Текст книги "Собака от носа до хвоста. Что она видит, чует и знает"

Автор книги: Александра Горовиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Это поразило Нейджела. Он понял, что картина мира летучей мыши (и, следовательно, ее жизнь) невероятно странна с точки зрения человека. Он предположил, что мышь познает мир, но не сомневался при этом, что ее опыт предельно субъективен: что бы ни видела мышь вокруг, никто другой этои так,как она, не увидит.

Нейджел счел разницу между видами чем-то совершенно иным, нежели разница между представителями одного вида. Мы, тем не менее, охотно становимся на точку зрения другого человека. Я не знаю особенностей чужого восприятия, но я человек, и мне вполне достаточно собственных ощущений, чтобы я могла провести аналогию между моим восприятием и чьим-либо еще. Я могу представить, как другие видят мир, на основании моего опыта. И чем больше у меня информации о другом человеке – его физических данных, биографии, характере, – тем точнее будет аналогия.

То же самое можно проделать с собаками. Чем больше у нас информации, тем полнее аналогия. Нам известны их физические данные (сведения о строении нервной системы, функционировании органов чувств и так далее) и история (данные об эволюции, а также об индивидуальном развитии). Кроме того, постоянно увеличивается объем информации об их поведении. Все это позволяет нам дать набросок собачьего умвельта.Сумма научных данных позволяет нам представить, каково это – быть собакой.

Как мы уже знаем, мир собаки пропитан запахами и плотно населен людьми. К этому следует добавить: собака живет невысоко от земли и пробует мир на вкус. Физические объекты либо помещаются в ее пасть, либо нет. Мир собаки сиюминутен и полон деталей. И все это написано у нее на морде.

Не исключено, что жизнь собаки совершенно не похожа на жизнь человека.

Близость к земле

Одна из самых явных черт, которую чаще всего упускают, когда пытаются реконструировать картину мира собаки, – это ее рост. Если вам кажется, что между миром, наблюдаемым с высоты среднего человеческого роста, и миром, каким его видит собака среднего роста (то есть с высоты примерно полуметра), разница невелика, вас ждет разочарование. Как и разность восприятия запахов и звуков, разный рост тоже имеет значение.

Немногие собаки имеют размеры, близкие к человеческим. Обычно они живут где-то на высоте наших коленей, то есть фактически путаются у нас под ногами. Мы как будто не в состоянии усвоить, что собаки не достигают и половины нашего роста. Мы понимаем, конечно, что они меньше нас, но, тем не менее, в процессе взаимодействия разница в росте неизменно остается проблемой. Мы кладем вещи вне досягаемости собак, и их упорные попытки добраться до них нас раздражают. Даже зная, что собаки любят здороваться, заглядывая в глаза, мы редко наклоняемся к ним – а наклонившись, сердимся, если они подпрыгивают. Тем не менее прыжок – это естественное следствие желания дотянуться до слишком высоко расположенного объекта.

Собак часто ругают за прыжки, и они принимаются искать интересное внизу. И находят – например, наши ноги. Они пахнут и представляют собой прекрасный источник информации о нас. Наши ноги потеют, когда мы переживаем или напряженно обдумываем что-либо. Мы неуклюже болтаем ногами, когда сидим. Поскольку ноги так интересно пахнут, то наверняка собакам кажется необычайно странной наша привычка носить обувь, будто запирая запахи на замок. С другой стороны, ботинки пахнут человеком, который их носит, вдобавок к подошвам прилипает все, на что вы наступили. Носки – это тоже отличный носитель нашего запаха, и потому в носках, брошенных рядом с кроватью, нередко появляются дыры (в процессе исследования собака их прокусывает).

Помимо ног, мир с высоты собачьего роста полон юбок и штанин, которые колышутся при каждом шаге. Колыхание ткани, с точки зрения собаки, невероятно притягательно. Учитывая собачью чувствительность к движениям и склонность исследовать объекты при помощи пасти, нетрудно понять, отчего ваша собака теребит прохожего за брюки.

