Текст книги "Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Кто такие Хранители? На Десмоде об этом забыли, на Хэйве мало кто помнил. Говорили, мол, «девять магов, поддерживающих мир и служащих Великим Колоннам». Это воистину так, но это и не вся правда.

Восемь спиц у Колеса Судьбы. Огонь, Вода, Земля, Воздух – основы явного существования. Жизнь. Смерть, Дух и Время олицетворяют бытие неявное. Восемь помощников у того, кто способен, пользуясь мощью белых или черных исполинов, проникнуть в любой одушевленный мир галактики, поговорить с ним, узнать о его обитателях, вмешаться в их жизнь; кто способен, видя одновременно несколько вариантов прошлого и будущего, изменить ход событий. В худшую или лучшую сторону – остается целиком на совести Хранителя. А для собственного мира он ни больше и не меньше, чем залог существования, точно так же, как мир – для него. Нет ничего крепче и полнее этой связи. И если отец решится передать ее мне, то дни его жизни начнут быстро клониться к закату…

А мне останется кружить в вечном танце с Волком на разных полюсах Оси, не отдаляясь и не приближаясь, потому что Свет и Тьма едины и противоположны, и нам должно поддерживать равновесие вращения Колеса.

– Не хочу… – выдохнула я, судорожно сжимаясь и чувствуя, что вот-вот сменю облик на звериный, и будет это выглядеть весьма неэстетично. Только сейчас обнаружила, что Ваэрден стоит позади меня, крепко обхватив за талию и не давая сорваться в превращение или еще какую дурость. – Не хочу, чтобы он уходил!

– Ш-ш-ш. У тебя есть я, – он наклонился к самому уху и опять куснул, всего лишь чуть прихватил клыками. – А денется отец куда-то или нет, это еще неизвестно. До этого еще дожить надо. И разделить нас я не позволю никаким обстоятельствам. Поняла, ma sierri?

Я невольно мурлыкнула, греясь его теплом. Сдавившая сердце серая муть постепенно отступала. Нужно было, в конце концов, прочесть второй договор и поставить подписи везде, где требовалось. Если уж родилась наследницей, все равно от этого не получится никуда сбежать.

– Разумеется, ma sierru, – кивнула я, в который раз за эти пару часов вывернулась из кольца могучих рук и потянулась к кисти для письма, лежавшей на подставке рядом с маленьким шаргофанитовым кристаллом, служившим по вечерам лампой. – Где и что я должна подписать?..

Примерно то же время.

Хэйва, Мунейро-ви-Иллес

Кетар молча ждал хозяина птичьей цитадели. За высоким, от пола до потолка, окном злобно бесилась метель, но ее горестный вой почти не долетал сквозь створки. Пусть лучше гнев выплеснет буря, чем он задушит мерзкую птицу своими руками.

В покое с высоченными сводами царил полумрак, скрадывая очертания обстановки. Кристаллические светильники по стенам горели тускловато – видимо, кончался заряд, – а пламя в камине тем более не разгоняло зимний сумрак.

Клац, клац, клац – черные когти по истертому камню. Шелест светлой одежды. Пальцы судорожно сжались на толстом конверте из плотной коричневатой бумаги, смяли его.

Гнев все же прорывался дрожью. Кхаэль как заведенный ходил туда-сюда по комнате и тяжело дышал. С каждым лишним мгновением ожидания его все больше трясло от ярости.

– Чего ты носишься, как дверью придавленный? – тихо спросил Янос. Как и когда он вошел – Кетар не слышал. – Что-то случилось?

– И ты еще… – Владыка захлебнулся словами, задыхаясь от бешенства, – спрашиваешь!

Вемпари вздохнул и сделал несколько шагов навстречу с видом смертника, безмятежно ждущего казни. Но абсолютное спокойствие Вождя на сей раз не охладило кхаэльский гнев.

– Тварь пернатая! – сдавленно выплюнул Кетар. Оскалился, швырнул под ноги Яносу конверт. Содержимое наполовину вылетело из него. Кот вновь заметался. Слышался бешеный трехтактовый стук сердца.

Вемпари мельком взглянул на бумаги и остался стоять, где стоял, сложив крылья и опустив руки. На лице, превратившемся в застывшую серую маску, не отражалось ничего. Только в красновато-карих глазах проглядывала усталость.

