Текст книги "Кровь и Серебро (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Интерлюдия

Домен Хаоса Ильмер

Женщина обернулась на негромкий звук шагов и поднялась с кресла, встречая супруга. Высокий черноволосый хаосит с яркими голубыми глазами и грацией сытого змея в каждом движении улыбнулся, не показывая клыков.

– Да сиди уже. Покажешь?

– Смотри.

Силовой экран развернулся по взмаху руки с кинжалом, считывая информацию, получаемую мозгом напрямую.

Вампир сидел на крыльце трактира, щурился на первые проблески утреннего солнца и игрался с кровью. Маслянисто блестящий багровый шарик перекатывался между пальцев, принимая причудливые и странные формы, диктуемые сонными мыслями хищника, удовлетворившего жажду мести и теперь замершего перед выбором следующей цели. Кровь убитых не сворачивалась, вяло перетекала по земле, а вампир, казалось, дремал, прислонившись виском к рассохшимся перилам.

Хаосит впился в изображение взглядом, привычно опустив руку на плечо супруги, оценивая и взвешивая кандидата в ближнее окружение правящей семьи. Она прислонилась к его груди, с нервным нетерпением ожидая вердикта.

– Пока рано судить, он еще нестабилен, – ответил мужчина на невысказанный вопрос. – Просто скажи мне, зачем он тебе? Что ты хочешь получить.

Нет, это не было упреком. Скорее, резонным вопросом, ведь это им, мужчинам семьи в дальнейшем работать и уживаться с вампиром, у которого репутация опасного безумца и полного отморозка сочетается с поведением подзаборной гопоты и полным нежеланием как-либо заниматься вверенной ему территорией и подчиненными. Эксцентричное и доходящее до откровенной гордыни существо в оригинале не стоило того, чтобы за него браться. Но их леди без малого двадцать лет кружила возле этого образа. Что-то ее цепляло, не давало забыть однажды встреченную причудливую чужую игрушку, мирок, собранный как попало из осколков сновидений и отголосков реальности настоящей.

Душа пришла на упорный зов. Но какой она станет?

– Что ты ищешь?

– Да если б я знала, Реи!

Чутье. Снова чутье. Снова зов в пустоту, зов наугад, опираясь на смутный образ, на знакомые черты, зов вникуда в надежде получить ответ и найти ту единственную душу, которая станет… кем?

Молодой демон и хотел бы да не мог облегчить поиски любимой женщине. Это память, которая не проснулась. Перерождение, которое не отозвалось. Или будущее, которого еще нет. В семье и в Клане никогда не порицались подобные поиски. Как можно запретить близкому найти того, кто нужен и важен? Но их леди боялась искать, боялась того зова, который теребил душу. И не позволить – значило ударить по надлому и без того неудачного перерождения. Хотя, сам хаосит в жизни бы не взялся возиться со столь сомнительной личностью.

Но семья, не дыша, наблюдала, как их супруга после долгих лет тяжелого убийственного бездействия вновь пробудила Дар, давая энергию целому миру ради единственной его ценности – двух личностей, кружащих в танце ненависти сквозь Время.

И Даэнэрэ, глава их семьи, сказал ей четко и коротко: делай, но от начала и до конца – сама. Накосячишь – перезапустишь. Но душа уже есть, и ты ведь не хочешь ее калечить, верно?

Хаосит всматривался в разумного, ответственность за которого они полностью возложили на свою леди. Это будет правильно и полезно для обоих… Красивый, сильный зверь, еще не порченный гордыней и вседозволенностью, еще способный не только слушать, но и слышать. Еще колеблется, еще дремлет не развернувшаяся в полную силу личность, зыбкая на всем протяжении потока Истории, заданная только вехами Воплощенной реальности, которые при должном умении легко обмануть, не нарушая.

Но они не будут вмешиваться. Иначе получится не Ее Сокровище.

