. Вы когда-нибудь стыдились того, что вы – навахо?

– Конечно. – Добрая улыбка осветила суровое лицо Хэнка. – Думаю, любой ребенок в определенном возрасте хочет быть кем-то другим. Например, моя младшая сестра очень долго считала, что наша семья удочерила ее. Но она переросла этот период.

– А я вот не переросла, – тихо сказала Лиз, – и прожила всю жизнь, стыдясь за себя и свое происхождение. Видите ли, мое имя – не Лиз Кент. На самом деле меня зовут Рахиль Кенторович, и родилась я в семье евреев-хасидов.

Брови Хэнка изогнулись дугой. Лиз не очень охотно рассказывала о своем прошлом, а он, будучи добропорядочным навахо, никогда не задавал нескромных вопросов. Хэнк, например, знал, что она окончила Стенфордский университет со скромными оценками по искусству, но с высшим баллом по менеджменту, что после учебы она работала в Нью-Йорке управляющей в нескольких галереях, а потом открыла собственную в Скоттсдейле. Хэнк всегда думал, что Лиз принадлежит к высшим слоям общества. Он вдруг припомнил их первую встречу, когда задал себе вопрос, из какого Лиз племени.

Сегодня он получил ответ.

– Я родилась и выросла в маленьком хасидском анклаве Лос-Анджелеса. Мой отец вместо того чтобы зарабатывать на жизнь и заботиться о семье, всю жизнь прилежно изучал Тору. Вам что-нибудь известно о хасидах?

– Думаю, не больше, чем вам – о шаманских церемониях навахо.

– Хасиды – самая ортодоксальная, самая фанатичная из иудейских сект. Мужчины-хасиды носят пейсы, молитвенную накидку и четки на запястьях. Мужчины и женщины все время должны быть в черной одежде.

Хэнк кивнул.

– Да, я видел фотографии, но… – Он задумчиво почесал затылок. – Какое отношение к этому имеете вы?

– Как бы то ни было, я родилась хасидкой и впервые за много лет спокойно воспринимаю этот факт. Когда-то я попыталась оторваться от своих корней, убежала из дома. В то время мне предложили стипендию Стенфордского университета… – И Лиз рассказала Хэнку историю своей жизни, закончив поездкой в Лос-Анджелес на похороны матери. – Вот так. Сначала мне было стыдно за свое происхождение, а потом стало стыдно за свой стыд. Так образовался порочный круг.

– Почему вы рассказали это мне? – спросил навахо. – Вам надо было поговорить с Аланом. Не понимаю, что мешало вам рассказать ему правду?

Лиз ожидала этого вопроса.

– Вы помните, каким он был, когда пришел в галерею?

– Конечно. Вы дали ему возможность осуществить свою мечту.

– Да, в тот момент ему нужен был человек, который бы в него поверил. Когда мы полюбили друг друга, я очень хотела, но не осмелилась сказать ему правду. Ведь для Алана честность – превыше всего, а моя сознательная жизнь прошла во лжи.

– И все-таки я не понимаю… Вы с Аланом были так близки…

– Вот в этом я совсем не уверена, – перебила Лиз. – Я никогда не забывала, что он – индеец, а он так и не смог примириться с тем, что полюбил белую женщину. Алан никогда не приглашал меня в резервацию, не познакомил с семьей.

– Этого я не знал, – глаза Хэнка сузились. – Кому еще известно о вашем прошлом?

– Только моему брату Иакову. Теперь он – мой единственный родственник. И еще вам.

– Я могу рассказать Алану?

– Нет, – твердо ответила Лиз. – То, что мы потеряли, нам уже никогда не вернуть. К тому же он помолвлен с женщиной, она сможет подарить ему детей, о которых он так мечтал.

Наступила неловкая тишина. Многое осталось невысказанным, но и Хэнк, и Лиз понимали, что любые слова бесполезны.

Мейсон приехал в галерею под вечер. Он вошел в зал с видом человека, у которого нет проблем, хотя на самом деле чертовски устал, обзванивая потенциальных клиентов.

– Вами интересовалась Лиз, – сказала молоденькая сотрудница.

– Передайте ей, что я здесь.

