Текст книги "Чёрная орхидея (СИ)"
Автор книги: Александра Салиева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Черная орхидея
Салиева Александра
ГЛАВА 1
И пусть шепчутся, какая я мразь, не пугайся -
Прибавь мою нежность на максимум...
ГЛАВА 1
Глубокий вдох. Плавный выдох.
Сердце бьется оглушительно громко…
Дыхательная гимнастика совершенно не помогает. А бледность, слишком явно отражающаяся в зеркале на моем лице, совсем не проходит.
Еще один вдох. И выдох.
Необходимо успокоиться. Найти в себе хоть каплю хладнокровия. Иначе я просто-напросто не выдержу. А ведь осталось всего ничего до того момента, который перевернет мою жизнь. И ничего уже не изменишь.
Глубокий вдох. Плавный выдох.
Повторный придирчивый осмотр себя в зеркале…
Перламутровая помада сияет на искусанных губах, скрывая неуместный дефект. Задетые коричневой тушью ресницы изогнуты вверх, как и хотелось местному распорядителю, в то же время оставляя ощущение естественности созданного образа. Сдобренные тенями брови выглядят еще гуще, нежели обычно.
Да, образ невинной кокетки удается на славу...
При последней мысли невольно морщусь, отворачиваясь от напольного зеркала посреди маленькой комнатки без окон и иной мебели.
Каждый из присутствующих в этом злачном месте, ровно как и я сама, прекрасно знает – невинных здесь нет. Им здесь делать нечего.
И даже факт моей девственности – далеко не невинность. Ведь совсем скоро я продам ее на закрытом аукционе для социопатов с самыми жуткими извращенными наклонностями, которые только встречала психиатрия.
– Твоя очередь! – нарушает тишину властный приказ от миниатюрной итальянки из-за приоткрытой двери. – Раздевайся. Заставь наших гостей заплатить как можно больше… – надменно улыбается она, довольно оглядывая меня.
На мне и так, кроме тонкой сорочки, ничего нет.
Но приходится избавиться и от этой одежды.
– Да не сутулься ты так! – следует новое веление.
А я вынужденно одергиваю плечи назад, пока следую за женщиной средних лет вдоль узкого коридора, ведущего к небольшому подиуму в огромном зале, окутанном полумраком, наполненном запахами дорогого табака и элитного алкоголя. И совсем не смотрю на тех, кто меня там ждет.
Концентрируюсь исключительно на центральном выходе, драпированном черным шелком. В отличие от самих посетителей закрытого клуба.
Алчные взгляды буквально пронизывают мое обнаженное тело насквозь. Разглядывают, оценивают… Нет, не любуются. Выискивают недостатки. Прикидывают сколько действительно готовы заплатить за представленное.
Здесь совсем не холодно, но тело бьет озноб. Липкий холодок буквально въедается в нутро, как только слышу первую озвученную за меня цену, сразу после объявления моих физиологических данных. Стартовую.
Началось...
– Десять тысяч евро за эксклюзивный контракт на пять лет!
Эксклюзивный. Не стандартный, когда “купленный лот” может диктовать хотя бы часть условий, на которых продает себя тому, кто больше заплатит. А это значит, что от меня потребуется беспрекословное подчинение... Во всем.
– Пятьдесят! – сообщает кто-то бесцветным тоном с высоты балкона.
Благодаря умело спроецированному полумраку тени прячут его лик, и даже, если бы и собиралась разглядывать первого претендента на свое тело, все равно не удалось бы.
– Шестьдесят! – звучит немного погодя.
Источник этого голоса находится прямо передо мной, менее чем в десяти шагах. И, как бы я ни стремилась игнорировать, все равно удается заметить сутулого мужчину средних лет, вальяжно откинувшегося на спинку роскошного кресла из красной кожи. У его ног сидит миниатюрная азиатка. Упругие кудряшки скрывают обнаженные плечи и часть лица, а тонкая цепочка, намотанная на его кулак с одной стороны – прикованная к ее ошейнику с другой, видна слишком отчетливо в полумраке. Если память мне не изменяет, новоиспеченная рабыня была предыдущим лотом этих торгов.
