Текст книги "Клад стервятника"
Автор книги: Александр Зорич
Соавторы: Сергей Челяев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Ранен? – улыбнулся Гордей.
– Убит, – отрезал я. – Твой линкор потоплен, Гордей. Но я слышал, редко какой сталкер сумел миновать здешние края без стрельбы.
– Я просто предупредил-ла, – пожала узкими плечиками девушка. – К тому же патроны надо беречь.
Она была права: в недоброй сотне метров впереди начинался аномальный пояс, о котором меня заранее предупредил Комбат. Там нередки «электры» и «ведьмин студень», в промежутках между мусорными кучами любит скапливаться огромными комками жгучий пух.
Справа я уже разглядел в бинокль три облачка горячего пара и слоистый воздух, разлитый под ними, как жидкие зеркала из причудливого матового студня. Это были следы подземного кипения «жарок», и я мысленно вознес хвалу и Господу Богу, и Хозяевам Зоны, и даже Черному Сталкеру, хотя, на мой взгляд, мы с ним пока чалимся в сложных отношениях, что до ночи еще далеко. В темноте «жарку» не разглядеть, выручает только детектор аномалий, да и тот лучше бы настоящего китайского производства.
Я нащупал в боковом кармане комбеза увесистую горсть гаечек и шурупчиков. Ночами на Свалке лучше ими не разбрасываться – того и гляди разбудишь и активируешь какую-нибудь Большую Аномальную Хрень. А для них Свалка – благодатная почва, прямо– таки дом родной.
– Родительский дом, мочало мочал… – промурлыкал я голосом блудного попугая Кеши. И тут же получил тупой, но очень болезненный удар в лоб.
Я опрокинулся на спину как куль с песком, только еще ноги не задрал в эротической позе «не для мужчин № 4». И лишь краем глаза увидел острый росчерк двух черных крыл, мелькнувший над головой и пропавший за двухэтажной кучей щебня и разломанных домовых панелей.
Гордей тут же повел дулом автомата, выцеливая увертливую пернатую тварь, но Анка решительно положила руку на ствол.
– Очень эротично, – поморщился очкарик.
– Поздно, Машка, пить боржом-ми, – одними губами процедила наемница, медленно поводя головой из стороны в сторону для широты обзора. – Печ-чень отвалилась… Он не нападал, просто предупредил. Тут – его территор-рия, и черный поморник будет защищать ее от любого пришлеца.
– Они откладывают яйца? Тут?
Гордей недоуменно обвел рукой благоухающие кучи старого компоста – и кто его только тут складирует?
– Яйца тут только отбрас-сывают. Такие экологи, как ты, наверно, – сурово изрекла дева-воительница. – Чайки же предпочитают гнездиться у воды. Независимо от среды их основного обитания. Я же сказала, тут – территор-рия их жизненно важных интересов.
Я невольно вздохнул.
Теперь девушка вовсе не походила на ту ласковую и податливую жрицу любви, какой она предстала передо мной в первую и последнюю ночь нашего знакомства. Хладнокровная, расчетливая, всегда начеку – сейчас она вела себя как кадровый офицер, который подался в военсталкеры за длинным рублем. Анка словно в одночасье сменила изящный и привлекательный композит эротического белья из гардероба своих жизненных масок на пропыленный камуфляжный комбез.
Положим, сейчас ей так удобнее. А вот от чего она защищалась в этой своей ипостаси, явно более ей привычной, как дошла до жизни такой и, главное, что будет дальше между нами, для меня было покрыто тайной.
Вернувшись из области эфирных грез в пахучую реальность, я отметил, что поблизости и вправду не стало крыс. Раньше, еще полчаса назад, нет-нет, да и выскочит какая-нибудь хвостатая дрянь из-под кучи щебня, злобно окрысится в нашу сторону, встопорщит жесткие усы – и бегом, только хвост успевает волочить. Теперь же ни одного грызуна-мутанта нам не попалось, за исключением тех, кого выхватывали из отбросов зоркие чайки.
