Текст книги "Чёрная орхидея (СИ)"
Автор книги: Александра Салиева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА 3
ГЛАВА 3
“Раз, два, три, четыре, пять:
Я иду тебя искать.
Как найду тебя – беги!
Свое сердце береги.
Три, четыре, семь, шесть, восемь:
Лепестки цветков мы бросим.
Упадут они на оземь –
И настанет снова осень.
Девять, десять и двенадцать:
Ты не думай поддаваться…”
В легких будто вакуум образовывается. Кислород заканчивается в одно мгновение. Я начинаю задыхаться, поэтому судорожно втягиваю ртом воздух и хватаюсь за горло обеими ладонями. Будто бы душит кто-то…
Так и просыпаюсь, резко усаживаясь на постели.
“Три, четыре, семь, шесть, восемь: лепестки цветков мы бросим”, – до сих пор звучит в голове девичий голосок, рассказывающий незатейливый стишок.
Мне требуется не одна минута, чтобы отойти от жуткого сна. И осознать, что в спальне, помимо меня, больше никого нет. Если приступ удушья и был в действительности, то Маркус Грин на этот раз здесь совершенно не причем.
Тяжелые портьеры по левую сторону не закрывают собой широкие оконные рамы, позволяя видеть, как темно-сизый небосвод озаряется первыми рассветными лучами. На мне надет один из гостиничных халатов, который я захватила по выходу из душевой кабины накануне вечером. Он большой, мягкий и теплый, но его наличие все равно не помогает справиться с ознобом, прошивающим насквозь.
Не уверена в том, стоит ли мне выходить из спальни, но желание заполучить хотя бы парочку глотков чего-нибудь горячительного берет верх над всем остальным. Да и в горле пересохло. И пусть то будет не чашка кофе или чая. Янтарная жидкость из графина, которую употреблял англичанин, прежде чем надругаться над моим телом, – тоже сойдет.
“Девять, десять и двенадцать: ты не думай поддаваться”, – всплывает в разуме, пока открываю двери, оказываясь в окутанной полумраком гостиной.
Пальцы слегка подрагивают, когда я на четверть наполняю стакан алкоголем. Прежде чем выпить, зажмуриваюсь. Только потом опрокидываю обжигающую жидкость залпом. Из-за собственного жеста и не замечаю сразу, что в гостиной нахожусь уже не одна. И лишь открыв глаза, натыкаюсь на одетого с иголочки Маркуса Грина, внимательно наблюдающего за мной у дверей второй спальни.
На нем другие костюм и рубашка. Но, могу поклясться – галстук тот же самый. По крайней мере, именно так мне думается, стоит заметить аккуратно повязанный атрибут мужского гардероба из черного шелка. К тому же, того галстука, который я оставила валяться посреди гостиной – нет.
– Доброе утро, Маркус, – нарушаю тишину первой.
Не из приветливости, конечно.
Просто, молчание... Нервирует.
– И тебе, – отзывается мужчина.
Он так и продолжает сканировать меня задумчивым взором с головы до ног, а я тем временем начинаю сомневаться в том, что у брюнета все в порядке с памятью.
Да сколько еще ему понадобится меня изучать?!
– Если тебе ничего не нужно, я вернусь обратно… – стараюсь оставаться вежливой, но договорить не удается.
Зато успеваю пожалеть о том, что вообще сказала такое.
– Нужно, – перебивает меня Маркус, активируя освещение. – Останься.
Честно говоря, приходится приложить немало усилий, чтобы удержать на лице маску отстраненности, между тем, как мое подсознание самым бессовестным образом принимается рисовать все возможные исходы ближайшего будущего. Ни один из них, естественно, мне и близко не нравится.
– Позавтракаем вместе, – дополняет Грин.
А вот об этом я как-то не подумала…
– Или у тебя специальная диета и ты по утрам только ирландский виски употребляешь? – уточняет он насмешливо, пока я пребываю в очередном замешательстве.
– Диета? – переспрашиваю растерянно. – Нет, конечно, – сама же отвечаю.