– Сто тысяч! – обозначает новую цену еще один из присутствующих.
Не успеваю сориентироваться на то, кто он и какой из столиков занимает.
– Пятьсот, – перебивает его другой.
Нет необходимости переводить свое внимание в нужном направлении, чтобы знать кто именно только что настолько высоко поднял планку моей стоимости. Я и так прекрасно знакома с этими оттенками вкрадчивого баритона. Как и любой, кто изучал список самых богатых людей планеты.
Маркус Грин. Англичанин тридцати пяти лет с проницательным взором цвета темный ультрамарин. Он же медиамагнат – личность, постоянно мелькающая во всех новостных каналах, и… Садист. Жестокий, бессердечный зверь, на чьем счету минимум десяток купленных рабынь на данном аукционе. Но последнее, конечно же, не является достоянием общественности.
Возникшая пауза длится недолго.
– Шестьсот, – произносит мужчина с балкона.
Мой пульс и ритм сердцебиения давно зашкаливают за пределы допустимой нормы. Отражаются внутри громогласным набатом, постепенно заполняющим вновь возникнувшую тишину с каждым мгновением все сильней и сильней. Наверное, именно поэтому я пропускаю момент, когда ставка возрастает до миллиона. И только объявление о том, что торги завершены, вынуждает вернуться в реальность. К тому же, довольно трудно пребывать в царстве эмоционального забвения, когда тебя бесцеремонно подталкивают в поясницу… Все та же итальянка, которая привела меня на подиум.
– Умница, – шепчет довольно она.
Киваю, принимая ее слова. На большее просто не способна. И стараюсь не упасть, петляя между довольно тесно расставленными столиками, пока иду к тому, кто заплатил за меня целое состояние, вместе с тем отчаянно давя в себе порыв позорно сбежать отсюда, пока контракт не подписан с обеих сторон.
А ведь думала, что действительно готова ко всему этому…
– Поздравляю с приобретением, мистер Грин, – вежливо расшаркивается женщина, оставляя на краю стола тонкую папку с вложенным внутрь документом, отнимающим у меня любое право выбора на ближайшие пять лет.
Моя подпись стоит там давно. Иначе бы меня не было здесь.
Отвечать ей англичанин не считает нужным. Да и внимания на нее вообще не обращает. Даже когда женщина удаляется из поля зрения, оставляя меня с ним условно наедине. Я не знаю что следует делать дальше, поэтому изображаю безмолвную статую, пока тяжелый взор мужчины блуждает по мне, постепенно поднимаясь от уровня ступней выше... Изучает тонкую черную вязь хрупких веточек и соцветий, тянущуюся от левого бедра вдоль линии живота к правой груди, задевая ареолу и еще немного дальше.
Черная орхидея. Татуировка, в свое время сделать которую мне стоило огромных усилий. В первую очередь – моральных. Все-таки не каждый день приходится обнажаться перед неизвестным мужчиной. Хотя, учитывая настоящее, то теперь кажется сущей ерундой и нелепицей.
– Сядь, – проговаривает брюнет тихим вкрадчивым тоном.
Слегка вздрагиваю. Нет, мне не страшно. Но и… Да я в откровенном ужасе!
Не улавливаю ни единой нотки, которую можно было бы интерпретировать как приказ, но пронизывающее ощущение властности в каждом звуке, слетевшем с искривленных ничего не выражающей насмешкой уст, вынуждает содрогнуться.
Сядь… Я должна сесть… Куда? У его ног, как та девушка на поводке с кудряшками? Или на колени, как те две, которые ублажают бокалом вина и виноградинами сидящего за соседним столиком еще одного толстосума-извращенца? А может…
– На стул, – будто читает мои мысли в снисходительном дополнении, кивнув в сторону обозначенного предмета с другой стороны занятого им столика.
Исполнить сказанное я не успеваю. Даже моргнуть. Маркус поднимается со своего места, а моего лица касается его обжигающее дыхание. Слишком мимолетно, чтобы было возможно понять, было ли то плодом моего воображения, а может, и правда, не показалось… Высокий. Я едва ли достаю ему в росте до плеча. К тому же, очевидно, очень сильный. От него так и разит тем видом мужского магнетизма, из-за которого толпы девиц готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы заполучить хоть каплю внимания… Наивные.
