Текст книги "Враг"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Не надо, малыш. Нам только до Бекровеля добраться, а там все изменится. Дома будет полегче, и… Знаешь, Таррэн сегодня славно бился за нас. Он сильно рисковал, ввязываясь в эту свару, но не отстранился, как светлые, и… Мне кажется, он другой. Ему не все равно, что будет с нашим миром.

– Это не имеет значения!

– Я прошу тебя: потерпи, – вздохнул седовласый. – Эльфы ведь тоже разные: кто-то глуп, кто-то жесток, кто-то слишком мягок или, наоборот, груб… возраст для дурости не помеха. Да ты и сам видел разницу хотя бы на примере наших драгоценных «послов»: хорошо, что хоть чуток помогли со стрелами. А темный не так плох. К тому же заметь: он стерпел все твои нападки, ни разу не попытался прибить и, как ни удивительно, даже на откровенную провокацию не отреагировал. Да и Мирдаис отзывался о нем хорошо, а наше дражайшее величество, как ты знаешь, не склонен к преувеличению. Поэтому очень тебя прошу: наберись терпения и дай ему хотя бы один шанс.

Белик прерывисто вздохнул и тоскливо взглянул на опекуна снизу вверх.

– Я постараюсь, Дядько. Только не требуй от меня слишком многого.

– Вот и славно. А теперь отдыхай, завтра будет долгий день, – Страж мягко улыбнулся, неуверенно погладил пацана по щеке, но как-то очень уж быстро отдернул руку и, будто смутившись, быстрым шагом вышел на улицу. Несколько секунд постоял у приоткрытых ворот, оглядывая опустевшие дворы и разгромленную улицу. Ободряюще кивнул возвращающемуся гаррканцу и, приметив дом, который облюбовали перворожденные, отправился за виднеющейся вдалеке длинной гривой темного.

Да, Серые пределы – это не самое лучшее место для прогулок, и соваться туда с непроверенными спутниками – гиблое дело. Но избавиться от эльфов при всем желании не удастся, а потому следовало уточнить детали на будущее, чтобы четко знать, от кого из них и чего именно можно ожидать.

Таррэн подметил странное выражение на задумчивом лице Стража, затем проследил за массивной тенью гаррканца, торопливо юркнувшего в опустевший сарай, и с досадой признал, что планы в отношении его молодого хозяина придется отложить на потом. Но это не страшно. Главное – до заставы добраться, а там, как и сказал Урантар, все действительно изменится.

Герр Хатор, к огромной радости местных, не пожадничал: оставил столько припасов, сколько смог изъять из собственных обширных закромов. Разумеется, в скором времени это создаст каравану определенные трудности, но не помочь подавленным людям было нельзя. К тому же опытным караванщикам заниматься охотой не впервой, а если в ней еще и эльфы поучаствуют, то проблемы разрешатся сами собой.

– Урантар, ты куда опять племянника подевал? – со смешком поинтересовался Весельчак, гарцуя на гнедом скакуне возле закрытых ворот, к которым подтягивались последние повозки. Деревенские собрались здесь же, с теплыми и признательными улыбками провожая гостей, которым были стольким обязаны. Аарон по такому случаю даже переобулся в добротные сапоги, взял в руки украшенный резьбой посох, нацепил поверх рубахи длинную белоснежную хламиду и теперь сильно смахивал на мага-отшельника, коих много развелось в последние годы. Усталые женщины нашли в себе силы принарядиться, дети с любопытством высунулись из-за частично восстановленных заборов ломов, а мужики натянули свежие рубахи и пригладили волосы. – Мы давно готовы, только вас и ждем!

– Тут я, тут, – недовольно буркнул Белик, выводя из сарая бодрого гаррканца. – Зачем же орать с утра пораньше?

– Наконец-то! Ты чего такой вялый? За целый день не успел выспаться?

– А ты не успел наговориться? Или прицепиться больше не к кому?

– Может, и не к кому.

– Тогда приценись к Молоту: будет гораздо больше толку.

Рыжий пренебрежительно фыркнул.

– Чего к нему лезть-то? Он шуток не понимает!

– Зато может хорошо дать в морду, – проворчал мальчишка, вскакивая в седло.