Мужчина едва заметно ухмыляется и жестом указывает мне на диван, стоящий по центру комнаты. Как только я усаживаюсь, раздается негромкий стук в двери, ведущие на выход из апартаментов. Понятия не имею, когда англичанин успевает сделать заказ, но нам действительно доставили завтрак.
К яичнице с беконом я не притрагиваюсь, а вот горячие круассаны с яблочной начинкой, к которым полагается ореховый латте – мне очень даже нравятся.
После того, как служащий отеля оставляет нас вновь наедине, англичанин не произносит ни слова, позволяя нам обоим насытиться в тишине. В какой-то степени я даже благодарна ему, ведь только проглотив большую часть выпечки и допив сладкий напиток, понимаю насколько же голодна была до этого момента. Однако моя доброжелательность быстро испаряется, стоит совместному приему пищи закончиться. А все потому, что…
– Знаешь, что больше всего в тебе раздражает? – жестоко ухмыляется Маркус.
Надеюсь, комментировать не обязательно. К тому же, более чем уверена, мужчина обязательно и сам поведает это “дивное открытие”, не интересуясь моим мнением по данному поводу.
– Ты… – вновь заговаривает брюнет, не дождавшись от меня ответной реакции, но так и не договаривает дальше.
Раздается повторный стук в дверь и мужчине приходится идти открывать. На этот раз нас посещает аж две персоны. И не из числа персонала отеля.
– Доброе утро, мистер Грин, – здоровается первым полноватый старичок за шестьдесят в модном дизайнерском костюмчике.
Он поправляет свои очки в пластиковой черной оправе и окидывает меня оценивающим взором с головы до ног, будто тоже купить собирается, и при этом сильно сомневается в том, стоит ли оно того вообще. В его руках довольно внушительного объема дорожный саквояж на манер сороковых годов. Стоящая за его спиной высокая худощавая брюнетка в строгом сером пальто и вовсе не подает никаких признаков того, что заметила мое присутствие. Она сухо кивает англичанину в знак приветствия.
– Доброе, мистер Марино, – отзывается Маркус, глянув на свои наручные часы. – У вас есть час, чтобы она, – даже не смотрит в мою сторону, – была готова к отъезду.
Не считая нужным объясняться более подробно, он удаляется обратно во вторую спальню, плотно прикрывая за собой дверь.
И вот кто бы сказал почему становится так обидно…
– Меня зовут Амадео, я принес вам кое-какие вещи, чтобы хватило на первое время, – наконец, вспоминает о вежливости, итальянец.
Он проходит к дивану и распаковывает саквояж.
– Зои, – обозначаю для него то, как ко мне можно обращаться.
Мужчина едва заметно кивает, визуально больше занятый вещами, которые достает и раскладывает на спинке дивана.
– А это мисс Остин, она проведет медицинский осмотр, – поясняет дальше итальянец. – У мисс Остин проблемы с речью, поэтому не обижайтесь на ее немногословность, – дополняет снисходительно.
Понятливо киваю, цепляя на лицо дежурную улыбку.
Честно говоря, по большей части мне откровенно плевать кто они такие и какое отношение выказывают в отношении моей персоны. Я здесь не для того, чтобы мною любовались и восторгались. Главное, чтоб побыстрее уже все это закончилось. Потому и проявляю завидное терпение и послушание в дальнейшем, пока каждый из присутствующих осуществляет то, зачем явился.
По истечению последующего часа меня одаривают двумя коктейльными платьями, одними джинсами и юбкой, тремя блузами свободного кроя, курткой по сезону, замшевыми ботильонами и парой чулок, а также противозачаточной инъекцией, чье действие будет длиться в течении двенадцати недель.
– Неплохо, – подводит итог равнодушный голос вернувшегося Маркуса.
Не проходит и минуты, как мистер Марино и мисс Остин расшаркиваются в скупом прощании и удаляются из номера. Мы тоже там не задерживаемся надолго. Стоит сложить некоторые полученные вещи в тот самый саквояж, который принес Амадео, как англичанин приказывает спускаться вниз.
