Текст книги "Седьмое Дно (СИ)"

Автор книги: Александра Аксютина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

  Она склонила голову на бок и внимательно оглядела присутствующих блестящим глазом.

  – Даже кота позвали! Кот-то тут причём? Если я что-то пропустила, (не по своей вине, заметьте!) начните сначала, пожалуйста, я записываю, – она прикрыла глаза, приготовившись запоминать.

  Ном опустил палец и сел на землю.

  – Заседание закрыто, други мои, – грустно сообщил он, – потом побалакаю с кажным в отдельности, так-то вернее будет.

  23.

  – А Микра-то уже разлила молоко по бутылочкам, – чуть слышно прошелестел Голос.

  Бруха задрала голову вверх и кивнула. Это был условный знак, что охота на супостата началась.

  А с утра, Бруха варила на камне зелье. Она уже пыталась поговорить с Фазаном, который со вчерашнего дня пасся на окрестных лугах. Он выглядел птицей забавной и, несомненно, райской, то есть особо не обременённой умом, и поэтому разговор не клеился. Бруха обещала устроить его семейную жизнь взамен на одно единственное перо, но Принц упёрся, смотрел на неё круглым куриным глазом, шелестел переливающимся хвостом и молчал.

  «Наверное, он ждёт, чтобы я им повосхищалась, – размышляла Бруха, глядя Фазану вслед, – а я ведь просто хочу помочь. И для этого мне нужно-то всего-навсего одно пёрышко».

  Потом ей пришло в голову, что если супостата всё-таки отловят, то можно будет для колдовства воспользоваться ранее украденным пером и не мучить птицу.

  В это же самое время Фазан думал, что его просто хотят ощипать как курицу и может быть даже сварить из него суп, ведь недаром на плите у этой Брухи что-то булькает. Он хотел было вернуться домой, но потом подумал, что нужно подумать, а о чём именно он хочет подумать, он решил подумать завтра. А пока он осваивал новые пространства, где было много пищи и новых впечатлений. Еда для него была очень важна, потому как бока у него от долгого голодания ввалились. И если эта Бруха действительно устроит его семейное счастье ( в чём лично он очень сомневался и, если честно, даже немного побаивался), то как-то неприлично жениться в таком чахлом виде.

  Приняв сигнал от Голоса, Бруха вспомнила инструкцию Нома, и стала готовиться к ночи.

  Вечером она расплела свою дивную косу, вытащила из волос заколку с рубинами, положила на табуретку около тюфячка и постаралась не заснуть. А сон и не шёл к ней. И она лежала, вздрагивая, от каждого шороха и скрипа. Потом она перестала стараться, перевернулась на спину, закрыла глаза и предалась воспоминаниям. Она вспомнила, как совсем глупой девчонкой пришла в это место, а потом повстречала Микру и Шнура и всех-всех, и они научили её многому. И этот день, когда внутри у неё появилось тёплое, а потом стало появляться всё чаще и чаще и теперь разрослось, и она научилась жить с ним. Она думала о том, что все были с ней добры, а она не всегда, потому что ведьмицкое начало крепко сидит в ней и дала себе слово избавиться от него.

  Так незаметно прошла ночь и наступил день, и заколка снова нашла своё место в волосах ведьмицы.

  Днём ей удалось немного поспать на траве под дубом, помня о том, что сегодня ей предстоит ещё одна такая же беспокойная ночь. Она ещё не знала, что всё случится только завтра (ведь всё хорошее, случается на третий раз, не правда ли?) В ту ночь Бруха ненадолго задремала, а проснувшись от неясного шума, драгоценной заколки на месте не обнаружила. Она ещё полежала несколько минут, с бешено колотящимся сердцем и похолодевшими руками, а потом выскочила наружу Прямо перед ней, на ветке дуба головой вниз, похожая на потухший фонарик, висела Шуша. Бруха погладила её по спинке, она тут же вспорхнула и неслышно унеслась в лес. Бруха выпила успокоительного зелья и, наконец, смогла крепко заснуть. Она спала долго и без сновидений, а проснувшись, нашла свою заколку на той же самой ветке, где ночью висела Шуша. Бруха послала Шуше улыбку, прицепила заколку на косу и стала собирать Дара в дорогу.

