Текст книги "На свои круги (СИ)"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Иона поджала губы, не очень понимая ход его мыслей.
– Ты же знаешь, что меня ищут, что меня убьют, если найдут. Ты спрятала меня, дала мне угол. Я не преступник, не вор, не убийца. Меня убьют, как единственного наследника. Моя жизнь угрожает влиятельному человеку.– Иона смотрела огромными глазами, и Эрвин смотрел в них, понимая, что больше не может лгать или скрывать правду.– Я – сын графа... И это всё,– он дёрнул подбородком, обводя вокруг себя,– не моё. Я не ремесленник. Я должен получить титул и земли, как подобает мне по праву рождения. Понимаешь?
Иона глядела на него удивлённо, потеряв дар речи, потом протянула руки и притиснула к себе дочь кузнеца. Этот мир был ей более понятным и близким, она не верила, что всё это время жила с потомком графа под одной крышей. Он работал, он кормил их, он сражался за неё на судебном поединке... Он говорил что-то не то. Хотя...
– Твой... ваш поединок... Это поэтому вы смогли победить, да?– Она перешла вдруг на «вы», понимая, что, если всё так, если его слова правда, то уже не может быть всё по-старому, и не может она говорить ему без уважения к его происхождению.
– Да, Иона, да. Этим поединком я выдал себя. Раньше я жил здесь, как твой брат, как помощник кузнеца, теперь никто в это не верит. Спроси Витара, он тоже это подтвердит. Я уверен, он это понял. Ко мне уже подошёл один человек и спросил, что я делаю здесь, ведь я не ремесленник? Мне надо уходить. Пока ещё можно, пока ещё слухи не дошли до тех, кто меня ищет. Я не могу здесь оставаться. В своём мире мне будет легче спрятаться.– Эрвин вздохнул и продолжил негромко:– Мне было бы легче уходить, если бы я знал, что ты и мальчишки твои устроены, что вы не окажетесь на улице, что не умрёте с голода. Понимаешь? Я хочу, чтобы ты была с Витаром, чтобы рядом был тот, кто защитит тебя и позаботиться о тебе. Ясно?
Иона, глядя в какую-то точку в пространстве, села на скамью и посадила к себе на колени девочку. Молчала, обдумывая всё, что услышала.
– Ты... Вы могли бы сказать об этом раньше...
– И ты смогла бы жить с этим? Знала бы, кто я, и всё было бы нормально?
Иона вздохнула.
– Не знаю. Наверное, вы правы...– Долго глядела ему в лицо, рассматривая, будто видела впервые.
Хотела, хотела увидеть в нём что-то новое, то, что не замечала раньше, но он был прежним, знакомым, это всё тот же Эрвин, которого она знала.
– Простите, что я не могла дать вам положенного содержания, ухода, что вам приходилось трудиться, чтобы прокормить себя и нас, что я...
– Иона!– он резко перебил её, видя растерянность во взгляде.– Перестань! Хватит!
Она поджала губы, всеми силами стараясь избавиться от нахлынувших чувств. Как она могла не замечать этого раньше? Как не видела этого всего? Его тон, манера держаться, как он ходит, сидит, как говорит с ней. Всё же видно! Как она не замечала этого! Граф, сын графа, аристократ. И она – ткачиха, вдова, бедная, необразованная вдова.
Как она могла спорить с ним, перечить ему? Как смела? И он выступал за неё на этом поединке? Рисковал своей жизнью ради неё? Знал, кто он, и что его ждёт, а всё равно согласился. Он что, настолько был уверен в победе? Да нет, не похоже. Она помнила, как он нервничал и боялся. Он такой же человек, как все, со своими страхами и тревогами.
– Когда вы уйдёте?– спросила тихо, почти неслышно.
Эрвин глядел на неё и на девочку у неё на коленях. Да, она знала, что он скрывает какую-то тайну, хорошо помнила, как он появился у неё, может быть, даже и ожидала от него чего-нибудь, но чтобы вот так – нет. Он – граф.
– Скоро... Надеюсь, что скоро.
– И куда?
