Текст книги "Седьмое Дно (СИ)"

Автор книги: Александра Аксютина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

  Микра сняла очки и закрыла глаза. Чудь через некоторое время заёрзал и начал тянуть её за рукав.

  «На самом же деле, – продолжала Микра, надев очки, – моё существование доказывает обратное. Как и то, что вы всё-таки держите в руках эту книгу, написанную мной, хотя глубоко уверены в своей правоте и не перестаёте думать, что глубоко в воде невозможно писать. Но я ведь пишу? А вы же читаете? Как же преодолеть эту дуальность, которая глубокой пропастью разделяет нас? Я глубоко размышлял над этим феноменом и пришёл, наконец, к небезынтересной мысли, что писать под водой может только морской огурец, а читать – кто угодно».

  Она снова замолчала и уставилась в пространство.

  – Давай, – потребовал Чудь, – на начало!

  Микра посмотрела на солнце.

  – Милый, – она погладила Чудь по голове, – мне уже пора. А ты можешь… посмотреть картинки… здесь много. Мы ещё потом… почитаем.

  Она полистала книжку и нашла цветные картинки, иллюстрирующие внутреннюю жизнь морского огурца. Чудь выхватил книгу из микриных рук и начал внимательно их рассматривать, водя пальцем и шевеля губами.

  Он весь день не расставался с новой игрушкой и даже спал на ней. Бруха как-то попробовала ему тоже почитать, но потом решила, что лучше вместе рассматривать картинки. Они сидели рядышком на тюфячке, в который раз перелистывая книжку.

  – Я моряк? – неожиданно спросил Чудь.

  – Какой же ты моряк, если воды боишься? – покачала головой Бруха.

  – Я хочу быть моряк, – настойчиво проговорил домовёнок.

  – Правильно говорить: «моряком». А чтобы стать моряком, – объяснила Бруха, – надо много учиться, а ты не хочешь!

  -Ага! – Чудь уже выучил любимое брухино слово, но, на всякий случай, поник головой и задумался.

  Когда в следующий раз Микра навестила их, Чудь обнял её за шею и громко прошептал: «Я хочу быть моряком!»

  Бруха схватилась за голову.

  – Море далеко, – сказала Микра, – а озеро… рядом. Пойдём… со мной, я покажу тебе, что значит… быть моряком.

  И они отправились туда втроём. Микра отвязала плот от стеблей камыша, усадила на него домовёнка, и двинулась в открытое озеро. Чудь настороженно глядел на удаляющийся берег, упёршись руками в дно плота, и боясь пошевелиться.

  – А теперь… вставай, – скомандовала Микра, – моряки… всегда встают, когда их судно… отчаливает от берега!

  Чудь неуклюже заворочался, плот покачнулся, зачерпнув немного воды, и намочил чудову лапу.

  – Буха! Буха! – испуганно закричал он, – Мокну!

  – Ничего-ничего! – бодро пропищала Микра, – Вперёд, отважный моряк!

  Она подхватила Чудь за шкурку и поставила на лапы. Чудь растопырил руки, пытаясь держать равновесие, но плот сильно качало.

  – Тебя не сломят… никакие шторма! – во весь голос пищала Микра, размахивая свободной рукой, и Чуди казалось, что плот качается именно от этого писка. – Прощайте лесистые склоны!

  Ему хотелось лечь, но Микра крепко его держала, и он продолжал плыть несмотря ни на что.

  Потом Фея как-то неудачно повернулась, и плот, грузно кренясь в сторону камышей, сбросил домовёнка в воду.

  – Бу...! Тону! – отчаянно завопил Чудь и стал немедленно тонуть.

  Его мех быстро намокал, и Чудь, закрыв глаза и сложив на груди ручки, приготовился к худшему. Но Микра вовремя выдернула его из воды, и домовёнок повис в воздухе.

  – Тебе не быть моряком, – спокойно сказала Микра, – не всякий… кто хочет стать моряком… им становится. Но мыться… иногда полезно.

  Рука Микры, словно стрела башенного крана, доставила Чудь на берег и вручила Брухе. Та бережно отжала домовёнка, завернула в заранее припасённое полотенце и, улыбаясь, понесла домой.

  «Доматросился», – неодобрительно подумал Голос, глядя на жалкое подобие пышного великолепия Чуди, сушившееся на солнце.