Не заходя в кабинет шефа, Рик направился к себе, чтобы успокоиться. Усевшись за стол, он достал из кармана белоснежный, помеченный монограммой платок и вытер лоб. Лиз пока ничего не знает. Он убедил своих клиентов хранить все в тайне.

Стол был завален обычной корреспонденцией – от коллекционеров, желавших что-то приобрести, до декораторов, желавших ознакомиться с картинами галереи. Да пошли они куда подальше! Мейсон аккуратно сложил платок и сунул его в карман. Лиз могла вызвать его по десятку причин, не связанных с его утренними звонками, но, когда раздался звонок внутреннего телефона, руки его похолодели.

– Рик, зайди ко мне, – сказала Лиз.

– Иду.

Хотя Рик покрылся от волнения потом, в кабинет он вошел с обычной самоуверенной улыбкой.

– Чем могу быть полезен?

– У тебя есть время?

– Для тебя найдется всегда.

– Во-первых, хочу поблагодарить тебя за работу в мое отсутствие.

– Я просто стараюсь хорошо делать то, за что мне платят.

– Ты – надежный помощник, и отчасти в расчете на тебя я решила начать новое дело, – Лиз взяла из пачки сигарету, и Рик услужливо поднес ей зажигалку. – Шесть месяцев назад я получила большой кредит, предполагая открыть галерею в Нью-Йорке.

– Этого я не знал. – Рик вздрогнул: половина коллекционеров, которым он звонил, жила именно в Нью-Йорке.

– Признаюсь, я несколько поторопилась, но теперь настало время пустить эти деньги в дело. Я хочу открыть галерею где-нибудь в районе Пятьдесят седьмой улицы.

Мейсон изо всех сил прижался к спинке кресла. Говорить он был не в силах, лицо застыло от искусственной улыбки.

– Как тебе нравится моя идея? – спросила Лиз.

– Потрясающе, – хрипло ответил он. – Галерея на Пятьдесят седьмой сделает тебя знаменитой. Можешь во всем на меня рассчитывать.

– Я надеялась именно на такой ответ. – Лиз многозначительно посмотрела ему в глаза. – Ты бы не хотел стать управляющим галереи в Скоттсдейле? Это повышение по службе и значительное увеличение доходов. Я предоставлю тебе полную свободу действий. Со временем ты смог бы выкупить галерею.

Повышение доходов! Да, он зарабатывал бы шестизначные суммы, мог бы стать хозяином галереи, его уважали бы в мире искусства. Он достиг бы наконец того, о чем мечтал всю жизнь.

Лиз ждала ответа.

– Ну что скажешь?

Боже всемогущий! Что он мог сказать? Он упустил шанс, который выпадает раз в жизни. Ну почему она не сказала о своих планах вчера, когда он не успел еще обзвонить этих кретинов. О Господи!

– Великолепно, – пробормотал он.

Опустив кисть, Марианна отошла на несколько шагов. Дерьмо. Композиция паршивая, краски вульгарные. Последний месяц у нее прет какой-то кич. Ей опять стало казаться, что она начисто лишена таланта. Если бы не деньги, она тут же швырнула бы свежеиспеченное полотно в мусорный ящик.

Марианна направилась на кухню, где стояла заветная бутылка виски, но не успела она наполнить стакан, как раздался телефонный звонок. «Пусть это будет Мэрф», – подумала Марианна, снимая трубку.

– Марианна, это Лиз. У тебя есть свободная минутка? Нам надо поговорить.

У Марианны душа ушла в пятки.

– Я работаю, – сказала она.

– О твоей работе я и хочу поговорить. Картины, присланные тобой в мое отсутствие, меня разочаровали. – Лиз старалась вежливым тоном сгладить резкость слов. – Они не отвечают стандартам галереи. Я бы хотела, чтобы ты забрала их.

– Конечно, я понимаю, они ужасные, но у меня сейчас неприятности.

– Если ты хочешь остаться в галерее, научись отделять свою личную жизнь от творческой. Извини, я не хотела тебе грубить.

– Я стараюсь изо всех сил, – заверила Марианна.

– Если ты действительно постараешься, дела, я уверена, пойдут на лад. – Казалось, Лиз сама не очень верила в то, что говорит. – Не забудь про картины, а если у тебя есть что-нибудь новенькое, то я с удовольствием взгляну.

