Текст книги "Клад стервятника"
Автор книги: Александр Зорич
Соавторы: Сергей Челяев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– И что теперь прикажешь нам делать? – поинтересовался Гордей. – Что вообще тебе от нас надо?
– От вас – почти ничего, – ответила она. И вдруг подмигнула мне так, что меня с ходу бросило в жар.
А потом в холод – такими ледяными фонтанами презрения меня сейчас окатили Гордей с Комбатом.
– Мне нужно быть рядом с картой. С оригиналом, – уточнила она для особо тупых.
– Но мы срочно летим по делам, – развел руками Гордей.
– Значит, и я лечу с вами, – кротко заключила она.
– Не-а, – усмехнулся Гордей. – Это невозможно, милая девушка. Мой геликоптер не выдержит четверых.
– Тогда ты останешься на земле, милый юноша, – пожала она плечиками. – Или вон тот мощный воин с хвостом на голове как у баб-бы.
Комбат поперхнулся от возмущения, но сдержался и промолчал. Была охота обижаться на каждую смазливую прости…
– Простите меня, конечно, но пока мне нужен Гош-ша-Трубач. Карта ведь у него, правильно?
Анна кольнула меня пальчиком в самое сердце. И как она умудрилась проделать это на расстоянии в три метра?
– Правильным будет другое, – недобро глядя на нее, заметил Гордей. – Правильней будет придушить тебя тут, а потом сбросить куда-нибудь в Болота, когда будем пролетать над ними.
– Боливар не выд-держит четверых, – напомнила Анна.
– Ничего. Ради твоего приятного тела мы потеснимся, – пообещал кровожадный очкарик. – И потом, это ведь ненадолго. Для начала как-нибудь взлетим…
– С толкача – запросто, – поддакнул доселе молчавший Комбат.
Видимо, это была его Маленькая месть Большого человека за «хвост, как у баб-бы». А мои приятели, оказывается, вовсе не так просты. Они, оказывается, не белы и даже не пушисты! Тоже мне джен-тель-мены…
– Ненадолго, – согласилась Анна. – Ровно через две минут-ты после взлет-та вертолет взорвется, если я не отключу программат-тор взрывного устройства. Поэт-тому убивать меня никак нельзя.
– Ну, хватит, – решительно шагнул к ней Гордей. – Или я тебя сейчас в самом деле придушу, или сначала переберу весь двигатель и найду твою гребаную мину. Только пока не решил еще, что сделать раньше.
– Разве я сказала что-то про двигат-тель? – удивленно вскинула тонкие бровки очаровательная террористка. – Да я в нем и не разбираюсь ни кап-пельки. Большие грязные железки – удел муж-чин.
– Где же тогда мина? – машинально произнес Гордей. Разумеется, он не надеялся на правдивый ответ, но все же!
– О, у вашего вертолет-та так много всяких интимных мест, – с загадочной улыбкой произнесла фурия. И даже попыталась игриво потрепать Гордея за подбородок.
Тот отшатнулся с таким великолепным шипением, что я уверился: Гордей – тоже наследник Слизерина, змееуст и знаток парсултанга. Ведь, несмотря на злобный шип очкарика, будто на раскаченный утюг плеснули воды, я абсолютно точно понял, что он хотел сейчас сказать прекрасной террористке. Причем дословно!
– Достат-точно нажать твоему стрекозельчику на одну секретную точку, и там сраз-зу образуется что?
Мы с Комбатом тупо хлопали ресницами, изображая бурные овации находчивости этой прекрасной стервочки.
– Правильно! – в свою очередь радостно захлопала в ладоши Анна. – Эрогенная зона. И ровно через две минут-ты этого стрекозла сотрясет такой оргазм…
Она внимательно глянула на нас. Я готов был поклясться, что сейчас она выудит откуда-нибудь зеркальце с косметичкой и примется как ни в чем не бывало накладывать макияж. Ведь делают же это девицы ее возраста и темперамента, сидя за рулем, прямо на ходу – я сам видел, и не только в Казани!
А в том, что именно эта Анка-пулеметчица – ага, вот, кстати, и подходящее имечко приклеилось! – сейчас самолично рулит всей ситуацией, уже не было сомнений ни у меня, ни у Гордея.