  – Ну как, – спросила Бруха, – ты всё ещё хочешь стать моряком?

  – Мокро… больно, – помотал головой Чудь.

  И ведьмица поняла, что его мечта о море не сбылась.

  32.

   А в это самое время по речке Плешистой, названной так совсем не потому, что она была мелкой и местами проступала плешинами камней, плыл совсем другой плот. Надо сказать, что вода Плешистой была всегда тёплая и на глубине пузырилась, отчего считалась священной. И в старые времена местные жители любили посидеть на берегу Плешистой, особенно вечером, на закате и послушать беседы камней и переливчатый шёпот воды. В такие вечера думалось, что весь мир остался за спиной, а впереди только эта говорливая речка и ночная пустота. Но с тех пор минуло много лет. И теперь плот шнырял между камней, иногда задевая какой-нибудь своим краем, отчего слегка дёргался, словно рыба на крючке, но неизменно продолжал свой путь. А двигался он в сторону Озера, куда и впадала Плешистая. Пробив Озеро насквозь, она выпадала из него и несла свои воды дальше, за Границу Дубовой Рощи. Откуда вытекала речка тоже было не совсем понятно, поскольку появлялась она так же прямёхонько из-за Границы.

  В то время, как светлые воды Плешистой несли неизвестно куда неизвестно что, к дубу в раскачку, чоп-чоп-чоп, подкатила Принцесса. Задрав хвост, она устало шмякнулась на моховую подушку, отчего короткая жёлтая майка, на спине которой было крупно написано «ЧОПТА»,спружинив, скользнула вверх и обнажила крутые фазаньи бока, а из-под растопыренных крыльев вывалились две тяжёлые сумки, туго набитые газетами и письмами.

  – Муж с детьми остался, а я на работу подалась, – сообщила она Брухе, – пятнадцать голов деток кормить надо, – она похлопала круглыми глазами. – Вот, устроилась газеты разносить, да письмы.

  – У вас уже и птенчики вылупились? – радостно спросила Бруха, – Как быстро!

  – Нет, – сказала Принцесса, – ещё насиживает, ну, то есть, муж. А я так подумала: чего я буду на него глядеть день-деньской? Дай-ка, пойду в люди, всё ж с людями-то и поговорить можно, да ещё интересы всякие.

  Она нагнулась над сумкой с письмами и начала перебирать их клювом, разглядывая фамилии получателей.

  И Бруха вдруг подумала, что вот сейчас свершится самое что ни на есть настоящее чудо: ей вручат письмо от Шнура! И она будет его читать и перечитывать, а потом положит под тюфячок, где она хранит первое его письмо. А потом будет доставать его и снова читать и вспоминать прошлое.

  И она стала терпеливо ждать, пока фазаниха найдёт письмо в объёмистой сумке. Но оно всё не находилось. Бруха от нетерпения уже хотела поискать сама, но Принцесса, просмотрев последнее письмо, удовлетворённо заявила:

  – Тебе сегодня писем нет!

  Бруха чуть не заплакала от досады:

  – Как же так! Почему нет? Зачем же ты тогда приходила-то?

  Принцесса от неожиданности склонила голову на бок и уставилась на Бруху.

  – Да, действительно, – подумав минуту, проговорила она, – а чегой-то я тогда приходила?

  Она растеряно похлопала себя по бокам, и это нехитрое движение пробудило в ней какие-то воспоминания.

  – А, вспомнила! – наконец сказала она, – Я хотела спросить про одну вещь! Про яйца!

  Бруха вопросительно поглядела на неё.

  – Так это, – продолжала Принцесса, – я когда их снесла, пятнадцать-то, так у меня на душе хорошо стало, так легко! Прям так летать захотелось! И я прям так крыльями-то захлопала, а потом глядь на яйца, а там – непорядок! Все как один одинаковые, а одно – разное! Вот!

  – Так не бывает, – на всякий случай сказала Бруха, потому что в яйцах не разбиралась и не знала, что сказать.

  – Бывает – не бывает, – закудахтала Принцесса, – а вот на тебе! Бывает!

  – И какое же оно разное? – спросила Бруха.

  – Белое! Как есть всё белёхонькое! А мои-то родные – серенькие! И побольше моих-то будет, чужое-то!

