Текст книги "Паноптикум (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Прикрыла глаза, заталкивая внутрь дрожь и зуд бьющие тело, потому что я не могла его коснуться. Он снова отодвинется. Дразнит. Соблазняет и так на все готовую меня, которая за ощущение тепла его кожи под пальцами готова была взвыть. Его не было рядом слишком долго. И то, что он сейчас делает просто садизм.
Отступила назад. Неверными пальцами снимая пальто. Отбрасывая его на низкий журнальный столик у дивана и не отпуская взглядом его глаза, полнящиеся горячими тенями обещанного. Ноги уперлись в диван и я почти села, но он резко отрицательно качнул головой, закладывая руки в карманы брюк. И повел подбородком вверх. Подсказывая сесть. На спинку дивана.
Усмехнулась. Задержала дыхание, почти уходящее в срыв от тяжести горячего шлейфа его взгляда по венам. Правая нога на сидение, перенос центра тяжести и левая тоже.
И он медленно пошел ко мне. Вплотную. Коснулся пальцами кистей и завел себе за шею. Подалась вперед – толкнул назад. Удерживая за руки, чтобы не повалилась, не ударилась, просто села на спинку дивана. Его пальцы на моих до боли сведенных коленях, глаза в глаза. Медленно склоняется вперед. И сквозь тонкий капрон обжигает дыханием кожу колена, когда чуть приподнимает мою ногу и ведет молнию язычка левого ботфорта вниз. Снимает его, отбрасывает в сторону и одновременно легкий укус чуть выше колена, от которого вздрагиваю. Он трется щекой о место укуса оставляя от щетины тонкую сетку зацепок на капроне чулок, и прижимается точно так же губами ко второй ноге, с которой так же убийственно медленно снимает обувь.
Изнутри бьет требованием развести ноги, вцепиться в его плечи и рвануть на себя, чтобы искусать эти полуулыбающиеся губы, которые медленно идут от колена вверх, и он пальцами сдвигает ткань юбки выше.
Берет упор коленом на сидение, поднимает голову чуть склоняет ее, с наслаждением глядя на мое кривящееся от непереносимости происходящего лицо и… резко поворачивается и усаживается на диван, как и положено на нем сидеть. С той лишь разницей, что сидел он сейчас между моих ног, крепко обхватывая руками бедра и дергая так, чтобы я сползла со спинки. Прямо на его откинутое назад лицо.
Краткий горячий выдох на безнадежно намокшую ткань нижнего белья, и мои пальцы, вцепившиеся в спинку дивана, скручивает от удара импульса под кожей, когда он прикасается языком, сильно прижимается губами и выдыхает еще горячее.
– Мы же не так договаривались… – с мучением шепчу я не в силах отвести взгляда от его паха, с хорошей такой эрекцией. – Эмин, я тоже хочу.
В ответ легкий укус, заставивший прогнуться в пояснице и выдать стон сквозь стиснутые до боли зубы, от удара горячеющего свинца по сосудам, едва их не разорвав.
Снимает руку с моего правого бедра, секунда, шелест сдвигаемого белья и язык пробно касается, скользит, уводя мое дыхание во всхлип, от непереносимости жара, скручивающего и сжигающего внутренние органы.
Еще на грани мира, еще понимая, что человек за дверью, отцепляю руку от дивана и прикусываю себя за ладонь, заглушая удовольствие рвущееся из тела в голос, когда его язык набирает ритм. И срывает мои грани и меня когда уходит внутрь тела, одновременно рывком дергая меня кпереди и рефлекторно заставив сжать пальцы на спинке дивана и напрячь ноги чтобы усилить упор на сидении и не повалиться вперед. И он начал выполнять обещанное. Убивая меня, убивая во мне все, сжигая тело и запуская дрожь в напряженные до предела мышцы. Толчок языком – толчок меня ближе к грани, за которой его бездна. Горячая, обжигающая, уже парализовавшая разум, не контролирующий срыв голоса, не контролирующий быстрое упоительное стягивание напряжением все внутри в подготовке. Секунда, две. Три. И швырнуло. Швырнуло тело на стену, ноги попытались свестись, но он удержал, не заканчивая языком и управляя адским хаосом сметающим все внутри до обгорающих остовов. С губ стоном его имя. Серией, сопровождающей другую серию. Сильных ударов несущих оргазм из разорвавшегося низа живота до кончиков пальцев.