На этот раз мы пользуемся лифтом и центральным входом в здание. Автомобиль Грина вместе с личным водителем уже ждет нас на улице. Последний забирает мой багаж и вежливо открывает дверцу, позволяя усесться в салон первой. Я не знаю куда мы направляемся, ведь никто из них не считает нужным поставить меня в известность. Последнее и озвучиваю вслух, как только за окном начинают все быстрей и быстрей мелькать улочки Рима, а после и вовсе заканчиваются, сменившись загородным шоссе.
– Куда мы едем?
Брюнет, как и в последние минуты, со скучающим видом продолжает листать входящие сообщения электронной почты на нетбуке, внешне никак не реагируя на мой вопрос. И если совсем недавно равнодушие англичанина по странной причине укололо подсознание волной обиды, то теперь отчего-то на меня накатывает неприкрытое раздражение.
– Куда мы едем, Маркус? – интересуюсь повторно с нажимом.
Молчаливый собеседник не сразу, но все же нехотя отрывается от созерцания какой-то информации и демонстративно удивленно приподнимает бровь. На его губах расплывается снисходительная насмешка.
– Надо же, – протягивает он лениво, – а я уж было подумал, что ты и вовсе неживая... Зои Риверс, – выделяет имя, будто наполняет его ядом.
На секунду теряюсь. И невольно вспоминаю о разговоре, который мы так и не завершили в номере отеля.
– Что это значит? – прищуриваюсь, пытаясь осмыслить где же все-таки умудряюсь напортачить за такое короткое время.
На подготовку линии моего поведения ушло несколько долгих нудных месяцев. И она более чем соответствует заявленным стандартам тех толстосумов, покупающих на аукционе живые души, как будто кусок невоодушевленного мяса. Тогда что не так? Что его не устраивает? Или… Неужели перестаралась?
Додумать не удается. Ровно, как и дождаться реакции от самого англичанина.
Глухой удар груды металла сопровождается мощным толчком. Я не успеваю понять причину происходящего, как и сориентироваться, прежде чем меня отбрасывает с сиденья лимузина вглубь салона. Висок простреливает жгучая острая боль, а мир перед глазами быстро тает, превращаясь в смазанное темное пятно… Не знаю сколько времени проходит, прежде чем я возвращаюсь в реальность.
Запах гари и копоти, очевидно, давно наполняет мои легкие, и я громко кашляю, оглядываясь по сторонам. Голова кружится, а к горлу подкатывает приступ тошноты и сфокусироваться хоть на чем-то довольно трудно. Раскуроченный салон лимузина наполняет едкий дым. Сквозь него так сразу не удается различить бессознательное тело англичанина, лежащего на полу неподалеку. Приходится приложить немало усилий, чтобы совладать с собственным телом и доползти сначала до автомобильной дверцы, которая поддается лишь после третьей попытки оттолкнуть ее, а уже после – до мужчины.
– Маркус, – зову тихонько, склоняясь к нему ближе.
Дышит. Но совершенно никак не реагирует на мой голос. И даже легкая встряска за плечо не помогает привести его в чувства. К тому же, моя тошнота вместе с головокружением усиливаются – повторное обморочное состояние совсем близко, поэтому ничего не остается, как покинуть горящую машину, потащив за собой брюнета.
Какой же он тяжелый!
– Вот тебе бы специальная диета точно не помешала, – ворчу недовольно себе под нос, самым бессовестным образом обессиленно рухнув прямо на асфальт.
Надо бы перевести дыхание…
Мы примерно в десяти шагах от лимузина, большая часть которого объята пламенем. Как и невзрачный старенький внедорожник непонятной марки, протаранивший собой на пустом перекрестке машину, в которой мы совсем недавно находились.
Вот и виновник аварии…
– Дерьмо, – выдыхаю отрывисто и стараюсь смотреть куда угодно, но только не туда, где располагаются водительские места обоих участников столкновения.
Тем, кто там находится, уже ничем не помочь.
Проходит несколько неимоверно долгих минут, но на дороге до сих пор нет ни единой души, кроме нас, а пялиться на хмурое небо и ждать помощи невесть откуда я откровенно устаю. Собственного средства связи у меня нет, поэтому приходится обыскивать моего спутника в надежде, что его телефон все еще при нем. Однако продвинуться дальше обыска карманов брюк не получается. Запястье сковывает стальной хваткой, не позволяющей отдернуть ладонь.
