Текст книги "Кровь и Серебро (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Ждать пришлось недолго. Сначала там внутри насторожились палачи, пока продолжали орать их жертвы; немаленький слой земли и камня моему слуху помехой не был, и звуки хоть и приглушённо, но все же доносились. Видимо, им потребовалось время на разговор и какое-то решение, потому что медленные гулкие и тяжёлые шаги, перемежавшиеся натужным дыханием, я услышал не сразу.

Двигался не человек.

И у меня оставалось время, чтобы скинуть мешающий плащ и достать меч из-за плеча. Правда, я почему-то сомневался, что он поможет.

Тварь приближалась. Спокойствие сменилось азартом охоты, между пальцев свободной руки сама собой заиграла маленькая молния – я предвкушал, как когти с влажным хрустом разорвут чью-то плоть, и мне в лицо хлынет горячо дымящаяся кровь. Но существо, показавшееся из прохода на свет проглянувшей из-за неплотных туч луны, в первый миг заставило меня оторопело моргнуть.

Оно напоминало раскормленного быка, решившего ни с того ни с сего подняться на задние ноги и прикинуться человеком. Несуразно раздутая туша с торчащими кое где шипами покачивалась из стороны в сторону, уродливая башка клонилась вперед под весом рогов. Тварь водила мордой и принюхивалась.

– Гик! – Зверюга топнула копытом, не понимая, почему не чует привычных запахов. – Гик! Ха-аш’ак’Гик!

Та-ак… мне следовало догадаться, что за пропажами могут стоять жрецы культа. Но если у них еще и подобные твари имеются в распоряжении…

Думать было некогда. Оно меня учуяло и… нет, не испугалось. Взревело что-то нечленораздельное и поперло напролом. Смешно, но оно оказалось довольно тупым. Я скользил между деревьев, приманивая и раздражая его вспышками светляков, заставлял кружить и цепляться рогами за стволы. Времени у меня было не так много, ровно до того момента, пока остальные устанут ждать. Попытаться зарубить зверюгу? Глупо. Слишком крупная. Попробовать пустить ей кровь и ухватиться за поток?

Я прыгнул сбоку, вильнул, заставив тварь впилиться кончиком рога в ствол. Скользящий удар меча пришелся по плечу и, к моему удивлению, все же немного пропорол толстую шкуру, под оглушительный рев брызнула кровь. Я поймал черные капли, брызнувшие из глубокого поерза и мгновенно превратил их в нечто острое настолько, насколько хватало моего желания убивать. Тварь еще дергалась а попытках высвободить рог из ловушки, а бритвенно-тонкое лезвие ее же собственной крови уже подрезало подколенные сухожилия. В первый момент, рухнув на колени, тварь не поняла даже собственной боли. Лишь когда мое оружие впилось в уязвимый бок, добираясь до внутренностей, раздался новый рев.

Через минуту все было кончено. Туша валялась разделанной, а за мной тянулся влажно блестящий шлейф еще горячей крови. Капли и лезвия кружились в морозном ночном воздухе, все еще дымясь. Я не спешил отпускать их. Прислушался – пока тихо, тревоги еще нет. Но у них там что-то под угрозой срыва, и скоро перехлестнет раздражение. Медлить нельзя, иначе потеряю преимущество неожиданности. Остается одно – идти туда.

Я поймал на кончик когтя каплю крови и слизнул ее, открываясь тем образам, что она в себе несла. Нужно было немного: всего лишь увидеть внутренность подземелья, расположение ходов, если они есть. Но я получил даже больше, чем хотел. Меня накрыло тупой злобой и кровожадностью, причем не от голода, всего лишь от желания рвать плоть, просто потому что это дозволено хозяевами, которым существо было предано абсолютно. Не как фанатик или последователь, скорее, как животное – вообще не рассуждая. Я видел, как оно рвет на части еще живых жертв, выдирая и со смачным чавканьем сжирая куски плоти иногда вместе с одеждой. Кровь заливала плотно утоптанный земляной пол, попадала в каменную чашу в центре пещеры. Неверный свет факелов падал на перекошенные ужасом и безумием лица скованных кандалами пленников, на полуобглоданные трупы по углам и кости, сваленные в кучу, на здоровенный рогатый череп, скалившийся на шесте над чашей. Иногда пара жрецов в белом, с лицами, скрытыми золотыми масками, самолично перерезала пленникам глотки, и поток крови хлестал в чашу, которая все никак не наполнялась… Бездонная она, что ли?