Отстранился и стянул к себе на руки меня, скручиваемую только начинающим ослаблять оргазмом. Дышала часто и тяжело, чувствуя, как упоительно немеют и подрагивают мышцы в сходе оргазма и как тону в тепле его тела, в его руках.
Дышит учащенно, прижимается горячими губами к моему лбу. Улыбается. Сердце бьется бешено. У обоих. В унисон.
Все еще сходит. Так упоительно медленно, так приятно растворяя в неге.
– Живая? – хрипло на ухо и кончик языка едва касается мочки вновь вызывая тепло в остывающей крови.
– Надеялся убить? – вскинула голову, вглядываясь в горячий карий мрак. – Почти, Эмин. Когда-нибудь ты точно прикончишь меня оргазмом.
– Хотелось бы того же. Что на фото. Без разгрызания в конце. – Усмехнулся, и я подалась вперед медленно и с наслаждением облизывая его улыбающиеся губы. Но он отстранился. Положил голову на спинку дивана, прикрыл глаза и просто убил меня, – но позже. Оказалось секс при сотрясе это тяжело, башка раскалывается… – я оторопело смотрела на эту ухмыльнувшуюся, но тут же болезненно поморщившуюся криминальную морду. – Блядь, как будто кувалдой изнутри. Ян, там в куртке таблетки, принеси, а. Я второй заход не осилю, по ходу.
Подав ему блистер и воды из кулера, осторожно присела рядом, отметив, что он чуть бледен. Идиот совсем, что ли?.. И я тоже молодец.
– Эмин…
– Нормально все. Нор-маль-но. – Отрезал он, отставил пустой бокал на подлокотник и расслабленно развалился на диване, снова откинув голову и прикрывая глаза. – У меня было два сотряса, в семнадцать и двадцать три. Оказывается, с возрастом это медленнее проходит. Тридцать два всего, а я разваливаюсь уже. Раньше сутками пахал, час поспал, за него же протрезвел и опять на передовую… энергии море. Тут завел себе молодую жену и каждый раз как при смерти и сутки в себя потом приходишь. Про подтормаживание если хоть часа четыре не поспишь, я вообще молчу. Пиздец насколько себя тупым иногда чувствую, аж стыдно.
– Это ты так меня от мольбы съездить в больницу уводишь? – мрачно уточнила я, разглядывая его еще немного бледное лицо. – Ну, ладно, типа повелась. Спишем, что ты просто старый, уговорил. – Придвинулась ближе, положив подбородок ему на плечо, и придвигаясь еще теснее, когда приобнял рукой все так же не открывая глаз. – Если ты говоришь, что ты сейчас подтормаживаешь и тупым себя чувствуешь… я тогда не знаю кто я вообще по сравнению с тобой. И мне страшно представить каким ты в молодости был, дедуль.
Он фыркнул, но снова болезненно поморщился и я с трудом подавила рык, что нужно ехать в больницу. А то поеду в нее я с переломами.
* * *
Впрочем, Асаев прибеднялся. На следующие сутки оттрахал меня так, что это я себя старой и немощной чувствовала. И почти взмолилась, когда он удовлетворенно улыбнулся, закинул таблетку от головной боли и снова был готов к труду и обороне. Под утро меня оставили в живых и с хорошим настроением уехали вершить криминальные дела.
А к ночи эстафету болячек я перехватила.
У меня заболело горло. Он его посмотрел и почти с ужасом заключил, что оно у меня красное.
Затолкал в кровать, я сначала подумала ему мозги на место вернуть, а потом решила отомстить. Изображала, что мне вот-вот понадобится отпевание, говорила слабо и невразумительно. Эмин тщательно старался удержать образ сурового кавказского мужика, но на мои умирающим голосом просьбы «пожалуйста, таблетки», «пожалуйста, чай, плед, ноутбук, другой чай, этот горло щипет», у него все отчетливее оседала в глазах тревога.
Вообще, я его начала понимать. Вот так болеть это, конечно, круто. А то вечно хуярю как ломовая лошадь на последнем издыхании с криком «да все нормально, отъебитесь от меня!». А тут прямо мило так все, только продолжай изображать, что лежишь на смертном одре.