Комбат же в основном сохранял характерное для всякого правильного мужика молчание и незлобивый нейтралитет. Во всяком случае, если бы мы с Гордеем сейчас кинулись душить коварную террористку, я не уверен, что он хотя бы подержал ее маленькие стройные ножки!
Нужно было что-то срочно предпринять. И первым подал идею Гордей.
– Ладно, давайте все успокоимся. Со своей стороны могу заверить тебя, Анна, что мы летим сейчас вовсе не по маршруту, известному тебе из карты.
– Копий-и, – хрипло уточнила она и аккуратно прочистила горло, украдкой сплюнув прямо под ноги Гордею.
Это был откровенный вызов, но молодой ученый сдержался, хотя и смертельно побледнел при этом.
– Хорошо, – механическим голосом согласился он, – копии. Согласись, ведь не будешь ты теперь таскаться за нами, как собачка?
– Буд-ду, – возразила она. И улыбнулась с большим очарованием и шармом. – Конечно, буд-ду, дорогой Гордей. Куда я теперь без вас?
– Слушайте, мужики, – впервые за последнее время подал голос Комбат. – А может, отдадим ей эту карту, и пусть катится куда хочет? Хоть в Агропро…
Он прикусил язык, но было уже поздно.
– Ага, все-таки Агропром. Та-ак, – деловито произнесла Анка. – Значит, конечный пункт в обоих вар-риантах совпадает. Остается уточнить кое-какие детали на месте.
– Чего ты хочешь, Анка? – не выдержал я.
– Анка?
Она задумчиво пожевала губами, точно пробуя свое новое имя на вкус.
– Неплох-хо. Мне нравится. Если вам так хочется, буду все это время для вас Анкой. Осталось три недел-ли, да?
«Она и это знает, – молнией пронеслось в моем мозгу. – Может, успела взять у Стерха интервью? Интересно, какие они в постели, эти темные?»
– Ладно, будем называть так, – желчно проговорил Гордей. – А что ты сама предлагаешь?
Она просияла.
– Вот это другой разговор. Мужчины любят много говорить, хотя обвиняют в этом нас, женщин. А последнее слово в конечном итог-ге всегда остается за нами.
Она прищурилась, что-то прикидывая про себя. И кивнула, соглашаясь опять же только сама с собою.
– Куда вы теперь направляет-тесь? Только честно!
Мы переглянулись. Я кивнул.
– Мы летим за оружием и амуницией, – сказал Гордей. – Куда – говорить нужно?
– Не нужно. Я и так знаю, – кивнула Анка. – Только у Завал-ла на Белорусской Веже можно найти все необходимое для такой опасной экспедиц-ции, как наша.
При слове «наша», слетевшем с ее пухлых губок, вся мужская компания дружно хмыкнула.
– Высадить и вправду никого нельзя? Никого-никого?
– Нет, – веско вставил свои пять копеек Комбат. – Все, что мы возьмем, будет подгоняться на Гошу и Гордея индивидуально. А я посредник. Без меня Завал с ними и разговаривать не станет. Он же законопослушный тип.
– Ну, хор-рошо, – помедлив, согласилась она. И в эту минуту я понял: решение у нее было готово загодя, возможно, еще до нашей визуальной встречи.
– Можете лететь на Белорусскую Вежу. Только оставьте мне логин и пароль одного из ваших ПДА. Каждые двадцать минут будете посылать мне «маячок», чтобы я знала: вы живы-здоров-вы, и с вами нич-чего не случилось. А иначе я начну волноваться. Очень сильно волноваться, ясно? Мы же теперь одна команда!
– Да, – с явным усилием пробормотал Гордей. – Мы – одна команда, Анка.
– Замечат-тельно, – даже захлопала в ладоши девушка. – Я теперь Анка, а ты, – она ткнула пальчиком в Гордея, – Петька, да?
При виде ее счастливой улыбки Гордей только смущенно крякнул.
Игра ей явно понравилась.
– Ну, Гош-шик – это, конечно, Фурманов.
– Теперь она и тебя посчитала, – мрачно пробормотал очкарик.
– Почему? – удивился я, одновременно с трудом припоминая, чем конкретно занимался этот славный комиссар в древнем фильме про Чапаева, снятом уже тогда в очень модном нынче жанре «альтернативной истории».