Я понимал, почему поседел вернувшийся отсюда мальчишка. Было с чего. Сколько народу они так перерезали? Для чего? Что это за божество требует такого количества крови? Кровь – это жизнь. И догадка вертелась на краю сознания, но времени додумать ее не оставалось. Я встряхнулся, избавляясь от видений и шагнул в проход, выстроенный явно не человеческими руками.

Я хищник. Я охочусь ради пропитания. Люди для меня всего лишь удобная дичь, и кровь меня не пугает. Но такое… бессмысленное расточительство и жестокость выходили за границы моего понимания.

Скользя по длинному тоннелю, полого опускавшемуся вниз, я благодарил свою не-жизнь за возможность не дышать. Воняло звериным духом, кровью, вывороченными кишками и их содержимым. Сквозь стоны и скулеж пленников доносились приглушенные голоса жрецов.

– Что-то Гик задерживается, – сказал один негромко.

– Жрет, наверное, – отозвался второй.

– У него приказ, – настаивал первый. – Он притащил бы тело сюда. Там что-то не так. Да и Грак вон беспокоится.

– Если провороним ритуал, нам же будет хуже., так что не отвлекайся. По слухам, вампирятина опять головы поднимает, – на это второй собеседник насмешливо фыркнул.

– Слабоумные поделки последователей выжившего из ума древнего старца! Долго они не живут и угрозы хозяевам не представляют.

Я не стал выходить из теней и показываться на глаза двум самоуверенным мразям, собиравшимся перерезать горло очередной жертве. Тонко заострившийся жгут крови выхлестнул им навстречу, изгибаясь и пробивая горло сразу обоим. Завизжала на одной ноте женщина, которую они держали над чашей, встрепенулись и запыхтели две принюхивавшихся твари. Но хоровод кровавых лезвий быстро оборвал все лишние звуки – мне не хотелось возиться долго. Крови вокруг было с избытком, и убить все, что шевелится труда не составило.

Несчастных жертв я не жалел. Вряд ли они смогли бы нормально жить после такого. Безумием от них пахло совершенно отчетливо, а клубившиеся вокруг образы были насквозь пропитаны какой-то жуткой дичью, настойчиво стучавшейся мне в сознание. Здесь были замучены десятки людей, часто – детей. То, что так настойчиво требовало постоянных жертв, почем-то считало малолеток самыми вкусными.

Я прошелся по пещере, откровенно брезгуя ворошить мертвые тела и кости, тем более что свежей крови уже успел наглотаться. Долго разглядывал клыкасто-рогатый череп, но это была всего лишь кость, башка одной из тех тварей. А вот на окантовке чаши я нашел странные руны, какие-то слишком уж чуждые, отталкивающе-искаженных очертаний. Они чернели, словно были не выточены, а выжжены в камне, и, само собой, я не мог их перевести. Но мог запомнить – перерождение сделало мою память куда более цепкой к деталям. Мне казалось, что эти символы могут оказаться важны, и я заучивал их до последней черточки. И думал. И выводы, которые напрашивались, заставляли меня невольно щерить клыки.