– Попробую найти покровителя, мне нужен кто-то, кто сможет помочь мне, кто-то с титулом...
Иона согласно кивала, понимая его мысли, да, у него свои интересы, ей не до этого, ей бы знать, как заработать, да выжить, да мальчишек вырастить. Что ей покровители и их титулы?
– О, а вот и Эрвин вернулся!– Зашёл Витар с сыновьями Ионы.
Сразу же всё смешалось, загомонили о другом, Эрвин только был более молчалив, чем обычно, зато сама Иона болтлива и приветлива, обнимала сыновей и не отпускала с рук дочери кузнеца.
«Она справится... Она сможет прожить без меня... Она сильная... И Витар не бросит её...» Думал, наблюдая за ними, как разговаривают они, как смотрят друг на друга, как дети их окружают их двоих. «Да, она справится... И стерпится, и слюбится. Она молодец».
* * * * *
Ания опустила вышивку и загляделась в окно. В открытые ставни видно, как по голубому небу плыли облака, и среди них носились стрижи. Началось лето. Тёплое солнечное лето, её первое лето здесь, в Дарнте. Первое, и может быть, не последнее.
Да, барон Элвуд немного смягчил к ней отношение, как обещал это в монастыре, откуда забирал беременную жену. Он перестал её бить, перестал быть таким жестоким, как был раньше, в его действиях сохранились холодность и жёсткость, но это уже были новые отношения. Ания подозревала, что это совсем не потому, что в нём проснулась совесть, или он стал вдруг жалеть жену. Нет. Он был охвачен другим, все его мысли, идеи были заняты чем-то посторонним, чем-то более важным, что даже стремление родить сына-наследника ушло на второй план, потеряло былую значимость.
Постоянно приезжали какие-то люди, гостили по несколько дней и уезжали, доставлялись вестовыми какие-то письма, гонцы сновали туда-сюда. Барон стал каким-то задумчивым и отстранённым, всё время думал о чём-то своём. Но даже и в мыслях его не было делиться чем-то с Анией. «И слава Богу...»– думала она.
Со своими сокровенными мыслями барон редко обращал внимание на жену, а уж она радовалась этим временным передышкам. Он приходил к ней, как к жене, но даже в эти моменты близости был занят своими мыслями, быстро оставлял её и тут же уходил. Не бил, не ругал, да, был сух и неласков, но Ания уже и за это возносила молитвы Богородице. Пусть так, пусть всё будет хотя бы так, она радовалась и этому.
Несколько дней назад барон обрадовал, что желает поехать на турнир и хочет взять с собой и Анию.
Турнир? Она никогда не была на турнирах, она читала про них, но никогда не видела своими глазами. Приближение дальней поездки заставляло её нервничать в предвкушении новых впечатлений и ярких событий. Она хотела попасть на этот турнир и боялась, что барон Элвуд передумает и в последний момент решит оставить её дома. Она даже скрывала свои чувства и желания, чтобы муж не догадался и не сделал ей всё в пику. Пусть думает, что ей всё безразлично, что ей всё равно.
Дни шли, а барон не менял своего решения. Затаённая радость и надежда, спрятанные глубоко в сердце, заставляли её глаза сиять, она даже сама боялась этого. Уж скорее бы отправиться в эту поездку, скорее бы покинуть этот холодный замок. Она считала каждый день и готова была лишиться чувств от переизбытка эмоций, когда барон приказал ей и камеристке собирать сундуки в дорогу.
Слава Богу! Слава Богу! Хоть что-то изменится.
часть 12
Эрвин стоял, прислонившись плечом к стене, наблюдал за поющим менестрелем, тот негромко наигрывал себе на лютне.
– Добро теплом твоей руки
Меня коснулось безмятежно,
И звёзды светят с высоты,
И розы пахнут нежно...
Эта песня и эти стихи посвящены баронессе Айрин Одернской. Да, всё получилось так, как предполагал сэр Радли, встреченный в кабаке Виланда. Эрвин пришёл к ней и попросил помощи. Конечно же, он не стал рассказывать ей всё, что было с ним в прошлом, он боялся говорить о коварстве родного дяди. Он тянул время. Может быть, потом, когда немного оглядится, когда поймёт, можно ли довериться кому-нибудь из окружения баронессы, он и расскажет о предательстве, но пока нет.