– На тебе культурная програм-ма и идеология, – резонно сказала Анка. После чего обратила внимательный и задумчивый взор на Комбата, скромно стоявшего в сторонке.
– Ну а ты, конечно, Чапай?
– Почему я? – спросил он без всякого интереса.
– Во-пер-рвых, у тебя есть хвост, – заявила Анка, указывая на знаменитый хипанский хаер Комбата. И я еще раз убедился, насколько женский взгляд на противоположный пол отличается от мужского. Просто – в корне!
Не секрет, что даже сами женщины утверждают: все мужики, оценивая их при первой встрече, первым делом смотрят на попу. Потом – на грудь. И уже только в третью очередь – на удивительный внутренний мир женщины, полный тонких душевных переживаний и высоких нравственных идеалов пополам с духовными порывами.
А женщина, значит, «во-пер-рвых» смотрит мужику на хвост? В смысле, хаер?
Гм… Надо бы при случае поспрошать на этот счет лысых, как у них с женщинами все получается. Или подождать лет двадцать – глядишь, и сам все узнаю.
– Во-вторых, ты здесь самый вит-тный, – продолжила перечислять Комбатовы достоинства Анка. Тем самым втоптав в грязь нас с Гордеем по самые уши!
Бедный Комбат небось и сам не понимает, каких злейших врагов он только что заполучил в нашем лице.
– А в-треть-тих…
Взгляд Анки скользнул по мощной фигуре сталкера и задержался на ее нижней части.
– Не надо «в-треть-тих»! – поспешно сказал Комбат. – Пусть я буду Чапаем, хоть чертом, хоть Щорсом, но полетите за кладом Стервятника вы без меня. Я занят.
– Что т-так? – с явным сожалением протянула Анка.
В ответ Комбат издал неопределенный звук. По-моему, даже не губами!
– У Чапая командировка, – поспешно пришел ему на помощь Гордей. – Подрядился оборонять Царицын. От белых гадов.
И первым пошел к Анке законнектить свой ПДА. Значит, ему и слать ей маячки.
А мы с Комбатом полезли в вертолет.
Может, Анка, конечно, и блефовала. Но от одной мысли, что внутри воздушного судна где-то сидит магнитная смерть, мне сразу становилось не по себе. Комбат же как ни в чем не бывало уселся ближе к хвосту, прикрыл глаза, и его лицо тут же приобрело умиротворенное выражение кровавого полинезийского божка.
Наконец Гордей влез в кабину, взгромоздился на место пилота и включил двигатель.
– Возвращайтесь скорей-е! – помахала нам Анка. А затем погрозила пальчиком.
И на этот раз я не увидел ни капли шутки в этом простом и естественном жесте молодой красивой девушки. А ведь еще совсем недавно она ласкала меня, быть может, этим самым пальчиком и шептала мягкие ночные слова.
О, женщины, вам имя – вероломство!
Ну и еще пару сотен других имен, которые я сегодня уже произнес в их адрес. И ведь как в воду глядел!
Как бы то ни было, но если не считать того, что Гордей каждые двадцать пять минут нервировал нас отправкой маячков, на Белорусскую Вежу мы слетали более-менее удачно.
Более – заключалось в том, что Комбат всю дорогу увлекательно рассказывал про Завала, как тот лихо торгует разными примочками и приладами.
А вот «менее» коснулось только меня.
Из-за сильного ветра очень скоро разыгралась настоящая болтанка, и я слушал Володю вполуха, мечтая скорей ощутить под ногами твердую почву. Мутило страшно, так что я начал уже шарить по карманам в поисках гигиенического пакета.
А Гордею с Комбатом хоть бы что! Гордей машину ведет, кнопочки всякие жмет, тумблерами прищелкивает. Комбат же, сидя за спиной шеф-пилота, ему всякие истории рассказывает, как они в первый раз с Лодочником повстречались и как – в последний.
– У Завала нынче все отовариваются, даже Синоптик, – замесил он очередную темку.
– Вот как? А что он у Завала обычно берет? – отозвался Гордей, после чего заложил особо крутой вираж. Меня аж повело, во рту появился неприятный свинцовый привкус, а весь мой вестибулярный аппарат дрогнул и стал стремительно сдавать лишь четверть часа назад кое-как захваченный плацдарм.