В чем прикол я поняла, только пугала мысль, что для меня это прикол, а вот судя по морде Эмина Амировича он в отношении простуд непередаваемо серьезен. Вот башку пробить себе это ладно, а простуда это аппокалипсис. Хотя у него третий сотряс и такая его логика, в принципе, объяснима. Да вообще многое понятно стало. Так голову-то не жалеть. Чему я раньше удивлялась?.. Про осложнения же вот недавно в интернете читала.
Потом мне захотелось посмотреть телевизор. С ним. Непременно лежа на его плече, я ж скоро помру, мне необходимо, чтобы он был рядом. Так что он смотрел со мной какое-то фрик-шоу, от которого даже меня подташнивать начало, а у него не один мускул на лице не дрогнул, вот выдержка какая, аж завидно! И весь его облик был суровым и серьезным, а на лбу прямо высвечивалось " Я ВСЕ ПЕРЕТЕРПЛЮ, ТОЛЬКО НЕ УМИРА-А-АЙ!", я едва сдерживала злорадное хихиканье и продолжала играть в королеву драмы, испускающую последний дух.
Но пришлось снизить обороты, потому что Асаев вот-вот готов был снова начать кого-то дергать чтобы ему дали санавиацию и он экстренно отправил меня в Москву. Тревога уже была в насыщенно карих глазах отчетливо заметна. А у меня даже температуры не было. Вернее была, тридцать шесть и три. И это его ввергло почти в откровенную панику – до нормы же не дотягивает! Значит я уже остывать начала! Караул! Где телефон?! Сейчас нужен сверхзвуковой самолет в Германию! Воскресите Гиппократа и Авиценну!
С громаднейшим трудом его убедив что все нормально, я начала себя вести уже адекватно, закинула пару леденцов от боли в горле, пошла готовить ужин.
Меня снова затолкали в кровать. Ну и ходи голодный. И принесите чая королеве драмы!
Чай он принес и я капитально перегнула палку.
– С бергамотом. – Негромко произнес Эмин, перехватывая кружку так, что подать ручкой моим пальцам. – Горячий.
– Ну так подуй! – праведно возмутилась королева драмы.
И замерла под пронизывающим злым взглядом. Секунда, плеск, звон, пукнувший от неожиданности Доминик до этого мирно похрапывающий под окном. С которого снова падали осколки. Ладно, хоть перепугавшуюся собаку не ошпарил, буйный.
Хлопнув дверью, ушел курить. Собирала осколки и воду с паркета, выжимая тряпку и представляя на ее месте шею Эмина. Но упиться скандалом мы не успели.
Он облокотился плечом о дверной косяк, прожигая взглядом меня, заканчивающую убирать последствия его психопатии, только открыл рот, но ему позвонили. Я оглянулась на него, чтобы выдать какую-нибудь язву, но осеклась. Потому что Эмина перекосило.
– Что?.. – Хрипло спросил он, звериным, горящим ненавистью взглядом глядя в стену перед собой. И так зло прорычал, что у меня сердце замерло. – Это подстава, ищите его. Ищите, блядь.
Он отключил звонок, сжав губы, напряженно глядя в пол и спустя миг набрал кому-то.
– Наши гиены уже в курсе? – и у меня все сжалось внутри, когда Эмин оскалился и убито прикрыл глаза. – Стопорни их насколько получится, у меня здесь палева дохуя.
Отключил звонок и протяжно выдохнул, приоткрывая глаза и в ненависти глядя в пол.
– Эмин?.. – тревожно позвала я.
– Вещи собирай. – Не глядя на меня приказал он и развернувшись пошел по коридору.
Не поняла, как подскочила и кинулась за ним, он сидел в кухне, распечатывал коробки с телефонами и выбирал симкарты из стопки перехваченные резинками.
– В Доминикану полетишь на пару-тройку дней. Или в Италию. – Не глядя на меня, тихо но твердо произнес он, включая новый телефон и странную квадратную штуку, громко пискнувшую, и положив рядом с ней свой мобильный. Кому-то быстро набрал по памяти, прижал телефон плечом к уху, и стал распечатывать другой телефон. – Виталь, привет, дай мне максимум быстро вылет в Санто-Доминго или Рим, что ближе по времени вылета. Да похер вообще можно и джетом, главное быстро. Нет, двое, жена и охранник. Да. Сейчас скину. – Набрал еще кому-то. – Свой и Янкин загранник, живо.