– Скоро вернусь. Жди, – следует от него снова.
Он отступает от меня на шаг в сторону, а я разворачиваюсь к стулу, но в итоге так и остаюсь стоять где стояла. На плечи ложится мягкая ткань… мужского пиджака. Маркус Грин одел на меня свой пиджак!
Даже не знаю радоваться тому, или ждать расплаты…
О том и думаю следующие полчаса, пока покорно исполняю чужую волю, попутно наблюдая за продажей “новых лотов” аукциона. И жестокая порка – самое легкое, что мне видится в качестве ближайшего будущего.
Торги закончены, но купивший меня до сих пор не возвращается. Зато вновь появляется итальянка, чьего имени я не знаю.
– Вот, выпей, – говорит она, поставив передо мной стакан с апельсиновым соком.
Судя по мрачности, витающей в ее цепком взгляде, возражать бесполезно. К тому же в горле и так давно пересохло. Да и выбора особо нет.
– Спасибо, – проговариваю почти беззвучно.
Живительная влага наполняет мое горло, а женщина забирает папку, оставленную ею ранее на краю стола, и удаляется в неизвестном направлении.
Последующие минуты моего временного одиночества кажутся еще более нескончаемыми, чем предыдущие. Нет, я не мазохистка, которая жаждет внимания своего бессердечного Хозяина, но возникшее промедление все отчетливее начинает казаться абсолютно паршивым обстоятельством.
Ни один из присутствующих не медлит воспользоваться своей новой игрушкой. Большая часть публики давно покинула это место. А значит, возникла проблема… Впрочем, данное обстоятельство в скором времени беспокоит не столь сильно, как возвращение Маркуса Грина. Ведь в его потемневшем взоре плещется чистейшая ярость.
Ох, не так все должно было быть.
Совсем не так.
– Идем, – отчеканивает брюнет ничего не выражающим тоном.
От того голос звучит еще более жутко, нежели, если бы он злился в открытую.
Интересно, уж не я ли – источник его настроения?
Последняя мысль вынуждает сердце забиться быстрее. Тревожный ритм совсем не утихает, пока мы выходим из здания и садимся в черный лимузин.
Мужчина пропускает меня вперед, а после усаживается напротив. В его руках та самая папка, которую забрала со стола итальянка. Помимо контракта, в ней находится краткий свод данных на мою персону, а также документы, удостоверяющие личность. Именно этой информацией занят мой спутник в течении ближайших минут, пока водитель, чье присутствие визуально скрыто специальной перегородкой, ведет автомобиль по улицам Рима.
– Меня зовут Маркус Грин. Можешь называть меня Маркус, – первым нарушает тишину англичанин. – Твое имя?
Нет у меня имени. Точнее, такового просто-напросто не стало с того момента, как торги за мое тело оказались завершены. И в теории его не будет на ближайшие пять лет, если только сам Маркус не посчитает иначе. Мы оба прекрасно знали об этом. Тогда к чему спрашивает?
– Я задал вопрос, – дополняет снисходительно. – Отвечай…
Былая ярость растворилась в оттенках темного ультрамарина. Теперь миллиардер внешне кажется совершенно спокойным. Вот только избавиться от ощущения тяжести, с которой он смотрит на меня, все равно не выходит.
– Зои, – отзываюсь тихо, не слыша собственного голоса. – Зои Риверс.
Удары сердца в моей грудной клетке до сих пор звучат намного громче всего остального, а пальцы, которыми я вцепилась в края пиджака на мне, начинает сводить судорогой. Мне стоит больших усилий остаться в прежней позе и не отвести взгляда от собеседника. Тем более, что расплывающаяся на его губах неодобрительная ухмылка ничего хорошего не предвещает.
– Зои Риверс, – повторяет он, показательно уставившись на бумаги, которые читал прежде. – Гранд-Форкс, Северная Дакота… – зачитывает строки из графы места моего официального прежнего жительства, и делает паузу. Слишком долгую, чтобы я успела перебрать все возможные варианты того, что будет, если не пройду эту простую проверку. – И как же ты оказалась в том месте, откуда я тебя забрал, Зои Риверс? – выделяет в явном раздражении.