Англичанин приходит в сознание…
Он болезненно морщится, прежде чем медленно открывает глаза, и обхватывает себя за затылок. Мою руку так и не отпускает. Наоборот, сжимает до такой степени, что конечность немеет. И я едва сдерживаюсь, чтобы оставить все как есть.
Глубоко вдыхаю.
Девять, десять и двенадцать: ты не думай поддаваться…
– Где Ричард? – звучит ледяным тоном от Маркуса.
По всей видимости, он имеет в виду водителя, поэтому перевожу виноватый взгляд в сторону догорающих машин. Вслух ничего не говорю.
– Тогда… – продолжает мужчина, но я так и не понимаю, что именно он собирался сказать, потому что Грин замолкает, а взор цвета темный ультрамарин темнеет, пока его обладатель придирчиво осматривает окружающее. – Ты спасла мне жизнь, – проговаривает мрачно спустя короткую паузу.
На благодарность это мало похоже, поэтому безразлично пожимаю плечами в ответ. И деликатно опускаю даже в мыслях тот момент, что я всего лишь подарила Маркусу Грину отсрочку от смерти. Недолгую. Как только получу то, зачем появилась в его жизни, лично поспособствую тому, чтобы это осуществилось в кратчайшие сроки.
– Ты как? – резко меняет тему и подается вперед.
Он внимательно вглядывается в мое лицо и касается виска, которым ударилась при падении. Когда мужчина отстраняется, вижу кровь на кончиках его пальцев.
– Где болит? – спрашивает снова.
Брюнет достает из кармана пиджака кремовый платок, а затем аккуратно и сосредоточенно вытирает мое лицо, пока я пытаюсь найтись с ответом.
И никак не могу определиться.
– Ничего у меня не болит, – выдаю в итоге. – Голова кружится немного.
Уголки его губ приподнимаются в подобии улыбки.
– Хорошо, – отзывается, поднимаясь на ноги и вместе с тем вынуждая стоять и меня. – Жди здесь, – командует и, наконец, отпускает мою руку.
Он идет к месту аварии. Мне же ничего не остается как растирать свою онемевшую длань, дабы вернуть ей чувствительность, и терпеливо ждать. Маркус задерживается вблизи машин считанные секунды, а возвращается еще более мрачный, нежели прежде. А я только теперь замечаю, что на воротнике мужской рубашки багровое пятно.
Не то чтоб я сильно беспокоилась о его здоровье, но до некоторых пор Грин нужен мне живым, поэтому…
– У тебя кровь идет, – произношу, потянувшись к нему.
Отодвинув ворот рубашки со спины, обнаруживаю источник кровотечения. Заимствую мужской платок и прикладываю к ране. На оказание первой медицинской помощи мой жест вряд ли тянет, но все лучше, чем ничего. К тому же, благодарности я за свой подвиг и в этот раз не получаю.
– Чертовы итальяшки, – бормочет Маркус в досаде, сосредоточившись на груде искореженного обгорелого металла, бывшим когда-то элитным авто.
Не удается поинтересоваться чем ему местный народ не угодил. Брюнет резко разворачивается ко мне, а на его устах расцветает злорадная ухмылка.
– А вот теперь ты точно расскажешь кто ты такая, а также кто и зачем тебя подослал, – проговаривает безоговорочным утверждением.
Отреагировать не успеваю. Из легких разом вышибает весь кислород. Горло сдавливает безжалостная хватка чужих пальцев.
– И только попробуй снова солгать, цветочек, – многообещающе протягивает Маркус, а в его глазах разгорается хищный огонек.
От недостатка воздуха голова вновь начинает кружиться. А еще подсознание очень навязчиво посещают мысли о том, что зря я этого социопата спасла все-таки…
ГЛАВА 4
ГЛАВА 4
Легкие жжет от недостатка кислорода. Однако неумолимый душащий жест англичанина не слабеет. Я цепляюсь за его руку обеими ладонями в жалкой попытке ослабить хватку и вкладываю в умоляющий взгляд, направленный на мужчину, как можно больше искренности. То совсем не срабатывает, поэтому вынужденно закрываю глаза, чувствуя, что тело охватывает слабость, а разум наполняется пустотой.