Анка быстро осмотрела мой лоб, подула на него с какой-то привычной материнской сноровкой. И это была еще одна ипостась нашего многоликого ангела– хранителя в камуфляжной форме. Точно она уже вырастила и поставила на ноги целый выводок озорных и неугомонных ребятишек, для которых получить в лоб клювом от здоровенной хищной чайки-убийцы – самое привычное дело.
К счастью, голова осталась цела, лишь слегка оцарапана. Поморник напал уже на излете, да и я, видимо, успел инстинктивно отклониться. Иногда у меня чувства все-таки опережают разум, и примером тому – не только наша с Анкой любовная ночь.
Однако на лбу уже темнел огромный синяк, и мне очень повезет, если правый глаз не заплывет. Вот левый – еще куда ни шло, даже целиться удобней, хотя правым глазом я видел хуже. Но такова уж сила армейской привычки. К тому же левши всегда вызывали у меня неосознанное опасение и желание сторониться их подальше.
– Ну, что, – подытожил это маленькое приключение Гордей, – на высоте практически уровня моря отца Федора укусил орел?
– Вот сейчас как замахнусь на одну маленькую, но оч-ч-чень гордую птицу, – проворчал я, осторожно потирая ушибленное место. – Тебе бы так.
– Не желай добра ближнему, огребешь взамен сполна, – ухмыльнулся Гордей. – Добро, оно ведь сделано из зла, как сказал один мудрый человек.
– Ага. А другие за ним повторил-ли, – передразнила его Анка, теперь переключившая внимание на два островерхих холма из битого, оплавленного стекла. Они словно приглашали: пройди между нами, дружок, и будет тебе тотчас счастье.
– А знаешь, на этот раз ты права, – с интересом глянул на нее Гордей. – Читала в детстве правильные книжки?
– Только с картинк-ками, – отрезала Анка. – А что до вашего добра, то тут его и вправду больше не из чего сделать. Одно зло кругом. И дерьмо.
Она обвела рукой малопривлекательный ландшафт. И тут же вскинула автомат. Досылать патрон в патронник ей не понадобилось – наша дева-воительница всегда держала свой танковый бесприкладный АКМ на боевом взводе.
Между стеклянными холмами как в сказке материализовался человек в стеганом строительном шлеме со шнуровкой, выцветшем солдатском бушлате, потертых до седины джинсах и огромных резиновых сапогах на толстой подошве. Между прочим, лучше и эксклюзивней обувки для Свалки не придумать.
Житель Свалки был ярко выраженным кавказцем, чернобородым, плотным, коренастым, невысокого роста, но с необычайно длинными, я бы даже сказал обезьяньими руками. Причем левое запястье он плотно обмотал грубой материей вроде брезента или кожей, под которой скорее всего было что-то набито. Мне показалось, что рука вывихнута, но не сломана, и кавказец попросту наложил на нее грубое подобие шины, сохраняющей руке подвижность.
Смерив нас ленивым взглядом из-под мохнатых черных бровей, абориген опустил старенькую штурмовую винтовку, знававшую, по всей видимости, еще Карибский кризис и джунгли Камбоджи. После чего направился прямиком к нам.
Среди осколков стекла и кирпичного боя он ступал вполне уверенно. Чувствовались долгая привычка и знание здешних троп.
Когда человек остановился в десяти шагах от нашей группы, ощетинившейся автоматными стволами, я сумел получше разглядеть его вооружение. И по достоинству оценить.
В самом деле, несмотря на преклонные лета американской штурмовой винтовки М-16 и ее, по всей видимости, долгий огневой стаж, выглядело оружие безукоризненно. Во всяком случае, мне, живи я, не приведи Господь, в этом гадючнике на постоянной прописке, и в голову бы не пришло разгуливать среди фонящих куч мусора и благоухающих крысиных тушек с автоматической винтовкой, прямо-таки лоснящейся от смазки.
А также, в довершение ко всему, блестящей свеженачишенным серебром!
Да-да, приклад М-16, отполированный временем и частым боевым употреблением, был усыпан серебряными насечками, как стены дачной бани бывшего мастера производственной практики из провинциального ПТУ – медной чеканкой.