– Узнал сейчас… – тихо, одними губами произнес вемпари, глядя куда-то вовнутрь себя. – Да. Это был лишь вопрос времени…

– Ты бы предпочел, чтобы я вообще ничего не знал, – Кетар резко остановился. Развернулся, скребанув когтями по полу. Свободно сплетенная белая коса хлестнула по спине и перелетела через плечо, разметавшись.

– Наверное… бессмысленно мне что-то пытаться объяснить. Однако… если ты хочешь – я скажу. Если нет… что ж… делай что хочешь.

– Этому… извращению может существовать объяснение?! – кхаэль усилием воли держал себя на месте, чтобы не дай Вещий не размазать хрупкого крылатого по стене кровавым пятном. В глотке нехорошо клокотало рычание, глаза побагровели.

– Всему существует объяснение, – Янос вздохнул, разом как-то осунувшись и постарев. – Вопрос лишь в том, нужно ли оно тебе.

Кетара колотило. Бешенство изливалось из него ядовитым жгучим Светом, уши прижались к голове. Крик, вой, рев – это все было накануне. Когда Рей только передал ему злополучные бумаги. Когда он своими глазами увидел подпись Джанрейва, утверждающую проект «Химера», когда прошелся глазами по отчетам многочисленных операций, проведенных когда-то в акрейской лаборатории. В тот вечер Рейдан еле сумел удержать его от убийств, споив несколькими кувшинами вина. Сейчас…

– Я замечательно подхожу на роль подопытной крыски, правда? Меня можно было вот так запросто сунуть под алденский скальпель, заплатить за работу немалые деньги, запихать в тело какую-то дрянь… А после нагло лгать!

Крылатый продолжал смотреть в никуда, лишь слабо вздрагивая через слово. Каждое первое припечатывало Силой не хуже увесистых оплеух, каждое второе ножом резало по сердцу. С крыльев соскользнуло несколько перьев, бесшумно опустились на пол мертвыми бабочками.

– Кетарэ, я… – но слова застряли в горле, рассыпавшись бессмысленным бормотанием.

– Что ты? Ну что ты? Преподал мне прекрасный урок доверия и «всеобщего блага», спасибо. Я его усвою. Или скажешь, будто не знал, что у химерологов не сработал наркоз?

Голос Владыки внезапно сел и с басовитого рыка скатился в зловещее сипение. Гнев спадал, уступая место страшной ледяной пустоте. Он оглянулся, ища за что бы уцепиться, но так и остался стоять посреди комнаты, истекая тускнеющим Светом. Наркоз тогда действительно сработал не полностью. Он лежал под слепящими лампами, неспособный двинуть и пальцем, но видел и ощущал абсолютно все. А крылатые рептилии с человеческими лицами полосовали и переделывали его тело… По живому. Хотя, честно старались облегчить страдания хотя бы наркотиком.

– Неужели ты с высоты своей нынешней мудрости не осознаешь, что так было нужно… – прошелестел Янос уже почти беззвучно.

– Для чего нужно? Из-за этой дряни внутри я больше не могу исполнять работу Хранителя, не могу взойти на Колесо. Она меня давит, разрывает изнутри. Или вы что, специально ждете, когда я взорвусь, как бомба?

Кот снова начал метаться туда-сюда. Хотелось по перышку ощипать вемпари перья, вцепиться когтями в лицо и глаза, рвать на части, выплескивая внезапную обиду и боль… Но даже сейчас он не мог себе такого позволить, оставаясь… кем? Хранителем? Эль-Тару? Или другом этому вот… Кетар и слова-то подходящего найти не мог.

– Есть и другие пути оказаться единым с Колесом… – туманно бросил Янос, поднимая взгляд на кхаэля. Взгляд этот, впрочем, оставался по-птичьи стеклянным.

– Объясни мне, идиоту кошачьему, для чего ты ввязался в это сам. И для чего заложил в меня камень? Я, хоть убей, не вижу в вероятностях ничего, кроме взрыва, ставящего под угрозу всю Хэйву!

Кхаэль отвернулся и отошел к окну, махнув лапой. На душе стало мерзко. Как будто нырнул по уши в помои или канализацию.