Мир у самой земли полон запахов – в воздухе они рассеиваются, а в почве задерживаются. Вблизи земли иначе передаются и звуки – пускай птицы распевают на верхушках деревьев, а обитатели нижнего яруса предпочитают крепко стоять на ногах. Вибрация вентилятора может побеспокоить собаку, которая лежит рядом на полу; аналогичным образом, громкие звуки лучше отражаются от пола, попадая в собачьи уши.

Художница Яна Стербак попыталась запечатлеть мир с точки зрения собаки, прикрепив видеокамеру к ошейнику своего джек-рассел-терьера Стенли и отправившись с ним на прогулку вдоль замерзшей реки и по улицам города. Результатом стал беспорядочный поток прыгающих картинок. Мир Стенли, проплывающий в тридцати пяти сантиметрах над землей, – это преимущественно мир запахов: только то, что улавливает его нос, оказывается в поле его зрения.

Но экипировав животное видеокамерой, мы получим представление только об угле его зрения, а не об его умвельте.Во всяком случае, когда дело касается диких животных, это единственный способ собрать хоть какую-нибудь информацию об их жизни и занятиях: невозможно уследить за ныряющим пингвином без помощи специальной аппаратуры; только незаметная камера может запечатлеть то, как слепыш роет туннель. Понаблюдать за Стенли с высоты его роста значит изрядно удивиться. Впрочем, не следует думать, что, запечатлев на пленке день Стенли, мы завершим свое исследование. Это только начало.

Можно лизнуть

Пумперникель лежит на земле, поместив голову между лап, и замечает вблизи, на полу, нечто потенциально интересное или съедобное. Она тянется мордой – своим замечательным, жестким, влажным носом – и водит ею рядом с объектом. Я вижу, как движутся ее ноздри. Пумперникель фыркает и принимается исследовать объект при помощи пасти – быстро лижет его, затем выпрямляется, принимает более удобную позу и снова принимается лизать, лизать, лизать пол.

Лизнуть можно почти все, что угодно. Пятно на полу, пятно на теле, руку, колено, ступню человека, его лицо, уши, глаза; ствол дерева, книжную полку, сиденье в машине, простыню, пол, стены и так далее. Незнакомые предметы на земле в этом смысле кажутся собаке особенно притягательными. Это очень интимный процесс, потому что лизание предполагает непосредственное восприятие объекта, а не сохранение безопасного расстояния между ним и собой. Не то чтобы собаки делают это намеренно. Но входить в непосредственный контакт с миром, сознательно или бессознательно, – это значит определять себя иначе, чем это делают люди, – в частности, видеть меньше преград между собственным телом и тем, что находится вокруг. Неудивительно, что иногда собака целиком окунается в грязную лужу или с восторгом катается по земле.

Собачье ощущение личного пространства отражает ее близость к окружающему миру. У всех животных есть чувство приемлемой социальной дистанции, нарушение которой вызывает неприязнь. Приемлемая дистанция общения для американца – примерно полметра, личное пространство американской собаки – всего несколько сантиметров. Следующая обычная уличная сцена иллюстрирует наши, несовпадающие с собачьими, представления о персональном пространстве: хозяева стоят в двух метрах друг от друга, стараясь помешать собакам на поводках коснуться друг друга, в то время как псы отчаянно желают этого. Не мешайте им! Они здороваются, вторгаясь в личное пространство друг друга и отнюдь не стараясь держать дистанцию. Пусть они обнюхают и лизнут друг друга. Дистанция рукопожатия – это не для собак.

Наряду с пределом близости, который мы терпим, у социальной дистанции есть и верхняя планка. Если мы сидим в двух-трех метрах друг от друга, нам неудобно разговаривать. Если мы идем по противоположным сторонам улицы, это не назовешь совместной прогулкой. Социальное пространство собак куда эластичнее. Иногда псы бегут параллельным курсом с хозяевами, но на почтительном расстоянии; иногда буквально наступают им на пятки. У собак собственное представление об удобстве. Пумперникель предпочитает сидеть в маленьком мягком кресле; лежа на постели, она заполняет пространство под аркой, образованной моими согнутыми ногами. Другие собаки вытягиваются рядом с лежащим хозяином, спина к спине. Ради такого удовольствия я позволю собаке забраться в кровать.