Он обнял супругу, чувствуя, как вздрагивает от притока энергии ее тело. Конечно, выковать из вампира всеми обожаемое и родное существо можно легко за три дня, несколько раз убедительно поговорив и переспав. Это делается на раз, особенно с личностями, вытащенными из таких реальностей, пластичными и податливыми, пока порожденный эгрегором мир еще не начал обрастать собственным «мясом», но разве это нужно? Разве это принесет удовлетворение и радость от долгой работы и общения с тем, кто уже одним своим существованием внезапно дорог? Леди будет осторожна, хаосит знал это на собственном опыте и на своей шкуре. Она учла прежние ошибки.

– Пойдешь туда? – спросил он в острое подвижное ушко.

– Да.

– Кем? Впрочем, я догадываюсь.

Она тихо усмехнулась.

– Место духа Колонн пусто. И самое смешное, что каждое сказанное мной в роли «Ариэль» слово будет правдой…

– Но ведь ты и есть Баланс Круга Девяти.

– Опора Равновесия, Наследница Владыки… не напоминай. Да, мир затребовал меня вместо одноглазой дуры за счет куда более весомого статуса.

– Но ты бы не согласилась, если бы не хотела.

– Мне до сих пор иногда больно, Реи… – голос дрогнул. – Как будто кусок меня навсегда остался на тех камнях и пляшет там, у Источника.

Демон крепче обнял супругу, глухо рокотнув на старую рану, оставленную откровенно непосильным служением.

– Иди. Возможно, роль его советницы тебе поможет. Только смотри, не пересоветуй, – он улыбнулся краешком губ.

– А что Даэ и остальные?

– Они не против. Иди.

– Я люблю вас…

– Знаю.

– Я буду возвращаться, не куковать же мне там все время.

Портал открылся мгновенно, на рефлексе, дав увидеть черный потрескавшийся камень Носготских Колонн, часть отделки и намертво впаянных в постамент чертежей, поляну, лес и огненный закат.

Женщина, когда-то звавшаяся Хранительницей Равновесия, уверенно шагнула в порожденный ее волей мир.

Глава 6 Разговор у Колонн

Вокруг меня цвела кровь. Потому что я хотел хоть чего-то красивого в этом унылом месте, заваленном трупами. И по желанию поднимались глянцево-багровые деревья, тянули острые, перекрученные ветви. Распускались странные цветы и лозы, льнули к рукам, насыщая. Я пил их, не испытывая голода, просто как лакомство, тающее на языке. Блестящий багрянец постепенно наливался цветом, становился ярким в лучах восходящего солнца. Не знаю, чего я ждал. Но мне хотелось полюбоваться алым садом. Он был красивее, чем те люди, из которых я его взял, красивее, чем убогая деревушка, пару часов назад переставшая существовать. Жаль было развеивать и превращать изящество форм в неопрятную лужу.

И я любовался делом рук своих сквозь ресницы, перекатывая в пальцах упругий багровый шарик, гладкий и уже слегка прохладный.

Я убивал с удовольствием. Не спеша. Даже испытывая азарт от страха двуногих животных, по ошибке причисленных к людям. Ненависть? Ее не было. Ненависти достоин только по-настоящему сильный враг, по-настоящему зацепивший за живое. Ненавидеть быдло – себя не уважать. Поэтому я всего лишь до определенного предела играл с ними, щекоча себе инстинкты их страхом. Это было приятно – убить бегущую дичь, окунуть лицо и руки в парящую кровь, поймать взглядом затухающую в глазах жизнь и посмеяться с выплюнтых в лицо проклятий. VaeVictis, господа и дамы! Vae Victis.

Я не пытал их. Зачем? Это все равно, что два часа ковырять вилкой бифштекс и не съесть ни кусочка – пользы никакой, а обед испорчен, да и с чего мне уподобляться жрецам Хаш’ак’Гика? Нет, я убивал быстро и милосердно, но – всех. Мужчин – воздавая им то, что они заслужили. Стариков – из отвращения к уродливой калечной немощи, которой сам я всегда боялся и от которой меня сталь милостиво избавил Эдвин. Женщин и детей – потому что оставлять их в живых не было никакого смысла. Загнутся с голоду, неспособные содержать себя сами, пойдут по рукам или попадут на алтари. И лучше быстрая смерть сейчас, чем мучительная потом.