  Они пошли знакомым косогором, перебрались через ручей, огибающий его, и вскоре впереди стали проступать неясные очертания хвойного леса. Так, не спеша, они добрались до избушки. При свете дня она выглядела по-другому и совсем не так зловеще, как в ту ночь. Стол, с трофеями супостата, так и стоял посреди комнаты, а на полу, словно стайка бабочек-капустниц присела на влажную землю, волнистыми хлопьями поблёскивало разлитое молоко.

  Бруха на цыпочках пробралась к столу и прихватила свою кружку и фазанье перо, рассудив, что высохшие соты и букет уже никому не нужны, а очки Филин заберёт сам.

  – Бери след, Дар, – сказала ведьмица, отирая сандалики о траву и кивая на нежные сливочные лужицы. Кот обнюхал порог и посмотрел на Бруху.

  – А теперь давай! Ищи! – скомандовала она, и кот повёл-повёл её по молочному следу, прямо по той самой дороге, по которой они пришли сюда. Время от времени, он сверялся с запахом опуская голову вниз, к земле, но в душе знал, что он не собьётся, уж больно хорошо он помнил аромат любимого лакомства.

  Дар привёл Бруху к дубу и поскрёб лапой у корней, в том самом месте, где он отчего-то скрёб в прошлый раз. Бруха была разочарована. Она приказала Дару сидеть и сторожить, а сама растолкала спящего Нома.

  Ном, в раскачку, подошел к корням и поковырял пальцем глину.

  – Погодь, – хмуря сучковатые брови, проговорил он, – здесь-то без фонаря не обойтись.

  Он завёл руку за спину и достал свой фонарь.

  – Так-то так, – кряхтел Ном, налаживая его для работы, – вот тут надоть открыть, а теперича – раз! раз! раз! – он повернул окошко фонаря три раза по часовой стрелке, и корни дуба залил красный свет.

  И в этом удивительном свете, от которого у Брухи сразу заболели глаза, стал ясно виден вырытый ход. Ном выключил фонарь, встал на колени и заглянул в него.

  – Там-то и Оно, – непонятно сказал Ном.

  – Что? – переспросила Бруха, которая всё ещё переживала, что кот привёл её не туда.

  – Чудь там, – поднимаясь и отряхивая штаны, сказал Ном, – Чудиус вульгарис, – Ном поднял указательный палец, – или, по-нашенски, Чудь обыкновенная, то есть – Оно.

  Бруха заглянула в нору. Та, извиваясь, уходила глубоко под корни дерева, и ей ничего не было видно.

  – А как мы это Оно оттуда достанем-то? – растерянно спросила Бруха

  – Сами-то мы не достанем: руки у нас коротки. Посторожи, чтоб не убёг, – сказал Ном и отправился в сторону озера.

  Вскоре они появились на тропинке. Ном споро шёл впереди, а Микра едва поспевала за ним, теряя по дороге калоши. Она без конца останавливалась, оборачивалась, обувалась, что заметно тормозило её передвижение. Наконец, запыхавшись, Микра всё-таки добралась до дуба и в изнеможении села на траву.

  – Отдохни, отдохни, голубушка, – ласково сказал Ном, – ишь, как упарилась-то! Это тебе не воду пинать! Это ого-го!

  Микра посмотрела на него выпуклыми глазами и кивнула. Наконец, она встала и прошаркала к норе.

  – Вот, – сказал Ном , указывая на дыру под корнями, – там он.

  Закатав рукав капота, Микра засунула длинную руку в нору, обратив глаза к небу, пошарила там и вытащила пушистый комок, похожий на ежа без колючек. Она положила комок на траву, и все, став кругом, начали его рассматривать. Дар, обнюхав пришельца, сдержанно зарычал, но ведьмица строго посмотрела на него. Комок продолжал недвижно лежать на траве. Прошло ещё немного времени, и Микра опасливо пощекотала его пальцем. Комок захихикал, завертелся, развернулся и встал на лапы. С небольшим грушеобразным меховым телом и огромными круглыми детскими глазами, он напоминал Брухе заморского зверька.

  – Я же говорил, что это Чудь, – удовлетворённо заметил Ном. – Ну, что скажешь, лиходей? Откуда явился к нам и зачем?

  Чудь стоял, понуро опустив голову.