– Эмин… – подавляя ужас, отвоевывающий любую попытку рационально мыслить в два шага приодолела расстояние и присела на корточки у его стула, ледяными пальцами сжимая его колено.
– Без мозгоебства. – С непроницаемым лицом отрезал он, распечатывая третий телефон и снова кому-то набирая, и пока шли гудки, добавил, глядя в стол, – полетишь, кости погреешь, как решу все, заберу назад. Сучье, блядь… С собой особо ничего не бери, карты дам, там сразу валютные счета, что надо купишь, хотя там по сути и не нужно ничего. – Звук пришедшей смс, он сразу отклонил набранный вызов, взял первый телефон, открыл сообщение и быстро переслал кому-то. Перезвонили почти сразу, он ответил, начав распечатывать третий по счету телефон и кивнул мне на стопку симкарт, подсказывая помочь. – Да. Отлично. Без вопросов, скидывай реквизиты. – Отключил звонок принял протянутую симкарту, вставил в новый телефон и пока тот включался негромко произнес, – летишь в Доминикану. Там встретят, все расскажут, что как и куда. – Третий телефон с третьей симкартой, напряженно прикрытые глаза и массирование пальцем левого виска, теснее прижимая к правому уху телефон и тихо сквозь зубы, – ну давай… давай же, блять… Дим, форс-мажор. У меня жена утром прилетит, встретить ее надо на виллу отвезти, все показать, все рассказать. Да… Да… Нет, с Асланом. Да, понял, сейчас мне скинут, я тебе перешлю… – выключил телефон и наконец посмотрел на меня, задержавшую дыхание и истерику, исподлобья глядящую на него. – Иди покури. Иди вещи собери. Иди, блять, куда-нибудь отсюда, мне людям надо звонить этот пиздец решать.
Стояла на балконе. Курила вторую, первая выпала из подрагивающих пальцев. Зашла в квартиру. Эмин сидел на диване в гостинной, скрестив ноги и положив их на журнальный столик. В правой руке бутылка виски, упирающаяся в черную квадратную хренотень, лежащую на подлокотнике. Посмотрел на меня и безапяляционно мотнул головой, приказывая уйти и закрыть дверь.
Закрыла. Села подле нее, оглаживая немеющими пальцами морды встревоженных ротваков, улегшихся на полу рядом и вопросительно на меня глядящими. А меня разбивал пиздецом раздраженный приглушенный голос из-за двери:
– …жирафы в Африке уже знают, ты на какой планете живешь вообще. Местного рулевого по транзиту якобы подорвали… Ты дебил? Я сказал, что уберу его с движа, а потом выебал за косяк. На том и сыграть решили, сучье. Серег, ты шутишь, что ли? Да живой этот пидр, сто процентов липа это все, просто стрелки на меня перевести хочет, как найду урою шваль. Взял рассадник чмошников, не одно так другое, заебали блять…На ушах стоят, пока мутно все… Да. Калина и Шамай с ополченцами уже сюда рвут, так что ты там морально подготовься и тоже хвосты подчищай. Хуй знает, мои сейчас отстойники и левак конспирируют, посмотрим. Н-да, у тебя вообще с головой беда или ты просто от страха не соображаешь? С какого хера я им отдавать что-то буду? Рвутся сюда вот и пусть разбираются с транзитом и шировым, с меня спрос нулевой, я этого не делал и мы ничего отдавать не будем, ты, Серег, это помни когда на колени перед ними бахнешься и начнешь отсасывать, я тебе от всей души этот совет даю. Вот прямо хорошо запомни, на одной планете живем как-никак. – Пару секунд тишины и громкое, – Яна!
На негнущихся ногах поднялась и, подождав несколько мгновений, типа только что подошла, повернула ручку.
– Сейчас уеду, через час приедет Аслан. – Он с непроницаемым лицом смотрел в окно. – Про то, что ты должна слушаться Аслана и людей, которые тебя встретят говорить не буду. Вещи собрала? – не дождался ответа, перевел взгляд от окна на экран телефона снова набирая чей-то номер, – а чего стоишь? По минимум шмотья бери.