Но и пропасть в желаемом забвении мне не позволено.
– Говори, – мрачно сообщает Маркус.
Он все же позволяет мне дышать, слегка ослабив нажим, но так и не отпускает.
Первым делом я жадно хватаю ртом воздух, и стараюсь сосредоточиться на том, что должна ему сказать. Если останусь стоять на своем – уже понятно чем все закончится. Грин только что довольно ярко продемонстрировал степень своего исчерпанного терпения. Но и сознаться не могу.
– Я не понимаю о чем ты, – шепчу едва ли разборчиво.
Нет, я не настолько тупая, чтобы вновь испытывать чужую выдержку, которой, по всей видимости, и близко не наблюдается. Просто мне требуется хотя бы немного времени, чтобы продумать дальнейшее. И желательно так, чтобы в этот раз Маркус Грин поверил.
– Не понимаешь, значит… – жестко ухмыляется брюнет.
Ультрамариновый взор наполняется тяжестью, а по пальцам, до сих пор касающимся моего горла, проходит ощутимая судорога. Ухмылка на чужих устах превращается в злобный оскал. Его обладатель перехватывает меня за ворот куртки и бесцеремонно тащит сначала в сторону обочины, а после к виднеющимся вдали виноградникам.
– Видишь ли, Зои Риверс, – ледяным тоном отчеканивает мужчина, пока лично я начинаю задумываться о том, что мне совсем не хочется быть закопанной среди длинных рядов увядающей зелени. – Чистые американские девочки, когда отчаянно нуждаются в финансовой помощи, чтобы вылечить свою безнадежно больную сестру, обычно берут займы, работают в две-три смены в какой-нибудь ночной забегаловке или обращаются в благотворительный фонд в поисках поддержки, но никак не продают себя на закрытом аукционе, о существовании которого им знать вовсе не положено, – он резко останавливается и смотрит мне прямо в глаза. – Как правило, тех, кого там покупают, туда приводят наркотики, долги или знакомство с плохими ребятами, но точно не чистая совесть, – делает паузу и склоняется ближе, почти касаясь моих губ своими. – И уж точно они не настолько идеальны, как и их безукоризненная история… – выдыхает едва различимым полушепотом. – Либо пребывают в полном отчаянии, либо… – снова замолкает, а в глазах цвета темный ультрамарин вспыхивает предвкушение, – им это просто-напросто нравится… – звучит совсем тихо. – Ни того, ни другого в тебе нет, цветочек. Ночью тебя тошнило от того, что я с тобой сделал. Но при этом ты спасла мне жизнь, хотя моя смерть была бы самым легким путем оставить деньги и при этом избавиться от обязательств по контракту.
Он так и не отстраняется. А я не шевелюсь вовсе, обдумывая услышанное, пока мужчина напоказ медленно и плавно тянет за молнию на моей куртке.
– И эта твоя татуировка, – продолжает он задумчиво, вместе с тем проводя ладонью от моего левого бедра выше, с точностью копируя путь затейливого узора рисунка, скрытого юбкой и блузой. – Черная орхидея… Все равно что повесить на себя табличку: “Купи меня, Маркус Грин”.
Шумно сглатываю.
Ведь он чертовски прав!
Перестаралась.
– А теперь я спрошу снова. В последний раз, – обманчиво мягко заговаривает вновь, до сих пор вдавливая в меня свои пальцы, собирая ими шелк кораллового оттенка. – Как твое имя?
Больше не смотрит мне в глаза. Но оттого я ничуть не меньше чувствую силу его взгляда, прикованного в данный момент к моему телу. И не могу солгать.
– Я… Я не могу сказать тебе, – признаюсь нехотя, и на этом секунда моей откровенности заканчивается. – Даже если это будет стоить мне жизни, – дополняю виновато.
Последнее, впрочем, не такое уж и лицемерие.
Зажмуриваюсь, отворачиваясь. Готовлюсь к тому моменту, когда Маркус окончательно разозлится.