Положив трубку, Марианна продолжала смотреть на аппарат. Кто еще собирается испортить ей настроение? Звонок не заставил себя ждать.

– Во-первых, хочу сказать, что ты очень мне нравишься, – начал Мэрф. «Ну вот, так я и думала». – Мы с тобой провели изумительную ночь, и мне бы очень хотелось увидеть тебя снова. Но помнишь, я говорил тебе о женщине, с которой я долго встречался? Она вернулась. Если бы не это, мы ни в коем случае не расстались бы. Очень прошу меня простить. Жаль, что так получилось.

– Все в порядке, Мэрф. Молодец, что позвонил, мне хотя бы не придется строить догадки, почему ты исчез. Утешение не Бог весть какое, но все же…

Выброси их из головы, убеждала себя Марианна, вернувшись в мастерскую, – Лиз, Мэрфи, пустозвонов – художников, снобов – коллекционеров, а прежде всего Реджинальда Амброуза Ардмора Квинси. Это он виноват во всех ее неприятностях.

Схватив нож, она в ярости истыкала холст, потом упала в свое единственное кресло и зарыдала. Навоображала себе невесть чего, а судьба опять повернулась к ней задницей.

Дрожа всем телом, Марианна встала, отерла слезы и приказала себе отвлечься от грустных мыслей. Надо работать. Она сняла с мольберта испорченный холст, вставила в подрамник новый.

В этот момент опять зазвонил телефон. Реджинальд! Не веря своему счастью, Марианна бросилась к аппарату.

– Алло, – нежно выдохнула она.

– Это ты, дорогая? – как ни в чем не бывало спросил Квинси.

– Реджинальд, негодник, я чуть с ума не сошла. Где ты, почему не звонил?

– Я в Бостоне. – Хотя Марианна голову бы дала на отсечение, что он находится совсем рядом. – Так хотелось тебе позвонить, но я решил обождать, пока все утрясется.

– У тебя что-то случилось?

– Не у меня, у моей матушки. Сердечный приступ. Ты не представляешь, как я волновался, не мог ни с кем разговаривать, даже с тобой. Но теперь, слава Богу, ей лучше, и на днях я вернусь в Скоттсдейл.

– Я так по тебе скучала.

От счастья Марианна едва снова не расплакалась. Вспомнив ночь, проведенную с Мэрфом, она поклялась вообще не смотреть на мужчин.

– Как поживает тебя Гарриет?

– Очень мило, что ты интересуешься бедной старушкой. Хотелось бы тебя порадовать, да нечем. Ей стало хуже.

Марианне вдруг почудился издевательский смешок.

– Передай тетушке мои наилучшие пожелания. Дорогая, надеюсь, к моему приезду ты освободишь для меня вечер? Я так хочу тебя видеть.

Марианна почувствовала такое облегчение, что села прямо на пол.

– Я жду тебя, дорогой.

– Вот и отлично. Я хочу устроить в твою честь нечто особенное. Но это сюрприз.

– О, мой милый, ты же знаешь, что я без ума от сюрпризов.

Глава 18

25 марта 1989 года

Вертясь перед зеркалом, Марианна любовалась на свое отражение, заглядывала в глубокий вырез платья, из которого выпирала ее грудь. Размер – как у Мерилин Монро, а платье, специально купленное для сегодняшнего вечера, подчеркивало эту красоту.

Она будет почетной гостьей на вечере, где соберутся все его друзья. Марианну просто распирало от гордости. Она долго подыскивала себе наряд. Конечно, неплохо бы посоветоваться с Арчер, но сколько можно надеяться на чужой вкус? Марианна столько времени прикидывалась великосветской дамой, что сама в это поверила.

Сегодня она впервые была удовлетворена своей внешностью. После тех невзрачных платьев, которые ей приходилось надевать на свидания, этот наряд докажет Реджинальду, какой соблазнительной и убийственно сексуальной может быть Марианна, если дать ей волю. Все дурные предчувствия и тоску от разлуки с женихом как рукой сняло.

– Ты свободна вечером двадцать пятого? – спросил Реджинальд, вернувшись из Бостона. – Это будет незабываемый вечер.