И я про себя тут же окрестил его Казбичем. Помню такого горца еще с младых ногтей, когда летом читал по школьной программе лермонтовскую «Бэлу».
У того, кажется, тоже бешмет был в лохмотьях и весь общий вид полностью соответствовал положению «затрапезно» в негласной шкале фейс-контроля нашего сталкерского бара «Лейка». Зато кинжал во-о-от такой и – в таких же серебряных насечках!
У Казбича имелся еще один весомый аргумент для нашей предстоящей беседы. И абориген тут же предъявил его, достав практически из воздуха.
Он протянул руку – ту самую, в обмотках, – и на его предплечье тяжело опустилась огромная черная птица с острым клювом устрашающих размеров. Я так близко поморников в принципе видел – и в «Мире животных», и десять минут назад, прямо перед собственным носом. Но такого здоровенного пернатого битюга наблюдать в еле живой окружающей меня природе пока что не доводилось.
Поэтому я немедленно окрестил его Казбеком. По созвучию с хозяином и в честь горной вершины Кавказа.
Кошмарный Казбек пару раз переступил мощными ногами, поудобней устраиваясь на руке своего хозяина. После чего сумрачно глянул на меня и негромко каркнул.
– Здрасьте, – осторожно сказал Гордей.
Анка сохраняла молчание, сумрачно глядя на кавказца. А я осторожно поигрывал в кармане шариком серебряной фольги, безделушкой-сувениром из наследия Лодочника. Но если шарик крепко смять и подальше бросить, эта безделушка может наделать дел… Надеюсь только, что до этого не дойдет.
– Гамарджоба, генацвали, – осклабился Казбич. – Куда путь держишь, дарагой?
Голос у него был тоже с ярко выраженным кавказским акцентом. Настолько ярко, что производил впечатление искусственного.
Не удивлюсь, если на самом деле его звать Васей Петровым, Панасом Варекухонко или даже Семеном Флейшманом. Не случайно же в главных кавказцах на культурном пространстве СССР ходили то актер Зельдин, то ректор Этуш. Во всяком случае, Этуш – это уж точно!
– А ты кого из нас спрашиваешь? – хмуро осведомился Гордей. Если было нужно, очкарик умел поддержать беседу в правильном ключе.
– А мне все равно, – радостно улыбнулся абрек во все свои сорок восемь огромных зубов. И, похоже, это был еще только первый ряд его жизнерадостной голливудской улыбки. – Для меня любой из вас дарагой. А вот она…
Казбич ткнул корявым пальцем в сторону Анки.
– Она дарагая вдвойне.
После чего нахмурился, силясь подумать собственную свежую мысль. И затем деловито уточнил:
– Даже вчетырне, вах. Платить будем, гости дарагие?
Я уже говорил, у Зоны свои законы. Даже старинные обычаи вроде правила первой ночи или закона гостеприимства тут всегда имеют свое, оригинальное толкование.
– За что платить-то? – возмутился Гордей.
– Гости не платят, – твердо сказал я.
Анка лишь фыркнула, после чего без тени женского кокетства продемонстрировала Казбичу средний палец с жемчужным лакированным ноготком.
Палец Казбичу не понравился больше всех. Он вздохнул и что-то шепнул быстрой скороговоркой своему пернатому подручному.
– Хрц… скр… гвр… мбр…
И тот, представьте, понял. Поморник неуклюже переступил крючками лап и хрипло каркнул в ответ хозяину:
– Кррра!
А Казбич ему опять:
– Хер… мбр…
А что вы хотите? Я слыхал, у них на Кавказе, к примеру, в абазинском – есть такой редкий язык – вообще всего две гласные буквы. А остальное – сплошной хыцыр-мыцыр.
Казбич понимающе закивал, шепнул что-то успокаивающее своему пернатому чудовищу, которое явно начинало нервничать. И с ходу предъявил нам счет.
– Значит, так, дарагой. Проход дальше есть, но он платный. И второй проход другой, но такой же. Потому что бесплатных проходов не бывает.