– Мог хотя бы свои руки не пачкать… друг.

«В чужие я бы тебя не доверил…» – донеслось обрывком мыслей. Говорить крылатый уже не мог. Казалось, еще чуть, и он просто перестанет быть, раздавленный грузом собственной вины.

Кетар прислонился лбом к холодной лирофанитовой пластине в раме окна. Метель утихала. Было больно и пусто. За спиной дрожал сжавшийся комок страдания в хрупкой оболочке из мяса, костей, кожи и перьев. Птица, с которой он играл в том, человеческом детстве, ушедшем из памяти, и «детстве» новом, через которое пришлось пройти после скальпеля. Птица, не раз латавшая его раны после тяжелых боев.

Злодейка-память подбрасывала картины.

Тусклый свет, заливающий ничего не различающие глаза. Древесный запах. Боль во всем теле, неподвижном, чужом, горячем.

Какие-то голоса.

Страшно. Кто они?

– Янос, ты понимаешь, что ты натворил?! – взбешенный хриплый полушепот. Кто-то очень сильно переживает за него. – Если бы не я, он умер бы там! Как ты вообще посмел меня отослать?

– Не умер бы. Вероятности не указывали на смерть. Хотя возможность была высока, да.

Спокойный, усталый голос. И теплые добрые руки, от которых боль в страхе бежит. Надо сказать. Надо поблагодарить… Надо? Что такое «надо»? Как это делается? Кто он? Сиплый мяв из глотки. Все слова разбежались. А что такое слова?.. Как больно…

– Мяу…

– Тише, тише, хороший котик. Пройдет. Скоро все пройдет.

Руки. Крепкие, жилистые, хоть и тонкие, с синей кожей. Какая-то невкусная гадость на ложке, но от рук никак не увернуться. Шелест перьев, черных как уголь…

Кетар в бессильной ярости ударил лапой по пластине минерала. Лирофанит выдержал. Зачем, зачем все это? Зачем он сам, руководствуясь «всеобщим благом», играет судьбами не простых смертных – своих же детей?

– Эх ты… Чучело пернатое.

И снова несколько перьев, враз поседев, опустились на пол серыми клочьями пепла. Янос сейчас больше походил на старую помятую игрушку – забытую и сломанную, но, возможно, дорогую как память. Кетар тихо подошел, подплыл на сильных лапах. Мягко положил руки на жилистые тонкие плечи, придержал.

– Ты моя птица, – шепнул он в самое ухо вождю. – Слышишь?

Вемпари вздрогнул и затих, на мгновение подняв взгляд на друга. То ли не знал, что сказать, то ли все еще не верил, что его не пытаются придушить или ударить. Он молчал, нервно дрожа крыльями.

– Кетарэ, разве… – но снова голос предательски дрогнул и вырвался слабым кашлем.

– Разве мы люди или дети, чтобы рассориться из-за того, что было тысячи лет назад, и за что давно заплачено? А если мне когда-нибудь придется проделать то же самое – кто возненавидит меня?

Янос странно встрепенулся, быстро дернув взглядом в сторону, помотал головой:

– Это все… слишком неоднозначно… Может быть… И я… Когда…

Казалось, крылатый пытается говорить о нескольких вещах сразу и путается между ними.

– Ты говори яснее, – Кетар убрал руки и отстранился, зная, что друг не любит лишних нежностей. – Невмешательство – хорошая штука, но иногда излишне вредная. Если что-то видишь – скажи, прекрати молчать!

– А… кажется, мне не показалось… – в красновато-карих глазах вспыхнул белесый огонек, но тут же исчез. – Рейдан…

Кхаэль вздрогнул. Удушливый страх подкатил к горлу, сердце снова ударилось о ребра. Его Первый князь. Его опора? Что с ним? Порой вытягивать из Яноса правду было все равно, что гнутый гвоздь клещами драть. И за это точно стоило перья выщипать!

– Что ты видишь? – снова навис он над пернатым.

– Рей, он… с ним что-то не так, и потом… будет… – Янос зажмурился, отступил назад, пытаясь ухватиться за стену и начиная медленно сползать на пол.

