Текст книги "Седьмое Дно (СИ)"

Автор книги: Александра Аксютина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

  Под ежевичным кустом, слегка поцарапанный, прятался Чуфа. Дарик, довольный тем, что загнал врага в тупик, жмурясь, грелся на солнышке, повернув в сторону ежевики чуткое ухо.

  Так незаметно прошёл день, а ночью в домик явился призрак Брухи – старшей. Ведьмица, как обычно, безмятежно спала на своём тюфячке, когда на неё повеяло холодом. Она открыла глаза и хотела зажечь свечу, но не смогла сдвинуться с места: из угла, шипя, наползала тень, заволакивая комнатку чёрной кисеёй.

  – Слушай меня внимательно, Бруха, – велела Бруха-старшая, – я давно наблюдаю за тобой и мне не нравится то, что я вижу.

  – Ну, мамочка… – законючила ведьмица.

  – Помолчи, – грозно сказала мать, – мне лучше знать! Если и дальше так пойдёт, настоящей ведьмой тебе не быть. И не пытайся меня обмануть! И запомни раз и навсегда: закат раздаёт – рассвет забирает! Поразмысли над моими словами!

  Её голос затих, пелена исчезла и в домике опять стало тепло.

  – Ох, вечно она всё усложняет, – беспечно подумала Бруха, перевернулась на другой бок и уснула.

  Но камень был уже брошен...

  14.

  Поутру Микра сидела, прислонившись к дубу, и ожидала Бруху. На её коленях, уютно устроившись в складках капота, свернулся Дар. Микра, прикрыв веки и думая о чём-то своём, осторожно поглаживала его пальцем между ушами.

  – О! Микра! – воскликнула Бруха, появляясь из домика, – ты ещё не ложилась?

  Дар смущенно спрыгнул с микриных колен и пошёл тереться о ноги ведьмицы.

  – Да...да… – рассеянно отозвалась Фея, – я тут… гуляла…

  Она порылась за пазухой.

  – Вот, – она протянула Брухе, извещение, – наверное, кто-то потерял, а я нашла. На тропинке… Тут написано…

  – Да, да, да! – чтобы скрыть неловкость от того, что она раньше не рассказала Микре о посылке, громко закричала Бруха, отчего Дар принял форму «коромысла» и боком поскакал в кусты, – Да! Я уже получила посылку! Сейчас!

  Она метнулась в домик и через секунду выскочила из него с посылкиной коробкой в руках.

  – Смотри! – Бруха поставила её перед Микрой.

  – Ух ты, какая большая! – глаза Микры стали ещё выпуклее, она вытянула шею и заглянула внутрь. Потом запустила туда руку и начала ввинчивать пальцы до самого дна. Вдруг её лицо озарилось восторгом, и она выудила из коробки бархатный мешочек с калошами.

  – Калооошики, – проворковала Микра, нежно оглаживая мешочек пальцами. Она развязала шнурок и вытащила из него кусочек картона светло-золотистого цвета, на котором тёмно-золотыми буквами было начертано: «КАЛОШИ КОЛЛЕКЦИОННЫЕ».

  Микра уставилась на карточку:

  – Я так и думала… что это… калоши… не для всех, – скрипучим от волнения голосом произнесла она.

  Она осторожно извлекла их из мешочка.

  Они были удивительного цвета застиранной майки, то есть блёкло-серо-голубые.

  – Боже мой! Боже мой! – повторяла Микра, рассматривая их и поворачивая разными сторонами к свету, наблюдая за мельчайшими изменениями оттенка, – правда же они удивительно гармонируют с цветом моих глаз? – спросила она, прикладывая одну калошу к щеке.

  И действительно, совпадение было поразительным.

  Наконец, она решилась их примерить.

  – Да, – утвердительно кивнув головой, сказала Микра, наблюдая, как половина её правой ноги торчит наружу, – конечно, я так и думала, такие калоши… носить не следует! На них следует только любоваться!

  Она бережно одела на калоши мешочек, предварительно положив внутрь одной из них карточку, и уставилась на Бруху:

  – А котёночек тоже в посылке пришёл?

  – Нет, он здесь, под кустом был, – объяснила Бруха.

  – Ну, что же…, – начала Микра, вставая.

  – Подожди, подожди, это же ещё не всё! – закричала Бруха.

  – А есть ещё что-то? – не поверила Микра.