– Ты не поверишь! – удивленно-пьяным голосом телевизионного зазывалы заорал Комбат, стремясь перекричать мерный рокот двигателя, который стал громче. – Раньше-то он отоваривался у Завала, как все прочие люди. Сталкерам ведь от Завала что нужно? Артефакты разные от радиации и болезней, ночные сменные линзы к биноклям, хитрая наствольная оптика, шумовые гранаты, и это только самое дешевое. Вот и Синоптик у Завала себе перчатку-уловитель, к примеру, покупал – сам говорил, старую куда-то посеял. По пьяни будто бы. И перчатки такие Завал сейчас паяет даже лучше, чем их раньше Лодочник варганил. Прикинь?
– Офигеть, – искренне подивился Гордей. Я чуть не плюнул с досады. Тут товарищ помирает от тошнотворного токсикоза под названием «воздушная болезнь», вот-вот концы отдаст. А эти лясы точат: ах, Завал, бла-бла-бла, ах, какие он перчатки паяет… Тьфу!
Все-таки плюнул. Хорошо, Гордей не услыхал, как я салон антисанитарю. Зато сразу полегчало, если и не физиологически, то морально уж точно. Вот что нужно делать, как тебя от жизни такой тошнит: плюнуть на всех с высокой колокольни – и все дела. А лучше – прямо с вертолета.
Под рокот мотора и шум ветра я незаметно уснул. Засыпая, еще смутно слышал, как эти две старые базарные бабы перемывали кости Синоптику, обсуждали какие-то его рукоделия – явно речь шла о всяких технических махинациях, на которые Синоптик горазд, а теперь значит еще и с легкой руки Завала. Потом у меня вообще ум за разум зашел: эти двое обсуждали какие-то вязанья, вышивальные чудо-иглы, орнаменты и прочую бабскую чушь. И при этом через слово поминали Синоптика и похабно ржали.
Что с них взять? Психи, и даже тошнота их не берет.
* Завал жил в уютном коттедже рядом с трассой. Уютном – потому что подходы к нему густо заросли кустами сирени, малины, а вокруг тянулись пустыри, поросшие восхитительным бурьяном. Вот это по мне: если бы у меня была когда-нибудь дача, ни за что бы не горбатился на ней, воюя за урожай, как мои родители, штурмуя электрички до казанских пригородов каждые весенние и летние выходные.
Да я лучше куплю этот огурец или помидор и схрупаю их за здорово живешь – еще и дешевле обойдется.
Ну а если имеешь собственный коттедж, значит, у тебя и дом, и дача в одном лице.
Вот только лицо, владеющее этим лицом, не глянулось мне с самого начала.
Комбат улучил момент и шепнул мне, что Завал получил этот дом вполне официально, и документы все выправлены чин чинарем. Сам покойный Лодочник почему-то не нашел никого поприличней, чтобы оформить свое завещание. Значит, Завал – самый близкий родственник Лодочника, абы кому наследство не вручат, верно? Хотя по паспорту он – тоже Завал. Просто фамилия у него такая прикольная.
Так что я покамест решил за глаза называть его Сынком.
Конечно, такие люди, как Лодочник, с эдаким бизнесом, как у него, всегда стремятся заранее привести все свои дела в порядок. Не удивлюсь, если и у Завала тоже в потайном сейфе приготовлено завещание какому-нибудь сынку. Но если у Лодочника сынок – Завал, то у Завала сынок – уж точно какой– нибудь кровосос.
Потому что весь в папеньку!
* Мрачный, нелюдимый бирюк. Грубый и невоспитанный хам. Алчный и прижимистый желудок.
О Завале можно говорить бесконечно. Хотя и говорить особо нечего. Худой как жердь, жилистый, как колбаса из субпродуктов, переименованная по какой– то нелепой случайности в «Столичную» из бывшей «собачьей радости». Да и сам Завал был этой радостью: бродячие собаки больше всего на свете обожают цепляться и облаивать на улицах таких вот серых и подозрительных личностей.