Он ушел из дома даже не заглянув в спальню, где я вообще мало что соображая собирала рюкзак.
А потом гасила дерьмо внутри его недопитым виски и ждала Аслана, сидя на полу в окружении Доминика и Рима, положивших морды на мои вытянутые ноги и тревожно на меня косившихся. Доминик и Рим. Доминикана и Италия. Почему-то фыркнула и снова пригубила, не чувствуя как горло и пищевод сжигает к чертям.
Аслан приехал, сидел на пассажирском, за рулем незнакомый мужик. Салон протравлен сигаретным дымом, внесла в это свою лепту. Дорога в аэропорт в напряженной тишине.
Эмин был там. Машина припаркована прямо у входа. Много машин. Аслан, забрав мой рюкзак и свою сумку, вошел в здание. Я прижималась к Эмину у дверей, считая удары своего сердца, и сдерживая режущий изнутри все всхлип. Он курил, положив подбородок мне на макушку и молчал. Секунды таяли. Душа в ужасе, разум в оцепенении. В ночном морозном воздухе сигаретный дым. Вокруг его машины и люди.
– Пора. – Его негромкий ровный голос, мягко отстраняет меня и приподнимает пальцем подбородок, глядя в глаза. – Твой телефон. Сейчас. – Прикусила губу, выуживая из кармана трубку и вкладывая в его прохладную ладонь, пальцы сжали подбородок сильнее, взгляд темнее. – Я позвоню. От Аслана не отходи дальше метра и что бы он тебе не сказал, даже если это будет казаться дикостью, молча и без вопросов все делаешь. – Я кивнула, его пальцы разжались. Я отвела взгляд и сдерживалась из последних сил. – Иди.
Сглотнула, прикрывая глаза и чувствуя как щеки холодят предательские слезы. Зло утерла, и твердо посмотрела ему в глаза.
– Ты мне поклялся.
Он улыбнулся уголками губ, склонился и едва ощутимо поцеловал мои твердо сжатые губы.
– Перестань смотреть НТВ. Все. Иди.
Пошла, оглянулась на входе. Он так же стоял спиной к дверям. И внезапно пришло осознание почему. Почему не уходит и почему столько людей. Он и они ждут, пока самолет не уйдет на взлет. Это вызвало тихий, истеричный и отчаянный смех, когда я направилась к Аслану, ожидающему меня невдалеке.
Глава 12
Аэропорт Лас-Америкас, сто километров по автостраде идущей вдоль побережья. Ехали в закрытую резиденцию Каса-де-Кампо. Охраняемую и недоступную для простых смертных. Оказалось, что я не из простых. В моих новых паспортах значилась фамилия Асаева, имелось заверенное и переведенное свидетельство о браке задним числом и дублированное соглашение на бессрочное проживание в вилле, принадлежащей Асаеву Эмину Амировичу. Бессрочное. Заебись.
Я смотрела на документы в своих руках, сидя на заднем сидении внедорожника, который вел Дмитрий, полчаса назад подавший мне эти документы и сказавший какой-то бред, который должен был пояснить для чего они нужны, но я так и не поняла смысла. Вроде, что-то касалось того, что в закрытую резиденцию меня без этого не пустят. Я вообще мало что понимала.
С момента выхода на паспортный контроль, меня не покидало ощущение, что я сплю. И мне снится кошмар, который вот-вот войдет в кульминацию. Или смотрю фильм ужасов, и сейчас, красивый антураж будет оборван скримером.
Меня не отпускали эти ассоциации, когда за окном пролетала линия Карибского моря, обрамленная белым пляжем с частыми высокими пальмами.
В чужом чистом небе чужое палящее солнце стояло в зените, насыщая шикарный пейзаж странной, отталкивающей красотой, которая бы любого, кто видел подобную картину тронула бы трепетным воодушевлением, а меня все больше погружала на дно и четче делала ощущение присутствие в фильме ужасов.
За рулем автомобиля Дмитрий, худой немолодой мужчина в легкой рубашке, джинсовых шортах и сланцах, рядом с ним его супруга Татьяна, доброжелательная и тактичная рыжеволосая девушка в летнем сарафане. Рядом со мной Аслан, не прекращающий рыться в телефоне, как только самолет сел и покатился по полосе.