  – А что я, я-то ничего, – забурчал он, неожиданно басом, – меня позвали, я и пришёл. Со мной кто-то подружиться хотел, но не подружился. А потом дождь, а я намок весь и лежал в траве, пока не подсох. Потом искал-искал квартиру, а где здесь квартиры? Здесь квартир-то нет, все заняты. У неё-то, – он кивнул на Бруху, – тесновато совсем и без шкафа. Я и проковырял тут временную. А жить то надо? А на что жить? Пришлось по-мелочам. А эта, с рубинами, больно-сильно понравилась. Терпежу нет, не смог устоять. Звеняйте. Друзьям-то надо вусловия делать, а то какие они друзья? Верно ж? А ещё все лапы засохли в этом… кефире. Дайте что ль воды… отмыть.

  У Брухи упало сердце.

  – Прости меня, – пробормотала она, – я же не знала… ты за этой толпой… я и не увидела.

  Она сбегала за чайником и плеснула Чуди на косматые лапы.

  – Ой, ой, – сконфузился он, – щекотно.

  – Ты это, давай, больше не шали. – погрозил пальцем Ном, – А раз уж так то вышло, я тебе квартиру-то организую, тут недалеко: белка недавно съехала.

  Чудь расправил узенькие плечи и беззубо улыбнулся:

  – Премного-премного благодарен буду. Я, это… Мне б только квартиру… Я ж по квартирам специалист, – он ударил себя кулачком в меховую грудь.

  – Ладно, ладно, пойдём, охальник, – Ном легонько подтолкнул Чудь, и они отправились на белкину квартиру.

  А ведьмица и Фея сидели под дубом и ели спелые сливы, выплёвывая косточки куда придётся.

  24.

  Высоко вытянув из без того длинную шею, переливающуюся сине-зелёно-фиолетовым, по лугу вышагивал Фазан. Его покатое, как лодка и просторное, как яхта тело слегка раскачивалось, как бы подгоняемое волнами, и двигалось определённым, правда, не совсем понятным ему курсом. Большие, пёстрые, уходящие в синеву, крылья были приподняты и развёрнуты под тем специальным углом, когда солнце, отражаясь, давало им максимально возможный нестерпимый блеск. Длинный, стилетообразный хвост топорщился, и из него, как флаг, торчало новенькое, тщательно выращенное перо. Оно было желто. Небольшая, красивой формы голова, увенчанная, как любил думать Фазан, короной, то есть хохолком, гордо поднималась над травой, и в ней что-то такое звенело, что мешало Фазану сосредоточиться. Проще говоря, Фазан, сам того не понимая, плыл к своей любви.

  Встречным курсом, мелкими суетливыми шажками желтоватых коротких ног, на которые было насажено кургузое сероватое тело, на него надвигалась та самая любовь. Увидев её, Фазан оторопело замер, отчего крылья его слегка опустились вниз и на секунду потухли. Усилием воли он подобрался и повернул голову в профиль, предавая своей позе законченное совершенство.

  – Очень приятно, Принц, – произнёс Фазан, несвойственным ему глубоким проникновенным голосом. Он слегка прикрыл глаз, чтобы тот не казался слишком уж круглым, и исподнизу, украдкой рассматривал её.

  Будущая принцесса кивнула, и Фазан не понял, то ли она приняла его приветствие, то ли хотела клюнуть жучка, заползшего ей на палец. Она молча обошла его справа и пошла, покачивая сдобными боками, по лугу. Принц дёрнулся и поспешил за ней.

  «Правильная получилась курочка, – наблюдая за свиданием, подумала Бруха, – надеюсь, он будет счастлив».

  Всё ещё чувствуя свою вину, Бруха решила проведать своего недавнего знакомца, и отправилась в лес. Не доходя до белкиного дупла, она заметила Чудь, который, сцепив руки за спиной и повесив голову, ходил вокруг своей новой квартиры и что-то бурчал.

  – Эй! – крикнула Бруха, чтобы не напугать его своим внезапным появлением, – Это я!

  Чудь остановился, увидел Бруху и неловко полез в дупло.

  – Привет! – крикнула она, подойдя к дуплу.

  Не дождавшись ответа, Бруха постучала по дереву:

  – Не бойся, – громко сказала она, – я пришла тебя навестить. Как тебе на новом месте?

  – Хорошо очень, – глухо донеслось изнутри, и было понятно, что очень не хорошо.

  – Вылезай, поговорить надо, – сказала Бруха.