Аркан и Ирбис, крутящиеся неподалеку, хохотнули, деревенские с трудом сдержали улыбки, даже Гаррон соизволил обернуться и растянуть губы в понимающей усмешке.

– Вот паршивец, – вздохнул Весельчак, подъезжая ближе и намереваясь отвесить пацану подзатыльник.

Но Карраш, как оказалось, тоже был не в духе: неожиданно заржал так, что перепуганный конь под ланнийцем с придушенным визгом шарахнулся и едва не встал на дыбы, а его хозяину пришлось с проклятиями ухватиться за поводья, чтобы не свалиться в пыль. После чего остальные расхохотались еще пуще, а Белик с самым невозмутимым видом проехал мимо.

Все еще посмеиваясь, Ивар на пару с родичем оттащил тяжелые створки, пропуская длинную вереницу телег. Затем кинул взгляд на нещадно вытоптанное поле и обмер: у самой кромки поля, словно бесценный дар небес, виднелись три лосиных туши – крупные, мощные, мяса хватит не на одну неделю. А рядом с ними притулился молодой кабанчик – свежий, совсем недавно забитый, даже кровь в крохотной ранке возле левого уха не успела толком свернуться. И все это несусветное богатство было, похоже, ничейным.

– Эт-то еще что такое? – ошарашенно крякнул Весельчак, завидев забитых животных.

– Откуда они взялись?! – изумленно привстал на стременах Гаррон.

– Торково копыто! Аарон, живем! – восторженно выдохнул Ивар, неудержимо расплываясь в широкой улыбке. – Это сколько ж добра… теперь точно дотянем до подмоги!

Селяне один за другим высыпали за ворота и с восторженным видом переглянулись: для разоренной деревни эти четыре туши станут настоящим спасением! Это восполнит их утраченные запасы! Значит, голод закончился, и деревня еще сможет подняться! Дети теперь непременно выживут! Но кто? Откуда? Как сумел, если всю живность должны были распугать волки? Всего за одну ночь?!

Староста растерянно обернулся к своим и беспомощно развел руками.

– Понятия не имею.

Герр Хатор при виде его изменившегося лица громогласно расхохотался и ободряюще хлопнул старика по плечу.

– Вот видишь, Аарон, есть боги на свете! Гляди, какой подарок тебе приготовили! Бери и благодари небо за эту удачу!

Перворожденные при виде подарка мудро промолчали. Зато выразительно глянули на невозмутимого Стража, едущего впереди каравана. Но Дядько ничем не показал, что причастен к случившемуся. Зато Карраш недовольно фыркнул, с нескрываемым раздражением покосившись на счастливые лица людей, затем – на нетронутые туши, от которых ему не позволят отщипнуть ни кусочка, и окончательно надулся. Но Белик успокаивающе погладил мощную холку, что-то шепнул в черное ухо, и гаррканец так же быстро присмирел. Только сверкнул напоследок хищными глазами, в которых промелькнули изумрудные огоньки, и потрусил вслед за быстро удаляющимися повозками.

– Как спалось? – преувеличенно ласково осведомился Дядько, едва с ним поравнялся отчаянно зевающий племянник.

– Отвратительно. Все какие-то погони снились, леса, охота…

– И как, много сновидений удалось наловить?

– Не. – Белик снова сладко зевнул. – Самые главные жертвы все-таки успели ускользнуть.

– Опять волки? – коварно улыбнулся опекун.

– Кролики. Шустрые оказались, сволочи, так и скакали по кочкам, так и скакали, паразиты ушастые. Совсем замаялся. Пришлось плюнуть на все и просыпаться. Да еще Карраш проголодался, пришлось вставать и искать ему корм. Потом он хрустел на весь сарай, шумел, сопел, капал слюнями, топтался над самой головой…

Гаррканец протестующе фыркнул.

– И не спорь, – наставительно заявил мальчишка. – Ты мне полночи спать не давал, и это – неоспоримый факт. Вот вернемся домой, я к себе Траш возьму, потому что она не такая привереда, как некоторые: то ему солома жесткая, то иголки колют…

– Кто такая Траш? – немедленно полюбопытствовал Весельчак. – Невеста? Подруга? Знакомая?