Кетар прыгнул. Поймал, отнес в кресло. Присев на колено рядом с полуобморочным вемпари, пару раз легонько хлопнул по щекам, досадуя на капризный дар – чем сильнее и ярче вождя накрывало предвидением, тем меньше он успевал сказать перед обмороком. А потом, к несчастью, не помнил ничего из того, что говорил.

Черные крылья вяло скребущие по полу, вдруг резко выгнулись вверх, заостряясь сталью броневых перьев – лязгнул металл, поднялся удушливый и непривычно едкий запах грозы и пепла с серно-чешуйным послевкусием. Янос трепыхнулся, едва не вывалившись из кресла:

– Смерть… смерть в небе… черный… Рей, стой! – и вемпари разом опал, окончательно, на этот раз, потеряв сознание.

Часть 2. Десмодский Волк

4. Выгода мертвеца

А позволю-ка я себе вмешаться в рассказ Илленн-эрхан на правах второго главного участника тех достопамятных событий, а главное – на правах законного супруга.

В самом деле, писательским талантом в нашем обширном семействе обладает не она одна. Чего прибедняться? При моей, скажем так, должности владение эпистолярным жанром обязательно – вельможи за своего не примут, ежели не научишься развешивать по их ушам словесные кружева, а изобразить более-менее художественный рассказ не намного сложнее… Заранее прошу прощения за некоторую жесткость и грубость стиля. Я ифенху военный, к женским утонченностям не приучен, рассказывать буду, как умею. Так оно, пожалуй, быстрее выйдет.

Начать следует с того, что расчет любимого наставника я понял далеко не сразу. Вернее, поначалу совсем не понял. Ну дурак был. Идиот. Хотя, что прикажете думать? Учитель мало того что гоняет, как сопливого мальчишку, не обращая внимания на всякое там высокородие с крыльями, так еще и девчонку подсунул вредную. Сиди мол, Волчара, в няньках, на большее не способен. Меня это вкупе с ее поведением несказанно злило, но поди попробуй перечить Кетару Коту! Дитя этим пользовалось и ездило на мне, как хотело, а уж доводить до белого каления уже тогда умело мастерски. С другой стороны, она была единственным существом, принимавшим меня безо всяких оговорок. И до сих пор таковой остается. За это земной ей поклон.

Я должен был бы спохватиться еще тогда, когда первым колокольчиком прозвенел испуг за нее в горах. А потом при стычке с ее братом. Потому что я детей не люблю и не понимаю, они для меня страшнее акрейских ящеров. Тут уж не пришибить бы ненароком со злости, не то, что за них пугаться; в этом смысле меня ничему не научило даже рождение собственного сына от первой жены – Бастаен как рос сорняком, так им и остается по сию пору.

Но я не спохватился и не задумался. Я отчего-то наслаждался непривычным ощущением заботы о ком-то много младше и слабее себя. Когда пришло время уходить домой, понял, что без этой рыжей пигалицы дни мои опустеют. Где будут ее бесконечные шалости и вопросы, от которых впору за голову было хвататься?

Вспомнилось, как однажды летом, аккурат в ее сто десятый день рождения я сидел себе на крыльце с чашкой чая и никого не трогал. Было жарко, солнце стояло в зените. Я только-только научился не прибегать к помощи щитов в такие вот яркие дни, да и вообще безбоязненно пить что-то кроме крови и вина. Пряный напиток с запахом луга и меда заставлял меня расслабленно мурчать и почему-то думать, что вот так вот выглядит счастье.

Рядом на самом солнцепеке развалился брюхом напоказ Айфир Обсидиан – черно-серый пятнистый дрейг, бессменный компаньон и собутыльник Владыки Кетара. Он грелся, распластав по земле паруса крыльев. Кончик гребнистого хвоста то загибался кверху, свиваясь кольцом, то снова падал на траву.

Красота.

– Во-олчи-ик! – раздалось из ближайших ягодных кустов.

Я вздрогнул и на всякий случай отставил чашку от греха подальше. Мое милое нареченное дитя запросто может ее с разбегу смахнуть и не заметить.

Раздался треск, мяв, и чумазое дитя кубарем выкатилось из зарослей. Поднявшись на ноги, оно честно попыталось превратить себя в княжну.