  Чудь шумно ворочался в дупле и молчал.

  – У тебя что, ушей нет? – спросила она.

  – Ухи вот, – он высунул голову наружу и поковырял сбоку пальцем.

   Потом голова исчезла и снова стало тихо. Затем показалась пушистая спина, а потом и весь Чудь, который начал криво спускаться по стволу. Когда он всё таки соскользнул с него, они сели рядышком на сосновые иголки.

  «Я тоже не по своей воле здесь», – подумала Бруха, а вслух сказала:

  – Квартира как квартира, у меня тоже такая, только под деревом.

  – Какая ж это квартира: ходить – выходить в окно? – Чудь не выговаривал некоторые слова, отчего его говорок казался птичьим. – я как же жил? Как никто! Из дырки в шкафу, наблюдал. Потом раз – спать. Прописка такая. Смотрю, значит, эти ходят, потом те, потом опять. И пустота, пустота лучше. Потому что просторнее. Иногда собака. Большая, добрая, её глаз в дырке. Мой глаз и её, так друг на друга, потом уходит. А эти никогда. Запахи, да. Я любил, когда щи, вкусно. Ещё, когда отпуск. Можно из шкафа нырк. И по кроватям, мягкие. И шерсть от пыли можно. Да, хорошо. Потом опять у дырки. Вдруг раз и завертелось, и голова вниз. Зелёное, серое, галдят. Устал или не знаю как. Обратно бы.

  – Теперь я всё про тебя поняла, – сказала Бруха. – Что же мне делать?

  Чудь успокаивающе погладил её по коленке и полез в дупло.

  А над ними высоко-высоко в сияющем небе висела Сорока, отчаянно трепеща крыльями. Она молча зависла на одном месте, и только крылья бились, и казалось, что это вовсе не Сорока, а чёрная звезда.

  25.

  – Ффух, – сказал Филин, увидев Сороку рядом со своим дуплом, – зачем пожаловала, трещётка?

  Сорока проглотила обидное прозвище и начала вкрадчиво:

  – Ты слышал? Воришку-то поймали! Слышал?

  – Нет, – ухнул Филин, – да мне и ни к чему.

  – Как это ни к чему? А очки? У тебя же очки украли, помнишь?

  – Да, помню, помню. Только у меня уже кое-что другое есть. Я давно хотел поменять, а как очки стащили, так сразу завёл вот… это, – и Филин достал из-под крыла какую-что круглую штуковину на цепочке и покачал перед носом Сороки.

  – Что такое? – вытаращилась Сорока.

  Филин важно омоноклил глаз и покосился в сорочью сторону.

  – Ну как? – спросил он. – Правда же, лучше очков?

  – Ну и что ж, что завёл, ну и что ж, – стала распаляться Сорока, стараясь не смотреть в страшно увеличенный глаз Филина, – сегодня у тебя украли, завтра у меня украдут, а после завтра…

  У Филина от сорочьего стрекотания всегда начинало зудеть в подключичной ямке. Он взъерошил перья, но зуд не прекращался.

  – Ладно, ладно, не кипятись, – он попытался дотянуться до ямки клювом, чтобы почесать, но жёсткие перья мешали ему, и он неуклюже ткнулся в крыло, отчего монокль выпал из глаза, и Филин едва успел его подхватить, – что ты хочешь-то?

  – Как что? Как что? – зачастила Сорока, – я считаю, что его надо примерно наказать! А то что ж это получается? Поймали, квартирой обеспечили, навещают его, понимаешь ли! А возмездие? – она кивнула головой, как бы подчёркивая это прекрасное слово, которое ей очень нравилось, – возмездие где?

  – А кто он? – Филину всё меньше нравился этот разговор.

  – Да, домовёнок какой-то пришлый, страаашный, косматый, ужас! И, что характерно, я всё время обо всём узнаю последней! Я же Сорочные Мобильные Известия, напоминаю! Это моя работа всех оповещать! А я узнаю…

  – Почему последней? – поднял выдающуюся бровь Филин, – это я последним узнал. А может ещё кто узнает после меня.

  – Это не важно, – тряхнула крылом Сорока, – важно то, что я не участвовала в операции обезвреживания преступника. Это было сделано тайно от меня! И я не освещала…

  – Если бы ты освещала, – устало прогудел Филин, – то никого бы не поймали.