– Красавица моя, – с нескрываемой нежностью протянул Белик, не заметив высунувшихся наружу девичьих головок, напряженно прислушивающихся к разговору. – Мое чудо, мое сокровище… нет, наше общее… да, Каррашик? Правда, она чудесная?

Гаррканец издал воркующий звук.

– Вот. Он тоже подтверждает, что Траш – замечательная. Лучше, чем она, на свете нет существа. Честное слово! Моя малышка – это действительно нечто особенное!

Белик мечтательно улыбнулся, на что Илима резким движением задернула полог, Урантар загадочно усмехнулся, а караванщики переглянулись.

– Не рано тебе мечтать о сокровище, а? – со смешком осведомился один из возниц. – Тебе сколько лет-то, пацан?

– Сколько есть, все мои, дылда.

– Что-о-о?! А по морде не хочешь?

– Подставляй, – с готовностью обернулся Белик и широко улыбнулся при виде вытянувшегося лица возницы, которого только что ловко уел.

Рыжий громко гоготнул и с восторгом хлопнул стервеца по плечу, от избытка чувств даже забыв, что тот совсем не великан, чтобы выдерживать такие вот дружеские похлопывания. Но мальчишка только тряхнул головой, дерзко показал язык и направил вперед своего скакуна, пока потерявший дар речи возница не нашел слов покрепче, чем невнятные «а-а-а», «ы-ы-ы» и «я тебе потом…»

– Ну вот, а говорят, это эльфы настолько развратные, что с малых лет шастают по бабам, – протянул Ирбис, провожая глазами шустрого мальца, и привычным движением погладил бритую макушку. – Гляди-ка, чего наш пацан вытворяет. Почище ушастых будет!

Белик неожиданно притормозил и обернулся.

– Не надо сравнивать меня с эльфами, – тихо сказал он. – К тому же ты не прав: они вовсе не развратные, просто физиология другая, оттого и потребности несколько завышены. И то, что для вас – норма, для них – непростительный минимум.

– Че-чего?! – оторопело закашлялся воин.

Белик удивленно приподнял бровь:

– Ты разве не знал? Для эльфа в порядке вещей провести в постели несколько часов. Причем отработать всю программу от заката до рассвета без перерыва, потом встать, часов двенадцать провести на тренировочной площадке и вернуться домой с искренним желанием продолжить. Но самое забавное в другом: оказывается, их распрекрасные (чтоб им провалиться!) эльфийки этого рвения совершенно не ценят!

Караванщики разинули рты. Нет, они, конечно, слышали про некоторые странности в поведении перворожденных: слухов вокруг этого деликатного вопроса ходило видимо-невидимо. Особенно в последние пару сотен лет, когда эльфы стали чаще заводить порочащие связи со смертными. Но бабы – это ж такой ненадежный народ, что готовы наплести хоть с три короба, лишь бы покрасоваться перед смазливыми соперницами. Особенно если удалось завлечь на ночь столь редкого гостя, как изголодавшийся по женской ласке эльф.

Бабам-то что? Дело молодое, лихое. Можно даже сказать, престижное. Вот и врут потом без запинки, что красавец-любовник в порыве страсти чуть не замучил «несчастную» до полусмерти. Но большинство людей и сегодня сходились во мнении, что слухи про ненасытность перворожденных не больше чем бабские выдумки. Да и представить себе такую «ночь любви» было действительно сложно: ушастые, конечно, страх какие выносливые, но все же не настолько.

– Белик!

– Да-да, подруги у них обычно против такого положения дел, – невозмутимо продолжил пацан, словно не заметив предупреждающих взглядов. – Их в принципе гораздо меньше, чем мужчин, и они… ну, не то чтобы совсем бесчувственные, просто никому не надо столько. Вот и выходит, что бедным мужикам это здорово портит планы на чудесное времяпрепровождение в романтические вечера. Полный пшик и сплошное разочарование. Не повезло ушастым с дамами, а?

– Белик! Ты чего городишь?!