О том, по какой причине я решилась продать себя любому, кто больше заплатит, тоже написано в тех бумагах, которые он прочитал, уверена, не единожды. Но мне все равно приходится озвучить это вслух.
– Мои родители погибли в автокатастрофе четыре года назад. Из родных осталась только старшая сестра. Сейчас она в реабилитационном онкологическом центре, в тяжелом состоянии. Моя доля из средств, вырученных с торгов, будет перечислена на лечение… – слегка подрагивающим тоном выдаю то, что ему следует знать.
Зловещая ухмылка до сих пор хранится на его лице. Как только я умолкаю, Маркус закрывает папку и отшвыривает ее в сторону, брезгливо поморщившись. Еще с добрую минуту он гипнотизирует меня придирчивым взором, пробирающим насквозь, а после нажимает кнопку, опускающую перегородку между нами и водителем.
– В отель.
Сидящий за рулем слегка оборачивается в нашу сторону, понятливо кивнув.
– Что сказать пилоту? – уточняет услужливо.
Брюнет вновь одаривает мою персону долгим оценивающим взглядом.
– Точное время скажу чуть позже. Но сегодня мы уже никуда не летим в любом случае, – произносит, немного погодя.
Водитель снова кивает. Перегородка между нами возвращается в прежнее положение. А я терзаюсь новыми предположениями о том, что же пошло не так, раз Маркус Грин вынужден изменить свои планы на ближайшее будущее. Судя по всему, после аукциона прежде он был намерен покинуть Италию.
– На что только не пойдешь ради близких и родных… Даже продашь тело и душу первому попавшемуся, – роняет как бы невзначай мужчина.
На меня он больше не смотрит. Демонстративно разглядывает мелькающие за окном огни вечернего города. И, поскольку приказа отвечать не было, я тоже делаю вид, будто бы то прошло мимо меня. Да и… англичанин все равно прав. Отчасти. Потому что этот самый социопат может говорить и делать что угодно, но мою душу он точно не получит!
ГЛАВА 2
ГЛАВА 2
Лимузин останавливается в узеньком переулочке. Рядом – один из дорогущих отелей Рима. Со стороны, которой пользуется служба доставки. В такое время, естественно, нет никакого персонала, за исключением одного дежурного охранника. Но и тот поворачивается спиной, стоит только водителю Грина показаться на улице и переброситься с ним парой фраз.
Маркус покидает салон первым. И терпеливо ждет, пока я сделаю то же самое.
Скорее всего, мое нервное напряжение потихоньку отступает, потому что, как только босые ступни касаются влажного асфальта, слишком отчетливо чувствую, насколько же на улице прохладно. Когда я покидала элитный закрытый клуб для социопатов-богачей, совсем позабыла о том, насколько же неподобающе я одета для ранней осени.
Очевидно, мой спутник думает о том же самом, потому что взор цвета темный ультрамарин наполняется неодобрением.
– Застегнись, – произносит брюнет, приблизившись ко мне вплотную.
Едва успеваю справиться с выполнением обозначенного, потому что пальцы будто одеревенели, а в следующую секунду и вовсе перестаю дышать. Мир перед глазами начинает кружиться… Маркус Грин берет меня на руки.
Моментально становится душно. Открываю рот, но способность втянуть в себя хоть каплю воздуха так и не возвращается. Не столько от самого жеста англичанина, сколько из-за исходящего жара от мужчины… И осознания, что мне не так уж и противна эта близость, как предполагалось поначалу.
– Не хочу, чтобы моя дорогая игрушка испортилась раньше, чем я надумаю сам ее сломать, – поясняет он на мой ошеломленный взгляд.
Мимолетное оцепенение растворяется в один миг. Теперь я снова помню где я и с кем именно нахожусь. А главное – по какой причине.