Путь от аэропорта до резиденции занял час, потом был съезд с автострады, еще минут десять по широкой красивой дороге и впереди показался ряд строений, перегораживающих заезд, очередь машин перед въездом. Слева в туристическую часть, справа пустой въезд в резиденцию. Когда Дмитрий остановился справа, вышли трое доминиканцев в форме.
Разговаривал Дмитрий, меня долго рассматривали, сверяя с фотографией в паспорте, оформляли документацию, что-то спрашивали, на вопросы отвечали Дмитрий и его супруга, подающие доминиканцам еще документы.
Наконец заезд. Ощущение нереальности усилилось когда я смотрела на комплексы зданий в итальянском стиле, широкие дороги в обрамлении деревьев, газонов, цветущих клумб. Еще один пропускной пункт, где было почти то же самое с разницей, что досматривали тщательнее и наконец дали пропуск в закрытую резиденцию.
Престижные, ухоженные виллы, поражающие разнообразием стилей архитектуры, располагались где вблизи дороги, где в отдалении, где окруженные заборами, где нет, разделенные огромными полями для гольфа.
До нужного дома десять минут езды. Вилла Эмина была обнесена высоким каменным забором, находилась в тени величавых пальм.
Заезд в подземную парковку с торца здания. Мраморная лестница с парковки в дом. Я себя чувствовала здесь вообще лишней, поднимаясь вслед за Татьяной и Дмитрием.
Дальше мое знакомство с… не знаю, как их назвать. Кухарка, горничная, садовник и девушка типа халдейки. Потом был краткий экскурс Татьяны по вилле, я шла за ней как телок кивая невпопад, не рассматривая спальни с ванными, гостиные, кухню, обеденную еще какие-то помещения, оформленные в безупречном стиле, с высокими потолками, элементами стекла и гранита в сочетании со светлым деревом. Мне становилось херово здесь. В большом и светлом доме, дышащим стилем и уютом. Она поняла. Оставила меня в покое в гостиной. Я села на диван, подобрав под себя ноги и невидящим взглядом глядя за тонированную стеклянную стену с видом на ухоженный сад широкую террасу, бассейн еще какую-то херотень вроде зоны отдыха с барбекю и прочим.
Сидела и смотрела. Хотела курить. В коридоре за раздвижными дверьми Дмитрий негромко переговаривался о чем-то с Асланом, потом он с Татьяной подошел ко мне, они попрощались и уехали. Я сидела в тишине час. Может больше. Пропустила момент, когда в доме появилась дополнительная охрана.
* * *
Шаталась по дому. Отрубленная от внешнего мира, заняться было нечем. Самое поганое это ожидание и неизвестность. Хуже всего – ожидание в неизвестности. Оно разъедает душу, травит мысли, пускает холод по венам. Ты в клетке, золотой и просторной, с тучей охраны, но клетке. С охраной. И что будет, что происходит неизвестно, нужно просто ждать.
На улице вечерело. Люди по периметру территории, персонала почти нет, оставили только кухарку, раза три спросившей не хочу ли я пожрать. Ага, да. Прямо вот все мысли о том, как бы кишочек набить, на экскурсию смотаться, жопу на пляже погреть. Отпуск же!
Аслан сидел в гостиной и я замечала, что я часто туда возвращалась, хотя шаталась по всему дому. Внутри нарастало напряжение. И приблизило меня к пику, к срыву, когда я сидела в кресле в гостиной недалеко от Аслана откинувшегося на спинку дивана все так же роящегося в телефоне и приехала еще, сука, охрана.
Двое. Зрелый лысый мужчина славянской внешности и поджарый блондин лет тридцати. Остановились перед сидящим на диване Асланом. Блондин всего лишь на секунду дольше допустимого задержал взгляд на мне, когда Аслан, не поднимая глаз от экрана негромко поинтересовался:
– Глаза запасные есть?
Я фыркнула и покачала головой, глубоко затягиваясь и наблюдая за блондином, тут же сделавшими непроницаемое лицо и уставившегося исключительно на Аслана.
Душно. Душно в прохладе гостиной, душно внутри, когда он начал их инструктировать. Сколько раз обходить территорию, с каким интервалом, когда и как докладывать. Каждое слово душило, каждое слово сильнее сдавливало удавку на шее. И когда они ушли, мне уже нечем было дышать в этом доме.