Пацан снова пожал плечами:

– А что? Эльфийки, между прочим, плодовиты только в первые несколько сотен лет. И пока сохраняют способность к зачатию, охотно принимают кавалеров. Но время проходит, годы текут, как вода, мотив для продолжительных отношений исчезает, а партнер по-прежнему настойчив… какая женщина выдержит такой темп? Нечасто, зато качественно? Ты хоть одну девку знаешь, что может день и ночь без перерыва? – Пацан выразительно оглядел вытянувшиеся лица и удовлетворенно кивнул. – Когда живешь не одну сотню лет, даже самые пылкие чувства остывают. Потом от них остаются только воспоминания, затем и вовсе – одна скука. Вот и получается, что дамам нужно частое разнообразие в постели, а их кавалерам, напротив, долговременная стабильность. Которая, к сожалению для них, очень быстро сходит на нет. А ты хоть понимаешь, мой лысый друг, что это значит?

Ирбис, пребывая в полнейшем замешательстве, оторопело потряс головой.

– Это значит, что ушастые, хотя никогда в этом не признаются, вынуждены искать себе партнеров среди других рас, – безжалостно отрубил Белик. – В том числе и среди людей, которых они так сильно презирают. Или думаешь, зря они в последнее время повылазили из своих лесов? Сперва светлые, а потом и темные? Так у них просто выбора не осталось, вот и ползут сюда, как тараканы! Было время, когда эти связи и у нас и у них считались порочными, осуждались и слыли сущим проклятием. Говорят, когда-то отступников даже убивали. Но теперь… Э-э-эх, как жаль, что все изменилось. Со временем все притерпелись, признали, а союз человека и эльфа стал вполне допустимым. Отсюда – неуклонный рост числа полукровок, плавное слияние обеих рас и редкие отщепенцы, стремящиеся любой ценой сохранить чистоту крови.

Аркан ошарашенно переглянулся с рыжим приятелем, не в силах осознать, что такие жуткие вещи им выдает пацан, едва достигший порога зрелости. И выдает с полным знанием дела, так гладко и складно, что аж жутко становится. Неужели правда?!

– А знаете, чем заканчивается столкновение безумца, радеющего за чистоту своей расы, и довольного жизнью полукровки? – вдруг холодно улыбнулся мальчишка, заставив воинов непроизвольно замереть. – Смертью одного из них. Нетерпимость перворожденных к таким потомкам превышает все разумные пределы, и они редко утруждают себя этическими нормами по отношению к «не своим». «Пришел, увидел и убил», – как любил говорить их владыка Изиар… Ну, до того как закончилась эпоха расовых войн. Так что число полукровок и сейчас сравнительно невелико. Но в этом, к счастью, есть одна хорошая сторона, ради которой даже я готов принять сложившееся положение дел.

Аркан с рыжим резко посерьезнели и осторожно посмотрели на слегка напрягшиеся спины в плащах – эльфы ехали опасно близко от разоткровенничавшегося мальчишки.

– И… какая же? – наконец, нерешительно спросил он, все еще тревожно косясь на остроухих.

– Перворожденные вымирают как раса, – непривычно жестко усмехнулся Белик. – Растворяются среди других народов, постепенно теряют чистоту крови и все чаще оставляют после себя полукровок, которые всего через пару поколений окончательно утрачивают сходство со своими прародителями и становятся обычными людьми. Когда-нибудь придет время, и эльфов не останется вовсе… Эх, дожить бы! Тогда и посмотрим, кто был прав в эпоху войн. Может, Изиар именно поэтому хотел уничтожить быстро разрастающееся человечество? В самом начале, когда мы были слишком слабы? Может, он уже тогда знал, в какой тупик зайдет его народ? Да только теперь поздно: даже ему пришлось признать за нами право на существование, а теперь мы и сами способны за себя постоять. Тогда как ушастых с каждым столетием становится все меньше. И это, по моему мнению, просто прекрасно.

– Белик! Откуда ты так много знаешь об эльфах?! – не выдержал, наконец, Ирбис.

Пацан сверкнул глазами и кротко ответил:

– Просто стараюсь следовать древнему правилу короля Миррда. Вот и все.

Очутившись на перекрестье взглядов, он резко отвернулся и, будто испугавшись собственной откровенности, послал Карраша в галоп. В полнейшем молчании обогнал тяжело идущие повозки и скрылся за ближайшим поворотом, оставив караванщиков ломать голову и недоуменно хмурить брови.

Аркан с Весельчаком проводили его долгими взглядами, но вскоре пожали плечами, а молчавший дотоле Молот многозначительно возвел глаза к ослепительно-синему небу.