Сейчас он был для всех бедным рыцарем без наследства, младшим сыном своего отца, оставшимся даже без доспехов и своего коня.
Баронесса Айрин выслушала его с такой любовью и пониманием на лице, что даже не спросила, кто его отец и с каких он земель. Её доброта поистине была безграничной, и Эрвин мог смело подписаться под всеми словами в песне менестреля.
Женщина потеряла мужа и всех детей, последним погиб младший сын, о котором рассказывал Эрвину сэр Радли. Оставшись в одиночестве, баронесса посвятила свои последние годы служению людям, тем, кому нужна помощь, особенно молодым рыцарям, таким, как Эрвин: без земли, без титулов, без громких имён.
Её замок был полон молодых людей, монашек, пилигримов, менестрелей, каждому находилось место и своя забота. Погостив, многие отправлялись дальше, кто-то уходил в монастырь, кто-то отправлялся на службу, находил сеньора, уезжал на турнир.
Первое время Эрвин не верил в бескорыстность баронессы, старался угадать её личные мотивы, между делом выспрашивал у молодых людей из окружения о её отношениях с ними. Но потом понял: нет, она, в самом деле, благочестива и чиста в помыслах, часы проводит в молитвах и переживает за всех, кому дала кров и пристанище. Сердце её полно добра и любви к ближнему больше, чем у большинства из тех, кто обряжён в рясу. Она верила, что, помогая людям здесь, она облегчает участь своим любимым там, на небесах. Она молилась за души супруга и детей, и думала, что помогает и им и себе, конечно.
С первых же дней она приблизила к себе Эрвина, часто приглашала его к себе на совместные молитвы, заставляла его слушать то, что читает ей камеристка, старалась выспросить у него о его тайных желаниях и мечтах, задумчиво трепала его по плечам, и грустно улыбалась, глядя ему в лицо. Одна из старых горничных сказала ему, что Эрвин похож на её погибшего младшего сына, поэтому баронесса так и привязалась к нему. Об этом предупреждал и сэр Радли.
Да, большего и желать нельзя. Он хорошо устроился, он был здесь в своём мире, тренировался среди других ребят, ездил верхом, охотился, участвовал в пирах и праздниках, много времени проводил с баронессой.
Это было временем отдыха и раздумий.
Пока не случилось то, чего он не ожидал. Эрвин уже подумывал рассказать баронессе о своём прошлом, о дяде Вольфе и его предательстве, рассчитывал приобрести в её лице покровителя, но...
Пару дней назад они с ребятами возвращались с конной прогулки и уже во дворе замка заметили гостей. Слуги уводили лошадей, подносили уставшим всадникам кубки с пивом, под ногами сновали вездесущие мальчишки и собаки. На Эрвина и его спутников никто не обращал внимания. И с высоты коня среди спешившихся гостей Эрвин увидел и узнал мгновенно лицо барона Лурра – советника своего дяди, теперь уже графа Гавардского. Эрвин в миг слетел с седла и спрятался за шеей коня.
Что он делает здесь?
Что он вообще здесь делает?
Замок баронессы Айрин всё это время казался ему самым надёжным убежищем на земле, он отдыхал здесь и радовался каждому дню покоя и свободы.
И что же теперь?
Всё не так!
Барон Лурр, дядя Вольф вхожи в этот дом, как почётные гости! Баронесса знает их, она с ними! И она никогда не поддержит Эрвина...
Никогда...
О, Господи! Что же это такое?
Если барон узнает Эрвина среди окружения баронессы, ему не жить. Уж барон постарается выставить племянника своего сеньора в самых тёмных красках. Эрвину и рта раскрыть не дадут, тут же схватят и убьют, даже в тюрьму никто садить не будет.
Что же теперь делать? Как быть?