– Решила, что я тебя убью? – удивленно отзывается брюнет, вопреки моим ожиданиям. – Нет, цветочек. Это будет слишком легко для тебя. И не принесет мне никакой пользы, – обхватывает пальцами за подбородок и поворачивает, заставляя снова смотреть на него. – Уж не знаю, что такого произошло в твоей жизни, что ты согласилась шпионить для кого-то около такого как я, но будь уверена, хуже, чем то, что могу с тобой сделать я, быть точно не может, – звучит откровенным обещанием, а в темных глазах вновь разгорается хищный блеск. – С другой стороны, я могу просто оставить тебя здесь и все, – тон неожиданно меняется на равнодушный, а мужчина резко отшатывается. – Миллион евро – не настолько большая потеря, чтобы терпеть рядом с собой твое присутствие, – разворачивается и возобновляет путь к стройным рядам живности.
Но уже без меня.
Да твою ж…
– Маркус! – вынужденно бросаюсь за ним следом.
Но он никак не реагирует на мой крик. Учитывая рыхлую травянистую почву и уровень танкетки на моих ботильонах, догнать мужчину удается лишь спустя полминуты и уже на территории виноградника. В итоге я все же спотыкаюсь и машинально хватаю его за руку, чтобы не упасть. Благо, англичанин все же останавливается и ответно сжимает мою ладонь, не позволяя рухнуть.
– Ты прав, я врала тебе, – проговариваю поспешно. – Мой брат, он… Игрок. Проиграл в карты. Очень много денег. Я не знаю кто они, и что им от тебя нужно. Я лишь делаю то, что мне велят. Мне сказали быть рядом с тобой. И ждать следующих распоряжений, – к горлу подкатывает ком, который я вынуждена проглотить, прежде чем говорить дальше. – Иначе меня пустят по кругу и отправят в какой-нибудь бордель, а брата убьют, – произношу совсем тихо, уставившись на его лаковые ботинки. – Пожалуйста, Маркус, не отказывайся от меня… – дополняю совсем тихо, чувствуя, как на глаза наворачиваются долгожданные слезы. – Ты ведь хотел себе рабыню, ты получил ее. Я сделаю все, что захочешь. Уж лучше с тобой, чем с ними.
Кто бы знал чего мне стоит озвучить все это!
Теперь остается только надеяться, что англичанин проникнется моей ничтожностью и беспомощностью… Так и выходит. В какой-то мере.
– Все, что захочу? – вкрадчиво уточняет Грин и дергает на себя.
Буквально впечатываюсь в него, а сердце мгновенно начинает биться чаще.
Очевидно же, что я сильно погорячилась, пока сочиняла на ходу историю, основанную на том, что он сам мне поведал об остальных девушках, проданных на аукционе для богатых извращенцев.
– И с чего ты вообще взяла, что со мной будет лучше? – задает новый вопрос, не давая времени ответить на предыдущий. – Может и я решу поделиться тобой с другими. Знаешь, такие как я – часто так поступают, – улыбается, вопреки жутким словам, с какой-то странной теплотой и нежностью, заботливо заправляя прядь моих волос за ухо. – Уверена, что жизнь твоего брата-неудачника стоит всей жестокости, которую я на тебе обязательно испробую? У тебя на счету полно денег. Хватит, чтобы отдельный остров себе даже купить, если захочешь. И ты вполне можешь скрыться где-нибудь, где тебя никто и никогда не найдет… Так что, цветочек, все еще уверена, что готова остаться со мной и дать мне все, что я захочу?
А ведь и в этот раз прав… Сволочь!
Мысли вспыхивают мириадами противоречий.
– Ты не сделаешь этого, – проговариваю глухо.
И сама плохо верю себе.
Но в то же время очень надеюсь, чтобы так оно и было.
– Ладно, – подозрительно легко сдается Маркус, беззаботно пожимая плечами.
Мою руку так и не отпускает. Снова возобновляет шествие по направлению вглубь виноградника, потянув меня за собой.
– Ладно? – переспрашиваю вынужденно, подстраиваясь под его шаг. – То есть я останусь с тобой? И никаких других мужчин, кроме тебя, не будет?