Прикрываю глаза и вдыхаю как можно глубже и плавнее, стараясь изобразить на лице покорность и смирение. Концентрируюсь на собственном дыхании следующие минуты, пока брюнет заходит в здание отеля, а затем идет длинными безлюдными коридорами и преодолевает несколько сотен ступеней, прежде чем мы оказываемся на верхнем этаже. Там всего четыре номера. И парочка пожилых людей, провожающих нас заинтересованными взглядами. Впрочем, если я и задумалась на краткий миг о представшей перед их глазами картине, то Маркус остался полностью равнодушен к присутствию посторонних.
Самостоятельно стоять мне позволено лишь после того, как за нами закрывается дверь арендованных апартаментов. Судя по тому, что брюнет воспользовался ключ-картой, которую достал из кармана пиджака на мне, – он уже был здесь до аукциона.
Внутри – гостиная, две спальни, санузел и открытая терраса, утопающая в зелени. Каждая из дверей смежных помещений распахнута настежь, поэтому среди интерьера, выполненного в духе французской классики, могу сориентироваться без труда.
– Все то, чему тебя обучала Карла… – нарушает долгое молчание Маркус, отходя от меня. – Забудь это. И прекрати прикидываться дрожащей ланью. Меня это бесит, – слегка морщится, прежде чем отвернуться.
Очевидно, он имеет в виду ту итальянку, которая занималась подготовкой всех девушек перед аукционом. Все-таки ни в школе, ни в университете нам никто не рассказывал о том, как следует вести себя покорной рабыне, готовой ублажить своего жестокого хозяина при первой необходимости.
– Хорошо, – отзываюсь тихонько.
останавливается в зоне бара и берет один из перевернутых стаканов, наполняя его янтарной жидкостью из графина.
– Хорошо? – насмешливо приподнимает бровь, делая первый глоток алкоголя.
Смотрит на меня с такой заинтересованностью, что я окончательно теряюсь.
Какой-то неправильный социопат мне достался… Хотя в том, где грань правильности у этих психов, я тоже не уверена.
– Если еще не поняла, я довольно занятой человек, – продолжает Маркус, после того, как усаживается на высокий табурет и залпом допивает напиток из стакана. – И у меня совершенно нет времени на всю эту подчиняющую дребедень, касательно той части как и при каких условиях тебе существовать отдельно от моей спальни в течении ближайших пяти лет, – переводит тоскливый взгляд на граненное стекло в своей руке, демонстративно изучая опустевшую посудину, – поэтому я буду очень признателен, если ты прекратишь стоять там как безвольная кукла. Самостоятельно. Без моих распоряжений.
Мне два раза повторять не надо. Правда, то куда себя девать, после того как преодолеваю гостиную и подхожу ближе к мужчине, я тоже пока не определилась, поэтому останавливаюсь в паре шагов от него, ожидая дальнейшего. А на губах англичанина появляется новая жесткая ухмылка.
– Ближе, – возвращает внимание к моей персоне, сканируя очередным пронизывающим тяжелым взором с головы до ног. – Подойди ближе.
Он отставляет стакан в сторону, пока я выполняю сказанное. Часть моего бедра касается его коленей и я считаю это более чем достаточным, поэтому замираю, внутренне молясь о том, чтобы столь же стойко как прежде вытерпеть и все то, что будет вскоре.
– А теперь, когда ты уяснила себе некоторые моменты, – одной рукой он ослабляет галстук и стягивает с себя этот кусок черного шелка, а второй расстегивает пуговицы на пиджаке, в который я одета, – мы перейдем к более занятной части нашего знакомства, цветочек.
Голос мужчины звучит необычайно мягко и я невольно отвлекаюсь на столь резкую смену тональности, поэтому не обращаю внимания на то, в какой момент вновь оказываюсь полностью обнажена перед Маркусом Грином.
– Расскажи мне об этом… – его пальцы касаются моего левого бедра и плавно скользят выше вдоль линии узора татуировки.
Кто бы знал каких усилий мне стоило остаться на месте!
– Я… – кислород в легких неожиданно заканчивается и говорить становится трудно, поэтому сбиваюсь, продолжая лишь через короткую паузу: – Я сделала ее около года назад, – озвучиваю очевидную вещь.