Но он зря боялся и прятался в самых тёмных закоулках замка: барон Лурр пробыл в Одерне недолго, к вечеру уже и он, и его люди отбыли. Да, всё так, они уехали. Но Эрвин уже не чувствовал себя в безопасности в стенах гостеприимного замка. Это значит, что настала пора уходить. Снова уходить.
Баронесса Айрин, конечно же, не будет рада предстоящему расставанию, она настолько приблизила к себе Эрвина за это время, что иногда даже называла его «сыном».
Поможет ли она? Выручит ли она пожалованными доспехами и конём?
Иногда она это делала, правда, для этого молодые рыцари жили у неё год, а то и два, Эрвин же пробыл у неё месяц, всего месяц.
Предстоял разговор с баронессой, надо было попросить у неё, чтобы отпустила, чтобы не держала зла и обид, чтобы помогла, если сможет и захочет. Доспехи и хороший конь дорого стоят, поэтому баронесса нечасто делала такие подарки. Но, может, не зря Эрвин ходит в её любимчиках? Попробовать стоит. А если нет, то он будет искать другой вариант. Это значит, что снова в дорогу. Значит, искать другого покровителя, того, кто поможет.
А если бросить всё? Вернуться в обитель бегинок, к Ллоис?
Да, там его, может быть, примут, он будет сыт и согрет, рядом будет она, его любимая. Зелёный сад, играющие в мяч мальчишки, звон колокола. Всё тихо и спокойно, мир молитв и женского пения.
Это женская обитель, это мир одиноких женщин. Таких, как Ллоис. Места ему там нет. Да, они примут его, дадут ему угол, но это на время. Если он хочет быть с любимой девушкой, создать семью, он должен иметь свой дом, работу, то, чем он сможет кормить и содержать близких и самого себя. Он же взрослый молодой и самостоятельный человек, чтобы жить из милости одиноких женщин.
«Я – граф и сын графа. Я давал клятву служения, я – рыцарь и воин, мне не нужны чьи-то милости и жалость. Всё, чем я обязан кому-то – бегинки, Ллоис, Иона, баронесса Айрин – я должен вернуть. Я не буду жить в долгах! Я – рыцарь! Я умею сражаться и хорошо держусь в седле, я силён и вынослив! Мне всего лишь нужны конь и доспехи, и я всего добьюсь сам! Я верну себе свои титул и земли! Господь свидетель, я это сделаю!»
* * * * *
Всё казалось ей новым и интересным. Весь город Берд украсили к турниру флагами и вымпелами, все жители надели яркие праздничные одежды. Множество людей заполонило городские таверны и постоялые дворы – не протолкнуться! Это было время турнира.
Постоялый двор, где расположились барон Элвуд и Ания, стоял у самой рыночной площади, поэтому все рыцарские процессии проходили перед глазами молодой баронессы. Она следила за участниками будущего турнира с балкона постоялого двора. Некоторые из богатых рыцарей расположились здесь же, окна их комнат украсили вымпелами с яркими гербами. Всё было красиво и торжественно. Казалось, что турнир – это прекрасный праздник, добрый и весёлый, но вечером, Ания случайно увидела из окна, на скрипучей телеге провезли новые сосновые гробы, пахнущие смолой. И стало страшно.
Турнир это не только праздник, это – возможная смерть. Все эти рыцари, улыбающиеся девушкам, принимающие их цветы, ехали на турнир и думать не думали, что могут покалечиться или даже погибнуть. Молодые, весёлые, смелые – все они могли умереть на этом турнире.
Это омрачило Анию, но грусть эта была недолгой. Прошла ночь, и на утро все печали забылись, всё заполонило ощущение происходящего праздника, торжественного действа, с которым раньше Ания не сталкивалась, только читала и слышала, но никогда не видела своими глазами.
В городских церквях и соборе шли службы, участники турнира причащались и исповедовались. Крестьяне из округи навезли на рыночную площадь товаров, предлагали их, перекрикивая друг друга наперебой. Все мастера распахнули двери своих лавок и мастерских. Выступали бродячие актёры, жонглёры, они пели и играли на музыкальных инструментах, привлекали зрителей акробатическими трюками, глотали огонь и танцевали.