– Что за правило? – задумчиво почесал бритую макушку Ирбис.

– Друга следует знать хорошо, а врага – как себя самого, – бросил через плечо придержавший коня Таррэн, заставив воинов дернуться и с внезапной дрожью осознать, что чуткие уши перворожденного наверняка слышали если не весь, то почти весь разговор. И это грозило люто ненавидящему его мальчишке серьезными неприятностями.

Гаррон аж в лице переменился, представив на миг, чем это может закончиться. Но эльф просто отвернулся и нагнал светлых собратьев, продолжив тихую размеренную беседу, которую так неожиданно прервал. Он казался по-прежнему спокойным, вполне благодушно поглядывал по сторонам и временами даже улыбался, вот только зеленые глаза были странно задумчивы, да тонкие пальцы ласково, словно в предвкушении, поглаживали рукояти верных клинков.

ГЛАВА 9

На очередном привале Белик, как всегда, натаскал воды для суровой кухарки, чем заслужил очередной поощрительный взгляд, почти милую улыбку и ласковое похлопывание по плечу. А еще – совершенно неожиданное, но весьма щедрое обещание сохранить ужин горячим, что в устах донны Арвы приравнивалось как минимум к признанию в любви. Затем он с готовностью помог разжечь костер, выволок из повозки внушительный мешок с провизией, начистил овощей, натаскал веток для костра, вырыл за дальними кустами глубокую яму для отходов, беспрекословно вылил туда помои, с готовностью предложил помочь еще чем-нибудь… и с каждой проходящей минутой Дядько все больше недоуменно вскидывал брови.

– Белик, ты здоров? – наконец, спросил он у исправно трудящегося племянника.

Пацан мрачно покосился на костерок перворожденных, вокруг которого готовились к заслуженному отдыху светлые, но Таррэна рядом не нашел и мотнул головой. В этот же момент требовательно топнул копытом Карраш, причем с таким возмущением, что Белик поспешил отвести взор и как можно скорее вернулся к утомительным обязанностям.

Страж озадаченно почесал затылок, однако переспрашивать не стал.

– Откуда такое рвение? – изумился рыжий. – Или, может, подсобные работы нынче в почете? Эй! Мужики, кажется, мы здорово прогадали – вот как надо завоевывать женщин. Берите пример с малыша. Никак он глаз положил на нашу милую Арву?

Весельчак оглушительно гоготнул, когда Белик на мгновение оторвался от перемешивания густого варева в общем котле и изумленно вскинул голову. В голубых глазах на несколько секунд появилось раздражение, затем – понимание, которое совершенно неожиданно сменилось нескрываемым ехидством.

– Дурак ты, рыжий, – беззлобно фыркнул он. – Сколько лет на свете прожил, а до сих пор не можешь сообразить, в чем наше с тобой основное отличие.

– Точно! – громко восхитился Гаррон, а вот Дядько почему-то закашлялся. – Такого бабника, как наш рыжик, трудно отыскать!

Здоровяк Молот важно кивнул:

– Подтверждаю. Помню, был как-то случай…

Но закончить ему не дали: ланниец воинственно выпятил грудь и, пригладив рыжие вихры, придвинулся к ехидно скалящемуся пацану.

– Опять напрашиваешься? Я с тобой, между прочим, еще за утро не рассчитался. Ну и в чем-то же наше различие, мой сопливый друг?

– Не в размерах, как ты сейчас подумал, – дерзко ухмыльнулся тот. – Тут мне с тобой потягаться сложно, согласен. Просто, как оказалось, ты до сих пор не знаешь, чем простая баба отличается от настоящей женщины. Но, что самое главное, еще и понятия не имеешь, с какой стороны к ней подойти…

– Ах ты, засранец!

Белик, выронив поварешку, ловко увернулся от подзатыльника и под дружный гогот юркнул в кусты. Оттуда донеслось сдавленное хихиканье. Рыжий ринулся было следом, нашаривая по дороге что-нибудь поувесистее, но быстро растерял весь пыл: заросли проклятого храмовника были повсюду, того и гляди, штаны оставишь на этих дрянных колючках. Он зло сплюнул, безнадежно отстав от ловкого сопляка, выдернул из штанины длинный шип и, нехорошо помянув богов, допускающих такую вопиющую несправедливость, вернулся обратно к умирающим от смеха попутчикам.