Культ Хаш’ак’Гика набирал силу последние сорок лет. Жрецы расползались как тараканы по всему Носготу, а может, и за его пределами. Как их отрава проникала в умы людей, какими способами – не знаю. За их обещаниями не стояло ничего, даже власти и богатства, но люди поддавались. Я видел, как поддавались мои собственные вассалы и радовался, когда чума начала косить адептов точно так же, как и всех прочих смертных. До нашей глуши докатывались лишь смутные слухи об их влиянии, от которых отец отмахивался, мол, люди соврут – недорого возьмут. Да и вели себя они поначалу тихо. Резали на алтарях петухов, предупреждали о волколаках и прочей нечисти, старались быть… удобными. До тех пор, пока графский титул не перешел ко мне. Тогда на алтарь лег первый человек, и началась тихая война. Они запрещали сжигать тела мертвых, что у нас, во избежание появления нежити, делалось испокон веков. И я подозревал, что обвинения в вампиризме посыпались на меня не случайно. Еше немного – и покойники начали бы вставать, а там совсем недалеко до штурма замка чернью…

Суки белорясные.

А ведь дальше – больше. Авернус с его кафедральным собором. Одержимый Мортаниус на посту главного ритуалиста, реки крови и ощущение чужого пристального взгляда в храмовых подвалах, попытки залить кровью весь Носгот. Для чего?

«Жертвы богу кормят бога».

А кто играет роль этого бога? И что произошло сорок лет назад, когда культ внезапно объявился?

Ответ напрашивался только один – смерть моей предшественницы. И все это – банальная подготовка к вторжению. Непонятно только, что им сделала «вампирятина». Очень занятная, надо заметить, оговорочка. И я бы очень хотел найти собратьев, дабы поинтересоваться их мнением.

Занятый этими мыслями, я отрубил две головы – одну рогатую и одну в золотой маске – и выволок их наружу. С шеи женщины в качестве дополнительного доказательства сорвал круглый латунный медальон на тонкой цепочке. Вдохнув свежий ночной воздух, щедро сдобренный металлической ноткой и немного постояв, я поднялся в воздух роем, прихватив с собой трофеи демятками маленьких лапок.

Полагаю, трактирщик будет рад.

Глава 11 Немного об издержках профессии

Рой прилетел перед рассветом, всполошив по деревне всех собак. Летучие мыши не торопились приземляться, кружа со страшной ношей недалеко от трактира. Сонные люди выглядывали из домов, чтобы угомонить животных и видели живое черное облако с двумя мертвыми головами в лапкаъ. Кто-то захлопывал двери, кто-то, признавая давешнего молчаливого чужака, испуганно чертил в воздухе перед собой отводящий беду знак и спешил к трактиру. В самом деле, откуда бы ещё взяться такой стае с трофеями, как не с Косухина холма? Мальчишки бесстрашно лезли вперёд всех, шлепая босыми ногами по примороженной жухлой траве, присыпанной первым снегом. Не слишком балованные жизнью, они не боялись ни холода, ни голода, ни вампиров. А то, что чужак был вампир, старый Гилбер сдал сразу, как только деревенский кузнец мастер Фэнк прижал его с вопросами.

Ради такого зрелища приползла даже бабка Либха, старая мельничиха, живущая ха мостом через протоку.

Вампир выждал, пока народ сообразит, что к чему, и сбросил трофеи в свежевыпавший снег перед крыльцом. Обе головы с глухим стуком прокатились по земле и замерли с отвисшими челюстями. Мыши же, пища и хлопая крыльями, начали слипаться в плотный ком, все больше напоминавший мужскую фигуру. Они плавились, текли, заставляя людей оторопело шарахаться, но, наконец, из чернильной тьмы проступило бледное лицо, и вот уже чужак выжидательно взирал на селян.

– А че, трактирщик ваш помер что ли, меня дожидаясь?

Вампир косовато улыбнулся, не разжимая губ.

– Дык он это, набрался же вечером, – ответил ему самый настырный из мальчишек со шрамом через всю щеку. – С тех пор как Агата пропала, он редко когда трезвый.

– Во-от как, – понимающе протянул чужак. – Что ж вы к лорду не пошли за защитой?