Ания видела всё это с третьего этажа постоялого двора. Спуститься на площадь она не могла, не позволил бы барон, но до самой вечерней темноты, пока ночь не разгоняла всех с площади, Ания смотрела на всё жадными глазами, стараясь впитать, запомнить как можно больше. Всё здесь казалось ей удивительным и необычно ярким: пёстрые костюмы, музыка, множество людей, весёлые песни.
После жизни в замке барона, после монастырской юности, она не могла наглядеться на этот новый мир красок и звуков. Как же благодарна она была Богу и судьбе, что ей выпало пережить такое, за то, что барон не оставил её дома, а взял с собой. Это было здорово! И пусть он не отпускал её в город без своего личного сопровождения, практически не давал свободы, Ания была благодарна ему и за это.
За все эти дни Ания и барон Элвуд посетили богатые дома бюргеров, были приглашены на ужины и обеды, оставались на домашние пиры. Барон всё время был занят какими-то своими делами, что-то обсуждал с хозяевами, будто что-то затевал и искал поддержки. Ании было всё равно. Главное, что он в такие моменты терял её из вида, и она была предоставлена сама себе. Пела, немного танцевала, играла на лютне, общалась с весёлыми хозяйками-горожанками.
Все обсуждали предстоящий турнир, делились идеями, что надеть, где самые лучшие места на галереях, рассказывали об интересных случаях прошлого года. Все были охвачены турниром, все ждали начала его, как великого праздника.
И Ания сама ждала его с нетерпением. Предстояли пешие бои и конные состязания, личные и групповые встречи, уже определялись соперники. А потом, каждый вечер турнирного дня, граф Адерн – устроитель турнира, будет собирать пир. Все рыцари, гости, девушки, жёны баронов и богатые горожане будут там. И Ания ждала этого всего, и турнира, и пира. Сердце замирало в предвкушении, всё тело дрожало в ожидании, будто ощущало подступавшие перемены. Ания чувствовала их, но пока не знала, что это будет, и ждала, ждала всем сердцем.
* * * * *
В первый раз в своей жизни Эрвин принимал участие в турнире.
Баронесса Айрин выслушала его терпеливо и молча, конечно же, она не хотела отпускать его так быстро, она была бы рада, если б Эрвин остался ещё на год или даже на два. Но Эрвин был убедителен и настойчив, он просился на турнир и обещал все свои победы посвятить радушной баронессе. Это тронуло доброе сердце пожилой женщины, она поступила вопреки своим правилам. Обычно она одаривала доспехами тех, кто задерживался у неё надолго, кто за годы жизни в замке становился почти родным. Эрвина же она отпустила по первой же его просьбе, не скрывая грусти в глазах.
Баронесса серьёзно потратилась: недавно она уже сделала подарок одному из парней в её окружении, но для Эрвина она сумела выделить большую сумму, и её хватило купить хорошие доспехи и турнирную лошадь. Со слезами на глазах баронесса Айрин проводила Эрвина на турнир.
И вот он здесь.
Турнир устраивал граф Адерн у стен города Берд. На большой поляне прямо у городских стен построили площадку с длинным канатным барьером и зрительскими местами и галереями, натянули шатры, построили коновязи. Всё заполняли люди: зрители, крестьяне и горожане, рыцари и их пажи, и оруженосцы, герольды и глашатаи, съехавшиеся со всей округи бароны и графы со своими жёнами, сыновьями, дочерьми и воспитанниками.
Всё это увлекало Эрвина. Ему нравилась эта бурлящая людьми и событиями жизнь, нравилось то чувство, что захватывало сердце, нравились бои, от которых дух перехватывало странной смесью страха, волнения и азарта, риска и молодого тщеславия.
За эти дни он успел поучаствовать в групповых встречах, когда сражались конные рыцари командой на команду. Эрвин не получил ранений, лишь несколько ушибов, зато познакомился со многими рыцарями и побывал на вечерних пирах.