Как-то легко он сдается, вот и не верится…
– Ну, после того, что ты мне рассказала, я бы тебя в любом случае уже не отпустил, – отзывается Грин. – Как минимум потому, что с твоей помощью я поймаю тех, кто пытается до меня добраться. Так что да, цветочек: ты останешься со мной. А другие мужчины… Зависит от того, как ты себя будешь вести, моя фальшивая рабыня, – выделяет последнее слово насмешливой интонацией. – К тому же… Неужели, и правда, решила, что я действительно позволю тебе уклониться от условий выполнения контракта и просто так подарю миллион евро? – заканчивает в снисхождении.
Мне требуется добрая минута, чтобы осмыслить всю полноту... Подставы!
– Ты…! – восклицаю в возмущении.
Я бы еще много чего добавила, но вряд ли англичанин оценит всю полноту “русского могучего”, а ничего другого в голову пока не приходит.
А раздражение от всей нелепости ситуации растет и растет…
Это же надо! Так глупо попасться!
– Лжец? – интересуется встречно Маркус. – Да. Такой же как и ты, – ухмыляется и останавливается, разворачивая меня к себе. – Паршивое чувство – быть обманутым, не так ли? – вновь касается моих волос, на этот раз поправляя локоны с другой стороны лица, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть назад. – Кстати, об этом, – меняет тему разговора. – Ты правда девственница? Скольких на самом деле ты обслужила до меня? – проводит кончиками пальцев от скулы ниже к губам. – Ну же, признайся честно, маленькая обманщица, а то этот дивный ротик на удивление хорошо справляется… – дальше я слушать просто не в силах.
Свободная рука сама собой замахивается.
Жаль только, реакция потенциальной жертвы пощечины оказывается чересчур хороша. Он перехватывает мою ладонь совсем близко от его лица. Сжимает слишком сильно и отводит в сторону. И больно не ему, а снова мне.
– Пошел ты со своими догадками! – вскрикиваю, отдергивая руку.
Попытка освободиться оказывается безуспешной. К тому же, ультрамариновый взор знакомо темнеет и наполняется тяжестью. Маркус бесцеремонно толкает меня к железной решетке, к которой привязаны виноградные лозы.
Сооружение выдерживает удар. В отличие от меня.
Да, я готовилась к чему-то подобному долгое время, но теперь, когда сталкиваюсь с этим в реальности… Поясницу простреливает острой болью. Сердце заходится в бешеном ритме. Громогласные удары отражаются в сознании подобно ударам молота по наковальне.
Запястья перехвачены одной его рукой и заведены вверх. Вторая ладонь моего персонального мучителя опускается на горло, слегка сдавливая, но не задерживается надолго в одном положении, плавно опускаясь ниже.
– Ты так и не ответила, цветочек, – напоминает о былом Маркус.
Пуговичка за пуговичкой – блуза оказывается расстегнута, обнажая неприкрытое нижним бельем тело. Холодный ветерок вызывает озноб и мурашки по коже. В то же время моих приоткрытых губ касается горячее дыхание. Мне так и не удается что-либо сказать.
Неожиданно нежный, но вместе с тем требовательный и страстный поцелуй отбирает мой кислород. И выворачивает душу. Понятия не имею, что со мной происходит. Но, если бы этот мужчина бил меня плетью в самой жестокой форме, я бы и то не чувствовала столько безудержной внутренней боли. Настолько яркой и необъятной, что она мгновенно заполоняет рассудок, не оставляя мне даже капли здравого смысла. И я тону в этом зыбком омуте. Вязну и пропадаю, оставляя там все истинные мысли и желания. Прячу свои настоящие эмоции глубоко-глубоко, где никто не дотянется до них. Даже я сама.
И только потом возвращаюсь в реальность.
Сжимаю пальцами металлическую решетку над головой, цепляясь за нее, как за какой-нибудь спасительный маяк, в то время, как Маркус приподнимает меня выше. Ненадолго поднимаю лицо к хмурому осеннему небу и закрываю глаза.