Ухмыльнувшись этой глубокой, хотя и парадоксальной мысли, Казбич любовно погладил приклад М-16, которую даже не удосужился снять с плеча. Видно, целиком и полностью полагался на силу тех, кто стоял на Свалке у него за плечами. И того, что восседал сейчас на его руке.
– А весь список огласить? – нервно поежился Гордей.
Я, глядя на него, лишь диву давался. Ему настолько хорошо удавалась сейчас роль трусоватого очкарика-ботаника, привыкшего прятаться в Зоне за спины нанятых им сталкеров-проводников, что хотелось даже плюнуть от омерзения.
Но я-то знал, что настоящий Гордей в ситуациях, подобных этой, весь – как сжатая пружина. Мгновение – и она развернется, разя насмерть любого, кто вздумает встать на пути молодого ученого и его товарищей. Ведь никто в целом свете не знает, какие убийственные в прямом смысле этого слова сюрпризы и артефакты скрываются в многочисленных карманах его просторной куртки.
Но лучше бы этого и не знать. Потому что истинный, компетентный ученый – это всегда проблема для его оппонентов. А уж ученый в погоне за наживой – это настоящая боевая машина разрушения!
Но абрек, разумеется, об этом не подозревал. Поэтому он кисло глянул на очкарика, с первых минут определив его самым слабым звеном нашей группы, и назидательно ткнул в небо указательным пальцем.
Но не попал.
– Налево пойдешь – Агропром-джан найдешь, – скучным, заученным тоном отставного привокзального игрока-наперсточника произнес Казбич. – Проход отсюда на Агропром-джан стоит сто баксов. По выходным скидка. А сегодня у нас что?
Он хитро сощурился, загибая пальцы.
– Па-ни-дель-ник! День тяжелый, вах-вах…
Абрек сочувственно вздохнул.
А я просто крякнул от возмущения.
Пернатый Казбек тут же крякнул мне в ответ, с интересом изучая меня блестящим глазом. Не его ли это мы видели давеча среди ржавых контейнеров? Не он ли, часом, клюнул меня прямо в третий глаз? Вот шпион носатый…
Что до прейскуранта Казбича, то тут, конечно, можно было и поспорить.
Гордей, хоть и технарь-политехник, не чужд гуманитарных наук, особенно когда они продвигают его в собственных исследованиях.
Он мне как-то рассказал, что слово «неделя» почти во всех славянских языках означает наше «воскресенье». В смысле, седьмой день недели. А означает «неделя» как раз то, что вы и слышите, – не делай! Отдыхай, значит, гуляй и веселись.
И только у нас, у русских, «неделей» называется не один день, а вообще все. Хоть понедельник, хоть среда с субботой – не делай ничего, и весь сказ!
Лично я в этом вижу глубокий смысл. И скидки, опять же.
А этот бандит, страж и привратник проходов из Свалки на другие уровни, скидок не видит. Потому что они, как и прочие льготы клиентам, в его прейскуранте, похоже, не предусмотрены. Или плохо пропечатаны, слишком мелким шрифтом, в примечаниях, на обороте листа.
– А если прямо на север пойдешь, никуда не придешь, – повел обезьяньей рукой Казбич, благо другая его рука служила посадочной площадкой для пернатого друга.
И вот фокус – поморник Казбек как по команде с треском распахнул крылья, демонстрируя нам их широченный размах и мощь. А потом по-орлиному свистнул и опять сложился, как старый черный зонт.
– Поэтому придется очень нескоро свернуть, да– рагой, – продолжил свою шарманку абрек. – И еше столько же идти. Может, и дойдешь до подземки Аг– ропрома-джан, как знать. А может, и не дойдешь.
Он поцокал языком, повздыхал и выдал сумму:
– Проход прямо – сто баксов.
Опять прикинул в уме и добавил:
– Скидки по вторникам.
Мы переглянулись. Неужто забрезжил хилый луч надежды?
– Тогда, может, мы лучше завтра придем? – задумчиво проговорил Гордей. – Завтра же – как раз вторник.
– Не могу, дарагой, – сочувственно вздохнул Казбич. – Завтра как раз не получается. Санитарный день.
– Тут? – Гордей в изумлении обвел рукой живописные окрестности, над которыми уже заметно прибавилось дымков от поджидающих нас «жарок».