Цепные псы захлебывались истеричным лаем, не в силах никуда деться со своей привязи. Потом умолкли и они. Куры разбежались и бродили где-то по окрестностям. Коты исчезли, куда глаза глядят. Моя несчастная стреноженная лошадь так и стояла под навесом, дрожа и раздувая ноздри. Я не стал пока приближаться. Серги оставался единственным живым существом в этой дыре. Я хотел, чтобы он успокоился и дал себя оседлать.

Солнце уже не так давило на голову. Я протянул руку, и покрытая мелкими листочками алая ветка склонилась ко мне. Лениво объедая «растительность», я смотрел на застывшие тела и понимал, что месть убийцам не принесла мне ровным счетом ничего. Радости – никакой. Удовлетворение быстро прошло, сменившись тревогой за собственное будущее. Прежняя жизнь навсегда осталась где-то там, за гранью той ночи. Мои люди меня не примут, сестра – вряд ли признает. Ее муженек, скорее всего, как и полагается, возьмется за кол, я его, естественно, убью, Эрика меня еще и возненавидит…

И Эдвин со своим недобровольным договором. Нет, это даже не договор, это чистой воды принуждение! Мне вообще ничего не остается, кроме как отправиться сейчас к Колоннам, чтобы поговорить с неизвестным благожелателем. Который тоже, надо полагать, будет преследовать свои цели и что-то да потребует.

Можно только попытаться извлечь хоть немного выгоды для себя.

Я поднялся с крыльца и отпустил кровь. Она обрушилась на землю с густым влажным звуком, забрызгав тела, стены домов, колодец и меня. Отряхнулся, как показывал некромант и пошел проверить лошадь.

При виде меня Серги шарахнулся и почти взвизгнул, дико вращая глазами. Кормили его из рук вон плохо, шкура перестала блестеть и уже обтянула ребра. Забить? Рука не поднималась. Это моя животина все-таки, притом дорогая. Бедолага успел объесть всю зелень, до которой смог дотянуться. Наверняка его и колики мучают.

– Не бойся, мальчик, не бойся, – услышав знакомый голос, конь пряднул ушами, фыркнул и затих, все еще вздрагивая от запаха крови и смерти. Я погладил его по мягкому храпу, пряча когти и пошел собираться в дорогу.

Привычная хозяйственная возня вызывала странное чувство, словно я пытался влезть в уже сброшенную шкуру. Я вполне мог идти или бежать сутками напролет, мог взлететь, став гигантским роем летучих мышей – этот фокус я освоил буквально накануне, когда долгие наблюдения внезапно сложились в голове в четкое понимание того, как сам я могу взлететь и насколько удобно можно посылать такого «наблюдателя» от себя в любое опасное место. Я мог убить и съесть собственную лошадь, наплевав даже на жалость, но решил, что путешествие верхом в какой-то степени безопаснее и удобнее, пусть и медленнее. Всадник вызывает меньше подозрений, чем неизвестный хрен с горы, явившийся в какое-нибудь отдаленное селение пешком и при этом даже не запыхавшийся. Всадника меньше подозревают в неживости, считается, что животные боятся нас. В общем-то, так оно и есть, но, если я договорился с мышами, то со своим конем тоже смогу, наверное? А ему уж точно требуются припасы.

Я не хотел устраивать кровавую баню везде, где доведется побывать. Мне нужны были слухи и сплетни, а может, и подработка, если она позволит получить нужное. Барон де Крейдемаар умер, его место вполне мог занять никому неизвестный наемник. Драконье клеймо на броне и оружии будет говорить за меня.

Я вернулся под навес с сумками и упряжью, отчетливо чувствуя лошадиную нервозность. Такая чуткость тоже была мне внове. Одно дело – понимать по лицу и поведению или же видеть проявленнный страх животного. И совсем другое – озузать его почти как свой. Я мысленно потянулся успокоить коня, взялся говорить с ним, попутно затягивая ремни упряжи. И, о чудо, Сергм затих. Покончив со сборами, я поднялся в седло. Конь заплясал, но все же признал мою руку окончательно. Так, шагом, мы покинули залитую подсыхающей кровью странную деревушку. Я свернул с дороги к лесу, туда, где над кронами поднимались девять темных неприветливых столбов, тонувших вершинами в облаках. Добраться туда мне предстояло к вечеру.