  Ведьмица перевернула коробку и высыпала содержимое на траву.

  – Вот! Смотри! Карандаши, тетрадки, вон сколько всего, выбирай!

  Микра поводила пальцами по куче подарков и извлекла коробку карандашей, пару тетрадей, книжку-раскраску и маленький пузырёк серебристого цвета.

  Она поднесла пузырёк к носу и мечтательно зажмурилась:

  – Запах детства, – сказала она, – так пахли водоросли в нашем болотце. Я повешу его на шнурочек и буду носить на шее, как память.

  Она сгребла свои подарки в кучку и стала думать, как бы это всё не растерять по дороге.

  – Твоя сумочка! – вспомнила Бруха, – я сейчас!

  И она опять ринулась в домик.

  Микра взяла из рук ведьмицы сумочку и заглянула внутрь.

  – Ну что же это вы, – укоризненно сказала она, – даже не посмотрели? Я тогда всё о камне… думала, а про неё…

  Она засунула в сумочку руку и вынула блестящий продолговатый предмет.

  – Что это? – ахнула Бруха.

  – Заколочка… для волос, – нравоучительно произнесла Фея, – по наследству досталась. И я решила её подарить… вам, потому что у вас… волосы. У меня тоже когда-то были… такие волосы… но из-за этой сырости...никакая причёска не держится...приходится всё время в платке… И красный… ваш цвет.

  И она крючковатым пальцем показала на свой платок, который больше был похож на рыболовную сеть.

  Микра положила заколку на ладонь:

  – Смотрите, как играют… камушки.

  Бруха зачарованно смотрела на длинную золотую полоску с тремя сверкающими рубинами, и на глаза её навернулись слёзы.

  – И это мне? – дрожащим от волнения голосом спросила она.

  – Ну я же сказала… держите, – Микра протянула ей заколку, – мне она ни к чему, а вот калошики… , – она прикрыла глаза, и в уголках её губ промелькнула монализова улыбка.

  Затем сложила свои подарки в сумочку и откланялась.

  Бруха остолбенело стояла несколько минут, потом догнала Микру и схватила за подол капота:

  – Подожди, мне нужно тебе кое-что сказать!

  – Да? – обернулась Микра.

  – Наклонись, это секрет!

  Когда Микра наклонилась, ведьмица обвила её шею руками и поцеловала в щёку.

  – Ну что вы, что вы! Это лишнее! – пробормотала Микра и побрела к озеру.

  Вернувшись домой, Бруха позвала котёнка.

  – Смотри-ка, что мне подарили! – похвасталась она.

  Дар равнодушно обнюхал заколку и зевнул.

  – Эх ты, – Бруха потёрла заколку о подол сарафана, так что камни засияли ещё краше, и прикрепила к основанию косы. – Жаль, что Шнур не видит, он бы точно оценил.

  – А с этим нужно что-то делать, – Бруха укоризненно посмотрела на кота и отправилась в домик.

  Через некоторое время она появилась с новой лентой, на которой было написано «ДАР» и ещё что-то ведьмински по-синему. Старая лента на шее кота была заменена, и Бруха, наконец, смогла позволить себе выпить чашку чаю.

  15.

  Дни летели, словно сороки, а сама Сорока так и не появлялась.

  И Бруха пристрастилась к рисованию: день-деньской она сидела на пне и раскрашивала букеты из шнуровых книжек. Ей непременно хотелось использовать в этом деле все-все карандаши, и у неё выходили диковинные цветы, которых никто никогда не видел.

  Иногда ей просто хотелось ощущать карандаши пальцами, и она представляла, что перебирает волшебные гранёные кристаллы, которые живут своей жизнью и сами решают, кто даст краску тому или иному цветку.

  Особенно ей нравился белый карандаш, который оставлял на бумаге след, чуть отличающийся от тона самой бумаги, и было интересно наблюдать, как этот седоватый оттенок сочетается с бледно-голубым или салатово-зелёным, который тоже был её любимым.

  Днём, как обычно снимая Чуфу с пня, где он проводил ночь, заряжая свои лунные батареи, она обнаружила под его брюшком листочек со своего объявления.

  Бруха сбегала к объявлению на дубе и убедилась, что одного листочка там действительно не хватает.

  «Это знак, – решила Бруха, – что где-то рядом ждёт друг».