– Именно, – подтвердил бандит-коммерсант. – Сам видишь, дел вокруг по горло.
И он со вкусом и явным удовольствием провел ребром заскорузлой ладони по горлу. Даже глаза его, и без того масляные и влажные, прямо-таки заблестели, как у кота, размечтавшегося о любимой сметанке.
– А почему и туда, и туда цена одинаковая? – ехидно поинтересовался я. – Ведь на север дорога длиннее, еще и поворачивать придется.
– Длиннее – зато интереснее, – убежденно молвил бородач. – Ты даже сам не представляешь, дарагой, как там интересно. Прямо Диснейленд-джан, вах-вах.
У него была странная особенность: все более-менее реальные географические названия он снабжал вполне одушевленным прицепом «-джан».
Зато у Анки была твердая привычка не тратить времени попусту. И она шагнула к абреку, намереваясь попросту оттолкнуть его плечом и освободить дорогу.
В следующую секунду я уже палил из автомата в обезумевшего от ярости черного поморника. Боевая суперчайка вилась над Анкой, как злобная зубастая тетка с крыльями из моего царапанного диска с «Ван Хельсингом», вспоминать имя которой мне в ту минуты было просто некогда.
Прямо на моих глазах погибал боевой товарищ и недавняя любовница в одном милом лице!
Хотя Анка, как мы с Гордеем думали, состояла в клане наемников, а туда, по слухам, принимают только за исключительные способности и заслуги в боевой и аполитической подготовке, ей сейчас приходилось несладко. Чертов Казбек не давал ей вздохнуть спокойно и как следует прицелиться. При этом уже дважды полоснул ее клювом по руке и вдобавок разорвал крючьями когтей стоячий ворот комбеза, когда девушка пригнулась недостаточно низко и проворно. Конечно, и поморнику досталось, о чем свидетельствовали черные перья, устилавшие наше смрадное поле боя.
Дело в том, что в пылу сражения под ногами нашей группы как-то сама собою образовалась вонючая густая лужа, и хорошо еще, что без аномалий. Похоже, в этом районе Свалки вообще нельзя было долго стоять на одном месте. А уж тем более – прыгать, падать и драться.
Под сплошным ковром мусора тут дышала вонючая топь. И теперь она перла наверх.
К тому времени Казбич был плотно прижат к земле Гордеем, использовавшим для весомости аргументации без лишних церемоний дуло своего автомата. Срез пламегасителя упирался поверженному абреку точнехонько в острый кадык, и бандит сдавленно хрипел, красноречиво свидетельствуя, что в особо ответственных и важных деловых переговорах Гордей по-прежнему умеет найти нужную тональность.
Увертливость птицы, несмотря на ее внушительные габариты, в другое время вызвала бы у меня искреннее восхищение. Сейчас же я проклинал всех чаек на свете, поморников и прочих водоплавающих. Невзирая на давешнее предупреждение Анки, я уже почти истратил один рожок, но лишь подрезал птице на левом крыле длинные маховые перья. Что, увы, мало повлияло на ее летные характеристики.
Наконец Анка изловчилась и срезала крылатую тварь короткой автоматной очередью.
Я, признаться, ожидал, что четыре пули, выпущенные из «Калашникова» почти в упор, разорвут злющую птицу на части. Но та, шмякнувшись в лужу черной гнили с отвратительным чавканьем, еще заскребла лапами в последних конвульсиях.
Гордей тем временем быстро связал абреку руки за спиной обрезком провода, который выудил из кармана. Второй кусок зафиксировал короткие ноги бандита. А грязная тряпка, торчавшая из кучи щебня и подозрительно напоминавшая давно использованный носовой платок, послужила хорошим кляпом. На память Анка воткнула Казбичу поглубже в ширинку большое черное перо, так что тот вздрогнул и несвязно замычал.
– Обкуренный, урод, что с него взять, – констатировала она, полюбовавшись на плод своей фантазии. – И второе еще бы надо в задницу, чтобы честных людей не обирал!