Влезает в пасть – не влезает в пасть

Среди бесчисленных объектов, окружающих нас, немногие привлекают собаку. Мебель, книги, безделушки и другие вещи, наполняющие дом, очень простым образом делятся для нее на классы. Собака группирует объекты физического мира в зависимости от того, что с ними можно делать: есть, двигать, грызть, сидеть или валяться на них. Таким образом, мячик, ручка, плюшевый мишка и ботинок для собаки равнозначны: это предметы, которые можно взять в рот.

Наш функциональный тон заменяется собачьим. Пес не столько боится пистолета, сколько заинтересован в том, чтобы проверить, уместится ли он в пасти. Жесты, которые вы адресуете собаке, подразделяются на угрожающие, игровые, инструктивные – и бессмысленные. Человек, который поднимает руку, чтобы остановить такси, с точки зрения собаки ничем не отличается от того, кто машет в знак прощания или отвечает на призыв приятеля «дать пять». Комнаты интересны для собак, потому что там есть места, где копятся запахи (невидимый мусор в уголках и щелях); места, откуда появляется что-нибудь новенькое (шкафы, окна, двери); и места для сидения, где можно найти вас – или ваш запах. На улице собаки практически не замечают зданий – они слишком большие и с ними ничего нельзя сделать. Однако углы зданий, а также фонарные столбы и пожарные колонки, каждый раз исполнены нового значения, поскольку несут сведения о других собаках.

Для людей самая заметная черта физического объекта – это его форма или внешний вид. Именно так мы опознаем предметы. Псы, напротив, равнодушны к форме, например, собачьих галет (это людидумают, что они должны иметь форму косточек). В то же время движение, которое с легкостью запечатлевает глаз собаки, – вот основной фактор, при помощи которого собаки идентифицируют объекты. Скачущая белка и замершая белка с точки зрения собаки – разные белки; ребенок, который едет на скейтборде, и ребенок со скейтбордом в руках – разные дети. Движущиеся объекты интереснее неподвижных – это вполне естественно для животного, предки которого преследовали убегающую добычу. (Собаки, разумеется, начнут набрасываться на замерших белок, как только усвоят, что те умеют мгновенно преображаться в бегущих.) На ребенка, который быстро катится на скейтборде, можно упоенно лаять; если скейтборд остановится, успокоится и собака.

Итак, собаки классифицируют объекты по характеру их движения, запаху и способности умещаться в пасть; таким образом, самые простые объекты – например, ваша рука – могут быть далеко не столь простыми для собаки. Рука, которая гладит по голове, – это нечто иное, нежели рука, которая давит. Взгляд, брошенный украдкой, отличается от пристального взгляда в глаза. Стимул может стать чем-то совершенно иным, если воспринимать его с разной скоростью или интенсивностью. Даже для человека череда статичных картинок, прокрученных достаточно быстро, сливается в один образ. Так же меняется и восприятие личности. Для обыкновенной улитки, настороженно относящейся к миру, медленное постукивание палкой – это знак, что взбираться на нее рискованно; но если палка стучит четыре раза в секунду, улитка спокойно взберется на нее. Одни собаки терпят поглаживание, но не любят, если рука задерживается; для других предпочтительнее обратное. [53]53
  Для лошади исчезновение давления на тело приятно и используется как стимул при дрессировке. Возможно, это предположение справедливо и в отношении собак. Они пугаются, когда чувствуют руку на своей голове.


[Закрыть]

Если наблюдать за собакой, можно узнать, как она относится к миру. Пес, который зачарованно смотрит на пятно на тротуаре или ни с того ни с сего настораживает уши, на самом деле исследует свою, параллельную нашей, сенсорную вселенную. С возрастом он «заметит» множество знакомых нам объектов и поймет, что есть уйма вещей, которые можно попробовать на зуб, лизнуть или поваляться на них. Также собака начнет понимать, что объекты, которые кажутся разными (продавец в закусочной и тот же самый продавец на улице) в самом деле идентичны. Но, что бы нам ни казалось, не следует забывать: собаки видят и чувствуют иначе, чем мы.

Много деталей

В ходе нормального развития сенсорные способности человека совершенствуются. Мы учимся обращать внимание отнюдь не на все, что воспринимают наши органы чувств. Мир полон цветов, форм, звуков, фактур, запахов, но мы не смогли бы жить в нем, если бы воспринимали все это одновременно. Поэтому сенсорная система, ответственная за выживание организма, настроена на восприятие того, что нам жизненно необходимо. Остальное мы игнорируем.