  Она навернула несколько кругов вокруг дерева, но друг не обнаружился. По дороге она встретила шеренгу муравьёв, но посчитала, что они мелковаты для настоящей дружбы, и кроме того, пребольно кусаются и слишком суетливы.

  Под вечер из кустов, потягиваясь и зевая, выбрался Дар. Умывшись и перетряхнув шубку, он грациозно направился к пню, чтобы поточить когти. Бруха с удовлетворением заметила, что за последнее время кот значительно подрос.

  « Если так пойдёт, – подумала она, – то у меня скоро будет очень большой кот!»

  Любуясь котом, она вдруг заметила, что пень как будто немного сдвинулся и отстранился от Дара, который всадил когти в кору и почти повис на них.

  Потом пень развернулся, и Бруха поняла, что это ей точно не показалось, потому что...

  – Кота-то убери, – ворчливо сказал пень, – поназаводили котов-то, отдохнуть, оторва, не даёт.

  Дар вздыбился, недовольно дёрнул хвостом и сел поодаль.

  – Ты кто? – удивилась Бруха, – я думала, что это обычный пень!

  – Это, я-то днём пень-пнём, а ночью-то – ого-го!.. – напевно «проокал» он, подняв заскорузлый палец, – Хозяин Леса!

  – А я – Бруха, – сказала она и почему-то сделала книксен.

  – Да я-то знаю, знаю. Я-то здесь весь день стою-то, подслушиваю, – он хитро улыбнулся в усы, – нарождающаяся ведьма!

  – А вас как зовут? – Бруха неожиданно перешла на «вы».

  – Меня-то? Ном! Ты смотри, как бы твои рубины-то не покрали. Такая жаль-то будет! Смекаешь?

  Бруха села на корточки, уперев локти в колени.

  – Кто покрадёт? – заинтересовалась она.

  – Да мало ли тут лихих людей-то, – покачал головой Ном. – Ты-то вот ночью спишь, а они-то так и шныряют повсюду, – он широко раскинул руки, – Повсюду! Вот и покрадут!

  И Бруха вспомнила слова мамочки о том, что «закат раздаёт». Она не предполагала, что этот самый закат раздаёт всем – всё.

  – А вы где живёте? – думая о мамочке, спросила Бруха.

  – Так это, тут-то и живу. Я-то и есть мой дом, – удивлённо пожал плечами Ном.

  Бруха сообразила, что сморозила глупость и покраснела.

  – Да ты, это, не кручинься, девица, – ласково пропел Хозяин Леса, – мамаша-то у тебя больно строгая. Она-то, когда пролетала, я сам-то, того, опенел. А со мной так-то редко бывает, я тут со дня основания.

  Он нагнулся, нагрёб в широкие ладони земли, пополам с хвойными иголками и мелкими камушками, покатал и протянул Брухе:

  – На-ко вот, полакомься.

  В руке у неё оказался стаканчик чудесного шоколадного мороженого с изюмом.

  Ном подмигнул, заложил руки за спину и направился в лес.

  – Мне на службу пора, – сказал он на прощанье.

  16.

  «Пойдём»,– сказал Ном, взял Бруху за руку и повёл в лес.

  В лесу было очень светло, хотя время было уже заполночь. Луны не было видно, но Бруха не сомневалась, что именно она освещает им дорогу.

  Ном уверенно топал по тропинке, и вскоре Брухе показалось, что она уже никогда не найдёт дорогу домой.

  «Не робей, скоро доберёмся»,– подбадривал её Ном.

  Казалось, что лесу не будет конца, однако вскоре они вышли на поляну, где стояла рассыпающая от старости избушка.

  «Нет-нет-нет, – вдруг сказал Ном, – сейчас начнётся про Бабу Ягу и прочую нечисть. Этого нам не надо!» И исчез.

  Бруха села на кровати: «Вот же какая история! Говорила же себе: Не ешь, Бруха, на ночь яблоки, будут кошмары сниться, так нет же...»

  Она выглянула на улицу: пня на лужайке не было. На его месте, медленно вращаясь, висел в воздухе Чуфа. Его синяя спинка блестела в лунном свете, а усики безвольно свесились вниз: Чуфа спал.

  А по утру нежданно прилетела Сорока. И Бруха подумала, что хорошие события случаются как раз тогда, когда их не ждёшь.

  – Ну что, приготовила? – склонив голову на бок и оглядывая Бруху круглым золотистым глазом, спросила она. По всему было видно, что она пребывает в прекрасном расположении духа и не прочь поболтать.