Казбич вновь замычал, демонстрируя свое несогласие с таким ходом дизайнерской мысли.
Пинок носком в направлении пера заставил бандита замолчать. После чего мы подхватили свою поклажу и двинулись дальше.
– Приблизительно в трех километрах севернее нужно будет свернуть в сторону заката, – деловито сказал Гордей, внимательно сверившись с картой на экранчике своего ПДА. – Там должен быть проход, о котором говорил этот генацвали.
Анка покачала головой.
– Проход есть, но мы туда не пойдем, – сказала она. – Во-первых, там обязат-тельно будет ждать еще один пост. Это банда Чингиза, я их знаю, хотя они меня, думаю, нет. В составе банды двадцать пять – тридцать человек. В основном северокавказцы, азербайджанцы и трое молдаван. Пулы – самая мразь из всех бандкжов. Наглые, смел-лые, оттого что постоян-но держатся рядом. Гомики несчастные…
Он хмыкнула, а мы с Гордеем поочередно сглотнули. О чингизидах мы тоже кое-чего слыхали.
На северном выходе с территории Свалки в сторону Катакомб, сколько я помню, всегда стоял заслон крепких парней из «Долга». Люди в синих камуфляж– ках с нашивками «золотой щит» уже давно взяли на себя добровольную обязанность мощного фильтра, не пропускавшего отсюда в глубь Зоны тех, кто, по их мнению, Ей «не нужен».
Иногда доходило до того, что они заворачивали до девяноста процентов жаждущих попасть в Катакомбы или Подземный Агропром. И это притом, что «Долг» старался по мере сил контролировать восточный проход в Темную Долину и западный сектор, откуда вела прямая дорога на ближние подступы к Агропрому.
Темная Долина кишит всяческим деклассированным элементом, а где-то на заброшенных стройках у бандмэнов оборудована и неплохо оснащена целая база. Там же расположено бывшее подсобное хозяйство НИИ – фермы, скотные дворы и прочие, как выражаются официальные лица, надворные постройки.
Поэтому я очень удивился, впервые увидев на карте Стервятника в районе самого Агропрома еще ка– кую-то «звероферму». Она непременно должна быть встроена в соответствующую инфраструктуру, иметь столовую, коммуникации, газовое снабжение, электроподстанцию, подъездные пути и много чего еще. Хозяйство такого рода в карман не спрячешь, оно всегда на ладони. Но вот незадача: ни я, ни Гордей, ни даже Комбат никогда ни о какой звероферме на территории Агропрома слыхом не слыхивали.
Поэтому, как говорил один сметливый деревянный человек, тут какая-то стр-р-рашная Тайна Номер Два. А точнее, № 3. Да еще вдобавок виварий.
Ну, ладно, вот проснемся – разберемся, как я люблю повторять наедине с какой-нибудь симпатичной дамой в обстановке полного согласия, интима и взаимопроникновения. А пока мы осторожно и прилежно пытались выбраться из этих затхлых мест.
Конечно, сильнее всего напрягало близкое соседство банды чингизидов.
Когда их взаимоотношения с «долговцами» достигли очередной точки кипения, несколько черных абреков неслышно пробрались на пост «Долга» у восточного прохода. Под покровом ночи аккуратно сняли часовых и вошли в спальное помещение караулки, где отдыхала очередная смена этой странной, полувоенной группировки альтруистов-фанатиков с совершенно безумными, но крепко устоявшимися принципами. А спустя три минуты тихо вышли и бесшумно растворились в осеннем тумане, благо ночи тогда стояли сырые от непрекращающихся дождей.
Наверное, дождь как раз и усыпил бдительность часовых. Во всяком случае, когда появился через положенное время разводящий, он никак не мог добудиться заступающих в очередную смену. Восемь человек смены недвижно лежали в кроватях, аккуратно накрытые синими одеялами армейского образца с вышитыми на них золотыми щитами.
И у каждого мозг был пронзен «тонким острым предметом через канал ушной раковины».
Одни потом говорили, что это была вязальная спица, другие – ружейный шомпол. Думаю, что в обоих случаях «долговцы» умерли быстро, а значит, не мучались перед смертью.