***

Я волнуюсь?

Я волнуюсь.

Если не сказать хуже – нервничаю.

Солнце садится. Мой вампир идет к цели. Я это чувствую. Связующая нить постепенно натягивается. Еще немного – и я увижу того, кто двадцать лет не давал мне покоя. Я смогу посмотреть ему в глаза и сказать… А что, собственно, сказать? Он обязан мне своим существованием, но ничего не должен. Он воплощение образа, но не сам образ. И я боюсь. Все равно боюсь. Нет, не его самого. Он ничего не сможет сделать мне лично, разве что повредит аватар, в котором я нахожусь. Но он может обозлиться на то, что я манипулирую им. Не оценить правду. Не понять…

А многие ли в населенных мирах способны это понять? Готовность поднять из пепла и иллюзий целый мир, превратить плод чужого воображения, давно уже сгнивший от старости и заброшенности, в нечто живое и весомое – ради одного-единственного разумного. Его будущий спутник и верная тень сейчас лежит древним трупом где-то в катакомбах цитадели рыцарского ордена. Обоим придется пройти заготовленный путь. Заготовленный – мной. И хоть реальность стремится разогнаться по проторенной дорожке, направляю ее я.

Мне страшно. И не только потому, что я прекрасно знаю бешеный нрав Каина.

Я легко могу сломать его, пытаясь направлять. Так уже бывало. И я не хочу снова прыгать по тем же граблям.

Здравствуй, я создала этот мир ради тебя, мой серебряный…

Как мало на самом деле нужно для того, чтобы почувствовать себя не бесполезным огрызком прошлого, ползущим по жизни сквозь однообразные дни. Дело, которое ты сам хочешь довести до конца. Твой собственный мир, который нуждается в тебе. И личность, способная встряхнуть, снова зажечь азарт и желание идти вперед. Кто-то спросит: а как же семья? Я бы ответила, что семья – это крепость. Нерушимая твердыня. Величайшая ценность, оберегать которую нужно клыками и когтями. Тихая гавань, куда можно и нужно возвращаться. Ее мы создаем себе сами и сами же теряем по глупости. Путаемся в запретах и условностях, причиняем боль близким, обижаемся и обижаем, плодим непонимание вместо того, чтобы быть честны и прямы с теми, кого любим и с самими собой.

Я люблю тех, кто спас мне жизнь и рассудок, став моей семьей. Ради них, если потребуется, я переступлю и собственные принципы. Но я хочу, чтобы этот мрачный, озлобленный тип дарил мне свою ледяную наглость и самоуверенность, которой так не хватает демиургу-недоучке…

Я сижу возле Колонны Баланса, прислонившись спиной к ее крошащемуся камню. Камню, но не овеществленной мощи Источника. Квинтэссенция иронического сходства с моей родиной, отражение в кривом зеркале чужого восприятия снов и образов, которые, бывает, приходят к смертным извне, а не только рождаются в подсознании. Белый мрамор круглого постамента опоясан кольцом черного оникса с золотыми символами, странно знакомыми мне, но нечитаемыми. Полукружье Колонн, восемь стоят на выступе позади, центральная девятая – на кольце. Баланс этой странной системы, замок на вратах в местное Инферно. Кто, когда и как его поставил – пока остается тайной за девятью печатями. Но может быть, нам удастся разгадать этот ребус, обрисованный туманными легендами и пророчествами, текста которых никто и никогда в глаза не видел.

Солнце садится, он все ближе. Я начинаю чувствовать его разум и волю, еще не обретшую тяжести могильной плиты, яснее. Он убивал по дороге сюда – отчетливо тянет кровью. Всматриваюсь в лесную темень, начиная различать глухой топот копыт. И такой родной и знакомый, привычный и понятный морозный холод чистой Смерти, источаемый высшей нежитью.

***

В тот вечер я увидел ее в первый раз.

Я ожидал всего, чего угодно. Светящегося зеленью призрака-мага в истлевшей мантии, пафосного старца, демона в конце концов. Но на древних камнях, поражавших воображение своей монументальностью, меня встретила женщина, совершенно не похожая на тех, которых доводилось видеть за всю сознательную жизнь.