Бриться Завал предпочитал, наверное, раз в три недели, да и то небось сломанной электробритвой «Харьков». Сивыми усами он сразу напомнил мне ка– кого-нибудь участника бывшего ВИА «Пенсияры» – так многие тогда носили. Лицо же изрыто чем-то вроде оспы, хотя где ее сейчас в природе найдешь, лихоманку? Разве что в очень африканских странах.
Вся его одежда – жилет, застиранная футболка алисомана и вытертые до блеска древние джинсы. При виде этих заслуженных штанов я сразу вспомнил о старых добрых «варенках» самой распространенной в 1990-е годы вьетнамской фирмы «Мальвина»…
Только жилет и напоминал о том, что это родня Лодочника. Такие жилеты еще называют рыболовными – там несчетное количество карманов и кармашков, где можно при желании спрятать от вечернего улова до трехлитровой банки червяков или опарышей. У Завала была неприятная привычка: он периодически засовывал в карманы большие пальцы рук – а мог бы и ног, наверное! – и натягивал их, отчего во время разговора периодически слышался неприятный треск.
И голос у него был как из тех карманов – дребезжащий и блеющий, как у старого козла. Умеют же люди восстановить против себя собеседника еще задолго до начала разговора!
Первым делом этот тип не нашел ничего лучшего, как напомнить нам, что украинское правительство, несмотря на случившиеся там кой-какие перемены, рассматривает вопрос об ужесточении наказания за незаконное проникновение в Зону ЧАЭС. И для начата повысит сумму штрафа по сравнению с нынешней на порядок.
И только после этого осведомился: а чего, собственно, эта компания тут ищет? Дела пытает али от дела лытает?
Тут меня почему-то вновь затошнило. Я промычал невнятные извинения и бочком-бочком выскочил из дома. Даже рыгать в доме Завала мне не хотелось. Как говорили мальчишки в Казани моего детства, с таким чушпаном и на очко рядом не сяду!
Так что я направился прямиком в бурьян, старательно дыша и прикидывая, не сунуть ли в рот палец– другой.
Спустя минут десять, пока я отлеживался на свежем воздухе, дверь коттеджа отворилась, и оттуда появились Комбат с Гордеем. Похоже, сделка не состоялась: руки их были пусты, за спиною – ни рюкзака, ни котомки.
Они коротко, но оживленно что-то обсудили. Мне даже показалось, что под конец они всерьез заспорили. Меня они почему-то совсем не искали.
Потом Комбат словно бы в сердцах махнул рукой: мол, поступай как хочешь. Отвернулся и закурил. А Гордей вновь поднялся на крыльцо и исчез в доме.
Пора было и мне принять участие в обшем празднике жизни.
Я небрежной походкой – руки в брюки, взгляд независимый, как у шерифа штата Техас, – проковылял до двора и вопросительно глянул на Комбата.
– Не ходи туда, – посоветовал сталкер. – Это такая жила, меня самого чуть не стошнило. По-моему, Завал портится с каждым месяцем все сильней – тухнет от жадности и гниет, как старый гриб.
Спустя несколько минут из дома вышел Гордей. Лицо его было бледным, на шеках пятна нервического румянца.
– Иди теперь ты, – сказал он сталкеру. – Я его уже почти дожал – выбил семь процентов скидки. Твоя задача – десять, если, конечно, получится.
Комбат сначала сделал страдальческое лицо, но потом весь подобрался, как рысь перед прыжком, и отправился в дом.
Гордей вытер платком лицо, усмехнулся и покосился на меня.
– Ну, точно желудок! Я ему говорю: не нужно мне ни «кристаллов», ни «пустышек» твоих, ни «вывертов». Ты дай мне «лунный свет», уже настроенный в проти– вофазу, чтоб резонировал на пси-излучение как следует. Пару «гравей» из «воронки» посвежее, не позже месяца. И «каменный цветок» – он нам сейчас кровь из носу понадобится.
Я знал, что «каменный цветок» при ношении на поясе здорово поднимает иммунитет к гравитационным аномалиям. Это и «воронка», и та же «карусель», не говоря уже о «трамплине». Но я также знал, что «цветок» стоит немалых денег. А у меня их совсем нет.
– Но один я у него все ж таки выцыганил. По о-очень сдельной цене!