  Бруха кивнула и сходила за объявлениями.

  – Ты слышала, – затрещала Сорока, – у нас стряслось событие?

  Ведьмица помотала головой.

  – У Фазана сегодня ночью пропало перо из хвоста!

  Бруха пожала плечами.

  – Ты что немая?

  – Н-нет, – пролепетала Бруха, – куда пропало?

  – Лучше быть немой, – рассердилась Сорока, – чем глупой. Если бы мы знали куда оно пропало, то уже бы нашли. А теперь Фазан забился под ель и стесняется в таком виде показаться на люди. У него и так нарушение пищевого поведения, а теперь и подавно.

  – Как ты сказала? Нарушение…чего? – осторожно переспросила Бруха.

  – Жрё… ест он всё время, – пояснила Сорока, – понимаешь? А всё потому, что у него нет гнезда. Я всегда говорю, что у каждой птицы должно быть гнездо! А если его нет, она начинает страдать, а если она страдает, то много ест. А теперь ещё это перо! Он этого не вынесет!

  Бруха кивнула, она тоже так считала – насчёт гнезда.

  – Ты извини, я в прошлый раз немного взвинченная была, – сменила тему Сорока. – Потому что терпеть не могу делать чужую работу! Я не почтальон! Я служу в СМИ! Мне даже поболтать некогда, а тут ещё эти извещения!

  Сорока от возмущения встопорщилась и затрещала ещё громче.

  – Так вот! Да! Фазан! Кстати, его зовут Принц. Он неплохой парень, но, между нами, в нём есть что-то куриное. Ну ты меня понимаешь. И летун никакой. Короче говоря, так себе птичка. Я сегодня как узнала, что у него такое горе, сразу сорвалась и – к тебе. Думаю, надо же брухины объявления разнести и, между делом, о горе оповестить.

  – Так что там, с Фазаном, расскажи толком? – неожиданно проснулся Голос.

  – Да что я знаю? Что знаю? – загалдела Сорока, – Я ничего и не знаю. Уснул -

  перо было, проснулся – нет его. Вот и всё. Спал бы в гнезде, как все нормальные птицы, и не случилось бы беды. А так бегает по лесу, словно страус какой, вот и результат. Я всегда говорила…

  – Подожди, подожди, – перебил её Голос, – а что местные жители-то думают?

  – А что местные думают? Ничего они не думают! Думают, что завёлся кто-то. Раньше же такого не было. Значит кто-то новый завёлся. А кто у нас новый? – и она подозрительно посмотрела на Бруху.

  – А что это ты на меня так смотришь?, – рассердилась Бруха, – Не брала я никакого пера. Я всю ночь в домике спала.

  – Кто это может подтвердить? – не унималась Сорока.

  Бруха задумалась.

  – Кот мой может подтвердить, – нашлась она.

  – Кот не в счёт, он против тебя ничего не скажет, он преданный, – возразила Сорока.

  – Тогда не знаю, – пожала плечами Бруха, – мы с котом вдвоём живём.

  – Значит, берём тебя на заметочку, – Сорока подняла вверх крыло.

  Дар, услышав, о чём идёт речь, вылетел из кустов, и, одним прыжком перемахнув на пень, на котором сидела Сорока, вцепился в поднятое крыло.

  Сорока, истошно заголосила и взвилась на дуб, оставив в зубах у кота два своих пера.

  – Только потом не говори, что у тебя тоже перья украли, – проворчала Бруха.

  – Ладно, ладно, – примирительно сказала Сорока, разглаживая оставшиеся перья, – я же пошутила. Конечно, это не ты. Я бы даже сказала, что это неоспоримо. Нужно искать кого-то другого.

  – Вот и поищи, – сказал Голос, – ты же у нас самая мобильная. Всё видишь, всё знаешь. Мы назначаем тебя Главным Искателем!

  Сорока гордо вздёрнула клюв:

  – Да, – важно заметила она, – именно так! Главным Искателем!

  Она степенно походила по ветке, осмысливая произошедшую с ней метаморфозу, потом повелительно дёрнула хвостом и поднялась в воздух.

  – А мои объявления? – закричала Бруха, – ты забыла мои объявления!

  – Главные Искатели не расклеивают объявлений, они птицы высокого полёта! – крикнула Сорока и скрылась из вида.