Человеком ее можно было назвать только с пьяных глаз. Невысокая и хрупкая, как статуэтка, она передвигалась со странной плавностью, иногда пропадая и появляясь снова. Я мог почувствовать легкий запах лесной чащи, исходящий от нее, мог ощутить жизнь, но не чуял биения крови. Она была теплой и плотной, даже живой, наверное, но… несъедобной? Да, при всей своей циничности это самое подходящее определение. Она была красива – маленькая хищница, с подобранной гривой темно-медных в вечернем свете локонов и глазами цвета еловой хвои. Небольшие подвижные уши, покрытые светлой шерсткой, поворачивались на каждый мой шаг. В тонких длинных пальцах с короткими когтями она неосознанно вертела кинжал, от одного вида которого меня почему-то промораживало до костей – серповидный черный коготь с серебристым травленым узором и призывно сверкающим камнем в навершии короткой, под женскую руку, рукояти, исходил таким морозом, что ритуальный зал Эдвина мог показаться просто комнатой.

Женщина едва заметно улыбалась, но улыбка не касалась глаз. Не холодных, нет. Болезненно-печальных.

– Нет нужды опасаться этого оружия, Каин. Тебе оно вреда не причинит.

Мелодичный, тонкий, чуть с хрипотцой голос.

– Кто ты?

– Всего лишь тень самой себя. Хранитель Равновесия в отставке. Зови меня Намирэ.

– Значит, это ты разговаривала со мной все время?

– Да. Ты хотел ответов на вопросы. Я могу их дать.

– Я прежде всего хочу знать, смогу ли вернуться к прежней жизни.

– Нет. Смерть необратима. Тебе остается или принять этот дар, или освободиться от него, уйдя на перерождение. Но я не верю, что ты готов вот так запросто все бросить.

Что ж, мои опасения только подтвердились. И она права – позволить себе сбежать от проблем самоубийством, как последний идиот, я не мог. Не спеша приближаться к ней, я отвел коня в сторонку и привязал повод к ветке. Четвероногого зверья можно было не опасаться – за всю дорогу через лес мне не попалось никого крупнее грызунов и птиц, а уж люди, судя по нехоженности, здесь давным-давно не появлялись.

Назвавшаяся Намирэ молча ждала. Она спустилась с постамента и присела на нижнюю ступеньку одной из коротеньких лестниц, ведузих на круг.

– Устраивайся, разговор будет… долгий.

Само собой. Быстро ты бы от меня не отделалась.

Однако смотреть сверху вниз неудобно. И я последовал совету, сев так, чтобы видеть ее глаза.

– Тебе пафосно или правду? – спросила она.

– Правду, наверное. Зачем мне показуха?

– Действительно, зачем… времени на это у тебя буднт вдосталь потом.

– Я жду объяснений. О какой игре ты говорила?

Показалось, или она на миг утратила самообладание? Ее спокойный, вроде бы, разум плеснул волнением и тут же снова превратился в непроницаемое зеркало.

– Твой мир воплощен мной.

Я приподнял бровь, не зная, как отнестись к ее словам, прозвучавшим как-то уж слишком обыденно и спокойно, без цветистости и помпезности.

– То есть, ты – бог?

– Нет, – Намирэ качнула головой. – Для бога у меня слишком мало амбиций и самолюбия, к тому же, терпеть не могу, когда меня начинают превозносить. Я даже не создатель этого мира. Его придумали другие. А я решила дать ему – и тебе! – право на жизнь.

Ее слова звучали, как полнейшая дичь. Может, какой-нибудь религиозный фанатик и поверил бы в то, что беседует с высшим существом, но я… нет, я не мог увязать незнакомку с такими вещами. Да и, честно признаться, никогда не задумывался над тем, как и почему мир существует. Он просто есть. Хотя, почему бы ему не быть таким вот образом?

– Я понимаю, поверить сложно. Но мне нет нужды тебе врать. Желая выдать себя за божество, я бы пошла к простолюдинам и показала несколько чудес. А я просто хочу предостеречь тебя и помочь. Отчасти предупредить о том, что тебя ждет.