Ничего не помнить. Не знать. Не чувствовать. Ни ласковых настойчивых прикосновений чужих рук, губ. Ни жаркого дыхания, обжигающего мою ледяную кожу, снова и снова отнимающего способность свободно дышать. Не хочу…
Но я должна.
Ведь просто никогда не бывает.
Нет необходимости переступать через себя повторно и делать что-либо еще. Достаточно дожить до того момента, когда все закончится. Физиология сама сделает свое дело. Надо просто потерпеть. Отпустить ту тьму, что я совсем недавно обрела. Поддаться чужой воле. Слегка подыграть. Убедить и Маркуса, и себя, что эта моя очередная ложь еще вполне может быть правдой.
Неважно, что совсем скоро итог происходящего принесет очередную волну боли. Еще более сокрушительную, нежели прежде. Не физическую. Нет. На нее давно плевать. Иначе бы я никогда не решилась на то, во что ввязалась.
– Ох, – единственное, что срывается с моих уст наравне с тихим всхлипом, как только мужская плоть наполняет изнутри одним резким толчком.
Действительно, не больно.
на мне задрана по пояс, а ноги обвивают мужской торс. По венам снова будто электричество пускают. Мельчайшие разряды пронизывают тело и воспламеняют кровь, норовя повторно сжечь подсознание и превратить в пепел. Я кусаю собственные губы, стараясь сконцентрироваться на этом ощущении и немного грубых глубоких проникновениях, постепенно увеличивающих темп движения внутри меня. Ведь Маркус Грин ни за что не должен знать, насколько мне банально все равно на то, что он со мной сделает.
Мгновения тянутся целой вечностью, а секунды превращаются в бесконечность, прежде чем столь необходимая искра раскалывает подсознание мириадами осколков наслаждения. Я жадно хватаю ртом воздух и вновь смотрю на затянутое облаками небо, пока мужчина также достигает пика удовольствия. Проходит еще минимум минута, и только потом он выпускает из своих объятий, отчасти позволяя стоять самостоятельно. Все равно придерживает, будто бы опасается, что я упаду, тем самым зарождая где-то на краю моего разума новую тень противоречий.
– Убедился? – спрашиваю, но на собеседника не смотрю, хотя и так знаю, что испачкала его своей кровью. Поправляю юбку. – Или мне все еще нужно тебе ответить? – уточняю, не справившись с кривой усмешкой на своих губах.
Как только нижняя часть одежды оказывается в порядке, принимаюсь застегивать блузку, но не удается продеть в петлю даже первую пуговицу. Маркус вновь прижимает меня к металлической решетке, сжимая одной рукой за шею. Жест кажется уже настолько привычным, что я совсем не удивлена и не растеряна. Просто жду того, что будет дальше.
– Разговорчивая, строптивая рабыня… – шепчет тихо-тихо и скользит губами по моей скуле, шумно вдыхая. – Мне нравится больше, да… – дарит легкий поцелуй в висок, а после дополняет снисходительно: – Но не переходи границу, цветочек. Тебе не понравится то, что ждет за ней.
Слова не звучат угрозой. Скорее откровенным обещанием. Наверное, именно поэтому они действуют на меня гораздо больше, нежели мы оба могли ожидать.
Сердце пропускает удар. Я забываю, как надо дышать.
“Три, четыре, семь, шесть, восемь: лепестки цветков мы бросим. Упадут они на оземь – и настанет снова осень”, – звучит в моей голове.
Теперь, когда я больше не тону в своей персональной тьме, боль возвращается. Слишком острая, чтобы я могла так сразу справиться с ней.
– Вот и умница, – по-своему расценивает мою реакцию брюнет.
Он отстраняется. Сам заканчивает поправлять мою одежду, в том числе и верхнюю, а после берет за руку и мы продолжаем идти дальше.
– До места, куда мы направлялись перед аварией, осталось чуть больше трех миль, если идти не по шоссе, – указывает направление впереди себя в скупом пояснении.
Молча киваю, принимая его слова. И, сколь бы ни хотелось прежде поинтересоваться о том, что же это за место такое, раз дорога к нему настолько безлюдна, весь последующий час я смиренно бреду за мужчиной, обдумывая совсем иное.