– К тому лорду пойдешь, – ворчливо зашамкала старуха, согнутая временем в три погибели, замотанная в непонятное тряпье и платки. На нее недовольно зашикали, но она отмахнулась, огрев кого-то клюкой по спине. – Ты этих-то грохнул, а взамен новые придут, от лорда!

– Либха!

– А ты мне рот не затыкай, я твоей мамке еще зад подтирала!

Вампир усмехнулся и едва заметно покачал головой. Видать по опыту знал, каково спорить с такими бабками.

– Я несказанно ценю твою мудрость, почтенная Либха, да продлят Небеса твое здоровье, но, чем попусту сотрясать воздух, может, скажешь, что не так в Стейнченкроу? А то очень хотелось бы знать, кто меня там поджидает на званый обед.

Бабка возмущенно засопела, но таки взялась рассказывать…

Домен Ильмер

…Потерев занывший некстати висок, я отвлеклась от наблюдения. В крохотной горошине наушника привычно мурлыкала музыка того мира, в котором прошла последняя жизнь, от чьего наследства я никак не могу избавиться. Грубоватый грудной женский голос не мешал, скорее, настраивал. Родня не понимала любви к этой музыке – для их тонкого чуткого слуха она казалась крайне немелодичной. Но мне, прежде всего, нужны были слова тех песен, остальное давно стало лишь фоном. А строки – они каким-то странным непередаваемым образом всегда попадали в мое настроение и резонировали с разными событиями, совпадения и образы иногда бывали даже слишком точными.

Ветер, кровь и серебро…

Забавно.

Почему мне хочется странствовать с ним? Во всех попытках предвидения, ныне, без связи с Источником Хэйвы, откровенно сбоящего, я вижу годы дороги вдвоем… Куда? Семья далеко, и это пугает. Да и как отпустили бы? Но там снова за моим плечом возвышается Смерть, уже иная, багряная.

Неужели это всего лишь тоска по брату и его опеке? Но от тех видений тянет некой задачей. Работой. Нуждой…

Фыркнув, я вновь отмахиваюсь. Предвидение – штука туманная и переменчивая, верить ему можно далеко не всегда.

Чего ж так виски ломит-то? Наверное, стоит слегка прерваться.

Работа меня радовала, хоть и продвигалась медленно. Мир, жаждущий стать полностью живым, непрерывно тянул энергию, и чем дальше на север продвигался Каин, тем плотнее становилась реальность. Всплывали подробности, мелкие детали, менялась даже местность, толком не продуманная рассказчиками, становилась соответствующей климату и естественному рельефу. Большая часть планеты еще была зыбка, но и она давила на разум настойчивым «я есть, обрати на меня внимание!» А вот жители этой более-менее стабильной местности под общим названием Носгот не радовали совершенно. Это была тупая, агрессивная и ограниченная масса, статисты, призванные оттенять похождения героя, за редким исключением проблесков отсутствия ксенофобии. Что-что, а ненависть и страх ко всем, кто выглядит и живет иначе, здесь распускались пышным цветом. И я бы с большим удовольствием взглянула на будущий клан Каина. Быть может, бриллианты сыщутся среди вампиров.

Я встала с кресла, потянулась, неожиданно для самой себя проявив хвост – длинный, пушистый, рыжий в пятнах хвост с белым кончиком. Не помню, когда я в последний раз входила в оборот и вставала на четыре лапы. Кошачья ипостась осталась где-то в прошлой жизни и всплывала, скорее, по привычке, без инстинктов. Хотя, кошек я все равно люблю

Выйдя на балкон, я уселась на перила, спиной в пропасть сада на склоне горы. Свежий ласковый ветер лизнул в лицо, разгоняя сумрачные носготские образы. Я выдохнула и запустила пальцы в волосы, борясь с желанием отклониться и упасть спиной вперед, распахивая веера крыльев – белых, узких, сотканных из воли и магии, дающих скорость и возможность догонять даэйра в этом молодом небе… Или рой летучих мышей в блеклых носготских высях.