– У меня просто нет слов. Я с таким нетерпением жду встречи с твоими друзьями. Кого ты пригласил? – Марианна надеялась услышать имена, знакомые ей из светской хроники.

– Как тебе не совестно задавать такие вопросы? – оскорбился Реджинальд. – Вечер должен оказаться для тебя приятнейшим сюрпризом.

– Мне бы хотелось, чтобы список гостей возглавила Арчер.

– Но ее муж в отъезде, а я приглашаю только супружеские пары.

– Ну, пожалуйста, сделай исключение.

– Думаю, твоя подруга откажется, – возразил Квинси. – И пусть я покажусь тебе старомодным, но я не хочу быть в роли сводника, устраивающего свидания для замужней женщины.

– Кажется, я поняла.

– Знаешь, не говори Арчер о вечере. Если она не будет ничего знать, то и не обидится.

Но Марианна не смогла удержаться и рассказала подруге о намеченном вечере у Квинси.

– Ты не очень расстроишься, если не получишь приглашения? – спросила она.

– Ничуть, – равнодушно ответила Арчер. – Реджинальд совершенно прав, незачем приглашать лишних женщин, если предполагается обед, а не танцевальный вечер.

Сейчас, в ожидании лимузина, который послал за нею Реджинальд, она старалась не думать об Арчер. Конечно, в ее присутствии Марианна чувствовала бы себя более уверенно. Ладно, когда они с Реджинальдом вернутся из свадебного путешествия, то примут Арчер, когда той заблагорассудится.

Присев на краешек дивана, чтобы не помять наряд, Марианна погрузилась в сладостные Мечты о том, какая жизнь ожидает миссис Реджинальд Квинси. Бесконечная череда приемов, на которых обязательно будут Лиз и Арчер. Пусть видят, где теперь будет жить бедная Марианна. Ничего, она не ударит в грязь лицом и станет достойной благородного имени Квинси. На столе всегда будет китайский фарфор, серебро и изысканная еда вроде новой пиццы из Калифорнии.

Из сладких грез Марианну вывел громкий стук в дверь. На пороге стоял Кейт.

– Добрый вечер, мадам, – почтительно сказал он, но его взгляд задержался на вырезе платья. – Вы сегодня прекрасно выглядите, мадам. Если вы готовы, то мы можем ехать.

Реджинальд не мог усидеть на месте и нетерпеливо бродил по комнатам. Из кабинета доносились звуки концерта Гайдна. На лестнице, ведущей в башню, Квинси ощутил резкий аромат белых гвоздик, смешанный с едва уловимым запахом девственно-белых роз.

Сердце билось толчками, но Реджинальд чувствовал необыкновенный душевный подъем и сладострастное оживление. Его будоражили воспоминания о ночах, подобных той, что предстояла ему сегодня. От этих мыслей его бросило в жар, и внезапная эрекция напомнила Квинси, что он еще мужчина.

Когда несколько минут спустя Кейт ввел Марианну в гостиную, Реджинальд уже был готов к вечернему представлению.

«Quel horreur [30]30
  Какой ужас (фр.).


[Закрыть], – думал он, глядя на платье бывшей невесты. Если бы она надела такое раньше, ему бы не пришлось нанимать частного детектива. Но надо отдать ей должное, она очень правдоподобно сыграла роль настоящей леди.

Марианна оглядывала пустую комнату и нервно поправляла волосы.

– Где же гости?

Неужели они сейчас выскочат из углов с криками: «Сюрприз, сюрприз»?

– Мне хочется выпить с тобой наедине, бея гостей. – С трудом скрывая отвращение, он взял Марианну за руку и усадил в кресло.

– Мне как-то не по себе. – Она показала Реджинальду на свои обнаженные руки. – Смотри, гусиная кожа. Ну не упрямься, расскажи, кого ты пригласил?

– Мои гости сгорают от нетерпения увидеть тебя. Сегодня мы проведем удивительный вечер. Но всему свое время.

Квинси достал из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского «Моэ Шандон».

Конечно, нет смысла затягивать увертюру и разыгрывать из себя преданного жениха, но чем дальше он откладывал наказание Марианны, тем сильнее наслаждался. Как она на него смотрит! Глаза печальные, как у коровы. Впрочем, и интеллекта в них не больше, чем в глазах достойного парнокопытного.