Собака воспринимает действительность с другой степенью детализации. Сенсорные способности собаки сильно отличаются от наших и помогают ей воспринимать те фрагменты видимого мира, которые ускользают от нас: запахи, которые мы не чуем; звуки, которые мы отклоняем как неважные. Нельзя сказать, что пес видит и слышит все; но он замечает то, чего не замечаем мы. Хотя у собаки меньше возможностей различать цвета, она тем не менее обладает куда более сильной восприимчивостью к изменению контраста и яркости. Мы видим, что собака медлит, прежде чем войти в бассейн с водой, отражающей лучи, или в темную комнату. [54]54
  Темпл Грандин отметила нечто сходное у коров и свиней, в результате чего мясопромышленники изменили способ, которым скот попадал на бойню. Мясо животных, не испытавших перед смертью стресс, обладает более приятным вкусом. Что касается коров и свиней, то они избавляются от дополнительной тревоги, когда идут навстречу смерти, – надеюсь, не подозревая об этом.


[Закрыть]Восприимчивость к движениям заставляет ее атаковать воздушный шарик, летящий вдоль тротуара. Не обладая речью, собаки очень чувствительны к просодии, к напряжению голоса. Они восприимчивы к внезапным контрастам в процессе говорения – к вскрикам и даже продолжительному молчанию.

Собачья сенсорная система, как и наша, настроена на восприятие нового. Наше внимание приковывает новый запах или незнакомый звук; внимание собак, которые слышат и чуют гораздо больше нас, как будто постоянно напряжено. Взгляд собаки, рысящей по улице, – это взгляд существа, на которого постоянно сыплется информация. В отличие от большинства из нас, собаки отнюдь не сразу привыкают к звукам, окружающим человека. В результате город превращается в гигантскую мозаику, детали которой отпечатываются в сознании собаки: это какофония повседневной жизни, которую мы научились игнорировать. Мы знаем, как хлопает дверца машины; но горожане, если только они не прислушиваются специально к этому звуку, не обращают на него внимания. Собаке же он может казаться новым всякий раз, когда она его слышит, – и, что еще интереснее, вслед за ним в поле зрения появляется человек.

Собакам хватает доли секунды, чтобы увидеть новое. Иногда оно не скрыто и от нас, но мы предпочитаем не обращать внимания на мелочи. Мы, несомненно, их видим, но смотрим в сторону. Собаки замечают и человеческие привычки, которые мы игнорируем, – постукивание пальцами, хруст суставов, вежливое покашливание, перенесение веса с ноги на ногу. Ерзание на сиденье предвещает вставание. Качание головой доносит запах шампуня. Для собак, в отличие от нас, эти жесты не являются частью культуры. Детали становятся значимыми, когда их не затмевают повседневные заботы.

Необходимость сосуществовать с людьми заставляет собак с течением времени привыкнуть к этим звукам, войти в человеческую культуру. Посмотрите на собаку, живущую при книжном магазине, которая проводит большую часть дня в окружении людей: она привыкла к тому, что незнакомцы входят, стоят рядом, листают книги; что ее гладят, распространяют свои запахи и вечно бродят вокруг. Постучите десять раз в дверь – и соседская собака со временем научится не обращать на это внимания. Напротив, пес, незнакомый с человеческими привычками, будет всякий раз тревожиться; наилучший способ испугать собаку, которую оставили охранять дом, – дать ей понять, что дому действительно требуется защита.

Мы можем компенсировать наше человеческое несовершенство и воссоздать умвельтсобаки, по-другому стимулируя собственную сенсорную систему. Например, чтобы перестать видеть вещи в одних и тех же красках каждый день, осветите комнату желтой лампочкой. Цвета при таком освещении будто линяют: ваши руки делаются восковыми, розовое платье превращается в грязно-белое. Знакомое становится незнакомым. Однако мир, залитый желтым, максимально приближен к собачьему восприятию цвета.