  – Ты же говоришь, что сама все снесла! – удивилась Бруха, – Откуда же взялось чужое?

  – Так вот и не знаю, откудова, – опять хлопнула себя по бокам Принцесса, – ветром надуло что ль?

  Она вытянула шею, пытаясь поймать клювом ветер.

  Бруха вспомнила, как ей однажды «принесло ветром» шляпу с кедами и улыбнулась.

  – А что Принц говорит?

  – Господя! Что Принц говорит! – передразнила её фазаниха, – Принц ничего не говорит! Он вообще ничего не замечает, хотя каждую минуту их пересчитывает!Все яйца у него на одно лицо!

  – Ага, – вздохнула Бруха, – так что ты собираешься делать?

  – Я хочу собирать консилилум, – твёрдо сказала Принцесса. – Надо доподлинно узнать, кто есть в этом яйце, пока он не вылупился. А то потом знаешь! Того! У меня ж дети!

  Голос на верху подумал, что вот есть же на свете такие глупые куры, которые не знают, как правильно говорить «консилиум», но ведь говорят же, говорят!

  Бруха стала соображать, кто может разбираться в яйцах, и на ум ей пришёл только Филин. Но одного Филина было маловато. Тут она вспомнила Сороку, которая разбиралась во всём, а уж в яйцах и подавно, но теперь приходилось обходиться без неё.

  – Ладно, – сказала Бруха, – давай позовём Филина. Он птица мудрая, что-нибудь нам подскажет.

  – Хорошо, – закивала головой Принцесса. – Завтра отпрошусь с работы и соберёмся здесь в восемь.

  Она грузно поднялась, подхватила сумки и заковыляла дальше.

  Ровно в восемь у дуба собралась большая толпа. Посредине стояла Принцесса, у ног которой лежало крупное белое яйцо. Она пододвинула яйцо в сторону Филина и замерла в ожидании. Филин, неспеша, достал из-под крыла монокль, протёр его тряпочкой и вставил в глаз. Затем взял яйцо и начал внимательно разглядывать со всех сторон.

  – Яйцо птичье, – авторитетно заявил он и обвёл взглядом собравшихся.

  – Ежу ясно! – вмешался Чудь, который научился сносно говорить, и остановить его бывало трудно.

  – Ты не прав, – спокойно сказал Филин, – яйца бывают змеиные, крокодиловые, муравьиные…

  – А ещё тараканьи, – почмокав, сказал Чудь, – тараканьи, они самые вкусные!

  – Но химический состав скорлупы нам говорит… , – продолжил Филин.

  – Ты нам голову не морочь, – встряла Принцесса, – ты нам расскажи, кто в этом яйце?

  – Ну… , – учёно пророкотал Филин , – могу с уверенностью предположить, что там… птенец.

  – Так чей птенец? – не унималась фазаниха. – Мой или не мой?

  Филин перекинул яйцо с крыла на крыло.

  Чудь подошёл поближе, сцепил руки за спиной и стал внимательно его рассматривать. Он никогда не видел таких больших яиц, и ему тоже не терпелось узнать, кто у него внутри.

  – Если яйцо снесла ты, – сказал Филин, – птенец определённо твой. Только он не обязательно будет похож на тебя. Потому что, как я уже говорил, скорлупа…

  Дар подошёл к Филину и обнюхал яйцо. Он был не прочь им пообедать, чтобы закончить, наконец, эту утомительную дискуссию.

  – Не лезь! – взвилась фазаниха, – Если даже и не похож! Я ж мать! Я не позволю!

  – Успокойся, – примирительно сказал Ном, – никто его не обидит.

  Он достал из кожуха морской фонарь и начал крутить настройки.

  – Щас, щас, – приговаривал он, – надоть технику наладить, чтоб внутри поглядеть, хто там.

  Фонарь залил поляну синим светом, и Ном поднёс к нему яйцо.

  Чудь закрыл глаза ладошками, но через растопыренные пальцы подглядывал за Номом.

  – Ну? Что там? – Принцесса начала продвигаться в сторону фонаря.

  – Внутри хто-то есть! – Ном поднял указательный палец, – И этот он шевелится!

  – Так кто он? – Принцесса теряла терпение.

  – Хто, хто, – хитро ответил Ном, – хто-то в пальто. Серое вижу, а хто там в сером – не понять.