– О-ооо, – томно вздохнула Марианна, – ты же знаешь, как я обожаю шипучку.

Реджинальд подскочил от ярости. Хорошо воспитанная, порядочная женщина никогда не назовет «Моэ Шандон» шипучкой. Не может настоящая леди так плебейски пользоваться английским языком, языком королей.

Оглядываясь назад, Квинси видел, что прозевал сотни мелочей, но ему так хотелось начать новую жизнь, что он позволил обмануть себя. Теперь ясно, что и художник она посредственный, ей никогда не достичь высот Кэссат или О'Киф. Узнав о Марианне правду, Реджинальд уничтожил ее картины. Однако получил лишь мимолетное удовлетворение. Истинное наслаждение ждет его на исходе сегодняшнего вечера.

А потом он позвонит матери и скажет, что помолвка расторгнута. Он заранее трясся от страха, предвидя ее ответ. Вероятно, она не скажет «Я же тебя предупреждала», но подумает именно так. Реджинальд поклялся больше не верить ни одной женщине. Сегодняшнее развлечение – лишь небольшая компенсация за оскорбление, нанесенное ему Марианной.

– За наш маленький вечер, – провозгласил он.

– За наш вечер, – эхом отозвалась Марианна и оглядела комнату, словно надеясь, что гости возникнут из-за деревянной обшивки.

– Сейчас я провожу тебя в комнату для гостей, где ты сможешь привести себя в порядок. – Квинси протянул ей руку.

– Ты такой заботливый.

Он закусил губу, чтобы не расхохотаться. Проводив ее в комнату для гостей, Реджинальд еще рая взглянул на нелепое платье Марианны, ее белое лицо с пятнами румян. «Размалеванная шлюха», – подумал он.

– А когда приедут гости?

– Они появятся, как только ты припудришь свой очаровательный носик, – ласково произнес Квинси.

Войдя в туалет, Марианна заперла за собой дверь. Наконец-то одна. Она нервно огляделась. Сортир как сортир, если, конечно, называть сортиром комнату, отделанную серебристыми обоями, с фарфоровым биде и роскошным махровым халатом на вешалке. Да, Квинси очень богатый человек.

Марианна проверила, заперта ли дверь, и использовала по назначению унитаз.

Но страх не проходил. Что-то было не так. Она почувствовала это сразу, как только за ней приехал Кейт. Парень вел себя вежливо и предупредительно, однако Марианна заметила нечто странное во взгляде, каким он смотрел на нее в машине. Впрочем, у Реджинальда взгляд был не лучше, просто он быстро сгладил впечатление обворожительной улыбкой.

Марианна рассчитывала увидеть залитый огнями дом, услышать громкую музыку. Но здесь царила почти кладбищенская тишина. Не видно ни слуг, ни официантов, как это бывало на приемах Лиз, не чувствуется запаха яств. А когда Марианна закрывала дверь туалета, Реджинальд проводил ее такой же странной улыбкой – не улыбка, а оскал черепа.

Ей вдруг захотелось очутиться дома, в своей убогой, но безопасной спальне. Увидев какую-то дверь, Марианна на цыпочках подкралась к ней и осторожно дернула за ручку. Но это оказался бельевой шкаф, набитый полотенцами и простынями. Господи, вот дура, ей за каждым углом мерещатся злодеи.

Она вдруг ясно услышала слова матери: «Марианна, девочка моя, у тебя слишком много воображения и слишком мало здравого смысла!»

Она заставила себя весело улыбнуться и сказала испуганному выражению в зеркале:

– Сегодня твой звездный час. Не хочешь же ты испортить его из-за каких-то глупых страхов.

Решительно достав помаду, пудру и румяна, Марианна принялась за макияж.

* * *

Когда за нею закрылась дверь туалета, Реджинальд вошел в полутемный холл, где его ждал Кейт.

– Можешь вести своих приятелей.

– Мы готовы к рок-н-роллу, – кивнул тот.

К возвращению Марианны трое друзей Кейта уже стояли в комнате для гостей. Обычно Квинси получал от таких вечеров громадное наслаждение, если участники были молоды и хорошо сложены. Сегодня Кейт особенно удачно подобрал команду.