По телу разливается едва ощутимая дрожь. Нет, не предвкушения или чего-то подобного. Просто теперь, чувствуя насколько же горячими являются чужие пальцы, понимаю насколько холодным является собственное тело.
– Ни с того ни с чего, просто взяла и сделала?
Нет, конечно. Я не настолько легкомысленна.
Но о том, конечно же, стоит промолчать. А вслух:
– Да. Мне нравятся орхидеи.
Взор цвета темный ультрамарин темнеет почти до черноты, хотя лицо его обладателя остается беспристрастным.
Удивительное явление!
– Значит, у нас есть что-то общее, – ухмыляется мужчина.
Он так и продолжает изучать тонкую вязь веточек и соцветий, повторяя кончиками пальцев направление рисунка. Прикосновение грубоватой разгоряченной кожи поднимается выше и выше, а затем замирает под грудью.
– Что еще тебе нравится, цветочек? – резко подается вперед, становясь на ноги, поэтому вопрос звучит у самого уха.
Это сбивает с толку. Вообще, довольно трудно морально приготовиться распрощаться с девственностью благодаря последнему на Земле мужчине, с кем действительно хотелось бы, когда приходится еще и фантазию подключать, чтобы соврать поправдоподобнее. Потому и промолчала. Сумела лишь приоткрыть рот, но ни единого звука так и не слетело с уст.
– Можешь не отвечать прямо сейчас, – будто ловит ход моих мыслей в открытом снисхождении. – Поделишься этим со мной другим способом… – уголки его губ приподнимаются в подобии улыбки.
Чужое дыхание опаляет висок, а на глаза мне ложится плотный черный шелк, превращая мир в кромешную тьму. Маркус крепко затягивает узел на затылке, и вместе с тем я ощущаю, как его дыхание становится тяжелее и медленнее.
Вздрагиваю, когда обе ладони мужчины ложатся на мои бедра и крепко сжимают. Он разворачивает меня к себе спиной. Так и не отстраняется.
– Хочу, чтобы ты прикоснулась к себе. Так, как ты хотела бы, чтобы к тебе прикасался я, – шепчет тихо-тихо.
Шумно сглатываю.
Честно говоря, подобного я совсем не ожидала…
– Ты должна кончить, цветочек. У тебя есть на это целых пять минут, – произносит откровенным ультиматумом.
Сколь бы сильно моей персоне ни хотелось поинтересоваться о том, что будет, если я не справлюсь, приходится прикусить язык. И абстрагироваться от настоящего. В прошлом мне удавалось проделывать это множество раз, поэтому особого труда то не составляет. А еще… Представляю себе как дыхание мужчины опускается ниже, к шее. Он целует меня. Медленно. Нежно. Я чувствую каждый новый вдох и выдох. Плавный. Размеренный.
Откидываю голову Маркусу на плечо и слегка подаюсь бедрами назад, прижимаясь к нему вплотную, позволяя себе ощутить его эрекцию. Грубоватые пальцы, так и не завершившие исследование татуировки цветка, вновь ласкают меня, проводя по тонким искусным линиям черного рисунка. Обводят контур ареолы, слегка сжимают. Поглаживают, обхватывают грудь крепче, сдавливая немного сильнее… Вторая ладонь скользит ниже, к животу. И еще ниже, устраиваясь между ног.
Я замираю всего на мгновение. Шумно втягиваю в себя воздух, а после и вовсе не дышу, чувствуя первое проникновение. Движения осторожные, постепенно растягивающие изнутри. Снова и снова. Раз за разом побуждающие желать больше, глубже, быстрее.
Уже не важно чьи руки на самом деле дарят мне эти чувственные прикосновения, сталкивающие к грани пропасти, с которой я так отчаянно жажду упасть. Кровь, текущая по моим венам, будто наэлектризована. Необходима всего лишь маленькая искра, и я вспыхну. Сгорю и рассыплюсь пеплом. Еще совсем чуть-чуть, будет именно так. Никак иначе. Мое дыхание сбивается. Становится невыносимо жарко...
– Ты разочаровываешь меня, Зои Риверс, – вторгается ледяным тоном в мою выдуманную реальность настоящая. – Или правда решила, что можешь заменить мой член всего двумя пальцами? – звучит в ядовитой усмешке.