  «Знатоки, – молча возмущался Голос, сидя на дубе, – я хоть и живу в гнезде, не позволяю себе высказывать всякие нелепые предположения! Кто-то в пальто!» И он заломил шляпу на затылок, чтобы лучше слышать.

  – Вот всё и прояснилось, – подытожила Бруха выводы консилиума, – будем ждать вылупления!

  – Ух ж… , – ругнулся Ном, и яйцо скатилось на траву.

  И все увидели, что сбоку в скорлупе образовалась дыра, из которой торчал острый клюв.

  – Это я его фонарём простимулировал, – гордо сказал Ном,– ишь ты, полез, касатик!

  Он выключил фонарь и спрятал его в кожух.

  Скорлупа развалилась пополам, и из неё, покачиваясь, выбралось странное существо, покрытое то ли шерстью, то ли перьями, с длинным клювом и короткими ножками. Птенец встряхнулся и осмотрел собравшихся круглым чёрным глазом.

  – Агааа! – сказала удивлённо Бруха, – какой… такой!

  И она изобразила руками что-то невообразимое.

  – Это не мой ребёнок! – уставившись на птенца, взвизгнула Принцесса, отчего все вздрогнули, а Филин взмыл на дуб. – Он ни на кого не похож!

  – Ты это, того, не торопись! Глянь, ноги-то вылитые твои, – неуверенно сказал Ном, – может подрастёт малость…

  – Да что ноги! У него же крыльев нет! – всматриваясь в птенца, закричала фазаниха. – Он же вообще не птица! Птиц без крыльев не бывает! Кстати, а куда подевался этот профессор? – она стала воинственно оглядываться, выискивая Филина и намереваясь его клюнуть.

  Филина срочно придумывал, как ему выпутаться из этого неудобного положения и, на всякий случай, взлетел повыше.

  Не Птица неуверенно покачался посреди черепков скорлупы, а потом пошёл по траве, склёвывая что-то под ногами и не обращая внимания на крики Принцессы.

  – Что же теперь с ним будет-то? – расстроилась Бруха. – Похоже он совсем ничей!

  – Мой будет! – басом сказал Чудь, догнал Не Птицу и обнял его, – он на меня похож!

  – Вот и хорошо! – засуетилась Принцесса, – у меня и так четырнадцать! Пойду! Пойду! Может тоже. Того! Вылупились уже!

  И она быстро засеменила прочь, боясь, что Чудь передумает и всучит ей этого уродца.

  – Папаша! – пискнул Не Птица и начал деловито вытаскивать клювом, похожим на пинцет, муравьев из меха Чуди.

  – Ты мой Дуч! – ласково мурчал Чудь, оглаживая пришельца, – Моя корзина – твоя корзина.

  – Фэномэн! – развёл руками Ном. – Не зря ж его Чудь за свого признал!

  «Киви!» – донеслось из ветвей. Но никто не обратил на это внимания, потому что все что подумали, что просто от ветра заскрипел дуб.

  33.

  Они сидели на Микриной Горке – огромном валуне на берегу озера, ещё сохраняющим в себе тепло солнца.

  – Послушай меня внимательно, девочка моя, – сказала Микра, которая выглядела необычайно сосредоточенной. – Это озеро не простое, оно хранит тайну.

  – Я знала! Я знала! – закричала Бруха и чуть не свалилась с валуна, – я всегда знала об этом!

  – Да, – сказала Микра, – в нём есть Переход, который ведёт на Седьмое Дно. И об этом никто не знает, кроме меня. А теперь и тебя. И я надеюсь, что ты не будешь кричать, – она выкатила свои голубые глаза и укоризненно посмотрела на Бруху, на минуту став обычной Микрой, – об этом на каждом углу.

  Бруха заёрзала и опустила голову.

  «Почему же ты тогда рассказываешь об этом мне и именно сейчас?» – подумала она и спросила:

  – А что это такое, Седьмое Дно?

  Микра помолчала, словно собираясь с мыслями.

  – Это другой мир, девочка моя. Совсем другой мир.

  – И о нём никто-никто не знает? Даже Ном?

  – Никто, – подтвердила Микра. – Я сама узнала о Переходе случайно, когда занималась генеральной уборкой на дне, а потом научилась им пользоваться.