– Зачем? С чего такой альтруизм?

Теперь она занервничала уже явно, поняв мое неверие. Пальцы сильнее стиснули рукоятку кинжала, прижавшиеся уши выдавали с головой. Нет, боги, демиурги или как бишь их там еще, так себя не ведут. Если существо уверено в своей силе и своем праве, оно не дергается.

Если только она не совсем девчонка по божественным меркам.

– Воплощенная реальность может появиться тогда, когда придумывает историю и рассказывает ее другим так, что слушатели или зрители начинают верить в ее правдивость. Вера – очень мощная сила. Чем больше паства искренне верует в свое божество, тем оно сильнее. Чем больше мыслей притягивает рассказанная кем-то история, тем она реальнее. Только есть одно «но»: такой мир живет ровно столько, сколько длятся описанные события, ни больше, ни меньше.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да. Ты умрешь, как только история будет рассказана до конца. Даже не так – развоплотишься. Перестанешь быть.

Вот теперь я почему-то верил ее словам, от которых повеяло жутью пустоты и абсолютного небытия. Зеленоглазая знала, о чем говорила, знала точно, и это ощущалось. В сумраке быстро наступающей ночи позднего лета ее лицо утратило живость и стало казаться фарфоровой маской, плывущей над ворохом черных одежд. Только это лицо и руки с оружием – вот и все, что осталось от нее. Остальное сожрал мрак.

– И сколько раз я так…

– Не ты. Другие души, воплотившиеся в образ. Но много. Очень много раз.

– Хочешь сказать, что таких Каинов были сотни?

– Ты действительно носишь это имя, мать дала его тебе при рождении, оно твое. Но ты – не образ, а живой разумный. Вернее, не совсем живой или не так, как другие, но это не играет роли. И я хочу дать тебе возможность выйти ха пределы предначертанного.

Намирэ снова умолкла. Ждала моего ответа. А я и не знал, что сказать.

Не каждый день узнаешь, что из-за тебя воссоздают целый мир, кем-то всего-навсего придуманный. Воссоздают – и страшатся сделанного, потому что…

Она впилась в меня взглядом. Вцепилась, ждала ответа, как какой-то спасительной соломинки. Потому что…

Потому что боится моего отказа довериться ее направляющей руке. Ведь мне придется пройти через все то, что заготовлено чьей-то волей, по ее почину. А как же свобода выбора, свобода воли?

Она ответила, пряча глаза.

– Ее нет. Не только потому, что здесь верят в Судьбу, предопределенность и прочее. Это еще одно свойство Воплощенных реальностей – они стремятся идти так, как их задумывали. Даже наш разговор сейчас это часть узора истории, с той лишь разницей, что я говорю тебе намного больше, чем должна была женщина, чье место я заняла.

Мда. Можно было бы и вспылить, но как-то не хотелось. В конце концов получается, что меня вообще бы не было, не реши эта перепуганная леди с чего-то соблаговолить взяться за наш, думается мне, не самый прекрасный мир. Ну да, меня убили, некромант мутит воду, науськивая на коллег по цеху, и неизвестно, чем все это закончится. То есть нет, рыжая-то как раз прекрасно знает. И если решила столь подробно просветить, значит, слепое следование чужим фантазиям – каково, а! – ей невыгодно.

Все тот же вопрос… Зачем? Нет, не так. Почему?

Я и спросил

Намирэ молчала долго и казалось, ушла в себя. Взгляд потух, глаза превратились в драгоценные камни, отражавшие свет луны. Это начало настораживать. Кто она на самом деле? И почему меня терзает ощущение, будто ее самой сейчас и здесь нет? Но через какое-то время блеск глаз снова стал живым, и она ответила. Медленно, тщательно подбирая слова и взвешивая каждое.

– Иногда… В определенный момент жизни понимаешь, что тебе очень нужен кто-то рядом. Но не просто неизвестный чужак, а тот, кого ты ищешь, вглядываясь в лица прохожих, цепляясь за образы, ловя обрывки фраз между книжных строк и слушая истории. Ты ищешь, а найти не можешь, потому что те, кто вокруг тебя, никак не похожи. Инициируя мир по образу, я уже знала, что это будешь ты. Ты мне нужен.