Никто не сумел доказать, что гибель караула на Восточном – дело рук Чингиза и его людей. Гордей, который знает много чего о порядках на каждом уровне Зоны, говорил, что «Долг» даже прибегнул к помощи посредника.
Приезжал какой-то белый как лунь спец из ФСБ, чуть ли не бравший в свое время дворец президента Амина в Кабуле. Якобы с его подачи и милостивого благоволения тогда появилась и пошла в народ известная шутка о том, что русские десантники совершили открытие в органической химии – заменили аминокислоты на «бабракокислоты», имея в виду возведенного на престол марионетку Бабрака Кармаля.
Этот крутой спец тут же выехал на Восточный проход в сопровождении тройного эскорта – военных, «Долга» и людей Чингиза. Сам Ара в это время, выражаясь языком своих духовных братьев, сицилийских мафиози, залег на матрацы – пережидал в одном из своих сxpoнов, о котором не знала ни одна живая душа.
Три дня спец-фээсбэшник копал дело, буквально носом рыл землю. Даром что она у нас кругом радиоактивная, как последний альбом моей нежно любимой группы «Radiohead». А потом случайно угодил в «ведь– мин студень». Видимо, шибко задумался и не посмотрел лишний раз под ноги. А в Зоне под ноги не смотреть – самое последнее дело.
В общем, увезли его в Москву спецрейсом транспортного самолета, прямо в госпиталь Бурденко и сразу на операционный стол. А врачи смотрят: да он же как резиновый по пояс, со всеми вытекающими. Там не лечить – резать надо, и чем скорее, тем лучше.
Наверное, успели. Мужик-то хороший был, правильный. Не повезло только немножко. А у нас это бывает гораздо чаще, чем в Москве и даже в Кабуле.
С тех пор в Зоне на Восточном проходе в Агропром больше никаких расследований не вели. «Долговцы» будто бы поклялись отомстить, а у них слово крепкое. Но истории этой уже без малого три года, а Чингиз все так же княжествует на Свалке, и черт ему не брат, в смысле шайтан. Даже не кузен, наверное.
* – На том проход-де, который этот генацвали пас, всегда чингизиды ошиваются, – повторила Анка, когда мы устроили десятиминутный привал и военный совет методом мозгового штурма.
Есть никому не хотелось, и решено было поберечь шоколад и концентраты. Зато с большим удовольствием напились тонизирующей витаминизированной воды, настоянной по Гордееву рецепту.
– Что же будем делать? – осведомился заметно повеселевший Гордей.
Он даже на Анку начал поглядывать как-то по-особенному – то скосит глаз, то буравит взглядом, то туманит взор, то, наоборот, пламенит. Ни дать ни взять юноша бледный со взором горящим. Он, часом, в нее не влюбился?
– Пока еще нет, – ответил он с самым серьезным видом, когда мы разделились, чтобы отлить, хотя и оставаясь при этом с Анкой в пределах видимости – для безопасности. – Но уже сейчас вижу, девушка она боевая. И скромная. Все больше молчит, слова лишнего не скажет. Уважаю таких. Не то что у вас в «Лейке» официантки… И где это вы с ней познакомились, Гоша? Расскажешь как-нибудь при случае, а?
Слушая его, я едва не прыснул со смеху. Знал бы он, при каких обстоятельствах мы с этой скромницей познакомились!
Хотя, честно сказать, я всегда считал и сейчас считаю, что для современной девушки провести ночь с незнакомым мужчиной – еще не повод для дальнейшего знакомства. Если только этот мужчина – не я сам. Потому что секс со мной – никакой не разврат и не распущенность нравов современной молодежи.
Секс с Гошей Трубачом – это прямое и естественное следствие любви с первого взгляда. Ну или – с первого секса, если вам так больше нравится.
Анка повела нас, следуя своим ориентирам. По ее словам, был второй проход, гораздо дальше и неприятней. Ноу него было существенное преимущество – его не контролировали бандиты. Почему – нам и предстояло это выяснить в самом скором времени.
Восточный проход мы миновали спустя три часа весьма неприятного топанья через Свалку.