  – Так я и говорю, что раз поймали, его надо наказать! Тем более, что я…

  – Ты от меня-то что хочешь? – Филин начал сердиться.

  – Что? Что? Что? – ещё громче затрещала Сорока, наступая на Филина, отчего тот начал пятиться к дуплу. – Я хочу, чтобы мы все, пострадавшие и не очень, собрались, полетели к этому… воришке и…

  – Нет-нет-нет, – Филин нащупал лапой край дупла и спиной начал втягиваться внутрь, – я в таком деле не участвую. Что ж это, из-за каких-то очков… И вообще, мне спать, спать… , – он, наконец, весь забрался в дупло и захлопнул дверь.

  – Вот так всегда, – крикнула Сорока, подскочив под самую филинову дверь,– понимания не дождёшься! А ещё в очке! Профессор!

  Она приложила ухо к двери, секунду послушала, потом разочаровано дёрнула хвостом и полетела дальше. Дальше по плану у неё был Фазан.

  «Этого тюфяка я скорее уговорю», – думала она, направляясь в еловый лес. Она без труда нашла ель, под которой проводил своё вынужденное затворничество Принц, но внезапно вспомнила, что она сама отвела его к Брухе. «Я теряю квалификацию, – её охватила паника, – Где же его теперь искать-то?». Она поднялась повыше, холодный воздух остудил разгорячённую голову, и она подумала, что Фазан – птица крупная,и она легко его обнаружит. Так и случилось.

  Принц с Принцессой лежали рядышком под кустом бузины и грелись на солнышке. Он нежно перебирал клювом блёклые пёрышки на её темени и что-то ворковал о своей молодости, о том, как учился летать, и что у него это плохо получалось, и как папаша клевал его за не послушание и прочей чепухе. Принцесса, прикрыв глаза, дремала под ровный рокот его голоса, и ей казалось, что она уже сотый раз слышит рассказы этого дурака, но, так и быть, пусть расскажет сто первый.

  Сорока упала на них, как тень на плетень, отчего куст бузины заштормило. Принц вскочил на ноги и встревоженно начал оглядываться по сторонам.

  – Не туда смотришь, – протявкала сверху Сорока и скосила глаз вниз.

  – Ах, это ты! – облегчённо выдохнул Фазан, – прямо с неба свалилась.

  – Откуда же я ещё могу свалиться, – едко заметила Сорока, – ежели, в отличии от некоторых птиц, умею летать.

  – Кто там, милый? – приоткрыв глаза промурлыкала Принцесса.

  – Это Сорока, – ответил Принц, – моя давняя знакомая, мы с ней…

  – Знакомая? – Принцесса округлила и без того круглые глаза, – какая знакомая?

  Она встала на ножки, встряхнулась, и, запрокинула голову, начала высматривать Сороку.

  – Что ей нужно? – наконец спросила она.

  – Что тебе нужно? – спросил Принц.

  – У меня к тебе очень важное дело..., – начала Сорока.

  – У неё ко мне очень важное дело, – Принц посмотрел на жену.

  – Важное дело? А какое у НЕЁ может быть к ТЕБЕ важное дело, а ? – она угрожающе посмотрела на него.

  Принц растеряно пожал плечами и посмотрел на Сороку.

  – А какое у тебя ко мне может быть важное дело? – спросил Принц.

  – А какое у тебя к нему может быть важное дело? – зашипела Принцесса и сделала попытку взлететь.

  Ей удалось приладиться на нижнюю ветку, и она стала примериваться, куда бы прыгнуть ещё повыше, чтобы достать соперницу клювом.

  – Курица! – в ярости крикнула Сорока, – возвращайся к своему тюфяку! У меня к нему нет никаких дел!

  Она взвилась в воздух и удалилась.

  «Так-так-так», – Сорока напряжённо перебирала в уме знакомых и знакомых их знакомых, которых она могла бы использовать в своих целях. Но нежданно свалившиеся на неё переговорные неудачи, утомили её, и она решила действовать по-другому.

  26.