Получалось плохо – ободранные коленки, перепачканные землей и соком руки и мордашка, платье, с утра бывшее кремовым… И венец всего этого – рыжее воронье гнездо на голове.

– Волчик! – выпалило чудо, глядя на меня глазами честного-пречестного котенка, насмерть загрызенного любопытством. – А откуда берутся котята?

Я поперхнулся чаем, которого сдуру решил в этот момент глотнуть.

Котята?! Это в смысле дети, что ли?! Пытаясь откашляться я лихорадочно соображал, за какой из известных мне ответов ее отец не свернет шею. Картина выходила удручающе печальной в любом случае…

– Капусту я уже проверяла! – заявила Рыська, по-взрослому уперев лапки в боки. – Так что не ври мне!

– Э-э… Дрейг приносит! – брякнул я первое, что пришло на ум после упомянутой капусты.

Совсем было обленившийся Айфир дернулся, а мы дружно уставились на него.

«Ну подыграй же!» – отчаянно взвыл я.

– А это… д-даааа… – не очень уверенно протянул Айфир, бегая глазами по сторонам.

– А где они?

– А это… – дрейг приподнялся и картинно развел лапы. – У меня котята того… Уже кончились.

– А ты мне покажешь, где ты их берешь? – подскочила к самой морде юная кхаэлья. – а возьми меня с собой, когда разносить будешь!

– Дык, нескоро ж еще-то… – попытался отмахнуться Айфир. Не тут-то было – любопытный детеныш начисто забыл про меня и засыпал его вопросами. Дрейг еле успевал отговариваться.

«Ну, Волчара, я тебе это еще припомню!» – ворчливо пригрозил он мне вдогон, едва я собрался скрыться от солнца в доме.

Из таких вот каждодневных мелочей складывались годы и годы без власти и интриг. Зато они наполнены были обучением всему – от основ сплетения Стихийных потоков и ювелирного управления вероятностями до изучения сотен редких томов из Котовой библиотеки, от фехтования по утрам и вечерам до починки прохудившейся кровли дома. Настоящая жизнь царила здесь и сейчас. В ней была семья, были те, кому я нужен просто так, и порой хотелось плюнуть на все и остаться навсегда, но…

Самое подлое, что относительно Рыськи я был выдернут на Хэйву из прошлого, и до следующей нашей встречи мне пришлось бы ждать не одну тысячу лет… Совесть за то, что влюбился в ребенка, меня не грызла – время проходит, и дети вырастают, все без исключения. А столь глупые человеческие понятия, как «неравный брак» бессмертных волнует мало…

Перед тем, как открыть для меня портал, Владыка Кетар уронил слова, которые потом веками подхлестывали не хуже плети.

– Люба моя дочь, по глазам вижу. И не отпирайся, все равно не поверю. Времени будет у тебя вдосталь. И если докажешь, что достоин ее мужем и повелителем стать, что сумеешь ее защитить – получишь. По всем канонам, я сделаю вас единым целым.

– Древние вроде тебя никогда и ничего не делают просто так, – ответил я, нисколько не сомневаясь в своих словах. – Что от этого союза получишь ты?

– Всеобщее благо, – спокойно ответил Светлейший. В его звериных жутковатых глазах читалось только безмятежное спокойствие, а кошачье добродушие могло обмануть разве что человека. Или детеныша, птенца неопытного. Можно было не сомневаться, что Кетар строит грандиозные планы, вплетая в них не только меня и свою дочь, но и собственных амиранов-князей, и даже мою кланмастерскую гвардию. А спрашивать… бесполезно. Пока не сочтет, что пришло время поделиться, ответа у него не допросишься, как прошлогоднего снега. В лучшем случае запутает намеками, заговорит так, что знать не будешь, где правда а где присказка.

Ну и я спорить не стал – благо так благо. Вопрос лишь в том, насколько оно совпадает с благом каждого существа в отдельности. Но и это мы со временем проверим, не даром учены… Учитель метался по круглой площадке Колонн в бешеном танце, Сила хлестала, била в одну точку. С треском проскочил разряд, пространство и время сжались, переплетаясь, поменялись местами. На прощание он притиснул меня к себе, так что от жара перехватило дыхание – и толкнул в раскрывшийся молочной белизной зев портала.