  17.

  Этой ночью Брухе не спалось. В домике кто-то шуршал, покашливал, и Бруха подумала, что в корнях дуба завелись мыши и надо бы сказать об этом Дару. Но встать и позвать кота было лень. Она ворочалась с боку на бок на своём тюфячке, пока не начала считать баранов. Когда посчитанных баранов стало сто шестьдесят три, она сбилась и начала сначала, но сон так и не пришёл. Бруха поднялась и вышла на улицу. Было ранее утро. Она подумала, что ещё никогда не встречала рассвет и что обычно по-утрам она здоровается с солнцем, а сегодня солнце поздоровается с ней. Солнце, однако, не торопилось на встречу, сидело где-то за лесом, чуть-чуть подсвечивая небо, но луна уже бледнела. Чуфа совершал медленное кружение, дожидаясь пока Ном предоставит ему место для посадки. И действительно, вскоре Ном появился на поляне с котомкой в руке, и по его виду никак нельзя было предположить, что он не спал всю ночь.

  Увидев Бруху, он удивлённо поднял косматые брови и приветственно замахал рукой:

  – Доброе утро, девонька, чегой-то ты сегодня раненько!

  Бруха невнятно чирикнула в ответ.

  – А я-то тебе гостинец принёс, от зайчика, – радостно сообщил Ном, развязывая котомку и вынимая баночку с земляникой. Он закрутился, не зная куда её приспособить.

  – Спасибо, – пришла ему на выручку Бруха, взяла баночку и унесла в дом.

  По дороге обратно она вспомнила, что не сообщила Ному новость дня. От этой мысли она окончательно пришла в себя и уже открыла рот, но...

  – Я-то слышал, слышал, – закивал он головой, – мне грибы-то сегодня рассказали. Хохотали очень.

  – А что смешного в том, что у Фазана стащили перо? – не поняла Бруха.

  – Так это, грибы-то Фазана не любят. Он-то ходит, большой, малышей ихних топчет, а взрослых клюёт и в шапках дупла делает. Попробуй потом, зарасти дупло-то? Они-то и радуются.

  – А ты знаешь, кто перо украл? – поинтересовалась Бруха.

  – Есть у меня на примете один охальник, – хитро прищурился Ном, – но пока доказательствов нет.

  Ном направился к своему месту, повернулся спиной к домику, и Чуфа успешно припнился.

  Бруха крикнула Дара, который, зевая, неторопливо выбрался на лужайку и предложила прогуляться.

  – Когда ещё представится такая возможность! – сказала она.

  И они, не теряя времени, отправились. Дар, подняв хвост, семенил за ведьмицей, и они неторопливо шли меж дубов по траве, покрытой утренней росой. Лес был полон тихих и неясных звуков, солнце катилось от горизонта вверх, навстречу им.

  Бруха подумала, что где-то здесь, наверное, гуляет Микра, и та не замедлила появиться с другой стороны тропинки.

  – Гуляете? – близоруко щурясь, спросила она, – а я как раз к вам и направлялась, у меня к вам… м-м-м… дело.

  Бруха уже знала, что всякое дело, связанное с Микрой, оборачивается интересным приключением, и заинтересованно спросила:

  – Какое дело?

  – Как-то у меня в гостях пребывала... сестра…, – как всегда издалека начала Микра.

  – У тебя есть сестра? – удивилась Бруха.

  – Да, – кивнула Микра, – старшая… Макра. Она живёт там… в море.

  Бруха изумленно вытаращила глаза, она впервые слышала, что где-то там есть море и что до него можно добраться, раз микрина сестра как-то добралась.

  – Да. Так вот… Мы редко видимся… она… у неё … муж. И она… подарила разную посуду. И вообще… разные штучки… там… в море… пропасть туристов.

  Микра достала из за пазухи большую витую раковину:

  – Вот… бутылочка… Смотрите… Сюда наливают, – Микра ткнула пальцем в глиняную пробку, запирающую место, откуда когда-то выглядывал моллюск, – а отсюда, – она отвинтила крышечку на вершине раковины, – выливают. – Она завинтила крышечку, покачала раковину на руке, показывая, как наливают и как выливают и уставилась на Бруху.

  Бруха кивнула.

  – … есть ещё пара амфор… греческих…

  – Каких? – переспросила Бруха, восхищённо разглядывая белую раковину с коричневым затейливым рисунком.