  – Тогда получается, что Шнур и все мои «друзья», и посылка попали к нам через этот Переход?

  Микра кивнула.

  – Он работает в обе стороны. Я рассказала об этом, потому что доверяю тебе. Есть ещё одна причина, о которой ты узнаешь позже.

  Микра отвела глаза и замолчала.

  – А можно на него посмотреть, на Переход? Хоть одним глазком? – сгорая от любопытства спросила Бруха.

  – Да, – ответила Микра, – конечно, но только один раз. Если хочешь, завтра в 12 часов пополудни. Можешь даже спуститься на Седьмое Дно. Но есть одно условие: ты должна вернуться обратно ровно через 12 часов, иначе, навсегда останешься на той стороне.

  – Ты покажешь мне это место? – спросила Бруха.

  – Нет, ты найдёшь его сама, – покачала головой Микра.

  – Но как? – опешила Бруха.

  – Завтра в 12 часов дня приходи на берег, и ты будешь точно знать, что делать, – сказала Микра, соскользнула с Горки и растворилась в озере.

  Следующим сумрачным утром, Бруха поднялась ни свет ни заря и отправилась к Озеру. Её не покидало тревожное чувство, которое она отнесла на счёт ненастной погоды, но, по-видимому, проистекавшее из-за предчувствия беды, которое породило вчерашнее внезапное исчезновение Микры. Она долго ходила по кромке воды взад и вперёд, в тайне надеясь всё-таки увидеть Фею в её излюбленной позе на плоту или, в крайнем случае, на Горке, но этого не случилось. Время подходило к одиннадцати, а Бруха всё ещё не знала, что ей предпринять. Единственное, что пришло ей в голову – бросить в Озеро пару камней (на всякий случай, а вдруг!), но вдруг тоже не произошло. Истомившись от неизвестности, она добрела до камышей, где на глаза ей попался ажурный чепец, болтающийся на одном из стеблей.

  «Микрочка подаёт знак!» – с радостно затрепетавшим сердцем Бруха заглянула в него и обнаружила клетчатый тетрадный листок и любовно связанный из тины маленький мешочек, завязанный шнурком. В мешочке Бруха нашла ключик, а на листке – письмо авторской системы цветописи в серо-красных тонах.

  Ведьмица села на песок и принялась читать.

  «Дорогая моя девочка! (красным карандашом). Я не умею прощаться, мне проще написать. Теперь я уже далеко, в Море. Можно сказать, что моё Озеро разлилось до размеров Моря. Но мне больше нравиться думать, что оно смешалось с Морем, смягчив его горькие воды. Я буду очень скучать по тебе, я уже скучаю. А тебе не нужно. (серым)

  Теперь о главном. Вход в озеро – из камышей. Налево от чепца – цепь с замком, открой его и иди. Не бойся, вода примет тебя. Иди всё время прямо, пока не увидишь каменную лодку. Её нужно сдвинуть с места, она тяжёлая, но у тебя получится. Забирайся в неё и отправляйся в путь. Заколку держи при себе. Когда опустишься на Седьмое Дно, камни на ней побелеют, а потом постепенно начнут краснеть, как только станет красным третий камень – пора возвращаться. Когда вернёшься и закроешь замок, ключ выброси в Озеро. Обязательно! Это путешествие – мой прощальный подарок.( красным) Не пытайся его повторить, это принесёт несчастье. Микра. (серым)».

  Бруха сложила письмо и машинально сунула его в карман. Она отказывалась понимать серую часть письма, в которой Микра (её Микра!) удалилась куда-то далеко, в какое-то Море, что означало только одно: здесь сейчас её нет! и никогда больше не будет! Бруха снова достала листок и уставилась в него невидящими глазами. Она не верила им, не хотела верить. Она думала, что вот же, она тогда тоже улетела от Дара, но потом вернулась и, всё стало снова хорошо! Но теперь хорошо уже никогда не будет. Она шмыгнула носом и быстро стала отворять цепной замок. Шлёпая по топкому илистому дну, она вспоминала каменную дорожку к дому Микры, и глаза хлюпали на мокром месте, наверное, от воды.

  Глава 34.