Из них битых полчаса мы только выжидали, когда стая слепых псов проследует по своим делам в противоположную нам сторону. По счастью или наоборот, но мы к тому времени уже настолько пропахли здешней милой атмосферкой, что, если бы от нас в сторону этих внебрачных детей пустырей и помоек дул самый мощный сирокко, монстры учуяли бы в лучшем случае запах стальных гаек из наших карманов. А этого добра на Свалке – как слепых собак нерезаных.
Потом прямо над нашими головами на бреющем прошли две блуждающие «птичьи карусели». Временами они сливались в экстазе, и тогда сверху тянуло озоном.
Наученный горьким, но таким бодрящим опытом общения с этими непоседливыми аномалиями, я уже готов был задать стрекача. Но узкая и теплая ладошка Анки удержала меня на месте. И я остался вместе со своими спутниками вжиматься мордой в прокисшую известку. Причем, поскольку я за минуту до того стянул опостылевший противогаз, пришлось мне, в придачу ко всем напастям, вдыхать испарения целой батареи банок нитролака с пробитыми, как же иначе, днищами.
Однако когда мы обошли пост чингизидов, – трое чернобородых, один по виду узбек и, к счастью, ни одного молдавана с их поистине сверхъестественным чутьем на чужих в радиусе пистолетного выстрела, – именно Анка невольно заставила нас с Гордеем призадуматься, верно ли мы поступили, не став торговаться с бандитами.
Второй, дополнительный проход в Агропром не сулил нам ничего хорошего уже по первому впечатлению. А такая неприязнь как первая любовь – всегда самая стойкая.
Глава 15. «А» и «Г» шагают по трубе
I’m on the nightrain
Ready to crash and burn.
«Nightrain», Guns N’ Roses У известного классика советской литературы второй половины XX века Леонида Брежнева (литературный псевдоним Генсек) было издано всего три тонких романа. Но каждый из них стал в Советском Союзе и тогдашних соцстранах настоящим бестселлером. Это была трилогия «Малая Земля», «Целина» и «Возрождение».
Не знаю, как насчет содержания этих опусов, но названия их я вспомнил не раз, пока мы пробирались к агропромовским подземным кущам глухими, кривыми и чаще всего окольными путями. Потому что земли вокруг в нормальном понимании этого слова особо не было – один выжженный грунт, болота, поросшие хилым ивняком с ольшаником, да еще нескончаемые буреломы железной арматуры, густо поросшей космами смертоносных «ржавых волос».
Мало было твердой почвы под ногами на Свалке, этой Малой Земле Зоны. Все больше – одна сплошная целина, о возрождении которой можно смело забыть на пару-тройку десятков лет.
И вот, кажется, Свалка позади, а впереди переход на новый уровень. Но почему-то никого из нас это обстоятельство не обрадовало.
В трехстах метрах впереди, за подозрительно ровным полем, поросшим плотным упругим клевером без тени присутствия сорняка, в обрыве пересохшего русла какой-то неведомой речушки зияло отверстие.
Обод большой бетонной трубы, уходящей в глубь песчаного грунта. Все вокруг было изрыто какими-то подозрительными норками, а внизу испещрено странными, совсем не птичьими на вид следами.
Труба большая – это, конечно, смотря относительно чего. Тушкан или даже слепой пес могли бы разгуливать по этой трубе, как по бульвару. Человеку же, даже вполне приземистому, полностью пролезть в трубу не получалось. Для этого нужно было согнуться в три погибели. А лучше – опуститься на четвереньки.
Но это еще полбеды.
Коварная судьба-индейка на сей раз приготовила нам поистине иезуитское испытание. Справа от бетонной трубы из оврага торчала еще одна. Тех же размеров и свойств, разве что она выступала из обрыва на лишний метр вперед, а бетонные края были обломаны и сильно раскрошились.
В остальном же они выглядели как два автономных «трубопрохода», и сейчас нам предстояло сделать верный выбор.
Наши мнения сразу разделились, и совсем не пополам, это бы еще куда ни шло. Наше единство раскололось ровно на три части. И ни один из партнеров не желал уступать.