И это «нужен» резануло внезапной тоской.

Она не походила на других женщин, не смотрела на меня влюбленными глазами, как деревенские девчонки, готовые повиснуть на знатном господине, лишь бы получить от него внимание, бастарда, содержание, подарки – насколько у господина щедрости хватит. Она сохраняла достоинство.

Но одно это короткое слово яснее ясного давало услышать всю бездну отчаянного желания быть рядом. Не больше, но и не меньше.

– Извини, другого объяснения у меня нет.

Оно и не могло быть другим. Я это понимал. Подумалось, что на такие шаги идут либо из холодного расчета, в поисках немалых ценностей, либо вот так. Взять с меня нечего кроме меня самого, вздорного характера и, может быть, симпатичной рожи, в чем я сейчас особенно сомневаюсь.

И ведь еще никто и никогда не хотел от меня… меня. Не титула, положения или денег, которых, откровенно говоря, не так уж много, если родовую казну вообще не разворовали в мое отсутствие. Не любезностей, не сомнительных услуг.

Меня. Как есть. В виде вампира

Хотели видеть с собой рядом.

Не в постели. Похоти я не ощущал. На ум пришло сравнение с темной зеркальной поверхностью, которая мало что отражает, но в глубине хранит омут.

Как на такое ответить? Я не знал. Понимание, что жизнь кем-то расписана, запланирована на десятилетия, а может и на века вперед могло бы злить. И, наверное, злило бы, если бы не искреннее желание леди вывести меня за пределы этой… игры в реальность? Она могла бы промолчать, но предупредила, и, похоже, говорить загадками не собирается, все объяснения предельно ясны.

Слишком много «бы» на чаше весов. А с другой стороны – взаимное доверие. И я ведь живу благодаря ей, разве нет?

Живу. И даже смогу заглянуть в Вечность, если повезет.

– Позволь спросить…

– Да?

– Почему ты назвалась Хранителем Равновесия? Чтобы выдать себя за местную?

– Не совсем… Я тебе не сказала ни слова лжи – я таковым являлась еще недавно. Но не Стражем, как принято понимать у вас, а Опорой – это разные вещи.

Пришло понимание разницы смыслов и разницы языков, короткое, сжатое знание. А Намирэ продолжала говорить, повергая меня в еще большее удивление:

– Ваш мир и сама твоя история – всего лишь слабое, причудливо сложившееся отражение нескольких реально существующих миров. Так бывает, люди порой заглядывают, сами не понимая куда, видят образы, которые не могут правильно трактовать, им на ум приходят смутные идеи. Творчество – процесс занятный, логике поддается плохо, особенно там, где присутствует наитие. Поток энергии в момент озарения легко перепутать с белым каменным столбом, представителя хищного разумного вида с вампиром, войны на уничтожение, поверь мне, развязывают везде и всегда. Да и я, в некотором роде, мертва, как и леди Ариэль, которой полагалось бы сейчас пафосно науськивать тебя на Круг. Я не призрак, но и не живое для этого мира существо.

Я вопросительно поднял бровь.

– Тебе лучше не знать, где находится моя дкша.

И еще одним ударом по мозгам короткий образ.

Я решил, что ослепну от непереносимого света, бьющего восемью прямо из камня, застящего глаза, прячущего фигуры мужчин и женщин. И ее – совсем еще девчонку в ритуальных белых одеждах, пляшущую так, словно горит камень под ногами. Я до сих пор не могу передать словами ту тяжесть, что обрушилась на меня мимолетным эхом, тот груз Долга и обязательств, силы и круговерти выживания. Она приоткрыла мне свой разум – треснувший, надломленный, доведенный в какой-то момент до отчаяния и полного нежелания существовать… Но выживший благодаря близким.

Я осознал, чего она ищет на самом деле.

Понимания. Обыкновенного молчаливого понимания, кто мог бы дать старой ране срастись наконец. Я понятия не имел, гожусь ли на эту роль.

Спроста ли белые одежды сменились на черные?

– Работаем? – все так же негромко спросила она.

– Работаем, – ответил я в тон.