– Аслан, я не могу здесь сидеть. – Твердо сказала я, излишне сильно тыкая недокуренной сигаретой в пепельницу на подлокотнике. Раздражение. Привычная реакция на страх. На дикий животный ужас, воющий внутри.
– Здесь собственный пляж. Можем сходить, Яна Алексеевна. – Предложил он, что-то быстро печатая.
– У Эмина все нор… – проглотила формулировку и выдыхая остатки дыма в сторону приоткрытой двери, усмехнулась. Асаев прекрасный учитель. Поправилась, – он не звонил?
– Пока нет. – Аслан устало метнул на меня одобрительный взгляд и кивнул в сторону выхода на террасу. – Пойдемте.
Пошли. Выход к Карибскому морю, песчаный ухоженный пляж, отблески заката в глади воды, в шуме волн ласкающих белый песок. Остановилась в метре от водяной слегка пенящейся кромки. Я никогда ничего подобного не видела. Это действительно очень красиво.
И меня передернуло.
Потому что причина этого – пиздец у Эмина. Такой лютый пиздец, что он с людьми ждал у аэропорта. Охранял. Пока не улечу. Прислал еще людей. Вот это цена для этого красивейшего пейзажа, шикарной виллы и запаха моря, лета, цветов, стука пластика безлимитных карт положенных Асланом на стекло журнального столика в гостиной. Вот это то, что внутри со страстью разъедало душу, пускало мурашки холода вдоль позвоночника и ощущение липкого пота в ладони, когда я смотрела на карибское море, вот это и есть цена.
Линка. Что она будет думать, когда дозвониться не сможет? Что со Степанычем? С Эмином? Что с ними?
Сидела на прохладном песке, почти с ненавистью смотрела на волны, глушила черный ром. Позади молчаливый Аслан, сидящий на краю какой-то хрени типа широко пафосного пляжного лежака. Сидела и вены полоснуть хотелось. Хотелось физической болью подавить то, что просыпалось в холоде и тьме неизвестности и ожидания.
– Яна Алексеевна? – голос Аслана совсем негромкий, почти затерявшийся в шепоте волн.
Обернулась. И рванула к нему, потому что он протягивал телефон с входящим вызовом.
Неверные пальцы приняли вызов, сердце ускорилось, когда я рухнула рядом с Асланом и вжала трубку в ухо. Аслан поднялся и отошел. Метров на пятнадцать в сторону подъема к вилле, тонущего в обилии раскидистых насаждений и цветущих цветов.
– С тобой все нормально?
Вопрос в унисон. Его спокойный, усталый голос, мой на сорванном выдохе.
Пауза. Затяжное молчание. Ответ «да» тоже в унисон. Он хмыкнул, я истерично хихикнула, тут же сцепив челюсть и с силой зажмуривая глаза.
– Я тут замуж вышла, представляешь? – оперлась локтями о разведенные колени свесив голову и не открывая глаз, приказывая взять себя в руки.
– Неужели? И как тебе?
– Пиздец как весело, – хрипло хохотнула и откинулась на матрац, глядя в пурпурное небо. – Больше не пойду.
– Разумеется. – Щелчок зажигалки в трубке. Снова пауза. Внутри все переворачивается, но я держусь. Своеобразно. Дурацкие слезы по вискам, но дыхание намеренно ровное. В отличие от сердцебиения. – Там развод непредусмотрен. За язык тебя никто не тянул, могла ж отказаться, сейчас чего уж сожалеть.
Меня пробило на смех. Почти неистеричный. Снова огромное усилие воли и подавила себя. Выудила пачку сигарет из кармана джинсовых шорт. Щелчок, затяжка. Успокоение по венам. Не от никотина. Совсем не от него.
– Эмин, – выдохнула дым в чужое, уже ненавистное небо, – Алинка может позвонить.
– Она звонила. Смс ей от твоего имени отправил, что позже перезвонишь. К ней сейчас человек с телефоном едет, минут через сорок она тебе наберет. Скажешь, что мы за городом, телефон ты дома забыла, номер ее не помнишь, поэтому такие манипуляции со звонками по левым номерам. – Приказное эхо. Оборвавшееся. И спокойный вопрос, – хорошо?