  Брухе никак не удавалось уснуть. Перед ней всё время стояли огромные глаза Чуди, укоризненно глядящие на неё, и ей становилось не по себе. А когда под утро она, наконец, задремала, ей приснился страшный сон, будто по лесу её гоняет микрин веник, лупит по спине и кричит: «Будешь знать! Будешь знать!». А потом он обернулся её косой и висел, палка-палкой, за спиной. И когда она попыталась его расплести, он больно кусался и вырывался из рук. Бруха в ужасе проснулась и обнаружила на подушке вениковы ошмётки. Она уже хотела просить Микру, чтобы та посадила его на цепь, но ноги понесли её в другом направлении. Дойдя до дупла, она постучала по стволу. В тёмном круге появились детские глаза Чуди и ей показалось, что они живут там сами по себе.

  – Вылезай давай, – замученным голосом сказала Бруха, – я тебя к себе забираю.

  Глаза моргнули, от чего дупло на мгновение опустело, а когда вновь появились, то басом Чуди сказали:

  – Лапы онемели здесь.

  – Тогда выкатывайся, тут мягкая подстилка, не убьёшься.

  Стало слышно, как Чудь копошится в дупле, и Бруха подумала, что он, наверное, сворачивается в колобок. И действительно, вскоре из дупла выпал меховой шар и шмякнулся Брухе под ноги. Потом шар развернулся и Чудь сел, вытянув меховые лапы и поставив большие ступни перпендикулярно земле. Он попытался ими пошевелить, но у него, кажется, не получилось. Чудь беспомощно посмотрел на Бруху и помотал головой.

  – Ладно, – Бруха пригнулась и повернулась к нему спиной, – цепляйся. Я тебя на закорках понесу.

  Чудь зацепился за её шею, она подхватила его под лапы и подняла. Он оказался удивительно лёгким, и она поняла, что без труда донесёт его до дома. По дороге она думала о том, что научит его рисовать и раскрашивать букеты, чтобы ему не было так скучно.

  Они без происшествий добрались до брухиного домика. Дар встопорщил белые усы, когда увидел свою хозяйку с пушистым мешком за плечами, а потом, почуяв Чудь, недовольно отпрыгнул в сторону и зашипел.

  – Ничего, – сказала Бруха, – пусть поживёт пока с нами, а потом подыщем ему что-нибудь подходящее. Видишь, у него лапы болят!

  Кот с сомнением посмотрел на Бруху и дёрнул хвостом.

  Бруха усадила Чудь на свой тюфячок и, первым делом, решила заняться его мехом. Она достала гребень…

  – Свою шерсть им, – он дёрнул головой, – чешешь? – поинтересовался он.

  Бруха кивнула.

  – Не, – сказал он, отодвигаясь от Брухи, – где-то мой.

  – Но у меня нет твоего и другого тоже нет, – пожала плечами Бруха.

  – Тогда нет, – сказал Чудь, обхватил себя ручками и нахохлился.

  – У тебя же вся шуба свалялась, – стала уговаривать ведьмица, – посмотри…

  Она хотела дотронуться до его меха, но он снова ускользнул от неё и чуть не свалился с тюфяка. Бруха ловко подхватила его и усадила обратно.

  – Перестань капризничать! – строго сказала Бруха.

  Большие глаза Чуди наполнились слезами.

  – Ладно, не реви, – вздохнула Бруха и убрала гребень обратно. «Как же с ним обращаться-то?» – подумала она.

  Чудь сразу повеселел и стал оглядывать комнату.

  – Шкаф надо, – заявил он, ткнув пальцем в стену.

  «У меня нет шкафа», – хотела ответить она, но побоялась, что он опять заплачет и неопределённо повела плечами.

  – Без шкафа как? – Чудь опять поскучнел.

  – Подожди, – весело сказала Бруха, – я сейчас.

  Она выбежала из домика и принялась за работу.

  Она свернула косу, показывая, какая ей нужна корзинка, но потом подумала, что такая будет маловата, и с другой стороны скруглила руку.

  арриба-абаха

  крендель-пендель-птаха

  пусть подарит ива

  чудную корзину

  И белоснежная корзина, с ручками оказалась у ног Брухи.

  Она схватила её и побежала в дом.

  – Вот, – она повертела корзину в руках, – твой новый дом.

  Чудь заинтересовался, слез с тюфячка и, забыв про больные ноги, полез внутрь. Корзина ему был как раз в пору.

  – Мне крышка – сказал он.

  – Почему тебе крышка? – удивилась Бруха, – это… дом… для тебя, – повторила она с расстановкой, думая, что Чудь не понял.

  Чудь вылез из корзины.