Гордей осторожно вынул из кармана коробочку, очень похожую на те, что используют в качестве футляров в ювелирных магазинчиках. Только поверхность коробочки была дополнительно залита полимерной пленкой.
– Вот он, родимый, – ласково произнес Гордей. – Наша палочка-выручалочка, если что.
После чего поднял коробочку к уху и слегка потряс.
– Ты что, сдуре-е-ел? – заорал я, готовый в любую минуту дать тягу. – Он же сейчас среагирует!
– Не боись, дружище. Я его пока что деактивировал, – довольно усмехаясь, ответил ученый. – Палочка – она вот тут.
Он слегка постучал ногтем по коробочке.
– А выручалочка-то она – вот где!
И он постучал меня по лбу.
Думаете, меня это успокоило? Черта с два.
Я вновь сунул руки в карманы и прогулочным шагом направился вокруг дома. На заднем дворе стоял садовый столик с парой плетеных стульев из ротанга. На них были свалены стопки книг – то ли для просушки, то ли приготовлены на выкидку. А сверху, на старинном пособии по ядерной и химзащите во время атомной войны, сплошь испещренном библиотечными штампами городской библиотеки г. Припяти номер 12 и межбиблиотечного коллектора, я увидел портрет.
Из-под треснувшего стекла маленькой рамки на меня смотрел вечный студент в белоснежной сорочке, галстуке – у нас в школе такие называли «кал-стук» – и характерных очках, заставляющих задуматься о Гарри Поттере и возможных корнях его российской родословной. Не хватало только трещины в одной линзе.
Я некоторое время разглядывал портрет, не понимая, что же меня в нем так привлекло. И вдруг понял: дело не в портрете и даже не в знакомых очках. Рамка портрета была черной. Это было траурное фото.
Видимо, оно долго висело где-нибудь в гостиной, на почетном месте или вместо иконы, пока не стало мозолить глаза своим вечным укором, с каким всегда глядят родные мертвецы на нашу неустроенную и расхристанную жизнь.
Интересно, что у Завала там теперь вместо Лодочника – я не сомневался, кто изображен в траурной рамке, хотя никогда не видел бывшего хозяина коттеджа в лицо. Быть может, потайной сейф, замаскированный какой-нибудь репродукцией или чеканкой.
Хотя я на месте Завала оставил бы фото Лодочника на месте. Кто еще на свете хранит нас так, как бывшая родня, знающая доподлинно все наши секреты?
– Чур меня, Лодочник, – прошептал я. – Чур…
Положил на место портрет и пошел в дом. Из-за неплотно прикрытой двери доносилась оживленная перебранка. Но, судя по дуэту, зычная глотка Комбата понемногу брала верх над дребезжащим, надтреснутым тенорком нового русско-украинского Буратино. И поделом тому.
Прошел еще час, и мы принялись складывать амуницию. Комбат все-таки нашел убедительные доводы и, похоже, открыл у Завала неплохой кредит.
– Пришлось все-таки Косте звякнуть. Зато тринадцать с половиной, – шепнул он просиявшему Гордею. – С тебя магарыч, Гордеич.
– Запиши пока что на счет Трубача, – посоветовал очкарик.
Это была самая грустная шутка из всех, что только прозвучали за сегодняшний безумный, безумный, безумный день.
Глава 14. Привратники Свалки и превратности судьбы
What does it matter to ya
When ya got a job to do
Ya got to do it well
You got to give the other fella hell.
«Live and Let Die», Guns N’ Roses Круглый птичий глаз я заметил, когда он блеснул в полутьме, сгустившейся между двумя огромными проржавевшими контейнерами, доверху заваленными стальным хламом. Это могла быть только хищная припятская чайка, они давно завладели большей частью здешней земли. Скрытая массивной железной панелью чайка хрипло каркнула, затем снова и снова. Ей тут же стали откликаться другие поморники.
После возвращения с Белорусской Вежи почти сутки ушло у нас на сборы. Гордей заночевал у меня, и мы полночи тщательно паковали автоматы, боеприпасы, запасную одежду и «цацки» от Завала. Комбат, молодчик, не взял с меня ни копейки, понимая мое сложное финансовое положение. Он договорился с Завалом, что мы все берем у него как бы напрокат, с возвратом, при условии сохранения ресурса и товарного вида каждой его «прилады».