Отреагировать не успеваю. Маркус отстраняется. Галстук до сих пор лишает меня способности видеть, поэтому я не уверена в том, насколько далеко он ушел. Но неизвестность длится всего лишь пару кратких секунд.
Тяжелая рука ложится на плечо и безжалостно давит, вынуждая опуститься на колени. Не успеваю заполучить новую порцию воздуха в легкие. Горло сдавливает чужая хватка. Слишком безжалостная, чтобы пропустить в меня хоть каплю кислорода. Благо, то длится тоже недолго… По крайней мере, так думается поначалу.
– Пора тебе оправдать тот миллион, который я потратил, – хрипло проговаривает Маркус.
Он перемещает пальцы от моей шеи выше, болезненно нажимая, заставляя приоткрыть губы. И крепко обхватывает за затылок, резко вталкивая свой член.
У меня не остается возможности привыкнуть или подстроиться под заданный темп. По щекам стекают обжигающие слезы. Я банально задыхаюсь, пока собственное сердце бьется все громче и чаще, а мужчина вновь и вновь безжалостно толкается в меня.
– Твои пять минут истекают, цветочек, – напоминает о былом мужчина.
Наверное, будь я хоть каплю адекватна сейчас, я бы снова попыталась абстрагироваться от настоящего, чтобы просто пережить эти моменты. Но я остаюсь с этой реальностью. Совсем не для того, чтобы привыкнуть к ней.
В конце концов, ни одна вменяемая девушка добровольно не продаст себя на аукционе. Маркус Грин испытывает меня. Я могу с этим справиться.
Сжимаю твердую плоть губами крепче, обхватывая у основания одной рукой, и помогаю себе приблизить финал для нас обоих. Снова представляю, будто бы мне это на самом деле нравится. Настолько, что готова наслаждаться ощущением его эрекции у себя во рту. И даже больше...
Тихий стон, вырывающийся из моей груди, теряется в тишине номера дорогостоящего отеля в самом сердце Рима. Еще один – переплетается с едва уловимым рычанием того, кто купил меня. Кровь в моих венах повторно наполняется мельчайшими частицами электричества. На этот раз я не упускаю ту самую искру, которая изменит мою полярность. Эта волна прошивает каждую клеточку моего организма. Я словно падаю в беспроглядную пропасть. Перед глазами и без того сплошная темнота, но теперь... Тьма обитает не только снаружи. Она поселяется и внутри меня. Прочно въедается в мою суть. Намертво пропитывает нутро. Остается там навечно. И создает новую отдельную реальность, которая еще будет необходима мне. Чтобы выжить в ближайшем будущем. И сохранить частичку себя прежней.
– Где здесь ванная комната – ты уже видела, – нарушает мою личную немного странную идиллию все такой же холодный голос Маркуса.
Англичанин отпускает меня и отстраняется, а я запоздало чувствую на языке солоновато-горький привкус его спермы.
К горлу моментально подкатывает тошнота.
Но я не смею пошевелиться, пока не слышу чужих шагов, пересекающих гостиную. И только когда дверь спальни по правую сторону от меня с едва уловимым шумом закрываются, я стягиваю с себя галстук, без зазрения совести оставив его валяться на темно-вишневом паркете, и срываюсь в сторону обозначенной мужчиной комнаты.
Только чудом мне удается запереть за собой дверь, прежде чем добираюсь до самого заветного в данный момент предмета из белого мрамора, а желудок выворачивает рвотными спазмами. Провожу на четвереньках добрые десять минут, прежде чем приступ заканчивается. И в три раза больше – под струями теплой воды в душевой кабине, остервенело растирая намыленной мочалкой собственное тело в жалкой попытке избавиться от ощущения былого контакта с Маркусом Грином. Вот только последнее совершенно не помогает. Заплативший за меня целое состояние – как та тьма, будто бы оставил внутри невыводимое клеймо. Не стереть, не вывести его. Ничем.
По всей видимости, слова мужчины о том, что я продала ему не только свое тело, но в придачу и душу не сохранила не тронутой, – не так уж и безосновательны.