Прямо сейчас

Как ни странно, внимание к деталям иногда мешает делать обобщения. За деревьями собака не видит леса. Специфичность объектов, например, способна утихомирить собаку во время долгой поездки: дайте ей любимую подушку, и она успокоится; аналогичным образом, если поместить пугающий объект или человека в новый контекст, он может показаться собаке нестрашным.

Собаки не мыслят абстрактно, то есть не думают о том, что не находится прямо перед ними. Философ Людвиг Витгенштейн заметил, что хотя собака может знать, что вы находитесь по ту сторону двери, она не обязательно размышляетоб этом. Давайте понаблюдаем за животным. Пес медленно бродил по дому с тех пор, как вы ушли; он исследовал все интересные, нежеванные еще поверхности в комнате, посидел в кресле, где однажды вы оставили без присмотра пищу, и на кушетке, где вчера что-то пролили. Шесть раз он вздремнул, три раза попил и дважды, подняв голову, прислушался к далекому лаю. Теперь он слышит, как вы возитесь за дверью, быстро удостоверяется при помощи обоняния, что это именно вы, и вспоминает, что каждый раз вслед за вашим запахом и звуком вы появлялись в поле зрения.

Иными словами, он знает, что вы там, – странно было бы предполагать обратное. Витгенштейн сомневается не в том, что собака способна знать. У собак свои предпочтения, они могут выносить суждения, делать выводы, отличать одно от другого, принимать решения, воздерживаться от поступков – разумеется, они думают. Но ученый сомневается в том, что собака способна предвидеть ваше появление, задумываться об этом. Вряд ли собаки размышляют о том, что происходит не прямо сейчас.

Жить без абстракций значит быть поглощенным частностями – рассматривать каждое событие и объект как единичный. Вот что это приблизительно такое – «жить моментом», то есть не рефлектируя. Собаки, конечно, не рефлектируют. Они познают мир, но не задумываются над своим опытом. Они способны думать, однако они не думают о собственных мыслях.

Собаки со временем усваивают ритм дня. Но восприятие момента животным, у которого главный инструмент познания мира – это обоняние, отличается от нашего восприятия. То, что нам кажется мгновением, для собаки может быть целой серией мгновений. Человеческое «мгновение ока» измеримо и равняется восемнадцатой доле секунды: столько уходит на различение зрительного стимула. Следовательно, для собак, у которых частота слияния мельканий выше, всякое мгновение проходит быстрее. «Прямо сейчас» у собаки случается раньше, чем мы это осознаем.

Летучие запахи

Для собак перспектива, масштаб и расстояние в некоторой степени измеряются обонянием. Однако запахи существуют в ином масштабе времени. Запахи (в нормальных условиях) не воздействуют на наши органы чувств с той же регулярностью, что и свет. Таким образом, благодаря обонянию, собаки видят вещи не так, как мы.

Запах подсказывает время. Прошлое представлено выветрившимися или перекрытыми запахами. Они слабеют с течением временем, поэтому сила запаха указывает на его свежесть. Будущее – это ветер, который приносит запахи из того места, куда направляется собака. Мы же, полагаясь преимущественно на зрение, смотрим, в основном, на то, что есть сейчас.Собачье обонятельное представление о том, что есть настоящее, шире, чем наше зрительное – оно включает не только непосредственно происходящие события, но также и обрывки того, что недавно случилось, и того, что вот-вот произойдет. В настоящем всегда присутствуют тень прошлого и поступь будущего.

Таким образом, обоняние – это способ переключать время, которое представлено чередой запахов. У запахов – свой срок жизни. Для собаки мир находится в постоянном движении, он переливается и мерцает перед носом. Собака должна постоянно принюхиваться, чтобы не упускать мир из вида, – точно так же, как мы вынуждены постоянно смотреть, чтобы на сетчатке и в сознании запечатлелся некий постоянный образ. Это объясняет столь знакомое поведение вашего питомца: собака непрерывно принюхивается; [55]55
  Отвлечь собаку от постоянного нюхания – все равно что заставить вас отвернуться от только что увиденного интересного зрелища.


[Закрыть]ее внимание как будто постоянно переключается с одного запаха на другой. Объекты для собаки продолжают существовать, пока они издают запах, а она их чует. Если мы можем стоять и просто осматриваться, то собаке приходится двигаться гораздо больше, чтобы все обнюхать. Неудивительно, что псы кажутся рассеянными: их настоящее очень подвижно.