Я не представлял себе, как можно сохранить в целости и сохранности, к примеру, десять рожков патронов к «калашу». Или же не перепачкать отличные непромокаемые сапоги с подошвой из хитрого каучука, которые Комбат, решив меня разыграть, важно представил как «настоящие мокроступы от ученых с Янтарного озера», вызвав у Гордея приступ безудержного, переходящего в истерический хохота.
И еще мы с Гордеем долго обсуждали все детали и подробности предстоящего маршрута. А заодно строили догадки относительно таинственной «Зверофермы № 3», одна другой фантастичнее.
Где в это время ошивалась Анка, нам было неведомо. Но в назначенный ранний утренний час она уже поджидала нас возле вертолета.
Как ей удается просачиваться за кордоны и спокойно пересекать Периметр, точно это не сплошная линия блокпостов и дотов, а приморский бульвар, для всех нас так и осталось тайной. Одно слово – наемница.
Улетать мы решили по-английски, не прощаясь. Гордей сказал: мол, это хорошая примета. Даже Комбату зайти ко мне на посошок назначили часом позже. Надеюсь, он за это на нас не в обиде.
До Свалки долетели сносно. Немножко болтало, конечно, но ветер скоро утих. И сквозь тучи даже пару раз выглядывало солнце. Тоже недурная примета, однако.
Анка и Гордей общались вполне корректно. Во многом этому способствовала просьба девушки починить ее ПДА. Коварный прибор в самые критические моменты жизни его хозяйки норовил подать громкий звуковой сигнал, и, по словам Анки, он уже трижды подводил ее под монастырь, под зомби и под припять-кабана.
Гордей ПДА починил в два счета (по-моему, просто отключил звук в опциях). Но его авторитет в глазах Анки поднялся еще на одну ступеньку пьедестала женских симпатий.
Еще в полете Гордей связался со своим человеком на уровне. И едва мы приземлились, к нам тут же подкатила низенькая и широченная таратайка, больше всего похожая на старинный «багги». Только установленный на широченные колеса, способные на раз преодолевать кучи битого кирпича и жестяные кусты– мутанты, которыми нас встретила Свалка уже в первые минуты пребывания на твердой земле.
Из таратайки ловко, как резиновый мячик, выскочил бородатый крутой мэн, полная копия Мэла Гибсона из сериала про Безумного Макса и подонков-рокеров. Ученые обменялись приветствиями, на нас с Анкой бородач даже не взглянул.
При этом они не пожали рук, только похлопали друг друга по плечам.
Отойдя в сторонку, прямо в кучу щебня, приятели сказали несколько фраз и одобрительно покивали. Прямо как две резиновые собачки на нитках, которые обычно висят в старинных «тойотах» перед носами их хозяев, безнадежных зануд и отсталых деревенщин.
Затем мэн так же сноровисто и упруго, как прежде выпрыгивал из таратайки, запрыгнул в кабину вертолета. Двигатель взревел, набрал обороты, и воздушное судно поползло над Свалкой куда-то на юго-восток.
А за ним, к нашему величайшему удивлению, покатила и таратайка. Сама, без водителя, не разбирая дороги, но точно выдерживая курс на вертолет.
Три минуты – и вот они уже исчезли с наших изумленных глаз.
– Моя схемка, – не без гордости отметил Гордей, провожая взглядом тучи радиоактивной пыли. – Я ее придумал еще в школе, когда записался в кружок управляемых моделей. А здесь просто увеличил в масштабе и слегка довел до ума.
– Этот тип – он вообще кто? – больше для проформы спросил я. В принципе мне было абсолютно наплевать на этого невежу с высокой колокольни моего интеллекта.
– Друг детства Жендос-Паровоз. Одноклассник, – улыбнулся Гордей. – Я тогда запускал во дворе свои модельки, а он из своего окна расстреливал их камнями.
– Хороший мальчик, – на всякий случай нейтральным тоном заметил я.
– Мы с ним долго воевали, – кивнул Гордей. – А потом я запустил прямо к нему в окно свою лучшую модель транспортной ракеты, наполненную доверху пейнтбольной краской.
– И как, помирились? – прошептала Анка, с ужасом глядя на Гордея.