Меня с невероятной силой размазало по ткани реальности, закружило, понесло… Перед глазами проносилась звездчатая чернота междумирья, то скручивалась в причудливые спирали, то распрямлялась. Это длилось один бесконечно долгий вздох. А когда мне стало не хватать воздуха…

«Прощай, Мать-Хэйва» – подумал я.

…И грохнулся спиной на кучу щебенки. От смачного ругательства не удержался. Родной десмодский воздух влился в легкие вместе с гарью и сажей, металлическим кровяным и морским горько-соленым привкусом.

Пороховой склад догорал. Вместе с портом. Редкие язычки пламени еще гуляли по закопченным балкам и плитам, в воздухе снежинками кружился пепел. Под одной из этих балок должен был лежать я, сплющенный в кровавую лепешку, не подлежащую регенерации. Вместо этого я валялся на припорошенной пылью и пеплом куче щебня, спустя час или два после взрыва и задолго до рождения вдруг появившейся у меня невесты. И выглядел не так, как должен был бы: совершенно целый, отъевшийся в кхаэльском доме, даже одежда на мне была хэйвийского кроя.

Изредка проглядывающее из-за туч и клубов дыма солнце не обжигало кожу, ласково гладило. Вот, что значит возросшая сила. А спина после удара об острые камни болела зверски. От прыжка сквозь портал мутило. Я лежал, смотрел в небо и со вкусом перечислял все хильденские родственные связи, какие только мог придумать.

В стороне послышались чьи-то поспешные шаги. Я в последний раз припомнил троюродную матушку самого Лорэт Алден и шустро скатился со своего лежбища. Расслабился за три сотни-то лет, распустился, отвык врага за версту чуять! Да и переход мне мысленный слух отбил начисто – я совершенно не мог понять, кого это принесло по мою матерящуюся душу.

Это оказался мой риану. Разэнтьер. Весь черный от копоти, в помятых и наполовину сорванных доспехах, с безумным взглядом желтых глаз. Едва не споткнувшись об очередную балку, он замер как вкопанный и долго потерянно глядел на меня, не зная, то ли за шпагу на боку хвататься, то ли падать в обморок, то ли вовсе бежать куда подальше от страшного призрака.

Ну да. Сначала он наверняка почувствовал мою боль, потом от удара по голове связь резко оборвалась, а потом был взрыв.

– Разь, это я. Со мной все в порядке. Я живой и не прозрачный, видишь?

Он зашипел, обнажив клыки, и все-таки вцепился в рукоять шпаги. Лязгнул клинок об оковку ножен, висевших почему-то на правом боку. Я внимательнее присмотрелся к движениям – правую руку он явно берег.

– Разь, ты чего, не признаешь меня?

– Я сам видел, как здесь все взлетело на воздух! – истерично заорал Воладар. Боялся поверить, ошибиться? Ну не нежити же он испугался, в конце концов! – Не подходи!

Ну и что прикажете с ним делать?

– Разэнтьер, убери оружие, – перешел я на приказной тон и шагнул ему навстречу, протягивая пустые руки. – Я откроюсь. Проверь, если хочешь.

Рука со шпагой дрогнула, в глазах, наконец, проблеснул разум. Я молча опустил все щиты и позволил ему коснуться своего сознания, втягивая в тот уголок пустоты, где когда-то гнездились наши узы.

Хлынувший в душу поток отчаяния, боли и страха едва не сбил меня с ног. Все, что довелось пережить Разэнтьеру за эти часы, грязным водоворотом крутилось сейчас в моей голове. Говорят, первые узы всегда самые крепкие, а он был не только моим первым птенцом, но и Эр-риану – служителем крови. Другом, нянькой, секретарем, наконец, залогом того, что мой Темный дар не взбесится, заставив меня бездумно кидаться на людей с ревом: «Еда!» Я был смыслом его жизни, из-за меня рыцари Ордена Святого Сиареса когда-то сочли его предателем. Успели бы казнить, не вмешайся я…

А сейчас он решил, что остался один.

Раз-эр-Энтьер Воладар, всегда собранный и сдержанный, всегда стремящийся спрятать излишние по его мнению проявления чувств, выронил шпагу и с каким-то жалобным всхлипом ринулся мне на шею. Его объятие вышибло у меня из легких весь воздух а помятое боевое железо больно впилось куда ни попади. В ответ я успел только невнятно квакнуть что-то и чуть извернуться, чтобы не оказаться задушенным его хваткой.