  – Мне крышка! – повторил он, глядя на Бруху широко распахнутыми глазами и сделал неопределённое движение рукой.

  -Ага, – догадалась Бруха, – тебе нужна крышка! Да?

  – Я и так это, – подтвердил Чудь.

  Бруха немедленно отправилась на улицу.

  арриба-абаха

  крендель-пендель-птаха

  пусть из старой шишки

  сделается крышка

  – Ох, и намаешься ты с ним, – сказал Голос, – пусть бы жил в дупле.

  – Ему там одиноко, – жалостливо сказала Бруха, – он и говорить-то толком не умеет, чирикает как-то по-своему. Я его хотя бы разговаривать научу и рисовать.

  – Ну, поиграйся, поиграйся, – улыбнулся Голос, – как наиграешься, скажешь. Тогда и придумаем что-нибудь.

  – Я не играюсь, я домового спасаю, – отрезала Бруха, – я за него теперь в ответе.

  Крышка была прилажена, и она несколько минут с удовлетворением смотрела на дело своих рук. Но Чудь, опять заполнивший собой внутренность корзины, снова заметался, и Бруха быстро сняла её.

  – Мне дырки нет, – сообщил Чудь изнутри.

  – А! Это просто! – сказала Бруха, – Устраивайся поудобнее, я посмотрю, на какой высоте раздвинуть прутья.

  Наконец, всё было сделано по-правилам, и Чудь, свернувшись в корзине, уснул. А ведьмица, чувствуя, что сон обошёл её стороной, отправилась прогуляться.

  День катился к вечеру, и Сорока прибыла на дерево, с которого было отлично видно дупло, где обитал Чудь и стала наблюдать. Потом она перелетела на соседнее дерево, потом поближе, ещё ближе и, наконец, села на ветку рядом с дуплом и прислушалась. В дупле было тихо. «Спит, наверное, паршивец», – подумала она и, рывком снявшись с дерева, воткнулась в него, намереваясь вытащить оттуда «паршивца» наружу. Но пустое нутро гостеприимно встретило сорокину голову, и она врезалась клювом в стену. «Так-так, – поняла Сорока, когда перестала кружиться голова, – спрятался, значит! Ничего, я тебя из-под земли достану!»

  27.

  Микра шинковала большим кухонным ножом селёдку. Она недавно узнала рецепт модного корма для медуз и решила его испробовать. Селёдки в её озере не водились, но, время от времени, по-ошибке заплывали из моря, и ей как-то удалось раздобыть одну во время ловли тины. И теперь она старательно измельчала её, чтобы порадовать свою любимицу. Медуза, как обычно, неподвижно висела посреди банки, безвольно опустив вниз щупальца, которые Микра любовно называла щупиками. Микра сложила фарш в гребешковую раковину, которая служила ей тарелкой и направилась к банке. Она тихонько постучала по её горлышку, и медуза шевельнула кончиком щупика, давая понять, что готова к диалогу. Микра наколола кусочек фарша на специальную камышовую палочку для кормления медузы, и поднесла её к бледному пельменеподобному куполу, чтобы любимица могла насладиться видом и ароматом предлагаемого лакомства.

  Вдруг она услышала плеск от брошенного в озеро камня. Микра вытащила палочку из банки, положила её на тарелочку, прикрыла салфеткой и поспешила на поверхность. На берегу стояла Бруха.

  – Это я! – закричала она, – То есть: Привет! Я не сплю! То есть, да! Потому что у меня!

  Она села на песок, и, как показалось Микре, заплакала. Фея немедленно очутилась на берегу.

  – Девочка моя,… – начала она, поправляя сбившийся платок и присаживаясь рядом с Брухой.

  – Где? – испуганно оглянулась ведьмица.

  – Девочка моя,… если позволите так… вас… называть, – сказала Микра и вопросительно посмотрела на Бруху.

  Бруха кивнула, и у неё снова потекли слёзы.

  Микра обняла Бруху, и та, привалившись к ней, повсхлипывала, повсхлипывала и уснула.

  Не прошло и пары минут, как она заворочалась, открыла глаза и почувствовала, что что-то не так. Она лежала на кровати, укрытая лёгким зеленоватым пледом в крупную жёлтую кувшинку, над нею было звёздное небо, а сбоку лился голубовато-студёный свет. Она повернула голову и увидела мерцающую рыбину, которая на всём белом свете была только у Микры.