Улыбка впервые тронула глаза, и Намирэ протянула мне руку, словно этот жест скреплял договор. Я дотронулся до тонких пальцев, и меня как ударом молнии прошибло. Я и не думал, что тепло ладони может принести такое удовольствие.

– Теперь слушай меня внимательно и запоминай, – ее тон резко изменился, стал деловитым и сухим. – Среди Круга Девяти произошел раскол. Ариэль, Страж Баланса, была убита во время проведения важного ритуала. Убийца магам неизвестен. Но это свело ее супруга, Стража Разума Напраптора, с ума. Сумасшедший менталист – страшное явление. Считается, что под его влияние попали остальные семеро, и молодые, призванные после резни в цитадели Ордена Сэрафан, и старшие. Колонны отражают ментальное состояние их служителей, но, думается мне, причина несколько в другом.

Слухи и сплетни об истреблении святых рыцарей неким вампиром – кто назначил их таковыми, тот еще вопрос – я застал еще мальчишкой. Поговаривали, будто это был чуть ли не сам Янос Одрон, воскресший из мертвых.

– А тебе известно, кто помог ей расстаться с жизнью?

– Мне – да. Это некромант Мортаниус, Страж Смерти. Он же заказал тебя бандитам.

– Эдвин?! – я со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Накрыло яростью и желанием вцепиться ублюдку в холеное горло, размозжив напомаженную головенку о стену, чтоб мозги потекли. На языке вертелся только отборный мат, но я сдержался при леди. Какого х… рожна этот хлыщ… А впрочем, все сходилось. Если он следил, в чем сам признался, если все рассчитал и знал заранее, то, разумеется, он и заказывал. Ни один посторонний в здравом уме в дела Круга не полез бы и уж тем более – не подсылал бы соглядатаев к одному из его членов!

– Технически он не солгал тебе ни единым словом. Вспомни, как он строил фразы. А Эдвин Каммер – его мирское имя, которое за давностью лет попросту забыли. Он действительно сделал все, чтобы ты стал реальной угрозой. И имей в виду, Оракул ненавидит тебя лично.

– За что?!

– За то, что ты сделаешь или не сделаешь в будущем. Провидцы склонны к паранойе. И к тому же, ты вампир.

– Замечательно.

Хорошенькое заявление. То есть Эдвин, прошу прощения, Мортаниус, еще и постарался от всей души, чтобы точно навлечь на меня ненависть своего соратника. Просто прекрасно.

– Зачем было убивать Ариэль, подставлять магов, а потом пытаться их грохнуть моими руками? Тебе не кажется, что одно с другим не совсем сходится?

– Правильно. Потому что первое решение принято не Мортаниусом, а тем, кого пуще нежити боятся маги – Неназываемым Врагом. А второе принадлежит человеку, попытавшемуся исправить то, что сотворил его наездник.

Я вспомнил странные перемены, то и дело происходившие с некромантом, его привычку иногда прерывать разговор, сбегая неизвестно куда, жутковатую зелень в глазах и множество иных мелочей. Мне стало не по себе от мысли, что рядом со мной шастал непонятный демон, способный, наверное, отправить меня на Колесо Судьбы.

Сказки о демонах и Древних были чуть ли не единственным развлечением детворы в нашей глуши. Я мало чем отличался от своих сверстников, живших в деревне за стенами замка, разве что в мое скудное образование входили грамота и этикет. Владеть оружием учили всех – иначе не выжить. Даже девчонки в наших краях вполне могли за себя постоять, случись им столкнуться со зверьем. И уж тем более никто не запрещал нам с сестрой проводить время со сверстниками. Отец говорил – это укрепит основу будущей вассальной верности, сплотит будущую дружину. И, наверное, он был бы прав, если бы в один отнюдь не прекрасный год к нам не пожаловали жрецы быстро набиравшего силу культа Хаш’ак’Гика. К тому времени сестра успела выйти замуж и отбыть с супругом в соседний – хороши соседи, больше месяца добираться! – и я мало что знал о ней, довольствуясь редкими письмами и надеясь, что религиозная зараза обошла ее стороной. Виделись мы и того реже, хорошо если раз в год. А этой весной я приказал им разворачивать коней с порога…