  – Греческих… я вам потом… покажу. Они тяжёлые… я в них… припасы делаю. А бутылочка… раз… и принёс. Здесь молочко… для котёночка.

  И Микра протянула Брухе раковину.

  – Я по-утрам буду приносить… одну оставлять… другую… забирать.

  Бруха схватила раковину обеими руками и прижала к груди.

  Дар принюхался и начал кружить вокруг брухиных ног, обнимая их хвостом, и измученно заглядывая ей в глаза.

  – А где ты берёшь молоко?

  – У ламантинов, – лицо Микры просветлело, – такие… коровки… карликовые, озёрные. Оно упоительное, то есть, молоко!

  – Коровы в воде не живут, – не поверила Бруха.

  – Такие – не живут, а такие – живут, – наставительно сказала Фея, – на дне лежат, толстенькие.

  Микра пошаркала калошами:

  – Хорошо, что я вас встретила… и бутылочку, так сказать,… из рук в руки… а то я слышала… у нас бандит завёлся.

  Бруха кивнула головой:

  – Ага, у Фазана, как его зовут? Забыла! Перо из хвоста украл!

  – Да что вы… говорите! – ахнула Микра, – а мне сказали, что… у пчёл соты… повытаскал, прямо все-все… и они теперь… без детей. И потому… злее, чем обычно.

  – Так, – нахмурилась Бруха, – значит, теперь ещё и пчёлы!

  – Нужно немедленно возвращаться домой! – вдруг засуетилась Микра, что было ей совершенно не свойственно и сказывалось на том, что она начинала говорить без своих обычных пауз. – Он может ворваться с минуты на минуту, а я тут болтаю! Греческие амфоры и капитель, это вам не соты!

  Бруха хотела спросить, что такое капитель и выразить мнение о том, что на мокрое дело он вряд ли пойдёт, тем более днём, но Микра, не попрощавшись, уже исчезла за поворотом. Это вообще было в её стиле: уходить по-английски.

  – Тогда и нам пора, – сказала Бруха коту, – солнце уже высоко.

   По дороге она всё время думала про старшую сестру Микры и никак не могла придумать, как же она выглядит.

  Дома она напоила Дара молоком. После завтрака кот долго умывался, сладко облизывая нос, потом принял форму «колеса», прикрыв глаза задними лапами и, очутившись в полной темноте, уснул. К его боку подкатился Чуфа и составил ему компанию.

  18.

  Возвращаясь со службы, Ном заглянул к Микре. Подойдя к кромке воды, он тихонько свистнул, отчего по озеру пошли волны, и над поверхностью почти сразу появилась голова Микры.

  – Привет, старуха! – крикнул Ном, – Побалакать надо!

  Не успел он договорить, как Микра уже возникла на валуне, поджидая Нома.

  – Отлично выглядишь, – сказал Ном, взбираясь на камень, – ну, что будем делать-то?

  Микра уставилась на него.

  – … с супостатом, – уточнил Ном.

  Микра помолчала. Но было совершенно понятно, о чём она не говорит.

  – Да! – наконец произнесла она.

  – Я так-то и думал, – кивнул Ном.

  – Ибо иначе…. – Микра моргнула.

  – Согласен, согласен, но кр…, – неодобрительно кашлянул Ном.

  Микра некоторое время смотрела в небо.

  – Это нельзя… , – вздохнула она.

  Они побеседовали так ещё некоторое время и пришли к консенсусу, очевидному только для них двоих, потому как они были знакомы сто лет и понимали друг друга с полуслова или совсем без слов.

  Ном слез с камня и быстрым шагом направился домой. Он беспокоился, что не доберётся вовремя и заснёт где-нибудь по дороге, что могло обернуться неприятностями.

  Подходя к дубу, Ном услышал отдалённый стрёкот Сороки, но эхо множило звуки, и он ничего не мог разобрать.

  – Внимание, внимание! – сидя на дубе, вещала Сорока, – уважаемые жители! Будьте бдительны! Сегодня ночью у Филина утащили очки! Будьте бдительны!

  – Что ж ты так звенишь -то, – проворчал Голос, – мурашки по коре бегут.

  И дуб зашуршал листьями, будто хотел сбросить с себя надоедливую птицу.

  – У Филина... утащили... очки! – с расстановкой проговорила Сорока. – Если... кто... не понял! И если мы не обезвредим похитителя, то завтра очки пропадут у вас, уважаемый Голос!