– Хватит ржать!

– Гы-гы-гы… Давно тебя так не опускали! – не на шутку развеселился Аркан. – Ой, не могу! Это чтобы рыжему намекнули, что он ни фигасечки…

– Заткнись!

– Все-все, умолкаю, – сдавленно хохотнул приятель.

– Вернется обратно – удавлю! Чтоб его комары до смерти зажрали! Что б ни одна девка в его сторону не взглянула! Да чтоб у него не вырос до конца дней…

– Ирбис, ты слышал?

– Гляди как завелся, – задумчиво произнес мечник, делая вид, что не замечает перекошенного лица друга. – На пустом месте наверняка не стал бы…

– Что?! – окончательно взвился побагровевший от гнева Весельчак. – Да я… да у меня столько было… хватит ржать, я сказал!

Караванщики снова слаженно гоготнули, и рыжий понял, что угрожать и метаться по поляне бесполезно: проклятый мальчишка сумел так его подставить, что теперь на глаза будет стыдно показаться. Мелкий паршивец! Разве что свернуть сопляку тонкую шею, но тогда все точно решат, будто пацан совершенно прав, и от этого станет еще хуже.

Весельчак обвел рассерженным взглядом истерично хохочущую компанию, с досадой сплюнул и отправился прочь – ждать, когда ржущие как кони приятели угомонятся. Иначе потом до ночи будут показывать пальцами, а дрянной мальчишка и вовсе станет героем этого вечера.

– Убью! – прошипел воин, раздраженно отбросив с дороги хлесткие еловые лапы. – Вот найду и убью, слово даю!

– Боюсь, это не поможет, – раздался откуда-то сбоку преувеличенно сочувствующий голос Дядько, и Весельчак мгновенно застыл, так и не донеся ногу до земли. Никак заметил его седой? Нет уж, встречаться с таким здоровяком в его планы не входило. Не пора ли поворачивать, пока по шее не надавали?

Рыжий обратился в слух, лихорадочно подыскивая укромное местечко, куда можно юркнуть в случае, если грозный опекун действительно его услышал. Но, как оказалось, зря тревожился – Дядько на шевеление в кустах даже внимания не обратил. По крайней мере, голос у седого был совсем не таким, как если бы он понял, что за мысли бродят в голове у взбешенного ланнийца.

– Слезай, малыш. По-моему, он настроен серьезно, – снова посоветовал Урантар.

– Еще чего, – буркнул в ответ невидимый Белик. – Мне и тут хорошо.

Следом донеслось возмущенное фырканье гаррканца.

– Мм, мне кажется, он имел в виду, что ты поступаешь нечестно. – Кажется, седовласый едва сдерживал смех. – Карраш всегда очень настойчив, и, если ты не спустишься с дерева сейчас, будет караулить до самого утра… О! Вот теперь я понимаю, чего ты так не хотел уходить от огня! Думаешь, Арва тебя спасет? Кстати, чего ты ему наобещал?

– Танец.

– Совсем спятил?!

– Иначе его было не уговорить, – совсем несчастным голосом отозвался пацан. – Но кто ж знал, что он захочет именно сегодня?! Где я ему найду подходящую глубину?! А нырять с головой в полутьме?! Я не самоубийца, в отличие от некоторых! И вообще, тут ни раздеться, ни обсохнуть нормально не дадут! Куда мне деваться от толпы гогочущих мужиков, а?!

Гаррканец заурчал и, кажется, попытался цапнуть зубами ствол дерева, где укрылся расстроенный хозяин. По крайней мере, донесшийся до ланнийца скрежет этому вполне соответствовал, и только тогда Весельчак окончательно понял, что увлекшиеся спором родственники его не заметили.

– Карраш, не лезь! Я тебе позже сыграю! И танец будет, но не сейчас! Оставь меня в покое, слышишь?!

– По-моему, ты зря стараешься, – заметил Дядько. – Надо было сразу обговаривать условия, а теперь он не отступится: будет караулить до утра, а там тебе придется слезть. Или выполнять свое обещание днем, или торчать на верхушке до скончания эпохи.