  Узкая чёрномраморная лодка плотно зарылась носом в ил, и Брухе стоило немалых усилий сдвинуть её на край вязкой воды, которая колодцем уходила, казалось, к центру земли. Она села в неё, немного поёрзала, устраиваясь поудобнее, а потом легла, потому что силы вдруг покинули её, и ей уже не хотелось ни на Седьмое, ни на какое другое Дно, а только бы снова увидеть Микру, безмятежно ловящую сачком тину. Рядом с ней, вытянувшись в струнку, покачивалась тонкая лёгкая трость. Одинокий блик солнца осветил её лицо, и лодка сползла в воду. Она стала медленно раскручиваться против часовой стрелки, постепенно оседая в бездну под собственной тяжестью. Бруха закрыла глаза и погрузилась в странное состояние оцепенения, почти сна, кружась в медленном танце посреди полной темноты.

  Так продолжалось довольно долго, и, когда уже казалось этому не будет конца, лодка, словно налетев на мель, остановилась, и Бруха, сквозь закрытые веки, ощутила нестерпимо яркий свет. «Береги глаза, Бруха», – вспомнила она и, зажав в руке трость, стала выбираться из мрамора. Переход подействовал на неё освежающе, и она почувствовала себя первооткрывателем.

  Снаружи было тепло. Она немного постояла, прислонившись к борту спиной и, расправляя себя, сделала первый неуверенный шаг, а потом пошла, сосредоточенно постукивая тростью не то по камням, не то по другой, неведомой ей поверхности. Параллельно шла чужая жизнь, которая была ей не знакома, но Бруха горела желанием узнать её и даже подружиться, если представиться такая возможность. Правда, пока она не могла ничего рассмотреть, и на время превратилась в слух.

   Шум рядом. Пронеслось, ещё. Истеричный свисток. Дым? Или? На время всё смолкло. Тук, тук, тук-тук… тук-тук. Трость спускается ниже, чем… Остановилась. Куда дальше?

  – Посмотрите, девочка слепая! Помогите ей через дорогу перебраться кто-нибудь! – одышливый голос.

  Кто-то зацокал, уколол взглядом. Подхватил под руку. Поволок за собой. Остановились.

  – Я могу тебя проводить, – женский предложил, немного резкий, – Тебе куда нужно?

  – Спасибо, – сказала Бруха, – я сама.

  Удаляющийся цокот. Сама, дальше. Запах листвы. Как будто дуб. Нет. Много дубов. Разные. Громкий плач.

  – Не бегай, опять упадёшь…, – ворчливо.

  Пошла медленно. Тук, тук-тук. Глухой звук, будто не камни.

  – Вчера в клубе были… И как… Да ничего… Познакомилась… Какой он… Обычный… Так себе.

  Голоса быстрые, девичьи. Как там время?

  Она опустила голову вниз, нащупала в кармане заколку и чуть приоткрыла глаза: четверть первого камня покраснела. Ещё ниже – серая дорожка, не земля, не камни, ровная. Она попыталась осмотреться. Резкий свет ударил по глазам, и они закрылись без её участия.

  Надо дальше. Птицы воркуют.

  – Не беги так, я не успеваю…

  – Опаздываем, пять минут осталось, давай быстрее…

  Женский… мужской… запах табака (Ном?)

  Она потопталась на месте, не зная в какую сторону податься. Потом повернула направо и через некоторое время шарящая трость наткнулась на что-то твёрдое и высокое. Бруха приоткрыла глаза и поводила головой туда-сюда: кажется, скамейка. Повезло. Бруха уселась на неё и стала приучать глаза к этому свету. Прогулка с тростью злила её, но она уже поняла, здесь солнце светит намного ярче и воздух сухой, и запахи как-то не очень, другие. И нет воды. А больше она ничего не поняла. Она глянула на заколку: полпервого окрасилось.

  По серой дорожке не спеша и ни на кого не обращая внимания, ходили небольшие сизые птицы и что-то склёвывали, между ними проскакивали поменьше – пестрые и юркие. Ещё ходили ноги, много ног, обутых в разное. Сандаликов ни на ком не было. Бруха подняла голову чуть выше: юбки, штаны, какие-то цветы красные, желтые большими полянами, стволы деревьев рядами. Точно не лес. Ещё выше. Глаза слепит, но терпеть уже можно. Женщины яркие высокие, мужчины высокие сероватые. Город? В том сне ей шептали про Город.