  – Я не ношу очков, – сказал Голос, – я и так прекрасно вижу. И я вижу, что мы назначили тебя Главным Искателем, а ты не оправдала доверия!

  – Как это не оправдала! Как не оправдала! – взвилась Сорока, – Я только и делаю, что ищу. Ни сна, ни отдыха, все крылья уже истрепала! Вот! Посмотрите! – она махнул крылом, – Видите?

  – Ты мне здесь крыльями-то не махай, – стараясь говорить спокойно, сказал Голос, – ты результат предъяви. Нашла кого?

  – Где вы этого понабрались-то? – возмутилась Сорока, – Вы же сами назначили меня Главным Искателем, Ис-ка-те-лем! А не Находителем! Чувствуете разницу? Поэтому я вовсе не обязана кого-то там находить!

  Голос задумчиво умолк.

  – Мда, – наконец проговорил он, – промашка вышла. Ну ладно, так что там с Филином?

  – У Филина пропали очки, – в десятый раз повторила Сорока, – он вечером повесил их на сучок, рядом с дуплом и тряпочку для протирки стёкол тоже и полетел завтракать. А когда вернулся – ни очков, ни тряпочки. Очки в коричневой оправе, тряпочка – зелёного цвета, как эти листья, – она указала клювом на дубовый лист.

  Бруха наблюдала за перепалкой снизу, не зная, чью сторону ей принять. Она думала, что Сорока в общем-то права, но не хотела при этом, обидеть Голос. Поэтому она дождалась заминки в дружеской беседе и спросила:

  – А как поживает Фазан?

  – Принц начал отращивать новое перо, – отрапортовала Сорока, – правда, оно ещё небольшое, и его плохо видно. Но он начал уже выходить из-под ели, когда стемнеет. Вы бы видели, как он похудел, бедняжка, как похудел! Но талия ему всё-таки к лицу.

  – Ты приведи его ко мне, как-нибудь. У меня есть одна задумка.

  – Попробую, – с сомнением в голосе сказала Сорока, – он же такой пугливый.

  Она прощально дёрнула хвостом и полетела. «Уважаемые жители...», – гулко разнеслось по округе.

  – Вот болтушка-то, – усмехнулся Ном, прилаживаясь на своё место.

  – По-моему, эта новость уже потеряла всякую свежесть, – пожала плечами Бруха.

  – Я-то припозднился сегодня: с Микрой словечком перекинулся, – прокряхтел Ном, разворачиваясь.

  – Что-то её последнее время не видно, – прогудел Голос, – не приболела ли?

  – Нееее, – протянул Ном, – здорова, сокровишша свои стережёт.

  Ном повернулся к дубу спиной и замер. Чуфа, вертевшийся неподалёку, подлетел к нему и, наконец, сел на своё место.

  – Так-так, – неожиданно Брухе в голову пришла гениальная мысль, – так-так-так! Как же я раньше-то не сообразила!

  Она сгребла Чуфу с пня, поставила на траву и села сверху. Поелозив на скользкой спинке и как следует укоренившись, она скомандовала:

  – Полетели! – и для верности дёрнула себя за косу.

  Пылесос зажужжал, слегка приподнялся над землёй и обессиленно упал на траву.

  – Ну что за напасть! – ведьмица с досадой посмотрела на Чуфу.

  – Ты из него балласт вытащи, – посоветовал Голос, – в нём же камней полно.

  Бруха отворила пылесосову спинку и извлекла оттуда мешочек с мусором.

  – Вот, – одобрительно сказал Голос, – теперь пробуй.

  Бруха снова оседлала пылесос. Он поднялся в воздух сначала не высоко, потом, замигав всеми лампочками, всё выше и выше и сделал круг над дубом.

  – Агааа! – задохнулась от восторга Бруха, – Лечууу!

  Она посмотрела на землю: пень, домик, кусты, сверху всё выглядело совсем по-другому, Посреди поляны неподвижно сидел Дар, его согбенная спина кричала: «Вернись! Я не могу без тебя!»

  – Я не надолго, – прошептала Бруха и полетела над лесом.

  Вскоре восторг сменился любопытством, Бруха внимательно разглядывала пробегающую под ней местность: живописные купы деревьев, поляны жёлтых цветов, затейливые ручейки, которые вертелись то тут, то там. Потом они покружили над озером, которое, как оказалось, своей формой напоминало желудок.