Многие уже знали его, да и узнавали по доспехам, ведь на щите и временном гербе Эрвина красовалась голубка баронессы Айрин. Все знали о баронессе и её «птенцах», у двух рыцарей Эрвин сам видел подобных его голубю птиц, расположившихся в четвертях их щитов. Это значит, что они ещё не нашли себе сеньоров и продолжают странствовать с гербами своей покровительницы.
Один из них даже подошёл к Эрвину справиться о здоровье и благополучии баронессы. Да, эта женщина сыграла большую роль в судьбе многих, и Эрвин был в их числе. Если бы баронесса не встретилась на его пути, он бы по-прежнему оставался в среде горожан или ремесленного цеха, и сейчас был бы не участником турнира, а наблюдал за всеми со зрительских рядов, и то не с самых первых.
Для всех Эрвин сохранил своё имя, но был теперь странствующим рыцарем из Одерна. Вряд ли кто-то узнал бы в нём потомка графских корней. Он изменился. Не только внешне, но и внутренне.
На щеке остался шрам, сам Эрвин коротко постригся, да и телом – вытянулся, похудел и стал более подтянутым, жилистым, как молодая сосна, выросшая на холодных камнях скалистого отрога.
Заботы о пристанище, о куске хлеба взрастили его куда быстрее, чем все годы сытой беззаботной графской жизни в безопасном замке.
Теперь он – странствующий рыцарь, озабоченный поиском сеньора, и, если ему не повезёт, Эрвин будет переезжать от турнира к турниру, сияя одернским голубем баронессы на своём щите, и все будут говорить ему «птенец» баронессы Айрин. Ему же хотелось стать слугой нового сеньора, получить свой герб, определиться, наконец, в жизни.
Кто знает, если всё сложится удачно, то именно его сеньор сможет помочь ему вернуть свой титул, свои земли, своё доброе имя.
Но сейчас Эрвин должен был достойно выступить на этом турнире, прославить имя баронессы Айрин, и не получить увечий и травм. В его положении они будут роковыми, придётся распрощаться со всеми своими надеждами.
* * * * *
Левая рука немела, и лёгкая ноющая боль поднималась вверх, до самой головы, от неё, казалось, гудело даже в висках. После перелома прошло уже полгода, а рука всё равно оставалась чужой, той, прежней силы, надёжности в ней не было. И это злило.
Это значит, что в любом бою эта рука может подвести, она не выдержит того напряжения, что должна, а ведь она правит конём, держит щит и, если ранена будет правая, возьмёт и меч, и копьё...
Он понял это с первых же дней турнира, с первых схваток, ещё командных. По жребию их поделили на две группы. В первые два дня шли именно схватки – меле, когда рыцари на конях, группа атакующих и группа защищающихся, рубили друг друга затупленными мечами.
Именно тогда Орвил получил несколько ударов по щиту и почувствовал, что его левая рука потеряла чувствительность и практически перестала слушаться.
Проклятый перелом!
Видно, кости срослись неправильно, и это делало его неполноценным воином, и Орвил скрывал это от всех, может, только оруженосец, помогающий ему во всём, догадывался о чём-то.
К вечеру сил не оставалось, а всех участников турнира приглашали и ждали на банкете, там были танцы и музыка. Все эти дни Орвил не ходил на них, отлёживался в бане в горячей ванне. Пытался унять боль в ноющей руке, приучал себя жить с нею, смириться и не замечать её.
Сейчас он лежал в собственном шатре, глядел в натянутый полог потолка и слушал звуки далёкой музыки. Все на пиру, танцуют и пьют вино, девушки улыбаются рыцарям, вручают призы победителям сегодняшнего дня. А простолюдины танцуют и играют под музыку прямо под открытым небом, их-то музыку и слушал сейчас Орвил.
Кто же сегодня будет победителем? Кого назовут?
Наверное, опять его, того, с голубем на щите. Он из тех, кому помогла баронесса Одернская, странствующий рыцарь без наследства. Вовремя она пригрела его, сделала роскошный подарок. Говорят, это его первый турнир. Первый и такой удачный для него.
Он показал себя ещё в командных схватках, вёл смелые атаки и наносил, по словам соперников, мощные тяжёлые удары.