Самый рослый из троицы выглядел просто устрашающе: детина с грубым, небритым лицом, перебитым носом и тяжелым мускулистым корпусом. Из джинсов выпирал огромный член. Квинси посмотрел на детородный орган громилы и оценивающе взглянул на других. Одеты несколько лучше, но в остальном производили такое же впечатление, что и первый громила. Они буквально горели желанием приступить к развлечению.

Квинси устроился в высоком, похожем на трон кресле у изголовья необъятной кровати. Тут в комнату вернулась Марианна.

– Откуда, черт возьми, взялись эти ублюдки? – раздраженно спросила она.

– Будь повежливее с нашими гостями, моя дорогая.

Марианна ошарашенно посмотрела на Квинси.

– Это твои друзья? Ты шутишь.

Она зажмурилась. «Какой-то дурной сон. Господи, сделай так, чтобы эти подонки исчезли!» Но они не исчезли, и Реджинальд, оскалившись, по-прежнему сидел в кресле.

Арчер отложила книгу и посмотрела на часы. Марианна сейчас наслаждается своим таинственным вечером у Реджинальда Квинси. Слава Богу, ее на этот праздник не пригласили, но она от души радовалась за подругу. Бедная девочка заслужила кусочек счастья. Хотя вряд ли Реджинальд сделает Марианну счастливой. Была в нем какая-то ущербность, не дававшая Арчер покоя.

Пусть Марианна считает Реджинальда милым человеком, решившим пройти с ней рука об руку остаток жизни. Но Арчер почему-то не верила. Конечно, если Марианна и Реджинальд поженятся, она сразу откажется от своих предубеждений. Арчер вдруг захотелось позвонить милой парочке и пожелать им всего хорошего.

Нет, Реджинальд, пожалуй, расценит звонок как вмешательство в его личную жизнь или, еще хуже, решит, что Арчер напрашивается на приглашение.

Свернувшись калачиком на диване, она смотрела на пляшущий в камине огонь. Завтра Марианна сама подробно обо всем расскажет.

* * *

Ее схватили и потащили к кровати. Марианна истошно завизжала.

– Реджинальд, ну что ты сидишь, как истукан? Звони в полицию!

– Ты ничего не поняла, дорогая. Это наши гости, и ты обязана развлечь их, как подобает хорошей хозяйке.

Отчаянно крича, Марианна сопротивлялась изо всех сил. И вдруг поняла, что бессмысленно драться и кричать, ее все равно никто не услышит. Рыцарь на белом коне не поспешит к ней на помощь.

Она больше не сопротивлялась, только попыталась не обращать внимания на слова и действия насильников. Они говорили о ней, как о куске мяса, и собирались использовать ее соответствующим образом.

Услышав голос Реджинальда, Марианна открыла глаза. Глядя прямо на нее, в нее, сквозь нее, он снял с ее пальца бриллиантовое кольцо и положил в карман.

– Она в вашем распоряжении, messieurs.

Чудесный бриллиант был ее талисманом, теперь его не стало. Марианна дала волю своему ужасу и снова закричала.

Когда к ней начало возвращаться сознание, сквозь окутавший ее серый туман донесся голос Реджинальда.

– Господи, Кейт, вы опять зашли слишком далеко.

– Нечего валить грехи на меня. Парадом командовали вы. Идите-ка отсюда, я сам все сделаю.

Двери спальни захлопнулись, и Марианна поняла, что осталась наедине с Кейтом.

– Ты бы, пожалуй, оделась.

Единственным ее желанием было уйти отсюда куда угодно, лишь бы подальше. Все простыни измазаны кровью и спермой. Марианна, пошатываясь, встала с кровати и поплелась в ванную. Кейт шел следом, неся ее одежду.

– Поторапливайся, – равнодушно сказал он.

Она заперла дверь и, чтобы не упасть, схватилась за раковину. Потом заставила себя открыть кран. Вымыла лицо, намочила полотенце и безуспешно попыталась стереть кровь с покрытых синяками бедер и живота. Натянуть одежду оказалось целой проблемой. Придерживая одной рукой разорванное платье, а другой хватаясь за стенку, Марианна выползла из туалета.