– Ты… – прошипел он. – Ты… самый отвратительный мохнатый засранец, какого я когда-либо встречал!

– Разь, отпусти… – просипел я. – Раздавишь…

Он рыкнул, но руки разжал, вглядываясь пристально и все еще неверяще.

– Ничего не понимаю… В таких взрывах не выживают! Где ты был, почему так странно выглядишь? Где тебя носило, серая ты шкура?!

– За невестой ходил, – хихикнул я, отряхивая с кафтана копоть. – Вот, теперь можно и дальше повоевать.

– Да я тебе сейчас в лоб дам за такие шуточки! – взвился риану. – я чуть с ума не сошел, хоронить тебя собрался, а ты, твою такую хильденову праматерь, о невестах мне заливаешь! Какая, к демонам, невеста?! Воевать он собрался, волчья морда…

– Успокойся, Разь, – я примирительно положил ему руку на плечо. – Я не шучу, говорю вполне серьезно. На Светлой стороне Колеса я был, на Хэйве. Там три сотни лет с небольшим прошло, и Владыка Света действительно сосватал мне свою дочь.

Я подтолкнул Разэнтьера в сторону протоптанной им же дорожки – мол пора выбираться из завалов. Расползавшийся всюду едкий дым начинал действовать мне на нервы, не говоря уже о напрочь отбитом на сегодня нюхе.

– Свяжись с Хранителем… – фыркнул Воладар, подобрав шпагу и со стуком загнав ее в ножны. – Какого хильден ты мне не сказал, что так умеешь?

– Я – не умею. Честно. Это Кетар-эрхе меня вытащил.

– Кто?

– Эль-Тару хэйвийский.

– Ай! – Разь досадливо махнул рукой. – Ну тебя с твоими магическими завихрениями! Я из-за тебя сегодня напьюсь, и похмелье глушить не буду, понял?

– Да понял, понял, на здоровье! Я тоже напьюсь и тоже похмелье глушить не буду.

Риану покосился на меня, но промолчал, отыскивая обход очередного завала. Взрыв оказался такой силы, что разнес не только сам склад, но и еще несколько зданий вокруг.

– Повстанцы ушли? – спросил я, стараясь внимательнее прислушиваться и к окружающим звукам, и к ментальному фону.

– Да. Тебя сочли мертвым. Даже Змей. Мы отбили город, но в войске разлад, людское командование готово пойти бунтовщикам на уступки, Кланы в смятении. Да и рингарские корабли на подходе. А ты о невестах разглагольствуешь…

Положение дел оказалось хуже, чем я ожидал – с одной стороны. С другой…

– Не ты ли меня учил из всего извлекать пользу, друг мой? Даже мнимая смерть может оказаться выгодной. Да и Хранитель нынче учен кусаться.

На грани слышимости что-то шевельнулось, потом еще и еще. Справа, слева… Излучение разумов я по-прежнему не мог отследить, так что инстинкт панически выл об опасности, принуждая тело напрячь каждый мускул. Разэнтьер мстительно захихикал.

Я едва успел оглянуться на звук шагов, как на меня прыжком налетел… разумеется, Фиц. Сверху. С полуобвалившегося карниза. Сбоку сграбастал Думар – и откуда только прыть взялась? Со второго боку, не дав мне окончательно рухнуть под тяжестью свалившихся счастливых туш, как-то нерешительно, словно не зная, прогоню я его или нет, прильнул Бастаен. Прочая орава только что не приплясывала вокруг, счастливо галдя и норовя распихать самых шустрых. В несчастную мою голову изливался такой толстый поток радости, что хотелось сбежать.

– За тобой, вроде бы, не водилось раньше желания подстраивать мне гадости, – укоризненно прошипел я Воладару. – Вовсе незачем было орать всем и сразу!

– Ты заслужил, – милейше улыбнулся тот.

В свое время, одариваяих, я пошел на нарушение всех мыслимых традиций, установленных еще Старейшинами. Ни одного из них я не оставил во время превращения наедине с диким даром, ни одного не бросил выживать самостоятельно в первые месяцы после него. Ни один не проходил череды обязательных жестоких испытаний, призванных выявить среди новичков сильнейшего, а остальных убить за непригодностью.