Орвил усмехнулся. Теперь от этих его ударов руки болят и плечи в синяках у всех, кто с ним сталкивался.
Впереди ещё поединки – джоусты и, скорее всего, этот парень примет в них участие. Он не остановится, будет добиваться новых побед, и, может быть, Орвил ещё встретиться с ним в поединке на конях через барьер.
Орвил вздохнул.
Он и сам-то не думал, что попадёт на этот турнир. Всё складывалось как-то так... странно, будто само собой.
Задумался, вспоминая последние месяцы своей жизни. После того случая в январе с баронессой Анией, когда в ярости отец проклял его, сломал ему руку и отрёкся как от сына, много воды утекло. Как ещё он не убил его собственными руками? Спасибо барону Доргскому, сам случай и божественное проведение привели его с женой в эти дни в Дарнт. Барон Годвин буквально держал разъярённого отца за руки.
Вот это предательство! Такого он точно не ожидал!
До сих пор, через столько месяцев, вспоминая эти моменты в своей жизни, Орвил содрогался от пережитого. От ярости отца, от его гнева, от страха за баронессу.
Что он тогда говорил ей?
Он, кажется, признался ей в любви...
Сколько было нежности и теплоты в его сердце тогда, он вспоминал эти чувства всё это время, хотел запомнить их на всю жизнь, пронести через всё, что выпало на его долю... И тут этот проклятый барон со своей яростью, с проклятьями и болью! Он всё затмил!
Орвил вздохнул.
Всё затмил отец. Всё-всё...
Это потом была дорога, холод и полное отчаяние. Какие доспехи? Какой конь? Этот старый дьявол вышвырнул его из замка в чём был, отправил на все четыре стороны в январе. Конечно, он надеялся, что сын-предатель замёрзнет на улице, сгинет без следа, и, слава Богу. Но барон Годвин и тут помог. Он подкупил охрану на воротах, чтобы пустить по следам опального сына своего оруженосца. Этот верный человек нашёл Орвила и тайно доставил в замок Доргских земель. Как это было, Орвил помнил плохо. С тех событий он долго болел. Обрывками вспоминались лица, фразы, прикосновения рук.
За ним ухаживала баронесса Марин, улыбчивая и внимательная, наверное, она мечтала о большем, может быть, хотела добавить его имя к списку своих побед. Но мысли Орвила были заняты только баронессой Анией, мачехой. Все эти бесконечные дни болезни и тайны в Дорге он думал только о жене своего отца.
Что он сделал с ней? Какая участь постигла её? Жива ли она, в конце концов?
От отца можно было ожидать чего угодно. Если он родного сына чуть не убил, то, что говорить о жене, которую он, видно, посчитал изменщицей.
Как и обещал ей, Орвил молился за неё, каждый день перед сном поминал её имя, просил защиты для неё.
Это потом он узнал, что барон сослал её в монастырь, подальше от себя, узнал и готов был бежать за ней, чтобы увидеть, чтобы забрать с собой. И сам-то не знал, что будет с ним завтра!
И опять вмешался барон Годвин.
Он остепенил его, запретил любые глупости и приказал глубоко в сердце скрыть все свои чувства к молодой баронессе. Он пригрозил тем, что отправит обратно в Дарнт, и больше не будет вмешиваться в «судьбу глупца», как он сказал тогда. На кону были честь и доброе имя барона, а Орвил мог своими поступками навредить человеку, сделавшему столько добра. Это Орвил осознал уже потом, через время. До сих пор помнил слова этого мудрого человека: «Ваши дороги должны окончательно разойтись! Вы должны забыть её раз и навсегда!» И каждое это слово – словно удар в сердце...
И Орвил сдался. Он поклялся, что перестанет искать встречи с ней, что поведёт свою дорогу жизни в другом направлении. Он поклялся, но не забыл...
И здесь, на турнире, он снова увидел её на галереях, рядом со своим мужем, увидел и узнал, и не мог наглядеться через забрало своего шлема.