– Гр-р-р! – подтвердил гаррканец, царапая копытами землю.

Мальчишка тихо взвыл.

– Проклятье! Карраш, неужели нельзя было отложить до дома?! Боги! Ну, почему с нами пошел ты, а не Траш?! Ну почему ты так любишь воду?! Ты ж не утка! Дядько!

– Во-первых, Траш нельзя уходить далеко от дома, – безмятежно отозвался Страж. – Во-вторых, Карраша нельзя оставлять одного. В-третьих, нам все равно нужен был надежный спутник. В-четвертых, ты сам решил, что так будет лучше. И, наконец, в-пятых, этим утром ты наобещал ему невесть что, а значит, слезай и делай, пока на твои вопли не сбежалась вся округа. Надеюсь, у тебя запасная одежда еще осталась?

Весельчак бесшумно прокрался меж двух пышных кустов, змеей проскользнул мимо колючих веток и осторожно выглянул из-за пышной листвы. Каково же было его изумление, когда на опушке, откуда была видна стремительная и бурная река, обнаружились все трое участников спора: оба родственника и ненормальный вороной, в котором было больше от хмеры, чем от благородного скакуна.

Неистовый гаррканец казался возбужденным – он безостановочно кружил возле могучего дуба, нарезая вокруг него круги, как хищник вокруг жертвы. Временами с вожделением поглядывал наверх. Пару раз даже привставал на задние ноги, пытаясь передними дотянуться до толстой ветки, но лишь разочарованно фыркал, отступал и снова принимался за странный кросс. Ну, как есть хищная бестия! Того и гляди, грызть начнет! А какие следы оставили его копыта! Будто когтями кору процарапал!

Белик с крайне недовольным видом восседал чуть ли не на самой верхушке дерева и мрачно смотрел на упрямую скотину, которой в голову пришла очередная блажь. Время от времени с надеждой косился на опекуна, но тот даже не думал вмешиваться – непринужденно прислонился к одной из сосен и деловито чистил ногти, терпеливо ожидая окончания развернувшейся драмы.

– Дядько-о!

При звуках этого плачущего голоса Весельчак ухмыльнулся и почувствовал себя почти отмщенным. Ага! Значит, здорово припекло сопляка, раз до сих пор не решается спуститься! Пусть-ка злобная зверюга хорошенько цапнет за особо чувствительное место, и тогда он надолго запомнит, наконец, каково это – веселиться за чужой счет!

– Дядько, скажи ему!

– Это твой зверь.

– Ну и что?!

– Он меня не слушается.

– Ты даже не пытался!

– И не стану. Хватит с меня Траш, но к ней я хотя бы привык, а этот дикарь до сих пор не может запомнить, кого можно кусать, а кого – нет. Лучше смирись и слезай по-хорошему.

Карраш признательно покосился на невозмутимого дядьку, довольно рыкнул, получив от него столь явное одобрение, и вдруг решился: прямо с места совершил такой головокружительный прыжок, что у рыжего некрасиво отвисла челюсть: два человеческих роста от земли! Без разбега! Да еще и копытами вцепился в кору, будто действительно когти отросли! А зубами впился в ветку так, что та отчетливо хрустнула! И ведь почти достал!

Белик придушенно пискнул, но толчок массивного тела был так силен, что кряжистый дуб содрогнулся до основания, а не ожидавший такого коварства пацан все-таки сорвался и с воплем полетел вниз. Правда, рухнуть на землю не успел: счастливо заурчавший гаррканец, оттолкнувшись от ствола копытами и извернувшись совершенно неимоверным образом, перехватил хозяина прямо в полете. Ловко цапнул зубами за воротник, а затем с видом победителя потрусил вниз, к реке, не обращая ни малейшего внимания на возмущение Белика.

– Карраш! Пусти, чудовище! Я не шучу! Пусти сейчас же! Карра-а-аш…

Дядько хохотнул, но вмешиваться снова не стал. Подхватил вещи племянника, в числе которых, разумеется, оказалась и замотанная в ткань палка, которую он предусмотрительно взял за специально прикрепленную веревочку, и отправился за пацаном. Заинтригованный до крайности рыжий пополз следом, держась от Стража на почтительном расстоянии.