  Один камень полностью красный. «Надо идти дальше, а то не успею всё посмотреть», – подумала Бруха и открыла глаза. Солнце снова ударило её, но это сражение ей удалось выиграть.

  Вокруг неё повсюду был странный, ни на что не похожий и, от того враждебный мир. Брухе вдруг стало тоскливо и нестерпимо захотелось убежать от этой бессмыслицы. Но она вспомнила, что второй раз сюда дороги нет и решила потерпеть.

  Она поднялась, взяла трость наперевес и двинулась вперёд. На неё со всех сторон надвигались коробки, много разных коробок: большие, маленькие, разноцветные, блестящие, каменные. Одни гонялись друг за другом, иногда останавливаясь, и через прозрачные отверстия можно было разглядеть, что в них сидят люди. «Смешались в кучу кони, люди. Как странно, – думала Бруха, – зачем они туда забрались?» Она поразмышляла над этим и пришла к выводу, что они так играют.

  Другие были высокие, и ей приходилось закидывать голову, чтобы увидеть верхний край. В них тоже были отверстия, но рядами, и назначение их она пока понять не могла. «Коробочный мир. Как же они здесь живут?», – подумала она, – Как Чудь жил в шкафу?» И ей снова нестерпимо захотелось оказаться возле своего дуба. Знакомыми ей показались только деревья, птицы и малыши, которые напоминали ей домовёнка. Всё остальное было чужим и отталкивающим. «Побыстрее бы время закончилось!» – подумала она.

  Бруха шла вдоль стоящих плечом к плечу высоких коробок. Они плыли ей навстречу, сливаясь в один неразличимый поток. Среди них попадались жёлтые и даже красноватые, и тогда она останавливалась и внимательно рассматривала их. Яркое солнце слепило глаза, отчего слегка кружилась голова и всё казалось нереальным. По низу иногда проглядывала трава, но её было мало и желания посидеть на ней почему-то не возникало. На углу сидела большая пегая дворняга, с клочковатой бородой и поникшими ушами. Тощий хвост безвольно валявшийся рядом с ней, почуяв Бруху, распрямился и начал приветственно подметать тротуар, расшвыривая мелкие камушки и пыль. Бруха подбежала к ней и обняла за шею. Собака была тёплой, и от неё хорошо пахло собакой. Когда ей надоело обниматься, дворняга лизнула Бруху в ухо, высвободилась и потрусила своей дорогой. Бруха вздохнула и пошла своей.

  Внизу одной особенно громадной коробки располагались высокие проёмы, закрытые прозрачным, внутри которых на подставках, крючках и просто так были натолканы вещи, назначение которых ей было непонятно. Она остановилась и стала смотреть. Ей бросались в глаза только цветовые пятна, и она не знала, как их совместить с предметами. Наконец она увидела банку, похожую на узилище микриной медузы. Это принесло ей минутное облегчение.

  Когда второй камень покраснел, Бруха решила повернуть назад и погулять рядом с Переходом. Ей помешала старушка, которая подивилась красоте брухиной косы и подарила нечто, завёрнутое в цветную бумагу, назвав это конфеткой. Бруха вертела «конфетку» в руке, не зная, что предпринять, а потом догадалась развернуть её. Внутри оказался коричневый брусочек. Он на удивление быстро таял и вскоре превратился в лужицу, липко сгустившуюся на средине ладони. Бруха поднесла её к носу. Она пахла восхитительно и знакомо. « Пчелиные соты!» – вспомнила она и осторожно лизнула лужицу. Ей понравилось. Она дочиста вылизала ладошку, чем вызвала неудовольствие цокающей мимо тётеньки, которая возмущенно выразила своё возмущение, что у неё не хватает возмущения смотреть на невоспитанных детей. К счастью, она ужасно торопилась и быстро уцокала дальше. Бруха вздохнула и поспешила в обратном направлении. Строгий строй деревьев вновь приветствовал её. А потом она закружилась на месте, не зная, куда отправиться: ведь она пришла сюда вслепую. В ход снова пошла трость, которая успешно достучала её до Перехода, где она упёрлась в ещё одно странное сооружение из серых камней (почему здесь всё такое серое? – подумалось ей), круглой формы. Посредине торчали сложенные горкой те же камни, из которых вверх била струя воды.