Вот она! Так близко! Родная... Любимая... Та, чей образ не отпускал его! Та, которой были заняты все мысли, все молитвы! Та, чей облик, чьё лицо он видел во всех ликах Матери Божьей!
Она рядом!
Так рядом, как никогда!
Разве может сейчас думать он о турнире? О больной руке? О парне с голубем на щите?
Нет! Нет и нет!
Он думает только о том, как увидеть её, как поговорить, как открыться ей. Знает ли она, что он жив? Знает ли, что он тут, рядом? Знает ли, что он свободен и сейчас не ниже её мужа по положению?
Да! Да, сейчас он барон. У него есть титул, замок, земли, есть свои оруженосцы и рыцари.
И опять спасибо барону Годвину.
После той клятвы оставить баронессу Анию, барон Дорг рассказал, что у Орвила, оказывается, есть родственники по материнской линии. Жив ещё её отец – барон Альден, дед Орвила.
Этот человек, доживающий последние дни своей жизни, принял Орвила как родного, да он и был его родным, был внуком, сыном любимой дочери. Старый барон никак не мог простить себе, что отдал единственную дочь замуж за человека с противоборствующей стороны, из окружения враждебного графа Гавард. И всё из-за временного перемирия.
Он знал, как она страдала и мучилась по редким крохотным письмам, и чувство вины не давало ему покоя. А когда на пороге появился её единственный сын, барон Альден воспрял духом, он принял внука и тут же объявил его своим наследником, благо, что оспорить этот факт было некому: все братья матери уже покинули этот мир, кто на войне, кто в болезни.
А ещё через месяц и сам барон Альден, нашедший покой в своей душе, перешёл в мир лучше этого, оставив своему внуку и титул, и земли, и всех своих вассалов и обязательства. Так Орвил неожиданно для себя стал бароном Арвинским. Граф Мард, его новый сеньор, признал молодого вассала, сохранил за Орвилом всё, что досталось ему от деда. Такого неожиданного расклада он и представить себе не мог.
Наверное, отец уже знал об этом, никаких секретов из случившегося Орвил не делал. Получалось только теперь, что отец и сын служили разным графам, и не просто разным, а опять-таки противостоящим друг другу, враждующим.
То хрупкое перемирие, достигнутое браками и договорами, еле-еле держалось наплаву. Орвил – плод этого перемирия – ушёл к сторонникам родственников матери, а отец остался среди тех, кто поддерживал графа Гавард. Теперь они противники и по службе своим сеньорам, и соперники по жизни. Вряд ли когда-нибудь они ещё будут вместе сидеть за одним столом, загонять одного оленя и смотреть на одну женщину.
Орвил вздохнул. Мысли снова и снова возвращали его к ней. Она тут. И кто знает, сможет ли он когда-нибудь ещё хоть раз в жизни увидеть её?
* * * * *
Разгорячённый конь скрёб землю копытом, мотал головой и остервенело грыз удила. Рыцари заходили уже на четвёртый заезд, и пока победитель явно не определялся. Равное количество преломленных копий и по два промаха. Зрители боялись отвести взгляд, по галереям царила тишина. Так было всегда, когда завершались поединки, и противники в основном оставались равные по силам, и тогда одного-двух заездов не хватало, чтобы определился явный победитель встречи. Все – каждый из рыцарей! – держались до последнего, каждый хотел стать победителем всего турнира и получить приз.
Ания наблюдала за всем со своего места, и не верила, что видит это. Она плохо разбиралась в гербах и цветах одежд, от всей этой пестроты рябило в глазах, и она просто наслаждалась праздником, ни за кого особо не переживая и не отдавая предпочтений.
Рыцари часто передвигались в окружении пажей и оруженосцев, на поединках были в шлемах, поэтому лиц их Ания не видела или не могла различить в толпе. На пирах по вечерам рядом с ней постоянно была камеристка, да и супруг ревностно следил за тем, чтобы Ания не оставалась вдруг в компании молодых людей, хотя иногда к барону подходили рыцари, чтобы высказать свою признательность или узнать мнение о событиях турнира. Но Ания не обращала на них внимания, чтобы не раздражать мужа лишний раз.