Серебряный радовал. Необходимые высшему вампиру навыки просыпались быстро, аура раскрывалась и росла. Не было лишних страданий морализмом, рефлексии и мечтаний вернуться в человеческий вид. Каин оценил новую жизнь и поддался стремлению наверх – семена, брошенные короткими образами, скоро дадут всходы и заставят его желать выбраться из предписанных условий. Уже заставляют. Да, действует он несколько поспешно, предпочитая сперва убить, а потом разобраться. Но ему не хватает знаний, ни обычных, ни магических. Он дитя отсталого мира, но в своей среде проявляет себя прекрасно.

Есть особое удовольствие в работе с мирами. Ни с чем не сравнимое, непонятное тем, кто этого не может, тянущее наслаждение, когда реальность по капле берет твою силу, насыщаясь ею, а ты видишь, как она становится плотной и весомой, как разворачиваются сложнейшие структуры вероятностного поля. Реальность Воплощенная неподатлива, всегда стремится к установленному сценарию, но – капля камень точит. И я надеюсь, что Каин своими действиями даст ей стать самостоятельной.

Не то, чтобы этот мир слишком ценен, скорее уж наоборот. Но это будет и моя немалая победа. Доказательство того, что я, бывшая дочерью грозного Хранителя Равновесия[1], на что-то способна не только как его инструмент.

Вздохнув, я мысленно попросила у дворцовых кобольдов, служивших нам, стакан апельсинового сока – эти деревья прекрасно прижились на Имларис, а солнечные плоды пришлись по вкусу всем местным обитателям. Взяв появившийся под рукой высокий охлажденный бокал и покачиваясь на перилах, я прикрыла глаза и снова погрузилась в наблюдение напрямую – силовых экранов и прочих вспомогательных устройств я не люблю, да они мне сейчас и не нужны.

Изумляло то, с какой легкостью жители Носгота уничтожали созданное своими же руками, поддавались на провокации, бездумно лили кровь, не вспоминая о последствиях. Кто-то удовольствия ради, кто-то из идейныз побуждений, кто-то за плату. Ничего, вроде бы, нового, все как везде, и даже не так уж плохо – я слышала про случаи куда хуже. Но здесь… Здесь ее ставили во главу угла, превратив насилие в культ само по себе. Без цели, ради которой приносятся жертвы, без смысла, способного оправдать затраты, без готовности однажды заплатить по счетам, которые неминуемо выставит мироздание за попусту загубленные жизни и души…

Право, я почти с нетерпением ждала восшествия тирана на кровавый престол, гадая, что же он станет делать, споря со своей собственной судьбой?

Тиран пока резал очередной город. Избирательно.

Стейнченкроу шел под нож, как откормленная овца на бойню, ничего не в силах противопоставить неторопливому ночному убийце. А Каин не спешил, выбирал жертв тщательно, выслеживал тихо и убивал аккуратно, не вызывая подозрений и избегая слухов о вампирах. Он свез знакомство с циркачами, прибившись к охране маленькой бродячей труппы и убедительно играл роль вышибалы на представлениях, попутно флиртуя с красоткой-танцовщицей по имени Жоэль. И как, интересно, он собрался выкручиваться, когда речь зайдет о ближайшем сеновале?.. Хорошо, ему хватило ума скрыть драконьи клейма на броне и оружии с помощью несложной иллюзии, такой же, какую он натягивал, притворяясь человеком; все же, знак таинственных оружейников Сериоли слишком приметен. Пока что роль дорогого наемника, у которого хватило заработка на хорошую лошадь, ему удавалась. Он постоянно крутился на виду, по вечерам пропускал стаканчик-другой с дюжими парнями-акробатами. Он даже не пересекал линии защитных менгиров, немедленно поднимающих тревогу о вторжении вампира.