  – Микра! Микра! – закричала Бруха, приветственно взмахивая рукой, – Я лечууууу!

  Но Микра не слышала её. Она находилась в своей спаленке, около бюро, коим служила мраморная капитель с огрызком греческой колонны, присланная Макрой несколько лет назад и доселе служившая подставкой под веник. Теперь же веник навсегда был выслан в прихожую, чем он был немало раздосадован. Близкое соседство с драгоценной мраморной колонной, пребывавшей даже в таком усечённом виде, придавало его существованию особый смысл. Считая себя неотъемлемой её частью, он вечерами размышлял о «печальном очаровании вещей», и когда Микра брала его с собой в плавание, топорщил усы, всем своим видом показывая, что не достоин такой горькой участи поласкаться в воде, собирая телом ошмётки тины. Однако Микра не обращала внимания на капризы своего весла и уж точно не собиралась возвращать его в спальню, где она занималась новым для себя, увлекательнейшим делом.

   Она вдохновенно писала мемуары. Рядом с тетрадью на капители лежала коробка карандашей, которыми она пользовалась по системе, придуманной ею недавно. Карандашами светлых оттенков она описывала приятные события, тёмными – трагические, а грустные – серым.

   И тетрадь её светилась разными красками и даже можно было не читать, а просто рассматривать вывязанное полотно букв как картину, картину её жизни, где многочисленные жёлтые, красные и голубые пятна изредка перебивались чёрными и коричневыми и точечно разбавлялись серыми.

   Белым цветом Микра помечала мечты, их было немного, и они не должны были бросаться в глаза, особенно чужие (если вдруг кто-нибудь засунет нос в её записи), а в случае исполнения, легко закрашивались любым другим цветом.

  И ей ( кто бы мог сомневаться!) больше нравились эти белёсые тени слов, чем яркие их подобия, потому что они имели совсем другой смысл.

  Микра трудилась над мемуарами уже несколько дней и даже была довольна, что вынужденное нахождение дома (супостат) позволило ей заняться этим замечательным делом, не объясняя окружающим настоящей причины её отсутствия на поверхности. Она немного стеснялась своего писательства, но в глубине души думала, что ПИСАТЕЛЬ – это звучит гордо, ну и так далее.

  Тем временем Бруха, облетев озеро, двинулась в противоположном направлении и стала пролетать над самыми дремучими частями Рощи. На одной полянке она заметила небольшое деревянное строение и решила рассмотреть его поближе. Она пришпорила Чуфу, дав команду на снижение. Чуфа начал кружить над избушкой, и вдруг Бруха вспомнила, что она очень похожа на ту, к которой они пришли с Номом в её сне, и о чём она совершенно забыла.

  Ей очень хотелось увидеть обитателей этой избушки, но она подумала о «Бабе Яге и всякой нечести», о которых предупреждал Ном, и решила, что к этой встрече нужно хорошенько подготовиться. Поэтому она направила Чуфу вверх, и они снова набрали высоту птичьего полёта, и это было восхитительно!

  «Как же я раньше жила без этого?» – думала Бруха, вдыхая полной грудью встречный ветер и заботливо облетая попадающихся на пути птиц.

  Они долетели до кромки Рощи, и Бруха хотела двинуться дальше, но неожиданно поняла, что туда хода нет. Они, будто наткнулись на стену из тщательно промытого стекла, которая защищала их от внешнего мира или, как его называла Бруха, Космоса.

  Бруха пожала плечами и беспечно повернула назад. Ей вполне хватало места в том мире, где жили её друзья. Она, вспомнив о друзьях, вдруг поняла, что они у неё действительно есть и их немало, и что они завелись как-то сами собой, без объявлений, колдовства и прочих уловок. Только мечта о море стала для неё совсем призрачной, как само море. Но подумалось ей об этом как-то легко.

  Спустя некоторое время Чуфа плавно приземлился возле дуба, и Бруха, первым делом, обняла кота, который страдал на том же самом месте, где она его оставила. Дар лизнул Бруху в щёку: «Когда-нибудь ты станешь настоящей ведьмой». «А ты?» – она крепче прижала его к себе. «А я буду любить тебя», – он встряхнул шубку, освобождаясь от остатков горя, и, встопорщив усы, отправился ловить бабочек (потому что в глубине души всё ещё оставался котёнком).