Сглотнув, глубоко затянулась и ответила утвердительно, с силой стискивая ладонью с сигаретой глаза. Повисла тишина. Когда он нарушил ее, мне захотелось взвыть. И разрыдаться. Потому что его голос был безумно усталым, тихим. Нежным.
– Ты справишься… – тихий шелест выдоха дыма, – ты моя сильная. Справишься. Немного перетерпеть. Я буду рядом.
– Асаев, я тебя изобью.
Он рассмеялся. Кратко. Негромко.
– Иногда мне хочется тебя в бараний рог скрутить и большими буквами на лбу написать "будь покорнее". Но уважение – основа отношений, а когда есть еще и гибкость… Пиши пропало. Я пропал. Фактически сразу. – Его негромкий смех. Краткая пауза, голос задумчив, нетороплив. – Мой раздраженный жест в машине, твой язык по ладони. Мой сотряс, твое молчание и отступ назад, чтобы мог пройти в спальню. Мой… проеб, твое принятие у аэропорта. Это понимание, а не покорность… – Его голос с вплетением терпкого упоения, бриза успокоения и одновременно с пряным веянием жажды и хрупкой нежности заставил все внутри замереть, – ум, сила и уступчивость. Видение границ, но периодическая вспыльчивость, пусть даже агрессия и фальшивое смирение, когда ты не хочешь или не можешь со мной скандалить, это комбинация такая… которая гораздо ценнее бездумной покорности, как бы мне иногда ее от тебя не хотелось. И комбинация бесценная, если сравнивать с упертой гордостью, строптивостью, демонстрацией независимости и что там еще популяризировано сейчас феминистскими течениями. Хуйня это все. – Снова протяжный выдох. Небольшая пауза. – Ты моя королевская комбинация. Ты моя роял-флеш, Яна. Ты моя. И ты со всем справишься.
– Утешение сотого левела… – голос дрогнул, вроде бы похоже на смешок, а не заглушенный всхлип. Но его мне никогда не удавалось обмануть в моменты слабости. А сейчас это не слабость, это практически беспомощность от таких слов и желание сказать, что он сильно заблуждается, что переоценивает, что я балансирую на грани срыва, – тебе прямо курсы обучающие надо вести…
– С утешением как и с пожалейками у меня всегда были проблемы. Так что уж извини, нытик, как умею, – слабый отзвук сарказма. Слабый и ненастоящий. Просто потому что сейчас надо меня подстегнуть. Потому что мне это необходимо.
– Эмин?.. – зажмурила глаза, собираясь с силами для страшного вопроса.
– М?
– Ты же… ты же не отослал меня насов… надолго?.. – вопрос завис в тишине, внутри содрогнулась. Но он промедлил не больше мига.
– Даже не надейся. – Негромко и очень твердо. – У меня навязчивая идея мучить тебя до гробовой доски. Так что оставь всякие надежды.
– Оставь надежды всяк в меня входящий… – моя кривая ирония, стиснула пальцы в кулак до боли, пытаясь отвлечься от внутреннего кошмара физическими ощущениями.
– Измененная формулировка мне нравится. – Фыркнул он.
– Чем богаты, Асаев. За мое чувство юмора мне все равно уже в аду гореть.
– Ада нет, я атеист, я твердо убежден. Так что можешь дальше безнаказанно ломать людям психику, мне нравится, одобряю. Ян, мне ехать надо. Тебе сестра скоро наберет. Завтра вечером я позвоню.
Писк по второй линии, незнакомый номер.
– Она уже звонит… – растерянно прошептала я.
– Давай. Люблю. – И он отключился, а я тихо заскулила, подавила это и приняла звонок.
Степаныч сказал мне «привет, Янка, как дела?» сказал слабо так, но сказал. Меня внутри рвало и жрало отчаяние, когда я слушала бодрый Алинкин голос, когда слушала, как проходят их дни. Как справляется Степаныч. Разговор коснулся Германии. И робкое Линкино «они сказали, что ты приедешь». Они.
Я закурила последнюю, глядя на первые звезды проступающие в Доминиканском небе. Вот что мне сейчас ответить? Как сказать, что я ничего не знаю, что нахожусь на другом континенте под охраной, потому что человек спасший жизнь Степанычу и спасающий ее сейчас, попал в мясорубку и выпинул меня из страны, чтобы не задело. Вот как об этом сказать-то, блядь?..