  «Третий наполовину красный», – с облегчением заметила она и

  стала искать взглядом лодку, но той нигде не было видно. Она обежала каменный круг и обнаружила забытую кем-то книжку «Приключения Розы Карузо». Она решила взять её с собой и ей пришло в голову: а не здесь ли Микра нашла свой драгоценный журнальчик? Потом она ещё немного подумала… и не в этом ли Городе живёт Шнур? И как хорошо было бы его сейчас встретить и расспросить обо всём, и даже позвать с собой. Она взглянула на заколку: все три камня стали, как прежде, красными. И в это самое время на дне каменного круга проступили очертания её лодки. Бруха немедленно забралась в неё и легла, прижимая книжку к груди. Лодка стала медленно разворачиваться по часовой стрелке и пошла вниз.

  Глава 35.

  Свет, который уже не казался ей нестерпимым, понемногу угасал и вскоре наступила кромешная темнота. Прошло немало времени, прежде чем лодка, дёрнувшись, остановилась, и Бруха смогла из неё выбраться. Она побрела к камышам, отперла цепь, вышла на берег и неожиданно увидела, как ослепительно прекрасен мир. Она вернулась домой, и сумасшедшая радость охватила её, такая радость, что захотелось кричать, но она поостереглась. Бруха заперла камыши на замок, размахнулась… ,и ключ уже готов был полететь в воду, как когда-то молочный зуб (а вдруг и его не нужно было выкидывать, вдруг бы тогда всё пошло по-другому?), но остановилась и положила его под камень, хотя была уверена, ключ никогда больше ей не пригодится. Она двинулась домой, вдыхая знакомые запахи, оглядывая знакомые дубы, огибая знакомые камни. Ей хотелось обнять всё это, такое родное и понятное. И она почти плакала от счастья, как тогда, когда смотрела на сверкающую радугу. Придя домой, она обняла Чудь, и Дара и Дуб, и они были поражены и озадачены таким проявлением брухиных чувств. Потом она улеглась на любимый тюфячок, закинула руки за голову и начала вспоминать своё необычное путешествие. Ей вдруг припомнились какие-то детали, на которые она сразу не обратила внимания, а теперь они всплыли в её памяти и стали проявлять всё ярче. И ей уже казалось, что Город совсем не так ужасен, раз там живёт Шнур и что она многого не видела и не поняла и что не плохо бы… Она поднесла к носу ладошку: сладковатый запах был еле слышен. Наступало утро.

  Бруха выскочила на улицу и помчалась к озеру. Ключ лежал на том же самом месте, где она его оставила. Она немного постояла, потом взяла его и положила в карман. «Со мной ничего страшного не случится, – подумала она, – просто Микра не хотела, чтобы у меня тоже были такие же «штучки».

  День за днём тоска, которую она раньше не знала, настигала её повсюду воспоминаниями о Городе. Ей больше не доставляло радости возиться с домовёнком, раскрашивать букеты и болтать с Номом. Она глотнула другого воздуха, и он отравил её, и она знала, что есть лодка, которая может в любой момент доставить её в это место. Однажды вечером Бруха, крадучись, отперла замок на камышах и пошла к ней. Лодка стояла на своём обычном месте, плотно врезавшись в донный ил. Полная решимости, Бруха схватилась за борт, а потом задумалась. «Время! – вспомнила она, – Я не знаю Время! А что, если я потеряюсь в этом Переходе и буду мотаться туда-сюда и никто не спасёт меня. Ведь Микра же говорила… А теперь мне не у кого спросить!» Она постояла, развернулась и побрела обратно.

  Долго ли, коротко ли шло время, и Бруха постепенно возвращалась к своей обычной жизни. Всё шло почти как раньше, если не считать, что она совсем забросила колдовство. Она и раньше занималась этим, как бы «понарошку», а теперь и вовсе охладела к этому занятию. Бруха опекала принцевых детей, рисовала, читала книгу и, вспоминая Микру, сжимая в руке заветный ключик, с которым так и не смогла расстаться.

  Как-то вечером, она лежала на своём тюфячке и в сотый раз перечитывала книгу, привезённую ОТТУДА. Последняя шнурова свечка тихонько горела в изголовье, и Бруха не столько читала, сколько вспоминала, когда от стены отделилась грозная тень Брухи-старшей. Бруха-младшая как будто давно ждала её.