А меж тем крохотные черные нетопыри сновали повсюду в городе и окрестностях, проникали во все возможные щели – ведь они-то не были самим вампиром! Глаза и уши Каина наводнили городок, фермы под стенами и окрестные деревни, принося ему сведения обо всех жителях. На эту роль годились не только собственные частицы: крысы, кошки, лесные летучие мыши и белки тоже поддавались воле вампира и охотно служили соглядатаями. Каин на удивление легко ладил с животными и уговаривал их. И, кажется, жаловал диких тварей куда больше, чем людей.

Каин искал одержимых Хаш’ак’Гиком. Вынюхивал их, как добычу, выслеживал и загонял. Они имели для него свой собственный запах безумия, отчетливый и резкий. От них пахло кровью жертв, их страхом, отчаянием, болью. Культисты, как оказалось, далеко не всегда резали людей сами – иногда им достаточно было нескольких проповедей, чтобы заронить в сердца и умы будущих последователей Идею.

Часто поддавались женщины. Почему? Все просто. Дремучий феодально-патриархальный уклад, царивший среди тех, кто не имел отношения к магам и совсем уэ высшей знати, накладывал свой суровый отпечаток. И если муж выпивал, шастал налево и уж тем более поколачивал жену, этого становилось достаточно.

Впервые столкнувшись с таким, Каин обалдел сам. Его нетопырь долго обретался под крышей дома, в котором женщина неделю нарезала на полоски распятых на стене мужа и брата кухонным тесаком, а соседи затаились, боясь нос высунуть на крики. Впрочем, кричать жертвы скоро перестали и только судорожно дергались. Женщина же с блестящими глазами и улыбкой, от которой слегка перекосило даже вампира, напевая, стала рисовать свежей кровью на бурых досках пола. Сперва птичек каких-то, потом – те самые рубленые знаки, виденные вампиром в пещере. И когда потянуло знакомой авернусской тяжестью, заставлявшей шкуру вставать дыбом, а в суженных, булавочных зрачках перепачканной кровью женщины промелькнул знакомый зеленоватый огонек…

Вампир не выдержал. Влил больше силы в зверька, перенося существенную часть сознания в этот импровизированный аватар, увеличился в размерах и спикировал прямо ей на горло…

Но с тех пор такого себе больше не позволял, выманивал жертв за пределы города, в глушь. Это было сложнее и дольше, зато позволяло оставаться незамеченным, а смерти списывать на случайности. Зима как-никак, волки…

Я залпом допила сок и помотала головой, избавляясь от навязчивых тошнотворных картин. Толчком воли вернула бокал кобольдам, соскочила с перил и стала нарезать круги по балкону, сражаясь с дурнотой. Но стоило вспомнить о вывороченных кишках и наполовину освежеванных хрупкой женской рукой тушах, как тошнота подкатывала снова.

– Что, тяжко? – поймал меня голос супруга, в котором не звучало ни на волос сочувствия. – Терпи, тебе придется привыкнуть к этой части своей работы. М твой Носгот – это еще цветочки. Так, детский лепет и легкая разминка для вас обоих.

Мне оставалось только молча и мрачно кивнуть. Потому что да, я прекрасно осведомлена о том, что бывают случаи куда хуже и куда страшнее, и даже не обязательно наличие моря крови. И я буду готовиться к тому, чтобы или искоренять, или вывозить их на себе.

Хранитель, мать его. В отставке.

Вот только, если ты один раз впрягся в это, все бросить и сделать вид, что ничего не знаешь, невозможно. Подобные задачи будут настойчиво требовать твоего вмешательства…

Рейнар подошел, поймал меня за плечи и увлек за собой в гостиную.

– Он там без тебя не помрет, все равно дублирующая система наблюдения все записывает. Пошли отдыхать, ужин скоро, остальные придут.

Я расслабилась в его руках, привычно напоминая себе, что за мягкой доброй улыбкой и обаятельной маской скрывается разумный с жестоким и расчетливым умом правителя, сумевшего удержаться на троне не один век и никогда никому не дающего вторых шансов. Сумевшего в конце концов вытянуть из нищеты родную планету.

Но разве не за это я его люблю?

[1] Отсылка к роману «Канон Равновесия»