Запах предметов, таким образом, содержит информацию о прошедшем времени. Замечающие течение минут и часов собаки способны заметить и смену времен года. Мы замечаем это благодаря запаху цветов, гниющих листьев или приближающегося дождя. По большей части, впрочем, мы видим смену времен года (свежая зелень) или ощущаем ее кожей (тепло солнца). Собаки пользуются обонянием в тех случаях, где мы полагаемся на зрение или осязание: весной пахнет совершенно не так, как зимой.

Собаки, обладая отличным от нашего восприятием настоящего, всегда опережают нас на шаг. Они способны поймать брошенный мяч на лету и иногда выпадают из нашего ритма – тогда мы не можем заставить их сделать то, что нам хочется. Когда собака не слушается нас или не может что-либо запомнить, это может быть связано с тем, что мы неправильно ее понимаем и не знаем, в чем истоки ее поведения. [56]56
  Дрессировка при помощи кликера пытается сгладить диссонанс, проистекающий из различного восприятия времени. Дрессировщики производят при помощи маленького брелока отчетливые щелчки, когда собака делает то, что нужно и вправе ожидать награды. Щелчок помогает подогнать ритм человеческой жизни к собачьему; предоставленная себе, она совершенно иначе распределяет время.


[Закрыть]

… На морде написано

Пумперникель иногда улыбается, когда пыхтит. В этом случае губа ее слегка приподнимается (на человеческой щеке образовалась бы ямочка). Глаза похожи на блюдца (Пумперникель увлечена) или щелки (Пумперникель довольна). Ее брови и ресницы становятся похожими на восклицательные знаки.

Собаки простодушны. Их тела не обманывают, даже если собаки пытаются иногда плутовать. Но тело собаки, как правило, выдает ее внутреннее состояние. Радость от вашего возвращения домой или того, что вы подошли к собаке, выражается в вилянии хвостом. Индикатор тревоги – поднятые брови. «Улыбка» Пумперникель – это, конечно, не настоящая ухмылка. И все же этот жест (широко раздвинутые губы и обнажение зубов) – часть ритуала, средство общения собаки с людьми.

О собаке можно многое сказать, понаблюдав за тем, как она держит голову. Наклон головы, положение ушей, блеск глаз – все это буквально кричит о настроении, заинтересованности, внимании. Вспомните, как собака скачет перед сородичами, с гордо поднятой головой и задранным хвостом, держа в зубах свою любимую игрушку или где-то украденную вещь. Это недвусмысленный жест, общепринятый у собак. Точно так же молодые волки иногда дерзко трясут добычей перед старыми зверями. Выдающаяся часть тела – собачья голова – обычно устремлена туда, куда направляется ее владелица. И если собака поворачивает голову, то только затем, чтобы взглянуть, нет ли там чего-либо, достойного внимания. Мы, в отличие от собак, можем склонить голову в раздумье или, например, чтобы произвести впечатление. Удивительно, но собака притворяться не умеет.

То, о чем вам не расскажет голова собаки, поведает ее хвост. Голова и хвост – это зеркала, отражающие одно и то же. Но собака может быть и настоящим тянитолкаем, по-разному чувствительным с двух концов: например, собака, которой не нравится, когда нюхают ее морду, может спокойно относиться к обследованию с тыла, – и наоборот. Так или иначе, голова и хвост расскажут, что у животного на уме.

Я бы удивилась гораздо больше, если бы мои предположения о том, каков мир с точки зрения собаки, оказались полностью верными, чем совершенно ошибочными. Заняться исследованием этого вопроса – значит развивать в себе эмпатию, воображение и восприимчивость, а не искать окончательный ответ. Томас Нейджел полагает, что вообще нельзя быть уверенным в том, что мы правильно понимаем то, как живут другие животные. Неприкосновенность частной жизни собаки гарантирована. Но мы ведь хотим знать, как собака воспринимает окружающее, притом не очеловечиваем ее, а реконструируем ее картину мира. И, если тщательно присмотреться и подключить воображение, мы, возможно, сумеем однажды удивить собак своими познаниями.