– Ага, – вяло махнул рукой очкарик. – Жендос после этого случая наконец понял, что худой мир со мной лучше доброй ссоры. И стал внедрять мои изобретения в жизнь. Но это уже отдельная и очень длинная история. К слову сказать, я его и сманил в Зону. И выбрал он Свалку не случайно. Для умных и предприимчивых людей здесь настоящее Эльдорадо.
– А почему он ни с кем не здоровается? И тебе руки не пожал? – спросил я.
– Он просто очень чистоплотный. Ужасно боится заразы. Поживешь тут, на Свалке, – и не такую фобию подхватишь, – объяснил Гордей. – Ну что, други и сестры, потопали?
Я не очень понял, какой это заразы избежал Жендос, не удостоив приветствием меня, Анку и Комбата. Информационных вирусов, что ли?
Но углубляться в тему не стал.
И мы потопали через Свалку довольно быстро, практически не тратя контрольных гаек. Благо маршрут на этом участке карты Стервятника был выверен с точностью до сантиметра. Детекторы аномалий лишь изредка подмигивали, загодя предупреждая об опасности. Поэтому мы приободрились и уверенно шагали навстречу вожделенному кладу.
Но так было только первые два часа.
Теперь же, пешие и утомленные, мы медленно продвигались среди бесформенных куч стройматериалов и железного лома, ржавеющего тут испокон веку и постепенно распадающегося жирной рыжей трухой. Питания черным хищникам здесь хватало: час назад нам представилась увлекательная возможность наблюдать, как чайка пикирует сверху на зазевавшуюся крысу. Несколько ударов мощного клюва – и вот уже огромный грызун с проломленной головой разорван пополам.
– Надо остерегаться любых скоплен-ний этих миленьких птичек, – предупредила Анка. – Думаю, они способны поднять в воздух и унести даже взрослого мужчин-ну средних лет и стандартных габарит-тов.
Мы переглянулись с Гордеем, но улыбки на всякий случай сдержали. Интересно, какие это «габарит-ты» имеются у нашего брата и подпадаем ли мы с напарником под раздачу к злобным поморникам.
– Может, их пострелять? – предложил с улыбкой молодой ученый. – Одна пуля – одной проблемой меньше. И так раз сто, думаю, хватит. Я в детстве, между прочим, из рогатки стрелял неплохо.
– Думаю, твое детство прошло в основном в книжках, – без тени эмоций ответила девушка. – Рогатки у пацанов были полвек-ка назад. А ты с виду вроде помолож-же. Ты ведь не знаешь, что такое «коровий бинт», верно?
– Ну, я просто очень мощный старик, – отшутился Гордей.
Было заметно, что ему очень не хотелось пасовать перед женским полом, однако он был вынужден согласиться с Анкой. А значит, расписаться в своей некомпетентности, что для него как мужчины и ученого было, уж конечно, весьма унизительно.
– «Коровий бинт» – это как раз широк-кая резина для рогатки, – пояснила Анка. – Сам посуди: ведь не из маминых трусов станет вырывать резинку для рогатки правильный пацан!
Слушая ее вполуха и во все глаза обшаривая мусорные баки впереди и по флангам, я готов был поклясться, что Анка если не родом, то, во всяком случае, бывала у нас в Казани. Иногда, несмотря на акцент, она походила речью на обычного гопника «с Кварталов» или из спальных микрорайонов на Горках.
А иногда – на эксперта по выживанию, каких так любят показывать в американских фильмах про то, чего никогда не бывает на свете. А в армии – уж точно.
– Учти, если ты собрался палить во все стор-роны, одну маленькую летать, – сказала она, не сводя настороженных глаз с неба. – Свалка – любимое место дислокации местных банд. Они собирают дань с каждого сталкера, как баскаки хана Батыя – с ними не договоришься. Сталкеры для них – как свеж-жее говно для мух.
– Фи, мадам, что за манеры, – поморщился Гордей.
– Так что твой первый же выстрел на Свачке, – невозмутимо продолжила Анка, казалось, не расслышав его реплики, – это выход в бандитский эфир открыт-тым текстом: я здесь, вот он я, берит-те меня голеньким. И поверь, на этот сигнат тотчас слетятся такие мух-хи, что я не позавидую говну.