  – Микра! – Бруха, ещё не совсем проснувшись, села в кровати, – я что, всё время спала?

  – Ты не всё время спала, – донёсся микрин голос из тёмного угла, – ты спала целый день

  – Как целый день? Там же Чудь! Один! Этого же нельзя! – подхватилась ведьмица.

  – Ничего плохого с ним… не случилось, – спокойно сказала Микра, – даже … наоборот. – она помолчала, – Дрянной Одиссею достался народец, – пробормотала она неодобрительно.

  Но Бруха не слышала её.

  – Микрочка, миленькая, пожалуйста!, – она кинулась на её голос и натолкнулась на микрины колени, торчавшие из кресла, – Пожалуйста, давай меня наверх! Скореее!

  – Как хочешь, – равнодушно сказала Микра, – но я бы…

  Она замолчала, подняла Бруху в воздух, и через секунду та почувствовала под ногами твёрдый берег. Бруха бросилась к домику, но было поздно. У распахнутой двери с виноватым выражением лица лежал Дар, в усах которого запутались птичьи перья.

  – Извини, пожалуйста, я не успел, – говорили его глаза.

  Бруха, с упавшим сердцем, заглянула внутрь и увидела лежащую на боку корзинку. Чуди нигде не было.

  «Сорока!»– сразу поняла Бруха. Она смахнула пыль с Чуфа и вынесла его на улицу.

  – Это Сорока его утащила, – сообщил Голос, – она полетела туда, – и дуб слегка накренился на юго-восток. – Ты успеешь её догнать, если поторопишься.

  Чуфа замигал всеми лампочками, взревел, и они понеслись. «Как хорошо, что Голос их видел, – думала Бруха, – иначе нам бы нелегко пришлось».

  Пролетая ночью над лесом, Бруха могла положиться только на свой слух. Она свешивалась над макушками деревьев как можно ниже, рискуя свалиться, и только крепкие усики Чуфа, за которые она цеплялась, спасали её. Но она так ничего и не услышала. Когда они добрались до Границы Рощи, начало светать. Бруха уже собиралась повернуть обратно, чтобы продолжить поиски при дневном свете, но услышала внизу невнятный звук.

   Она сделала Чуфу знак на снижение. Они начали метаться меж деревьев, пока Бруха не заметила Чудь, который висел, вниз тормашками, зацепившись колтуном за дубовый сучок. Под ним, по земле прыгала Сорока, волоча за собой крыло, и ведьмица поняла, что она в темноте врезалась в Границу, окружающую Рощу и поранилась.

  Пылесос, примеряясь, сделал круг над местом, где, бурдюком, висел Чудь, и завис под ним.

  – Ты живой? – Бруха старалась перекричать треск пылесоса.

  Чудь открыл и закрыл глаза.

  – Сейчас я сниму тебя, только не бойся, – крикнула Бруха. Она ухватила домовёнка за лапы и резко дёрнула вниз.

  Сучок обломился, и Чудь благополучно плюхнулся на брухины колени. Чуфа от неожиданности упал в воздушную яму, но быстро выправился и приготовился взять обратный курс.

  – Я пришлю за тобой кого-нибудь! – улетая, крикнула Бруха Сороке, которая, несмотря на своё плачевное положение, с интересом следила за происходящим и профессионально запоминала, – Не уходи отсюда далеко!

  «Как же! Пришлёшь!» – подумала она, безуспешно пытаясь прижать сломанное крыло к телу.

   По дороге внимание ведьмицы привлекло уханье Филина. «Мы с ним не знакомы, – подумала она, – но всё-таки стоит попробовать». Они немного скорректировали траекторию полёта, и Чуфа присоседился рядом с дуплом, в котором Филин читал газету.

  – Доброе утро! – вежливо сказала Бруха, – вы, случайно, не встречали поблизости Нома?

  – Доброе! – ответил Филин, вынимая монокль. – А зачем такой симпатичной девушке понадобился этот старый пень, да ещё в такой неурочный час? – игриво пророкотал он.

  – Он не мне нужен, – смущенно сказала Бруха (её ещё никто не называл симпатичной), – он нужен Сороке, она там, – Бруха кивнула в сторону Границы, – сломала крыло и не может взлететь.

  – Бррр, – встряхнулся Филин.

  «Откуда он знает моё имя?» – подумала Бруха.