Достигнув крутого берега, гаррканец подозрительно легко спрыгнул вниз, нимало не озаботившись ни высотой, ни ненадежным песочным склоном под ногами. Просто сиганул с обрыва как с крыльца, каким-то шестым чувством ощущая, где можно опереться, а где не стоит доверять коварной почве. Внизу незнакомая речка широко раздавалась в стороны, образуя подобие заводи, где сильное подводное течение почти не ощущалось. Прибрежные кусты здесь надежно скрывали берег от любопытных взоров.

У самой воды Карраш внимательно огляделся, но убедившись, что высоких деревьев поблизости нет, сжалился и наконец выпустил пацана.

– Ну и гад же ты! – с отвращением выдал Белик, поднявшись на ноги. – Ладно… Ладно, я сказал! Твое счастье, что я обещал, а то влупил бы сейчас от всей души. Да так, что ухи бы отпали. И не скалься, паразит! Будет тебе танец. Дай только переодеться, а потом, так и быть, сыграю. Все равно ведь не отстанешь, чудовище.

Гаррканец умильно вытянул губы трубочкой, порываясь обслюнявить любимого хозяина, но тот брезгливо отпихнул коня и, подхватив дорожный мешок, с бурчанием отправился в ближайшие кусты, откуда вскоре донеслось шуршание и приглушенная ругань сразу на нескольких языках. Причем если бы сторонний наблюдатель стоял поближе, то с удивлением признал бы и сочный орочий, и отрывистый гномий, и даже певучий эльфийский фольклор. Но к тому моменту, как Дядько и никем не замеченный Весельчак добрались до берега, Белик уже успокоился и успел сменить дорогие одежды на простую холщовую рубаху, из-под которой выглядывал плетеный шнурок из кожи горной ящерицы, кожаную жилетку и такие же грубые мешковатые штаны.

Раздраженно протопав босыми пятками по кромке воды, пацан вернулся к Каррашу, рывком расстегнул подпругу, сбросил седло, затем снял узду, кинул на них свой походный костюм, сапоги и метательные ножи, а затем легко вскочил на широкую спину гаррканца.

– Присмотри за вещами, – угрюмо бросил мальчишка улыбающемуся опекуну и обреченно взглянул на полноводную реку, в которой уже отражались первые звезды. – Пошли, чудовище. И кто меня только за язык дернул?

Карраш тихо заурчал и плавно вошел в реку. Белик только вздохнул, когда прохладная вода намочила ему штаны и рубаху, а затем подошла к самому горлу. Но гаррканец даже не замедлился.

Весельчак с растущим изумлением следил за их быстро удаляющимися головами, лихорадочно вспоминая все, что только слышал об этой необычной породе лошадей. Однако так и не смог выудить из памяти никаких сведений о любви этих животных к купанию. Вроде не должны они так уверенно вести себя на глубине? Не должны плавать, подобно мифическим русалкам? Но Карраш совершенно спокойно удалялся, чувствуя себя в воде более чем уверенно. И остановился только тогда, когда достиг середины разлива.

Изумленный воин не сразу понял, зачем могучий гаррканец забрался в такую даль, для чего вдруг медленно пошел по кругу, с каждым витком расширяя невидимую спираль и заставляя спокойную реку волноваться. Но тут мальчишка поднял руки, поднес что-то ко рту, на миг задержал дыхание… и Весельчак обомлел, расслышав негромкие, ни с чем не сравнимые звуки эльфийской флейты.

Когда-то давно, почти в прошлой жизни, когда ему довелось пересечься с отрядом бессмертных, он уже слышал эти чарующие ноты. Слышал, но до сих пор не мог забыть, потому что они поразили его до оторопи, до полного забытья, в какие-то жалкие минуты заставив душу плакать и смеяться, выть от тоски и ликовать от необъяснимого счастья, растворяться в незнакомой мелодии, как в объятиях любимой женщины. Они вырвали его из привычного окружения, погрузив на мгновение в полный чудес мир, растворили в себе, убаюкали, посулили вечное блаженство… а потом безжалостно вышвырнули обратно, в жестокую реальность, оставив после себя чувство щемящей тоски, грызущее понимание собственного несовершенства, странную нежность к открывшемуся чуду и сожаление, что больше никогда в жизни он не сможет вернуться в это волшебное мгновение.