Они это помнили. И отплачивали верностью, среди людей невиданной.

– Каков авантюрист! – фыркнул откуда-то сбоку Маг-эр-Тайер Воладар, не то дедушка, не то дядюшка моему риану, один из немногих, кто был старше меня и просто принес клятву верности на крови. – Обвел всех вокруг пальца и доволен.

– Точно! – рыкнул Думар, тряхнув взлохмаченной черной гривой. – Давай, колись, что задумал!

Они толпились в моей голове, желая удостовериться, что я действительно жив, цел и непрозрачен. Будь их воля, они бы и палочкой в меня тыкали для большего уверения, но за такую наглость можно было и по шее получить. Галдели, как дети, забыв про субординацию, военное время и приличия.

– Вон из моей головы и молчать! – наконец, рявкнул я, поняв, что просто так они не отстанут. – Вы гвардия или кхаэльские детишки?!

– Что-то ты странный стал, Мастер, – озабоченно заворчали мои орлы. – Выглядишь уж больно аккуратно, невидаль всякую поминаешь, силы в тебе больше, чем два часа назад было…

Они издеваются?! Я невольно зарычал, да так, что они отпрянули в разные стороны. Даже сын испуганно шарахнулся прочь, подальше от меня, поближе к старшему Воладару. Раздражение поднималось горячей волной вдоль хребта, постепенно переходя в ярость. Запоздало промелькнула мысль, что я зря вызверился – они ведь всего лишь беспокоились обо мне. Но сожаление тут же смыло гневом, и чем больше я старался сдержать его, тем быстрее он перерастал в боль – как будто кто-то залил мне в позвоночник раскаленный свинец, и теперь тот норовил растечься по ребрам. Зрение затянулось багровой пеленой, в ушах стоял гул крови. Огненная боль распирала изнутри.

«Убей их» – шептала она. «Убей недостойных, утоли гнев!»

– Отец! Что с тобой творится?!

Голос Бастаена, смутный, глухой, как сквозь вату. Сын тревожно заглядывает мне в лицо. Глаза глубокие, фиолетовые, как у матери. Затягивают… Когда это я успел оказаться на коленях прямо посреди захламленной улицы? Крылья судорожно скребут жесткими перьями по пыльным камням. Откуда они? Я вовсе не желаю их распускать! Расплавленный стержень снова шевелится вдоль спины. Ребра сдавливают внутренности, сердце скачет бешеным зайцем. Боль швыряет наземь, но упасть не дают, подхватывают рук в шесть а то и восемь разом.

– Мелкаэн! Живо смотри, что с ним!

Наш штатный «безумный ученый», одновременно лейб-медик и маг-целитель.

– Что-что, – ворчит он, суетясь вокруг меня, я его почти не слышу. – Дар проснулся, готов меняться. В лагерь надо, к Змею. Зеленым будешь, Мастер!

– И ушастым! – поддакнул Айвар. – Отрасти уши, как у Старейшины!

– Заткнись, Фиц! Ему не до тебя сейчас.

Первые шагов сто я честно пытался идти сам. Потом парням это надоело, и они, вскинув меня на плечи, рысью ринулись по улицам. Сознание не померкло, но как будто чуть отступило, превратившись в стороннего наблюдателя. В голове поселилась бездумная пустота, а кто-то посторонний внутри меня равнодушно подгонял парней короткими беззвучными командами. То жар, то боль волнами прокатывались по телу, крылья пытались дергаться то расползаясь в вязкое полупризрачное марево, то снова обретая форму.

– Разь, давай закоулками, незачем местным нас видеть.

– К разрушенной стене?

– Ага. Я уже послал весточку Змеевым следопытам, они нас ждут

– Ты что, с ума сошел?! Представляешь, что начнется, если сейчас по армии слух пройдет?

– Не пройдет, им же неохота без зубов ходить.

Их перепалка становилась все тише, взволнованные голоса отдалялись, пока я совсем не сполз в беспамятство. А там, в плотной темноте, не переставая, шептал чей-то скрежещущий голос, как будто кто-то водил напильником по костям: